Страница:
Так продолжалось довольно долго. Задворенко не выказывал ни тени смущения. Он давно привык к подлинной, умело скрываемой от общественности сущности кормильца, да и сам по характеру мало чем отличался от Крымова.
– Твоя задача состоит из двух пунктов, – вдосталь насладившись мысленной картиной уготованных ненавистному журналисту нечеловеческих страданий, возобновил инструктаж «сверхдоверенного лица» Семен Афанасьевич. – Во-первых, изъять и передать мне из рук в руки собранные Ворониным материалы. Во-вторых, принудить Андрюшеньку поставить автограф под машинописным экземпляром восхваляющей меня обширной статьи, которую на следующий же день опубликуем в газете «Бизнесмен»[35]. Текст сварганишь самостоятельно, с учетом литературного стиля Воронина (предварительно добросовестно изучи его писанину). Вопросы есть?
– Никак нет! – преданно вытаращив глаза, пролаял Задворенко. – Вы, шеф, воистину гениальны! Я искренне восхищен вашей всеобъемлющей мудростью, потрясающей прозорливостью...
– Хорош петь дифирамбы, – брюзгливо оборвал «шестерку» олигарх. – Принимайся за работу. Сроки поджимают. На носу парламентские выборы. Проваливай восвояси. И возвращайся только с конкретными результатами... Да, кстати, Мишка, ни на секунду не забывай три вещи: на каком крючке ты у меня висишь, кто тебя е...т и кто кормит... Насчет второго – шутка, насчет остального нет. Пшел!!!
Задворенко проворно вскочил со стула, угодливо изогнулся и, задом отворив дверь, вывалился из кабинета...
2
3
– Твоя задача состоит из двух пунктов, – вдосталь насладившись мысленной картиной уготованных ненавистному журналисту нечеловеческих страданий, возобновил инструктаж «сверхдоверенного лица» Семен Афанасьевич. – Во-первых, изъять и передать мне из рук в руки собранные Ворониным материалы. Во-вторых, принудить Андрюшеньку поставить автограф под машинописным экземпляром восхваляющей меня обширной статьи, которую на следующий же день опубликуем в газете «Бизнесмен»[35]. Текст сварганишь самостоятельно, с учетом литературного стиля Воронина (предварительно добросовестно изучи его писанину). Вопросы есть?
– Никак нет! – преданно вытаращив глаза, пролаял Задворенко. – Вы, шеф, воистину гениальны! Я искренне восхищен вашей всеобъемлющей мудростью, потрясающей прозорливостью...
– Хорош петь дифирамбы, – брюзгливо оборвал «шестерку» олигарх. – Принимайся за работу. Сроки поджимают. На носу парламентские выборы. Проваливай восвояси. И возвращайся только с конкретными результатами... Да, кстати, Мишка, ни на секунду не забывай три вещи: на каком крючке ты у меня висишь, кто тебя е...т и кто кормит... Насчет второго – шутка, насчет остального нет. Пшел!!!
Задворенко проворно вскочил со стула, угодливо изогнулся и, задом отворив дверь, вывалился из кабинета...
2
Едва покинув апартаменты шефа, «сверхдоверенное лицо» олигарха мистическим образом преобразилось. Жалкая, раболепно сгорбленная фигурка распрямилась, сделалась солиднее, выше ростом, грудь выкатилась колесом, подбородок выдвинулся, глаза загорелись. Физиономия обрела прежнее начальственно-высокомерное выражение...
– Какого рожна бездельничаешь? – подойдя к своему новенькому «шестисотому» «Мерседесу» и случайно заметив крохотные пятнышки грязи на левом крыле, свирепо набросился Задворенко на двадцатилетнего шофера Леньку. – Пока я отсутствовал, ты мог помыть машину?! Мог, спрашиваю, или нет?
Не дожидаясь ответа, пресс-секретарь «известного предпринимателя» резко, без замаха ткнул Леньку кулаком в челюсть. Парень пошатнулся и, получив следующий удар носком ботинка в низ живота, с хрипом упал на снег.
– Свинья свиньей! – прорычал Задворенко. – В хлеву твое место, тварь! Хотя нет. Мои собачки давно не кушали свежей поросятины! Вот возьму тебя, неряху, да скормлю живьем песикам! Гы-гы-гы!
– Не надо! Умоляю, не надо! – в ужасе зарыдал шофер. Слова работодателя отнюдь не являлись пустой угрозой. Леонид отлично помнил, как полгода назад «сверхдоверенное лицо» Крымова до смерти затравило овчарками маляра Пашу Писаренко. Он приехал на заработки с «незалежной», доведенной правителями-националистами до полнейшей нищеты Украины, подрядился за грошовую плату обновить хозяйственные постройки в загородной усадьбе Задворенко, с работой справился успешно, но тем не менее чем-то не угодил вспыльчивому пресс-секретарю. В результате связанного Писаренко бросили в памятный читателю вольер, и злющие собаки растерзали бедолагу на части. То, что осталось от Паши, Михаил растворил в кислоте. Ни о каком уголовном расследовании речи, естественно, не зашло. Слишком большим могуществом обладал ближайший подручный «известного предпринимателя», да и кому, собственно, интересна судьба бесправного гастарбайтера? Мало ли их по стране бродит? Без регистрации, без прописки... Одним больше, одним меньше...
– По-ща-ди-те! – захлебываясь слезами, надрывался шофер. Тело его билось в истерике, глаза закатились под лоб. Задворенко наблюдал с садистской ухмылочкой.
– Ладно! – по прошествии пары минут «смилостивился» он. – На сей раз, так и быть, прощаю! Помни, сопляк, мою доброту! Но предварительно вылижи языком машину! В прямом смысле! Дабы впредь неповадно было лодырничать!..
Перепуганный, деморализованный Леня беспрекословно подчинился сволочному приказу хозяина-самодура.
