Страница:
— Это так. Авий стал центром жизни рыцарства. Там собираются музыканты, поэты, художники. Английские рыцари охотно принимают приглашения графини посетить ее дворец, впрочем, как и французы, а среди них попадаются и ее родственники из династии Валуа.
— Тогда какую же опасность представляет эта девочка?
— Девочка? — удивленно переспросил сэр Джордж, и его лицо засветилось улыбкой. — Ты слишком долго прятался от нас, мой юный друг. Леди Даниэлла теперь совсем взрослая. Она уже перешагнула брачный возраст. О ее красоте говорят едва ли не все мужчины Европы. Порог дома обивают многие рыцари и феодалы Франции.
Адриан почувствовал злость.
— Что ты ходишь вокруг да около? Скажи честно: она вступила в сговор с французами? — резко спросил он.
— Нет. Просто она принимает у себя своих французских родственников, как ты ей и разрешил, что вполне логично. Но сейчас, когда короли — Иоанн и наш Эдуард готовятся к решительной схватке, положение становится опacным. Тебе пора возвращаться в реальный мир, Адриан.
Адриан отодвинулся подальше от огня, жар которого становился нестерпимым. Рыцарь ощутил страстное желание немедленно поехать в Авий.
— Мы выезжаем завтра на рассвете, — пообещал он.
— Хорошо. Принц Уэльский собирает войско, он вскоре поплывет в Бордо, чтобы подавить вспыхнувший там бунт. Принц будет рад узнать, что ты вернулся на службу к королю. Но нам надо обсудить еще кое-что, — добавил сэр Джордж после некоторого раздумья.
— Что такое?
— Ходят слухи, что…
— Не тяни… — сказал Адриан, начиная раздражаться.
— Один молодой придворный из дома Валуа постоянно навещает молодую леди. Так вот, некоторые полагают, что твоя невеста и этот француз ищут способ разорвать вашу помолвку, чтобы стать мужем и женой.
В голове Адриана как будто что-то взорвалось. Господи, какой же он пустоголовый идиот! Прошло уже целых пять лет с того дня, как он предоставил Даниэлле полную свободу, а сам все это время валял дурака, предаваясь скорби и самобичеванию. Эдуард так доверял Адриану, а он допустил, что Даниэлла стала привечать своих французских родственников и, возможно, решила изменить Эдуарду.
— Им не удастся разорвать нашу помолвку! — с внезапно вспыхнувшей злостью поклялся Адриан.
Он встал, подошел к камину и стал смотреть на огонь. Дрова трещали, выбрасывая язычки пламени — красные и оранжевые… голубые и зеленые. Сначала Мак-Лахлан не мог осознать причину своего внезапного гнева, но потом вдруг понял, что этот гнев вызван поведением Даниэллы. Но чего, собственно, он ожидал от нее? Она всегда отчаянно стремилась к свободе и всегда считала себя настоящей француженкой. Адриан однажды способствовал падению Авийя, и она не могла простить ему этого. И нет ничего удивительного в том, что она влюбилась в молодого аристократа из дома Валуа.
В этом даже есть своя логика!
Однако Мак-Лахлан подарил ей свободу и Авий с одним условием: никогда не предавать короля Эдуарда и его самого.
Проклятие! Он готов убить любого мужчину, который посмеет дотронуться до нее!
— Итак! — воскликнул сэр Джордж, довольно потирая руки. — Если ты столь решительно настроен на женитьбу, то, может, мы пошлем кого-нибудь, чтобы предупредить…
— Нет, сэр Джордж, — решительно заявил Адриан. — Мне не нужны пышные церемонии, и, кроме того, я не хочу, чтобы миледи и ее французские родственники заранее узнали о моем приезде. Мы обручены уже давно, поэтому можем пожениться даже в день моего приезда. Нам завтра рано вставать, сэр Джордж, поэтому хочу тебе пожелать спокойной ночи.
Адриан резко повернулся и вышел из зала. Его знобило как в лихорадке. Он быстро поднялся в свои покои на втором этаже, распахнул окно и подставил разгоряченное лицо свежему ночному ветерку. Черт бы ее побрал! Хватит тянуть время! Пора действовать! Он просил Даниэллу не предавать его. Господи, ведь он предупреждал ее!
Пора взять то, что по праву принадлежит ему!
Выдался чудесный осенний день. Солнце ярко сияло, отражаясь бликами в садовом пруду. Даниэлла сидела на резной каменной скамье, рисовала прутиком узоры на воде и весело смеялась, слушая, как Симон де Валуа, граф Монтежуа, тихонько перебирая струны на лютне, пытается спеть любовный романс. Его глубокий с хрипотцой голос явно не годился для нежных любовных романсов, и спустя несколько минут граф, громко рассмеявшись, оставил это бесполезное занятие и запел непристойную песню, которая больше соответствовала его голосу.
Даниэлла, хотя и знала, что многочисленные английские и гасконские рыцари, живущие в ее дворце, наблюдают за ней через бойницы в стенах башни, чувствовала себя великолепно и предпочитала думать, что ей удалось скрыться от посторонних глаз.
Нельзя сказать, что она боялась пересудов. Она вела себя совершенно свободно и выезжала куда и когда хотела.
Ничто не стесняло ее свободы, и мало что тревожило, разве только угроза новой войны.
На севере страны происходили волнения. Граф Арманьяк поднял мятеж на землях, которые Эдуард считал своими. Граф действовал с благословения короля Иоанна, который задался целью освободить от господства Англии все захваченные французские территории. Даниэлла инстинктивно чувствовала, что ее покою скоро придет конец. Все мужчины, живущие в ее крепости, вот-вот разъедутся в разные стороны.
И Даниэлла будет вовлечена в центр событий.
Может, и не в самый центр, думала она, чувствуя себя совершенно несчастной: ведь она дала умирающей Леноре клятву, а клятва, данная на смертном одре, священна.
Много времени прошло с того дня, как Даниэлла вернулась в Авий. Она стала взрослой девушкой. Она правила здесь и хорошо справлялась со своими обязанностями, стараясь во всем подражать Леноре, которая всегда стремилась быть честной и справедливой. Жизнь была прекрасной, все шло по расписанию: в понедельник Даниэлла занималась с четами, во вторник наблюдала за обучением мужчин военному ремеслу, все среды она посвящала инспекции мыловарни, свечного и прочих хозяйственных производств, по четвергам она вершила суд, по пятницам принимала путешественников, странствующих монахов и пилигримов, знакомилась с искусством фокусников, танцоров, музыкантов, общалась с ремесленниками, осматривая их изделия, по субботам ей докладывали о поставках товаров в замок и по всему графству, а в воскресенье, священный день отдохновения, Даниэлла ходила на мессу и строго следила, чтобы ее люди посвящали этот день Богу. Соблюдались и другие праздники, и, в частности, первое мая, когда ее подданные забывали о принятии христианства, сооружали майское дерево и танцевали вокруг костров.
