Он оседлал ее, готовясь к решающему толчку.
   – Ты чувствуешь, что нужно мужчине, не хуже шлюхи, моя амазонка, никакая шлюха не сравнится с тобой в постели, не возбудит мужчину так, как это делаешь ты.
   Филиппа никак не могла покинуть его. Мужчину, который находил ее более соблазнительной и чувственной, чем самая знаменитая распутница Европы. Не говоря уже о его невероятной мужской силе. Она хотела знать о нем все, но он ничего не рассказывал.
   – Ну, какой в этом смысл, моя амазонка? Чтобы мы оба страдали, если так случится, что тебе придется покинуть меня? А ты покинешь. Потому что по сути своей ты не куртизанка, а добропорядочная супруга... пусть священника, пусть еще кого-нибудь.
   Как же он близок к истине.
   – Я бы умер, если бы сделал тебя частью своей жизни, а потом нам пришлось бы расстаться.
   – Но я и так стала частью твоей жизни. А ты моей.
   – Нет. Это сказка. Просто мы встретились в тот момент, когда были нужны друг другу. Ты мечтала о страстном любовнике, я – об амазонке в постели. И вот ты тут. Рядом со мной. Это подарок судьбы. – Он погладил ее грудь. – Это все, что нам нужно знать друг о друге.
   Но ей этого было мало. Она хотела знать больше. Хотела знать о тех женщинах, которые так отточили его мастерство в постели. Хотела знать все о его другой жизни.
   – Нет у меня сейчас другой жизни. Я имею все, что хочу. Любовницу, с которой не сравнится ни одна шлюха, и гнездышко у тебя между ног. Ты ни в чем не уступаешь той сучке, которая танцует голая перед мужчинами. Признайся, ведь это так.
   Почти. Он считал, что она в постели гораздо лучше той женщины, которую она так ненавидела. И это ей льстило. Он наверняка имел сотни женщин и мог выбрать любую в деревне – но предпочел ее.
   – Скажи, чего ты желаешь, – горячо прошептал он ей на ухо. – Будь хорошей маленькой шлюшкой и возбуди меня так, чтобы я не расслаблялся ни на секунду, а плоть моя была твердой, как кремень.
   Это были бесстыдные, шокирующие, возбуждающие слова, к которым привыкли такие женщины, как Сара, и они распалили Филиппу так, что она изо всех сил обхватила его ногами и втянула в себя его набухшую плоть.
 
   На этот раз Франческа решила сразу надеть костюм, под платье. Вспоминая предыдущий вечер, когда Алекс так яростно отверг ее, она подумала, что ее вновь спасла репутация Сары. Но так и не поняла, чем вызвала его гнев.
   Впрочем, это не имело значения. Она покинет Миэршем-Клоуз, даже если для этого ей понадобится вылезти из окна спальни Джудит или поджечь конюшни.
   В дверь постучали.
   – Леди Уильям? – Это пунктуальный и учтивый Уоттен пришел, чтобы проводить ее вниз, где уже ждала карета.
   – Благодарю вас, Уоттен.
   Пока они шли длинными коридорами, Франческу мучила мысль о том, что все слуги знают, куда она едет и что собирается делать. Джудит знает, знают Маркус и Филиппа. Наверное, и Уильям все знает, взирая на нее с небес.
   Ну и разумеется, Алекс. Он сидел в карете, и лицо его не выражало ничего, кроме презрения. Воображение уже нарисовало ему ее предстоящее выступление.
   Уоттен усадил ее напротив Алекса и дал знак кучеру трогаться.
   – Это в последний раз, – сказала она, Алекс в ответ издал короткий, лающий смешок.
   Воцарилось молчание. Гнетущее, тягостное, чувственное.
   Кружочки из атласа плотно облегали тело. И Франческа остро ощущала каждую его частицу, особенно грудь, средоточие женственности, а ведь на ней было строгое платье, застегнутое на все пуговицы.
   Она испытывала томление, словно костюм каким-то волшебным образом превратил ее в страстную женщину, за которую она себя выдавала. Этот костюм еще больше, чем нагота, заставлял ее тело полыхать чувственным жаром.
