Страница:
Только не нужно упоминать про «слухи». Даже при мистере Гиддонзе — именно слухи имел в виду Николас там, в подвале. Особенно при мистере Гиддонзе.
Такой упор на слухи позволял предположить, что в них есть доля правды, подумала она, глядя на спину Николаса. Итак, предстояло сделать дьявольский выбор: деньги или ее жизнь. Он заключал сделку, прекрасно зная, как обстоят финансовые дела в имении, так что ей оставалось только подписать бумаги и больше ничего.
Звук хлопающей входной двери и звучный голос Джайлса возвестили о прибытии мистера Гиддонза. Мгновением позже Джайлс появился, чтобы объявить посетителя. За ним следовал Питер, зорко следящий за выражением лица мистера Гиддонза и реакцией Николаса, повернувшегося к двери.
— А, Николас, вот и ты. Рад тебя видеть. — Они пожали друг другу руки. Мистер Гиддонз был на целый фут ниже Николаса, и казалось, что рукопожатие последнего переломает нотариусу все кости. — Элизабет, здравствуй. Фредерик, как поживаешь? Все в сборе. Прекрасно.
Он положил на стол свою кожаную папку и повернулся к Николасу:
— До отправления лондонского поезда остается не так много времени, так что давайте приступим к делу.
Николас отвесил поклон Питеру и отцу Элизабет,
— Господа? Вы удовлетворены?
— Ты, наверное, заплатил какому-нибудь актеру за нынешнее представление, — ехидно сказал отец Элизабет. — Но, полагаю, мы должны сдаться.
Питер многозначительно посмотрел на Элизабет.
— Допустим, что все в порядке. Элизабет, подойдешь ко мне позже?
— Хорошо, — сказала она, испытывая смешанные чувства от ухода Питера и ее отца.
— А теперь, — обратился Николас к мистеру Гиддонзу, — мы перейдем к цели вашего визита. Элизабет? Продолжим… или ты тоже предпочтешь удалиться?
— Как галантно с твоей стороны, — проворчала она, чувствуя, что Николае блефует, бросает ей вызов.
— Мы все знаем, что стоит на кону, — загадочно сказал он. — Выбор за тобой.
Но она уже слишком далеко зашла, слишком много ему отдала, чтобы теперь сокрушаться.
— Я сделала свой выбор три дня назад, — жестко сказала она. — Я исполняю свои обязанности по сделке.
— Мудрый выбор, — проговорил Николас, подходя к столу и придвигая стул. — Тогда давайте начнем.
— Мне тут пришла в голову одна мысль, — сказал отец Элизабет Питеру, когда они расположились в кабинете. — Мы не знаем наверняка, зачем сюда пожаловал мистер Гиддонз. То есть у Элизабет нет никаких сомнений насчет личности Николаса, значит, не она вызвала нотариуса. Она у меня слишком доверчивая. Так зачем же Николасу понадобился нотариус, сразу после того как он заявил права на титул?
— Уверен, Элизабет нам все расскажет, — ответил Питер. — Я знаю, что для нее его появление было настоящим шоком. Очевидно, он сумел доказать свое право по рождению мистеру Гиддонзу. Так что у нас нет ни малейшего повода сомневаться в нем.
— Я все же сомневаюсь, — изрек отец Элизабет. — И с прибытием мистера Гиддонза стал сомневаться еще сильнее. В конце концов, что он за человек? У него даже нет никаких личных вещей! Кто он такой на самом деле? Говорю тебе, Питер, Элизабет должна выяснить ответы на эти вопросы.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
— Знаешь, здесь есть определенный смысл. Элизабет красивая женщина. А как известно, мужчины любят доверять тайны красивым женщинам.
Отец Элизабет вопросительно взглянул на Питера.
— Что конкретно ты имеешь в виду?
— Послушай, мы оба желаем Элизабет только добра. Следовательно, будет вполне логичным, раз уж вы все равно оба остаетесь в Шенстоуне, если она… познакомится с Николасом поближе. Может, она разузнает что-нибудь такое, что сможет использовать в своих целях?
— Я тоже так думал, — согласился отец Элизабет. — Возможно, ей удастся узнать нечто, что докажет несостоятельность его претензий на титул.
— Точно.
— Бесспорно, — добавил отец Элизабет.
— Она должна знать все. И у нее больше всего шансов что-нибудь раскопать. В конце концов, будут моменты, когда нас просто не будет в Шенстоуне.
— Верно. Бывают вещи, о которых джентльменам лучше не знать.
— Да, ты совершенно прав, Фредерик. Думаю, мы сможем убедить Минну остаться здесь в качестве компаньонки. Чтобы присматривать за Элизабет.
— Великолепная идея, — воскликнул отец Элизабет. — И если у нас все получится, что-нибудь обязательно произойдет. И тогда ты сможешь…
— Тогда я буду чувствовать себя спокойно, — сказал Питер. — Важно, насколько спокойно я буду себя чувствовать.
— Вполне, — согласился отец Элизабет. — Одна маленькая вещь может вызвать крупные последствия. Что ж, тебе остается поговорить с Элизабет, а потом мы просто подождем и посмотрим.
Глава 7
Такой упор на слухи позволял предположить, что в них есть доля правды, подумала она, глядя на спину Николаса. Итак, предстояло сделать дьявольский выбор: деньги или ее жизнь. Он заключал сделку, прекрасно зная, как обстоят финансовые дела в имении, так что ей оставалось только подписать бумаги и больше ничего.
Звук хлопающей входной двери и звучный голос Джайлса возвестили о прибытии мистера Гиддонза. Мгновением позже Джайлс появился, чтобы объявить посетителя. За ним следовал Питер, зорко следящий за выражением лица мистера Гиддонза и реакцией Николаса, повернувшегося к двери.
— А, Николас, вот и ты. Рад тебя видеть. — Они пожали друг другу руки. Мистер Гиддонз был на целый фут ниже Николаса, и казалось, что рукопожатие последнего переломает нотариусу все кости. — Элизабет, здравствуй. Фредерик, как поживаешь? Все в сборе. Прекрасно.
Он положил на стол свою кожаную папку и повернулся к Николасу:
— До отправления лондонского поезда остается не так много времени, так что давайте приступим к делу.
Николас отвесил поклон Питеру и отцу Элизабет,
— Господа? Вы удовлетворены?
— Ты, наверное, заплатил какому-нибудь актеру за нынешнее представление, — ехидно сказал отец Элизабет. — Но, полагаю, мы должны сдаться.
Питер многозначительно посмотрел на Элизабет.
— Допустим, что все в порядке. Элизабет, подойдешь ко мне позже?
