Страница:
— Должно быть, этим объясняется, почему я так и не получил «Страничку повести из жизни», которую он мне обещал прислать в то утро на Рочестерском мосту, когда как будто подумывал о самоубийстве, — с улыбкой сказал мистер Пиквик. — Кажется, можно не спрашивать о том, был ли его мрачный вид естественным или напускным.
— Он мог притвориться кем угодно, сэр, — сообщил Джоб. — Вы должны почитать себя счастливым, что так легко от него ускользнули. При близком знакомстве он мог бы оказаться еще опаснее, чем… — Джоб посмотрел на Джингля, запнулся и, наконец, закончил: чем даже я сам.
— Многообещающая у вас семейка, мистер Троттер, — сказал Перкер, запечатывая письмо, которое только что написал.
— Да, сэр, — согласился Джоб. — Совершенно верно.
— Надеюсь, — со смехом продолжал маленький законовед, — что вы не оправдаете ее надежд. Когда прибудете в Ливерпуль, передайте это письмо агенту и разрешите мне, джентльмены, дать вам совет: ведите себя скромно в Вест-Индии. Если вы упустите этот случай, вы оба заслуживаете виселицы, и она вас не минует — в этом я не сомневаюсь. Теперь оставьте нас. Нам с мистером Пиквиком надо поговорить о других делах, а время дорого.
С этими словами мистер Перкер взглянул на дверь, явно желая сократить процедуру прощания.
И мистер Джингль ее сократил. В нескольких словах он поблагодарил маленького поверенного за доброту и столь быстро оказанную помощь, потом, повернувшись к своему благодетелю, несколько секунд молчал, словно не знал, что сказать и как поступить. Джоб Троттер помог ему выйти из затруднительного положения: отвесив смиренный и благодарственный поклон мистеру Пиквику, он ласково взял своего приятеля под руку и вывел его из комнаты.
— Достойная парочка! — сказал Перкер, когда дверь за ними закрылась.
— Надеюсь, они действительно будут достойными людьми, — отозвался мистер Пиквик. — Как вы думаете, есть шансы на их исправление?
Перкер скептически пожал плечами, но, заметив встревоженное и расстроенное лицо мистера Пиквика, сказал:
— Конечно, шансы есть. Надеюсь, что так оно и будет. Сейчас они несомненно раскаиваются, но ведь у них еще свежо воспоминание о недавно пережитых страданиях. Что будет дальше, когда оно поблекнет, — этой проблемы не разрешить ни вам, ни мне. А впрочем, сэр, — добавил Перкер, положив руку на плечо мистеру Пиквику, — ваш поступок достоин уважения, каковы бы ни были результаты. Я предоставлю людям поумнее меня решать, можно ли назвать милосердием или же светским лицемерием ту осторожную и дальновидную благотворительность, которую человек проявляет редко, так как боится, что его обманут или оскорбят его самолюбие. Если эта пара завтра же совершит кражу со взломом, моя оценка вашего поступка нисколько не изменится.
Высказав такие соображения более взволнованно и серьезно, чем это свойственно юристам, Перкер придвинул свой стул к конторке и выслушал рассказ мистера Пиквика о непреклонности старого мистера Уинкля.
— Дайте ему неделю сроку, — сказал Перкер, с пророческим видом покачивая головой.
— Вы думаете, он изменит свое решение? — осведомился мистер Пиквик.
— Думаю, что изменит, — отвечал Перкер. — Если же этого не случится, мы должны воздействовать на него с помощью молодой леди. С этого надо было и начать на вашем месте.
Перкер взял понюшку табаку и удивительными гримасами начал выражать свой восторг перед силой убеждения, присущей молодой леди, но в это время в первой комнате послышались голоса. Лаутен постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул маленький поверенный.
Клерк вошел и с таинственным видом закрыл за собой дверь.
— В чем дело? — спросил Перкер.
— Вас спрашивают, сэр.
— Кто меня спрашивает?
Лаутен покосился на мистера Пиквика и кашлянул.
— Кто спрашивает? Что же вы не отвечаете, мистер Лаутен?
— Видите ли, сэр, — проговорил Лаутен, — это Додсон, а с ним Фогг.
— Ах, боже мой! — воскликнул маленький поверенный, взглянув на часы. Я им назначил здесь свидание в половине двенадцатого, чтобы покончить с вашим делом, Пиквик. Я поручился за вас, и на этом основании вы были освобождены. Очень затруднительное положение, уважаемый сэр. Что же нам делать? Не хотите ли пройти в соседнюю комнату?
Но как раз в соседней комнате находились мистеры Додсон и Фогг, и мистер Пиквик выразил желание не трогаться с места, тем более что не ему, а мистерам Додсону и Фоггу должно быть стыдно смотреть ему в лицо. На это последнее обстоятельство мистер Пиквик, краснея и явно выражая свое возмущение, попросил мистера Перкера обратить особое внимание.
— Отлично, уважаемый сэр, — отвечал Перкер. — Но если вы воображаете, будто Додсон и Фогг почувствуют стыд и смущение при встрече с вами или с кем бы то ни было, то могу вам сказать, что такого оптимиста, как вы, я еще не видывал. Попросите их войти, мистер Лаутен.
Мистер Лаутен, ухмыляясь, вышел и тотчас же ввел, соблюдая очередь, представителей фирмы: сперва Додсона, а потом Фогга.
— Вы, кажется, встречались с мистером Пиквиком, — сказал Перкер Додсону, указывая пером в ту сторону, где сидел сей джентльмен.
— Как поживаете, мистер Пиквик? — громко приветствовал его Додсон.
— А, мистер Пиквик! — воскликнул Фогг. — Как поживаете? Надеюсь, вы в добром здоровье, сэр? Ваше лицо сразу показалось мне знакомым, — добавил Фогг, с улыбкой придвигая стул и озираясь вокруг.
Мистер Пиквик чуть заметно наклонил голову в ответ на эти приветствия и, увидев, что Фогг вытащил из кармана связку бумаг, встал и отошел к окну.
— Мистеру Пиквику незачем уходить, мистер Перкер, — сказал Фогг, развязывая красную тесьму, стягивавшую маленький сверток, и улыбаясь еще любезнее. Мистеру Пиквику хорошо известны эти дела. Мне кажется, у нас нет секретов, хи-хи-хи!
— Да, конечно, — подхватил Додсон. — Ха-ха-ха!
Оба компаньона дружно засмеялись веселым и беззаботным смехом, как смеются люди, когда получают деньги.
— Мы заставим мистера Пиквика заплатить за любопытство, — со свойственным ему юмором заметил Фогг, разбирая бумаги. — Счет судебных издержек сто тридцать три фунта шесть шиллингов четыре пенса, мистер Перкер.