   Тафтонборо оказался совсем недалеко.
   Внутри у Франчески все сжалось, когда они стали приближаться к дому Селфриджа. Она закрыла глаза, стараясь не думать о том, что собирается делать снова, но не могла прогнать эту мысль.
   Зачем ему нужно, чтобы Сара отвлекала зрителей?
   Очень скоро карета свернула с дороги, въехала в парк имения Селфриджа и покатилась по длинной аллее, между двумя рядами деревьев, к ярко освещенному дому.
   Дом был массивнее и менее вычурный, чем замок Кардстона. Напротив входа место для карет. Все главные комнаты располагались на первом этаже, вдоль главного коридора, с приставными столиками и стульями; стены были украшены картинами.
   Их встречали так, словно они приехали на бал. И дворецкий действительно провел их в бальный зал, тянувшийся во всю длину здания на втором этаже.
   Здесь не было никакого интима. Зал оказался огромным, со стенами теплого голубого цвета, украшенными лепниной; такая же лепнина украшала высокий потолок. В конце зала была сцена, видимо, для музыкантов, которых приглашали, и домашних спектаклей.
   А также для экзотичных танцовщиц, умеющих развеять скуку.
   Около десятка мужчин расположились у сцены, четверо уже были знакомы Франческе: Крукенден, Хэнском, Шефферс и Фогг. Самым высоким оказался Селфридж, остальных Франческа не знала. Один из них был одет ярко и броско; такого вычурного стиля одежды у мужчин Франческа никогда не встречала.
   Впрочем, что она знала о мужчинах?
   – Мисс Сара. – Селфридж был сама учтивость, словно устроил не мужскую вечеринку, а званый вечер с чаепитием. – Это Аластэр.
   Аластэр поклонился.
   – Мисс Сара... – Взяв ее за руку, он продолжил: – Все ошеломлены, поражены, взбудоражены. Вы – мечта. Просто не верится, что тот человек... мог так обойтись с вами. Поверьте, здесь собрались ваши друзья. Ни одна ваша тайна не выйдет за эти стены.
   Франческа растерянно улыбнулась, вспомнив, что Алекс сказал о нем: «Самый большой сплетник. Любит узнавать все первым». Значит, все, что произойдет здесь, к утру станет известно всем.
   Что ему ответить, чтобы он не смог исказить ее слова?
   – Ценю вашу рассудительность, – сказала она. Аластэр похлопал ее по руке.
   – А, вижу остальные уже рассаживаются. Так приятно познакомиться с вами, моя дорогая. Увидимся позже. – Он заторопился к мужчинам, уже выбравшим места.
   Алекса снова охватила ярость, когда он увидел, как Сара старается обворожить Аластэра.
   Проклятие. Она способна превратить в мужчину и гомосексуалиста. Аластэр чуть из штанов не выпрыгнул, увидев ее. Как, впрочем, и все остальные. Как она это делает? Алекс не мог разобраться в своих противоречивых чувствах.
   Селфридж между тем говорил ей:
   – Мы привезли тех же музыкантов – они за занавесом. Решили, что так вам будет удобнее.
   – Благодарю вас, – сказала Франческа, хотя ее совсем не устраивало, что музыканты будут находиться за занавесом.
   – И одна из моих служанок поможет вам. Она за занавесом.
   Там оказалась небольшая гардеробная, и служанка, напомнившая Франческе Агнес, – хорошенькая, веселая, готовая помочь.
   – О, мэм... – воскликнула служанка, когда Франческа сняла платье. – О, мэм. Я такого в жизни не видала!
   – Я тоже, – пробормотала Франческа, вытаскивая шпильки из волос.
   – Давайте я помогу вам расчесать их. – Франческа позволила девушке заняться волосами.
   – Да, вот так хорошо. Что-нибудь еще, мэм?
   – Зеркало.
   – Ах да. Хозяин сказал, что я должна приготовить зеркало. Оно тут, надо только занавеску отдернуть.
