Вся церемония была обставлена очень пышно, как и подобает королевским торжествам. Эдуард взял дочь на руки. На ее головке росли густые волосы цвета воронова крыла. Ее нежные щечки были круглыми и розовыми, но уже сейчас чувствовалось, что у нее будут тонкие черты лица и она станет настоящей красавицей. Ее маленький ротик был похож на розовый бутон, носик был крошечным, но прямым, скулы высокими, кожа нежной как шелк.
   Глаза девочки были изумрудного цвета.
   Она тихо лежала на руках у короля и, не мигая, смотрела ему в глаза, словно бросая ему вызов. Эдуарду стало казаться, что, будь девочка чуть-чуть постарше, она тотчас потребовала бы спустить ее на пол.
   Ленора избегала взгляда короля. Когда она разговаривала с другими, Эдуард видел, что ее горе неподдельно. Графиня искренне скорбела по Роберту. Она была бледной, изящной и необыкновенно прекрасной.
   Ленора должна была провести ночь в одном из поместий в Дувре, принадлежавшем лорду Хантингтону. Король старался держаться от нее подальше. Он думал о ней весь вечер и понял, что не выдержит.
   Ближе к ночи один из слуг предложил Леноре пройти в другое крыло дома, где были расположены гостевые комнаты. Ее ввели в спальню с большим камином и столом перед ним. За столом сидел сам король, и лицо его было мрачным.
   В сердце Леноры закрался страх. Стараясь держаться на расстоянии, она тихо молвила:
   — Милорд, король Англии, я знаю, что вы обещали моему мужу отпустить меня домой. Мне кажется, сир, что вы не должны нарушать данную ему клятву!
   Эдуард тяжело вздохнул, встал из-за стола и нервно провел рукой по волосам.
   — Да, леди, я выполню свою клятву, — сказал он.
   — Тогда…
   — Я пригласил вас, потому что очень хотел увидеть. Хотел услышать ваш голос.
   — Ну, разумеется, — ответила Ленора, наблюдая, как Эдуард приближается к ней, и чувствуя дрожь в коленках. — Но может быть, это и к лучшему, так как у меня не будет другого случая поздравить вас с рождением еще одного сына.
   — Нет, вы все-таки ведьма, коль скоро и здесь не можете обойтись без насмешек и делаете это с явным удовольствием.
   — Эдуард, мне хотелось бы знать, смогу ли я уехать?
   — Только на моих условиях.
   — И каковы же они?
   Он отошел от нее, сцепив за спиной руки.
   — Обещайте, что, если когда-нибудь с вами что-то случится, вы отдадите ребенка мне.
   Ленора молчала.
   — Почему? — спросила она, наконец.
   — Потому что она принадлежит мне по праву.
   — Она ваша, но не по праву.
   — Возможно, вы не поверите мне, но я по-своему люблю ее мать.
   — Смогу ли я уехать отсюда, если не дам вам это обещание — спросила Ленора с глазами, полными слез.
   — Вы уедете утром, если будет попутный ветер.
   — В таком случае, я исполню ваше желание, милорд, — вздохнув, ответила Ленора.
   — Обещаете, Ленора? — с нежностью в голосе спросил король. Он подошел к ней вплотную, и она тотчас же вспомнила все, что было между ними. — Клянусь, что с наступлением утра я отпущу вас! — закричал он, и его слова звучали как клятва, а голос был полон страсти. — Может статься, что мы никогда не увидимся снова.
   Ленора закрыла глаза и перевела дыхание, а когда снова открыла их, то встретила взгляд его горячих глаз.
   — Быть по сему! — твердо прошептала она.
   И снова она почувствовала его прикосновение. Эдуард взял ее руки в свои, его губы приблизились к ней. Она слышала его умоляющий, охрипший от волнения голос:
   — Ах, леди, ну почему вы меня так ненавидите?
   — О Господи! — закричала она. — Я уже устала, просто устала вас ненавидеть!
   В следующее мгновение он подхватил ее на руки и заключил в объятия.
   Утром дул попутный ветер.
   Как король и обещал, он отпустил графиню. Держа на руках малютку, Ленора стояла на отвесной скале и смотрела на море. Там, за проливом, — Англия.