После этого заявления о прибылях и убытках Фогг и Перкер занялись сличением и перелистыванием бумаг, а Додсон, ухмыляясь, обратился к мистеру Пиквику:
— Вы как будто похудели, мистер Пиквик, с тех пор как я имел удовольствие видеть вас в последний раз.
— Очень возможно, сэр, — отвечал мистер Пиквик, давно уже метавший негодующие взгляды, которые не производили ни малейшего впечатления на ловких дельцов. — Думаю, что я похудел, сэр. Последнее время, сэр, некий мошенники изводили и преследовали меня.
Перкер громко закашлялся и спросил мистера Пиквика, не хочет ли он посмотреть утреннюю газету. На это предложение мистер Пиквик ответил решительным отказом.
— Совершенно верно, — сказал Додсон. — Я не сомневаюсь, что вас изводили во Флите. Там попадаются странные людишки. Какие апартаменты вы занимали, — мистер Пиквик?
— У меня была одна камера в том этаже, где находится общая столовая, отвечал глубоко оскорбленный джентльмен.
— Вот как! — сказал Додсон. — Кажется, это очень удобное отделение тюрьмы.
— Очень удобное. — сухо отозвался мистер Пиквик.
При данных обстоятельствах хладнокровие Додсона могло взбесить любого джентльмена с пылким темпераментом. Мистер Пиквик делал гигантские усилия, чтобы обуздать свой гнев, но когда мистер Перкер выписал чек на всю сумму, а на прыщеватом лице Фогга, спрятавшего чек в бумажник, засияла торжествующая улыбка, которая отразилась и на суровой физиономии Додсона, мистер Пиквик почувствовал, что щеки у него запылали от негодования.
— Ну-с, мистер Додсон, я к вашим услугам, — сказал Фогг, пряча бумажник и натягивая перчатки.
— Отлично, — сказал Додсон, вставая, — я готов.
— Я счастлив, — начал Фогг, растаяв по получении чека, — что имел удовольствие познакомиться с мистером Пиквиком. Надеюсь, мистер Пиквик, теперь вы не такого плохого мнения о нас, как в тот день, когда мы впервые имели удовольствие вас видеть.
— Надеюсь, — произнес Додсон тоном оскорбленной добродетели. — Смею думать, мистер Пиквик теперь знает нас лучше. Каково бы ни было ваше мнение о джентльменах нашей профессии, я могу заверить вас, сэр, что не питаю к вам недоброжелательства или злобы за те чувства, какие вы пожелали выразить в нашей конторе во Фрименс-Корт, Корнхилл, в тот день, о котором упомянул мой компаньон.
— О, разумеется, я также! — подхватил Фогг тоном всепрощения.
— Наше поведение, сэр, — продолжал Додсон, — говорит само за себя и неизменно себя оправдывает. Этой профессией мы занимаемся много лет, мистер Пиквик, и многие превосходные клиенты почтили нас своим доверием. Желаю вам всего хорошего, сэр.
— Всего хорошего, мистер Пиквик, — сказал Фогг.
С этими словами он сунул зонт под мышку, снял правую перчатку и в знак примирения протянул руку крайне возмущенному джентльмену, но тот заложил руки за фалды фрака и с презрительным изумлением воззрился на законоведа.
— Лаутен! — крикнул Перкер. — Откройте дверь!
— Подождите один момент! — произнес мистер Пиквик. — Перкер, я скажу несколько слов.
— Уважаемый сэр, не стоит поднимать снова этот вопрос, — сказал маленький поверенный, которого терзали мрачные предчувствия, пока длилось свидание. Мистер Пиквик, прошу вас!
— Не мешайте мне говорить, сэр! — с живостью перебил мистер Пиквик. Мистер Додсон, вы обратились ко мне с некоторыми замечаниями.
Додсон повернулся к нему, покорно опустил голову и улыбнулся.
— Вы обратились ко мне с некоторыми замечаниями, — повторил мистер Пиквик, начиная задыхаться, — а ваш компаньон протянул мне руку, и вы оба усвоили себе тон снисходительный, высокомерный и столь бесстыдный, что я его не ждал даже от вас.
— Что такое, сэр? — воскликнул Додсон.
— Что такое, сэр? — вторил ему Фогг.
— Вам известно, что я стал жертвой ваших интриг и козней? — продолжал мистер Пиквик. — Вам известно, что я — тот самый человек, которого вы засадили в тюрьму и ограбили? Вам известно, что вы были поверенными истицы в деле Бардл — Пиквик?
— Да, сэр, нам это известно, — отвечал Додсон.
— Конечно, известно, сэр, — подхватил Фогг, хлопнув себя по карману, быть может случайно.
— Вижу, что вы вспоминаете об этом с удовольствием, — сказал мистер Пиквик, впервые в жизни попытавшись насмешливо улыбнуться и явно потерпев неудачу. — Хотя мне давно уже хотелось высказать вам напрямик мое мнение о вас, но из уважения к моему другу Перкеру я бы не воспользовался представившимся мне случаем, если бы не ваш недопустимый тон в разговоре со мной и не эта наглая фамильярность, сэр, — провозгласил мистер Пиквик, с таким возмущением поворачиваясь к Фоггу, что тот без дальнейших размышлений с удивительным проворством попятился к двери.
— Берегитесь, сэр! — крикнул Додсон, который хотя и был самым рослым в этой компании, но предусмотрительно спрятался за спину Фогга и, сильно побледнев, объяснялся через его голову. — Пусть он осмелится оскорбить вас действием, мистер Фогг! Не отвечайте тем же.
— Нет, нет, не отвечу! — сказал Фогг, снова попятившись, к явному облегчению своего компаньона, который воспользовался этим маневром, чтобы постепенно отступить в соседнюю комнату.
— Вы… вы, — продолжал мистер Пиквик прерванную речь, — вы — достойная пара подлых гнусных кляузников и грабителей!
— Ну, как? — вмешался Перкер. — Теперь все сказано?
— В эти слова вложено все! — отвечал мистер Пиквик. — Они подлые и гнусные кляузники и грабители!
— Ну, вот! — примирительным тоном произнес Перкер. — Уважаемые сэры, он сказал все, что хотел сказать. Прошу вас, уйдите. Лаутен, дверь открыта?
Мистер Лаутен, хихикавший поодаль, дал утвердительный ответ.
— Отлично… всего хорошего… прошу вас, уважаемые сэры… Мистер Лаутен, дверь! — крикнул маленький поверенный, поспешно выпроваживая Додсона и Фогга из конторы. — Пожалуйте сюда, уважаемые сэры… прошу вас, не задерживайтесь… Ах, боже мой!.. Мистер Лаутен… дверь, сэр… что же вы зеваете?
— Сэр, если есть в Англии правосудие, — сказал Додсон, надевая шляпу и поворачиваясь к мистеру Пиквику, — вы за это поплатитесь!
— Вы — пара подлых…
— Помните, сэр, вы за это дорого заплатите, — сказал Фогг.
