Может быть, и не нужно притворяться, думал он, наблюдая, как она потягивается на кровати и просыпается с широко раскрытыми глазами при виде его взрывной эрекции.
   — По-моему, мне нужно немного крема на завтрак, — пробормотала она.
   Он не мог перед ней устоять, пока еще нет.
   — Приди и возьми его.
   — Возьму. — Она выскользнула из-под одеяла и плавной походкой направилась к нему. Ее соски уже напряглись в предвкушении.
   — Как ты хочешь взять его, моя госпожа?
   Она погладила толстую уздечку его члена, и все его тело дернулось от ее прикосновения. Затем она из-под длинных ресниц взглянула ему в глаза.
   — Я голодна. — Она опустилась перед ним на колени. — Я хочу позавтракать… прямо сейчас. — И она обхватила кончик члена губами.
   Он сдался перед ней, перед яростным сосанием, жадным языком, соблазнительными стонами, исходящими из ее горла.
   Как он мог отказаться от такой настойчивости, такой требовательности, желания высосать из него все удовольствие до последней капли?
   Он постиг правду, изнывая от иссушающего оргазма: его настоящим врагом был он сам.
   Затем они вернулись в постель, и он вошел в нее — на часы, дни, — он точно не знал. Она находилась в постоянном тумане оргазма, получая энергию от его тела и немногочисленных поцелуев, пока наконец не заснула.
   Она проснулась одна, покрытая его семенем и окруженная стойким запахом их яростных совокуплений.
   Ей бы хотелось навсегда остаться в таком состоянии. Она провела пальцем по своим половым губам и нанесла немного семени на набухшие твердые соски.
   Где же Николас?
   Она лежала на подушках и размышляла.
   Нет, ей не стоит так думать. Все, что происходило здесь, является всего лишь прелюдией для жизни с Питером. Все, что ей было необходимо знать о мужских фантазиях…
   Разве она уже недостаточно знала?
   Она вскочила с кровати. Общение с Николасом становилось опасным: она получала от секса с ним слишком большое наслаждение.
   Сделка совсем не была обременительной.
   Но она была нечестной по отношению к Питеру.
   Николас был не прав. После того как Питер испробует любовь Элизабет, он будет желать ее еще сильнее.
   Значит, ей не следует лежать на кровати и размышлять о Николасе. Такой путь вел к беде. Она должна сосредоточиться на желаниях и нуждах Питера.
   На том, чего желали они оба.
   Не найдя ни единой зацепки в бумагах Уильяма, необходимо было переходить ко второму пункту ее плана: разговорам с людьми.
   Разговорам со всеми, кроме Николаса.
   Сегодня, пожалуй, стоит наведаться к викарию. Она потратит на встречу с ним не так много времени. Никто не станет ее ни о чем расспрашивать, если она съездит в Эксбери.
   И она наконец выберется из дома подальше от Николаса.
   Отлично.
   Она села на кровать и звонком вызвала служанку.
   За завтраком она вспоминала, что ей известно про Николаса. Его отец был врачом, а мать, по мнению Уильяма, русской. До приезда в Шенстоун Николас обитал «то здесь, то там», хотя агенты искали его на двух континентах.
   Чем должен заниматься человек, чтобы его было невозможно разыскать? Возможно ли такое, что Николас действительно внебрачный сын Ричарда?
   Уильям как-то рассказывал про него, но она тогда не обратила внимания.
   «Я не позволю ублюдку моего брата унаследовать мое имение…»
   Нет. На все высказывание рассчитывать нельзя. Только на короткую фразу, которая, если окажется правдой, изменит всю ее жизнь.
   Она вышла из задумчивости и обнаружила Минну, в нерешительности стоящую рядом с ней.
   — Ты одета так, как будто собираешься куда-то ехать, — заметила та.
   — Я еду в город, поедешь со мной? — пригласила ее Элизабет, которой поездка вместе с ней показалась отличной идеей; никто не заподозрит ничего плохого в том, что она поедет развлечь свою гостью.
