Страница:
Советник остался в одиночестве и предался невеселым размышлениям. Лихорадка отступила, рана в спине занемела. Император не появлялся, должно быть, пытался отоспаться после проведенной возле полумертвого друга ночи. Фирхоф был доволен одиночеством – оно помогало думать. Медленно-медленно, по крупинке, перебирал он воспоминания о собственном пребывании на мятежном острове, надеясь отыскать разгадку тайны Адальберта.
– Эй, Россенхель!
Астральный эфир молчал, и Портал больше не появлялся.
– Что же мы имеем? Вы, Россенхель, пустили в ход стилет и расцарапали руку, пытаясь спастись от шайки Айриша и Шенкенбаха. Быть может, это спасение и есть лишний шаг?
Людвиг в душе отверг это предположение – Хронист не мог быть тем самым лишним звеном, потому что его отсутствие в Церене ничуть не исправило отчаянного положения.
– Что скажете, Вольф?
Эфир безмолвствовал.
– Я сжег ваши гримуары, Россенхель, а Клаус Бретон прикончил все книги в городе, мы вместе с вами смотрели на костры, но потом сделали бумагу и бежали, чудесным образом объявившись в стенах форта и несказанно удивив простодушного Беро. Быть может, лишним оказалось это перемещение?
Фирхоф всерьез задумался, перебирая варианты, но тут же отверг и это новое предположение. Форт пал через сутки после акта волшебства, и колдовское бегство никак не повлияло ни на неизбежную встречу советника и ересиарха, ни на страшную смерть капитана Морица, ни на судьбу самого Хрониста. Разве что…
– Эй, Россенхель! Я не спускал с вас глаз от момента нашей встречи и до того часа, как вы ушли прогуляться по форту в компании с румийцем. Что вы там вместе учинили?!
Эфир скромно помалкивал.
– Вольф Россенхель! Адальберт!!!
Портал распахнулся внезапно – как будто упал занавес. На подоконнике сидел заспанный и злой Хронист.
– Чего вы орете, любезный друг Людвиг? Вы подло разбудили автора – я устал от ваших бесконечных претензий.
– Сознавайтесь, писака пасквилей, что вы натворили вместе с философом Антисфеном?
– Когда натворил? Ах, вспомнил… Да ничего особенного. Мы осторожно и деликатно вмешались в азартную игру императорских солдат. Надеюсь, благодаря нам они не проиграли наспех свои закаленные в безобразиях души.
Фирхоф застонал в отчаянии.
– Несчастный Вольф! C ума сошли – нашли себе опасную забаву!
– Не паникуйте, с чего вы решили, что это тот самый лишний элемент?
– Это единственный период в Толоссе, когда вы не были под наблюдением – моим или Бретона, без разницы.
– Вашим или Бретона? Хорошенькое сравнение! Воистину, противоположности замечательно сходятся. Кстати, в вас говорит обычная недоверчивость высокопоставленного негодяя. Если я вывернулся из-под опеки, это еще не значит, что я тут же по крупному напакостил. Вам бы следовало в большей степени доверять людям, интриган. Хотя… В конце концов, следует проверять любую возможность. Отыщите кира румийца, у него потрясающая интуиция, пусть он припомнит все подробности сюжета. Возможно – это нить. В крайнем случае зовите меня снова, хотя мои возможности теперь ограничены, я попытаюсь помочь соображениями. А пока что – будьте человеком, а не политиком, дайте мне выспаться.
Портал сердито захлопнулся, и усталый Хронист исчез.
– Когда творец имеет неограниченную власть, и ни за что не отвечает, последствия могут быть только наихудшими. Да что – “могут”? Они ими и будут наверняка. И как Великий Создатель, милосердный Бог, терпит этого малого творца – легкомысленного мерзавца Россенхеля?
Людвиг устроился на постели поудобнее, пережидая, пока утихнет зашевелившаяся в спине боль. Сон пришел незаметно.
А над приземистыми башнями Нового Тинока пел шальной ночной весенний ветер. Масса теплого влажного воздуха неслась с юго-запада, прогоняя зиму северных земель. Влага и тьма накрыли замок, пустое поле, холмик, под которым навек успокоилась красавица Гернот, просыпающуюся подо льдом реку, перелески, старые дубы с прошлогодними гнездами ворон, уже заметенный снегом след проповедника Иеронимуса Роккенбергера и спящую у потухших костров шайку разбойника Шенкенбаха.
Чутко задремала после вечерней ворожбы ведьма Магдалена, вытянувшись под пологом огромной кровати. Добродетельная служанка Катерина заперлась в своей крошечной каморке и, чтобы заглушить пение ветра, укрылась с головой толстым одеялом. Привратник замка, хлебнув для верности украденного “горячительного”, поскребся в ее запертую дверь, но, не получив ответа, в разочаровании удалился обратно в казарму.
Разбуженный этим внезапным возвращением Хайни Ладер выругался, потрогал шрам на месте уха и задумался о своей невеселой судьбе.
И только бывший властитель Церена не сомкнул глаз – он очнулся ото сна вечером и проводил тревожные ночные часы в отведенной ему комнате, интуитивно ощущая в тонкой ткани мира приближение странных перемен.
Возможно, владей Гаген волшебством, он сумел бы даже увидеть будущее, но справедливый император чародеем не был, а поэтому грядущее явилось исключительно в свой черед и в таком виде, в каком его не ожидал никто.
Глава XXIX
Глава XXX
– Эй, Россенхель!
Астральный эфир молчал, и Портал больше не появлялся.
– Что же мы имеем? Вы, Россенхель, пустили в ход стилет и расцарапали руку, пытаясь спастись от шайки Айриша и Шенкенбаха. Быть может, это спасение и есть лишний шаг?
Людвиг в душе отверг это предположение – Хронист не мог быть тем самым лишним звеном, потому что его отсутствие в Церене ничуть не исправило отчаянного положения.
– Что скажете, Вольф?
Эфир безмолвствовал.
– Я сжег ваши гримуары, Россенхель, а Клаус Бретон прикончил все книги в городе, мы вместе с вами смотрели на костры, но потом сделали бумагу и бежали, чудесным образом объявившись в стенах форта и несказанно удивив простодушного Беро. Быть может, лишним оказалось это перемещение?
Фирхоф всерьез задумался, перебирая варианты, но тут же отверг и это новое предположение. Форт пал через сутки после акта волшебства, и колдовское бегство никак не повлияло ни на неизбежную встречу советника и ересиарха, ни на страшную смерть капитана Морица, ни на судьбу самого Хрониста. Разве что…
– Эй, Россенхель! Я не спускал с вас глаз от момента нашей встречи и до того часа, как вы ушли прогуляться по форту в компании с румийцем. Что вы там вместе учинили?!