   «Я никогда не вернусь туда, — подумала Ленора, чувствуя, как холодок бежит по коже, — и никогда больше не увижу короля, и все же…»
   Руки ее дрожали. Внезапно ей пришла в голову мысль, что малютка, которую она сейчас держит на руках, может когда-нибудь вернуться в Англию.
   Король сдержал свое слово, и она должна сдержать обещание, данное Эдуарду Английскому.
   — Разрешите помочь вам, миледи?
   Оглянувшись, Ленора увидела Адриана, красивого шотландского мальчика с удивительными золотистыми глазами, который так горько рыдал на похоронах Роберта. Адриан стоял перед ней на холодном ветру, высокий, сильный, с печатью грусти на лице.
   — Ваш корабль готов к отплытию, миледи, — сообщил он.
   — Да, Адриан. Я буду тебе очень благодарна, если ты возьмешь у меня ребенка, — попросила она, так как вниз вели крутые ступени и она была уверена, что у мальчика более устойчивая походка, чем у нее самой.
   Ленора протянула девочку Адриану. Он неумело взял ее. Малютка громко заплакала. Ленора невольно улыбнулась, заметив, с какой осторожностью несет ее мальчик.
   — Справишься? — спросила она.
   — Да! — с достоинством ответил он.
   Когда они спустились с утеса, мальчик вернул ей ребенка.
   — Она уже проявляет характер, — заметил Адриан.
   — Боюсь, что так.
   — Она совсем не похожа на своего отца, — сказал он извиняющимся тоном.
   Ленора опустила ресницы.
   Она боялась, что со временем ее малютка дочь станет похожа на своего настоящего отца.
   — Время покажет, — ответила она, — ведь девочка еще совсем крошка.
   — Вы, должно быть, его очень любили, — сказал Адриан, и лицо его омрачилось. — Отца этой малютки.
   Ленора улыбнулась:
   — Да, очень.
   И она сказала правду. Она действительно искренне любила Роберта. Но она любила и короля, ненавидя себя за это. И эта любовь была одной из причин, почему она так стремилась уехать поскорее.
   — Адриан! — окликнула она мальчика и, подойдя к нему, нежно поцеловала в щеку. Графиня хорошо знала, что только благодаря его плану ее крепость пала, но она не винила Адриана, так как знала и то, что Эдуард держал бы ее замок в длительной осаде, и это привело бы к новым жертвам.
   Адриан слегка покраснел.
   — Попутного вам ветра, леди.
   Ленору снова охватило непонятное предчувствие. Скорее всего, они больше никогда не встретятся. И все же этот мальчик вызывал в ней какое-то странное чувство. Ей казалось, что в день падения Авийя их судьбы странным образом переплелись.
   Дул холодный ветер.
   Их всех рассудит время.

Глава 2

   Даниэлла обожала мать. Графиня умело содержала свой двор в Авий и улыбкой, кивком, веским словом непринужденно управляла многочисленной прислугой.
   Еще будучи ребенком, Даниэлла видела, что гостеприимный дом ее матери всегда открыт и для англичан, и для французов и что графиня каждый раз глубоко переживает, когда узнает о новой вспышке войны между Англией и Францией. К счастью, Авий за все эти годы не был втянут в войну ни одной из сторон.
   Многие мужчины, приезжавшие в Авий, как англичане, — так и французы, добивались руки ее матери. Один из претендентов, Роже, граф из Лак-Люпэна, был особенно привлекательным и очень нравился Даниэлле. Каждый раз, приезжая в Авий, он привозил ей подарки. Она была уверена, что матери он тоже нравится. Как-то ночью, когда Роже снова приехал в замок, Даниэлла пришла к матери в спальню и, взобравшись на ее постель, спросила:
   — Мама, почему ты не выходишь замуж за Роже?
   — Он пока не просил моей руки, — с улыбкой ответила мать.
   — А если попросит, ты выйдешь за него?
   — Не знаю, — ответила Ленора после некоторого раздумья.
   — Почему?
   — Я не очень уверена, что мне следует снова выходить замуж. На это есть много причин. Боюсь, что ты пока меня не поймешь.