— …гнусных кляузников и грабителей! — продолжал мистер Пиквик, не обращая ни малейшего внимания на угрозы.
— Грабители! — крикнул мистер Пиквик, выбегая на площадку, когда законоведы уже спускались с лестницы.
— Грабители! — вопил мистер Пиквик, вырываясь из рук Лаутена и Перкера и высовываясь из окна на площадке лестницы.
Когда мистер Пиквик отвернулся от окна, лицо у него было улыбающееся и безмятежное. Спокойно вернувшись в контору, он объявил, что избавился от тяжкого бремени, угнетавшего его душу, и теперь чувствует себя довольным и счастливым.
Перкер не сказал ни слова, пока не опустошил своей табакерки и не послал Лаутена наполнить ее, а вслед за этим у него начался приступ смеха, длившийся пять минут, после чего он объявил, что, пожалуй, ему следовало бы рассердиться, но сейчас он еще не может отнестись к делу серьезно — позднее он непременно рассердится.
— А теперь, — сказал мистер Пиквик, — я хочу свести счеты с вами.
— Так же, как вы их только что сводили? — осведомился Перкер, снова расхохотавшись.
— Не совсем, — возразил мистер Пиквик, извлекая бумажник и дружески пожимая руку маленькому законоведу. — Я имею в виду только денежные счеты. За ваше доброе ко мне отношение я не могу вам заплатить, да и желания не имею, потому что предпочитаю оставаться вашим должником.
После такого предисловия двое друзей погрузились в весьма сложные расчеты, которые были тщательно просмотрены Перкером; и мистер Пиквик расплатился немедленно, заверяя его в своем уважении и дружбе.
Не успели они кончить свои расчеты, как раздался отчаянный стук в дверь. Это был не обычный двойной удар, а непрерывная серия оглушительных ударов, словно дверной молоток приобрел способность perpetuum mobile или человек, стучавший в дверь, забыл прервать это занятие.
— Черт возьми! Что это такое? — вздрогнув, воскликнул Перкер.
— Кажется, стучат в дверь, — отозвался мистер Пиквик, словно можно было сомневаться в этом.
Молоток дал более энергический ответ, чем любые слова, ибо забарабанил с удивительной силой и грохотом, ни на секунду не останавливаясь.
— Боже мой! — воскликнул Перкер, позвонив в колокольчик. — Мы переполошим весь Инн. Лаутен, да разве вы не слышите?
— Сию минуту я открою дверь, сэр, — откликнулся клерк.
Молоток как будто услышал этот ответ и заявил, что решительно отказывается ждать так долго. Он поднял невообразимый грохот.
— Это ужасно! — сказал мистер Пиквик, затыкая уши.
— Поторопитесь, мистер Лаутен! — крикнул Перкер. — Он прошибет филенку!
Мистер Лаутен, мывший руки в темном чулане, бросился к двери, повернул ручку и узрел существо, которое будет описано в следующей главе.
— Он мог притвориться кем угодно, сэр, — сообщил Джоб. — Вы должны почитать себя счастливым, что так легко от него ускользнули. При близком знакомстве он мог бы оказаться еще опаснее, чем… — Джоб посмотрел на Джингля, запнулся и, наконец, закончил: чем даже я сам.
— Многообещающая у вас семейка, мистер Троттер, — сказал Перкер, запечатывая письмо, которое только что написал.
— Да, сэр, — согласился Джоб. — Совершенно верно.
— Надеюсь, — со смехом продолжал маленький законовед, — что вы не оправдаете ее надежд. Когда прибудете в Ливерпуль, передайте это письмо агенту и разрешите мне, джентльмены, дать вам совет: ведите себя скромно в Вест-Индии. Если вы упустите этот случай, вы оба заслуживаете виселицы, и она вас не минует — в этом я не сомневаюсь. Теперь оставьте нас. Нам с мистером Пиквиком надо поговорить о других делах, а время дорого.
С этими словами мистер Перкер взглянул на дверь, явно желая сократить процедуру прощания.
И мистер Джингль ее сократил. В нескольких словах он поблагодарил маленького поверенного за доброту и столь быстро оказанную помощь, потом, повернувшись к своему благодетелю, несколько секунд молчал, словно не знал, что сказать и как поступить. Джоб Троттер помог ему выйти из затруднительного положения: отвесив смиренный и благодарственный поклон мистеру Пиквику, он ласково взял своего приятеля под руку и вывел его из комнаты.
— Достойная парочка! — сказал Перкер, когда дверь за ними закрылась.
— Надеюсь, они действительно будут достойными людьми, — отозвался мистер Пиквик. — Как вы думаете, есть шансы на их исправление?
Перкер скептически пожал плечами, но, заметив встревоженное и расстроенное лицо мистера Пиквика, сказал:
— Конечно, шансы есть. Надеюсь, что так оно и будет. Сейчас они несомненно раскаиваются, но ведь у них еще свежо воспоминание о недавно пережитых страданиях. Что будет дальше, когда оно поблекнет, — этой проблемы не разрешить ни вам, ни мне. А впрочем, сэр, — добавил Перкер, положив руку на плечо мистеру Пиквику, — ваш поступок достоин уважения, каковы бы ни были результаты. Я предоставлю людям поумнее меня решать, можно ли назвать милосердием или же светским лицемерием ту осторожную и дальновидную благотворительность, которую человек проявляет редко, так как боится, что его обманут или оскорбят его самолюбие. Если эта пара завтра же совершит кражу со взломом, моя оценка вашего поступка нисколько не изменится.
Высказав такие соображения более взволнованно и серьезно, чем это свойственно юристам, Перкер придвинул свой стул к конторке и выслушал рассказ мистера Пиквика о непреклонности старого мистера Уинкля.
— Дайте ему неделю сроку, — сказал Перкер, с пророческим видом покачивая головой.
— Вы думаете, он изменит свое решение? — осведомился мистер Пиквик.
— Думаю, что изменит, — отвечал Перкер. — Если же этого не случится, мы должны воздействовать на него с помощью молодой леди. С этого надо было и начать на вашем месте.
Перкер взял понюшку табаку и удивительными гримасами начал выражать свой восторг перед силой убеждения, присущей молодой леди, но в это время в первой комнате послышались голоса. Лаутен постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул маленький поверенный.
Клерк вошел и с таинственным видом закрыл за собой дверь.
— В чем дело? — спросил Перкер.
— Вас спрашивают, сэр.
— Кто меня спрашивает?
Лаутен покосился на мистера Пиквика и кашлянул.
— Кто спрашивает? Что же вы не отвечаете, мистер Лаутен?
— Видите ли, сэр, — проговорил Лаутен, — это Додсон, а с ним Фогг.
— Ах, боже мой! — воскликнул маленький поверенный, взглянув на часы. Я им назначил здесь свидание в половине двенадцатого, чтобы покончить с вашим делом, Пиквик. Я поручился за вас, и на этом основании вы были освобождены. Очень затруднительное положение, уважаемый сэр. Что же нам делать? Не хотите ли пройти в соседнюю комнату?