Когда Даниэлла вернулась в Авий, она первое время боялась, что сюда неожиданно может нагрянуть Адриан, но время шло, и девушка с тоской поняла, что он — если не считать три случайных послания — окончательно забыл ее. Конечно же, она старалась вести себя очень осторожно, чтобы у Мак-Лахлана не возникало причин для беспокойства. Люди, которых он оставил охранять Даниэллу, а также следить, чтобы она не наделала глупостей, оказались совершенно очаровательными. Дейлин, о котором она сейчас вспоминала с улыбкой, был всецело предан ей. Ричард Хантингтон, всего на год старше Дейлина, похожий на быка юноша с яркими голубыми глазами, всегда охотно поддавался ее чарам. Джайлз Ривз, суровый пожилой шотландец, прямой как стрела и с лысой, как яйцо, головой, старался следить за девушкой, но его можно было всегда легко уговорить. Поначалу она докладывала ему обо всем, что собиралась сделать, и вскоре пришла к выводу, что очень легко может добиться желаемого ответа.
Доктор Кутэн всегда был рядом с ней, и с его помощью Даниэлле удавалось ослабить то напряжение, которое возникало между людьми на землях, ставших яблоком раздора между английским королем и королем Франции — претендентом, как называл Эдуард короля Иоанна. Надо сказать, Даниэлла всегда находила достойный выход из положения, оправдывающий ее действия. Она была графиней, и поэтому никто не имел права что-либо диктовать ей, а мог только советовать. На всей территории Авийя люди беспрекословно повиновались ей, старались сделать ей приятное, и она считала, что в то время, когда два короля спорят, ей нужно держать ухо востро и заботиться о своих людях. Даниэлла чувствовала себя ответственной за их жизни и благосостояние.
Однако как графиня и представительница дома Валуа Даниэлла полагала, что двери ее замка должны быть открыты для всех. Авий приобрел в Европе славу места, где покровительствуют искусству. Молодая графиня с радостью принимала всех, кто приезжал к ней: художников, музыкантов, ремесленников, людей благородных сословий независимо от того, кто они по крови — англичане или французы. Ну и конечно, к ней приезжали родственники из дома Валуа. Она принимала у себя короля Иоанна и дофина Карла. Симон, граф Монтежуа, ее отдаленный кузен, приехал навестить ее вместе с королем Иоанном, и очень скоро между Симоном и Даниэллой установились теплые дружеские отношения.
Симон, на шесть лет старше ее, был красивым юношей с веселыми голубыми глазами, золотисто-каштановыми волосами, с тонким изящным лицом и лучезарной улыбкой. Он обучался военному искусству и был высоким, стройным, но очень мускулистым. Симон с удовольствием принимал участие во всех развлечениях, смеялся вместе с графиней над ужимками клоунов и кукольников, наслаждался музыкой и пением, учил девушку премудростям военной науки. Она и сама читала трактаты по защите и укреплению крепостей, решив для себя, что Авий больше никогда не будет захвачен врагами.
Несмотря на чуму, погубившую половину населения Европы, жизнь продолжалась. Богатые поля Авийя из года в год приносили высокий урожай, правильное ведение хозяйства способствовало его процветанию и благосостоянию. Несколько лет назад Даниэлла пригласила каменщиков, и они построили вторую крепостную стену, чтобы никто уже не смог сделать подкоп и захватить Авий, как случилось в далеком прошлом. Авий больше никогда не должен пасть, какую бы стратегию ни применил противник.
Временами Даниэлла с беспокойством думала: для защиты от какого врага она так укрепляет свой замок? Нападение какого из королей наиболее вероятно: английского или французского? Но больше всего ее тревожила мысль о том, как к ее строительству и затратам на него отнесется Адриан. Формально он оставался ее опекуном. Девушка была уверена, что Эдуард ждет от них следующего шага — женитьбы, так как Даниэлла уже давно достигла брачного возраста, когда многим девушкам приходится брать на себя обязанности жены и матери. Но Адриан потерял Джоанну, и, хотя до Даниэллы доходили слухи, которыми полнился весь христианский мир, о бесчисленных любовных похождениях Мак-Лахлана, он, казалось, не стремился обзавестись женой. Вероятно, его останавливало то, что его женой должна была стать Даниэлла. Его сердце умерло вместе с Джоанной; он ясно дал это понять, когда дарил Даниэлле свободу в обмен на обручение.
Но договор об их брачном союзе все еще оставался силе, и по прошествии стольких лет Даниэлле все чаще в голову приходила мысль о том, что лучше всего было бы разорвать эти узы, ведь Адриан и не думал на ней жениться. К этому времени он должен был потерять к ней всякий интерес. Девушка была уверена, что он давно забыл ее, хотя и не сомневалась, что этот человек помнил о доходах, которые получил после их обручения.
Как бы ей хотелось тоже забыть его! Слава Мак-Лахлана росла. Он стал грозой рыцарских турниров, из которых всегда выходил победителем. Джайлз постоянно писал Адриану, советуя посетить Авий, и скорее всего Джайлз получал от него гораздо больше писем, чем Даниэлла, потому что часто в беседе он ссылался на них, неизменно повторяя: «Граф бы этого не одобрил». В таких случаях девушка с улыбкой разъясняла, почему она так поступила и почему она права, хотя про себя с возмущением думала, что этот граф не был бы графом, если бы не наложил руки на ее собственность. Но все это сейчас не имело никакого значения, потому что Адриан был далеко, а Даниэлла вела жизнь такую, какую хотела.
— Миледи, вы совсем не слушаете меня. Я только что спел вам непристойную песню, а вы и глазом не моргнули! — воскликнул Симон.
Даниэлла слабо улыбнулась, откидываясь на спинку скамейки:
— Непристойную песню? Как вам не стыдно, Симон.
Симон был очаровательным, и ему доставляло удовольствие флиртовать с графиней. Она не переставала размышлять над тем, что значит быть свободной и влюбленной. Любить настоящей, искренней, глубокой любовью. Флиртовать было невероятно забавно. Одной только улыбкой можно полностью обезоружить мужчину. Девушке нравилось, что все вокруг смотрят на нее с обожанием и восхищением.
Симон отложил лютню.