— Хорошо, — сказала она, испытывая смешанные чувства от ухода Питера и ее отца.
— А теперь, — обратился Николас к мистеру Гиддонзу, — мы перейдем к цели вашего визита. Элизабет? Продолжим… или ты тоже предпочтешь удалиться?
— Как галантно с твоей стороны, — проворчала она, чувствуя, что Николае блефует, бросает ей вызов.
— Мы все знаем, что стоит на кону, — загадочно сказал он. — Выбор за тобой.
Но она уже слишком далеко зашла, слишком много ему отдала, чтобы теперь сокрушаться.
— Я сделала свой выбор три дня назад, — жестко сказала она. — Я исполняю свои обязанности по сделке.
— Мудрый выбор, — проговорил Николас, подходя к столу и придвигая стул. — Тогда давайте начнем.
— Мне тут пришла в голову одна мысль, — сказал отец Элизабет Питеру, когда они расположились в кабинете. — Мы не знаем наверняка, зачем сюда пожаловал мистер Гиддонз. То есть у Элизабет нет никаких сомнений насчет личности Николаса, значит, не она вызвала нотариуса. Она у меня слишком доверчивая. Так зачем же Николасу понадобился нотариус, сразу после того как он заявил права на титул?
— Уверен, Элизабет нам все расскажет, — ответил Питер. — Я знаю, что для нее его появление было настоящим шоком. Очевидно, он сумел доказать свое право по рождению мистеру Гиддонзу. Так что у нас нет ни малейшего повода сомневаться в нем.
— Я все же сомневаюсь, — изрек отец Элизабет. — И с прибытием мистера Гиддонза стал сомневаться еще сильнее. В конце концов, что он за человек? У него даже нет никаких личных вещей! Кто он такой на самом деле? Говорю тебе, Питер, Элизабет должна выяснить ответы на эти вопросы.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
— Знаешь, здесь есть определенный смысл. Элизабет красивая женщина. А как известно, мужчины любят доверять тайны красивым женщинам.
Отец Элизабет вопросительно взглянул на Питера.
— Что конкретно ты имеешь в виду?
— Послушай, мы оба желаем Элизабет только добра. Следовательно, будет вполне логичным, раз уж вы все равно оба остаетесь в Шенстоуне, если она… познакомится с Николасом поближе. Может, она разузнает что-нибудь такое, что сможет использовать в своих целях?
— Я тоже так думал, — согласился отец Элизабет. — Возможно, ей удастся узнать нечто, что докажет несостоятельность его претензий на титул.
— Точно.
— Бесспорно, — добавил отец Элизабет.
— Она должна знать все. И у нее больше всего шансов что-нибудь раскопать. В конце концов, будут моменты, когда нас просто не будет в Шенстоуне.
— Верно. Бывают вещи, о которых джентльменам лучше не знать.
— Да, ты совершенно прав, Фредерик. Думаю, мы сможем убедить Минну остаться здесь в качестве компаньонки. Чтобы присматривать за Элизабет.
— Великолепная идея, — воскликнул отец Элизабет. — И если у нас все получится, что-нибудь обязательно произойдет. И тогда ты сможешь…
— Тогда я буду чувствовать себя спокойно, — сказал Питер. — Важно, насколько спокойно я буду себя чувствовать.
— Вполне, — согласился отец Элизабет. — Одна маленькая вещь может вызвать крупные последствия. Что ж, тебе остается поговорить с Элизабет, а потом мы просто подождем и посмотрим.
Глава 7
— Эй… Элизабет! Элизабет!
— Отец?
Был уже поздний полдень. Николас после нескольких часов соблюдения необходимых легальных процедур и подписания бумаг уехал провожать мистера Гиддонза на четырехчасовой поезд в Лондон. Она была утомлена и совершенно не настроена отвечать на вопросы отца.
Однако он настаивал, пытаясь получить у нее информацию. Или деньги.
Конечно, он же хотел знать о цели визита мистера Гиддонза.
— Тихо. — Отец втянул ее за руку в свою спальню и закрыл дверь. — Клянусь, в твоих слугах нет ни капли преданности. Они донесут Николасу, и все будет испорчено. Присаживайся, моя дорогая девочка. Расскажи мне все.
— Все? Нет никакого «все», отец.
— Тогда зачем был вызван мистер Гиддонз?
— Имущественные дела, которые не могли быть улажены до приезда Николаса в Шенстоун.
Звучало правдоподобно; она уже научилась с легкостью лгать. А теперь можно сказать и немного правды:
— И еще мы уладили небольшое дельце касательно моей доли.
Его уши навострились, чего она и ожидала.
— Да? Я думал, что она неприкосновенна.
— В какой-то мере да. Но ее можно изменить. Поэтому, учитывая, что я пообещала тебе деньги, определенная сумма была оговорена отдельно и записана на твое имя. Так что у тебя будет полный контроль…
О да. Контроль ему был необходим.
— …Однако сумма ограниченна. Когда ты ее истратишь, больше денег не будет. Я не дам больше ни цента.
— Понятно.
Было заметно, как в уме он уже начал прикидывать, на что потратить деньги. Что-то здесь, что-то там.
— Сколько? — под конец спросил он. Когда она назвала цифру, он выглядел оскорбленным. Ей было все равно. Деньги, обещанные Николасом в качестве платы за сделку, шли отдельно от ее счета, и для нее такое решение было самым главным. Оно положит конец его постоянным просьбам и заставит ограничить свои бездумные траты.
— Но недостаточно.
— Что делать! Я не могу большего себе позволить, поэтому впредь советую тебе думать, перед тем как тратить деньги на мифические нефтяные скважины в Сибири.
— Нет. У меня есть обязательства, обязанности…
— Тогда спроси у Питера. Он разберется, является ли твое дело достойным капиталовложением.
— Нет. Мне понадобится больше денег.
— Отец, послушай меня. Больше быть не может. Процентов с оставшейся суммы с трудом хватит на покрытие моих расходов, да и то потому только, что мы остаемся в Шенстоуне в ближайшем будущем. Понимаешь? Денег всегда было ограниченное количество, и из остатков средств я выделила тебе часть на твои расходы, так что умерь свой пыл и будь более ответственным.
— Уильям бы никогда не подумал, что единственным родственником мужского пола по его линии станет сын его далекого братца. Все, что я надеялся унаследовать, мне уже никогда не получить.
— Ничего уже не изменить. Вот что ты никак не желаешь признать. Ничего поделать нельзя. Шенстоун и все остальное принадлежит Николасу, а я теперь всего лишь молодая вдова, у которой есть немного денег, но практически некуда податься.
