Страница:
Устроившись поудобнее на своем привычном месте, Лейн снова взял купчую, однако очки его так и остались лежать на столе. Рассеянно похлопав ладошкой по трубчатой ручке стула, Алекс поинтересовался:
– А зачем мистер Тиббс приехал?
– Навестить маму. Говорит, что привез ей что-то, что немного развеселит ее.
– А она сильно грустит?
– Да, она очень любила Сирокко. Он у нее на глазах родился. Ты был тогда совсем еще крошечным. Вот и получается, что лет ему почти столько же, сколько тебе. И ты, и он – вы оба росли под присмотром мамы. Очень больно, когда теряешь близкое тебе существо.
– Жаль, я не могу ее утешить.
Уловив в голосе Алекса тоскливую нотку, Лейн понял, что сыну хочется сделать хоть что-то, пусть даже сущую мелочь, лишь бы немного помочь матери.
– Думается мне, что кое-что ты все-таки можешь.
– Что? – оживленно заблестели глаза Алекса.
– Часто, когда тебе бывает грустно, даже небольшая вещь может иметь для тебя очень большое значение. Стоит только подумать хорошенько, и всегда придумаешь, как показать человеку, которому плохо, что ты его любишь, сочувствуешь ему. Например, можно нарвать полевых цветов для мамы, чтобы она положила букетик на могилу Сирокко. Или нарисовать для нее рисунок с подписью…
– Я мог бы нарисовать для нее Сирокко. Можно даже раскрасить. Чтобы она смотрела на эту картину и помнила, какой он был, – возбужденно предложил Алекс. – Ей понравится, правда ведь? Я очень хорошо рисую, просто отлично. Миссис Уэлдон мне это не раз говорила. А уж эту картину я так нарисую, что больше никто так не сможет!
– Я знаю, ты сумеешь. И уверен, что маме очень понравится, – улыбнулся Лейн.
– Прямо сейчас и начну. – Не успев закончить фразу, Алекс соскочил со стула и со всех ног помчался к дому.
Глядя на него, Лейн не мог не подумать о том, как прекрасно детство с его невинной и святой верой в то, что все в жизни поправимо.
Когда Росс подошел к ней, она даже не подала виду, что заметила его. На несколько секунд он замер на месте, пораженный печатью неподдельного горя на ее лице. Глаза ее были сухими. «Уж лучше бы плакала», – мелькнула у него в голове. Со слезами справиться ей было бы гораздо легче, чем с той невыразимой тоской, которая лежала сейчас тяжелым камнем на ее сердце.
– Здравствуй, Рейчел…
Поначалу она подумала, что это ей послышалось. Потом подняла глаза. Они были тусклыми и пустыми, почти безжизненными. Рейчел смотрела прямо на него, и все же Росс не было уверен, что она его видит. Потом, кажется, ощущение реальности начало понемногу возвращаться к ней.
– Тут лежит мой Сирокко. Я уже заказала памятник – мраморный. На нем вырежут его имя, даты рождения и смерти. И еще пару строк из поэмы, которую я когда-то читала. Правда, пришлось изменить немного слова. – Словно в полузабытьи она продекламировала нараспев: – Кто видел в нем лишь ног красу и стать, тому души его волшебной не понять.
– Красиво звучит.
– Пощупай землю. – Она запустила пальцы еще глубже в рыхлые комья. – Теплая… Совсем как он.
– Это от солнца.
Ее состояние внушало нешуточную тревогу. Тяжело вздохнув, Рейчел снова посмотрела на него. На сей раз лицо ее было более живым, и все же его черты по-прежнему были искажены от боли.
– Знаю, – вяло согласилась она. – Но иногда мне хочется думать, что это тепло исходит от него.
– Нельзя так, Рейчел. Ты губишь себя.
– Мне все равно. Главное, что он здесь… Со мной, – твердо произнесла она.
– Прошу тебя, Рейчел, не надо. Его уже не вернешь. У тебя есть другие. Есть я. Вот я, рядом с тобой. Прошу тебя, пойдем отсюда, пожалуйста. – Взяв ее за плечи, он осторожно помог ей подняться.
Рейчел не сопротивлялась, однако по-прежнему, не отрываясь, продолжала смотреть на могилу. Она уходила отсюда против собственного желания.
– Его место здесь. Здесь он должен бегать, звать своим ржанием кобыл с пастбища…
– Мне так хочется утешить тебя, сказать что-нибудь или сделать, но у меня нет нужных слов. – В этот момент Росс остро ощущал собственное бессилие. Совсем как тогда, на ипподроме. – Ты даже не представляешь, сколько раз я говорил себе, что не должен был покидать тебя в тот день. Но что мне оставалось делать? С тобой был Лейн. И я знал, что он позаботится о тебе.
– Лейн всегда со мной, каждую минуту, – отрешенно пробормотала она.
– Знаю, знаю… – Ему до сих пор неприятно было вспоминать, что в первые секунды после того, как случилось непоправимое, она бросилась к Лейну. А ведь должна была бы броситься к нему, Россу. Ведь именно его, а не Лейна она любила по-настоящему. – Послушай, сегодня вечером мне нужно ехать в Нэшвилл. Студия звукозаписи, с которой я сотрудничаю, хочет, чтобы я сделал альбом, и на завтра у меня назначена встреча с продюсером. Но стоит только тебе захотеть, чтобы я остался, и я отменю все свои дела.
– В этом нет необходимости. Можешь быть тут, можешь быть там – мне все равно. Ничто теперь не имеет для меня значения.
Она была такой безразличной, такой далекой, словно видела в нем какого-то незнакомца, а не мужчину, который до этого сотни раз сжимал ее в жарких объятиях. Они шли бок о бок, и его рука лежала на плечах Рейчел, но былого чувства близости не было и в помине. Ему надо было что-то срочно предпринимать.
– Пойдем, я покажу тебе кое-что. – При приближении к главной конюшне, которая величественными очертаниями напоминала дворец, он ускорил шаг, но его обещание не вызвало у нее ни малейшего интереса. – Ты не хочешь спросить меня, что именно?
– Что же?.. – Было видно, что она задает вопрос лишь потому, что он заставил ее сделать это.
– А вот это сюрприз. Правда, я гарантирую, что он тебе понравится. Подожди чуть-чуть и увидишь.
Однако когда Рейчел заметила у широких ворот конюшни грузовичок с прицепом для лошадей, она испуганно вздрогнула.
– Там кто-то есть. Я никого не хочу видеть!
– Что ты, не бойся. Это моя телега.
– Твоя? Не понимаю… – Она, насупившись, посмотрела на него. У Росса появилось ощущение, что ему наконец удалось пробиться сквозь окружающую ее стену скорби.