Но как раз в соседней комнате находились мистеры Додсон и Фогг, и мистер Пиквик выразил желание не трогаться с места, тем более что не ему, а мистерам Додсону и Фоггу должно быть стыдно смотреть ему в лицо. На это последнее обстоятельство мистер Пиквик, краснея и явно выражая свое возмущение, попросил мистера Перкера обратить особое внимание.
— Отлично, уважаемый сэр, — отвечал Перкер. — Но если вы воображаете, будто Додсон и Фогг почувствуют стыд и смущение при встрече с вами или с кем бы то ни было, то могу вам сказать, что такого оптимиста, как вы, я еще не видывал. Попросите их войти, мистер Лаутен.
Мистер Лаутен, ухмыляясь, вышел и тотчас же ввел, соблюдая очередь, представителей фирмы: сперва Додсона, а потом Фогга.
— Вы, кажется, встречались с мистером Пиквиком, — сказал Перкер Додсону, указывая пером в ту сторону, где сидел сей джентльмен.
— Как поживаете, мистер Пиквик? — громко приветствовал его Додсон.
— А, мистер Пиквик! — воскликнул Фогг. — Как поживаете? Надеюсь, вы в добром здоровье, сэр? Ваше лицо сразу показалось мне знакомым, — добавил Фогг, с улыбкой придвигая стул и озираясь вокруг.
Мистер Пиквик чуть заметно наклонил голову в ответ на эти приветствия и, увидев, что Фогг вытащил из кармана связку бумаг, встал и отошел к окну.
— Мистеру Пиквику незачем уходить, мистер Перкер, — сказал Фогг, развязывая красную тесьму, стягивавшую маленький сверток, и улыбаясь еще любезнее. Мистеру Пиквику хорошо известны эти дела. Мне кажется, у нас нет секретов, хи-хи-хи!
— Да, конечно, — подхватил Додсон. — Ха-ха-ха!
Оба компаньона дружно засмеялись веселым и беззаботным смехом, как смеются люди, когда получают деньги.
— Мы заставим мистера Пиквика заплатить за любопытство, — со свойственным ему юмором заметил Фогг, разбирая бумаги. — Счет судебных издержек сто тридцать три фунта шесть шиллингов четыре пенса, мистер Перкер.
После этого заявления о прибылях и убытках Фогг и Перкер занялись сличением и перелистыванием бумаг, а Додсон, ухмыляясь, обратился к мистеру Пиквику:
— Вы как будто похудели, мистер Пиквик, с тех пор как я имел удовольствие видеть вас в последний раз.
— Очень возможно, сэр, — отвечал мистер Пиквик, давно уже метавший негодующие взгляды, которые не производили ни малейшего впечатления на ловких дельцов. — Думаю, что я похудел, сэр. Последнее время, сэр, некий мошенники изводили и преследовали меня.
Перкер громко закашлялся и спросил мистера Пиквика, не хочет ли он посмотреть утреннюю газету. На это предложение мистер Пиквик ответил решительным отказом.
— Совершенно верно, — сказал Додсон. — Я не сомневаюсь, что вас изводили во Флите. Там попадаются странные людишки. Какие апартаменты вы занимали, — мистер Пиквик?
— У меня была одна камера в том этаже, где находится общая столовая, отвечал глубоко оскорбленный джентльмен.
— Вот как! — сказал Додсон. — Кажется, это очень удобное отделение тюрьмы.
— Очень удобное. — сухо отозвался мистер Пиквик.
При данных обстоятельствах хладнокровие Додсона могло взбесить любого джентльмена с пылким темпераментом. Мистер Пиквик делал гигантские усилия, чтобы обуздать свой гнев, но когда мистер Перкер выписал чек на всю сумму, а на прыщеватом лице Фогга, спрятавшего чек в бумажник, засияла торжествующая улыбка, которая отразилась и на суровой физиономии Додсона, мистер Пиквик почувствовал, что щеки у него запылали от негодования.
— Ну-с, мистер Додсон, я к вашим услугам, — сказал Фогг, пряча бумажник и натягивая перчатки.
— Отлично, — сказал Додсон, вставая, — я готов.
— Я счастлив, — начал Фогг, растаяв по получении чека, — что имел удовольствие познакомиться с мистером Пиквиком. Надеюсь, мистер Пиквик, теперь вы не такого плохого мнения о нас, как в тот день, когда мы впервые имели удовольствие вас видеть.
— Надеюсь, — произнес Додсон тоном оскорбленной добродетели. — Смею думать, мистер Пиквик теперь знает нас лучше. Каково бы ни было ваше мнение о джентльменах нашей профессии, я могу заверить вас, сэр, что не питаю к вам недоброжелательства или злобы за те чувства, какие вы пожелали выразить в нашей конторе во Фрименс-Корт, Корнхилл, в тот день, о котором упомянул мой компаньон.
— О, разумеется, я также! — подхватил Фогг тоном всепрощения.
— Наше поведение, сэр, — продолжал Додсон, — говорит само за себя и неизменно себя оправдывает. Этой профессией мы занимаемся много лет, мистер Пиквик, и многие превосходные клиенты почтили нас своим доверием. Желаю вам всего хорошего, сэр.
— Всего хорошего, мистер Пиквик, — сказал Фогг.
С этими словами он сунул зонт под мышку, снял правую перчатку и в знак примирения протянул руку крайне возмущенному джентльмену, но тот заложил руки за фалды фрака и с презрительным изумлением воззрился на законоведа.
— Лаутен! — крикнул Перкер. — Откройте дверь!
— Подождите один момент! — произнес мистер Пиквик. — Перкер, я скажу несколько слов.
— Уважаемый сэр, не стоит поднимать снова этот вопрос, — сказал маленький поверенный, которого терзали мрачные предчувствия, пока длилось свидание. Мистер Пиквик, прошу вас!
— Не мешайте мне говорить, сэр! — с живостью перебил мистер Пиквик. Мистер Додсон, вы обратились ко мне с некоторыми замечаниями.
Додсон повернулся к нему, покорно опустил голову и улыбнулся.
— Вы обратились ко мне с некоторыми замечаниями, — повторил мистер Пиквик, начиная задыхаться, — а ваш компаньон протянул мне руку, и вы оба усвоили себе тон снисходительный, высокомерный и столь бесстыдный, что я его не ждал даже от вас.
— Что такое, сэр? — воскликнул Додсон.
— Что такое, сэр? — вторил ему Фогг.
— Вам известно, что я стал жертвой ваших интриг и козней? — продолжал мистер Пиквик. — Вам известно, что я — тот самый человек, которого вы засадили в тюрьму и ограбили? Вам известно, что вы были поверенными истицы в деле Бардл — Пиквик?