— Но ведь есть твои личные вещи, твои драгоценности…
— Да, но это мое. Заперто. И я не трону их ни за что на свете. Даже ради тебя.
Она наблюдала за отцом, раздраженно мерявшим шагами комнату.
— Мне твое поведение не нравится. — Он все больше горячился.
— Что я могу сделать! — Элизабет старалась сохранять спокойствие.
— Я подобного не потерплю. — Отец поднял вверх палец и погрозил кому-то невидимому.
— Имению на это наплевать, — опять спокойно ответила Элизабет.
— Тебе не наплевать, — вдруг успокоившись, сказал он.
— Ради твоих причуд я не пойду в приют для бедных, — ядовито сказала Элизабет. — Николас не собирается нас выкидывать на улицу; мы вольны оставаться здесь сколько захотим. Пожалуй, для нас лучшего и придумать нельзя.
Но отец не усматривал положительных сторон своей приобретенной финансовой автономии. По крайней мере пока.
— Все же он остается загадкой, — произнес он.
— Он может оставаться чем пожелает, — отозвалась Элизабет.
— Но вдруг есть что-либо, что… может аннулировать его право на наследование, — задумчивым и нарочито медленным тоном проговорил отец.
«Я кое-что знаю», — проснулся тоненький голосок внутри Элизабет, а вслух она сказала:
— Не могу даже представить. «Можешь. Проблема в том, как доказать.
Как вообще можно это доказать? Если бы я смогла, то вернула бы себе Шенстоун и все деньги», — продолжал тот же голосок внутри Элизабет.
Боже правый, она отбросила коварную мысль. Ее отец всегда мог убедить ее, что еще не все потеряно.
Но не сейчас. Она заключила сделку. Возврата быть не могло.
Кроме… пожалуй, того незначительного факта, о котором знала только она…
— Я тоже. Думаю, ты сама должна выяснить, — наставительно произнес отец.
— А я думаю, что я должна вздремнуть. Я устала от того, что все ставят под сомнение личность Николаса. И я устала от того, что меня заводят в темные места, куда я не хочу идти.
Она повернулась, чтобы уйти, но отец схватил ее за руку.
— Почему ты защищаешь его? — требовательно спросил он. — Послушай меня. Если нам удастся найти один-единственный факт, опровергающий его право наследования, мы вернем себе все. Снова. У тебя будет все. Все вернется на свои места. Ты, Питер, ваше будущее…
Господи, она прислушивалась к его словам. Разве она могла не слушать их? Ведь они были правдой, которой лишал ее Николас: если она найдет доказательства, она сможет себе все вернуть.
А тем временем она имела в своем распоряжении Николаса…
…И Питера тоже…
— Вот мы все и собрались, — темпераментно сказал Николас, оглядывая лица собравшихся за обеденным столом. — Одна счастливая семья. Я надеюсь, вы все будете спать в своих комнатах сегодня ночью?
— Мы считали, что необходима предосторожность, — пробормотал отец Элизабет. — На нашем месте все поступили бы именно так. — Он посмотрел на Элизабет, но она отвела взгляд.
— Вполне вас понимаю, — искренне согласился Николас.
Слишком искренне, подумала Элизабет.
— Но теперь вы мои гости, и, я надеюсь, мы забудем произошедшее недоразумение, — миролюбиво произнес Николас.
— Слишком великодушно, — тихо проговорила Элизабет.
— Потому что я так люблю принимать гостей. Я почти забыл, как весело развлекать чьих-то друзей, — объяснил Николас.
— Неужели? — поинтересовался Питер. — Как давно вы были социализированы, Николас?
— Я совсем не социалист, Питер. А вы?
Питер вскипел:
— Я вас уверяю…
— Нет, нет. — Николас поднял руку. — Давайте вести только застольные разговоры. Никаких оскорблений. С вашими связями вам рады в любом доме. Так как вы близкий друг Элизабет, вы всегда желанный гость и здесь.
— Спасибо. — Питер сидел прямо, как доска. Никто не пропустил мимо ушей вспышку ярости со стороны Питера и те два слова… никто, кроме Николаса. Или он намеренно подстрекал Питера?
Элизабет занялась мясом на своей тарелке. Сегодня были заливное из телятины, начиненное соусами, грецкими орехами, беконом и сваренными вкрутую яйцами, а также разнообразные салаты, вареный картофель, рулеты, меренга на десерт. Но Элизабет сегодня страдала отсутствием аппетита.
Виктор, напротив, атаковал мясо, проявляя к нему излишний интерес, да и все остальные уже доканчивали первую порцию.
Но ей надо было о многом подумать. Все, что сегодня произошло, вместо разрешения проблем только породило новые, ей нужен был союзник.
Она взглянула на Минну, гонявшую по тарелке картофелину. Минна провела большую часть дня в своей комнате, в чем нет ничего необычного. Однако если принять во внимание, что в доме происходило столько событий и что, по заявлению самой Минны, она откуда-то знала Николаса, она могла хотя бы присутствовать при прибытии мистера Гиддонза.
Но Минна была единственным человеком, которому ничего не было нужно от Элизабет, разве что кроме удобной комнаты и приятной компании.
Она наклонилась вперед и коснулась руки Минны.
— Минна, дорогая. Ты просто должна оставаться здесь как можно дольше.
Минна улыбнулась:
— Я с радостью останусь так долго, как ты пожелаешь.
— Прекрасно.
Прекрасно? Все смотрели на нее, будто некто сказал что-то такое, чего Элизабет не услышала.
— Джентльмены. — Она поднялась, по привычке давая понять, что они могут покинуть столовую. Николаса, выходящего из комнаты, казалось, что-то позабавило. За ним следовали Виктор, отец Элизабет и Питер, который одними губами произнес:
— Не уходи.
Элизабет вновь обратилась к Минне:
— Минна, дорогая, неужели ты совсем не можешь вспомнить, откуда ты знаешь Николаса?
— Ну, я пыталась припомнить. Наверное, видела его у кого-нибудь дома. Не то чтобы в тех же кругах, к тому же я покидала страну на несколько лет… Я просто никак не могу соединить воедино различные обстоятельства. Но воспоминание вернется, я уверена. А тем временем я постараюсь не дать ему или твоему отцу запугать тебя.
— Запутать меня? Думаешь, все настолько плохо?
— Милая девочка, сколько я тебя знаю, твой отец всегда манипулировал тобой. Очень мило со стороны Николаса позволить нам всем остаться. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам с Питером, если он тот, кто тебе нужен.
— Спасибо, Минна. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
— На меня ты тоже можешь рассчитывать, — вдруг послышался голос Питера.