– Говорю же тебе: сюрприз! – Он сделал жест конюху, и тот вывел из прицепа молодую лошадь. – А вот и то, что я тебе обещал. – Он оглянулся, чтобы увидеть реакцию Рейчел на появление великолепной арабской кобылицы. Юная красавица гордо вскинула голову, и на ее бронзовой шкуре заиграл утренний луч солнца. Рейчел была явно ошеломлена. – Это и есть моя Джуэл, – пояснил Росс. – Та самая. Помнишь?
– Да-да, помню, но зачем ты ее сюда привез? – Она, все еще недоуменно хмурясь, повернулась к нему.
– Я хочу, чтобы она стала твоей.
Рейчел недоверчиво отстранилась от него, но Росс продолжил:
– Я же помню, как сильно ты хотела получить ее, но я сказал тебе, что она не продается, причем сказал вполне серьезно. У нее никогда уже не будет жеребенка от Сирокко, тут уж ничего не поделаешь. Поэтому я отдаю ее тебе просто так. В подарок.
– Нет! – Она отступила от него еще на шаг. На ее лицо набежала черная тень гнева и возмущения.
Удивленный подобной реакцией, Росс взял повод у работника и протянул ей:
– На же, бери.
Однако она затрясла головой и поспешно спрятала руки за спину.
– Я действительно хочу, чтобы она стала твоей, Рейчел. Я знаю, она не заменит тебе Сирокко и… Может быть, я и не в силах загладить свою вину за то, что не остался с тобой после того несчастного случая, но прошу, дай мне хотя бы шанс.
Внутри ее вдруг словно что-то надломилось.
– Почему все без устали дарят мне подарки? – зловеще начала Рейчел. – Ты что, думаешь, что можешь купить меня? – сорвалась она в следующую секунду на крик. – Никакие подарки не возместят мне долгие часы одиночества! Я не ребенок, которому можно дать погремушку и думать, что все его огорчения пройдут сами собой. Больше этому не бывать!
– Да что с тобой, Рейчел? – удивился Росс, для которого эта вспышка гнева была полной неожиданностью. – О чем ты? Не собираюсь я тебя покупать. Я просто…
– Как же еще тогда ты это назовешь? Ты чувствуешь за собой вину, вот и хочешь всучить мне эту кобылу для очистки собственной совести. Да только не нужна она мне! И ты мне не нужен! Забирай свою лошадь и выметайся отсюда! И не вздумай возвращаться! Слышишь? Чтобы я тебя больше не видела! – Ее руки сжались в кулаки, а сама она стояла перед ним, трясясь от гнева, и крупные слезы катились по ее щекам.
– Рейчел, ты не можешь так поступить со мной. Я понимаю, у тебя горе, но все же… – Ошеломленный, Росс никак не мог уразуметь, что вызвало в ней столь резкую перемену. – Ты сама не понимаешь, что говоришь.
– Я отлично отдаю себе отчет в том, что говорю, – отрезала Рейчел голосом, звенящим от гнева и слез. – И если ты в ближайшие пять минут не погрузишь свою лошадь обратно в прицеп, чтобы тотчас убраться отсюда, я вызову шерифа.
Резко повернувшись на месте, Рейчел быстро пошла к конюшне. Последние метры, остававшиеся до ворот, она преодолела бегом.
– Рейчел… – Росс сделал нерешительный шаг следом за ней, еще не веря, что все это происходит не во сне, а наяву.
– Я думаю, это серьезно, – прозвучал за его спиной голос конюха.
И Росс был вынужден с ним согласиться.
Рыдая, Рейчел побежала прямиком туда, где стояли кобылы, и остановилась у стойла, третьего с конца. С лихорадочной поспешностью она отодвинула засов сетчатой калитки и вошла внутрь. Столь же торопливо закрыв за собой калитку, она обвила руками шею серой в яблоках кобылы, уткнувшись мокрым от слез лицом в пепельную гриву.
– Ах, Саймун, Саймун, – зарыдала Рейчел с новой силой. – Ну почему они все заодно? Почему?! Почему то и дело подсовывают мне подарки, когда мне нужно от них только одно – любовь! Никто не любит меня. Никто!
Изливая в слезах боль и горечь, она чувствовала, как осторожно толкает ее головой лошадь, всхрапывая тихо и обеспокоенно.
– Что, неправда, говоришь? Неправда? Ты любишь меня? Ты, хорошая. Ты, красавица моя, – бормотала Рейчел, держа голову лошади обеими руками и заглядывая ей в глаза. Она слабо улыбнулась, когда кобыла, настороженно обнюхав ее заплаканные щеки, слизнула с них мягким языком соленую влагу. – И я тебя люблю, моя Саймун. Ведь ты никогда не предашь меня, правда, никогда?
В соседнем стойле захрустела солома, и старый красный мерин, притиснувшись к перегородке, заржал, требуя, чтобы и ему уделили внимание.
Просунув руку в промежуток между досками, Рейчел почесала ему под седой губой, продолжая другой гладить кобылу.
– Ты тоже любишь меня, Ахмар. Знаю, знаю… Я и о тебе не забываю, – умиротворенно шептала она, хотя боль в душе еще не прошла до конца.
Над головой вращались мощные лопасти вентилятора, разгоняя по конюшне крепкий запах лошадиного пота, сена, навоза и зерна. Рейчел опять повернулась к кобыле и ласково потрепала ее по щеке. Рядом с этой лошадью ей вдруг стало хорошо и спокойно. Так приятно было гладить ее атласную кожу, ощущать тепло ее большого тела, вдыхать ее запах. Ей казалось, что соприкосновение с животным вселяет в нее новую силу, возвращает к жизни.
– С вами все в порядке, мисс Кэнфилд?
Появление двуногого существа сейчас было совсем некстати. Вздрогнув от неожиданности, Рейчел заметила у стойла конюха и тут же спряталась за лошадью, чтобы он не видел ее слез. Ей не нужна была ничья жалость. Пусть оставят свое сочувствие самим себе!
– Да, в порядке, – твердо произнесла она. – Мне просто хочется побыть одной. Прошу вас, уйдите.
– Слушаюсь, мэм.
Ахмар всхрапнул, когда конюх проходил мимо его стойла. Затем мерин снова повернулся к ней. Для Рейчел это был знак, что они опять остались одни.
– А ведь мы всегда держались втроем, помните? – напомнила она «собеседникам», однако тут же поправилась: – Нет, не всегда. Когда-то нас было четверо. А теперь… Нет больше с нами Сирокко. Господи, до чего же я тоскую по нему. – Рыдания с новой силой начали сотрясать ее, и Рейчел опять уткнулась лицом в шею кобыле. Только тут она могла поплакать всласть, дать волю горю, вызванному смертью любимого коня и предательством человека, который, как оказалось, и не любил ее вовсе.