Эфир скромно помалкивал.
– Вольф Россенхель! Адальберт!!!
Портал распахнулся внезапно – как будто упал занавес. На подоконнике сидел заспанный и злой Хронист.
– Чего вы орете, любезный друг Людвиг? Вы подло разбудили автора – я устал от ваших бесконечных претензий.
– Сознавайтесь, писака пасквилей, что вы натворили вместе с философом Антисфеном?
– Когда натворил? Ах, вспомнил… Да ничего особенного. Мы осторожно и деликатно вмешались в азартную игру императорских солдат. Надеюсь, благодаря нам они не проиграли наспех свои закаленные в безобразиях души.
Фирхоф застонал в отчаянии.
– Несчастный Вольф! C ума сошли – нашли себе опасную забаву!
– Не паникуйте, с чего вы решили, что это тот самый лишний элемент?
– Это единственный период в Толоссе, когда вы не были под наблюдением – моим или Бретона, без разницы.
– Вашим или Бретона? Хорошенькое сравнение! Воистину, противоположности замечательно сходятся. Кстати, в вас говорит обычная недоверчивость высокопоставленного негодяя. Если я вывернулся из-под опеки, это еще не значит, что я тут же по крупному напакостил. Вам бы следовало в большей степени доверять людям, интриган. Хотя… В конце концов, следует проверять любую возможность. Отыщите кира румийца, у него потрясающая интуиция, пусть он припомнит все подробности сюжета. Возможно – это нить. В крайнем случае зовите меня снова, хотя мои возможности теперь ограничены, я попытаюсь помочь соображениями. А пока что – будьте человеком, а не политиком, дайте мне выспаться.
Портал сердито захлопнулся, и усталый Хронист исчез.
– Когда творец имеет неограниченную власть, и ни за что не отвечает, последствия могут быть только наихудшими. Да что – “могут”? Они ими и будут наверняка. И как Великий Создатель, милосердный Бог, терпит этого малого творца – легкомысленного мерзавца Россенхеля?
Людвиг устроился на постели поудобнее, пережидая, пока утихнет зашевелившаяся в спине боль. Сон пришел незаметно.
А над приземистыми башнями Нового Тинока пел шальной ночной весенний ветер. Масса теплого влажного воздуха неслась с юго-запада, прогоняя зиму северных земель. Влага и тьма накрыли замок, пустое поле, холмик, под которым навек успокоилась красавица Гернот, просыпающуюся подо льдом реку, перелески, старые дубы с прошлогодними гнездами ворон, уже заметенный снегом след проповедника Иеронимуса Роккенбергера и спящую у потухших костров шайку разбойника Шенкенбаха.
Чутко задремала после вечерней ворожбы ведьма Магдалена, вытянувшись под пологом огромной кровати. Добродетельная служанка Катерина заперлась в своей крошечной каморке и, чтобы заглушить пение ветра, укрылась с головой толстым одеялом. Привратник замка, хлебнув для верности украденного “горячительного”, поскребся в ее запертую дверь, но, не получив ответа, в разочаровании удалился обратно в казарму.
Разбуженный этим внезапным возвращением Хайни Ладер выругался, потрогал шрам на месте уха и задумался о своей невеселой судьбе.
И только бывший властитель Церена не сомкнул глаз – он очнулся ото сна вечером и проводил тревожные ночные часы в отведенной ему комнате, интуитивно ощущая в тонкой ткани мира приближение странных перемен.
Возможно, владей Гаген волшебством, он сумел бы даже увидеть будущее, но справедливый император чародеем не был, а поэтому грядущее явилось исключительно в свой черед и в таком виде, в каком его не ожидал никто.
Глава XXIX
К чему приводит хороший глоток горячительного
Вождь Шенкенбах. Новый Тинок, Церенская Империя.
– Тонкие следы, оставленные в эфире, ведут сюда, о мой бесценный вождь!
Шенкенбах благодарно кивнул старому знакомому – тощему колдуну, стащил шлем и почесал заросший густым черным волосом висок. Приземистые могучие башни Нового Тинока не заслоняли небо, зато казались несокрушимыми, бойницы неприветливо насупились, темнели тяжелые створки окованных ворот.
– Надо выковырять их оттуда, ребята. Я не привык оставлять за спиной небрежную работу.
Нестройная толпа разномастно вооруженных пехотинцев заполняла поле, процессия ползла от реки наподобие толстой змеи.
– Эй там, на стене! За вами должок.
Предприимчивый привратник осторожно высунул румяное лицо в бойницу.
– У вас не ссудное заведение. Мы долгов не держим.
– Зови хозяйку, нам нужны ее гости.
– Которые? У нее их перебывало много…
Под стеной наступило замешательство.
– Открывайте по добру вождю Шенкенбаху!
– Штурмуйте, если неймется, – ехидно отозвались с толстенных стен.
Магдалена наконец появилась среди своих солдат. Ниже кольчужного корсажа словно штандарт развевалась лиловая юбка. У пояса болтался длинный меч. Разбойники встретили чародейку глумливым хохотом.
– Выходи на бой, тетка.
– С такими ничтожными мужланами? Ха!
Шеренга бандитов раздвинулась, из-за их широких торсов показалась тщедушна фигурка колдуна.
– Вызываю тебя на честный магический бой, о Магдалена! Сойдемся лицом к лицу, пусть позор, всеобщее поношение и презрение демонов падет на труса, и да сразимся мы при помощи четырех стихий… Открывай ворота!
Колдунья поправила пышные складки юбки.
– Ладно, сморчок. Пусть шенкенбаховы молодцы отойдут за реку, я со своими людьми выйду за ворота. Впрочем, увидеть поближе бородавки на твоем носу – не самое первое из удовольствий.
– Ну нет, мои друзья останутся здесь. Не задумала ли ты коварства, о женщина?! Я хочу гарантий.
– Изволь. На вооруженных сталью непосвященных накинем магическую сеть. Биться будем только ты и я.
– Не согласен! – рявкнул вмешавшийся Шенкенбах. – Кто попробует меня магией опутать, тому я надаю крепких пинков и тумаков, разрази меня могучий дрот святого Регинвальда!
– Тогда убирайся в сторону – вон к тому перелеску, толстяк.
Вождь бандитов задумался – соблазн выманить в поле защитников цитадели оказался сильнее гордости и упрямства.