— Вы так мало позволяете мне, — прошептал он, — что мне остается только петь непристойные песни.
— Симон…
— Вы знаете, что я люблю вас, Даниэлла, — сказал он, и, взяв в руки ее ладонь, стал покрывать ее поцелуями.
Этого и следовало ожидать, подумала девушка, и во всем виновата только она одна, так как поощряла Симона, наслаждаясь его обществом. Ее любовь к нему не была настоящей, просто Даниэлле было с ним легко и весело. Но этот граф хотел большего… Он мечтал также завладеть Авийем. Иногда девушка даже была рада, что обручена, потому что это делало ее недоступной для других, и, кроме того, ей нравилось быть графиней, чувствовать себя полноправной хозяйкой. Мужья ведь чаще всего хотят владеть всем, в том числе и своими женами.
— Даниэлла, — сказал Симон, понизив голос и оглядываясь по сторонам, хотя в саду никого, кроме них, не было. — Даниэлла, я приехал сюда с графом Арманьяком. Мы подняли восстание в Лангедоке и теперь едем в Гасконь.
Девушка ахнула и прижала палец к его губам.
― Не надо говорить со мной об этом! — воскликнула она.
Симон снова схватил ее руку.
— Даниэлла, вы же преданы королю Иоанну и Франции!
— У короля Эдуарда здесь повсюду уши, и вы не должны говорить таких вещей.
— Здесь никого нет, и я вам полностью доверяю.
— Симон…
— Выслушайте меня! Я полюбил вас с той самой минуты, когда впервые увидел. Ваше обручение — просто насмешка над вами, и король Иоанн с помощью церкви может сделать вашу помолвку недействительной.
— На каком основании?
— Я не знаю, но уверен, что юристы и церковники всегда могут найти веские причины, чтобы признать обручение недействительным.
— Симон, это очень опасно!
— Поклянитесь, что не выдадите меня!
— Вы прекрасно знаете, что я вас никогда не выдам, ― ответила Даниэлла, прислушиваясь к звуку шагов: кто-то шел в их сторону.
— Даниэлла, пожалуйста, я должен поговорить с вами.
— Это очень опасно, и вы рискуете…
— Я и впредь буду рисковать своей жизнью, если вы откажетесь побеседовать со мной. Давайте назначим на завтрашний день охоту. Там мы сможем уединиться и поговорить без свидетелей.
— Симон, — начала Даниэлла, но в тот же самый момент к ним подошел Джайлз Ривз. Его лысина сияла на солнце, глаза подозрительно смотрели на уединившуюся парочку.
— Ах, миледи, вот вы, оказывается, где! — воскликнул он.
«Как будто бы ты этого не знал», — пронеслось в голове Даниэллы.
— Я нужна вам, Джайлз?
— Да, миледи. Нашему счетоводу не известно, сколько денег мы обещали хозяину медведя, который вчера вечером развлекал нас. Ему кажется, что парень хочет нас надуть. Счетовод просит вас уладить этот вопрос.
— Вот как! — воскликнула Даниэлла и быстро вскочила на ноги. В это время Симон склонился к ее руке и поцеловал ее. Джайлз, казалось, готов был возмутиться, но в рыцарском поступке Симона не было ничего предосудительного. Граф являлся кавалером ордена Звезды, учрежденного королем Иоанном в противовес английскому ордену подвязки.
— Сейчас я уезжаю, миледи, — сказал Симон, — но я с удовольствием принимаю ваше приглашение на завтра.
— Какое приглашение, сэр? — с подозрением спросил Джайлз.
— Поохотиться, — услышала Даниэлла свой спокойный голос. — В ближнем лесу за рекой полно дичи. Симон говорит, что там также много оленей.
Джайлз нахмурился.
— Возможно, охота будет удачной, миледи, но вы прекрасно осведомлены, что граф Арманьяк совершает набеги на гасконские земли, углубляясь все дальше. Население охвачено ужасом. Ваша маленькая свита может стать для него хорошей добычей.
— Ах, Джайлз! — воскликнула девушка. — Кто осмелится на меня напасть? Никто из англичан не посмеет тронуть меня, как, впрочем, и никто из французов, так как я принадлежу к дому Валуа. — Даниэлла с легкой улыбкой потрепала Джайлза по щеке. — Адью, Симон. Увидимся завтра.
Симон поклонился и ушел, оставив графиню наедине с Джайлзом.
— Этот малый непременно втянет вас в беду, — отрывисто сказал Джайлз, и его голос напоминал собачий лай.
— Джайлз, он благородный рыцарь, кавалер ордена Звезды!
— Француз во всем подражает его милости Эдуарду, — презрительно заметил Джайлз.
— Джайлз, французы говорят, что орден Подвязки учрежден только потому, что любовница Эдуарда теряет свои подвязки во время танцев. Каков девиз английского ордена Подвязки? «Honi Soil qui mal y pense!» — «Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает!» — Девушка весело рассмеялась.
— Граф из Гленвуда является кавалером этого самого благородного и почетного ордена, миледи! Кавалеры этого ордена пользуются всеобщим уважением, они храбрые воины и проявляют заботу о рыцарях, которые попали в беду и не могут сами о себе позаботиться.
— Это весьма благородно, — согласилась Даниэлла, стараясь сдержать улыбку. Король Эдуард и сам был кавалером ордена, который учредил. Даниэлла не была уверена, что Эдуард поступил благородно, учредив орден, чтобы спасти даму, которая потеряла на балу свою подвязку, ведь у него такая преданная, любящая и нежная жена, — королева Филиппа.
— Вы слишком давно не были дома, миледи, — с печалью в голосе заметил Джайлз.
Даниэлла собралась возразить ему, что находится у себя дома, но в последний момент передумала. Жизнь такая странная штука: никогда не знаешь, что случится завтра. Временами ей хотелось вернуться в Гаристон, снова увидеть сэра Текери, посидеть с ним у огня, держа в руках его морщинистую руку.
— Порой я скучаю по Англии, — ответила она с улыбкой, но ведь нам здесь тоже неплохо живется, не так ли?
Однако у Джайлза было другое мнение на этот счет.
— Миледи, вы прекрасно понимаете, что происходит вокруг вас. Граф Арманьяк вышел из повиновения и поднял восстание, и, хотя король Иоанн утверждает, что граф сделал это по своей инициативе, все мы прекрасно понимаем, что Арманьяк подчиняется приказам французского короля.
— Претендента, — с улыбкой подсказала Даниэлла.
Джайлз пропустил ее замечание мимо ушей.
— Люди, во главе которых стоит граф Арманьяк, ведут себя как варвары!