Фыркнув, Саймун качнула головой в сторону калитки. Это было предупреждение: кто-то идет сюда. Поспешно вытерев глаза и щеки, Рейчел постаралась изобразить нечто, похожее на невозмутимость.
– Мама? – услышала она робкий голос Алекса. Опасливо озираясь, мальчик медленно продвигался вдоль широкого прохода. – Мамочка, ты здесь?
Ей захотелось притвориться, что она не слышит его, забиться в самый дальний угол стойла, спрятаться – от него, ото всех. Однако она понимала, что не сможет сделать этого.
– Да, Алекс. В чем дело? – спросила она голосом твердым, но осипшим от недавних слез.
Поначалу он не понял, из какого именно стойла донесся до него голос матери, но потом все же увидел ее.
– А-а, вот ты где. – Алекс радостно подбежал к решетчатой калитке, тщательно пряча за спиной лист бумаги. – Я тебя везде искал.
– Если уже пора обедать, скажи Марии, что я не голодна, – резко выпалила она. Ей не терпелось спровадить его отсюда, чтобы снова остаться в одиночестве. Скрывать горечь и боль, терзавшие ее душу, уже не было сил. В памяти всплыли все вопросы, которыми засыпал ее сын, когда они летели домой. Это было хуже пытки. А почему Сирокко умер? А почему он сломал себе шею? А почему мама выпустила его на скачки? А почему мамочка плачет? А почему она так любила Сирокко? Почему? Почему? Почему? Сама мысль о том, что подобное может повториться, была невыносима. Хоть бы Лейн взялся откуда-нибудь и ответил на все эти дурацкие вопросы. Во всяком случае, тогда, в самолете, это ему удалось.
– Нет, обедать еще не зовут. То есть меня не звали. Я просто принес тебе одну вещь. – Сияя простодушной улыбкой, он протянул ей над калиткой бумажку, которую до этого держал за спиной. – Это тебе. Я хотел завернуть ее в красивую обертку, чтобы бантик был и все такое. Но миссис Уэлдон сказала, что праздничная обертка у нас кончилась.
«Еще один подарочек, – язвительно подумала Рейчел. – Ну когда же они уймутся! Все пытаются купить меня, буквально все!»
– Ничего мне от тебя не нужно.
Его личико словно опрокинулось.
– Но папа сказал…
– Мало ли что сказал папа. Он ошибся! Не нужно мне никаких подарков! В том числе и от тебя. Ясно? – Она была ослеплена слезами, снова обильно хлынувшими из глаз, а потому не видела, как изменилось его лицо. – Иди! Иди к своему папочке! Ты мне здесь не нужен.
Резко отвернувшись от сына, она опять нашла покой и утешение в тепле, которое излучало доброе и щедрое тело Саймун. Издали до ее слуха донеслись дробные шажки – это Алекс выбегал из конюшни. А его листок, порхнув несколько раз в воздухе, мягко опустился на посыпанный опилками пол.
Рейчел осталась наедине со своими лошадьми. Больше ей ничего не требовалось. И никто не был нужен. Следующий час она провела, мысленно убеждая себя в этом.
Однако довольно скоро от размышлений ее опять отвлекла чья-то поступь. Она молча прокляла весь род человеческий, который никак не хотел оставлять ее в покое. На сей раз это был Лейн – узнать его по седой львиной гриве не составило труда. Он встревоженно озирался.
– Алекс? – позвал Лейн.
Рейчел едва не расхохоталась. Ну конечно! Да разве станет он искать ее? Нет, только сын имеет для него значение. Она прижалась к стене, желая только одного – стать меньше мыши, чтобы он не заметил ее. Однако шорох привлек его внимание. Лейн смотрел на нее в упор.
– Послушай, Рейчел, ты Алекса случайно не видела? Обед уже готов, Мария его зовет, а он не отвечает.
– Я не знаю, где он, – бесстрастно ответила она. Голос Рейчел был тускл и бесцветен, полностью отражая ее внутреннее состояние.
Озабоченно нахмурившись, Лейн приблизился к стойлу.
– Но он должен быть где-то здесь. Один из конюхов уверяет, что видел, как он входил сюда… А это что? – Лейн нашел что-то на полу. Рейчел нехотя вышла из-за кобылы, чтобы посмотреть, что он там увидел. На опилках лежал листок бумаги, продавленный в центре конским копытом. Рейчел смотрела на детский рисунок, но даже не попыталась взять его, когда Лейн, открыв калитку, вошел к ней. – Ведь это Сирокко. Алекс нарисовал его специально для тебя.
– Должно быть… – Она лишь пожала плечами, беря рисунок.
– Так где же он? Ведь это он принес рисунок. – Лейн вопросительно взглянул на нее, ожидая немедленного ответа.
– Да. – Рейчел отрешенно смотрела на смятый клочок бумаги, который протягивал ей Лейн, и в сердце ее не было ничего, кроме глухой неприязни. – Я сказала ему, что ничего мне не нужно. Я думала, что он забрал это с собой.
– Что ты думала? – Глаза Лейна побелели от гнева. – И как ты могла? Он же для тебя это нарисовал!
– А мне плевать! – взорвалась она в ответ. – Как могла? Могла, как видишь! А почему бы и нет? Всю свою жизнь я получаю от всех подарки. Все думают, что эти подарки возместят мне все мои страдания. Да только неправда это! И никогда не было правдой!
– Господи, Рейчел, да он всего лишь ребенок. Он хотел сделать хоть что-то, чтобы тебе не было так плохо. Неужели ты настолько упиваешься жалостью к самой себе, что не видишь даже, что всем нам больно, потому что больно тебе? Это не просто детский рисунок. Это попытка достучаться до тебя, показать, что он любит тебя!
Никогда еще Рейчел не видела Лейна в таком гневе. Его возмущенные слова тяжкими ударами молота отзывались в ее мозгу. В какой-то момент ей даже показалось, что он ударит ее. Она съежилась, прикрыв лицо.
– Я не знала, – еле слышно пролепетала она. – Я думала…
– Ты думала, – прогремел Лейн, передразнивая ее. – Только о себе и думала. Интересно, думала ли ты хоть раз в жизни о ком-нибудь еще?
Он оставил ее стоять одну, дрожа от шквала гневных обличений.
Подъезжая к дому, Маккрей увидел Рейчел, которая проскакала мимо на серой в яблоках кобыле. Она и раньше часто каталась на этой лошади верхом. Шея кобылы потемнела от пота. Маккрей сдвинул брови, недоумевая, с чего это Рейчел вздумалось отправляться на верховую прогулку в такую жару. К тому же эти люди на лугу… Нет, что-то здесь явно было не так. Не доехав до особняка, он круто свернул к конюшне и остановил машину как раз в тот момент, когда Рейчел спешилась, бросив поводья одному из конюхов.