– Ладно, я пошел.
Замешкавшиеся бандиты, равно как и солдаты Магдалены недовольно зароптали. Магическая сеть, опутавшая их, появилась исподволь, незаметно, сначала онемели руки до локтя, потом кому-то мучительно захотелось присесть на корточки, мотались на крепких шеях внезапно отяжелевшие головы…
– Мы так не договаривались! – возопил кто-то из самых сообразительных, после чего наступила мертвая тишина.
Двое магов – высокая женщина в юбке и кольчуге и маленький, раскосый, сухощавый мужчина в балахоне приготовились к волшебному поединку.
Могучая сизая туча нависла над местом действия. Среди поздней зимы, над подтаявшим снегом, над голыми ветлами и вороньими стаями прогрохотал некстати ворчливый гром. Волшебница картинно воздела распростертые руки. Колдун недоверчиво прислушался к астральному эфиру, ловя извивы заклинаний и плетя собственное утонченное чародейство. За этими наблюдениями он совершенно выпустил из виду крошечное, в упругом панцире существо, которое невесть откуда взялось на маговой щеке. Маленький сутулый панцирник заторопился, перебирая шестью лапками, чрезвычайно напоминая при этом блоху, потому что ею-то он и являлся. Блоха далеко обогнула зоркий раскосый глаз колдуна, углубилась в густую бровь, спустилась по переносице, устроилась на нежном кончике длинного, чуткого чародейского носа и обнажила острый хоботок.
– Ой!
Тщательно выстроенное заклятие с треском рухнуло. Обиженно охнул астральный эфир, умело сплетенное злодейство расползлось по швам, вызывая у собственного творца комплекс ощущений, сходный с натиранием нежных мест пучком самого жесткого мочала.
Демонически захохотала наславшая блоху Магдалена.
– Старая дура! Ты унижаешь истинное искусство! – взвизгнул оскорбленный колдун.
– Я была дура, когда растрачивала свою драгоценную женскую силу на тебя, сушеный гриб. Хватило бы хорошего удара моим славным клинком.
– Ты слов моих не искажай! Я молвил не “дура”, но “старая дура”…
Магдалена, не отыскав достойного возражения, сверкнула косыми очами и, не тратя более сил на колдовство, ухватилась за меч. Должно быть, оставленная без присмотра магическая сеть лопнула, и наполовину освободившиеся разбойники зашевелились.
– Ого-го! Кончай врага, ребята!
Солдаты ощерились и подняли оружие в ответ. Сумятицу увеличивало то, что уже стряхнувшие с себя паутину оцепенения смешались с околдованными – одни досаждали другим. Ошеломленный Шенкенбах, с отчаяния забыв и арго, и церенский, произнес несколько слов на латыни, по-видимому, принимая их за изощренные ругательства:
– Corpus delicti [30]…
– Что это, о вождь?
– Магическое заклинание одного ученого юриста – мы с ним однажды встретились в кабаке…
Чародейка, не слушая сквернословов, крутила восьмерки мечом, да так лихо, что развевалась на ветру лиловая юбка – от новоявленной тинокской баронессы в страхе шарахались и свои, и чужие.
– Она нас всех перебьет и не заметит. Уймите бабу, наконец.
Вперед выскочил незнакомый бойкий альвис с кривым клинком, но тут же отступил, искренне устрашившись.
– Киньте-ка лучше в нее мешком.
Кто-то, подкравшись сзади, накинул на голову колдуньи испачканный в муке кусок грубого полотна – меч запутался и бандиты приободрились.
– Вали ее, будем лечить от ведьмовства.
Ворожею сбили с ног, вырвали клинок, заломили руки, альвис полоснул саблей по ее юбке, под располосованной лиловой тканью обнаружился второй подол – пышный и белый, а под ним еще и третий – кружевной. Бандит растерянно покопался в груде рваного тонкого тряпья.
– Ничего не выйдет, парни, у нее под этим барахлом поддеты кольчужные штаны…
Магдалена с мешком на голове прислушалась к вражескому голосу, лягнула наугад и попала очень удачно.
– Ой, святой Регинвальд! Так мы не договаривались, Шенкенбах! Она уродина и слишком стара – мое дело сторона, и вообще я с недавних пор противник греха и насилия.
Солдаты, осознав поражение врага, воспрянули духом и захохотали.
– Бей их насмерть, ребята!
Сражение оживилось, колдун, предусмотрительно отбежав в сторону, наспех творил сомнительного качества волшебство.
– Сферус-мерус…
Результат не заставил себя ждать – взвился столб дыма, из него бойко выскочила похожая на лягушку молния. Привратник, выпивший накануне “горячительного” зелья, растеряно следил за очерченной дымом траекторией куска багрового огня.
– Ну, это всерьез.
Внезапно страж приосанился, поднял и вытянул руки, разведя пальцы, пряди волос, выбившиеся из-под стального колпака, затрещали, становясь дыбом, словно шерсть драчливого кота. С кончика ногтя правого указательного пальца сорвалась упитанная молния…
– Небо и преисподняя!
Кажется, результат оказался неожиданным и для самого привратника, он попытался поймать пальцами то, что нечаянно сотворил, но огненный удар уже нашел косоглазого колдуна. Тот рухнул в канаву, вроде бы получив невидимый пинок, и там попытался загасить тлеющий балахон.
– “Зелье для отражения атак магических”…
Битва вступила в решающую стадию – никто не мог понять, что происходит. Стража цитадели бешено рубилась с людьми Шенкенбаха, Магдалена поднялась и теперь пыталась освободиться от изорванной юбки, альвис с саблей задумался о грехе, стараясь держаться подальше от ведьмы. Привратник испускал снопы разноцветных искр на своих и чужих. Преступный колдун погасил балахон и старался очистить от густо налипшей грязи лицо. Пахло вином, потом и серным огнем, сцена отдавала растерянностью.
Людвиг, заботливо поддерживаемый императором, появился на стене.
– Что скажешь, друг мой Фирхоф?
– Я опечален, государь. В те времена, когда волшебный дар еще оставался при мне, магия была чем-то вроде высокого искусства, но еще не сделалась средством низменного развлечения простолюдинов.
– Как ты думаешь, он осознает, что творит?
– Кто?
– Вон тот незнатный, но победоносный воин, который, кажется, даже плюется огнем…
– Мне он показался скорее искренне изумленным. Все-таки, во всем этом чувствуется рука Хрониста – Россенхель противник дворянства и республиканец по убеждению.