   — Было бы великолепно, дорогая. — Минна налила себе чаю и села подле Элизабет. — Я все еще немного беспокоюсь из-за того небольшого пожара.
   — Не нужно. Все произошло случайно. Я так считаю. С тех пор ведь все нормально, и Николас, согласись, делает все, чтобы мы чувствовали себя как дома.
   — Да, Николасу идет облик аристократа.
   — Кстати, раз уж мы упомянули о нем, он как-то сказал, что его отец был врачом. Такая информация не поможет тебе вспомнить, откуда ты знаешь Николаса?
   — Хм… Я подумаю. Тем временем я возьму свою накидку, и мы поедем.
   Около половины одиннадцатого они сели в «Викторию»[4], так как был теплый и солнечный день, с намерением немного покататься, посетить пару магазинов и заехать к викарию.
   Весь путь был проделан под ненавязчивый и беспечный Лепет Минны:
   — Разве Эксбери не прекрасно выглядит, когда цветут деревья и цветы? Тот магазин недавно открылся? Ой, посмотри на прическу вон той леди. А вот прибыл поезд, издав протяжный гудок и выпустив облако пара.
   В магазинах они купили немного пирожных, тесьмы и отрез черной вуали, которой Элизабет хотела отделать шляпку.
   — Элизабет, ты можешь уже переходить на формальный траур.
   — Я так и собиралась. Приезд Николаса все поставил с ног на голову.
   И уложил ее на спину…
   — Не говоря уж о приезде Питера, — добавила она, надеясь, что ее реплика не показалась высказанной с запозданием. — Вот мы и у церкви. Я должна принести извинения за недобросовестное посещение служб.
   Она нашла прекрасный повод для посещения викария. Она пропустила одну службу, между тем как должна была каждую неделю молиться за упокой души Уильяма.
   Однако ей, наоборот, пришлось принимать извинения викария за то, что тот не приехал с визитом в Шенстоун поприветствовать нового наследника.
   — Уверен, последние события были для вас большим потрясением, — добавил он, провожая ее в свой кабинет. — Вам, возможно, не очень приятно появление нового хозяина поместья.
   — Да, для меня его приезд был потрясением, — согласилась Элизабет, — хотя мы заранее знали о том, что брат Уильяма имел ребенка. Но так как ничего не было о нем слышно, мы решили, что он умер. И вот он так неожиданно появился…
   Экономка принесла им чай, и викарий стал разливать его по чашкам, пока слова Элизабет еще висели в воздухе. Он протянул ей чашку.
   — Да, такие обстоятельства могут заставить нервничать.
   — Естественно. Боюсь, с его появлением снова поползут слухи про первую жену Уильяма.
   — Уверен, тебе не о чем беспокоиться, — заверил ее викарий. — Слухи совершенно беспочвенны. Просто Ричард был очень хорош собой. Лихой, авантюрный, полная противоположность Уильяму. Поэтому жизнь в России была как раз для него. К тому же он был достаточно молод, чтобы завести семью, обустроить жизнь. К сожалению, Дороти умерла, да и от обоих браков Уильяма так и не получилось наследника.
   — Да, — кивнула Элизабет. — Ни одного наследника. От обоих браков. Хотя… разве не было разного рода пересудов, когда Ричард уехал?
   — Пересудов? О Ричарде? Нет, ничего не было, — мягко ответил викарий. — Только о том, что Уильям сильно горевал после отъезда брата.
   Вот и все. Больше она ничего не могла узнать. Продолжать расспросы без объяснения своих намерений было неприлично.
   Они попрощались с викарием и еще немного покатались по городу.
   — Я жила здесь семь лет, — задумчиво проговорила Элизабет, когда они проезжали мимо межевого знака, — и не знаю никого, кроме своего агента. Мы редко развлекались.