Выйдя из машины, Маккрей уловил только последнее слово вопроса, который она задала работнику:
– …что-нибудь?
Отрицательно качнув головой, конюх увел лошадь.
– Что тут у вас происходит?
– А-а, Маккрей, – вздрогнула она от неожиданности и повернулась к нему лицом, на котором была написана безумная тревога. – Как ты меня напугал.
– Где Лейн?
– С другими. Ищет Алекса. Он исчез. Еще до обеда. Зовем его, зовем, но… – Глубокий прерывистый вдох заставил ее замолчать на секунду. – Я так беспокоюсь. С ним определенно что-то случилось. Я никогда не прощу себе этого, никогда…
Маккрей хотел было сказать ей, что ему известно, где может быть сейчас Алекс. Ведь мальчик не знает, что Иден больше не живет на соседней ферме, а потому мог отправиться туда. Но что, если его предположение окажется неверным? Рейчел встревожится еще больше. А кутерьмы здесь и без того хоть отбавляй. Поэтому Маккрей предпочел прикусить язык.
– Ничего, объявится. Вот увидишь.
– Господи, хоть бы так, – откликнулась она, нервно всхлипнув.
– Увидишь Лейна, скажи, что я заеду попозже.
– Хорошо, – кивнула Рейчел.
Однако Маккрей сомневался, что она будет помнить о его просьбе. Не глядя на нее, он сел обратно в машину.
Доби работает в поле. Так что, если повезет, она успеет собрать все вещички и уехать отсюда еще до того, как он вернется. Эбби давно уже не виделась с ним, и у нее не было никакого желания, чтобы подобная встреча состоялась. Зачем? Чтобы еще раз сказать ему, как она сожалеет? Но этим горю не поможешь. Она сломала ему жизнь, и теперь уже ничего не исправить.
Услышав приближающееся урчание автомобильного двигателя, Эбби оглянулась на подъездную дорожку и удивленно вскинула брови. Это была машина Маккрея. Что будет, если его заметит Доби?
Пытаясь скрыть беспокойство, она направилась к машине.
– Ты что тут делаешь?
– Думал, может, Алекс здесь. Ты его случаем не видела?
– Алекса? Нет. А что с ним?
– Я только что был в Ривер-Бенде. Они там все вверх дном перевернули, разыскивая его. В последний раз Алекса видели в первой половине дня. И я подумал… подумал, что он мог прибежать сюда поиграть с Иден.
– Мы почти целый день тут, но никого не видели. К тому же ты знаешь, какие дожди только что прошли. Ручей, который отделяет эти земли от Ривер-Бенда, вышел из берегов. – Не успев вымолвить это, Эбби почувствовала, как по спине у нее пробежал озноб от ужасного предположения. – Послушай, Мак, уж не думаешь ли ты, что он попытался добраться досюда вплавь? Конечно, Алекс всего лишь глупый маленький мальчишка, но должен же он сознавать опасность…
С потемневшим лицом Маккрей быстро распахнул дверцу машины.
– Поеду-ка я лучше посмотрю.
– И я с тобой. – Эбби побежала к дверце с противоположной стороны.
Маккрей выехал со двора на грунтовую дорогу с набитой колеей, которая вела к нижнему пастбищу и ручью. Когда они подъехали к воротам, Эбби быстро соскочила с сиденья, чтобы открыть их, и, когда машина проехала, столь же быстро захлопнула.
– Там есть брод. Его обычно там переходят. – Она ткнула рукой прямо перед собой, в сторону излучины ручья, по берегам которого возвышались деревья.
Не доехав немного до места, на которое указывала Эбби, Маккрей заглушил мотор.
– Давай-ка пройдемся.
Голубые небеса, яркое солнце и свежая зелень, недавно омытая дождями, – все это создавало обманчивую картину безмятежности и покоя. Однако ручей больше не был сонной речушкой, вяло текущей по руслу из камешков и песка. Разбухнув от ливней, он превратился в ревущий поток. Его яростный шум заглушил хлопанье автомобильных дверей.
Встав перед капотом машины, оба принялись напряженно вглядываться в противоположный берег, скрытый тенью деревьев. Темная вода бешено бурлила в узкой стремнине, ломая ветви, переворачивая старые коряги, сметая со своего пути все, что мешало ее неукротимому бегу.
– Ну где же он может быть? – Беспокойство Эбби росло с каждой минутой. – Должен же он понимать, что его сейчас все ищут.
– Будем надеяться, что он просто не хочет, чтобы его нашли.
– Он в воду не полезет, – решила Эбби. – Слишком робок. – Однако эта мысль не принесла ей утешения, поскольку она заметила, что бурные воды значительно подмыли противоположный берег.
– Давай лучше разделимся и осмотрим оба берега. – Маккрей решительно направился к броду.
– Будь осторожен, – предупредила она.
Остановившись на мгновение, он ответил ей уверенной улыбкой и вошел в бурлящий поток, осторожно переступая с камня на камень. В самом глубоком месте вода доходила ему до пояса. Этого было достаточно, чтобы накрыть мальчишку с головой. Следя за тем, как напряженно балансирует Маккрей, борясь с напором воды, Эбби осознала, что, если бы в этот поток попал Алекс, у него не было бы шанса выбраться живым.
Перейдя на другую сторону, Маккрей помахал ей рукой и тут же огляделся. Сложив у рта ладони рупором, он прокричал:
– Вижу следы! Он был здесь!
И показал рукой вниз по течению, определяя направление поиска.
У Эбби все похолодело внутри от ужаса. Жест Маккрея означал уверенность в том, что Алекс упал в воду и бешеное течение понесло его тело дальше. Его тело… Нет, нельзя даже думать об этом. Пристально глядя перед собой, она медленно пошла вперед. Маккрей шел в том же направлении по другому берегу.
Через десять метров Эбби заметила какое-то желтое пятно среди сваленных сучьев.
– Маккрей, смотри! – прокричала она, показывая в сторону находки и в то же время напряженно вспоминая, какого цвета была одежда у Алекса. Верно, у него была желтенькая курточка! У нее перехватило дыхание. В это не хотелось верить.
Маккрей между тем уже подошел к груде и с трудом вытащил желтую тряпку, запутавшуюся в сучьях. Да, это была детская куртка…
– А зачем мистер Тиббс приехал?
– Навестить маму. Говорит, что привез ей что-то, что немного развеселит ее.
– А она сильно грустит?
– Да, она очень любила Сирокко. Он у нее на глазах родился. Ты был тогда совсем еще крошечным. Вот и получается, что лет ему почти столько же, сколько тебе. И ты, и он – вы оба росли под присмотром мамы. Очень больно, когда теряешь близкое тебе существо.
– Жаль, я не могу ее утешить.
Уловив в голосе Алекса тоскливую нотку, Лейн понял, что сыну хочется сделать хоть что-то, пусть даже сущую мелочь, лишь бы немного помочь матери.