— Питер! — вскричала Минна. — Пожалуй, мне стоит оставить вас двоих наедине. Прошу извинить. Спокойной ночи, Питер. — И она выскочила из комнаты.
Питер сел в освободившееся кресло и взял Элизабет за руки.
— Что за денек, дорогая Элизабет. Как ты вообще держишься? Ночная стража, организованная твоим отцом, враждебность Николаса…
— Я устала, — коротко ответила она, радуясь его присутствию, его прикосновениям. Он всегда так к ней прикасался… — Мне сегодня пришлось сопровождать Николаса по всему дому и даже по подвалу еще до приезда нотариуса.
— Правда? Бедная моя. Время, проведенное с мистером Гиддонзом, наверное, было не из легких. А прогулка с Николасом наверняка напомнила обо всем, что тебе пришлось пережить.
— Однако я все еще здесь, — беспечно сказала она, — значит, еще не все потеряно.
— Я надеюсь, моя милая девочка. Я все еще не верю ни единому слову, которое говорит твой новоявленный хозяин. Я бы очень хотел, чтобы была возможность… ради твоего же блага, я имею в виду… какой-нибудь способ…
— Конечно, — пробормотала она. — Но его добропорядочность была подтверждена нотариусом.
— Все же он остается загадкой. Должны ли мы предположить, что он был ранен во время одного из романтических приключений? Меня бесит, когда я думаю, что он столько у тебя отнял.
«А сколько он мне дал… Но Питеру нельзя было ничего знать, пока», — подумала она.
— Ты должна пытаться опровергнуть его претензии, — настаивал Питер.
— Питер! — воскликнула она и подумала: разве ее отец не говорил теми же словами?
— Что-нибудь обязательно найдется, я уверен, — продолжал он.
— О чем ты говоришь? — возразила она. Питер еще крепче сжал ее руки.
— Я говорю о том, что на кон поставлено так много, что ты должна любыми средствами добраться до правды.
— Любыми средствами? — хитро спросила она. Не мог же он предлагать…
— Ты ведь красивая женщина…
— Надеюсь, что так, — вставила Элизабет с легким раздражением.
— Элизабет. Уверен, что ты понимаешь. Ты единственная, у кого есть… возможность добраться до правды. Ты ведь постоянно будешь здесь, в то время как мы с твоим отцом будем периодически отлучаться в Лондон по делам. Говорю тебе, Николас хочет тебя… У тебя будут возможности, просто разумно ими распоряжайся, и ты получишь все, что захочешь.
— Питер?! — Но ведь все, что она когда-либо хотела, — только быть с ним. Не мог ведь он говорить о том, о чем ей казалось. Или мог?
— Дорогая Элизабет, — продолжал он. — Ты знаешь, что тебе нужно сделать.
Она знала, знала наверняка. Как бы он реагировал, если бы узнал, что она уже распорядилась собой?
Питер посмотрел на нее ласково:
— Давай больше не будем говорить о делах. Лучше позволь, я тебя поцелую.
— Я буду счастлива, — прошептала она.
Он наклонился к ней, обхватил руками ее лицо и прижался своими губами к ее губам. Сладкие, сладкие поцелуи, вначале легкие, затем более требовательные, будто где-то повернулся переключатель. Или будто его страсть удерживалась под жестким контролем и выплеснулась только тогда, когда он узнал вкус Элизабет.
Она так ждала выражения его страсти, ради которой стоило пойти на все. Абсолютно на все. Она обвила свои руки вокруг него и прижалась к нему. Он пододвинул свой стул, а она свой.
Она хотела приблизиться к нему еще больше, получить ту его жесткую часть, которую она так давно хотела.
Он проник языком в ее рот, и у нее бешено забилось сердце. Он убрал ее руку со своей шеи и положил ее между своих ног.
Он уже был напряжен и готов к действиям. Она схватила его за кончик, и он немедленно отреагировал:
— Ооооо, Элизабет…
— Да-а-а…
— Пойдем ко мне в комнату.
— Я бы хотела. Но я не могу.
— Не надо играть со мной, Элизабет. Если ты не будешь относиться к мужчине с вниманием, ты его потеряешь.
Достаточно жесткое предупреждение Питера ее обескуражило.
— Я тебя потеряю? — прошептала она вплотную к его губам, лаская его между ног.
— Если будешь продолжать в том же духе, то нет.
— Я бы могла… — проговорила она, сжимая его пенис. — Я буду… — Она провела рукой вниз по стволу. — Я могу… — Она взяла в руку его мошонку.
Методика Николаса работала безошибочно…
— Поцелуй меня.
— Мммм.
— Аххх…
— У нас остался еще десерт? — спросил Николас, врываясь в дверь. — Ой, прошу прощения. Я слышал такие сладострастные стоны, исходящие отсюда. Вот и решил, что Кук предложила добавку десерта. Не обращайте на меня внимания. Продолжайте заниматься тем, чем занимались до меня.
— По-моему, мы закончили, — произнес Питер сквозь сжатые зубы. — Не знаю, как ты, Элизабет, но… прошу извинить меня…
Он наклонился к Элизабет и прошептал:
— Останься. Для тебя хорошая возможность.
— Боже мой… — прошипела она. Он отстранился от нее.
— Нет. Оставайся. — Питер был настойчив. Она сжала губы, и он ушел. Она добивалась того, чтобы возбудить Питера, довести его до точки кипения. У нее прекрасно получалось, пока не объявился Николас.
— Чего тебе надо? — ворчливо спросила она.
— Тебя.
— Боже правый, Николас. Неужели? Именно сейчас?
— А ты как думаешь?
Ей даже не нужно было смотреть. Ей было интересно: неужели Питер ни разу не замечал набухший член Николаса? Наверное, нет.
— Я все оплатил, Элизабет. Моя часть сделки выполнена.
Господи, снова сделка.
— Думаю, я уже многому научилась, — пробормотала она.
— Понимаю. Дело в Питере. Неужели наша стратегия не работает?
— Она прекрасно работает, Николас. О твоем вторжении он может подумать только то, что решил уже давно: по какой-то нелепой причине ты меня хочешь.
— Питер очень проницателен. Я бы с удовольствием взял тебя прямо здесь, но, думаю, твой отец будет не слишком рад обнаружить нас голыми на столе в гостиной.
Он посмотрел на стол, затем на дверь. С другой стороны, вряд ли кто решит вернуться в столовую в такой час.
— Я передумал…
— Только не здесь. Нет. Николас…
— Мы не будем раздеваться. У нас просто… будет десерт.
Она снова запротестовала:
— В любой момент сюда могут войти.
