В сущности, если рассматривать этот факт, обособленный и без связи с какими бы то ни было привходящими обстоятельствами, в нем нет ничего из ряда вон выходящего, ибо во многих частях света люди выходят из сада, закрывают за собой зеленые калитки и даже удаляются быстрыми шагами, не привлекая к себе особого внимания общества. Ясно поэтому, что в человеке, в его манерах было нечто, привлекшее особое внимание мистера Уэллера. Так это или не так, предоставляется решить читателю, когда мы правдиво изобразим поведение субъекта, о котором идет речь.
   Когда упомянутый нами человек закрыл за собой зеленую калитку, он пошел, как сказали мы уже дважды, быстрыми шагами по двору; но, едва заметив мистера Уэллера, он споткнулся и остановился, точно был не уверен в том, какой избрать путь. Так как зеленая калитка за ним закрылась, а идти можно было только вперед, он тотчас сообразил, что должен пройти мимо мистера Сэмюела Уэллера. Поэтому он снова пошел быстрым шагом и приближался, глядя прямо перед собой. Самым поразительным в этом человеке было то, что он уродовал свою физиономию самыми ужасными и невероятными гримасами, какие приходилось когда-либо видеть. Еще ни одно произведение природы не искажалось с таким необыкновенным искусством, с каким неустанно искажались черты лица этого человека.
   «Однако! — сказал про себя мистер Уэллер, покуда человек приближался к нему. — Это очень странно. Я бы мог поклясться, что это он!»
   Человек подошел, и его лицо исказилось еще более ужасной гримасой.
   — Могу дать присягу, что это-вот те самые черные волосы и шелковичная пара, — сказал мистер Уэллер, только вот лица такого никогда не видывал.
   Когда мистер Уэллер произнес эти слова, лицо человека исказилось сверхъестественной гримасой, поистине омерзительной. Однако он был вынужден пройти очень близко от Сэма, и проницательный взгляд этого джентльмена помог обнаружить, несмотря на эти устрашающие гримасы, нечто слишком напоминающее маленькие глазки мистера Джоба Троттера, чтобы можно было ошибиться.
   — Эй, вы, сэр! — свирепо крикнул Сэм.
   Незнакомец остановился.
   — Эй, вы! — повторил Сэм еще грубее.
   Человек с устрашающим лицом посмотрел с величайшим удивлением в глубь двора, и в конец двора, и на окна домов — всюду, только не на Сэма Уэллера, и сделал еще шаг вперед, но был остановлен новым окликом.
   — Эй, вы, сэр! — крикнул Сэм в третий раз.
   Теперь уже нельзя было притвориться, будто не слышишь, откуда исходит голос, и незнакомцу оставалось только посмотреть, наконец, Сэму Уэллеру прямо в глаза.
   — Это не пройдет, Джоб Троттер, — сказал Сэм. Ну-ка! Без глупостей. Не так уж ты красив, чтобы разбрасывать свои прелести. Переставь эти-вот глаза на свое место, пока я не вышиб их из твоей башки. Слышишь?
   Так как мистер Уэллер, по-видимому, был расположен действовать в духе этой речи, то мистер Троттер постепенно вернул своему лицу его естественное выражение и, радостно встрепенувшись, воскликнул:
   — Кого я вижу! Мистер Уокер!
   — А! — отозвался Сэм. — Вы очень рады меня видеть, не так ли?
   — Рад! — воскликнул Джоб Троттер. — О мистер Уокер, если бы вы только знали, как я мечтал об этой встрече! Это слишком, мистер Уокер, я не вынесу этого, право же не вынесу!
   Эти слова мистера Троттера сопровождались слезным наводнением, и, схватив мистера Уэллера за руки, он в порыве восторга крепко его обнял.
   — Убирайся! — крикнул Сэм, возмущенный таким поведением и тщетно пытаясь высвободиться из объятий своего восторженного знакомого. Проваливай, говорю тебе! Чего ради ты ревешь надо мной, пожарный насос?