– Старательнее лижи, старательнее! – сурово покрикивал на него Задворенко. – Чтоб, блин, сияло, как полуденное солнце! Активнее! Гы-гы-гы! Черт с тобой, недоносок, садись за руль! – вдоволь накуражившись, бросил наконец Задворенко, открыв дверцу «Мерседеса», плюхнулся на заднее сиденье, ткнув шофера кулаком в спину, буркнул: – Домой! – и, лениво щурясь, расслабился. Задание Крымова не представлялось Михаилу чем-то сложным или необычным. Ему уже неоднократно доводилось успешно справляться с подобного рода щекотливыми поручениями, когда на врагов олигарха не действовали «цивилизованные» способы давления. Пресс-секретарь «известного предпринимателя» обладал богатейшим опытом в данной сфере. Опытом, уходившим корнями в минувшее десятилетие. Ко временам бурной молодости «сверхдоверенного лица». Ведь на самом деле Задворенко не всегда был Задворенко! Тринадцать лет назад он носил фамилию Лимонов, отбывал срок заключения за участие в групповом изнасиловании девчонки-старшеклассницы, обитал в камере номер 66 «крытой» тюрьмы, расположенной в одном из городов европейской части бывшего СССР, под руководством тамошнего пахана Юрия Крылова (с благословения тюремного «кума» майора Афанасьева) ударно трудился в качестве козла-прессовщика. Трудился вплоть до появления в пресс-хате очередного «клиента» по прозвищу Вояка, встреча с которым, как помнит читатель, закончилась для ссученных весьма и весьма плачевно!
«Однако удачно я тогда выкрутился!» – вспомнив декабрь 1986 года, подумал Михаил, прикурил сигарету с ментолом и, посасывая ее, вернулся мыслями к тем роковым событиям...
– Где пятый? Пятый где? Неужто удрал?!
– Да нет, не волнуйся, отсюда не убежишь, – спокойно ответил тот. – Вон он, родимый, под нарами прячется!
– Вылазь, гнида! – рявкнул Геннадий.
Обмочившийся со страху Михаил выполз по-пластунски из-под шконки и тут же взвизгнул, ощутив хлесткий, болезненный удар резиновой дубинки вдоль спины.
– Это персонально от меня! – презрительно сплюнул Яковлев. – У-у-у, паскудыш!
Затем, коротко посовещавшись, надзиратели вызвали дежурного офицера. Вояку отвели обратно в карцер, четверых ссученных отправили в санчасть, а Лимонова оставили до утра на прежнем месте. Ночью Михаил не спал и, трясясь в животном ужасе, перебирал в уме разнообразные варианты своего дальнейшего будущего. Перспективы вырисовывались самые что ни на есть зловещие. Лимонов понимал – прессовщиком ему больше не бывать. Александр Владимирович не жалует неудачников, а следовательно... следовательно... О-е-мое!!!
17 декабря в 9 часов 30 минут в камеру ворвался разъяренный Афанасьев. Лимонов рыдал, ползал на коленях, целовал майору сапоги, умолял о пощаде, а захлебывающийся матерной бранью «кум» бешено пинал Михаила ногами в лицо и куда придется. В конце концов гнев начальника оперативно-следственной части малость утих. Он вспомнил о выдающихся заслугах Чукчи Неумытого в области стукачества и смягчился. В отличие от остальных, Лимонова перевели не в обычную камеру, а в «красную»[36], кстати, тоже пятиместную, уже полностью укомплектованную.
Михаил стал шестым как в прямом, так и в переносном смысле. Осужденные менты хоть и не убили бывшего прессовщика, но в первый же день опетушили, и остаток срока Михаил провел под нарами, отзываясь сразу на две клички: Однако, когда предстояло мыть парашу, стирать сокамерникам носки, нижнее белье или выполнять какую-либо иную грязную работу, и Лялька, если Лимонова собирались использовать в качестве петуха. Протекали дни, недели, месяцы, годы... Население камеры менялось. Кто-то отправлялся в лагерь, кто-то приходил на освободившееся место. Один лишь Однако-Лялька неизменно жил под нарами. Между прочим, Михаил остался в «крытке» по собственному желанию: когда в середине 1987 года у Лимонова закончился тюремный режим, он слезно упросил «хозяина» Фелицина не этапировать его в зону, хотя бы и в «красную». Расчет выпускника журфака был предельно прост: тут Ляльку пользуют пятиместной камерой, а в зоне будут всем бараком. «Не стоит кидаться из огня в полымя! Лучше спокойно досижу здесь», – мудро рассудил Михаил. Необходимо отметить, что гнилая, трусливая душонка Чукчи Неумытого-Лимона-Однако-Ляльки быстро приспособилась к создавшемуся положению вещей и даже не особенно им тяготилась. Больше всего на свете Лимонов боялся потерять жизнь и, в отличие от нормального человека, предпочитал смерти жалкое существование поднарного петуха... Помимо исполнения основных обязанностей опущенного, Михаил продолжал стучать «куму» на сокамерников и приблизительно раз в месяц получал от Афанасьева небольшие подачки: то пачку «Беломора», то кусок колбасы... Судьбой былых товарищей по пресс-хате Однако-Лялька, будучи закоренелым эгоистом, не интересовался. Только слышал однажды краем уха, что все они кончили чрезвычайно плохо... В конце 1988 года в жизни Лимонова произошло судьбоносное событие. На одноярусной шконке убывшего по этапу экс-прокурора Ивана Юрьевича Огурцова по кличке Огурец (под которой обитал Михаил) поселился тридцатилетний Феликс Купцов, в недавнем прошлом майор милиции, «сгоревший» на непредумышленном убийстве подозревамого в квартирной краже (переусердствовал, выбивая «чистосердечное признание»). Еще раньше Купцов служил в Афганистане, в спецназе ВДВ и владел приемами рукопашного боя если не лучше, то по крайней мере не хуже разгромившего пресс-хату Вояки, частенько грезившегося Однако-Ляльке в кошмарных снах. Зайдя в камеру, Феликс сразу провел сеанс всеобщего, как он выразился, «профилактического» мордобития и соответственно заделался паханом. Экзекуции избежал лишь Мишка-петух, своевременно юркнувший под нары. Купцов, кажется, это оценил. На протяжении последующей недели он внимательно присматривался к Михаилу, что-то прикидывая в уме, и однажды после отбоя, свесив голову со шконки, зашептал:
– Сволочь, конечно, ты голимая[37], но сволочь неглупая. Думаю, можешь пригодиться в дальнейшем. Чалиться тебе осталось чуть больше полугода. Я тоже долго не задержусь. Нюхом чую! Выйдем на свободу – поработаем вместе. В общем, так: на меня «куму» не стучи, поклянись в безоговорочной преданности навсегда, а я взамен обеспечу тебе более сносное житье в «крытке» и на воле помогу шкуру спасти, запутать следы. Есть на примете один влиятельный человечек с бо-о-ольшущими перспективами! Ну как, согласен?