— Да, сэр, нам это известно, — отвечал Додсон.
— Конечно, известно, сэр, — подхватил Фогг, хлопнув себя по карману, быть может случайно.
— Вижу, что вы вспоминаете об этом с удовольствием, — сказал мистер Пиквик, впервые в жизни попытавшись насмешливо улыбнуться и явно потерпев неудачу. — Хотя мне давно уже хотелось высказать вам напрямик мое мнение о вас, но из уважения к моему другу Перкеру я бы не воспользовался представившимся мне случаем, если бы не ваш недопустимый тон в разговоре со мной и не эта наглая фамильярность, сэр, — провозгласил мистер Пиквик, с таким возмущением поворачиваясь к Фоггу, что тот без дальнейших размышлений с удивительным проворством попятился к двери.
— Берегитесь, сэр! — крикнул Додсон, который хотя и был самым рослым в этой компании, но предусмотрительно спрятался за спину Фогга и, сильно побледнев, объяснялся через его голову. — Пусть он осмелится оскорбить вас действием, мистер Фогг! Не отвечайте тем же.
— Нет, нет, не отвечу! — сказал Фогг, снова попятившись, к явному облегчению своего компаньона, который воспользовался этим маневром, чтобы постепенно отступить в соседнюю комнату.
— Вы… вы, — продолжал мистер Пиквик прерванную речь, — вы — достойная пара подлых гнусных кляузников и грабителей!
— Ну, как? — вмешался Перкер. — Теперь все сказано?
— В эти слова вложено все! — отвечал мистер Пиквик. — Они подлые и гнусные кляузники и грабители!
— Ну, вот! — примирительным тоном произнес Перкер. — Уважаемые сэры, он сказал все, что хотел сказать. Прошу вас, уйдите. Лаутен, дверь открыта?
Мистер Лаутен, хихикавший поодаль, дал утвердительный ответ.
— Отлично… всего хорошего… прошу вас, уважаемые сэры… Мистер Лаутен, дверь! — крикнул маленький поверенный, поспешно выпроваживая Додсона и Фогга из конторы. — Пожалуйте сюда, уважаемые сэры… прошу вас, не задерживайтесь… Ах, боже мой!.. Мистер Лаутен… дверь, сэр… что же вы зеваете?
— Сэр, если есть в Англии правосудие, — сказал Додсон, надевая шляпу и поворачиваясь к мистеру Пиквику, — вы за это поплатитесь!
— Вы — пара подлых…
— Помните, сэр, вы за это дорого заплатите, — сказал Фогг.
— …гнусных кляузников и грабителей! — продолжал мистер Пиквик, не обращая ни малейшего внимания на угрозы.
— Грабители! — крикнул мистер Пиквик, выбегая на площадку, когда законоведы уже спускались с лестницы.
— Грабители! — вопил мистер Пиквик, вырываясь из рук Лаутена и Перкера и высовываясь из окна на площадке лестницы.
Когда мистер Пиквик отвернулся от окна, лицо у него было улыбающееся и безмятежное. Спокойно вернувшись в контору, он объявил, что избавился от тяжкого бремени, угнетавшего его душу, и теперь чувствует себя довольным и счастливым.
Перкер не сказал ни слова, пока не опустошил своей табакерки и не послал Лаутена наполнить ее, а вслед за этим у него начался приступ смеха, длившийся пять минут, после чего он объявил, что, пожалуй, ему следовало бы рассердиться, но сейчас он еще не может отнестись к делу серьезно — позднее он непременно рассердится.
— А теперь, — сказал мистер Пиквик, — я хочу свести счеты с вами.
— Так же, как вы их только что сводили? — осведомился Перкер, снова расхохотавшись.
— Не совсем, — возразил мистер Пиквик, извлекая бумажник и дружески пожимая руку маленькому законоведу. — Я имею в виду только денежные счеты. За ваше доброе ко мне отношение я не могу вам заплатить, да и желания не имею, потому что предпочитаю оставаться вашим должником.
После такого предисловия двое друзей погрузились в весьма сложные расчеты, которые были тщательно просмотрены Перкером; и мистер Пиквик расплатился немедленно, заверяя его в своем уважении и дружбе.
Не успели они кончить свои расчеты, как раздался отчаянный стук в дверь. Это был не обычный двойной удар, а непрерывная серия оглушительных ударов, словно дверной молоток приобрел способность perpetuum mobile или человек, стучавший в дверь, забыл прервать это занятие.
— Черт возьми! Что это такое? — вздрогнув, воскликнул Перкер.
— Кажется, стучат в дверь, — отозвался мистер Пиквик, словно можно было сомневаться в этом.
Молоток дал более энергический ответ, чем любые слова, ибо забарабанил с удивительной силой и грохотом, ни на секунду не останавливаясь.
— Боже мой! — воскликнул Перкер, позвонив в колокольчик. — Мы переполошим весь Инн. Лаутен, да разве вы не слышите?
— Сию минуту я открою дверь, сэр, — откликнулся клерк.
Молоток как будто услышал этот ответ и заявил, что решительно отказывается ждать так долго. Он поднял невообразимый грохот.
— Это ужасно! — сказал мистер Пиквик, затыкая уши.
— Поторопитесь, мистер Лаутен! — крикнул Перкер. — Он прошибет филенку!
Мистер Лаутен, мывший руки в темном чулане, бросился к двери, повернул ручку и узрел существо, которое будет описано в следующей главе.
Глава LIV,
содержащая некоторые подробности о стуке в дверь и другие события; среди них интересное разоблачение, касающееся мистера Снодграсса и молодой леди, отнюдь нельзя назвать неуместным в этом повествовании
Существо, представшее взорам пораженного клерка, был парень — очень жирный парень в ливрее, который с закрытыми глазами стоял на циновке и как будто спал. Такого жирного парня клерк никогда не видывал даже в странствующих балаганах. Это обстоятельство, а также полное спокойствие и безмятежность парня, столь не вязавшиеся с представлением о человеке, поднявшем такой шум, произвели ошеломляющее впечатление на клерка.
— Что случилось? — осведомился он.
Удивительный парень не ответил ни слова, только клюнул носом, и клерку почудилось, будто он похрапывает.
— Откуда вы взялись? — полюбопытствовал клерк.
Парень безмолвствовал. Он тяжело дышал, но не подавал других признаков жизни.
Клерк трижды повторил вопрос и, не получив ответа, хотел было захлопнуть дверь, как вдруг парень открыл глаза, несколько раз моргнул, один раз чихнул и поднял руку, словно собираясь снова взяться за молоток. Заметив, что дверь открыта, он с изумлением огляделся и, наконец, уставился на мистера Лаутена.
— Какого черта вы так стучите? — сердито спросил клерк.
— Как? — медленно, сонным голосом промолвил парень.
— Как сорок извозчиков! — пояснил клерк.