   — Потому что я так рад вас видеть, — отвечал Джоб Троттер, постепенно освобождая мистера Уэллера, по мере того как у Сэма исчезали первые симптомы желания вступить в драку. — О мистер Уокер, это уж слишком!
   — Слишком! — повторил Сэм. — Думаю, что слишком… еще бы! Ну, что вы можете мне сказать, а?
   Мистер Троттер не дал никакого ответа, ибо розовый носовой платочек был уже пущен в ход.
   — Что вы можете мне сказать, прежде чем я проломлю вам череп? повторил мистер Уэллер угрожающим тоном.
   — Как? — спросил мистер Троттер с видом праведного изумления.
   — Что вы можете мне сказать?
   — Я, мистер Уокер?
   — Не называйте меня Уокером; моя фамилия Уэллер, вы это прекрасно знаете. Что вы можете мне сказать?
   — Да благословит вас бог, мистер Уокер… то есть Уэллер… очень много, только пойдемте куда-нибудь, где можно потолковать на свободе. Если бы вы знали, как я искал вас, мистер Уэллер…
   — Очень старательно, должно быть? — сухо осведомился Сэм.
   — Очень, очень, сэр! — отвечал мистер Троттер, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Но дайте пожать вашу руку, мистер Уэллер.
   Сэм созерцал своего собеседника в течение нескольких секунд, а затем, словно повинуясь внезапному импульсу, исполнил его просьбу.
   — Как поживаете? — начал Джоб Троттер, когда они тронулись в путь. Как поживает ваш уважаемый, добрый хозяин? О, это достойный джентльмен, мистер Уэллер! Надеюсь, он не простудился в ту страшную ночь, сэр?
   Когда Джоб Троттер произнес эти слова, в глазах его мелькнуло на мгновение крайне лукавое выражение, которое заставило крепче сжаться кулак мистера Уэллера, загоревшегося желанием пересчитать мистеру Троттеру ребра. Однако Сэм сдержался и ответил, что хозяин чувствует себя прекрасно.
   — О, я так рад! — отозвался мистер Троттер. — Он здесь?
   — А ваш? — вместо ответа спросил Сэм.
   — О да, он здесь, и я с прискорбием должен сказать, мистер Уэллер, что он ведет себя еще хуже.
   — Вот как? — сказал Сэм.
   — О, возмутительно, ужасно!
   — В пансионе для девиц? — спросил Сэм.
   — Нет, не в пансионе, — ответил Джоб Троттер с тем лукавым взглядом, который уже уловил Сэм. — Не в пансионе.
   — В доме с зеленой калиткой? — продолжал Сэм, внимательно глядя на своего спутника.
   — Нет, нет, не там, — ответил Джоб с живостью, весьма ему несвойственной, — не там.
   — А вы сами что там делали? — спросил Сэм, бросая на него зоркий взгляд. — Быть может, случайно вошли в калитку?
   — Видите ли, мистер Уэллер, — ответил Джоб, — я не прочь открыть вам маленькую тайну, потому что мы, знаете ли, с первой встречи почувствовали влечение друг к другу. Помните, как приятно мы провели утро?
   — О да, помню, — нетерпеливо сказал Сэм.
   — Ну, так вот, — продолжал Джоб, понижая голос, будто открывая важную тайну, — в том доме с зеленой калиткой, мистер Уэллер, держат очень много слуг.
   — Это можно угадать, взглянув на дом, — перебил Сэм.
   — Вот именно, — продолжал мистер Троттер, — и там есть кухарка, которая отложила немного денег, мистер Уэллер, и желает, знаете ли, если ей удастся устроиться в жизни, завести маленькую торговлю колониальными товарами… Вы меня понимаете?
   — Да.