Лимонов оцепенел. Прозорливость Купцова, в считанные дни раскусившего опытнейшую наседку[38], поразила Михаила до глубины души, а обещание «помочь на воле» через посредство некоего «влиятельного человечка» внушило определенный оптимизм. Выпускник журфака МГУ не был дураком и хорошо понимал, что если в «красной» камере он хоть под нарами, но существует, то на свободе ему кранты! Без вариантов! Бывшего пресс-хатовского козла урки в покое не оставят. Из-под земли достанут, на запчасти разберут!
– Согласен? – нетерпеливо переспросил Купцов.
– Да, да, да! – суетливо зачастил Однако-Лялька. – Буду верен до гроба! Клянусь!
– Вот и ладушки! – удовлетворенно проворчал Феликс, откинулся на подушку и захрапел...
На следующее утро он во всеуслышание объявил:
– Петуха без моего разрешения не трогать! Кто ослушается – полезет под нары сам. Вопросы есть?!
Вопросов не последовало. Осужденные менты успели в достаточной степени изучить крутой нрав новоявленного пахана...
На свободу Лимонов с Купцовым вышли одновременно. Михаил – «по звонку»[39], Феликс – благодаря знаменитой амнистии 1989 года[40]. Выполняя данное в тюрьме обещание, Купцов познакомил Лимонова с Крымовым. В то время Семен Афанасьевич официально числился научным работником, заведующим сектором крупного научно-исследовательского института АН СССР, а на самом деле являлся видным дельцом теневой экономики, членом тайной масонской ложи и американским «агентом влияния». С Купцовым его связывали давние, как впоследствии узнал Михаил, «мокрые» дела. К рекомендации Феликса «влиятельный человечек» отнесся с должным пониманием: разрешил взять Лимонова на работу подручным (по освобождении из мест заключения Купцов незамедлительно возглавил подпольную службу безопасности Крымова) и помог пресс-хатовскому козлу основательно запутать следы. Путем пластической операции Михаилу изменили внешность, сочинили новую биографию, сделали полный комплект подлинныхдокументов: паспорт, школьный аттестат, военный билет, диплом о высшем гуманитарном образовании и т.д. и т.п., вплоть до мелочей типа свидетельства о рождении. Все на фамилию Задворенко. Имя, удобства ради, оставили прежнее... Вживаясь в личину Задворенко, Чукче Неумытому-Лимону-Однако-Ляльке пришлось основательно потрудиться и в корне поломать смолоду устоявшиеся привычки. Он приучился регулярно мыться, бриться (правда, через «не хочу»), стал носить опрятную одежду (опять-таки с отвращением), прекратил к месту и не к месту вставлять в разговор прежде столь любимое словечко «однако»... Внутренняя же сущность свежеиспеченного гражданина Задворенко сохранилась в неприкосновенности. Как был подонком, таким и остался... Нелегальная служба безопасности Крымова занималась физическим устранением одних врагов Семена Афанасьевича и укрощением других. Купцов больше преуспевал в первом, а Задворенко (используя приобретенные в пресс-хате навыки) – во втором. С 1991 года начался стремительный взлет карьеры Крымова. С годами Семен Афанасьевич усмотрел в Михаиле немало ценных, с его точки зрения, качеств. Задворенко постепенно рос, набирал силу, влияние. К концу девяностых он полностью оттеснил Купцова на задний план. Михаил стал «сверхдоверенным лицом» Крымова (теперь уже общепризнанного олигарха), подмял под себя руководство службой безопасности, контроль за средствами массовой информации и прочее, прочее, прочее... Феликсу пришлось довольствоваться ролью рядового исполнителя. Одно время Задворенко подумывал даже, не «убрать» ли былого покровителя, а ныне опасного свидетеля от греха подальше, наладить за ним слежку, но в последний момент отказался от этой затеи. Нет, не из чувства благодарности, абсолютно не свойственного Михаилу...
Просто мокрушник Купцов нежданно-негаданно угодил на прочнейший крючок к Задворенко, чем, сам того не ведая, спас себе жизнь. Однажды он, решив подхалтурить на стороне, принял (естественно, через посредника) дорогостоящий заказ на «устранение» от заклятого недруга и вечного конкурента Крымова олигарха Г... Купцову предлагалось «стереть» довольно видную в России фигуру из числа давних приятелей Семена Афанасьевича. По условиям контракта ликвидация должна была выглядеть как самоубийство или несчастный случай. Феликс не подозревал, что «сверхдоверенное лицо» буквально обложило его «жучками» и что каждое произнесенное им слово скрупулезно фиксируется на аудиопленку. Получив авансом солидный гонорар, киллер спокойно взялся за работу, в которой, надо отдать ему должное, разбирался превосходно. Вскоре намеченная жертва благополучно скончалась от передозировки наркотиков. Якобы по собственной оплошности. О постороннем вмешательстве мало кто догадался[41]. На следующий после похорон день Задворенко дал прослушать убийце компрометирующие его записи и предложил:
– Либо ты, напрочь позабыв о прошлом, становишься моей «шестеркой» и больше не якшаешься с той «сводней», либо пленочка попадает прямиком к Крымову. Он, кстати, чрезвычайно расстроен смертью дружка. Выбирай!