   – Спасибо.
   – Хозяин не велел мне уходить, пока вы не будете готовы.
   Франческа приуныла. Где бы она ни находилась, Алекс всегда приставлял к ней охрану, и, хотя она была гораздо сильнее этой хрупкой девушки, ей не удалось бы оттолкнуть ее и выскочить за дверь полуголой.
   Девушка открыла зеркало, и Франческа увидела отражение Сары, воплощение пылающего, манящего к себе греха.
   На этот раз ни в костюме, ни в самом танце не было и намека на религиозность, не было и священных предметов, и объявлений о сверхъестественных силах.
   Но на этот раз она предусмотрительно взяла с собой большой шелковый шарф, прозрачный, как вуаль, чтобы прикрыться после танца, не остаться на сцене обнаженной.
   Хотя этот шарф скрывал не так уж много, все же она могла завернуться в него с головы до ног, к тому же его можно было использовать в танце.
   Служанка посмотрела в щелку между занавесями.
   – Господа расселись, мэм.
   Ну, тогда им предстоят двадцать минут чувственности и греха, благодаря любезности знаменитой и скандально известной Сары Тэва.
   Она велела служанке дать сигнал музыкантам. Представление началось.
   Франческа стояла, завернувшись в шелк и потупившись. Но как только заиграла музыка, подняла голову и медленно, очень медленно стала стягивать шарф, пока он ласковым ветерком не соскользнул с ее тела.
   Музыка звучала тихо, вкрадчиво, такими же вкрадчивыми были движения ее рук, атласные колечки на обнаженном теле подчеркивали округлость ее груди.
   Франческа скользила по сцене под негромкие, монотонные звуки, то, укутываясь в легкий прозрачный шарф, то, сбрасывая его, словно лаская им тело.
   Своими плавными, чувственными движениями она, казалось, хотела поведать известную только ей одной историю.
   Музыка текла, как вода; шелк скользил, словно руки возлюбленного, по ее груди, ее соскам, ее телу. Звуки виолончели, казалось, вобрали в себя всю неуемную страсть собравшихся здесь мужчин.
   Под эти звуки она рассказывала им свою историю. Рассказывала без слов. Достаточно было движений. Они никогда не забудут ее. Не смогут забыть. Она самая желанная, самая прекрасная женщина на свете.
   Она ощущает, как напрягаются соски, когда она проводит шарфом по телу. А если проведет им между ног, каждый из этих мужчин готов будет отдать ей душу.
   Власть... она чувствует ее кожей.
   Скрипач ускорил темп, она стала двигаться быстрее, руки заметались, как вспугнутые птицы, тело затрепетало, все сильнее и сильнее распаляя мужчин...
   В нее словно вселилась Сара. Весь мир исчез. Осталась только чувственная страсть и рыдающие звуки скрипки.
   Мужчины, дрожа от похоти, следили за каждым ее движением, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на сцену.
   Снова заиграла виолончель, заглушив скрипку, как бы утверждая власть мужчины над женщиной.
   Это было для Франчески сигналом. Она завернулась в шарф и стала кружиться, и совершенно неожиданно скрылась за занавесом.
   Такой финал гораздо лучше, цинично подумал Алекс, воспользовавшись моментом, чтобы вернуться на свое место. Интуиция у этой женщины потрясающая. Она поразила всех своим внезапным исчезновением, и они жаждали продолжения.
   Но аукцион будет более тонким. Посредником станет Селфридж, который сообщит Алексу о поступивших предложениях. Он уже обговорил с Алексом плату за выступление Сары. Настоящий джентльмен. С ним можно вести дела.
   Размышляя о порядочности, Алекс тем не менее не испытывал угрызений совести, обыскивая дом и имение. Здесь было земель не меньше, чем в Миэршеме, достаточно места, чтобы построить вокруг целый городок, – все это свидетельствовало о положении и богатстве Селфриджа и не имело отношения к тому, что он искал. Пока не имело.
   Селфридж был необычайно щедр в самых невероятных ситуациях. Из чего Алекс сделал вывод, что он либо безрассуден, либо фантазер, либо опасен, либо слишком прост.