   — Вот-вот, мистер Уэллер. Так вот, сэр, я с ней встретился в церкви, которую посещаю… очень славная маленькая часовня в этом городе, мистер Уэллер, где поют гимны по сборнику номер четвертый, который я обыкновенно ношу с собой; быть может, вы видели у меня в руках маленькую книжку. И я с этой кухаркой немножко сблизился, мистер Уэллер, и мы узнали друг друга лучше, и смею сказать, мистер Уэллер, что мне предстоит быть лавочником.
   — А, из вас выйдет очень симпатичный лавочник, — отозвался Сэм, искоса поглядывая на Джоба с крайней неприязнью.
   — Преимущество этого решения, мистер Уэллер, — продолжал Джоб, у которого глаза в это время наполнились слезами, — заключается в том, что мне удастся оставить мою теперешнюю постыдную службу у этого дурного человека и всецело посвятить себя лучшей и более добродетельной жизни, которая больше подобала бы тому воспитанию, мистер Уэллер, которое мною было получено.
   — Должно быть, вы получили очень хорошее воспитание, — заметил Сэм.
   — О да, очень хорошее, мистер Уэллер, очень! — подтвердил Джоб.
   При воспоминании о своем непорочном детстве мистер Троттер извлек розовый носовой платочек и незамедлительно пролил обильные слезы.
   — Должно быть, на редкость приятно было учиться вместе с таким мальчиком, — сказал Сэм.
   — Вы правы, сэр, — отвечал Джоб, испуская глубокий вздох. — Я был кумиром школы.
   — Вот как! — сказал Сэм. — Я этому не удивляюсь. Каким утешением были вы, должно быть, для вашей счастливой маменьки!
   При этих словах мистер Джоб Троттер приложил кончик розового платочка к уголку сперва одного, а потом другого глаза и пролил потоки слез.
   — Что такое с этим человеком? — вознегодовал Сэм. — Водопровод в Челси[85] ничто по сравнению с вами. Почему вы сейчас расчувствовались? Раскаиваетесь в своей подлости?
   — Я не могу сдержать свои чувства, мистер Уэллер, — сказал Джоб после непродолжительного молчания. — Подумать только, что мой хозяин догадался о разговоре, который я вел с вами, и увез меня в дорожной карете, и, убедив милую молодую леди сказать, что она ничего о нем не знает, и подкупив для этой же цели начальницу пансиона, покинул ее в поисках лучшею! О мистер Уэллер, я содрогаюсь при мысли об этом.
   — О, так вот как обстояло дело? — сказал мистер Уэллер.
   — Конечно, — ответил Джоб.
   — Ну, ладно, — сказал Сэм, так как они уже подходили к гостинице, — я хочу немного потолковать с вами, Джоб; если вы не слишком заняты, я бы хотел повидаться с вами в «Большом Белом Коне» сегодня вечером, часов в восемь.
   — Я непременно приду, — сказал Джоб.
   — Приходите непременно, — отозвался Сэм, бросая на него многозначительный взгляд, — а не то я, пожалуй, начну наводить о вас справки по ту сторону зеленой калитки и могу, знаете ли, стать вам поперек дороги.
   — Я непременно приду, сэр — сказал мистер Троттер, и, с великим жаром пожав Сэму руку, он удалился.
   — Берегись, Джоб Троттер, берегись! — промолвил Сэм, глядя ему вслед. На этот раз тебе со мной не сладить!
   Произнеся этот монолог и проводив взглядом Джоба, пока тот не скрылся из виду, мистер Уэллер не замедлил отправиться в спальню своего хозяина.
   — Дело на мази, сэр! — сказал Сэм.
   — Что на мази, Сэм? — осведомился мистер Пиквик.
   — Я их нашел, сэр, — сказал Сэм.
   — Кого нашли?
   — Того странного чудака и меланхоличного парня с черными волосами.
   — Не может быть, Сэм! — с большим волнением воскликнул мистер Пиквик. Где они, Сэм, где они?
   — Тише, тише! — отозвался мистер Уэллер, и, помогая мистеру Пиквику одеваться, он развернул план дальнейших действий.
   — Но когда это удастся сделать, Сэм? — осведомился мистер Пиквик.