Купцов предпочел первый вариант, а посреднику организовал «бесследное исчезновение». Попав в кабалу к Задворенко, Феликс стал «исполнять» не только «клиентов» Семена Афанасьевича, но и тех, на кого указывал личноМихаил, без согласования с шефом...
Купцова Задворенко использовал лишь для мокрухи. Прессовкой в рамках демократической «законности» занимались купленные с потрохами журналисты и телеведущие, а прессовкой более конкретной, так сказать «физиологической», – отдельная команда из четырех здоровенных субъектов, в прошлом спортсменов. «Сверхдоверенное лицо» выдрессировало их не хуже, чем овчарок в вольере. Иногда, в особо интересных случаях, Лимонов-Задворенко по старой козлиной памяти непосредственно руководил действиями прессовщиков. Иногда (по мелочам) лишь давал четкие инструкции, а затем выслушивал подробный доклад.
Пресс-секретарь «известного предпринимателя» прервал воспоминания. Выбравшись из машины, он прошел в дом (по пути шутки ради отвесив смачного пинка зазевавшемуся садовнику) и по телефону вызвал на аудиенцию членов «отдельной команды» – Глеба Соскова, Эдуарда Шершнева, Семена Сиволапова и Валентина Флярковского. Потом Михаил приказал горничной подать кофе с коньяком, выпил подряд три чашки, закурил сигарету, развалился в кресле, водрузил ноги на стол и в ожидании появления подручных включил телевизор. С экрана лились потоки грязи. Предвыборная кампания в Государственную Думу находилась в полном разгаре. Слушая злобный визг телевизионных прессовщиков, козел со стажем снисходительно усмехался...
– Какого рожна бездельничаешь? – подойдя к своему новенькому «шестисотому» «Мерседесу» и случайно заметив крохотные пятнышки грязи на левом крыле, свирепо набросился Задворенко на двадцатилетнего шофера Леньку. – Пока я отсутствовал, ты мог помыть машину?! Мог, спрашиваю, или нет?
Не дожидаясь ответа, пресс-секретарь «известного предпринимателя» резко, без замаха ткнул Леньку кулаком в челюсть. Парень пошатнулся и, получив следующий удар носком ботинка в низ живота, с хрипом упал на снег.
– Свинья свиньей! – прорычал Задворенко. – В хлеву твое место, тварь! Хотя нет. Мои собачки давно не кушали свежей поросятины! Вот возьму тебя, неряху, да скормлю живьем песикам! Гы-гы-гы!
– Не надо! Умоляю, не надо! – в ужасе зарыдал шофер. Слова работодателя отнюдь не являлись пустой угрозой. Леонид отлично помнил, как полгода назад «сверхдоверенное лицо» Крымова до смерти затравило овчарками маляра Пашу Писаренко. Он приехал на заработки с «незалежной», доведенной правителями-националистами до полнейшей нищеты Украины, подрядился за грошовую плату обновить хозяйственные постройки в загородной усадьбе Задворенко, с работой справился успешно, но тем не менее чем-то не угодил вспыльчивому пресс-секретарю. В результате связанного Писаренко бросили в памятный читателю вольер, и злющие собаки растерзали бедолагу на части. То, что осталось от Паши, Михаил растворил в кислоте. Ни о каком уголовном расследовании речи, естественно, не зашло. Слишком большим могуществом обладал ближайший подручный «известного предпринимателя», да и кому, собственно, интересна судьба бесправного гастарбайтера? Мало ли их по стране бродит? Без регистрации, без прописки... Одним больше, одним меньше...
– По-ща-ди-те! – захлебываясь слезами, надрывался шофер. Тело его билось в истерике, глаза закатились под лоб. Задворенко наблюдал с садистской ухмылочкой.
– Ладно! – по прошествии пары минут «смилостивился» он. – На сей раз, так и быть, прощаю! Помни, сопляк, мою доброту! Но предварительно вылижи языком машину! В прямом смысле! Дабы впредь неповадно было лодырничать!..
Перепуганный, деморализованный Леня беспрекословно подчинился сволочному приказу хозяина-самодура.
– Старательнее лижи, старательнее! – сурово покрикивал на него Задворенко. – Чтоб, блин, сияло, как полуденное солнце! Активнее! Гы-гы-гы! Черт с тобой, недоносок, садись за руль! – вдоволь накуражившись, бросил наконец Задворенко, открыв дверцу «Мерседеса», плюхнулся на заднее сиденье, ткнув шофера кулаком в спину, буркнул: – Домой! – и, лениво щурясь, расслабился. Задание Крымова не представлялось Михаилу чем-то сложным или необычным. Ему уже неоднократно доводилось успешно справляться с подобного рода щекотливыми поручениями, когда на врагов олигарха не действовали «цивилизованные» способы давления. Пресс-секретарь «известного предпринимателя» обладал богатейшим опытом в данной сфере. Опытом, уходившим корнями в минувшее десятилетие. Ко временам бурной молодости «сверхдоверенного лица». Ведь на самом деле Задворенко не всегда был Задворенко! Тринадцать лет назад он носил фамилию Лимонов, отбывал срок заключения за участие в групповом изнасиловании девчонки-старшеклассницы, обитал в камере номер 66 «крытой» тюрьмы, расположенной в одном из городов европейской части бывшего СССР, под руководством тамошнего пахана Юрия Крылова (с благословения тюремного «кума» майора Афанасьева) ударно трудился в качестве козла-прессовщика. Трудился вплоть до появления в пресс-хате очередного «клиента» по прозвищу Вояка, встреча с которым, как помнит читатель, закончилась для ссученных весьма и весьма плачевно!