— Им наши упражнения только прибавят интереса, не так ли? Никто не будет вмешиваться; скорее всего они затаятся за дверью и будут подсматривать. На тебе сейчас идеальная юбка, Элизабет. Под нее очень легко залезть. А там, наверное, обычное нижнее белье. Просто сядь на край стола, и мой член тебя обязательно найдет.
Она медленно поднялась. С его стороны было совершенным безумием пытаться обладать ею в столовой. Здесь не было запирающейся двери. Здесь негде было спрятаться. Сюда любой мог войти.
Питер… Что, если он их увидит?
Он наверняка посоветовал бы ей использовать такую возможность, едко подумала она.
Разница была лишь в том, что Николас использовал ее, использовал их сделку и свои деньги в качестве основания брать ее везде, где захочет, только потому, что ему так хотелось. Он уже разделся, и его пенис был нацелен на нее. Теперь все, о чем она думала, что она хотела, что чувствовала, уже не имело значения. Он сейчас думал только о том, как насадить ее на свой ствол. Она балансировала на краю стола, немного наклонившись назад.
— Прекрасно, — проговорил он. — Подними юбку. Раздвинь ноги. — Он обхватил руками ее бедра и придвинул ближе к себе. — Сейчас.
Она была уверена, что кто-нибудь войдет в любую минуту, но ему было все равно. Он пробирался сквозь ее нижние юбки, продираясь через ткань к ее щелочке. Вскоре он нащупал ее лобковые волосы и вошел в нее.
Она хватала воздух ртом.
— Мокро, туго… не шевелись…
Она и не могла шевельнуться; ее тело было наклонено под странным углом, ноги раздвинуты и обвиты вокруг его бедер. Она чувствовала его пульсацию внутри себя, чувствовала, как он старается держать себя под контролем. И неожиданно ее охватила волна возбуждения оттого, что она отдалась ему в таком общедоступном месте.
Хотела ли она, чтобы кто-нибудь их увидел?
— Посмотри на себя…
Он практически целиком вытащил из нее пенис, она наклонилась вперед, чтобы видеть его ствол, частично погруженный в нее.
Вращая бедрами, он вошел в нее немного глубже. Затем еще глубже, казалось, что его внушительная длина целиком уместилась внутри ее тела, жестко и неумолимо наполняя ее, пока он не прижался лобком к ее щелочке.
Он начал ритмично двигаться, погружаясь с каждым толчком все глубже и глубже. Его пенис пульсировал, наливался кровью и неожиданно изверг в нее свое семя.
— Взбитые сливки для торта моей женщины, — произнес он, плотно прижимаясь к ней. — Но десерт еще не весь.
Он поглощал ее.
Он уложил ее спиной на стол, сорвал нижнее белье, погрузил свое лицо в ее лоно и поглощал ее.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, где любой мог увидеть ее.
Но как только его язык погрузился в ее святая святых, ей стало абсолютно наплевать на всех.
Он ее лизал, сосал, погружая язык так глубоко, как мог. Он слизывал соки, обильно выделяемые ее разгоряченным влагалищем, водя языком вверх и вниз по ее половым губам, устремляясь к ее центру удовольствий.
…здесь… здесь… он знал, как надо делать, насколько сильно, насколько энергично… ахххх…
Она насаживалась глубже и глубже на его язык, плотнее, плотнее, плотнее…
Вот так… вот так… вот так…
Ее тело таяло на кончике его упругого языка…
.. .растворялось, расплывалось…
На кончике его языка она достигла высшей точки наслаждения, и ее тело конвульсивно сокращалось от приливов удовольствия.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, а его голова была между ее ног.
Поздно ночью Шенстоун казался зловещим. Все разошлись по своим комнатам, заперли двери, задернули занавеси и погрузились в сон.
Предыдущие два часа были настоящим эротическим сном. Теперь она знала, как надо проводить ночи: в объятиях любимого, утопая в его семени.
В объятиях Питера, в семени Питера.
Ее тело томилось, слабело от желания; она терлась промежностью об обивку скамьи, на которой сидела, расчесывая волосы. Она была ненасытна. Двух часов, проведенных на спине, ей было недостаточно. Она хотела еще.
Нет. Она хотела Питера.
Ее соски набухли под тонким шелком ночной рубашки. Она задрала подол и широко расставила ноги, чтобы касаться обнаженным телом поверхности скамьи. Внутри поднялась волна возбуждения.
Ее тело желало наполнения; оно было готово принять нечто твердое, горячее, брызжущее семенем.
Любой мог запросто зайти к ней в комнату, опуститься на колени и войти в нее, еще раз предоставив ей возможность испытать непередаваемые ощущения блаженства.
Если бы он только пришел…
Она со свистом втянула воздух. Стояла ночь, и темнота заставляла ее ощущать возбуждение, вспоминать эротические впечатления, полученные предыдущей ночью.
И на обеденном столе.
И с жемчужиной.
И с ним.
Не с Питером.
С напряженным пенисом, не принадлежащим Питеру…
Она издала чувственный звук и прижалась обнаженным телом к скамье.
— Отец?
Был уже поздний полдень. Николас после нескольких часов соблюдения необходимых легальных процедур и подписания бумаг уехал провожать мистера Гиддонза на четырехчасовой поезд в Лондон. Она была утомлена и совершенно не настроена отвечать на вопросы отца.
Однако он настаивал, пытаясь получить у нее информацию. Или деньги.
Конечно, он же хотел знать о цели визита мистера Гиддонза.
— Тихо. — Отец втянул ее за руку в свою спальню и закрыл дверь. — Клянусь, в твоих слугах нет ни капли преданности. Они донесут Николасу, и все будет испорчено. Присаживайся, моя дорогая девочка. Расскажи мне все.
— Все? Нет никакого «все», отец.
— Тогда зачем был вызван мистер Гиддонз?
— Имущественные дела, которые не могли быть улажены до приезда Николаса в Шенстоун.
Звучало правдоподобно; она уже научилась с легкостью лгать. А теперь можно сказать и немного правды:
— И еще мы уладили небольшое дельце касательно моей доли.
Его уши навострились, чего она и ожидала.
— Да? Я думал, что она неприкосновенна.
— В какой-то мере да. Но ее можно изменить. Поэтому, учитывая, что я пообещала тебе деньги, определенная сумма была оговорена отдельно и записана на твое имя. Так что у тебя будет полный контроль…
О да. Контроль ему был необходим.
— …Однако сумма ограниченна. Когда ты ее истратишь, больше денег не будет. Я не дам больше ни цента.
— Понятно.