— Хозяин приказал мне стучать, пока не откроют дверь. Он боялся, что я засну, — сообщил парень.
— А зачем вас сюда прислали? — полюбопытствовал клерк.
— Он внизу, — сказал парень.
— Кто?
— Хозяин. Он хочет знать, дома ли вы.
Тут мистер Лаутен сообразил, что можно посмотреть в окно. Увидев открытую коляску, а в ней — дородного пожилого джентльмена, нетерпеливо поглядывавшего вверх, он решил поманить его, после чего пожилой джентльмен тотчас же вышел из коляски.
— Это ваш хозяин там, в коляске? — спросил Лаутен.
Парень кивнул головой.
Дальнейшие расспросы были прерваны появлением старого Уордля, который, взбежав по лестнице и поздоровавшись с Лаутеном, прошел прямо к мистеру Перкеру.
— Пиквик! — воскликнул старый джентльмен. Вашу руку, приятель! Ведь я только третьего дня узнал, что вы позволили засадить себя в тюрьму! Как вы это допустили, Перкер?
— Я ничего не мог поделать, сэр, — отвечал Перкер, улыбаясь и беря понюшку табаку. — Вы знаете, как он упрям.
— Еще бы не знать! — подхватил пожилой джентльмен. — А все-таки я очень рад его видеть. Ну теперь-то уж я не спущу с него глаз.
С этими словами Уордль еще раз пожал руку мистеру Пиквику и, проделав то же самое с рукой Перкера, бросился в кресло: его веселая красная физиономия сияла улыбками и здоровьем.
— Ну-с, — сказал Уордль, — веселенькие разыгрываются истории… угостите табачком, приятель Перкер… Ну, и времена!
— О чем вы говорите? — осведомился мистер Пиквик.
— О чем говорю? — повторил Уордль. — Да о том, что все девицы с ума сошли. Вы скажете — это не новость? Пожалуй, по тем не менее это правда.
— Уважаемый сэр, неужели вы приехали в Лондон для того только, чтобы сообщить нам об этом? — полюбопытствовал Перкер.
— Не совсем, — отвечал Уордль, — хотя это и явилось причиной моего приезда. Как поживает Арабелла?
— Прекрасно, — ответил мистер Пиквик. — Не сомневаюсь, что она будет очень рада вас видеть.
— Черноглазая кокетка! — воскликнул мистер Уордль. — Я сам подумывал на ней жениться как можно скорей. Но все-таки я рад, очень рад.
— Как дошла до вас эта весть? — спросил мистер Пиквик.
— Разумеется, она дошла до моих девиц, — отвечал Уордль. — Арабелла написала им третьего дня, что она вышла замуж без ведома отца своего мужа, а вы поехали добиваться его согласия, когда отказ уже не мог воспрепятствовать браку, ну и так далее. Я решил, что в такой благоприятный момент не мешает поговорить серьезно с моими девицами; поэтому я им объяснил, как это ужасно, когда дети вступают в брак, не получив согласия родителей, и дальше в том же духе. Но — да помилует нас бог! — на них это не произвело ни малейшего впечатления. По их мнению, куда хуже, что свадьба была без подружек, и, стало быть, я с таким же успехом мог бы поучать Джо.
Тут старый джентльмен умолк, чтобы посмеяться, и, нахохотавшись вдоволь, продолжал:
— Но, по-видимому, дело этим не кончится. Это только половина всех любовных интриг и заговоров, которые сейчас затеваются. Оказывается, мы вот уже полгода расхаживаем по минам, и, наконец, они взорвались.
— Что вы говорите! — бледнея, воскликнул мистер Пиквик. — Неужели еще один тайный брак!
— Нет, — отвечал старик Уордль. — Дела еще не так плохи.
— Так что же? — спросил мистер Пиквик. — Это касается меня?
— Отвечать ли мне на этот вопрос, Перкер? — осведомился Уордль.
— Отвечайте, мой дорогой сэр, если вас это не компрометирует.
— В таком случае — да, касается, — объявил Уордль.
— Как? — встревожился мистер Пиквик. — Каким образом?
— Право же, вы такой вспыльчивый юноша, что я побаиваюсь вам говорить, — отвечал Уордль. — Но если Перкер ради безопасности сядет между нами, я, так и быть, рискну.
Закрыв дверь и подкрепившись второй понюшкой из табакерки Перкера, старый джентльмен приступил к важному разоблачению.
— Дело в том, что моя дочь Белла… знаете Беллу, ту, что замужем за молодым Трандлем?..
— Знаю, знаю! — нетерпеливо перебил мистер Пиквик.
— Не запугивайте меня с самого начала. Так вот, моя дочь Белла… (Эмили ушла спать с головной болью, прочитав мне письмо Арабеллы…) Белла подсела ко мне вечерком и начала толковать об этой свадьбе. «Что вы об этом думаете, папа?» — спрашивает она меня. «Что ж, моя милая, — говорю я, пожалуй, это неплохо. Надеюсь, все к лучшему». Я сидел у камина, мечтательно попивал грог и знал, что достаточно мне изредка вставлять какое-нибудь неопределенное замечание, а уж она будет щебетать, вот почему я ей так и ответил. Обе мои девочки — вылитый портрет своей матери, и теперь, когда старость подошла, я люблю видеть их возле себя. Их голоса и лица напоминают мне счастливейшую пору моей жизни, и на секунду я чувствую себя таким же молодым, как в те времена, хотя и не таким беззаботным. «Это настоящий брак по любви, папа», — помолчав, говорит Белла. «Да, моя милая, — отвечаю я, но такие браки не всегда бывают самыми счастливыми».
— Заметьте, я с этим не согласен! — с жаром воскликнул мистер Пиквик.
— Прекрасно, — сказал Уордль. — Можете не соглашаться с чем угодно, когда придет ваш черед говорить, — а сейчас не перебивайте меня.
— Прошу прошения, — сказал мистер Пиквик.
— Прощаю, — отвечал Уордль. — «Мне жаль, — покраснев, говорит Белла, что вы, папа, настроены против браков по любви». — «Я был неправ, мне не следовало так говорить, моя милая, — отвечаю я и поглаживаю ее по щеке так нежно, как только может погладить такой грубый старик. — Твоя мать вышла замуж по любви, да и ты тоже». — «Я не об этом думала, папа, — говорит Белла. Дело в том, что я хотела поговорить с вами об Эмили».
Мистер Пиквик вздрогнул.
— Что случилось? — осведомился Уордль, прерывая свой рассказ.
— Ничего, — отвечал мистер Пиквик. — Пожалуйста, продолжайте.