«Однако удачно я тогда выкрутился!» – вспомнив декабрь 1986 года, подумал Михаил, прикурил сигарету с ментолом и, посасывая ее, вернулся мыслями к тем роковым событиям...
* * *
За исключением забившегося под шконку Лимона, все прессовщики получили серьезные увечья: у Юрия Крылова была сломана нога в коленном суставе, порваны сухожилия; Василий Клюйков сделался абсолютным кастратом и лишь по чистой случайности не сдох от болевого шока; Шамиль Удугов в результате тяжелейшего сотрясения мозга стал умственно неполноценным, а Николаю Суидзе Вояка двумя сокрушительными ударами отбил печень и почки... На отчаянный вопль пресс-хатовского пахана: «Граж-да-не началь-ни-ки!!! На по-о-мо-ощь!!! У-би-ва-а-а-ают!!!» – явились (не слишком поспешно) прапорщики Геннадий Яковлев и Павел Барсуков. Бегло оглядев разгромленную пресс-хату, валяющихся на полу орущих, стонущих, искалеченных козлов, Яковлев громко, злорадно расхохотался, а Барсуков настороженно спросил Вояку:– Где пятый? Пятый где? Неужто удрал?!
– Да нет, не волнуйся, отсюда не убежишь, – спокойно ответил тот. – Вон он, родимый, под нарами прячется!
– Вылазь, гнида! – рявкнул Геннадий.
Обмочившийся со страху Михаил выполз по-пластунски из-под шконки и тут же взвизгнул, ощутив хлесткий, болезненный удар резиновой дубинки вдоль спины.
– Это персонально от меня! – презрительно сплюнул Яковлев. – У-у-у, паскудыш!
Затем, коротко посовещавшись, надзиратели вызвали дежурного офицера. Вояку отвели обратно в карцер, четверых ссученных отправили в санчасть, а Лимонова оставили до утра на прежнем месте. Ночью Михаил не спал и, трясясь в животном ужасе, перебирал в уме разнообразные варианты своего дальнейшего будущего. Перспективы вырисовывались самые что ни на есть зловещие. Лимонов понимал – прессовщиком ему больше не бывать. Александр Владимирович не жалует неудачников, а следовательно... следовательно... О-е-мое!!!
17 декабря в 9 часов 30 минут в камеру ворвался разъяренный Афанасьев. Лимонов рыдал, ползал на коленях, целовал майору сапоги, умолял о пощаде, а захлебывающийся матерной бранью «кум» бешено пинал Михаила ногами в лицо и куда придется. В конце концов гнев начальника оперативно-следственной части малость утих. Он вспомнил о выдающихся заслугах Чукчи Неумытого в области стукачества и смягчился. В отличие от остальных, Лимонова перевели не в обычную камеру, а в «красную»[36], кстати, тоже пятиместную, уже полностью укомплектованную.
Михаил стал шестым как в прямом, так и в переносном смысле. Осужденные менты хоть и не убили бывшего прессовщика, но в первый же день опетушили, и остаток срока Михаил провел под нарами, отзываясь сразу на две клички: Однако, когда предстояло мыть парашу, стирать сокамерникам носки, нижнее белье или выполнять какую-либо иную грязную работу, и Лялька, если Лимонова собирались использовать в качестве петуха. Протекали дни, недели, месяцы, годы... Население камеры менялось. Кто-то отправлялся в лагерь, кто-то приходил на освободившееся место. Один лишь Однако-Лялька неизменно жил под нарами. Между прочим, Михаил остался в «крытке» по собственному желанию: когда в середине 1987 года у Лимонова закончился тюремный режим, он слезно упросил «хозяина» Фелицина не этапировать его в зону, хотя бы и в «красную». Расчет выпускника журфака был предельно прост: тут Ляльку пользуют пятиместной камерой, а в зоне будут всем бараком. «Не стоит кидаться из огня в полымя! Лучше спокойно досижу здесь», – мудро рассудил Михаил. Необходимо отметить, что гнилая, трусливая душонка Чукчи Неумытого-Лимона-Однако-Ляльки быстро приспособилась к создавшемуся положению вещей и даже не особенно им тяготилась. Больше всего на свете Лимонов боялся потерять жизнь и, в отличие от нормального человека, предпочитал смерти жалкое существование поднарного петуха... Помимо исполнения основных обязанностей опущенного, Михаил продолжал стучать «куму» на сокамерников и приблизительно раз в месяц получал от Афанасьева небольшие подачки: то пачку «Беломора», то кусок колбасы... Судьбой былых товарищей по пресс-хате Однако-Лялька, будучи закоренелым эгоистом, не интересовался. Только слышал однажды краем уха, что все они кончили чрезвычайно плохо... В конце 1988 года в жизни Лимонова произошло судьбоносное событие. На одноярусной шконке убывшего по этапу экс-прокурора Ивана Юрьевича Огурцова по кличке Огурец (под которой обитал Михаил) поселился тридцатилетний Феликс Купцов, в недавнем прошлом майор милиции, «сгоревший» на непредумышленном убийстве подозревамого в квартирной краже (переусердствовал, выбивая «чистосердечное признание»). Еще раньше Купцов служил в Афганистане, в спецназе ВДВ и владел приемами рукопашного боя если не лучше, то по крайней мере не хуже разгромившего пресс-хату Вояки, частенько грезившегося Однако-Ляльке в кошмарных снах. Зайдя в камеру, Феликс сразу провел сеанс всеобщего, как он выразился, «профилактического» мордобития и соответственно заделался паханом. Экзекуции избежал лишь Мишка-петух, своевременно юркнувший под нары. Купцов, кажется, это оценил. На протяжении последующей недели он внимательно присматривался к Михаилу, что-то прикидывая в уме, и однажды после отбоя, свесив голову со шконки, зашептал:
– Сволочь, конечно, ты голимая[37], но сволочь неглупая. Думаю, можешь пригодиться в дальнейшем. Чалиться тебе осталось чуть больше полугода. Я тоже долго не задержусь. Нюхом чую! Выйдем на свободу – поработаем вместе. В общем, так: на меня «куму» не стучи, поклянись в безоговорочной преданности навсегда, а я взамен обеспечу тебе более сносное житье в «крытке» и на воле помогу шкуру спасти, запутать следы. Есть на примете один влиятельный человечек с бо-о-ольшущими перспективами! Ну как, согласен?