— Во время войны все мужчины ведут себя как варвары, — ответила Даниэлла.
— Они жгут дома, убивают мужчин, захватывают в плен женщин.
— Джайлз, на охоту меня будут сопровождать самые храбрые и хорошо подготовленные воины. Авий сейчас укреплен как никогда раньше, и никакой Арманьяк не осмелится напасть на меня. Обещаю вам, что со мной ничего не случится.
Девушка поцеловала Джайлза в щеку и убежала.
Она всегда находила к нему правильный подход. Ни при каких обстоятельствах не следует ссориться с сэром Джайлзом.
Но хозяйка здесь она, и только она может распоряжаться в крепости, которая принадлежит ей по праву.
Внезапно по спине Даниэллы пробежал странный холодок, и на мгновение она почувствовала, как в сердце проскользнул страх. Во всем виноват этот старик с его опасениями. Никто не посмеет устраивать на нее засаду. Она должна поехать завтра на охоту, чтобы встретиться с Симоном и попытаться понять, чего он от нее хочет. Она хочет предостеречь его, ведь ему грозит опасность. Она пока еще не совсем поняла, какие чувства питает к нему, но одно несомненно — Симон ей друг, и она не хочет, чтобы он попал в беду.
Поднявшийся ветер зашуршал листвой. Даниэлла с тревогой осмотрелась по сторонам, и ей показалось, что мир внезапно изменился, что впереди ее ждет что-то очень тревожное… что она должна кого-то бояться…
Но кого?
Девушка беспечно засмеялась, вздернула подбородок и подставила лицо ветру.
Погода прекрасная! Она дома, и этот дом прекрасен!
Даниэлла снова рассмеялась и побежала к дому.
Глава 11
— Тогда какую же опасность представляет эта девочка?
— Девочка? — удивленно переспросил сэр Джордж, и его лицо засветилось улыбкой. — Ты слишком долго прятался от нас, мой юный друг. Леди Даниэлла теперь совсем взрослая. Она уже перешагнула брачный возраст. О ее красоте говорят едва ли не все мужчины Европы. Порог дома обивают многие рыцари и феодалы Франции.
Адриан почувствовал злость.
— Что ты ходишь вокруг да около? Скажи честно: она вступила в сговор с французами? — резко спросил он.
— Нет. Просто она принимает у себя своих французских родственников, как ты ей и разрешил, что вполне логично. Но сейчас, когда короли — Иоанн и наш Эдуард готовятся к решительной схватке, положение становится опacным. Тебе пора возвращаться в реальный мир, Адриан.
Адриан отодвинулся подальше от огня, жар которого становился нестерпимым. Рыцарь ощутил страстное желание немедленно поехать в Авий.
— Мы выезжаем завтра на рассвете, — пообещал он.
— Хорошо. Принц Уэльский собирает войско, он вскоре поплывет в Бордо, чтобы подавить вспыхнувший там бунт. Принц будет рад узнать, что ты вернулся на службу к королю. Но нам надо обсудить еще кое-что, — добавил сэр Джордж после некоторого раздумья.
— Что такое?
— Ходят слухи, что…
— Не тяни… — сказал Адриан, начиная раздражаться.
— Один молодой придворный из дома Валуа постоянно навещает молодую леди. Так вот, некоторые полагают, что твоя невеста и этот француз ищут способ разорвать вашу помолвку, чтобы стать мужем и женой.
В голове Адриана как будто что-то взорвалось. Господи, какой же он пустоголовый идиот! Прошло уже целых пять лет с того дня, как он предоставил Даниэлле полную свободу, а сам все это время валял дурака, предаваясь скорби и самобичеванию. Эдуард так доверял Адриану, а он допустил, что Даниэлла стала привечать своих французских родственников и, возможно, решила изменить Эдуарду.
— Им не удастся разорвать нашу помолвку! — с внезапно вспыхнувшей злостью поклялся Адриан.
Он встал, подошел к камину и стал смотреть на огонь. Дрова трещали, выбрасывая язычки пламени — красные и оранжевые… голубые и зеленые. Сначала Мак-Лахлан не мог осознать причину своего внезапного гнева, но потом вдруг понял, что этот гнев вызван поведением Даниэллы. Но чего, собственно, он ожидал от нее? Она всегда отчаянно стремилась к свободе и всегда считала себя настоящей француженкой. Адриан однажды способствовал падению Авийя, и она не могла простить ему этого. И нет ничего удивительного в том, что она влюбилась в молодого аристократа из дома Валуа.
В этом даже есть своя логика!
Однако Мак-Лахлан подарил ей свободу и Авий с одним условием: никогда не предавать короля Эдуарда и его самого.
Проклятие! Он готов убить любого мужчину, который посмеет дотронуться до нее!
— Итак! — воскликнул сэр Джордж, довольно потирая руки. — Если ты столь решительно настроен на женитьбу, то, может, мы пошлем кого-нибудь, чтобы предупредить…
— Нет, сэр Джордж, — решительно заявил Адриан. — Мне не нужны пышные церемонии, и, кроме того, я не хочу, чтобы миледи и ее французские родственники заранее узнали о моем приезде. Мы обручены уже давно, поэтому можем пожениться даже в день моего приезда. Нам завтра рано вставать, сэр Джордж, поэтому хочу тебе пожелать спокойной ночи.
Адриан резко повернулся и вышел из зала. Его знобило как в лихорадке. Он быстро поднялся в свои покои на втором этаже, распахнул окно и подставил разгоряченное лицо свежему ночному ветерку. Черт бы ее побрал! Хватит тянуть время! Пора действовать! Он просил Даниэллу не предавать его. Господи, ведь он предупреждал ее!
Пора взять то, что по праву принадлежит ему!
Выдался чудесный осенний день. Солнце ярко сияло, отражаясь бликами в садовом пруду. Даниэлла сидела на резной каменной скамье, рисовала прутиком узоры на воде и весело смеялась, слушая, как Симон де Валуа, граф Монтежуа, тихонько перебирая струны на лютне, пытается спеть любовный романс. Его глубокий с хрипотцой голос явно не годился для нежных любовных романсов, и спустя несколько минут граф, громко рассмеявшись, оставил это бесполезное занятие и запел непристойную песню, которая больше соответствовала его голосу.
Даниэлла, хотя и знала, что многочисленные английские и гасконские рыцари, живущие в ее дворце, наблюдают за ней через бойницы в стенах башни, чувствовала себя великолепно и предпочитала думать, что ей удалось скрыться от посторонних глаз.