Было заметно, как в уме он уже начал прикидывать, на что потратить деньги. Что-то здесь, что-то там.
— Сколько? — под конец спросил он. Когда она назвала цифру, он выглядел оскорбленным. Ей было все равно. Деньги, обещанные Николасом в качестве платы за сделку, шли отдельно от ее счета, и для нее такое решение было самым главным. Оно положит конец его постоянным просьбам и заставит ограничить свои бездумные траты.
— Но недостаточно.
— Что делать! Я не могу большего себе позволить, поэтому впредь советую тебе думать, перед тем как тратить деньги на мифические нефтяные скважины в Сибири.
— Нет. У меня есть обязательства, обязанности…
— Тогда спроси у Питера. Он разберется, является ли твое дело достойным капиталовложением.
— Нет. Мне понадобится больше денег.
— Отец, послушай меня. Больше быть не может. Процентов с оставшейся суммы с трудом хватит на покрытие моих расходов, да и то потому только, что мы остаемся в Шенстоуне в ближайшем будущем. Понимаешь? Денег всегда было ограниченное количество, и из остатков средств я выделила тебе часть на твои расходы, так что умерь свой пыл и будь более ответственным.
— Уильям бы никогда не подумал, что единственным родственником мужского пола по его линии станет сын его далекого братца. Все, что я надеялся унаследовать, мне уже никогда не получить.
— Ничего уже не изменить. Вот что ты никак не желаешь признать. Ничего поделать нельзя. Шенстоун и все остальное принадлежит Николасу, а я теперь всего лишь молодая вдова, у которой есть немного денег, но практически некуда податься.
— Но ведь есть твои личные вещи, твои драгоценности…
— Да, но это мое. Заперто. И я не трону их ни за что на свете. Даже ради тебя.
Она наблюдала за отцом, раздраженно мерявшим шагами комнату.
— Мне твое поведение не нравится. — Он все больше горячился.
— Что я могу сделать! — Элизабет старалась сохранять спокойствие.
— Я подобного не потерплю. — Отец поднял вверх палец и погрозил кому-то невидимому.
— Имению на это наплевать, — опять спокойно ответила Элизабет.
— Тебе не наплевать, — вдруг успокоившись, сказал он.
— Ради твоих причуд я не пойду в приют для бедных, — ядовито сказала Элизабет. — Николас не собирается нас выкидывать на улицу; мы вольны оставаться здесь сколько захотим. Пожалуй, для нас лучшего и придумать нельзя.
Но отец не усматривал положительных сторон своей приобретенной финансовой автономии. По крайней мере пока.
— Все же он остается загадкой, — произнес он.
— Он может оставаться чем пожелает, — отозвалась Элизабет.
— Но вдруг есть что-либо, что… может аннулировать его право на наследование, — задумчивым и нарочито медленным тоном проговорил отец.
«Я кое-что знаю», — проснулся тоненький голосок внутри Элизабет, а вслух она сказала:
— Не могу даже представить. «Можешь. Проблема в том, как доказать.
Как вообще можно это доказать? Если бы я смогла, то вернула бы себе Шенстоун и все деньги», — продолжал тот же голосок внутри Элизабет.
Боже правый, она отбросила коварную мысль. Ее отец всегда мог убедить ее, что еще не все потеряно.
Но не сейчас. Она заключила сделку. Возврата быть не могло.
Кроме… пожалуй, того незначительного факта, о котором знала только она…
— Я тоже. Думаю, ты сама должна выяснить, — наставительно произнес отец.
— А я думаю, что я должна вздремнуть. Я устала от того, что все ставят под сомнение личность Николаса. И я устала от того, что меня заводят в темные места, куда я не хочу идти.
Она повернулась, чтобы уйти, но отец схватил ее за руку.
— Почему ты защищаешь его? — требовательно спросил он. — Послушай меня. Если нам удастся найти один-единственный факт, опровергающий его право наследования, мы вернем себе все. Снова. У тебя будет все. Все вернется на свои места. Ты, Питер, ваше будущее…
Господи, она прислушивалась к его словам. Разве она могла не слушать их? Ведь они были правдой, которой лишал ее Николас: если она найдет доказательства, она сможет себе все вернуть.
А тем временем она имела в своем распоряжении Николаса…
…И Питера тоже…
— Вот мы все и собрались, — темпераментно сказал Николас, оглядывая лица собравшихся за обеденным столом. — Одна счастливая семья. Я надеюсь, вы все будете спать в своих комнатах сегодня ночью?
— Мы считали, что необходима предосторожность, — пробормотал отец Элизабет. — На нашем месте все поступили бы именно так. — Он посмотрел на Элизабет, но она отвела взгляд.
— Вполне вас понимаю, — искренне согласился Николас.
Слишком искренне, подумала Элизабет.
— Но теперь вы мои гости, и, я надеюсь, мы забудем произошедшее недоразумение, — миролюбиво произнес Николас.
— Слишком великодушно, — тихо проговорила Элизабет.
— Потому что я так люблю принимать гостей. Я почти забыл, как весело развлекать чьих-то друзей, — объяснил Николас.
— Неужели? — поинтересовался Питер. — Как давно вы были социализированы, Николас?
— Я совсем не социалист, Питер. А вы?
Питер вскипел:
— Я вас уверяю…
— Нет, нет. — Николас поднял руку. — Давайте вести только застольные разговоры. Никаких оскорблений. С вашими связями вам рады в любом доме. Так как вы близкий друг Элизабет, вы всегда желанный гость и здесь.
— Спасибо. — Питер сидел прямо, как доска. Никто не пропустил мимо ушей вспышку ярости со стороны Питера и те два слова… никто, кроме Николаса. Или он намеренно подстрекал Питера?
Элизабет занялась мясом на своей тарелке. Сегодня были заливное из телятины, начиненное соусами, грецкими орехами, беконом и сваренными вкрутую яйцами, а также разнообразные салаты, вареный картофель, рулеты, меренга на десерт. Но Элизабет сегодня страдала отсутствием аппетита.
Виктор, напротив, атаковал мясо, проявляя к нему излишний интерес, да и все остальные уже доканчивали первую порцию.
Но ей надо было о многом подумать. Все, что сегодня произошло, вместо разрешения проблем только породило новые, ей нужен был союзник.
Она взглянула на Минну, гонявшую по тарелке картофелину. Минна провела большую часть дня в своей комнате, в чем нет ничего необычного. Однако если принять во внимание, что в доме происходило столько событий и что, по заявлению самой Минны, она откуда-то знала Николаса, она могла хотя бы присутствовать при прибытии мистера Гиддонза.