Лимонов оцепенел. Прозорливость Купцова, в считанные дни раскусившего опытнейшую наседку[38], поразила Михаила до глубины души, а обещание «помочь на воле» через посредство некоего «влиятельного человечка» внушило определенный оптимизм. Выпускник журфака МГУ не был дураком и хорошо понимал, что если в «красной» камере он хоть под нарами, но существует, то на свободе ему кранты! Без вариантов! Бывшего пресс-хатовского козла урки в покое не оставят. Из-под земли достанут, на запчасти разберут!
– Согласен? – нетерпеливо переспросил Купцов.
– Да, да, да! – суетливо зачастил Однако-Лялька. – Буду верен до гроба! Клянусь!
– Вот и ладушки! – удовлетворенно проворчал Феликс, откинулся на подушку и захрапел...
На следующее утро он во всеуслышание объявил:
– Петуха без моего разрешения не трогать! Кто ослушается – полезет под нары сам. Вопросы есть?!
Вопросов не последовало. Осужденные менты успели в достаточной степени изучить крутой нрав новоявленного пахана...
На свободу Лимонов с Купцовым вышли одновременно. Михаил – «по звонку»[39], Феликс – благодаря знаменитой амнистии 1989 года[40]. Выполняя данное в тюрьме обещание, Купцов познакомил Лимонова с Крымовым. В то время Семен Афанасьевич официально числился научным работником, заведующим сектором крупного научно-исследовательского института АН СССР, а на самом деле являлся видным дельцом теневой экономики, членом тайной масонской ложи и американским «агентом влияния». С Купцовым его связывали давние, как впоследствии узнал Михаил, «мокрые» дела. К рекомендации Феликса «влиятельный человечек» отнесся с должным пониманием: разрешил взять Лимонова на работу подручным (по освобождении из мест заключения Купцов незамедлительно возглавил подпольную службу безопасности Крымова) и помог пресс-хатовскому козлу основательно запутать следы. Путем пластической операции Михаилу изменили внешность, сочинили новую биографию, сделали полный комплект подлинныхдокументов: паспорт, школьный аттестат, военный билет, диплом о высшем гуманитарном образовании и т.д. и т.п., вплоть до мелочей типа свидетельства о рождении. Все на фамилию Задворенко. Имя, удобства ради, оставили прежнее... Вживаясь в личину Задворенко, Чукче Неумытому-Лимону-Однако-Ляльке пришлось основательно потрудиться и в корне поломать смолоду устоявшиеся привычки. Он приучился регулярно мыться, бриться (правда, через «не хочу»), стал носить опрятную одежду (опять-таки с отвращением), прекратил к месту и не к месту вставлять в разговор прежде столь любимое словечко «однако»... Внутренняя же сущность свежеиспеченного гражданина Задворенко сохранилась в неприкосновенности. Как был подонком, таким и остался... Нелегальная служба безопасности Крымова занималась физическим устранением одних врагов Семена Афанасьевича и укрощением других. Купцов больше преуспевал в первом, а Задворенко (используя приобретенные в пресс-хате навыки) – во втором. С 1991 года начался стремительный взлет карьеры Крымова. С годами Семен Афанасьевич усмотрел в Михаиле немало ценных, с его точки зрения, качеств. Задворенко постепенно рос, набирал силу, влияние. К концу девяностых он полностью оттеснил Купцова на задний план. Михаил стал «сверхдоверенным лицом» Крымова (теперь уже общепризнанного олигарха), подмял под себя руководство службой безопасности, контроль за средствами массовой информации и прочее, прочее, прочее... Феликсу пришлось довольствоваться ролью рядового исполнителя. Одно время Задворенко подумывал даже, не «убрать» ли былого покровителя, а ныне опасного свидетеля от греха подальше, наладить за ним слежку, но в последний момент отказался от этой затеи. Нет, не из чувства благодарности, абсолютно не свойственного Михаилу...
Просто мокрушник Купцов нежданно-негаданно угодил на прочнейший крючок к Задворенко, чем, сам того не ведая, спас себе жизнь. Однажды он, решив подхалтурить на стороне, принял (естественно, через посредника) дорогостоящий заказ на «устранение» от заклятого недруга и вечного конкурента Крымова олигарха Г... Купцову предлагалось «стереть» довольно видную в России фигуру из числа давних приятелей Семена Афанасьевича. По условиям контракта ликвидация должна была выглядеть как самоубийство или несчастный случай. Феликс не подозревал, что «сверхдоверенное лицо» буквально обложило его «жучками» и что каждое произнесенное им слово скрупулезно фиксируется на аудиопленку. Получив авансом солидный гонорар, киллер спокойно взялся за работу, в которой, надо отдать ему должное, разбирался превосходно. Вскоре намеченная жертва благополучно скончалась от передозировки наркотиков. Якобы по собственной оплошности. О постороннем вмешательстве мало кто догадался[41]. На следующий после похорон день Задворенко дал прослушать убийце компрометирующие его записи и предложил:
– Либо ты, напрочь позабыв о прошлом, становишься моей «шестеркой» и больше не якшаешься с той «сводней», либо пленочка попадает прямиком к Крымову. Он, кстати, чрезвычайно расстроен смертью дружка. Выбирай!
Купцов предпочел первый вариант, а посреднику организовал «бесследное исчезновение». Попав в кабалу к Задворенко, Феликс стал «исполнять» не только «клиентов» Семена Афанасьевича, но и тех, на кого указывал личноМихаил, без согласования с шефом...