– Спокойствие, мой друг, не спешите с выводами, битва, кажется, утихает. Я все-таки предпочитаю считать, что эти простые люди, сражаясь, защищали интересы законного правящего дома Церена…
– Формально это самое обычное, запрещенное кодексом инквизиции, сношение с потусторонними силами.
– Ах, Людвиг, я пересмотрел собственное мнение – не стоит придерживаться суровых взглядов на занятия, в данный момент полезные для восстановления династии. Вернуть чистоту веры мы можем несколько позднее…
Так они беседовали на стене Нового Тинока, пока не поредела лиловая туча. Тем временем стража цитадели всерьез потеснила лишившихся вождей бандитов. Колдун, которого дюжий солдат мимоходом оделил пинком в живот, окончательно выпал из обращения. Шенкенбах, издали оценив обстановку, не спешил вернуться от перелеска. Привратник с опаленными на лбу волосами в ошеломлении рассматривал дело рук своих, Магдалена, сорвав остатки юбки, с мечом в руке возглавила контратаку собственного отряда, и только раскаявшийся альвис с саблей в сторонке наблюдал за финалом.
– Пожалуй, мне следует переменить сторону.
Дело довершили последние остатки лиловой тучи – эти рваные клочья внезапно сами по себе, безо всякого магического понукания, разразились крупным градом. Твердые куски льда величиной с голубиное яйцо застучали по макушкам воинов. Разбойники, прикрывая лица и пах руками, пустились бежать под защиту перелеска. Стража цитадели укрылась под каменной аркой ворот, следом прошмыгнул предприимчивый альвис.
Над истоптанным полем, над суетными следами суетных дел, над пятнами растаявшего снега и паленой прошлогодней травы, над брошенным оружием и тряпьем, медленно и раскатисто, словно нехотя катая огромные камни, насмехаясь и глумясь над усилиями людскими, гремел величественный и совсем не магический гром.
– Тонкие следы, оставленные в эфире, ведут сюда, о мой бесценный вождь!
Шенкенбах благодарно кивнул старому знакомому – тощему колдуну, стащил шлем и почесал заросший густым черным волосом висок. Приземистые могучие башни Нового Тинока не заслоняли небо, зато казались несокрушимыми, бойницы неприветливо насупились, темнели тяжелые створки окованных ворот.
– Надо выковырять их оттуда, ребята. Я не привык оставлять за спиной небрежную работу.
Нестройная толпа разномастно вооруженных пехотинцев заполняла поле, процессия ползла от реки наподобие толстой змеи.
– Эй там, на стене! За вами должок.
Предприимчивый привратник осторожно высунул румяное лицо в бойницу.
– У вас не ссудное заведение. Мы долгов не держим.
– Зови хозяйку, нам нужны ее гости.
– Которые? У нее их перебывало много…
Под стеной наступило замешательство.
– Открывайте по добру вождю Шенкенбаху!
– Штурмуйте, если неймется, – ехидно отозвались с толстенных стен.
Магдалена наконец появилась среди своих солдат. Ниже кольчужного корсажа словно штандарт развевалась лиловая юбка. У пояса болтался длинный меч. Разбойники встретили чародейку глумливым хохотом.
– Выходи на бой, тетка.
– С такими ничтожными мужланами? Ха!
Шеренга бандитов раздвинулась, из-за их широких торсов показалась тщедушна фигурка колдуна.
– Вызываю тебя на честный магический бой, о Магдалена! Сойдемся лицом к лицу, пусть позор, всеобщее поношение и презрение демонов падет на труса, и да сразимся мы при помощи четырех стихий… Открывай ворота!
Колдунья поправила пышные складки юбки.
– Ладно, сморчок. Пусть шенкенбаховы молодцы отойдут за реку, я со своими людьми выйду за ворота. Впрочем, увидеть поближе бородавки на твоем носу – не самое первое из удовольствий.
– Ну нет, мои друзья останутся здесь. Не задумала ли ты коварства, о женщина?! Я хочу гарантий.
– Изволь. На вооруженных сталью непосвященных накинем магическую сеть. Биться будем только ты и я.
– Не согласен! – рявкнул вмешавшийся Шенкенбах. – Кто попробует меня магией опутать, тому я надаю крепких пинков и тумаков, разрази меня могучий дрот святого Регинвальда!
– Тогда убирайся в сторону – вон к тому перелеску, толстяк.
Вождь бандитов задумался – соблазн выманить в поле защитников цитадели оказался сильнее гордости и упрямства.
– Ладно, я пошел.
Замешкавшиеся бандиты, равно как и солдаты Магдалены недовольно зароптали. Магическая сеть, опутавшая их, появилась исподволь, незаметно, сначала онемели руки до локтя, потом кому-то мучительно захотелось присесть на корточки, мотались на крепких шеях внезапно отяжелевшие головы…
– Мы так не договаривались! – возопил кто-то из самых сообразительных, после чего наступила мертвая тишина.
Двое магов – высокая женщина в юбке и кольчуге и маленький, раскосый, сухощавый мужчина в балахоне приготовились к волшебному поединку.
Могучая сизая туча нависла над местом действия. Среди поздней зимы, над подтаявшим снегом, над голыми ветлами и вороньими стаями прогрохотал некстати ворчливый гром. Волшебница картинно воздела распростертые руки. Колдун недоверчиво прислушался к астральному эфиру, ловя извивы заклинаний и плетя собственное утонченное чародейство. За этими наблюдениями он совершенно выпустил из виду крошечное, в упругом панцире существо, которое невесть откуда взялось на маговой щеке. Маленький сутулый панцирник заторопился, перебирая шестью лапками, чрезвычайно напоминая при этом блоху, потому что ею-то он и являлся. Блоха далеко обогнула зоркий раскосый глаз колдуна, углубилась в густую бровь, спустилась по переносице, устроилась на нежном кончике длинного, чуткого чародейского носа и обнажила острый хоботок.
– Ой!
Тщательно выстроенное заклятие с треском рухнуло. Обиженно охнул астральный эфир, умело сплетенное злодейство расползлось по швам, вызывая у собственного творца комплекс ощущений, сходный с натиранием нежных мест пучком самого жесткого мочала.
Демонически захохотала наславшая блоху Магдалена.
– Старая дура! Ты унижаешь истинное искусство! – взвизгнул оскорбленный колдун.
– Я была дура, когда растрачивала свою драгоценную женскую силу на тебя, сушеный гриб. Хватило бы хорошего удара моим славным клинком.