   По крайней мере, отсюда можно начать долгий и мучительный путь, который пока не привел ни к чему, за что можно было бы зацепиться.
   – Алекс. – Селфридж был тут как тут, хлопнув его по плечу.
   – Алекс, Алекс, Алекс... – Аластэр буквально наступал па пятки Селфриджу. – Почему ты не сказал мне? Она богиня. Она невероятна. Она почти заставила меня пожалеть, что я... впрочем, нет, не уверен, что я смог бы зайти так далеко.
   – Избавь меня от эвфемизмов, Аластэр. Картина ясна.
   – Нам нужно обсудить дело, – подчеркнул Селфридж.
   – Правда? – пробормотал Аластэр. – О, я должен знать, о ком речь.
   Селфридж возмущенно взглянул на него.
   – Я насчитал четверых, – сказал Алекс. – А ты? – обратился он к Селфриджу.
   – Если она согласится.
   – А остальные?
   – Нравственность превыше всего. А может, они сомневаются, что будут способны на что-нибудь с ней.
   – Может, они со мной сумеют, – шутливо предложил Аластэр.
   – Место, мальчик. Иди на свое место и зализывай раны. Здесь для тебя нет лакомого кусочка.
   – Жаль. – Он отошел, и Алекс, прищурившись, проследил за ним. Дорогой Аластэр. Предсказуемый, как дождь, делающий именно то, что на руку Алексу, – он распустит невероятно заманчивые сплетни о танце Сары.
   – Я передам ей, – сказал он Селфриджу и направился к сцене.
   Крукенден перехватил его.
   – Надеюсь, сегодня не будет сверхъестественных ангелов-хранителей?
   – Я тебя понял, – сказал Алекс. – Я передам ей. И заметь, Крукенден: вот так надо делать дело. И тогда никто не окажется в неловком положении.
   Он вскочил на сцену и проскользнул за занавес, не уверенный в том, что найдет ее там и что будет ее искать так же упорно, как в прошлый раз, если она исчезла.
   Будет. Он пойдет хоть в преисподнюю, черт возьми, если только она исчезнет.
   Но она была на месте, уже одетая, что ясно говорило о ее дальнейших намерениях.
   – Чего вы хотите? – нелюбезно спросила она. – Когда мы уедем?
   – У меня есть предложения.
   – О Боже, только не это.
   – Четверка Кардстона и Селфридж. И, возможно, Аластэр, если, конечно, сможет.
   – Сводник, – прошипела она.
   – Ты им нравишься, – невозмутимо заявил Алекс. – И они предлагают чертовски большую сумму.
   – Нет, мне никогда не нравилось кувыркаться в грязи со свиньями. У меня все же есть гордость.
   А он был уверен, что на этот раз она польстится на деньги, и постарался сдержать свою неукротимую ярость.
   – С каких это пор у тебя появилось чувство порядочности?
   – С тех пор, как встретила вас, Алекс. С тех самых пор. – Он чуть не взорвался, но ему еще нужно было передать Селфриджу ее отказ.
   – Пожалуйста, сделайте это, – язвительно сказала она. – Скажите, что очень сожалеете, но Сара не позволит им насладиться своим телом. Она бережет себя для чего-то более достойного.
   Так оно и есть, думал он, закипая от гнева. Чем меньше она давала, тем больше они хотели. Для этих пятерых ничего нe закончилось. Ее отказ лишь разожжет их аппетит.
   Да, она оказалась замечательным тактиком.
   Или же эти мужчины самые доверчивые на свете. Алекс не мог решить однозначно этот вопрос, и всю дорогу размышлял, задумчиво глядя в окно. Они все поняли, ничуть не обиделись и сердечно распрощались с ними.
   Что за связь возникает между клиентом и шлюхой? Он никак не мог этого понять.
   И совершенно не мог понять ее.
   Франческа решительно отправилась наверх, едва они вернулись домой.