Купцова Задворенко использовал лишь для мокрухи. Прессовкой в рамках демократической «законности» занимались купленные с потрохами журналисты и телеведущие, а прессовкой более конкретной, так сказать «физиологической», – отдельная команда из четырех здоровенных субъектов, в прошлом спортсменов. «Сверхдоверенное лицо» выдрессировало их не хуже, чем овчарок в вольере. Иногда, в особо интересных случаях, Лимонов-Задворенко по старой козлиной памяти непосредственно руководил действиями прессовщиков. Иногда (по мелочам) лишь давал четкие инструкции, а затем выслушивал подробный доклад.
* * *
– П-п-приехали, х-х-х-хозяин! – запинающимся от страха голосом сообщил шофер Ленька.Пресс-секретарь «известного предпринимателя» прервал воспоминания. Выбравшись из машины, он прошел в дом (по пути шутки ради отвесив смачного пинка зазевавшемуся садовнику) и по телефону вызвал на аудиенцию членов «отдельной команды» – Глеба Соскова, Эдуарда Шершнева, Семена Сиволапова и Валентина Флярковского. Потом Михаил приказал горничной подать кофе с коньяком, выпил подряд три чашки, закурил сигарету, развалился в кресле, водрузил ноги на стол и в ожидании появления подручных включил телевизор. С экрана лились потоки грязи. Предвыборная кампания в Государственную Думу находилась в полном разгаре. Слушая злобный визг телевизионных прессовщиков, козел со стажем снисходительно усмехался...
3
Сегодня сорокавосьмилетний бизнесмен, руководитель компании «Андромеда»[42] Дмитрий Олегович Осипов закончил рабочий день на три часа раньше обычного по причине крайней степени изнеможения. Вообще-то Дмитрий Олегович всегда отличался незаурядным здоровьем. Он не пил, не курил, хорошо играл в футбол, регулярно посещал плавательный бассейн, теннисные корты и выглядел гораздо моложе своего возраста – сухопарый, свежий, бодрый, подтянутый... Тем не менее в настоящий момент он ощущал себя дряхлым больным стариком и пребывал на грани нервного срыва. Сказывалось жуткое психическое перенапряжение последних двух месяцев. С подачи господина Крымова средства массовой информации шельмовали Осипова почем зря, не стесняясь в выражениях и неустанно обвиняя во всех смертных грехах. Открывая очередную газету, Дмитрий Олегович каждый раз узнавал о себе нечто новое, из ряда вон выходящее: то он, оказывается, едва ли не главный виновник августовского дефолта 1998 года, то замешан в скандале с отмыванием в зарубежных банках денег пресловутой «русской мафии» (главой которой одновременно является), то сотнями поставляет в азиатские бордели провинциальных доверчивых хохлушек, приехавших в Москву на заработки, то продал латиноамериканским террористам десяток ядерных боеголовок, то шпионит в пользу Ирака и т.д. и т.п. Поначалу Осипов пытался судиться с клеветниками, потом махнул рукой. Бесполезно! Плетью обуха не перешибешь! Даже если суд вынесет вердикт в его пользу и обязует пойманного за язык продажного писаку уплатить потерпевшему моральную компенсацию – толку ноль! Поклепы не прекратятся. Ведь по сравнению с гонорарами Семена Афанасьевича судебные штрафы – тьфу! Копейки! Дмитрий Олегович знал, чего именно добивается Крымов, но, стиснув зубы, держался, в глубине души надеясь: «Побеснуется да перестанет. Нельзя же бесконечно гробить огромные средства на алчных газетно-радио-телевизионных проститутов, не получая взамен ожидаемого эффекта! Семен Афанасьевич отнюдь не безрассудный транжира. Поняв бессмысленность дорогостоящей травли, он остановится в конце концов!..»
– Готовь машину, Витя, отправляемся домой, – устало сказал Осипов вызванному по селектору дюжему двадцатипятилетнему шоферу-телохранителю и мысленно добавил: «Наглотаюсь сильнодействующего снотворного, пораньше лягу спать, высплюсь как следует. Авось завтра полегче станет!»
У выхода из здания офиса Дмитрия Олеговича встретили двое незнакомых молодых людей спортивного телосложения.
– Федеральная служба безопасности, – раскрыв удостоверение, сухо представился один из них, с правильными чертами лица и расчесанными на аккуратный пробор светло-русыми волосами. – Вам придется проехать с нами для выяснения некоторых обстоятельств!
– Вот ордер на арест, – предъявив соответствующую бумагу, пробасил другой, широкоплечий, коренастый, с бульдожьей физиономией.
Тело хозяина «Андромеды» обмякло, в низу живота появился противный липкий холодок.
– Поедемте, – обреченно выдохнул он.
– Я с вами, – решительно заявил телохранитель Осипова Виктор Кутепов.
Дмитрий Олегович окинул парня долгим благодарным взглядом...
Желание телохранителя сопровождать обреченного бизнесмена хоть и раздосадовало руководившего операцией русоволосого красавчика Флярковского, но не особенно удивило. Он заранее предусмотрел подобный вариант и должным образом подготовился. Задержанных провели к припаркованной неподалеку черной «Волге». Флярковский вежливо пропустил вперед Осипова, Кутепова и, когда последний садился вслед за шефом на заднее сиденье, Валентин будто бы невзначай чиркнул телохранителя заостренным краем металлического перстня на указательном пальце по правому запястью. Из крохотной ранки выступила капля крови.
– Осторожнее! – недружелюбно буркнул Кутепов.
– Ах, извините, извините! – устраиваясь рядом, расплылся в обаятельной белозубой улыбке Флярковский. – Я, честное слово, не хотел!
«Волга» плавно тронулась с места. Спустя две минуты лицо Виктора внезапно посинело. Он попытался вдохнуть воздух широко открытым ртом, но не смог. На миг в гаснущих глазах парня мелькнули понимание произошедшего, ненависть, бессильная ярость... Кутепов медленно поднял поцарапанную руку, затем уронил ее на колени, содрогнулся и застыл, запрокинув голову назад.