   Иногда мы, конечно, выезжали в Лондон и жили в городском доме, но Уильям не любил таких поездок. Даже не знаю, чем я интересовалась в течение семи лет замужества за Уильямом.
   — Ты интересовалась собой, — сказала Минна. — Обстоятельства сложились для тебя не самым лучшим образом. Но ты же была так молода.
   — Я сама сделала свой выбор. — Элизабет вздохнула.
   — Иногда молоденькие девушки делают неверный выбор. Я уверена, что к твоему выбору приложил руку твой отец. Но теперь с прибытием Николаса ты сможешь начать новую жизнь.
   — Если бы я могла.
   — Тебя ничто не останавливает, — заметила Минна. — Пройдет год формального траура, и ты снова сможешь выходить в люди. Тебе не обязательно запирать себя в Шенстоуне или где-либо еще.
   — Но что я в результате буду иметь? — прошептала Элизабет.
   Она не была уверена ни в чем, ни в своих доходах, ни в Питере, ни в возможности жизни за пределами Шенстоуна. Ни в том, что ее отец когда-нибудь перестанет залезать в ее карман.
   — У тебя будет все, — сказала Минна, — потому что ты будешь свободна.
   Николас снова спустился в тоннель. Поначалу, когда он вышел в сад, у него не было такого намерения.
   Но он заметил, что неосознанно направляется к дальнему концу сада и немного забирает влево, в сторону поля.
   Стоял яркий полдень, на небе не было ни облачка. В Шенстоунё вовсю бушевала весна.
   Никогда в жизни он не ощущал привязанности к чему-либо или кому-либо. Сейчас же он чувствовал потребность поддаться очарованию Шенстоуна. А также соблазну остаться с ней. Ее губы, ее тело будут его до конца дней.:. Неосторожный мужчина, без сомнений, попадется в ее ловушку.
   Он сделал широкий полукруг и проследил путь, по которому той ночью прошли люди с факелами. Он тогда искал справа, а Элизабет и ее отец слева.
   Разве не Элизабет нашла вход? О котором говорила, что ей ничего не известно? Что-то здесь было не так. Он перешел на ту сторону поля и проследил ее путь.
   Немного назад, чуть вперед, и вот он уже ясно представлял, как она передвигалась той ночью. Она могла двигаться только одним путем. Ведь если бы она отошла в сторону на какие-то два метра, вход обнаружил бы кто-нибудь другой.
   Боже, Элизабет…
   На этот раз двери, расположенные вровень с землей, открылись без усилий, и он, оставив их открытыми, спустился во тьму.
   У основания лестницы все еще висел фонарь. Николас чиркнул спичкой и зажег ее.
   Двадцать шагов, и он у заветной комнаты.
   Его худшие опасения подтвердились. Освещенная фонарем комната была совершенно очищена от углей и всего мусора.
   Его враг Невидимая Рука и сюда добрался.
   Николас намеренно встал на линии огня, но враг обогнул его и нарушил все остальное.
   Напрашивался единственный вывод: один из пятерых в Шенстоунё и был его врагом.
   Виктор, Питер, отец Элизабет, Минна… и Элизабет.
   Получалось именно так, как он себе представлял: она могла больше всех получить, но и больше всех потерять. Самый сильный мотив — самые сильные руки.
   Его беспокоило, что он проигнорировал свой инстинкт и все знаки, которые должны были его насторожить.
   Черт, он слишком сильно расслабился.
   Или враг спланировал его слабость?
   А теперь?..
   Что теперь? Он понимал, в чем дело. Шла борьба нервов и коварства. К нему пришло понимание методов, которые использовал его оппонент.
   Николас знал о своем враге больше, чем тот думал.
   Он знал, что враг храбр и немного безумен. Хорошо приспосабливается. Никогда не сдается. Нуждается во внимании и одновременно ищет укрытия. Хочет получить признание и предпочитает одиночество.
   Более того, никто бы и не подумал, что его враг…
   Один из пяти.
   Или они все.