— Я никогда не умел рассказывать длинные истории, — объявил Уордль. Но рано или поздно все откроется, так уж лучше не терять времени и сразу выложить суть дела. Короче говоря, Белла, наконец, собралась с духом и сообщила мне, что Эмили очень несчастна: она и ваш молодой друг Снодграсс состояли в переписке еще с прошлого рождества, и Эмили — делать нечего — решила бежать с ним, следуя похвальному примеру своей старой школьной подруги, но так как я всегда был расположен к ним обеим, она почувствовала некоторые угрызения совести, и вот они решили сначала оказать мне честь и спросить, имею ли я какие-нибудь возражения против того, чтобы они сочетались самым обыкновенным прозаическим браком. А теперь, мистер Пиквик, если вы постараетесь не таращить глаза и сообщите мне, что мы, по вашему мнению, должны делать, я буду вам весьма признателен.
Для недовольного тона, коим веселый старый джентльмен произнес эту последнюю фразу, были некоторые основания, ибо физиономия мистера Пиквика выражала тупое изумление и замешательство, не лишенные комизма.
— Снодграсс! С прошлого рождества! — были первые отрывистые слова, сорвавшиеся с уст потрясенного джентльмена.
— С прошлого рождества, — подтвердил Уордль, — это совершенно ясно; должно быть, у нас были очень плохие очки, если мы до сих пор ничего не заметили.
— Не понимаю, — задумчиво промолвил мистер Пиквик. — Решительно ничего не понимаю.
— Понять нетрудно, — возразил вспыльчивый старый джентльмен. — Будь вы помоложе, вы бы давным-давно открыли этот секрет. А кроме того, нерешительно добавил Уордль, — уж коли говорить правду, я последние четыре-пять месяцев уговаривал Эмили (если она не прочь, потому что я ни за что не стал бы насиловать девичьи чувства) принять ухаживанье одного молодого джентльмена, живущего по соседству. Я нимало не сомневаюсь, что она, как и полагается любой девице, раздула эту историю, чтобы повысить себе цену и распалить страсть мистера Снодграсса. Конечно, оба пришли к тому заключению, что они несчастнейшие и гонимые существа и нет у них другого выхода, кроме тайного брака или жаровни с углем. Спрашивается, что нам делать?
— А что вы сделали? — осведомился мистер Пиквик.
— Я?
— Да, я хочу сказать, что вы сделали, когда узнали об этом от замужней дочери?
— Ну, конечно, я повел себя как последний дурак, — отвечал Уордль.
— Вот именно, — вмешался Перкер, который на протяжении этого диалога теребил цепочку от часов, сердито потирал нос и проявлял другие признаки нетерпения. Это вполне естественно. Что же вы сделали?
— Я страшно вспылил и напугал мать так, что с ней случился припадок, сказал Уордль.
— «Очень благоразумно, — заметил Перкер, — а еще что?
— Я бесновался весь следующий день и всех переполошил, — отвечал старый джентльмен. — Наконец, мне надоело отравлять существование себе и другим. Я нанял экипаж в Магльтоне, приказал запрячь моих лошадей и поехал в Лондон под предлогом, что Эмили должна навестить Арабеллу.
Существо, представшее взорам пораженного клерка, был парень — очень жирный парень в ливрее, который с закрытыми глазами стоял на циновке и как будто спал. Такого жирного парня клерк никогда не видывал даже в странствующих балаганах. Это обстоятельство, а также полное спокойствие и безмятежность парня, столь не вязавшиеся с представлением о человеке, поднявшем такой шум, произвели ошеломляющее впечатление на клерка.
— Что случилось? — осведомился он.
Удивительный парень не ответил ни слова, только клюнул носом, и клерку почудилось, будто он похрапывает.
— Откуда вы взялись? — полюбопытствовал клерк.
Парень безмолвствовал. Он тяжело дышал, но не подавал других признаков жизни.
Клерк трижды повторил вопрос и, не получив ответа, хотел было захлопнуть дверь, как вдруг парень открыл глаза, несколько раз моргнул, один раз чихнул и поднял руку, словно собираясь снова взяться за молоток. Заметив, что дверь открыта, он с изумлением огляделся и, наконец, уставился на мистера Лаутена.
— Какого черта вы так стучите? — сердито спросил клерк.
— Как? — медленно, сонным голосом промолвил парень.
— Как сорок извозчиков! — пояснил клерк.
— Хозяин приказал мне стучать, пока не откроют дверь. Он боялся, что я засну, — сообщил парень.
— А зачем вас сюда прислали? — полюбопытствовал клерк.
— Он внизу, — сказал парень.
— Кто?
— Хозяин. Он хочет знать, дома ли вы.
Тут мистер Лаутен сообразил, что можно посмотреть в окно. Увидев открытую коляску, а в ней — дородного пожилого джентльмена, нетерпеливо поглядывавшего вверх, он решил поманить его, после чего пожилой джентльмен тотчас же вышел из коляски.
— Это ваш хозяин там, в коляске? — спросил Лаутен.
Парень кивнул головой.
Дальнейшие расспросы были прерваны появлением старого Уордля, который, взбежав по лестнице и поздоровавшись с Лаутеном, прошел прямо к мистеру Перкеру.
— Пиквик! — воскликнул старый джентльмен. Вашу руку, приятель! Ведь я только третьего дня узнал, что вы позволили засадить себя в тюрьму! Как вы это допустили, Перкер?
— Я ничего не мог поделать, сэр, — отвечал Перкер, улыбаясь и беря понюшку табаку. — Вы знаете, как он упрям.
— Еще бы не знать! — подхватил пожилой джентльмен. — А все-таки я очень рад его видеть. Ну теперь-то уж я не спущу с него глаз.
С этими словами Уордль еще раз пожал руку мистеру Пиквику и, проделав то же самое с рукой Перкера, бросился в кресло: его веселая красная физиономия сияла улыбками и здоровьем.
— Ну-с, — сказал Уордль, — веселенькие разыгрываются истории… угостите табачком, приятель Перкер… Ну, и времена!
— О чем вы говорите? — осведомился мистер Пиквик.
— О чем говорю? — повторил Уордль. — Да о том, что все девицы с ума сошли. Вы скажете — это не новость? Пожалуй, по тем не менее это правда.
— Уважаемый сэр, неужели вы приехали в Лондон для того только, чтобы сообщить нам об этом? — полюбопытствовал Перкер.
— Не совсем, — отвечал Уордль, — хотя это и явилось причиной моего приезда. Как поживает Арабелла?
— Прекрасно, — ответил мистер Пиквик. — Не сомневаюсь, что она будет очень рада вас видеть.
— Черноглазая кокетка! — воскликнул мистер Уордль. — Я сам подумывал на ней жениться как можно скорей. Но все-таки я рад, очень рад.
— Как дошла до вас эта весть? — спросил мистер Пиквик.
— Разумеется, она дошла до моих девиц, — отвечал Уордль. — Арабелла написала им третьего дня, что она вышла замуж без ведома отца своего мужа, а вы поехали добиваться его согласия, когда отказ уже не мог воспрепятствовать браку, ну и так далее. Я решил, что в такой благоприятный момент не мешает поговорить серьезно с моими девицами; поэтому я им объяснил, как это ужасно, когда дети вступают в брак, не получив согласия родителей, и дальше в том же духе. Но — да помилует нас бог! — на них это не произвело ни малейшего впечатления. По их мнению, куда хуже, что свадьба была без подружек, и, стало быть, я с таким же успехом мог бы поучать Джо.