Но Минна была единственным человеком, которому ничего не было нужно от Элизабет, разве что кроме удобной комнаты и приятной компании.
Она наклонилась вперед и коснулась руки Минны.
— Минна, дорогая. Ты просто должна оставаться здесь как можно дольше.
Минна улыбнулась:
— Я с радостью останусь так долго, как ты пожелаешь.
— Прекрасно.
Прекрасно? Все смотрели на нее, будто некто сказал что-то такое, чего Элизабет не услышала.
— Джентльмены. — Она поднялась, по привычке давая понять, что они могут покинуть столовую. Николаса, выходящего из комнаты, казалось, что-то позабавило. За ним следовали Виктор, отец Элизабет и Питер, который одними губами произнес:
— Не уходи.
Элизабет вновь обратилась к Минне:
— Минна, дорогая, неужели ты совсем не можешь вспомнить, откуда ты знаешь Николаса?
— Ну, я пыталась припомнить. Наверное, видела его у кого-нибудь дома. Не то чтобы в тех же кругах, к тому же я покидала страну на несколько лет… Я просто никак не могу соединить воедино различные обстоятельства. Но воспоминание вернется, я уверена. А тем временем я постараюсь не дать ему или твоему отцу запугать тебя.
— Запутать меня? Думаешь, все настолько плохо?
— Милая девочка, сколько я тебя знаю, твой отец всегда манипулировал тобой. Очень мило со стороны Николаса позволить нам всем остаться. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам с Питером, если он тот, кто тебе нужен.
— Спасибо, Минна. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
— На меня ты тоже можешь рассчитывать, — вдруг послышался голос Питера.
— Питер! — вскричала Минна. — Пожалуй, мне стоит оставить вас двоих наедине. Прошу извинить. Спокойной ночи, Питер. — И она выскочила из комнаты.
Питер сел в освободившееся кресло и взял Элизабет за руки.
— Что за денек, дорогая Элизабет. Как ты вообще держишься? Ночная стража, организованная твоим отцом, враждебность Николаса…
— Я устала, — коротко ответила она, радуясь его присутствию, его прикосновениям. Он всегда так к ней прикасался… — Мне сегодня пришлось сопровождать Николаса по всему дому и даже по подвалу еще до приезда нотариуса.
— Правда? Бедная моя. Время, проведенное с мистером Гиддонзом, наверное, было не из легких. А прогулка с Николасом наверняка напомнила обо всем, что тебе пришлось пережить.
— Однако я все еще здесь, — беспечно сказала она, — значит, еще не все потеряно.
— Я надеюсь, моя милая девочка. Я все еще не верю ни единому слову, которое говорит твой новоявленный хозяин. Я бы очень хотел, чтобы была возможность… ради твоего же блага, я имею в виду… какой-нибудь способ…
— Конечно, — пробормотала она. — Но его добропорядочность была подтверждена нотариусом.
— Все же он остается загадкой. Должны ли мы предположить, что он был ранен во время одного из романтических приключений? Меня бесит, когда я думаю, что он столько у тебя отнял.
«А сколько он мне дал… Но Питеру нельзя было ничего знать, пока», — подумала она.
— Ты должна пытаться опровергнуть его претензии, — настаивал Питер.
— Питер! — воскликнула она и подумала: разве ее отец не говорил теми же словами?
— Что-нибудь обязательно найдется, я уверен, — продолжал он.
— О чем ты говоришь? — возразила она. Питер еще крепче сжал ее руки.
— Я говорю о том, что на кон поставлено так много, что ты должна любыми средствами добраться до правды.
— Любыми средствами? — хитро спросила она. Не мог же он предлагать…
— Ты ведь красивая женщина…
— Надеюсь, что так, — вставила Элизабет с легким раздражением.
— Элизабет. Уверен, что ты понимаешь. Ты единственная, у кого есть… возможность добраться до правды. Ты ведь постоянно будешь здесь, в то время как мы с твоим отцом будем периодически отлучаться в Лондон по делам. Говорю тебе, Николас хочет тебя… У тебя будут возможности, просто разумно ими распоряжайся, и ты получишь все, что захочешь.
— Питер?! — Но ведь все, что она когда-либо хотела, — только быть с ним. Не мог ведь он говорить о том, о чем ей казалось. Или мог?
— Дорогая Элизабет, — продолжал он. — Ты знаешь, что тебе нужно сделать.
Она знала, знала наверняка. Как бы он реагировал, если бы узнал, что она уже распорядилась собой?
Питер посмотрел на нее ласково:
— Давай больше не будем говорить о делах. Лучше позволь, я тебя поцелую.
— Я буду счастлива, — прошептала она.
Он наклонился к ней, обхватил руками ее лицо и прижался своими губами к ее губам. Сладкие, сладкие поцелуи, вначале легкие, затем более требовательные, будто где-то повернулся переключатель. Или будто его страсть удерживалась под жестким контролем и выплеснулась только тогда, когда он узнал вкус Элизабет.
Она так ждала выражения его страсти, ради которой стоило пойти на все. Абсолютно на все. Она обвила свои руки вокруг него и прижалась к нему. Он пододвинул свой стул, а она свой.
Она хотела приблизиться к нему еще больше, получить ту его жесткую часть, которую она так давно хотела.
Он проник языком в ее рот, и у нее бешено забилось сердце. Он убрал ее руку со своей шеи и положил ее между своих ног.
Он уже был напряжен и готов к действиям. Она схватила его за кончик, и он немедленно отреагировал:
— Ооооо, Элизабет…
— Да-а-а…
— Пойдем ко мне в комнату.
— Я бы хотела. Но я не могу.
— Не надо играть со мной, Элизабет. Если ты не будешь относиться к мужчине с вниманием, ты его потеряешь.
Достаточно жесткое предупреждение Питера ее обескуражило.
— Я тебя потеряю? — прошептала она вплотную к его губам, лаская его между ног.
— Если будешь продолжать в том же духе, то нет.
— Я бы могла… — проговорила она, сжимая его пенис. — Я буду… — Она провела рукой вниз по стволу. — Я могу… — Она взяла в руку его мошонку.
Методика Николаса работала безошибочно…
— Поцелуй меня.
— Мммм.
— Аххх…
— У нас остался еще десерт? — спросил Николас, врываясь в дверь. — Ой, прошу прощения. Я слышал такие сладострастные стоны, исходящие отсюда. Вот и решил, что Кук предложила добавку десерта. Не обращайте на меня внимания. Продолжайте заниматься тем, чем занимались до меня.
— По-моему, мы закончили, — произнес Питер сквозь сжатые зубы. — Не знаю, как ты, Элизабет, но… прошу извинить меня…
Он наклонился к Элизабет и прошептал:
— Останься. Для тебя хорошая возможность.