   Доктор Кутэн, который получил медицинское образование в Болонском университете и у которого в Авийе было свое поместье, как-то сказал Даниэлле, что она слишком сообразительна для своих лет, особенно если учесть, что она девочка. Почему же она не может понять?
   — Ты должна повиноваться королю Франции, не так ли?
   — Родная, я, прежде всего, обязана повиноваться королю Англии. Он захватил эту крепость и, присоединив к своему герцогству, стал ее хозяином. Только благодаря его соизволению я вернулась сюда и сохранила титул графини. По праву эти земли принадлежат Филиппу, моему кузену, но, так как английский король претендует на французский трон и так как на стороне Эдуарда сила, а недалеко отсюда стоят его войска, мы все находимся в его руках. Наше будущее зависит от Эдуарда Английского. К тому же он твой крестный отец. Твой отец всю жизнь служил ему. Эдуард вправе распоряжаться нами по своему выбору.
   — Но ведь король Англии не может заставить тебя делать то, что ты не хочешь? Ты просто должна сказать ему «нет»!
   Мир Даниэллы ограничивался пределами замка Авий, где слово ее матери было законом.
   Ленора засмеялась, но ее смех прозвучал как-то странно. Она погладила дочку по голове.
   — Поверь мне, мое сердечко, что короли вправе заставлять нас делать то, что они сочтут необходимым.
   — Но ты не должна позволять королю заставлять тебя делать то, что тебе не нравится.
   — …и никогда не сдаваться, — в задумчивости сказала Ленора, — и никогда не просить пощады.
   Голос матери звучал как-то таинственно, но дочь не придала этому значения.
   — Никогда не сдаваться! — согласилась она. — И никогда не просить пощады!
   — Ах, Дэнни, малышка моя любимая! Увы, нам приходится часто проигрывать, хотя мы и не сдаемся, а пощада приходит тогда, когда мы о ней и не просим. Мужчины действуют по своим собственным законам, заставляя нас подчиняться их воле, а мы можем противопоставить им только наш ум и нашу хитрость, но этого часто недостаточно, так как они сильнее нас.
   — Не понимаю!
   — Извини, это просто мысли вслух, — рассмеялась Ленора.
   — А мой отец заставлял тебя делать что-то против твоего желания?
   Ленора в задумчивости потерла рукой подбородок.
   — Роберт Оксфордский был самым чудесным, самым добрым и самым мужественным рыцарем из всех, кого я знала. Он бы защитил тебя от любой опасности… реальной или мнимой… будь то человек или дракон!
   — Вы очень любили моего отца, миледи, не так ли?
   Ленора несколько секунд молчала, явно размышляя.
   — Да, я была влюблена в него… твоего отца, — сказала она охрипшим, срывающимся голосом. — Но хватит вопросов. Тебе пора спать, мое сердечко. — Ленора поставила дочь на пол и поцеловала в лоб. — Ступай! Уже поздно. Позови Монтейн, и она поможет тебе.
   Монтейн была младшей дочерью одного из рыцарей, погибшего в бою с англичанами. Она рассказывала Даниэлле, что войска Эдуарда разрушали во Франции каждый захваченный ими город. Монтейн ненавидела англичан и передала это чувство девочке, которая решила, что все англичане жестоки и думают только о том, как принести Франции вред.
   И вот сейчас король Англии считает, что Авий находится от него в вассальной зависимости. Эдуард мешает ее матери выйти замуж за Роже. Этот король — просто чудовище!
   Даниэлла с самого детства ненавидела его. Конечно, она знала историю любви своих родителей. Король Эдуард был зол на ее мать за то, что она оказала ему отчаянное сопротивление, защищая свою крепость. Пленив графиню, он отправил ее в Англию, дав в сопровождение Роберта Оксфордского. Роберт и Ленора сразу влюбились друг в друга. Роберт оказался единственным порядочным англичанином, считала Даниэлла, ну, может, найдется еще парочка британцев, похожих на него. Вот и все. По трагическому стечению обстоятельств отец пал в бою сразу после ее рождения. Даниэлла была уверена, что мать до сих пор горюет по нему. За упокой его души заказывали мессы. Даниэлла очень гордилась, что ее отец был самым прекрасным, самым храбрым рыцарем, несмотря на то, что он был англичанином. Он оставил ей в Англии обширные владения, и Даниэлла по закону считалась там графиней, так же как и ее мать была графиней здесь, в Авийе. Да, ее отец был великим человеком. В этом с ней соглашались все живущие в замке, будь то французы или англичане.