   Они играли в игру, которая руководствовалась намерением «подождем и посмотрим»…
   Элизабет напряженно мыслила. Должно быть что-то еще. Обязательно должно быть.
   Может быть, она пропустила какую-нибудь деталь на чердаке? Там еще были старая мебель и сундуки с одеждой. Кто знает, вдруг что-нибудь можно обнаружить в кармане одного из пиджаков Уильяма?
   Неужели она действительно дошла до такого отчаяния?
   — Я слышал, ты сегодня ездила в город, — сказал отец, входя в гостиную, где Элизабет сидела с вышивкой, не вызывающей в ней никакого интереса. — Надеюсь, не безрезультатно?
   — Отец, мы с Минной всего лишь решили выбраться из дома. Ничего больше.
   — Ты ездила, чтобы встретиться с викарием.
   — У тебя что, в городе есть шпионы? — раздраженно спросила она. — Я ездила, чтобы извиниться за то, что нас не было в церкви в прошлое воскресенье.
   — А. Я надеялся, что у тебя были еще дела.
   — Какие? Почему бы тебе не присесть, отец? Раз уж ты решил допросить меня.
   Он сел напротив нее.
   — Элизабет. Я не допрашиваю тебя. Я побуждаю тебя к действиям. Знаешь, у нас осталось совсем немного денег, поэтому скажи, как мы будем существовать, когда щедрость Николаса иссякнет и он попросит нас покинуть дом?
   — Я не думала о таком далеком будущем.
   — Питер даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь нам.
   — Правда? Откуда ты знаешь?
   — Иначе бы он давно сделал тебе предложение. К тому же он целиком на моей стороне: ты должна вернуть Шенстоун, и тогда… возможно…
   Она отбросила пяльцы.
   — Возможно, он неправильно истолковал мои девичьи отказы?
   — Нет. Твоя скромность делает тебе честь. Если бы к ней еще добавить Шенстоун и десять тысяч в год… Конечно, я не получаю десять тысяч в год…
   — Насколько ты знаешь, я тоже. Кроме того, есть еще три дюжины наследниц, которые с удовольствием охомутают Питера.
   — Если бы он их захотел. Но по какой-то причине ему нужен Шенстоун и ты. Я не понимаю. Никогда не думал, что так получится. Тебе остается только найти способ.
   Она вновь подобрала пяльцы и продела иголку в лепесток начатой ею ромашки.
   — А что, если есть один способ? — Она сама не ожидала, как задала вопрос. Хотя, если она собирается проводить более детальное расследование, ей понадобится помощь.
   Разве ее отец и Питер не помогут ей?
   — Что ты имеешь в виду? — Ее отец подался вперед, всем своим существом излучая заинтересованность. — Ты что-то от меня скрывала, моя девочка? Что за способ? Шенстоун и все деньги в нашем распоряжении. Элизабет! Быстрее расскажи мне…
   — Ничего конкретного. Есть, правда, кое-что…
   — Есть — нет, о чем ты говоришь? Скажи мне!
   — Фредерик, ты снова говоришь о деньгах? — с порога спросил Питер, ухвативший последнюю фразу разговора. — Он не прекращает разговоры о деньгах. Для него деньги очень болезненная тема. Своими разговорами о них он утомляет. Чем занимаешься, Элизабет?
   «Жду тебя», — хотела сказать она и сказала:
   — Вышиваю. И еще ездила утром в Эксбери.
   — Дорогая, пора бы тебе посетить Лондон. Тебе определенно уже можно перейти к формальному трауру и начать понемногу выходить в свет. Можно организовать небольшой визит к миссис Фарли. Она будет очень рада тебя видеть.
   Элизабет не понравились его слова. Парвеню… миссис Шарли… будет рада принять ее… в то время как раньше она была самым желанным гостем в дюжине домов. На таких условиях она не может показываться в Лондоне.
   — Спасибо, Питер, — сказала она. — Я подумаю.
   Никогда… пока она не проснется от происходящего кошмара.