— Боже мой… — прошипела она. Он отстранился от нее.
— Нет. Оставайся. — Питер был настойчив. Она сжала губы, и он ушел. Она добивалась того, чтобы возбудить Питера, довести его до точки кипения. У нее прекрасно получалось, пока не объявился Николас.
— Чего тебе надо? — ворчливо спросила она.
— Тебя.
— Боже правый, Николас. Неужели? Именно сейчас?
— А ты как думаешь?
Ей даже не нужно было смотреть. Ей было интересно: неужели Питер ни разу не замечал набухший член Николаса? Наверное, нет.
— Я все оплатил, Элизабет. Моя часть сделки выполнена.
Господи, снова сделка.
— Думаю, я уже многому научилась, — пробормотала она.
— Понимаю. Дело в Питере. Неужели наша стратегия не работает?
— Она прекрасно работает, Николас. О твоем вторжении он может подумать только то, что решил уже давно: по какой-то нелепой причине ты меня хочешь.
— Питер очень проницателен. Я бы с удовольствием взял тебя прямо здесь, но, думаю, твой отец будет не слишком рад обнаружить нас голыми на столе в гостиной.
Он посмотрел на стол, затем на дверь. С другой стороны, вряд ли кто решит вернуться в столовую в такой час.
— Я передумал…
— Только не здесь. Нет. Николас…
— Мы не будем раздеваться. У нас просто… будет десерт.
Она снова запротестовала:
— В любой момент сюда могут войти.
— Им наши упражнения только прибавят интереса, не так ли? Никто не будет вмешиваться; скорее всего они затаятся за дверью и будут подсматривать. На тебе сейчас идеальная юбка, Элизабет. Под нее очень легко залезть. А там, наверное, обычное нижнее белье. Просто сядь на край стола, и мой член тебя обязательно найдет.
Она медленно поднялась. С его стороны было совершенным безумием пытаться обладать ею в столовой. Здесь не было запирающейся двери. Здесь негде было спрятаться. Сюда любой мог войти.
Питер… Что, если он их увидит?
Он наверняка посоветовал бы ей использовать такую возможность, едко подумала она.
Разница была лишь в том, что Николас использовал ее, использовал их сделку и свои деньги в качестве основания брать ее везде, где захочет, только потому, что ему так хотелось. Он уже разделся, и его пенис был нацелен на нее. Теперь все, о чем она думала, что она хотела, что чувствовала, уже не имело значения. Он сейчас думал только о том, как насадить ее на свой ствол. Она балансировала на краю стола, немного наклонившись назад.
— Прекрасно, — проговорил он. — Подними юбку. Раздвинь ноги. — Он обхватил руками ее бедра и придвинул ближе к себе. — Сейчас.
Она была уверена, что кто-нибудь войдет в любую минуту, но ему было все равно. Он пробирался сквозь ее нижние юбки, продираясь через ткань к ее щелочке. Вскоре он нащупал ее лобковые волосы и вошел в нее.
Она хватала воздух ртом.
— Мокро, туго… не шевелись…
Она и не могла шевельнуться; ее тело было наклонено под странным углом, ноги раздвинуты и обвиты вокруг его бедер. Она чувствовала его пульсацию внутри себя, чувствовала, как он старается держать себя под контролем. И неожиданно ее охватила волна возбуждения оттого, что она отдалась ему в таком общедоступном месте.
Хотела ли она, чтобы кто-нибудь их увидел?
— Посмотри на себя…
Он практически целиком вытащил из нее пенис, она наклонилась вперед, чтобы видеть его ствол, частично погруженный в нее.
Вращая бедрами, он вошел в нее немного глубже. Затем еще глубже, казалось, что его внушительная длина целиком уместилась внутри ее тела, жестко и неумолимо наполняя ее, пока он не прижался лобком к ее щелочке.
Он начал ритмично двигаться, погружаясь с каждым толчком все глубже и глубже. Его пенис пульсировал, наливался кровью и неожиданно изверг в нее свое семя.
— Взбитые сливки для торта моей женщины, — произнес он, плотно прижимаясь к ней. — Но десерт еще не весь.
Он поглощал ее.
Он уложил ее спиной на стол, сорвал нижнее белье, погрузил свое лицо в ее лоно и поглощал ее.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, где любой мог увидеть ее.
Но как только его язык погрузился в ее святая святых, ей стало абсолютно наплевать на всех.
Он ее лизал, сосал, погружая язык так глубоко, как мог. Он слизывал соки, обильно выделяемые ее разгоряченным влагалищем, водя языком вверх и вниз по ее половым губам, устремляясь к ее центру удовольствий.
…здесь… здесь… он знал, как надо делать, насколько сильно, насколько энергично… ахххх…
Она насаживалась глубже и глубже на его язык, плотнее, плотнее, плотнее…
Вот так… вот так… вот так…
Ее тело таяло на кончике его упругого языка…
.. .растворялось, расплывалось…
На кончике его языка она достигла высшей точки наслаждения, и ее тело конвульсивно сокращалось от приливов удовольствия.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, а его голова была между ее ног.
Поздно ночью Шенстоун казался зловещим. Все разошлись по своим комнатам, заперли двери, задернули занавеси и погрузились в сон.
Предыдущие два часа были настоящим эротическим сном. Теперь она знала, как надо проводить ночи: в объятиях любимого, утопая в его семени.
В объятиях Питера, в семени Питера.
Ее тело томилось, слабело от желания; она терлась промежностью об обивку скамьи, на которой сидела, расчесывая волосы. Она была ненасытна. Двух часов, проведенных на спине, ей было недостаточно. Она хотела еще.
Нет. Она хотела Питера.
Ее соски набухли под тонким шелком ночной рубашки. Она задрала подол и широко расставила ноги, чтобы касаться обнаженным телом поверхности скамьи. Внутри поднялась волна возбуждения.
Ее тело желало наполнения; оно было готово принять нечто твердое, горячее, брызжущее семенем.
Любой мог запросто зайти к ней в комнату, опуститься на колени и войти в нее, еще раз предоставив ей возможность испытать непередаваемые ощущения блаженства.
Если бы он только пришел…
Она со свистом втянула воздух. Стояла ночь, и темнота заставляла ее ощущать возбуждение, вспоминать эротические впечатления, полученные предыдущей ночью.
И на обеденном столе.
И с жемчужиной.
И с ним.
Не с Питером.
С напряженным пенисом, не принадлежащим Питеру…
Она издала чувственный звук и прижалась обнаженным телом к скамье.