   Она решила больше не танцевать перед мужчинами, возьмет деньги, включая сто фунтов, причитающихся ей за это выступление, и исчезнет.
   Проклятие! Она ударила кулачком по постели. Почему он не отпускает ее? Все что могла, она уже сделала для него. Но он так ничего и не нашел. И потом, он вполне мог попасть в эти дома и без танцев Сары.
   Необходимо прекратить этот глупый фарс.
   Она вновь ударила кулачком по постели и почувствовала, как слезы потекли по щекам. Все ее добрые намерения превратились в кошмар, и все из-за Кольма.
   Никогда она больше не пойдет на такое. Даже ради него.
   Единственное, чего она хочет, это отправиться домой, к тете Иде, и жить, как жила раньше.
   Так она и поступит.
   Он не сможет остановить ее, если все остальные хотят, чтобы она исчезла.
   Франческа решительно вошла в гардеробную.
   Вся одежда – ее и Сары, все до единого костюмы, были изрезаны на мелкие кусочки и разбросаны по полу.

Глава 14

   От потрясения у нее подогнулись колени, и она опустилась на пол, перебирая кусочки сетки и газа.
   О Боже! Сколько злобы и ненависти в этом поступке! Ей показалось, что эта ненависть направлена против нее, Франчески.
   Кто мог это сделать? Кто мог бы изрезать в клочья вещи Сары? Кто так сильно ненавидел ее?
   Кто больше не мог выносить ее в этом доме?
   Все.
   Все до единого.
   Франческа медленно встала; слезы навернулись на глаза. Бедная Сара. Она дернула шнурок звонка.
   Спустя мгновение появился Уоттен.
   – Вы не могли бы... – Не было необходимости заканчивать фразу. Увидев ее лицо и изрезанную в клочья одежду, он мгновенно покинул комнату.
   Спустя еще минуту в комнату ворвался Алекс.
   – Посмотрите... – Она вся дрожала. Так больно было смотреть на эти жалкие обрезки – все, что осталось от жизни Сары. Тот, кто орудовал этим ножом, мог с таким же успехом зарезать и Сару, находись она в комнате.
   Одна лишь мысль об этом повергла Франческу в ужас.
   Любой в Миэршем-Клоуз мог сделать это.
   Алекс толкнул ее на постель и стал собирать изрезанные кусочки ткани.
   Господи! Все уничтожено с такой бессмысленной жестокостью! Теперь совершенно ясно, что у Сары никогда не было тех самых бумаг.
   И что теперь?
   Кто в его доме настолько жестокий и подлый, чтобы сотворить такое?
   Кто? Джудит. Маркус. Филиппа. Они хотят, чтобы Сара покинула дом.
   Она плакала.
   – Посмотрите, посмотрите. Это все, что осталось от... жизни Сары Тэва. Посмотрите... – Ей было так больно за Сару; кто-то яростно ненавидел ее.
   Кто-то желал ее смерти.
   И убил то, что целиком и полностью принадлежало ей: ее костюмы, а с ними и ее танцы.
   Алекс послал Уоттена за Маркусом и Филиппой, а потом и за Джудит. Они пришли, очень недовольные тем, что их разбудили.
   – Что за срочность, Алекс? – сердито спросил Маркус. – Ты убежден, что весь мир должен вращаться вокруг тебя и этой женщины... О! – Он заморгал, наконец, заметив обрывки костюмов. – О Боже. И что?
   – Это вы скажете мне, – холодно произнес Алекс. – Мама?
   – В чем дело?
   – Это не шутки.
   – Слава Богу, кто-то, наконец, приложил руку к этому бесстыдству, – пробормотала Джудит.
   – Ты, мама? – вкрадчиво поинтересовался Алекс.
   Она плотнее завернулась в халат и презрительно скривилась:
   – Я ни за что не прикоснулась бы к этим... вещам... вообще не вошла бы в эту спальню... о... Алекс, это невыносимо. Я лучше уйду... – Она попятилась к двери.
   – Филиппа?
   – Оставь ее в покое, – в один голос заявили Маркус и Джудит.