Тут старый джентльмен умолк, чтобы посмеяться, и, нахохотавшись вдоволь, продолжал:
— Но, по-видимому, дело этим не кончится. Это только половина всех любовных интриг и заговоров, которые сейчас затеваются. Оказывается, мы вот уже полгода расхаживаем по минам, и, наконец, они взорвались.
— Что вы говорите! — бледнея, воскликнул мистер Пиквик. — Неужели еще один тайный брак!
— Нет, — отвечал старик Уордль. — Дела еще не так плохи.
— Так что же? — спросил мистер Пиквик. — Это касается меня?
— Отвечать ли мне на этот вопрос, Перкер? — осведомился Уордль.
— Отвечайте, мой дорогой сэр, если вас это не компрометирует.
— В таком случае — да, касается, — объявил Уордль.
— Как? — встревожился мистер Пиквик. — Каким образом?
— Право же, вы такой вспыльчивый юноша, что я побаиваюсь вам говорить, — отвечал Уордль. — Но если Перкер ради безопасности сядет между нами, я, так и быть, рискну.
Закрыв дверь и подкрепившись второй понюшкой из табакерки Перкера, старый джентльмен приступил к важному разоблачению.
— Дело в том, что моя дочь Белла… знаете Беллу, ту, что замужем за молодым Трандлем?..
— Знаю, знаю! — нетерпеливо перебил мистер Пиквик.
— Не запугивайте меня с самого начала. Так вот, моя дочь Белла… (Эмили ушла спать с головной болью, прочитав мне письмо Арабеллы…) Белла подсела ко мне вечерком и начала толковать об этой свадьбе. «Что вы об этом думаете, папа?» — спрашивает она меня. «Что ж, моя милая, — говорю я, пожалуй, это неплохо. Надеюсь, все к лучшему». Я сидел у камина, мечтательно попивал грог и знал, что достаточно мне изредка вставлять какое-нибудь неопределенное замечание, а уж она будет щебетать, вот почему я ей так и ответил. Обе мои девочки — вылитый портрет своей матери, и теперь, когда старость подошла, я люблю видеть их возле себя. Их голоса и лица напоминают мне счастливейшую пору моей жизни, и на секунду я чувствую себя таким же молодым, как в те времена, хотя и не таким беззаботным. «Это настоящий брак по любви, папа», — помолчав, говорит Белла. «Да, моя милая, — отвечаю я, но такие браки не всегда бывают самыми счастливыми».
— Заметьте, я с этим не согласен! — с жаром воскликнул мистер Пиквик.
— Прекрасно, — сказал Уордль. — Можете не соглашаться с чем угодно, когда придет ваш черед говорить, — а сейчас не перебивайте меня.
— Прошу прошения, — сказал мистер Пиквик.
— Прощаю, — отвечал Уордль. — «Мне жаль, — покраснев, говорит Белла, что вы, папа, настроены против браков по любви». — «Я был неправ, мне не следовало так говорить, моя милая, — отвечаю я и поглаживаю ее по щеке так нежно, как только может погладить такой грубый старик. — Твоя мать вышла замуж по любви, да и ты тоже». — «Я не об этом думала, папа, — говорит Белла. Дело в том, что я хотела поговорить с вами об Эмили».
Мистер Пиквик вздрогнул.
— Что случилось? — осведомился Уордль, прерывая свой рассказ.
— Ничего, — отвечал мистер Пиквик. — Пожалуйста, продолжайте.
— Я никогда не умел рассказывать длинные истории, — объявил Уордль. Но рано или поздно все откроется, так уж лучше не терять времени и сразу выложить суть дела. Короче говоря, Белла, наконец, собралась с духом и сообщила мне, что Эмили очень несчастна: она и ваш молодой друг Снодграсс состояли в переписке еще с прошлого рождества, и Эмили — делать нечего — решила бежать с ним, следуя похвальному примеру своей старой школьной подруги, но так как я всегда был расположен к ним обеим, она почувствовала некоторые угрызения совести, и вот они решили сначала оказать мне честь и спросить, имею ли я какие-нибудь возражения против того, чтобы они сочетались самым обыкновенным прозаическим браком. А теперь, мистер Пиквик, если вы постараетесь не таращить глаза и сообщите мне, что мы, по вашему мнению, должны делать, я буду вам весьма признателен.
Для недовольного тона, коим веселый старый джентльмен произнес эту последнюю фразу, были некоторые основания, ибо физиономия мистера Пиквика выражала тупое изумление и замешательство, не лишенные комизма.
— Снодграсс! С прошлого рождества! — были первые отрывистые слова, сорвавшиеся с уст потрясенного джентльмена.
— С прошлого рождества, — подтвердил Уордль, — это совершенно ясно; должно быть, у нас были очень плохие очки, если мы до сих пор ничего не заметили.
— Не понимаю, — задумчиво промолвил мистер Пиквик. — Решительно ничего не понимаю.
— Понять нетрудно, — возразил вспыльчивый старый джентльмен. — Будь вы помоложе, вы бы давным-давно открыли этот секрет. А кроме того, нерешительно добавил Уордль, — уж коли говорить правду, я последние четыре-пять месяцев уговаривал Эмили (если она не прочь, потому что я ни за что не стал бы насиловать девичьи чувства) принять ухаживанье одного молодого джентльмена, живущего по соседству. Я нимало не сомневаюсь, что она, как и полагается любой девице, раздула эту историю, чтобы повысить себе цену и распалить страсть мистера Снодграсса. Конечно, оба пришли к тому заключению, что они несчастнейшие и гонимые существа и нет у них другого выхода, кроме тайного брака или жаровни с углем. Спрашивается, что нам делать?
— А что вы сделали? — осведомился мистер Пиквик.
— Я?
— Да, я хочу сказать, что вы сделали, когда узнали об этом от замужней дочери?
— Ну, конечно, я повел себя как последний дурак, — отвечал Уордль.
— Вот именно, — вмешался Перкер, который на протяжении этого диалога теребил цепочку от часов, сердито потирал нос и проявлял другие признаки нетерпения. Это вполне естественно. Что же вы сделали?
— Я страшно вспылил и напугал мать так, что с ней случился припадок, сказал Уордль.
— «Очень благоразумно, — заметил Перкер, — а еще что?
— Я бесновался весь следующий день и всех переполошил, — отвечал старый джентльмен. — Наконец, мне надоело отравлять существование себе и другим. Я нанял экипаж в Магльтоне, приказал запрячь моих лошадей и поехал в Лондон под предлогом, что Эмили должна навестить Арабеллу.