– Думается мне, что кое-что ты все-таки можешь.
– Что? – оживленно заблестели глаза Алекса.
– Часто, когда тебе бывает грустно, даже небольшая вещь может иметь для тебя очень большое значение. Стоит только подумать хорошенько, и всегда придумаешь, как показать человеку, которому плохо, что ты его любишь, сочувствуешь ему. Например, можно нарвать полевых цветов для мамы, чтобы она положила букетик на могилу Сирокко. Или нарисовать для нее рисунок с подписью…
– Я мог бы нарисовать для нее Сирокко. Можно даже раскрасить. Чтобы она смотрела на эту картину и помнила, какой он был, – возбужденно предложил Алекс. – Ей понравится, правда ведь? Я очень хорошо рисую, просто отлично. Миссис Уэлдон мне это не раз говорила. А уж эту картину я так нарисую, что больше никто так не сможет!
– Я знаю, ты сумеешь. И уверен, что маме очень понравится, – улыбнулся Лейн.
– Прямо сейчас и начну. – Не успев закончить фразу, Алекс соскочил со стула и со всех ног помчался к дому.
Глядя на него, Лейн не мог не подумать о том, как прекрасно детство с его невинной и святой верой в то, что все в жизни поправимо.
* * *
Рейчел сидела у прямоугольного сырого холмика. В ее позе было что-то по-детски беззащитное: ноги поджаты, голова и плечи поникли, одна рука уперлась в свежие комья земли. Легкий ветерок поднял ненадолго ее темные локоны и осторожно положил на место, словно мать, перебирающая волосы своего ребенка, пытаясь приласкать и утешить его.Когда Росс подошел к ней, она даже не подала виду, что заметила его. На несколько секунд он замер на месте, пораженный печатью неподдельного горя на ее лице. Глаза ее были сухими. «Уж лучше бы плакала», – мелькнула у него в голове. Со слезами справиться ей было бы гораздо легче, чем с той невыразимой тоской, которая лежала сейчас тяжелым камнем на ее сердце.
– Здравствуй, Рейчел…
Поначалу она подумала, что это ей послышалось. Потом подняла глаза. Они были тусклыми и пустыми, почти безжизненными. Рейчел смотрела прямо на него, и все же Росс не было уверен, что она его видит. Потом, кажется, ощущение реальности начало понемногу возвращаться к ней.
– Тут лежит мой Сирокко. Я уже заказала памятник – мраморный. На нем вырежут его имя, даты рождения и смерти. И еще пару строк из поэмы, которую я когда-то читала. Правда, пришлось изменить немного слова. – Словно в полузабытьи она продекламировала нараспев: – Кто видел в нем лишь ног красу и стать, тому души его волшебной не понять.
– Красиво звучит.
– Пощупай землю. – Она запустила пальцы еще глубже в рыхлые комья. – Теплая… Совсем как он.
– Это от солнца.
Ее состояние внушало нешуточную тревогу. Тяжело вздохнув, Рейчел снова посмотрела на него. На сей раз лицо ее было более живым, и все же его черты по-прежнему были искажены от боли.
– Знаю, – вяло согласилась она. – Но иногда мне хочется думать, что это тепло исходит от него.
– Нельзя так, Рейчел. Ты губишь себя.
– Мне все равно. Главное, что он здесь… Со мной, – твердо произнесла она.
– Прошу тебя, Рейчел, не надо. Его уже не вернешь. У тебя есть другие. Есть я. Вот я, рядом с тобой. Прошу тебя, пойдем отсюда, пожалуйста. – Взяв ее за плечи, он осторожно помог ей подняться.
Рейчел не сопротивлялась, однако по-прежнему, не отрываясь, продолжала смотреть на могилу. Она уходила отсюда против собственного желания.
– Его место здесь. Здесь он должен бегать, звать своим ржанием кобыл с пастбища…
– Мне так хочется утешить тебя, сказать что-нибудь или сделать, но у меня нет нужных слов. – В этот момент Росс остро ощущал собственное бессилие. Совсем как тогда, на ипподроме. – Ты даже не представляешь, сколько раз я говорил себе, что не должен был покидать тебя в тот день. Но что мне оставалось делать? С тобой был Лейн. И я знал, что он позаботится о тебе.
– Лейн всегда со мной, каждую минуту, – отрешенно пробормотала она.
– Знаю, знаю… – Ему до сих пор неприятно было вспоминать, что в первые секунды после того, как случилось непоправимое, она бросилась к Лейну. А ведь должна была бы броситься к нему, Россу. Ведь именно его, а не Лейна она любила по-настоящему. – Послушай, сегодня вечером мне нужно ехать в Нэшвилл. Студия звукозаписи, с которой я сотрудничаю, хочет, чтобы я сделал альбом, и на завтра у меня назначена встреча с продюсером. Но стоит только тебе захотеть, чтобы я остался, и я отменю все свои дела.
– В этом нет необходимости. Можешь быть тут, можешь быть там – мне все равно. Ничто теперь не имеет для меня значения.
Она была такой безразличной, такой далекой, словно видела в нем какого-то незнакомца, а не мужчину, который до этого сотни раз сжимал ее в жарких объятиях. Они шли бок о бок, и его рука лежала на плечах Рейчел, но былого чувства близости не было и в помине. Ему надо было что-то срочно предпринимать.
– Пойдем, я покажу тебе кое-что. – При приближении к главной конюшне, которая величественными очертаниями напоминала дворец, он ускорил шаг, но его обещание не вызвало у нее ни малейшего интереса. – Ты не хочешь спросить меня, что именно?
– Что же?.. – Было видно, что она задает вопрос лишь потому, что он заставил ее сделать это.
– А вот это сюрприз. Правда, я гарантирую, что он тебе понравится. Подожди чуть-чуть и увидишь.
Однако когда Рейчел заметила у широких ворот конюшни грузовичок с прицепом для лошадей, она испуганно вздрогнула.
– Там кто-то есть. Я никого не хочу видеть!
– Что ты, не бойся. Это моя телега.
– Твоя? Не понимаю… – Она, насупившись, посмотрела на него. У Росса появилось ощущение, что ему наконец удалось пробиться сквозь окружающую ее стену скорби.
– Говорю же тебе: сюрприз! – Он сделал жест конюху, и тот вывел из прицепа молодую лошадь. – А вот и то, что я тебе обещал. – Он оглянулся, чтобы увидеть реакцию Рейчел на появление великолепной арабской кобылицы. Юная красавица гордо вскинула голову, и на ее бронзовой шкуре заиграл утренний луч солнца. Рейчел была явно ошеломлена. – Это и есть моя Джуэл, – пояснил Росс. – Та самая. Помнишь?