   – Понятно. Итак, вы не имеете никакого отношения к этой жестокости. Я вас правильно понял? Видимо, кто-то таинственный проник в дом мимо слуг и принял одежду Сары зa семейные драгоценности.
   – Это не смешно, – сказала Джудит.
   – Кто-то, неспособный отличить один сверкающий предмет от другого, – продолжал Алекс.
   – Мне не нравится то, что ты говоришь, – сказал Маркус.
   – Кто-то, разрезавший их на куски, обнаружив, что это вовсе не бриллианты матушки.
   – Я иду спать, – заявила Джудит. – Я не потерплю оскорблений. Хотя считаю, что это давно следовало сделать, едва это создание переступило порог нашего дома. И я умываю руки. – Она остановилась на пороге. – А может, это было предупреждение, Алекс? Может, теперь эта женщина исчезнет?
   Все уставились на нее.
   – Мама, пожалуй, права, – начал Маркус.
   – Кто мог попасть в дом, минуя слуг, Маркус? – Алекс удивлялся собственной выдержке. Ему хотелось как следует встряхнуть мать и придушить Маркуса. – Значит, никто из вас этого не делал, Маркус? Впрочем, утро вечера мудренее, я, будь уверен, узнаю, кто совершил эту подлость, и тогда пощады не ждите.
   – Настоящая мелодрама, Алекс, и все из-за такого отребья, как она. А может быть, это и в самом деле предупреждение и ей пора взять предложенные нами деньги и уехать?
   Алекса захлестнула волна гнева.
   – Лучше я откуплюсь от тебя, и тогда ты сможешь уехать. – Теперь и Маркус по-настоящему разозлился:
   – Знаешь что, Алекс...
   – Еще не все сказал, Маркус? Иди, помолись о своей лицемерной душе.
   – Несчастный, – пробормотал Маркус. – Пойдем, Филиппа. Он скоро успокоится.
   Но Алекс вовсе не был в этом уверен; кто-то совершил против него два отвратительных, гнусных преступления: проник в его комнату и уничтожил то, что принадлежит ему. Все в доме знали, куда и зачем он отправился с Сарой, знали, как долго он будет отсутствовать.
   За это время вполне можно было пробраться в комнату и сотворить это черное дело. Филиппа постоянно навещала Джудит, и никто из слуг не обратил бы на нее внимания.
   Обе ненавидели Сару.
   Джудит. Филиппа.
   Изрезать одежду можно быстро и без особого труда.
   Алекс не мог прибегнуть к помощи властей, для этого не было веских оснований. Это была демонстрация ненависти к человеку, которого все в доме презирали. Собрав куски материи в мешок, принесенный Уоттеном, Алекс положил его на полку.
   – Они ненавидят меня, – прошептала Франческа. – Я не должна была приезжать с вами в Англию. Мне следовало остаться в Берлине и дать Саре Тэва умереть.
   Потом, много позже, Алекс раздумывал над тем, как она это сказала. Глубокой ночью, когда она беспокойно металась во сне в его постели, Алекс перебирал в памяти все, что связывало его с Сарой.
   Уильям был не самым важным звеном в этой цепи. Всего лишь винтиком в колесе огромной машины, двигавшей людьми ради скрытых целей. И если бы он после смерти Уильяма не приехал в Берлин, Сара Тэва исчезла бы навсегда.
   Какой дьявольский план придумал Кольм – убить Уильяма, чтобы заставить Алекса приехать в Берлин. Кольму нужны были эти бумаги в Англии, и Алекс знал почему. Потому что все уже было сделано, с молчаливого и тайного одобрения, и не по указу.
   Стало известно, что в одном секретном зашифрованном документе содержится дерзкий план создания нового мира.
   И Кольм был настолько уверен в успехе, что доверил документ простой уличной танцовщице, на которую не может пасть подозрение. Но Кольм опоздал, Алекс первым добрался до нее.
   Господи... если бы документы у нее были... Земля бы перевернулась.