   — А вот и Николас, — произнес Питер. — Где же ты был?
   — У меня было очень интересное утро, — ответил он, облокачиваясь о дверной проем. Трое из пяти были здесь. Интересно. — Я спускался в тоннель.
   — А зачем? — спросил Питер. — Я думал, что мы уже разобрались с пожаром. Навсегда.
   — Ну, кто-то действительно там разобрался вчера, — проговорил Николас. — Я не отдавал приказаний вычистить ту комнату. Но кто-то взял на свои плечи заботу об уборке углей и мусора. Кто-нибудь из вас знает что-либо об уборке? Элизабет? Нет?
   — Какая разница? — снова спросил Питер. — Тебе бы все равно пришлось когда-нибудь все убирать.
   — Может, и так. Однако там нужно было еще многое осмотреть. Там могла находиться разгадка…
   — Разгадка? — насмешливо переспросил отец Элизабет. — Чего?
   — Того, кто мог совершить поджог в той комнате.
   Фраза на всех подействовала угнетающе.
   — Мы же решили, что была просто случайность, вот и все, — продолжал протестовать отец Элизабет, когда они сели обедать. — А ты придаешь случившемуся намного большее значение, чем следовало бы. Такая мелочь… Что ты вообще надеялся найти в той комнате?
   — Все сгорело до неузнаваемости, — сказал Питер. — Искать в таком хаосе — мартышкин труд. Наверное, об уборке позаботился один из слуг.
   — Виктор, хочешь высказать свое мнение? Может быть, враждебные силы или, например, враг у ворот?
   — Как будто такого не может быть, — фыркнул Виктор. — Ха. Здесь все понятно. Поджоги совершаются, когда необходимо что-то уничтожить. Там было много дыма, но почти не было огня. Тебе, Николас, крупно повезло, что уничтожить хотели не весь Шенстоун.
   — Так что же было? — агрессивно спросил Питер. — Что там хотели уничтожить?
   — Свидетельства, — ответил Николас. Рядом с телячьими отбивными и картофельными крокетами ответ прозвучал странно. — То, что кто-то хотел спрятать.
   Вечером никому не удалось лечь спать пораньше.
   — Он думает, что это один из нас, — сказал отец Элизабет, когда они все, кроме Николаса, собрались в библиотеке. — Боже, мне нужен бренди.
   — А ведь только вчера мы праздновали твои удачные инвестиционные проекты, — проговорил Питер. — Какая перемена за один день. Теперь неожиданно среди нас затесалась тайна.
   — Я больше не хочу ни о чем говорить, — заявила Элизабет.
   — Такие разговоры слишком сильно действуют на нервы, — добавила Минна. — Думать о том, что кто-то мог специально поджечь и огонь мог распространиться дальше… — Она поежилась.
   — Думаю, нам надо всем уехать в Лондон, — сказал отец Элизабет. — С нас достаточно. Какая тут гостеприимность. Скорее просто расследование Скотланд-Ярда. Я больше не буду такого терпеть. Только не в моем доме. — Он многозначительно взглянул на Элизабет.
   — Надеюсь, ты сможешь найти себе дом, — пробормотала она.
   — Мы все уезжаем, согласны? — продолжал он. — Элизабет?
   — Отец… — в тон отцу ответила она.
   — Этот человек перешел все границы, — запальчиво сказал он.
   — Совершенно верно, ему только и нужно, чтобы мы все побыстрее уехали, — проговорила Элизабет.
   — Ему нужно, чтобы мы покинули его униженными, — ответил ей отец. — Особенно ты, все еще распоряжающаяся слугами и следящая за чистотой и порядком в доме.
   — Я отправляюсь спать, — сказала Элизабет. — Вы слишком шумите, а я очень устала.
   — Хорошо. Тогда поднимемся наверх все вместе. Кто знает, что может скрываться в залах, — усмехнулся отец. — Может, Николас ждет, чтобы нас испугать, — тихим голосом добавил он, когда они поднимались по ступеням.