– Да-да, помню, но зачем ты ее сюда привез? – Она, все еще недоуменно хмурясь, повернулась к нему.
– Я хочу, чтобы она стала твоей.
Рейчел недоверчиво отстранилась от него, но Росс продолжил:
– Я же помню, как сильно ты хотела получить ее, но я сказал тебе, что она не продается, причем сказал вполне серьезно. У нее никогда уже не будет жеребенка от Сирокко, тут уж ничего не поделаешь. Поэтому я отдаю ее тебе просто так. В подарок.
– Нет! – Она отступила от него еще на шаг. На ее лицо набежала черная тень гнева и возмущения.
Удивленный подобной реакцией, Росс взял повод у работника и протянул ей:
– На же, бери.
Однако она затрясла головой и поспешно спрятала руки за спину.
– Я действительно хочу, чтобы она стала твоей, Рейчел. Я знаю, она не заменит тебе Сирокко и… Может быть, я и не в силах загладить свою вину за то, что не остался с тобой после того несчастного случая, но прошу, дай мне хотя бы шанс.
Внутри ее вдруг словно что-то надломилось.
– Почему все без устали дарят мне подарки? – зловеще начала Рейчел. – Ты что, думаешь, что можешь купить меня? – сорвалась она в следующую секунду на крик. – Никакие подарки не возместят мне долгие часы одиночества! Я не ребенок, которому можно дать погремушку и думать, что все его огорчения пройдут сами собой. Больше этому не бывать!
– Да что с тобой, Рейчел? – удивился Росс, для которого эта вспышка гнева была полной неожиданностью. – О чем ты? Не собираюсь я тебя покупать. Я просто…
– Как же еще тогда ты это назовешь? Ты чувствуешь за собой вину, вот и хочешь всучить мне эту кобылу для очистки собственной совести. Да только не нужна она мне! И ты мне не нужен! Забирай свою лошадь и выметайся отсюда! И не вздумай возвращаться! Слышишь? Чтобы я тебя больше не видела! – Ее руки сжались в кулаки, а сама она стояла перед ним, трясясь от гнева, и крупные слезы катились по ее щекам.
– Рейчел, ты не можешь так поступить со мной. Я понимаю, у тебя горе, но все же… – Ошеломленный, Росс никак не мог уразуметь, что вызвало в ней столь резкую перемену. – Ты сама не понимаешь, что говоришь.
– Я отлично отдаю себе отчет в том, что говорю, – отрезала Рейчел голосом, звенящим от гнева и слез. – И если ты в ближайшие пять минут не погрузишь свою лошадь обратно в прицеп, чтобы тотчас убраться отсюда, я вызову шерифа.
Резко повернувшись на месте, Рейчел быстро пошла к конюшне. Последние метры, остававшиеся до ворот, она преодолела бегом.
– Рейчел… – Росс сделал нерешительный шаг следом за ней, еще не веря, что все это происходит не во сне, а наяву.
– Я думаю, это серьезно, – прозвучал за его спиной голос конюха.
И Росс был вынужден с ним согласиться.
Рыдая, Рейчел побежала прямиком туда, где стояли кобылы, и остановилась у стойла, третьего с конца. С лихорадочной поспешностью она отодвинула засов сетчатой калитки и вошла внутрь. Столь же торопливо закрыв за собой калитку, она обвила руками шею серой в яблоках кобылы, уткнувшись мокрым от слез лицом в пепельную гриву.
– Ах, Саймун, Саймун, – зарыдала Рейчел с новой силой. – Ну почему они все заодно? Почему?! Почему то и дело подсовывают мне подарки, когда мне нужно от них только одно – любовь! Никто не любит меня. Никто!
Изливая в слезах боль и горечь, она чувствовала, как осторожно толкает ее головой лошадь, всхрапывая тихо и обеспокоенно.
– Что, неправда, говоришь? Неправда? Ты любишь меня? Ты, хорошая. Ты, красавица моя, – бормотала Рейчел, держа голову лошади обеими руками и заглядывая ей в глаза. Она слабо улыбнулась, когда кобыла, настороженно обнюхав ее заплаканные щеки, слизнула с них мягким языком соленую влагу. – И я тебя люблю, моя Саймун. Ведь ты никогда не предашь меня, правда, никогда?
В соседнем стойле захрустела солома, и старый красный мерин, притиснувшись к перегородке, заржал, требуя, чтобы и ему уделили внимание.
Просунув руку в промежуток между досками, Рейчел почесала ему под седой губой, продолжая другой гладить кобылу.
– Ты тоже любишь меня, Ахмар. Знаю, знаю… Я и о тебе не забываю, – умиротворенно шептала она, хотя боль в душе еще не прошла до конца.
Над головой вращались мощные лопасти вентилятора, разгоняя по конюшне крепкий запах лошадиного пота, сена, навоза и зерна. Рейчел опять повернулась к кобыле и ласково потрепала ее по щеке. Рядом с этой лошадью ей вдруг стало хорошо и спокойно. Так приятно было гладить ее атласную кожу, ощущать тепло ее большого тела, вдыхать ее запах. Ей казалось, что соприкосновение с животным вселяет в нее новую силу, возвращает к жизни.
– С вами все в порядке, мисс Кэнфилд?
Появление двуногого существа сейчас было совсем некстати. Вздрогнув от неожиданности, Рейчел заметила у стойла конюха и тут же спряталась за лошадью, чтобы он не видел ее слез. Ей не нужна была ничья жалость. Пусть оставят свое сочувствие самим себе!
– Да, в порядке, – твердо произнесла она. – Мне просто хочется побыть одной. Прошу вас, уйдите.
– Слушаюсь, мэм.
Ахмар всхрапнул, когда конюх проходил мимо его стойла. Затем мерин снова повернулся к ней. Для Рейчел это был знак, что они опять остались одни.
– А ведь мы всегда держались втроем, помните? – напомнила она «собеседникам», однако тут же поправилась: – Нет, не всегда. Когда-то нас было четверо. А теперь… Нет больше с нами Сирокко. Господи, до чего же я тоскую по нему. – Рыдания с новой силой начали сотрясать ее, и Рейчел опять уткнулась лицом в шею кобыле. Только тут она могла поплакать всласть, дать волю горю, вызванному смертью любимого коня и предательством человека, который, как оказалось, и не любил ее вовсе.
Фыркнув, Саймун качнула головой в сторону калитки. Это было предупреждение: кто-то идет сюда. Поспешно вытерев глаза и щеки, Рейчел постаралась изобразить нечто, похожее на невозмутимость.
– Мама? – услышала она робкий голос Алекса. Опасливо озираясь, мальчик медленно продвигался вдоль широкого прохода. – Мамочка, ты здесь?
Ей захотелось притвориться, что она не слышит его, забиться в самый дальний угол стойла, спрятаться – от него, ото всех. Однако она понимала, что не сможет сделать этого.