– Ты слов моих не искажай! Я молвил не “дура”, но “старая дура”…
Магдалена, не отыскав достойного возражения, сверкнула косыми очами и, не тратя более сил на колдовство, ухватилась за меч. Должно быть, оставленная без присмотра магическая сеть лопнула, и наполовину освободившиеся разбойники зашевелились.
– Ого-го! Кончай врага, ребята!
Солдаты ощерились и подняли оружие в ответ. Сумятицу увеличивало то, что уже стряхнувшие с себя паутину оцепенения смешались с околдованными – одни досаждали другим. Ошеломленный Шенкенбах, с отчаяния забыв и арго, и церенский, произнес несколько слов на латыни, по-видимому, принимая их за изощренные ругательства:
– Corpus delicti [30]…
– Что это, о вождь?
– Магическое заклинание одного ученого юриста – мы с ним однажды встретились в кабаке…
Чародейка, не слушая сквернословов, крутила восьмерки мечом, да так лихо, что развевалась на ветру лиловая юбка – от новоявленной тинокской баронессы в страхе шарахались и свои, и чужие.
– Она нас всех перебьет и не заметит. Уймите бабу, наконец.
Вперед выскочил незнакомый бойкий альвис с кривым клинком, но тут же отступил, искренне устрашившись.
– Киньте-ка лучше в нее мешком.
Кто-то, подкравшись сзади, накинул на голову колдуньи испачканный в муке кусок грубого полотна – меч запутался и бандиты приободрились.
– Вали ее, будем лечить от ведьмовства.
Ворожею сбили с ног, вырвали клинок, заломили руки, альвис полоснул саблей по ее юбке, под располосованной лиловой тканью обнаружился второй подол – пышный и белый, а под ним еще и третий – кружевной. Бандит растерянно покопался в груде рваного тонкого тряпья.
– Ничего не выйдет, парни, у нее под этим барахлом поддеты кольчужные штаны…
Магдалена с мешком на голове прислушалась к вражескому голосу, лягнула наугад и попала очень удачно.
– Ой, святой Регинвальд! Так мы не договаривались, Шенкенбах! Она уродина и слишком стара – мое дело сторона, и вообще я с недавних пор противник греха и насилия.
Солдаты, осознав поражение врага, воспрянули духом и захохотали.
– Бей их насмерть, ребята!
Сражение оживилось, колдун, предусмотрительно отбежав в сторону, наспех творил сомнительного качества волшебство.
– Сферус-мерус…
Результат не заставил себя ждать – взвился столб дыма, из него бойко выскочила похожая на лягушку молния. Привратник, выпивший накануне “горячительного” зелья, растеряно следил за очерченной дымом траекторией куска багрового огня.
– Ну, это всерьез.
Внезапно страж приосанился, поднял и вытянул руки, разведя пальцы, пряди волос, выбившиеся из-под стального колпака, затрещали, становясь дыбом, словно шерсть драчливого кота. С кончика ногтя правого указательного пальца сорвалась упитанная молния…
– Небо и преисподняя!
Кажется, результат оказался неожиданным и для самого привратника, он попытался поймать пальцами то, что нечаянно сотворил, но огненный удар уже нашел косоглазого колдуна. Тот рухнул в канаву, вроде бы получив невидимый пинок, и там попытался загасить тлеющий балахон.
– “Зелье для отражения атак магических”…
Битва вступила в решающую стадию – никто не мог понять, что происходит. Стража цитадели бешено рубилась с людьми Шенкенбаха, Магдалена поднялась и теперь пыталась освободиться от изорванной юбки, альвис с саблей задумался о грехе, стараясь держаться подальше от ведьмы. Привратник испускал снопы разноцветных искр на своих и чужих. Преступный колдун погасил балахон и старался очистить от густо налипшей грязи лицо. Пахло вином, потом и серным огнем, сцена отдавала растерянностью.
Людвиг, заботливо поддерживаемый императором, появился на стене.
– Что скажешь, друг мой Фирхоф?
– Я опечален, государь. В те времена, когда волшебный дар еще оставался при мне, магия была чем-то вроде высокого искусства, но еще не сделалась средством низменного развлечения простолюдинов.
– Как ты думаешь, он осознает, что творит?
– Кто?
– Вон тот незнатный, но победоносный воин, который, кажется, даже плюется огнем…
– Мне он показался скорее искренне изумленным. Все-таки, во всем этом чувствуется рука Хрониста – Россенхель противник дворянства и республиканец по убеждению.
– Спокойствие, мой друг, не спешите с выводами, битва, кажется, утихает. Я все-таки предпочитаю считать, что эти простые люди, сражаясь, защищали интересы законного правящего дома Церена…
– Формально это самое обычное, запрещенное кодексом инквизиции, сношение с потусторонними силами.
– Ах, Людвиг, я пересмотрел собственное мнение – не стоит придерживаться суровых взглядов на занятия, в данный момент полезные для восстановления династии. Вернуть чистоту веры мы можем несколько позднее…
Так они беседовали на стене Нового Тинока, пока не поредела лиловая туча. Тем временем стража цитадели всерьез потеснила лишившихся вождей бандитов. Колдун, которого дюжий солдат мимоходом оделил пинком в живот, окончательно выпал из обращения. Шенкенбах, издали оценив обстановку, не спешил вернуться от перелеска. Привратник с опаленными на лбу волосами в ошеломлении рассматривал дело рук своих, Магдалена, сорвав остатки юбки, с мечом в руке возглавила контратаку собственного отряда, и только раскаявшийся альвис с саблей в сторонке наблюдал за финалом.
– Пожалуй, мне следует переменить сторону.
Дело довершили последние остатки лиловой тучи – эти рваные клочья внезапно сами по себе, безо всякого магического понукания, разразились крупным градом. Твердые куски льда величиной с голубиное яйцо застучали по макушкам воинов. Разбойники, прикрывая лица и пах руками, пустились бежать под защиту перелеска. Стража цитадели укрылась под каменной аркой ворот, следом прошмыгнул предприимчивый альвис.
Над истоптанным полем, над суетными следами суетных дел, над пятнами растаявшего снега и паленой прошлогодней травы, над брошенным оружием и тряпьем, медленно и раскатисто, словно нехотя катая огромные камни, насмехаясь и глумясь над усилиями людскими, гремел величественный и совсем не магический гром.
Глава XXX
Сумерки Империи
Людвиг фон Фирхоф. Дорога на восток, Церенская Империя.
Они уехали прочь через неделю – бывший император скакал верхом, сосредоточенно рассматривая горизонт, как будто он видел там нечто, недоступное взгляду простых смертных.