Нельзя сказать, что она боялась пересудов. Она вела себя совершенно свободно и выезжала куда и когда хотела.
Ничто не стесняло ее свободы, и мало что тревожило, разве только угроза новой войны.
На севере страны происходили волнения. Граф Арманьяк поднял мятеж на землях, которые Эдуард считал своими. Граф действовал с благословения короля Иоанна, который задался целью освободить от господства Англии все захваченные французские территории. Даниэлла инстинктивно чувствовала, что ее покою скоро придет конец. Все мужчины, живущие в ее крепости, вот-вот разъедутся в разные стороны.
И Даниэлла будет вовлечена в центр событий.
Может, и не в самый центр, думала она, чувствуя себя совершенно несчастной: ведь она дала умирающей Леноре клятву, а клятва, данная на смертном одре, священна.
Много времени прошло с того дня, как Даниэлла вернулась в Авий. Она стала взрослой девушкой. Она правила здесь и хорошо справлялась со своими обязанностями, стараясь во всем подражать Леноре, которая всегда стремилась быть честной и справедливой. Жизнь была прекрасной, все шло по расписанию: в понедельник Даниэлла занималась с четами, во вторник наблюдала за обучением мужчин военному ремеслу, все среды она посвящала инспекции мыловарни, свечного и прочих хозяйственных производств, по четвергам она вершила суд, по пятницам принимала путешественников, странствующих монахов и пилигримов, знакомилась с искусством фокусников, танцоров, музыкантов, общалась с ремесленниками, осматривая их изделия, по субботам ей докладывали о поставках товаров в замок и по всему графству, а в воскресенье, священный день отдохновения, Даниэлла ходила на мессу и строго следила, чтобы ее люди посвящали этот день Богу. Соблюдались и другие праздники, и, в частности, первое мая, когда ее подданные забывали о принятии христианства, сооружали майское дерево и танцевали вокруг костров.
Когда Даниэлла вернулась в Авий, она первое время боялась, что сюда неожиданно может нагрянуть Адриан, но время шло, и девушка с тоской поняла, что он — если не считать три случайных послания — окончательно забыл ее. Конечно же, она старалась вести себя очень осторожно, чтобы у Мак-Лахлана не возникало причин для беспокойства. Люди, которых он оставил охранять Даниэллу, а также следить, чтобы она не наделала глупостей, оказались совершенно очаровательными. Дейлин, о котором она сейчас вспоминала с улыбкой, был всецело предан ей. Ричард Хантингтон, всего на год старше Дейлина, похожий на быка юноша с яркими голубыми глазами, всегда охотно поддавался ее чарам. Джайлз Ривз, суровый пожилой шотландец, прямой как стрела и с лысой, как яйцо, головой, старался следить за девушкой, но его можно было всегда легко уговорить. Поначалу она докладывала ему обо всем, что собиралась сделать, и вскоре пришла к выводу, что очень легко может добиться желаемого ответа.
Доктор Кутэн всегда был рядом с ней, и с его помощью Даниэлле удавалось ослабить то напряжение, которое возникало между людьми на землях, ставших яблоком раздора между английским королем и королем Франции — претендентом, как называл Эдуард короля Иоанна. Надо сказать, Даниэлла всегда находила достойный выход из положения, оправдывающий ее действия. Она была графиней, и поэтому никто не имел права что-либо диктовать ей, а мог только советовать. На всей территории Авийя люди беспрекословно повиновались ей, старались сделать ей приятное, и она считала, что в то время, когда два короля спорят, ей нужно держать ухо востро и заботиться о своих людях. Даниэлла чувствовала себя ответственной за их жизни и благосостояние.
Однако как графиня и представительница дома Валуа Даниэлла полагала, что двери ее замка должны быть открыты для всех. Авий приобрел в Европе славу места, где покровительствуют искусству. Молодая графиня с радостью принимала всех, кто приезжал к ней: художников, музыкантов, ремесленников, людей благородных сословий независимо от того, кто они по крови — англичане или французы. Ну и конечно, к ней приезжали родственники из дома Валуа. Она принимала у себя короля Иоанна и дофина Карла. Симон, граф Монтежуа, ее отдаленный кузен, приехал навестить ее вместе с королем Иоанном, и очень скоро между Симоном и Даниэллой установились теплые дружеские отношения.
Симон, на шесть лет старше ее, был красивым юношей с веселыми голубыми глазами, золотисто-каштановыми волосами, с тонким изящным лицом и лучезарной улыбкой. Он обучался военному искусству и был высоким, стройным, но очень мускулистым. Симон с удовольствием принимал участие во всех развлечениях, смеялся вместе с графиней над ужимками клоунов и кукольников, наслаждался музыкой и пением, учил девушку премудростям военной науки. Она и сама читала трактаты по защите и укреплению крепостей, решив для себя, что Авий больше никогда не будет захвачен врагами.
Несмотря на чуму, погубившую половину населения Европы, жизнь продолжалась. Богатые поля Авийя из года в год приносили высокий урожай, правильное ведение хозяйства способствовало его процветанию и благосостоянию. Несколько лет назад Даниэлла пригласила каменщиков, и они построили вторую крепостную стену, чтобы никто уже не смог сделать подкоп и захватить Авий, как случилось в далеком прошлом. Авий больше никогда не должен пасть, какую бы стратегию ни применил противник.
Временами Даниэлла с беспокойством думала: для защиты от какого врага она так укрепляет свой замок? Нападение какого из королей наиболее вероятно: английского или французского? Но больше всего ее тревожила мысль о том, как к ее строительству и затратам на него отнесется Адриан. Формально он оставался ее опекуном. Девушка была уверена, что Эдуард ждет от них следующего шага — женитьбы, так как Даниэлла уже давно достигла брачного возраста, когда многим девушкам приходится брать на себя обязанности жены и матери. Но Адриан потерял Джоанну, и, хотя до Даниэллы доходили слухи, которыми полнился весь христианский мир, о бесчисленных любовных похождениях Мак-Лахлана, он, казалось, не стремился обзавестись женой. Вероятно, его останавливало то, что его женой должна была стать Даниэлла. Его сердце умерло вместе с Джоанной; он ясно дал это понять, когда дарил Даниэлле свободу в обмен на обручение.
Но договор об их брачном союзе все еще оставался силе, и по прошествии стольких лет Даниэлле все чаще в голову приходила мысль о том, что лучше всего было бы разорвать эти узы, ведь Адриан и не думал на ней жениться. К этому времени он должен был потерять к ней всякий интерес. Девушка была уверена, что он давно забыл ее, хотя и не сомневалась, что этот человек помнил о доходах, которые получил после их обручения.