   — Все в свое время, сэр, — ответил Сэм.
   Удалось ли это сделать в свое время, будет видно из дальнейшего.


Глава XXIV,


   в которой мистер Питер Магнус становится ревнивым, а леди средних лет пугливой, вследствие чего пиквикисты попадают в тиски закона

 
   Когда мистер Пиквик спустился в комнату, в которой провел с мистером Питером Магнусом вечер накануне, он увидел, что этот джентльмен, дабы выставить свою особу в лучшем свете, воспользовался содержимым двух саквояжей, кожаного футляра и пакета в оберточной бумаге и теперь шагал взад и вперед по комнате в состоянии крайнего возбуждения и волнения.
   — Доброе утро, сэр, — сказал мистер Питер Магнус. Как вы это находите, сэр?
   — Очень эффектно! — ответил мистер Пиквик, обозревая с добродушной улыбкой костюм мистера Питера Магнуса.
   — И мне так кажется, — сказал мистер Магнус. — Мистер Пиквик, сэр, я уже послал свою визитную карточку.
   — Неужели? — сказал мистер Пиквик.
   — Да. И лакей принес ответ, что она примет меня сегодня в одиннадцать в одиннадцать, сэр. Это значит через четверть часа.
   — Да, это очень скоро, — сказал мистер Пиквик.
   — О да, очень скоро! — отозвался мистер Магнус. Пожалуй, слишком скоро, мистер Пиквик, сэр?
   — Уверенность — великая вещь в таких случаях, — заметил мистер Пиквик.
   — Совершенно согласен, сэр, — сказал мистер Питер Магнус. — Во мне много уверенности, сэр. В самом деле, мистер Пиквик, я не понимаю, почему мужчина испытывает страх в таких случаях, сэр? В чем суть дела, сэр? Стыдиться нечего, все основано на взаимном соглашении, и ничего больше. С одной стороны муж, с другой — жена. Таков мой взгляд на это дело, мистер Пиквик.
   — Взгляд философический, — заметил мистер Пиквик. — Но завтрак уже готов, мистер Магнус. Идемте!
   Они уселись за завтрак, но, несмотря на похвальбу мистера Питера Магнуса, было очевидно, что он находится в крайне нервическом состоянии, коего главными симптомами служили: потеря аппетита, наклонность опрокидывать чайную посуду, неловкие попытки шутить и неодолимая потребность смотреть каждую секунду на часы.
   — Хи-хи-хи! — хихикнул мистер Магнус, напуская на себя веселость и задыхаясь от волнения. — Осталось только две минуты, мистер Пиквик. Я бледен, сэр?
   — Не очень, — ответил мистер Пиквик.
   Наступила Короткая пауза.
   — Прошу простить, мистер Пиквик, но в былое время вы когда-нибудь предпринимали что-нибудь подобное? — спросил мистер Магнус.
   — Вы разумеете, делал ли я предложение? — спросил мистер Пиквик.
   — Да.
   — Никогда! — ответил мистер Пиквик с великой энергией. — Никогда!
   — Значит, вы не имеете понятия о том, как получше приступить к делу?
   — Этого сказать нельзя, — отвечал мистер Пиквик. Кое-какое понятие об этом предмете у меня есть, но так как я никогда не проверял его на опыте, мне бы не хотелось, чтобы вы им руководились в своих поступках.
   — Я был бы крайне признателен вам, сэр, за любой совет, — сказал мистер Магнус, еще раз бросая взгляд на часы, стрелка которых приближалась к пяти минутам двенадцатого.
   — Хорошо, сэр, — согласился мистер Пиквик с глубокой торжественностью, благодаря которой сей великий муж придавал, когда ему было угодно, особую выразительность своим замечаниям. — Я бы начал, сэр, с восхваления красоты леди и ее исключительных качеств; засим, сэр, я перешел бы к тому, сколь я недостоин…
   — Очень хорошо, — вставил мистер Магнус.