   Питер всех проводил до их комнат, последней — Элизабет.
   — Не бойся… ничего. Ни своего отца, ни Николаса.
   — Постараюсь, — проговорила Элизабет.
   — Все будет хорошо.
   — Ты обещаешь?
   — Насколько в моих силах. — Он поцеловал ее. — Сегодня все такие беспокойные. Я просто пожелаю тебе спокойной ночи.
   Она медленно отодвинулась за порог своей комнаты и прикрыла дверь, все еще прижимая пальцы к тому месту, где запечатлелся его поцелуй.
   Все будет хорошо…
   …Насколько в моих силах…
   Элизабет, казалось, снился сон. Откуда-то доносились музыка и смех, дом был озарен огнями, кругом слышались звуки шагов, топ, топ, топ… вверх и вниз по ступенькам, по коридору, за гардинами слышался любовный шепот…
   …все счастливы…
   …топ, топ, топ…
   Подождите минутку… подождите меня…
   Она бежала по коридору за странным звенящим звуком… подождите минутку, подождите!
   Дым? Она почувствовала запах дыма?
   Дом, озаренный огнями, топ, топ, топ…
   Она резко села на кровати, чувствуя, как колотится сердце и дрожат руки. Она схватила халат, просунула руки в рукава… Боже, она больше никогда не будет спать без света.
   Где же свеча?
   Дрожащими руками она зажгла спичку и подняла над головой свечу.
   В своей комнате она не заметила ничего особенного. Смежная дверь закрыта и заперта с ее стороны. Тогда что?
   …топ, топ, топ…
   Господи, звуки вполне реальны. Глухие звуки существовали на самом деле и приближались к ней…
   Она заколотила кулаками в смежную дверь.
   — Николас! — Она повернула ключ и распахнула дверь. — Николас! — горячо зашептала она в темноту, даже не зная, есть ли он там…
   Она от неожиданности подпрыгнула на месте, услышав тяжелые звуки за дверью. Звук тел, падающих на пол? Трясущимися руками она поставила свечу и отворила дверь спальни.
   Темнота. В коридоре было темно; кто-то потушил все лампы. Какие-то тени боролись, дрались… тело на теле… голоса… «Прекратите!»
   «Остановитесь!»
   Душераздирающий звук падения тела с лестницы.
   Кто-то, возможно, Виктор, додумался вынести в коридор свечу. Минна, дрожа, стояла в дверях своей спальни. А Питер? А отец?
   Элизабет обняла Минну, и они стояли вместе, отчаянно дрожа.
   — Что произошло? Что случилось?
   — Мы не знаем, — сказал Виктор, поднимая свечу, чтобы рассмотреть их лица. — Какой-то шум. Стойте на месте. Сейчас я зажгу пару ламп.
   — Где Питер? Где мой отец?
   — Я не знаю. Что-то или кто-то упал с лестницы.
   — Боже мой… Минна, ты сможешь идти? — Минна замотала головой. — Виктор, сходи посмотри.
   — Сейчас вернусь. — Он перегнулся через перила, чтобы взглянуть вниз, и вдруг с противоположного конца коридора появился Питер.
   — Боже, Элизабет! Минна! Что здесь произошло?
   — Звуки. Драка. Кто-то упал с лестницы. Где мой отец?
   — Не знаю. Я помогу Виктору. Виктор был уже на полпути вниз.
   — Черт, Питер! Это Николас.
   — Дьявол. — Питер припустил вниз по лестнице. — Элизабет! Вызови Джайлса. Быстрее.
   Сопровождаемая Минной, Элизабет вбежала в свою комнату и несколько раз дернула за шнурок звонка. Затем она усадила Минну в кресло и зажгла еще несколько свечей.
   — Я должна найти отца. Надеюсь, ты понимаешь. — Минна кивнула, но Элизабет была не уверена, что та ее поняла. — Я вернусь через три минуты, обещаю.