– Я знаю, чтоты собирался сказать напоследок, – с издевательской любезностью обратился к покойнику Флярковский. – Да-да, это контактный яд. Новейшая разработка! Смерть наступает быстро и вроде как от естественных причин. Не стоило тебе, дорогой, лезть в петлю вместе с работодателем! Ох не стоило! Однако... вольному воля!.. Прощай, дурачок!
Осипов замер в ужасе. Голова руководителя «Андромеды» налилась свинцовой тяжестью. Руки и ноги онемели. Лоб покрылся ледяным потом. Такого оборота событий Дмитрий Олегович никак не ожидал.
– М-ма-ма! М-ма-мочка!!! – с натугой выдавил он. Бульдогообразный Сиволапов придурковато заржал, дергая массивной башкой, брызжа слюной и утробно взрыгивая.
– Не отвлекайся от дороги, Сема. Шею сверну! – «ласково» предупредил напарника Флярковский и, устремив на Осипова ясные девичьи глаза, посоветовал: – А ты, лапуля, ежели не хочешь преждевременно скончаться, веди себя, как подобает хорошо воспитанным мальчикам, то есть не вякай, не делай резких движений, а лучше вообще не шевелись. Кстати, заранее предупреждаю: дверца с твоей стороны не открывается. Поэтому выпрыгнуть на ходу не получится. Понятно? – Для пущей убедительности Валентин поднес к лицу Дмитрия Олеговича отравленный перстень. Бизнесмен испуганно зажмурился.
– Готовь машину, Витя, отправляемся домой, – устало сказал Осипов вызванному по селектору дюжему двадцатипятилетнему шоферу-телохранителю и мысленно добавил: «Наглотаюсь сильнодействующего снотворного, пораньше лягу спать, высплюсь как следует. Авось завтра полегче станет!»
У выхода из здания офиса Дмитрия Олеговича встретили двое незнакомых молодых людей спортивного телосложения.
– Федеральная служба безопасности, – раскрыв удостоверение, сухо представился один из них, с правильными чертами лица и расчесанными на аккуратный пробор светло-русыми волосами. – Вам придется проехать с нами для выяснения некоторых обстоятельств!
– Вот ордер на арест, – предъявив соответствующую бумагу, пробасил другой, широкоплечий, коренастый, с бульдожьей физиономией.
Тело хозяина «Андромеды» обмякло, в низу живота появился противный липкий холодок.
– Поедемте, – обреченно выдохнул он.
– Я с вами, – решительно заявил телохранитель Осипова Виктор Кутепов.
Дмитрий Олегович окинул парня долгим благодарным взглядом...
* * *
Арестовавшие Осипова «сотрудники ФСБ» в действительности являлись подручными Задворенко – Валентином Флярковским и Семеном Сиволаповым. На государственной службе они, конечно же, не состояли. Вместе с тем предъявленные ими документы были подлинными... Ну, может, почти подлинными. Могущественный олигарх Крымов имел неограниченные возможности снабжать своих людей любыми официальными бумагами. Рыночная демократия! Ничего не попишешь! Впрочем, я отвлекся.Желание телохранителя сопровождать обреченного бизнесмена хоть и раздосадовало руководившего операцией русоволосого красавчика Флярковского, но не особенно удивило. Он заранее предусмотрел подобный вариант и должным образом подготовился. Задержанных провели к припаркованной неподалеку черной «Волге». Флярковский вежливо пропустил вперед Осипова, Кутепова и, когда последний садился вслед за шефом на заднее сиденье, Валентин будто бы невзначай чиркнул телохранителя заостренным краем металлического перстня на указательном пальце по правому запястью. Из крохотной ранки выступила капля крови.
– Осторожнее! – недружелюбно буркнул Кутепов.
– Ах, извините, извините! – устраиваясь рядом, расплылся в обаятельной белозубой улыбке Флярковский. – Я, честное слово, не хотел!
«Волга» плавно тронулась с места. Спустя две минуты лицо Виктора внезапно посинело. Он попытался вдохнуть воздух широко открытым ртом, но не смог. На миг в гаснущих глазах парня мелькнули понимание произошедшего, ненависть, бессильная ярость... Кутепов медленно поднял поцарапанную руку, затем уронил ее на колени, содрогнулся и застыл, запрокинув голову назад.
– Я знаю, чтоты собирался сказать напоследок, – с издевательской любезностью обратился к покойнику Флярковский. – Да-да, это контактный яд. Новейшая разработка! Смерть наступает быстро и вроде как от естественных причин. Не стоило тебе, дорогой, лезть в петлю вместе с работодателем! Ох не стоило! Однако... вольному воля!.. Прощай, дурачок!
Осипов замер в ужасе. Голова руководителя «Андромеды» налилась свинцовой тяжестью. Руки и ноги онемели. Лоб покрылся ледяным потом. Такого оборота событий Дмитрий Олегович никак не ожидал.
– М-ма-ма! М-ма-мочка!!! – с натугой выдавил он. Бульдогообразный Сиволапов придурковато заржал, дергая массивной башкой, брызжа слюной и утробно взрыгивая.
– Не отвлекайся от дороги, Сема. Шею сверну! – «ласково» предупредил напарника Флярковский и, устремив на Осипова ясные девичьи глаза, посоветовал: – А ты, лапуля, ежели не хочешь преждевременно скончаться, веди себя, как подобает хорошо воспитанным мальчикам, то есть не вякай, не делай резких движений, а лучше вообще не шевелись. Кстати, заранее предупреждаю: дверца с твоей стороны не открывается. Поэтому выпрыгнуть на ходу не получится. Понятно? – Для пущей убедительности Валентин поднес к лицу Дмитрия Олеговича отравленный перстень. Бизнесмен испуганно зажмурился.