Советник, почти здоровый благодаря волшебным средствам чародейки, но ими же совершенно обессиленный, с трудом держался в седле. От выпитых эликсиров бросало то в жар, то в холод. Мокрые волосы свалились на лоб, мешая как следует рассмотреть дорогу.
– Так дело не пойдет, другой мой Людвиг. Я возьму твою лошадь за повод, не пытайся прилагать усилий, положись на меня, а сам старайся хотя бы удержаться в седле.
– Государь! Это ужасное нарушение этикета. К несчастью, сварливая ведьма фактически выгнала нас за ворота, а ведь могла бы подождать еще неделю…
– Мой друг для меня дороже этикета. А к низменной женской природе следует оставаться снисходительным. Бессмысленно требовать от бывшей крестьянки военной помощи и поведения честного вассала – достаточно и того, что нас не убили, а тебя вылечили. За твое чудесное спасение я готов искренне благодарить даже ведьму. Кстати, куда подевался этот смешной солдат – Генрих Ладер?
– Он пожелал остаться в Цитадели. Кажется, его чернобородый дружок, так называемый Лакомка, до сих воюет у Шенкенбаха. Наверняка не пройдет и недели, как оба приятеля воссоединятся на службе у баронессы Тинок. Так наша ведьма постепенно переманит всех окрестных головорезов.
– Таким образом, их воле придет конец.
Они искренне рассмеялись. Смех отозвался колотьем в едва подзажившей спине советника (ой, проклятая рана!).
– Благодарю тебя, Людвиг, ты вернул мне императорский перстень.
– Моя заслуга не велика – кольцо, можно сказать, свалилось на меня с неба, его выкинул из Портала сам Хронист Адальберт.
Тень гнева набежала на белый лоб императора.
– Я не могу хладнокровно слышать имя мерзавца, подлеца и мошенника.
– Он ужасно раскаивается, государь. Конечно, сохраняя при этом заносчивый вид, но теме не менее…
– От его сожалений мало проку.
– Куда мы держим путь?
– В румийскую факторию – нам нужен этот негодяй Антисфен. Его показания следует сличить с признаниями Адальберта. Ты веришь в эти причудливые басни о “лишнем элементе”?
– В разумной мере… То есть наполовину верю.
– Не буду больше утомлять тебя разговором – молчи и береги дыхание, держись в седле, я попробую быстрее гнать лошадей.
Ветер засвистел в ушах советника и приземистый, мрачный Новый Тинок скрылся за горизонтом. Мокрый снег, смешанный с грязью, во все стороны разлетался из-под копыт, дорога шла под уклон. Через некоторое время перелески сменились холмами, дорога сузилась, превратившись в тропу, которую со всех сторон обступили беспорядочно разбросанные камни.
– Отменно удобное место для разбоя.
Верхушки холмов медленно придвинулись и, в конце концов, заслонили горизонт, эхо глухо металось в теснине, лошади фыркали и озирались, словно чувствуя скрытую от людей угрозу. В довершении неприятностей пошел густой липкий снегопад – его холодная стена отрезала все звуки.
– Здесь нечисто.
Снег облепил волосы Фирхофа, холод окончательно прогнал легкий морок, все еще застилавший разум советника.
– Эта влажная метель превосходно прячет любые следы. Я не вижу ничего угрожающего и, тем не менее, душа кричит, как будто ее уже коснулись опасность и смерть. Мой прежний волшебный дар позволил бы понять тонкую природу угрозы, но сейчас остается полагаться только на меч. Простите, государь, я пока что плохой боец, поэтому вернемся и поищем другую дорогу.
Гаген остановил усталую лошадь, всматриваясь в белую круговерть, и в досаде покусывая губу. За дни странствий полное лицо императора осунулось.
– Так мы потеряем полдня. Ты болен, Людвиг, но я-то вполне здоров. Ведьма хорошо вооружила нас – я не беспомощен. Кони устали, твой жеребец потерял подкову и хромает. Если в холмах засела еще одна шайка, бегство нам не поможет, а если это дьявол или один человек – я его не боюсь. Ты долго сражался за меня, теперь моя очередь.
“Да помогут мне Небеса”, – подумал отчаявшийся фон Фирхоф. “Наш Святоша, потеряв трон, кажется, становится героем. Я видел его на турнирах без счету раз, но никогда – в бою. Гизельгер, дед нашего повелителя – тот был вояка хоть куда. Но если мой друг возьмется сражаться, боюсь, мы с ним еще до вечера окажемся в раю”.
Гаген обнажил клинок, отпустил повод лошади советника, и выехал вперед, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь густую метель. Вскоре белая колышущаяся завеса скрыла императора. День еще не сменился сумерками, но метель приглушила и без того тусклый солнечный свет.
В этот смутный, неопределенный час Людвигу почудилось, что к нему вернулась толика прежнего дара. Он сквозь снег видел старый, усталый камень холмов, глину, пронизанную норами; угольками мерцали яркие точки разума грызунов.. Он ощущал, как медленно просыпается сила земли в сонном кустарнике. Советник мысленно потянулся к небу, пытаясь коснуться высшей магии – астрального эфира, и отпрянул в разочаровании. Эфир, жестко наказывая, хлестнул его, ожег пустотой – кроме боли, бывший волшебник не почувствовал ничего.
– Государь!
Метель звенела песней без слов. Людвиг поднял повод и тронул коня, холод быстро унял головокружение. Тропинка превратилась в сплошной поток мокрого, наполовину растаявшего снега. Умный конь осторожно ставил копыта. Через несколько шагов лошадь встала и пораженный неожиданным зрелищем, советник спрыгнул с седла. На узкой площадке, зажатой между крутыми склонами, виднелись плоские холмики полузаметенных тел. Здесь же чернел круг остывшего костра. Людвиг опустился на колени и смахнул снег с белого, застывшего лица убитого – тот уже окоченел, фасон рубашки, угловатый орнамент, пущенный по краю плаща, и черные жесткие кудри выдавали в нем румийца.
– Нет, только не это!
Мокрый снег и холод исказили лицо покойного, но через минуту Людвиг немного успокоился – убитым оказался вовсе не кир Антисфен. По-видимому, румийского торговца подстрелили из засады и добили ножом – оперенье стрелы торчало из-под левой ключицы, на рубашке засохли бурые пятна. Фирхоф заставил себя склониться над соседним холмиком, им оказалось припорошенное снегом тело молодой женщины, сорванное и втоптанное в снег головное покрывало валялось рядом. Застывшие зрачки смотрели в пустое небо. Людвиг поправил юбку румийки, поднял покрывало и прикрыл им смуглое удлиненное лицо и голые, исцарапанные плечи.