   Минна снова кивнула, и Элизабет выскользнула из комнаты, прежде чем Минна ей могла что-то ответить.
   По лестнице уже поднимались слуги, неся Николаса на импровизированных носилках. Она пошла впереди них, открыла дверь его спальни и зажгла газовые лампы на стене.
   Тут, зевая и потягиваясь, из дверей своей спальни показался отец.
   — Что случилось?
   — Николас… с лестницы, — кратко сказала она, в то время как Джайлс, Питер, Виктор и двое слуг осторожно положили Николаса на кровать.
   — Он в сознании, — сказал Виктор. — Просто немного контужен и ранен, но мы не знаем, насколько серьезно.
   — Как все произошло? — требовательно спросил отец Элизабет.
   — Боже… Минна! — Элизабет стремительно вылетела из комнаты.
   Перепутанная до смерти Минна сидела, вжавшись в кресло.
   — Минна, дорогая… — Элизабет подняла ее и отвела в комнату Николаса. — Видишь, с Николасом случился несчастный случай. Но он поправится, не так ли? Виктор?
   Виктор осматривал тело Николаса на предмет переломов и ранений.
   — Похоже, ничего не сломано. Но я ничего не могу сказать насчет внутренних травм. Вы пошлете за врачом?
   — Джайлс уже послал, — сказал Питер. Николас издал глухой звук.
   — Он просыпается… — вскричала Минна. — Слава Богу, Слава Богу…
   Все подошли поближе. Лицо Николаса представляло собой сплошной синяк, губа была разбита, а из раны на лбу сочилась кровь. Но когда он открыл глаза, его взгляд оказался четким и осмысленным.
   — Значит, вы все здесь, — проговорил он, осматривая присутствующих. — Кто-то из вас желает моей смерти… сильно желает.

Глава 13

   — Ты бредишь, — резко сказал Питер. — Даже если ты свалился с пары ступенек. Непростительно обвинять кого-то. Элизабет… все… давайте просто оставим его одного.
   — Мы все слышали, — подхватила Элизабет, — как ты ходишь по коридору. Наверное, ты просто промахнулся мимо ступеньки и упал.
   Николас посмотрел на нее тяжелым взглядом.
   — Ты действительно так считаешь?
   — Думаю, ему лучше помолчать до прихода врача, — робко вставила Минна.
   — Я хочу вернуться в кровать, — проговорил отец Элизабет, подавляя зевоту. — Много шума из ничего. Человек проявил неосторожность и тут же обвиняет всех в покушении на его жизнь. Очень похвально обвинять в таком ужасном поступке своих гостей. Может быть, если бы ты остался в своей комнате, ничего бы и не случилось.
   — Интересная мысль, — пробормотал Николас. — Мне следовало предусмотреть последствия моего приезда в Шенстоун. Такие, как несчастные случаи и попытки убийства. Да, действительно.
   — Отец… достаточно. — Элизабет схватила его за руку и попыталась вывести из комнаты, но тут вмешался Николас:
   — Ну уж нет. Вы все останетесь и дождетесь прихода врача. Вам ведь всем будет интересно узнать диагноз.
   — Не будь таким наглым, — проговорил отец Элизабет. — С тобой произошел несчастный случай, черт побери.
   — Тебе на самом деле стоит отправляться обратно в постель, — сказала ему Элизабет.
   — Нет уж, теперь я останусь, — решил ее отец. — А то нахальный ублюдок… возомнит бог весть что.
   — Что ж, давайте принесем сюда стулья и посидим тут, — предложил Питер. — Виктор?
   У кровати Николаса стояла скамья, а у окна — стул. Они принесли еще два стула. Минна села у окна. Элизабет усадили на один из стульев рядом с кроватью. Отцу достался третий стул, а Питер и Виктор уселись на скамью.
   — Давайте попросим принести закуски, — предложил Николас, но его голос звучал несколько надломлено и уже не так дерзко, как раньше.