Как бы ей хотелось тоже забыть его! Слава Мак-Лахлана росла. Он стал грозой рыцарских турниров, из которых всегда выходил победителем. Джайлз постоянно писал Адриану, советуя посетить Авий, и скорее всего Джайлз получал от него гораздо больше писем, чем Даниэлла, потому что часто в беседе он ссылался на них, неизменно повторяя: «Граф бы этого не одобрил». В таких случаях девушка с улыбкой разъясняла, почему она так поступила и почему она права, хотя про себя с возмущением думала, что этот граф не был бы графом, если бы не наложил руки на ее собственность. Но все это сейчас не имело никакого значения, потому что Адриан был далеко, а Даниэлла вела жизнь такую, какую хотела.
— Миледи, вы совсем не слушаете меня. Я только что спел вам непристойную песню, а вы и глазом не моргнули! — воскликнул Симон.
Даниэлла слабо улыбнулась, откидываясь на спинку скамейки:
— Непристойную песню? Как вам не стыдно, Симон.
Симон был очаровательным, и ему доставляло удовольствие флиртовать с графиней. Она не переставала размышлять над тем, что значит быть свободной и влюбленной. Любить настоящей, искренней, глубокой любовью. Флиртовать было невероятно забавно. Одной только улыбкой можно полностью обезоружить мужчину. Девушке нравилось, что все вокруг смотрят на нее с обожанием и восхищением.
Симон отложил лютню.
— Вы так мало позволяете мне, — прошептал он, — что мне остается только петь непристойные песни.
— Симон…
— Вы знаете, что я люблю вас, Даниэлла, — сказал он, и, взяв в руки ее ладонь, стал покрывать ее поцелуями.
Этого и следовало ожидать, подумала девушка, и во всем виновата только она одна, так как поощряла Симона, наслаждаясь его обществом. Ее любовь к нему не была настоящей, просто Даниэлле было с ним легко и весело. Но этот граф хотел большего… Он мечтал также завладеть Авийем. Иногда девушка даже была рада, что обручена, потому что это делало ее недоступной для других, и, кроме того, ей нравилось быть графиней, чувствовать себя полноправной хозяйкой. Мужья ведь чаще всего хотят владеть всем, в том числе и своими женами.
— Даниэлла, — сказал Симон, понизив голос и оглядываясь по сторонам, хотя в саду никого, кроме них, не было. — Даниэлла, я приехал сюда с графом Арманьяком. Мы подняли восстание в Лангедоке и теперь едем в Гасконь.
Девушка ахнула и прижала палец к его губам.
― Не надо говорить со мной об этом! — воскликнула она.
Симон снова схватил ее руку.
— Даниэлла, вы же преданы королю Иоанну и Франции!
— У короля Эдуарда здесь повсюду уши, и вы не должны говорить таких вещей.
— Здесь никого нет, и я вам полностью доверяю.
— Симон…
— Выслушайте меня! Я полюбил вас с той самой минуты, когда впервые увидел. Ваше обручение — просто насмешка над вами, и король Иоанн с помощью церкви может сделать вашу помолвку недействительной.
— На каком основании?
— Я не знаю, но уверен, что юристы и церковники всегда могут найти веские причины, чтобы признать обручение недействительным.
— Симон, это очень опасно!
— Поклянитесь, что не выдадите меня!
— Вы прекрасно знаете, что я вас никогда не выдам, ― ответила Даниэлла, прислушиваясь к звуку шагов: кто-то шел в их сторону.
— Даниэлла, пожалуйста, я должен поговорить с вами.
— Это очень опасно, и вы рискуете…
— Я и впредь буду рисковать своей жизнью, если вы откажетесь побеседовать со мной. Давайте назначим на завтрашний день охоту. Там мы сможем уединиться и поговорить без свидетелей.
— Симон, — начала Даниэлла, но в тот же самый момент к ним подошел Джайлз Ривз. Его лысина сияла на солнце, глаза подозрительно смотрели на уединившуюся парочку.
— Ах, миледи, вот вы, оказывается, где! — воскликнул он.
«Как будто бы ты этого не знал», — пронеслось в голове Даниэллы.
— Я нужна вам, Джайлз?
— Да, миледи. Нашему счетоводу не известно, сколько денег мы обещали хозяину медведя, который вчера вечером развлекал нас. Ему кажется, что парень хочет нас надуть. Счетовод просит вас уладить этот вопрос.
— Вот как! — воскликнула Даниэлла и быстро вскочила на ноги. В это время Симон склонился к ее руке и поцеловал ее. Джайлз, казалось, готов был возмутиться, но в рыцарском поступке Симона не было ничего предосудительного. Граф являлся кавалером ордена Звезды, учрежденного королем Иоанном в противовес английскому ордену подвязки.
— Сейчас я уезжаю, миледи, — сказал Симон, — но я с удовольствием принимаю ваше приглашение на завтра.
— Какое приглашение, сэр? — с подозрением спросил Джайлз.
— Поохотиться, — услышала Даниэлла свой спокойный голос. — В ближнем лесу за рекой полно дичи. Симон говорит, что там также много оленей.
Джайлз нахмурился.
— Возможно, охота будет удачной, миледи, но вы прекрасно осведомлены, что граф Арманьяк совершает набеги на гасконские земли, углубляясь все дальше. Население охвачено ужасом. Ваша маленькая свита может стать для него хорошей добычей.
— Ах, Джайлз! — воскликнула девушка. — Кто осмелится на меня напасть? Никто из англичан не посмеет тронуть меня, как, впрочем, и никто из французов, так как я принадлежу к дому Валуа. — Даниэлла с легкой улыбкой потрепала Джайлза по щеке. — Адью, Симон. Увидимся завтра.
Симон поклонился и ушел, оставив графиню наедине с Джайлзом.
— Этот малый непременно втянет вас в беду, — отрывисто сказал Джайлз, и его голос напоминал собачий лай.
— Джайлз, он благородный рыцарь, кавалер ордена Звезды!
— Француз во всем подражает его милости Эдуарду, — презрительно заметил Джайлз.
— Джайлз, французы говорят, что орден Подвязки учрежден только потому, что любовница Эдуарда теряет свои подвязки во время танцев. Каков девиз английского ордена Подвязки? «Honi Soil qui mal y pense!» — «Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает!» — Девушка весело рассмеялась.
— Граф из Гленвуда является кавалером этого самого благородного и почетного ордена, миледи! Кавалеры этого ордена пользуются всеобщим уважением, они храбрые воины и проявляют заботу о рыцарях, которые попали в беду и не могут сами о себе позаботиться.