   — Недостоин, но только ее одной, заметьте, сэр, пояснил мистер Пиквик, — но, дабы показать, что я не совсем недостоин, я сделал бы краткий обзор своей прежней жизни и своего настоящего положения. Путем сравнения я бы ей доказал, что для всякой другой женщины я был бы очень желательным объектом. Затем я бы распространился о своей горячей любви и глубокой преданности. Быть может, в этот момент я попытался бы взять ее за руку.
   — Понимаю! Это очень важный пункт, — подхватил мистер Магнус.
   — Затем, сэр, — продолжал мистер Пиквик, воспламеняясь по мере того, как вся картина представлялась ему в более ослепительных красках, — затем, сэр, я бы подошел к простому и ясному вопросу: «Хотите быть моей?» Мне кажется, я не ошибусь, если предположу, что после этого она отвернется.
   — Вы думаете, что это случится? — спросил мистер Магнус. — Если она этого не сделает в нужный момент, это может сбить меня.
   — Мне кажется, сделает, — сказал мистер Пиквик. — После сего, сэр, я бы сжал ее руку, и думаю, думаю, мистер Магнус, поступи я так, — предположим, что отказа не последовало, — я бы нежно отвел в сторону носовой платок, который, как подсказывают мне мои скромные познания человеческой натуры, леди должна в этот момент прикладывать к глазам, и запечатлел бы почтительный поцелуй. Мне кажется, я бы поцеловал ее, мистер Магнус; и я решительно утверждаю, что в этот самый момент, если леди будет склонна принять мое предложение, она стыдливо прошепчет мне на ухо о своем согласии.
   Мистер Магнус вздрогнул, несколько мгновений молча смотрел на одухотворенное лицо мистера Пиквика, а затем (часы показывали десять минут двенадцатого) горячо пожал ему руку и бросился с решимостью отчаяния вон из комнаты.
   Мистер Пиквик несколько раз прошелся взад и вперед по комнате; маленькая стрелка часов, подражая ему и постепенно двигаясь вперед, приблизилась к месту, обозначающему на циферблате полчаса, когда дверь внезапно распахнулась. Он обернулся, чтобы приветствовать мистера Питера Магнуса, но вместо него увидел перед собою радостное лицо мистера Танмена, безмятежную физиономию мистера Уинкля и одухотворенные черты мистера Снодграсса.
   Пока мистер Пиквик здоровался с ними, в комнату влетел мистер Питер Магнус.
   — Мои друзья — мистер Магнус, джентльмен, о котором я говорил, — представил мистер Пиквик.
   — Ваш покорный слуга, джентльмены, — сказал мистер Магнус, находившийся, видимо, в крайнем возбуждении. — Мистер Пиквик, разрешите мне отвлечь вас на один момент, сэр, только на момент.
   Говоря это, мистер Магнус запряг указательный палец в петлю фрака мистера Пиквика и, оттащив его в оконную пишу, сказал:
   — Поздравьте меня, мистер Пиквик! Я следовал вашему совету буква в букву.
   — И все сошло удачно? — осведомился мистер Пиквик.
   — Все. Лучше и быть не могло, — ответил мистер Магнус. — Мистер Пиквик, она — моя!
   — Поздравляю вас от всего сердца, — промолвил мистер Пиквик, горячо пожимая руку своему новому другу.
   — Вы должны познакомиться с нею, — сказал мистер Магнус. — Пойдемте со мной, прошу вас. Мы вернемся через секунду. Прошу прощенья, джентльмены.
   И мистер Магнус поспешно увлек мистера Пиквика из комнаты. Он остановился у двери соседней комнаты и почтительно постучал.
   — Войдите, — послышался женский голос. — И они вошли.
   — Мисс Уитерфилд, — произнес мистер Магнус, — разрешите мне познакомить вас с близким моим другом, мистером Пиквиком. Мистер Пиквик, позвольте вас представить мисс Уитерфилд.