– Есть здесь еще кто-нибудь?
Сквозь шум ветра пробился едва слышный писк. Из-под сугроба торчал край теплого плаща и советник поспешно расшвырял влажный снег. Под снегом оказалась смертельно испуганная девочка лет семи – ее утонченное, красивое личико посинело от холода и страха. Фирхоф поднял ребенка – дочь убитых не сопротивлялась, по-видимому оцепенев от потрясения. Она мелко тряслась и молчала, не отзываясь ни на церенские, ни на румийские слова утешения.
“Что я наделал!” – с запоздалым раскаянием подумал фон Фирхоф. “На моей совести теперь и эта резня. Я спас Хрониста – как врач и как человек, спас сначала от руки Магдалены, потом от гнева императора, потому что Россенхель понравился мне. Он выжил и безо всякого зла следовал своей природе, его бездумное вмешательство вызвало череду событий и в конце концов убило беззащитных”.
– Вольф-Адальберт!
Портал открылся мгновенно – возле самого крутого склона, прямо в стене метели. У окна стоял встревоженный, почти потерявший самообладание Россенхель.
– Фирхоф, я не виноват! Клянусь святыми и собственной душой, я этого не хотел!
Советник поискал на поясе меч, Хронист заметил этот красноречивый жест.
– Разите меня, если хотите – все равно убить не сумеете. Вы уже пытались, Людвиг, – виновато сказал он. – Давайте попробуем обойтись миром, я ведь не собираюсь скрыться и бросить вас наедине с этой проблемой.
– Вы десятки тысяч смертей называете проблемой!?
– Найдите Антисфена. Отыщите лишний элемент. А сейчас…
Россенхель чутко прислушался, ловя недоступные бывшему магу колебания эфира:
– Скорее, Фирхоф, торопитесь, ваш император в опасности. Оставьте пока ребенка здесь. Живее! Я больше не могу вмешиваться в события…
Советник с трудом влез в седло:
– Хорош из меня теперь боец! Ведьма Магдалена отменно лечит настоем из лягушек и моли – чувствую себя разбитым, словно старик.
Людвиг тронул шпорами жеребца, углубляясь в метель, где-то впереди звенела сталь, он проехал еще пару десятков шагов, теснина несколько раздвинулась, позволяя фон Фирхофу обнаружить удивительное зрелище.
На истоптанном мокром пятачке, среди каши подтаявшего снега и грязи, собственной рукой бился наследственный император Церена. Двое противников, неразличимые словно близнецы, обступили его справа и слева – обильный снегопад скрадывал различия. Похожими этих людей делало еще и выражение алчного, грубого интереса на обветренных лицах.
– Уэстеры?
Гаген сражался пешим – лошадь только мешала ему на узкой скользкой тропе. Один из врагов императора попятился, пытаясь зажать рану у основания шеи, зато второй всерьез теснил церенского правителя. Рубака как раз устроился к фон Фирхофу спиной. Уэстокский кожаный с бляхами доспех наглухо закрывал его спину, и плечи. Гаген, почти лишенный защиты, бился с блеском отчаяния, но при этом заметно проигрывал врагу в уверенности.
Они уехали прочь через неделю – бывший император скакал верхом, сосредоточенно рассматривая горизонт, как будто он видел там нечто, недоступное взгляду простых смертных.
Советник, почти здоровый благодаря волшебным средствам чародейки, но ими же совершенно обессиленный, с трудом держался в седле. От выпитых эликсиров бросало то в жар, то в холод. Мокрые волосы свалились на лоб, мешая как следует рассмотреть дорогу.
– Так дело не пойдет, другой мой Людвиг. Я возьму твою лошадь за повод, не пытайся прилагать усилий, положись на меня, а сам старайся хотя бы удержаться в седле.
– Государь! Это ужасное нарушение этикета. К несчастью, сварливая ведьма фактически выгнала нас за ворота, а ведь могла бы подождать еще неделю…
– Мой друг для меня дороже этикета. А к низменной женской природе следует оставаться снисходительным. Бессмысленно требовать от бывшей крестьянки военной помощи и поведения честного вассала – достаточно и того, что нас не убили, а тебя вылечили. За твое чудесное спасение я готов искренне благодарить даже ведьму. Кстати, куда подевался этот смешной солдат – Генрих Ладер?
– Он пожелал остаться в Цитадели. Кажется, его чернобородый дружок, так называемый Лакомка, до сих воюет у Шенкенбаха. Наверняка не пройдет и недели, как оба приятеля воссоединятся на службе у баронессы Тинок. Так наша ведьма постепенно переманит всех окрестных головорезов.
– Таким образом, их воле придет конец.
Они искренне рассмеялись. Смех отозвался колотьем в едва подзажившей спине советника (ой, проклятая рана!).
– Благодарю тебя, Людвиг, ты вернул мне императорский перстень.
– Моя заслуга не велика – кольцо, можно сказать, свалилось на меня с неба, его выкинул из Портала сам Хронист Адальберт.
Тень гнева набежала на белый лоб императора.
– Я не могу хладнокровно слышать имя мерзавца, подлеца и мошенника.
– Он ужасно раскаивается, государь. Конечно, сохраняя при этом заносчивый вид, но теме не менее…
– От его сожалений мало проку.
– Куда мы держим путь?
– В румийскую факторию – нам нужен этот негодяй Антисфен. Его показания следует сличить с признаниями Адальберта. Ты веришь в эти причудливые басни о “лишнем элементе”?
– В разумной мере… То есть наполовину верю.
– Не буду больше утомлять тебя разговором – молчи и береги дыхание, держись в седле, я попробую быстрее гнать лошадей.
Ветер засвистел в ушах советника и приземистый, мрачный Новый Тинок скрылся за горизонтом. Мокрый снег, смешанный с грязью, во все стороны разлетался из-под копыт, дорога шла под уклон. Через некоторое время перелески сменились холмами, дорога сузилась, превратившись в тропу, которую со всех сторон обступили беспорядочно разбросанные камни.
– Отменно удобное место для разбоя.
Верхушки холмов медленно придвинулись и, в конце концов, заслонили горизонт, эхо глухо металось в теснине, лошади фыркали и озирались, словно чувствуя скрытую от людей угрозу. В довершении неприятностей пошел густой липкий снегопад – его холодная стена отрезала все звуки.
– Здесь нечисто.
Снег облепил волосы Фирхофа, холод окончательно прогнал легкий морок, все еще застилавший разум советника.