— Это весьма благородно, — согласилась Даниэлла, стараясь сдержать улыбку. Король Эдуард и сам был кавалером ордена, который учредил. Даниэлла не была уверена, что Эдуард поступил благородно, учредив орден, чтобы спасти даму, которая потеряла на балу свою подвязку, ведь у него такая преданная, любящая и нежная жена, — королева Филиппа.
— Вы слишком давно не были дома, миледи, — с печалью в голосе заметил Джайлз.
Даниэлла собралась возразить ему, что находится у себя дома, но в последний момент передумала. Жизнь такая странная штука: никогда не знаешь, что случится завтра. Временами ей хотелось вернуться в Гаристон, снова увидеть сэра Текери, посидеть с ним у огня, держа в руках его морщинистую руку.
— Порой я скучаю по Англии, — ответила она с улыбкой, но ведь нам здесь тоже неплохо живется, не так ли?
Однако у Джайлза было другое мнение на этот счет.
— Миледи, вы прекрасно понимаете, что происходит вокруг вас. Граф Арманьяк вышел из повиновения и поднял восстание, и, хотя король Иоанн утверждает, что граф сделал это по своей инициативе, все мы прекрасно понимаем, что Арманьяк подчиняется приказам французского короля.
— Претендента, — с улыбкой подсказала Даниэлла.
Джайлз пропустил ее замечание мимо ушей.
— Люди, во главе которых стоит граф Арманьяк, ведут себя как варвары!
— Во время войны все мужчины ведут себя как варвары, — ответила Даниэлла.
— Они жгут дома, убивают мужчин, захватывают в плен женщин.
— Джайлз, на охоту меня будут сопровождать самые храбрые и хорошо подготовленные воины. Авий сейчас укреплен как никогда раньше, и никакой Арманьяк не осмелится напасть на меня. Обещаю вам, что со мной ничего не случится.
Девушка поцеловала Джайлза в щеку и убежала.
Она всегда находила к нему правильный подход. Ни при каких обстоятельствах не следует ссориться с сэром Джайлзом.
Но хозяйка здесь она, и только она может распоряжаться в крепости, которая принадлежит ей по праву.
Внезапно по спине Даниэллы пробежал странный холодок, и на мгновение она почувствовала, как в сердце проскользнул страх. Во всем виноват этот старик с его опасениями. Никто не посмеет устраивать на нее засаду. Она должна поехать завтра на охоту, чтобы встретиться с Симоном и попытаться понять, чего он от нее хочет. Она хочет предостеречь его, ведь ему грозит опасность. Она пока еще не совсем поняла, какие чувства питает к нему, но одно несомненно — Симон ей друг, и она не хочет, чтобы он попал в беду.
Поднявшийся ветер зашуршал листвой. Даниэлла с тревогой осмотрелась по сторонам, и ей показалось, что мир внезапно изменился, что впереди ее ждет что-то очень тревожное… что она должна кого-то бояться…
Но кого?
Девушка беспечно засмеялась, вздернула подбородок и подставила лицо ветру.
Погода прекрасная! Она дома, и этот дом прекрасен!
Даниэлла снова рассмеялась и побежала к дому.
Глава 11
В действительности никаких проблем с оплатой у счетовода не возникало. Просто Джайлз решил, что хозяйка слишком долго беседует с молодым французом. Даниэлла прошла через зал и поднялась по лестнице на второй этаж, где в конце коридора располагались ее покои.
Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, девушка в нерешительности остановилась. Эта комната когда-то принадлежала Леноре, и в ней мало что изменилось после ее смерти. Массивная кровать под балдахином располагалась по центру задней стены; гобеленовое покрывало на кровати и такие же драпировки на окнах оставались теми же, что и при матери. Комната была прямоугольной, с ковром и несколькими стульями перед камином, со стойкой бара, где стояли графины с вином и кубки, с рабочим столиком у окна.
Когда Даниэлла приехала сюда из Гаристона, то первым делом приказала построить у дальней стены комнаты личный туалет и гардеробную. Недалеко от камина она поставила умывальник с высоким, очень дорогим зеркалом в богато инкрустированной оправе. На маленьком прикроватном столике лежали книги — любопытная смесь романтики и практики: девушка любила читать как романтические поэмы о приключениях и подвигах рыцарей, которые потоком хлынули во Францию из Италии и даже достигли Англии, так и труды по истории, строительству, разведению лошадей и домашних животных, а также книги по различным видам оружия. Подойдя к кровати, Даниэлла взяла в руки томик стихов о неразделенной любви и легла на кровать почитать его.
В дверь тихо постучали, и она услышала, что кто-то зовет ее по имени. Это была Монтейн. Даниэлла быстро вскочила с кровати, подбежала к двери и, улыбаясь, распахнула ее. Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, когда она увидела встревоженное лицо Монтейн.
— Что случилось? — спросила Даниэлла.
— Джайлз сказал мне, что вы завтра собираетесь на охоту, — последовал ответ.
— Монтейн, вы же знаете, что я прекрасная наездница, — заметила Даниэлла, не скрывая удивления.
― Даниэлла, я действительно очень обеспокоена, — сказала Монтейн, и ее хорошенькое личико еще более омрачилось. — Эти набеги на Гасконь… Так называемые благородные рыцари под предводительством своего графа жестоко насилуют женщин, избивают и вырезают мужчин.
— Это просто сплетни! Не могу поверить, чтобы они были такими жестокими, — возразила Даниэлла, которая не могла себе представить, чтобы Симон вел себя подобным образом. — Не стоит так волноваться, Монтейн. Они не решатся прийти сюда, а если все же осмелятся, то бояться нечего — крепость укреплена прекрасно и выдержит любую осаду.
— В этом-то и дело, графиня. Крепость надежно защищена, и вам лучше оставаться в ее стенах.
— Монтейн, я отправляюсь на охоту в сопровождении опытных рыцарей.
— Таких, как Симон! — презрительно воскликнула Монтейн.
Даниэлла нахмурилась.
— Мне казалось, что Симон вам нравится.
Монтейн ничего не ответила на это, а лишь сокрушенно покачала головой.
— Если бы только я в свое время не ослабила подпругу…
— Ослабила подпругу? О чем вы говорите?
Взгляд красивых карих глаз Монтейн выражал сильную печаль.
— Адриан Мак-Лахлан. Вы думаете, что я не видела, как он вас тогда отшлепал по моей вине. Если бы я не ослабила подпругу, он не был бы так сердит на вас, а вы перестали бы его ненавидеть. Если бы я этого не сделала, он сейчас был бы с нами или мы жили бы в Англии.