– Да, Алекс. В чем дело? – спросила она голосом твердым, но осипшим от недавних слез.
Поначалу он не понял, из какого именно стойла донесся до него голос матери, но потом все же увидел ее.
– А-а, вот ты где. – Алекс радостно подбежал к решетчатой калитке, тщательно пряча за спиной лист бумаги. – Я тебя везде искал.
– Если уже пора обедать, скажи Марии, что я не голодна, – резко выпалила она. Ей не терпелось спровадить его отсюда, чтобы снова остаться в одиночестве. Скрывать горечь и боль, терзавшие ее душу, уже не было сил. В памяти всплыли все вопросы, которыми засыпал ее сын, когда они летели домой. Это было хуже пытки. А почему Сирокко умер? А почему он сломал себе шею? А почему мама выпустила его на скачки? А почему мамочка плачет? А почему она так любила Сирокко? Почему? Почему? Почему? Сама мысль о том, что подобное может повториться, была невыносима. Хоть бы Лейн взялся откуда-нибудь и ответил на все эти дурацкие вопросы. Во всяком случае, тогда, в самолете, это ему удалось.
– Нет, обедать еще не зовут. То есть меня не звали. Я просто принес тебе одну вещь. – Сияя простодушной улыбкой, он протянул ей над калиткой бумажку, которую до этого держал за спиной. – Это тебе. Я хотел завернуть ее в красивую обертку, чтобы бантик был и все такое. Но миссис Уэлдон сказала, что праздничная обертка у нас кончилась.
«Еще один подарочек, – язвительно подумала Рейчел. – Ну когда же они уймутся! Все пытаются купить меня, буквально все!»
– Ничего мне от тебя не нужно.
Его личико словно опрокинулось.
– Но папа сказал…
– Мало ли что сказал папа. Он ошибся! Не нужно мне никаких подарков! В том числе и от тебя. Ясно? – Она была ослеплена слезами, снова обильно хлынувшими из глаз, а потому не видела, как изменилось его лицо. – Иди! Иди к своему папочке! Ты мне здесь не нужен.
Резко отвернувшись от сына, она опять нашла покой и утешение в тепле, которое излучало доброе и щедрое тело Саймун. Издали до ее слуха донеслись дробные шажки – это Алекс выбегал из конюшни. А его листок, порхнув несколько раз в воздухе, мягко опустился на посыпанный опилками пол.
Рейчел осталась наедине со своими лошадьми. Больше ей ничего не требовалось. И никто не был нужен. Следующий час она провела, мысленно убеждая себя в этом.
Однако довольно скоро от размышлений ее опять отвлекла чья-то поступь. Она молча прокляла весь род человеческий, который никак не хотел оставлять ее в покое. На сей раз это был Лейн – узнать его по седой львиной гриве не составило труда. Он встревоженно озирался.
– Алекс? – позвал Лейн.
Рейчел едва не расхохоталась. Ну конечно! Да разве станет он искать ее? Нет, только сын имеет для него значение. Она прижалась к стене, желая только одного – стать меньше мыши, чтобы он не заметил ее. Однако шорох привлек его внимание. Лейн смотрел на нее в упор.
– Послушай, Рейчел, ты Алекса случайно не видела? Обед уже готов, Мария его зовет, а он не отвечает.
– Я не знаю, где он, – бесстрастно ответила она. Голос Рейчел был тускл и бесцветен, полностью отражая ее внутреннее состояние.
Озабоченно нахмурившись, Лейн приблизился к стойлу.
– Но он должен быть где-то здесь. Один из конюхов уверяет, что видел, как он входил сюда… А это что? – Лейн нашел что-то на полу. Рейчел нехотя вышла из-за кобылы, чтобы посмотреть, что он там увидел. На опилках лежал листок бумаги, продавленный в центре конским копытом. Рейчел смотрела на детский рисунок, но даже не попыталась взять его, когда Лейн, открыв калитку, вошел к ней. – Ведь это Сирокко. Алекс нарисовал его специально для тебя.
– Должно быть… – Она лишь пожала плечами, беря рисунок.
– Так где же он? Ведь это он принес рисунок. – Лейн вопросительно взглянул на нее, ожидая немедленного ответа.
– Да. – Рейчел отрешенно смотрела на смятый клочок бумаги, который протягивал ей Лейн, и в сердце ее не было ничего, кроме глухой неприязни. – Я сказала ему, что ничего мне не нужно. Я думала, что он забрал это с собой.
– Что ты думала? – Глаза Лейна побелели от гнева. – И как ты могла? Он же для тебя это нарисовал!
– А мне плевать! – взорвалась она в ответ. – Как могла? Могла, как видишь! А почему бы и нет? Всю свою жизнь я получаю от всех подарки. Все думают, что эти подарки возместят мне все мои страдания. Да только неправда это! И никогда не было правдой!
– Господи, Рейчел, да он всего лишь ребенок. Он хотел сделать хоть что-то, чтобы тебе не было так плохо. Неужели ты настолько упиваешься жалостью к самой себе, что не видишь даже, что всем нам больно, потому что больно тебе? Это не просто детский рисунок. Это попытка достучаться до тебя, показать, что он любит тебя!
Никогда еще Рейчел не видела Лейна в таком гневе. Его возмущенные слова тяжкими ударами молота отзывались в ее мозгу. В какой-то момент ей даже показалось, что он ударит ее. Она съежилась, прикрыв лицо.
– Я не знала, – еле слышно пролепетала она. – Я думала…
– Ты думала, – прогремел Лейн, передразнивая ее. – Только о себе и думала. Интересно, думала ли ты хоть раз в жизни о ком-нибудь еще?
Он оставил ее стоять одну, дрожа от шквала гневных обличений.
* * *
Проезжая мимо массивных белых столбов, обозначающих въезд на территорию Ривер-Бенда, Маккрей бросил взгляд на часы на приборном щитке. Встреча с Лейном была назначена на половину второго. Он опаздывал на пять минут. Прибавив скорости, через пару минут Маккрей заметил двух, нет, даже трех человек, которые шли цепью по лугу слева от дороги. Поначалу это насторожило его, но потом он успокоил себя мыслью о том, что работники с фермы, должно быть, ищут какую-нибудь лошадь, отбившуюся от табуна.Подъезжая к дому, Маккрей увидел Рейчел, которая проскакала мимо на серой в яблоках кобыле. Она и раньше часто каталась на этой лошади верхом. Шея кобылы потемнела от пота. Маккрей сдвинул брови, недоумевая, с чего это Рейчел вздумалось отправляться на верховую прогулку в такую жару. К тому же эти люди на лугу… Нет, что-то здесь явно было не так. Не доехав до особняка, он круто свернул к конюшне и остановил машину как раз в тот момент, когда Рейчел спешилась, бросив поводья одному из конюхов.