   Викки, дочь королевы и жена кайзера, была уверена в существовании этих бумаг, в том, что план так называемого нового мира разрабатывался задолго до того, как Вильгельм стал кайзером, с его полного согласия. Поэтому неудивительно, что она пыталась вывезти эти бумаги из Германии до смерти Фридриха. В той печально известной черной шкатулке, исчезнувшей в хаосе событий, последовавших за смертью Фридриха, находился план мирового господства и смерти.
   Сети. Хрупкие, крепкие, переплетающиеся между собой. И где-то в Англии находится Главный Игрок, так Алекс его называл. Именно его ищет Алекс. Того, кто создал философию зла и растления.
   Все это Алекс знал потому, что имел доступ к письмам Викки, адресованным королеве. И все в этом деле было непросто. Виктория должна была просто хранить у себя шкатулку до тех пор, пока Викки выберется из Германии. Ей в голову не приходило, что премьер-министр задержит ее или потребует все бумаги покойного императора, включая и те, что хранились в черной шкатулке.
   Казалось, ее сын навсегда порвал с ней, вырвал ее из своего сердца, прекратил все связи с Англией.
   Оставив только одну.
   Алекс искал Главного Игрока, но это было все равно, что гоняться за тенью. И все же где-то среди его друзей и врагов действовал Главный Игрок, выжидал и строил свой маленький мирок.
   Алекс не считал Главным Игроком Кольма. Кольма правительство использовало в других, более важных целях, этот человек мог свободно вращаться в обоих мирах, а для этого нужен талант, которым, кстати, обладал и сам Алекс.
   Нет, Главный Игрок был всегда здесь, в Англии, и только ждал сигнала к действию.
   Алекс должен был найти этого Игрока. Благодаря Саре он получил возможность бывать в домах богатых, пресытившихся жизнью людей, готовых подчиниться Главному Игроку.
   Идея, мягко говоря, странная, а если поразмыслить – отчаянная. И все ради королевы и страны, которые так опасались милитаристских устремлений Вильгельма и его ненависти к британскому флоту.
   И вот теперь в его постели лежит прекрасная куртизанка. И кто-то очень желает ее смерти.
 
   Выскользнуть из дома рано утром не представлялось возможным. Ведь Маркус мог вернуться с полпути, забыв что-нибудь.
   Она постепенно начинала ненавидеть Маркуса. Он, если и исполнял свой супружеский долг, делал это с такой неторопливой, равнодушной отстраненностью, что она оставалась холодна, как лед. Будь на то ее воля, она проводила бы весь день со своим любовником, единственным мужчиной, который жаждал ее.
   Теперь у него было имя. Она назвала его Аполлоном – своим прекрасным, идеальным богом солнца.
   Она не сможет жить без него.
   Ей было трудно уходить от него, но еще труднее сдерживать свое чисто женское любопытство.
   – Не спрашивай меня ни о чем, – говорил он ей. – Какая от этого польза?
   – И ты можешь быть счастлив, ничего обо мне не зная?
   – Я знаю самое важное – что у тебя между ног.
   Она таяла каждый раз, когда он говорил ей это и шептал на ухо:
   – Ты самая лучшая распутница из всех, которых я знал. – им нравилась чувственная игра слов, нравилось делать вид, будто ее добивались многие. – Если бы ты стала себя продавать, моя амазонка, то превзошла бы саму Сару Тэва.
   – Что ты имеешь в виду? – не без удовольствия спросила она.
   – Я хочу сказать, что ни одна женщина не может сравниться с тобой ни телом, ни пылкостью, ни жаждой наслаждений. Стоит мужчине взглянуть на тебя, и он готов, не успокоится, пока не овладеет тобой.
   Она задрожала от желания при мысли об этом.
   – Не представляю, как сдерживаются мужчины, чтобы не броситься на тебя. Слава Богу, мне не нужно этого делать, так ведь, моя распутница? Твое тело в моем распоряжении, и я могу бесконечно вонзаться в тебя, прижав к стене. Не представляю себе мужчину, который мог бы устоять перед тобой. – Филиппа подумала об Алексе. Ему это вполне удавалось.