Даниэлла весело рассмеялась:
— Вы ослабили подпругу, а я совершала еще более глупые поступки. Но, Монтейн, я вовсе не питаю к нему ненависти только потому, что он обвинил меня в том, что сделали вы. Я давно ненавидела его за то, что он сделал с Авийем.
— Но это…
— Да, да, знаю: это было еще до моего рождения, и уже никто не помнит об этом. Здесь мой дом, и Адриана снами нет. Я графиня по рождению. Откровенно говоря, Монтейн, я удивлена, что вы так мало доверяете мне.
— Вы управляете поместьем с большим тактом и умом. Ваши родители гордились бы вами.
— Спасибо на добром слове, Монтейн.
— Но вы не понимаете кое-чего очень важного.
— Чего?
— Вы являетесь лакомым кусочком для мужчин.
— Монтейн, что за ерунда…
— Даже если бы вы были старой каргой лет восьмидесяти, то и тогда мужчины добивались бы вашей руки, так как благодаря вам они могут стать обладателями несметного богатства.
— Не забывайте, что я обручена.
— Вы так считаете? — фыркнула Монтейн. — Жадные до денег рыцари найдут способ признать вашу помолвку недействительной. Вам надо быть очень осторожной.
— Монтейн, я еду на охоту с моим лучшим другом, с ним я буду в полной безопасности.
— Моя интуиция говорит мне об обратном, — сказала Монтейн с несчастным видом.
Монтейн ушла, оставив графиню одну. Внезапно Даниэлла почувствовала сильный озноб. Она подошла к камину и щипцами пошевелила в нем огонь. Пламя ярко разгорелось, но озноб не прошел.
Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, девушка в нерешительности остановилась. Эта комната когда-то принадлежала Леноре, и в ней мало что изменилось после ее смерти. Массивная кровать под балдахином располагалась по центру задней стены; гобеленовое покрывало на кровати и такие же драпировки на окнах оставались теми же, что и при матери. Комната была прямоугольной, с ковром и несколькими стульями перед камином, со стойкой бара, где стояли графины с вином и кубки, с рабочим столиком у окна.
Когда Даниэлла приехала сюда из Гаристона, то первым делом приказала построить у дальней стены комнаты личный туалет и гардеробную. Недалеко от камина она поставила умывальник с высоким, очень дорогим зеркалом в богато инкрустированной оправе. На маленьком прикроватном столике лежали книги — любопытная смесь романтики и практики: девушка любила читать как романтические поэмы о приключениях и подвигах рыцарей, которые потоком хлынули во Францию из Италии и даже достигли Англии, так и труды по истории, строительству, разведению лошадей и домашних животных, а также книги по различным видам оружия. Подойдя к кровати, Даниэлла взяла в руки томик стихов о неразделенной любви и легла на кровать почитать его.
В дверь тихо постучали, и она услышала, что кто-то зовет ее по имени. Это была Монтейн. Даниэлла быстро вскочила с кровати, подбежала к двери и, улыбаясь, распахнула ее. Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, когда она увидела встревоженное лицо Монтейн.
— Что случилось? — спросила Даниэлла.
— Джайлз сказал мне, что вы завтра собираетесь на охоту, — последовал ответ.
— Монтейн, вы же знаете, что я прекрасная наездница, — заметила Даниэлла, не скрывая удивления.
― Даниэлла, я действительно очень обеспокоена, — сказала Монтейн, и ее хорошенькое личико еще более омрачилось. — Эти набеги на Гасконь… Так называемые благородные рыцари под предводительством своего графа жестоко насилуют женщин, избивают и вырезают мужчин.
— Это просто сплетни! Не могу поверить, чтобы они были такими жестокими, — возразила Даниэлла, которая не могла себе представить, чтобы Симон вел себя подобным образом. — Не стоит так волноваться, Монтейн. Они не решатся прийти сюда, а если все же осмелятся, то бояться нечего — крепость укреплена прекрасно и выдержит любую осаду.
— В этом-то и дело, графиня. Крепость надежно защищена, и вам лучше оставаться в ее стенах.
— Монтейн, я отправляюсь на охоту в сопровождении опытных рыцарей.
— Таких, как Симон! — презрительно воскликнула Монтейн.
Даниэлла нахмурилась.
— Мне казалось, что Симон вам нравится.
Монтейн ничего не ответила на это, а лишь сокрушенно покачала головой.
— Если бы только я в свое время не ослабила подпругу…
— Ослабила подпругу? О чем вы говорите?
Взгляд красивых карих глаз Монтейн выражал сильную печаль.
— Адриан Мак-Лахлан. Вы думаете, что я не видела, как он вас тогда отшлепал по моей вине. Если бы я не ослабила подпругу, он не был бы так сердит на вас, а вы перестали бы его ненавидеть. Если бы я этого не сделала, он сейчас был бы с нами или мы жили бы в Англии.
Даниэлла весело рассмеялась:
— Вы ослабили подпругу, а я совершала еще более глупые поступки. Но, Монтейн, я вовсе не питаю к нему ненависти только потому, что он обвинил меня в том, что сделали вы. Я давно ненавидела его за то, что он сделал с Авийем.
— Но это…
— Да, да, знаю: это было еще до моего рождения, и уже никто не помнит об этом. Здесь мой дом, и Адриана снами нет. Я графиня по рождению. Откровенно говоря, Монтейн, я удивлена, что вы так мало доверяете мне.
— Вы управляете поместьем с большим тактом и умом. Ваши родители гордились бы вами.
— Спасибо на добром слове, Монтейн.
— Но вы не понимаете кое-чего очень важного.
— Чего?
— Вы являетесь лакомым кусочком для мужчин.
— Монтейн, что за ерунда…
— Даже если бы вы были старой каргой лет восьмидесяти, то и тогда мужчины добивались бы вашей руки, так как благодаря вам они могут стать обладателями несметного богатства.
— Не забывайте, что я обручена.
— Вы так считаете? — фыркнула Монтейн. — Жадные до денег рыцари найдут способ признать вашу помолвку недействительной. Вам надо быть очень осторожной.
— Монтейн, я еду на охоту с моим лучшим другом, с ним я буду в полной безопасности.
— Моя интуиция говорит мне об обратном, — сказала Монтейн с несчастным видом.
Монтейн ушла, оставив графиню одну. Внезапно Даниэлла почувствовала сильный озноб. Она подошла к камину и щипцами пошевелила в нем огонь. Пламя ярко разгорелось, но озноб не прошел.