   Леди находилась в другом конце комнаты. Раскланиваясь, мистер Пиквик извлек очки из жилетного кармана и надел их… но едва он это сделал, как вскрикнул от удивления и попятился, а леди, слегка взвизгнув, закрыла лицо руками и опустилась в кресло; мистер Питер Магнус остолбенел, переводя взгляд с одного на другого в крайнем удивлении и ужасе.
   Все это казалось совершенно необъяснимым, но дело в том, что, едва мистер Пиквик надел очки, он тотчас же признал в будущей миссис Магнус ту самую леди, в комнату которой он этой ночью вторгся незваным гостем, и едва очки были водружены на носу мистера Пиквика. как леди тотчас же узнала физиономию, которая живо напомнила ей обо всех ужасах, связанных со злосчастным ночным колпаком. Леди взвизгнула, а мистер Пиквик вздрогнул.
   — Мистер Пиквик! — воскликнул мистер Магнус, растерявшись от удивления. — Что это значит, сэр? Что это значит, сэр? — грозно повторил мистер Магнус, повышая голос.
   — Сэр, — сказал мистер Пиквик, приходя в возмущение от внезапного перехода мистера Питера Магнуса к повелительному тону. — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
   — Вы отказываетесь, сэр? — спросил мистер Магнус.
   — Отказываюсь, сэр, — ответил мистер Пиквик, — без согласия и разрешения леди я считаю невозможным упоминать о том, что может компрометировать ее или пробудить в ней неприятные воспоминания.
   — Мисс Уитерфилд, вы знаете этого человека? — сказал мистер Питер Магнус.
   — Знаю ли я его? — нерешительно переспросила леди средних лет.
   — Да, знаете ли вы его, сударыня? Я спросил, знаете ли вы его? — свирепо повторил мистер Магнус.
   — Я его видела, — ответила леди средних лет.
   — Где? — спросил мистер Магнус. — Где?
   — Этого… — повторила леди средних лет, вставая с кресла и отворачиваясь. — Этого я не открою ни за что на свете.
   — Я понимаю вас, сударыня, — сказал мистер Пиквик, — и уважаю вашу деликатность. Можете на меня положиться, я никогда этого не открою, положитесь на меня.
   — Принимая во внимание положение, в которое я поставлен по отношению к вам, вы подходите к этому вопросу с удивительным спокойствием, сударыня, сказал мистер Магнус.
   — Жестокий мистер Магнус! — воскликнула леди средних лет, после чего залилась слезами.
   — Обращайтесь со своими замечаниями ко мне, сэр, — прервал мистер Пиквик. — Если кто и виноват, то один я.
   — О, вы один виноваты, не так ли, сэр? — сказал мистер Магнус. — Я… я… отлично понимаю. Вижу все насквозь, сэр. Теперь вы раскаиваетесь в своем решении, сэр, не так ли?
   — В моем решении! — воскликнул мистер Пиквик.
   — Да, в вашем решении, сэр! О! Не смотрите на меня, сэр, — сказал мистер Магнус. — Я помню ваши слова, сказанные вчера вечером, сэр. Вы явились сюда, сэр, с целью разоблачить предательство и обман одной особы, чьей правдивости и честности вы слепо доверяли, не так ли?
   Тут мистер Питер Магнус позволил себе изобразить на лице саркастическую улыбку и, сняв зеленые очки, которые в припадке ревности, по-видимому, счел излишними, начал вращать маленькими глазками так, что страшно было смотреть.
   — Не так ли? — сказал мистер Магнус, и улыбка его сделалась еще более саркастической. — Но вы поплатитесь за это, сэр!
   — Поплачусь? За что? — спросил мистер Пиквик.
   — Помалкивайте, сэр, — ответил мистер Магнус, шагая по комнате. Помалкивайте!