– Эта влажная метель превосходно прячет любые следы. Я не вижу ничего угрожающего и, тем не менее, душа кричит, как будто ее уже коснулись опасность и смерть. Мой прежний волшебный дар позволил бы понять тонкую природу угрозы, но сейчас остается полагаться только на меч. Простите, государь, я пока что плохой боец, поэтому вернемся и поищем другую дорогу.
Гаген остановил усталую лошадь, всматриваясь в белую круговерть, и в досаде покусывая губу. За дни странствий полное лицо императора осунулось.
– Так мы потеряем полдня. Ты болен, Людвиг, но я-то вполне здоров. Ведьма хорошо вооружила нас – я не беспомощен. Кони устали, твой жеребец потерял подкову и хромает. Если в холмах засела еще одна шайка, бегство нам не поможет, а если это дьявол или один человек – я его не боюсь. Ты долго сражался за меня, теперь моя очередь.
“Да помогут мне Небеса”, – подумал отчаявшийся фон Фирхоф. “Наш Святоша, потеряв трон, кажется, становится героем. Я видел его на турнирах без счету раз, но никогда – в бою. Гизельгер, дед нашего повелителя – тот был вояка хоть куда. Но если мой друг возьмется сражаться, боюсь, мы с ним еще до вечера окажемся в раю”.
Гаген обнажил клинок, отпустил повод лошади советника, и выехал вперед, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь густую метель. Вскоре белая колышущаяся завеса скрыла императора. День еще не сменился сумерками, но метель приглушила и без того тусклый солнечный свет.
В этот смутный, неопределенный час Людвигу почудилось, что к нему вернулась толика прежнего дара. Он сквозь снег видел старый, усталый камень холмов, глину, пронизанную норами; угольками мерцали яркие точки разума грызунов.. Он ощущал, как медленно просыпается сила земли в сонном кустарнике. Советник мысленно потянулся к небу, пытаясь коснуться высшей магии – астрального эфира, и отпрянул в разочаровании. Эфир, жестко наказывая, хлестнул его, ожег пустотой – кроме боли, бывший волшебник не почувствовал ничего.
– Государь!
Метель звенела песней без слов. Людвиг поднял повод и тронул коня, холод быстро унял головокружение. Тропинка превратилась в сплошной поток мокрого, наполовину растаявшего снега. Умный конь осторожно ставил копыта. Через несколько шагов лошадь встала и пораженный неожиданным зрелищем, советник спрыгнул с седла. На узкой площадке, зажатой между крутыми склонами, виднелись плоские холмики полузаметенных тел. Здесь же чернел круг остывшего костра. Людвиг опустился на колени и смахнул снег с белого, застывшего лица убитого – тот уже окоченел, фасон рубашки, угловатый орнамент, пущенный по краю плаща, и черные жесткие кудри выдавали в нем румийца.
– Нет, только не это!
Мокрый снег и холод исказили лицо покойного, но через минуту Людвиг немного успокоился – убитым оказался вовсе не кир Антисфен. По-видимому, румийского торговца подстрелили из засады и добили ножом – оперенье стрелы торчало из-под левой ключицы, на рубашке засохли бурые пятна. Фирхоф заставил себя склониться над соседним холмиком, им оказалось припорошенное снегом тело молодой женщины, сорванное и втоптанное в снег головное покрывало валялось рядом. Застывшие зрачки смотрели в пустое небо. Людвиг поправил юбку румийки, поднял покрывало и прикрыл им смуглое удлиненное лицо и голые, исцарапанные плечи.
– Есть здесь еще кто-нибудь?
Сквозь шум ветра пробился едва слышный писк. Из-под сугроба торчал край теплого плаща и советник поспешно расшвырял влажный снег. Под снегом оказалась смертельно испуганная девочка лет семи – ее утонченное, красивое личико посинело от холода и страха. Фирхоф поднял ребенка – дочь убитых не сопротивлялась, по-видимому оцепенев от потрясения. Она мелко тряслась и молчала, не отзываясь ни на церенские, ни на румийские слова утешения.
“Что я наделал!” – с запоздалым раскаянием подумал фон Фирхоф. “На моей совести теперь и эта резня. Я спас Хрониста – как врач и как человек, спас сначала от руки Магдалены, потом от гнева императора, потому что Россенхель понравился мне. Он выжил и безо всякого зла следовал своей природе, его бездумное вмешательство вызвало череду событий и в конце концов убило беззащитных”.
– Вольф-Адальберт!
Портал открылся мгновенно – возле самого крутого склона, прямо в стене метели. У окна стоял встревоженный, почти потерявший самообладание Россенхель.
– Фирхоф, я не виноват! Клянусь святыми и собственной душой, я этого не хотел!
Советник поискал на поясе меч, Хронист заметил этот красноречивый жест.
– Разите меня, если хотите – все равно убить не сумеете. Вы уже пытались, Людвиг, – виновато сказал он. – Давайте попробуем обойтись миром, я ведь не собираюсь скрыться и бросить вас наедине с этой проблемой.
– Вы десятки тысяч смертей называете проблемой!?
– Найдите Антисфена. Отыщите лишний элемент. А сейчас…
Россенхель чутко прислушался, ловя недоступные бывшему магу колебания эфира:
– Скорее, Фирхоф, торопитесь, ваш император в опасности. Оставьте пока ребенка здесь. Живее! Я больше не могу вмешиваться в события…
Советник с трудом влез в седло:
– Хорош из меня теперь боец! Ведьма Магдалена отменно лечит настоем из лягушек и моли – чувствую себя разбитым, словно старик.
Людвиг тронул шпорами жеребца, углубляясь в метель, где-то впереди звенела сталь, он проехал еще пару десятков шагов, теснина несколько раздвинулась, позволяя фон Фирхофу обнаружить удивительное зрелище.
На истоптанном мокром пятачке, среди каши подтаявшего снега и грязи, собственной рукой бился наследственный император Церена. Двое противников, неразличимые словно близнецы, обступили его справа и слева – обильный снегопад скрадывал различия. Похожими этих людей делало еще и выражение алчного, грубого интереса на обветренных лицах.
– Уэстеры?
Гаген сражался пешим – лошадь только мешала ему на узкой скользкой тропе. Один из врагов императора попятился, пытаясь зажать рану у основания шеи, зато второй всерьез теснил церенского правителя. Рубака как раз устроился к фон Фирхофу спиной. Уэстокский кожаный с бляхами доспех наглухо закрывал его спину, и плечи. Гаген, почти лишенный защиты, бился с блеском отчаяния, но при этом заметно проигрывал врагу в уверенности.