Выйдя из машины, Маккрей уловил только последнее слово вопроса, который она задала работнику:
– …что-нибудь?
Отрицательно качнув головой, конюх увел лошадь.
– Что тут у вас происходит?
– А-а, Маккрей, – вздрогнула она от неожиданности и повернулась к нему лицом, на котором была написана безумная тревога. – Как ты меня напугал.
– Где Лейн?
– С другими. Ищет Алекса. Он исчез. Еще до обеда. Зовем его, зовем, но… – Глубокий прерывистый вдох заставил ее замолчать на секунду. – Я так беспокоюсь. С ним определенно что-то случилось. Я никогда не прощу себе этого, никогда…
Маккрей хотел было сказать ей, что ему известно, где может быть сейчас Алекс. Ведь мальчик не знает, что Иден больше не живет на соседней ферме, а потому мог отправиться туда. Но что, если его предположение окажется неверным? Рейчел встревожится еще больше. А кутерьмы здесь и без того хоть отбавляй. Поэтому Маккрей предпочел прикусить язык.
– Ничего, объявится. Вот увидишь.
– Господи, хоть бы так, – откликнулась она, нервно всхлипнув.
– Увидишь Лейна, скажи, что я заеду попозже.
– Хорошо, – кивнула Рейчел.
Однако Маккрей сомневался, что она будет помнить о его просьбе. Не глядя на нее, он сел обратно в машину.
* * *
Вынеся из дома последнюю коробку с пожитками, Эбби затолкала ее на заднее сиденье машины. Выпрямившись, чтобы отереть пот со лба, она посмотрела в сторону конюшни, возле которой стоял взятый напрокат фургон. Двое конюхов размеренно ходили туда-сюда, вытаскивая изнутри и грузя в кузов всевозможные инструменты, сбрую, приспособления и прочее барахло, которое только попадалось им под руку. Судя по всему, работа была близка к завершению.Доби работает в поле. Так что, если повезет, она успеет собрать все вещички и уехать отсюда еще до того, как он вернется. Эбби давно уже не виделась с ним, и у нее не было никакого желания, чтобы подобная встреча состоялась. Зачем? Чтобы еще раз сказать ему, как она сожалеет? Но этим горю не поможешь. Она сломала ему жизнь, и теперь уже ничего не исправить.
Услышав приближающееся урчание автомобильного двигателя, Эбби оглянулась на подъездную дорожку и удивленно вскинула брови. Это была машина Маккрея. Что будет, если его заметит Доби?
Пытаясь скрыть беспокойство, она направилась к машине.
– Ты что тут делаешь?
– Думал, может, Алекс здесь. Ты его случаем не видела?
– Алекса? Нет. А что с ним?
– Я только что был в Ривер-Бенде. Они там все вверх дном перевернули, разыскивая его. В последний раз Алекса видели в первой половине дня. И я подумал… подумал, что он мог прибежать сюда поиграть с Иден.
– Мы почти целый день тут, но никого не видели. К тому же ты знаешь, какие дожди только что прошли. Ручей, который отделяет эти земли от Ривер-Бенда, вышел из берегов. – Не успев вымолвить это, Эбби почувствовала, как по спине у нее пробежал озноб от ужасного предположения. – Послушай, Мак, уж не думаешь ли ты, что он попытался добраться досюда вплавь? Конечно, Алекс всего лишь глупый маленький мальчишка, но должен же он сознавать опасность…
С потемневшим лицом Маккрей быстро распахнул дверцу машины.
– Поеду-ка я лучше посмотрю.
– И я с тобой. – Эбби побежала к дверце с противоположной стороны.
Маккрей выехал со двора на грунтовую дорогу с набитой колеей, которая вела к нижнему пастбищу и ручью. Когда они подъехали к воротам, Эбби быстро соскочила с сиденья, чтобы открыть их, и, когда машина проехала, столь же быстро захлопнула.
– Там есть брод. Его обычно там переходят. – Она ткнула рукой прямо перед собой, в сторону излучины ручья, по берегам которого возвышались деревья.
Не доехав немного до места, на которое указывала Эбби, Маккрей заглушил мотор.
– Давай-ка пройдемся.
Голубые небеса, яркое солнце и свежая зелень, недавно омытая дождями, – все это создавало обманчивую картину безмятежности и покоя. Однако ручей больше не был сонной речушкой, вяло текущей по руслу из камешков и песка. Разбухнув от ливней, он превратился в ревущий поток. Его яростный шум заглушил хлопанье автомобильных дверей.
Встав перед капотом машины, оба принялись напряженно вглядываться в противоположный берег, скрытый тенью деревьев. Темная вода бешено бурлила в узкой стремнине, ломая ветви, переворачивая старые коряги, сметая со своего пути все, что мешало ее неукротимому бегу.
– Ну где же он может быть? – Беспокойство Эбби росло с каждой минутой. – Должен же он понимать, что его сейчас все ищут.
– Будем надеяться, что он просто не хочет, чтобы его нашли.
– Он в воду не полезет, – решила Эбби. – Слишком робок. – Однако эта мысль не принесла ей утешения, поскольку она заметила, что бурные воды значительно подмыли противоположный берег.
– Давай лучше разделимся и осмотрим оба берега. – Маккрей решительно направился к броду.
– Будь осторожен, – предупредила она.
Остановившись на мгновение, он ответил ей уверенной улыбкой и вошел в бурлящий поток, осторожно переступая с камня на камень. В самом глубоком месте вода доходила ему до пояса. Этого было достаточно, чтобы накрыть мальчишку с головой. Следя за тем, как напряженно балансирует Маккрей, борясь с напором воды, Эбби осознала, что, если бы в этот поток попал Алекс, у него не было бы шанса выбраться живым.
Перейдя на другую сторону, Маккрей помахал ей рукой и тут же огляделся. Сложив у рта ладони рупором, он прокричал:
– Вижу следы! Он был здесь!
И показал рукой вниз по течению, определяя направление поиска.
У Эбби все похолодело внутри от ужаса. Жест Маккрея означал уверенность в том, что Алекс упал в воду и бешеное течение понесло его тело дальше. Его тело… Нет, нельзя даже думать об этом. Пристально глядя перед собой, она медленно пошла вперед. Маккрей шел в том же направлении по другому берегу.
Через десять метров Эбби заметила какое-то желтое пятно среди сваленных сучьев.
– Маккрей, смотри! – прокричала она, показывая в сторону находки и в то же время напряженно вспоминая, какого цвета была одежда у Алекса. Верно, у него была желтенькая курточка! У нее перехватило дыхание. В это не хотелось верить.
Маккрей между тем уже подошел к груде и с трудом вытащил желтую тряпку, запутавшуюся в сучьях. Да, это была детская куртка…