   Есть что-то всеобъемлющее в этом выражении «помалкивайте», ибо мы не можем вспомнить ни одной ссоры, коей мы были свидетелями, на улице, в театре, в общественном месте или где бы то ни было, которая не сопровождалась бы этим стандартным ответом на все воинственные вопросы. «Вы себя называете джентльменом, сэр?» — «Помалкивайте, сэр». — «Разве я позволю себе сказать что-нибудь обидное молодой женщине, сэр?» — «Помалкивайте, сэр». — «Вы что, хотите, чтобы я разбил вам голову об эту стенку, сэр?» «Помалкивайте, сэр». Замечательно, что в этом универсальном «помалкивайте, сэр», как будто скрывается какая-то едкая насмешка, пробуждающая в груди того, кому оно адресовано, больше негодования, чем может вызвать самая грубая брань.
   Мы не будем утверждать, что эта реплика по адресу мистера Пиквика вызвала такое же негодование в душе мистера Пиквика, каковое безусловно вскипело бы в груди какой-нибудь вульгарной натуры. Мы только отмечаем факт, что мистер Пиквик открыл дверь и отрывисто крикнул:
   — Тапмен, подите сюда!
   Мистер Тапмен немедленно явился с выражением крайнего удивления на физиономии.
   — Тапмен, — сказал мистер Пиквик, — тайна несколько деликатного свойства, касающаяся этой леди, послужила причиной столкновения между этим джентльменом и мною. Если я заверяю его, в вашем присутствии, что эта тайна не имеет никакого отношения к нему и не касается его личных дел, едва ли мне нужно просить вас иметь в виду, что если он и дальше будет настаивать на своем, тем самым он выразит сомнение в моей правдивости, и мне остается только рассматривать это как оскорбление.
   И мистер Пиквик смерил взглядом мистера Питера Магнуса с ног до головы.
   Почтенная и полная достоинства осанка мистера Пиквика вместе с отличавшими его силою и энергией выражений убедили бы всякого нормального человека, но, к несчастью, именно в этот момент рассудок мистера Питера Магнуса был в каком угодно состоянии, только не в нормальном. Вместо того чтобы удовлетвориться, как подобало бы ему, объяснениями мистера Пиквика, он немедленно начал раздувать в себе докрасна раскаленную, испепеляющую, всепожирающую злобу и говорить о своих чувствах и тому подобных вещах; он старался придать особую выразительность своей декларации тем, что шагал по комнате и ерошил волосы, — развлечение, которое он время от времени разнообразил, потрясая кулаком перед добродушным лицом мистера Пиквика.
   В свою очередь мистер Пиквик, в сознании собственной невинности и правоты, а также раздраженный тем, что столь некстати поставил леди средних лет в неприятное положение, находился не в обычном для него мирном состоянии духа. В результате громкие слова произносились еще более громким голосом, пока, наконец, мистер Магнус не заявил мистеру Пиквику, что тот еще услышит о нем, на каковое заявление мистер Пиквик с похвальной вежливостью ответил, что чем скорее он о нем услышит, тем лучше; вслед за сим леди средних лет в ужасе бросилась вон из комнаты, мистер Тапмен увлек мистера Пиквика, а мистер Питер Магнус был предоставлен самому себе и своим размышлениям.
   Если бы леди средних лет больше общалась с деловым миром или была знакома с нравами и обычаями тех, кто составляет законы и устанавливает моды, она бы знала, что такого рода ожесточение — самая безобидная вещь в природе; но так как она почти всегда жила в провинции и никогда не читала отчетов о парламентских прениях, то была весьма мало осведомлена в подобных тонкостях цивилизованной жизни. Поэтому, когда она добралась до своей комнаты, заперлась и начала размышлять о сцене, которая сейчас произошла, в ее воображении возникли самые страшные картины кровопролития и смертоубийства; среди этих картин далеко не самой страшной был портрет в натуральную величину мистера Питера Магнуса с ружейным зарядом в груди, несомого домой четырьмя носильщиками. Чем больше размышляла леди средних лет, тем больше приходила в ужас; в конце концов она решила отправиться к главному городскому судье с просьбой безотлагательно задержать мистера Пиквика и мистера Тапмена.