   Когда девочка чувствовала, что вот-вот вспылит, а это случалось довольно часто, то вспоминала о Роберте Оксфордском, который всегда был спокойным и справедливым. В его память — а она слышала, что отец любил учиться, — Даниэлла постоянно постигала науки, проводя много часов со своими учителями и наставниками. Все ее дни были заполнены уроками. Она пела, ездила верхом, училась играть на лютне.
   Девочка рано научилась читать и читала много и охотно. Ленора поощряла ее в этом, так как была уверена, что мужчины больше преуспевают в жизни, благодаря тому, что более развиты. «Ты никогда не пожалеешь, что научилась читать», — сказала она как-то дочери, и, ободренная этой похвалой, девочка старалась еще больше, чтобы доставить удовольствие матери. Она выучила латынь, испанский, фламандский и английский языки, хотя никто не заставлял ее делать это. Доктор Кутэн, человек весьма уважаемый, посвятил ее в теорию Гиппократа и других знаменитых медиков древности, преподал ей практические основы медицины, которыми познакомился по трактатам греков и римлян. Ее мать умела лечить целебными травами, и Даниэлла тоже стремилась овладеть этими знаниями, чтобы всегда дать ценный совет цирюльникам, которые были менее образованы, чем специально обученные лекари.
   Девочка научилась мастерски ездить верхом. Она настояла, чтобы на десятилетие ей подарили настоящую лошадь, так как решила, что вышла из того возраста, когда можно ездить на пони. И добилась своего. Ей подарили чудесную кобылу, и этот подарок она получила от дальнего родственника матери, Филиппа, короля Франции.
   Приезд короля в Авий был обставлен с торжественной пышностью. Филипп был привлекательным мужчиной, хотя и несколько староватым. Все в Авийе, включая и англичан, валились с ног, готовясь к его приезду.
   Монтейн помогла Даниэлле облачиться в пышный наряд, состоявший из шелковой нижней рубашки и отороченной мехом туники цвета слоновой кости. Даже чулки у нее в этот день были шелковыми, а волосы украшал венок из цветов. Она вошла в огромный зал приемов и сразу увидела короля, который улыбался ей приветливой улыбкой.
   — Ах, миледи кузина! — воскликнул он. — Эта девочка обещает стать еще большей красавицей, чем вы.
   — Мерси, милорд, — ответила Ленора.
   Филипп подошел к Даниэлле и положил руку на ее голову, затем, нагнувшись к девочке, сказал:
   — Если вы когда-нибудь будете нуждаться в моей помощи, маленькая кузина, помните, что можете обратиться ко мне в любое время.
   Тронутая вниманием великого человека, Даниэлла потеряла дар речи и лишь молча кивнула.
   — У меня для вас есть подарок, — сообщил король. — Кобыла. Пожалуй, сейчас она немного великовата для вас, но скоро вы подрастете и станете настоящей женщиной. Вы можете пойти посмотреть на вашу лошадь.
   Движимая внезапным порывом, Даниэлла обняла короля и поцеловала в щеку. Король был явно доволен.
   — Ну что же вы стоите? Идите смотреть вашу лошадь. Ее имя Звездочка, и я уверен, что она вам очень понравится.
   Даниэлла побежала на скотный двор. Французский король не обманул ее: в стойле стояла кобыла. Она была прекрасна — гнедая, с белой звездочкой на лбу. Грум помог Даниэлле дотянуться до морды лошади, и девочка погладила ее. Когда Монтейн пришла на конюшню, чтобы увести воспитанницу спать, Даниэлла настояла на том, чтобы вернуться в зал и поблагодарить короля.
   Отворив дверь, она застыла на пороге. Мать и король были заняты серьезным разговором и не заметили ее. Говорил король, а Ленора, слушая его, нервной походкой ходила по залу.
   — Он нарушил все наши договоренности и снова собирается идти на меня войной, чтобы захватить французский трон! — воскликнул глубоко взволнованный Филипп. — Клянусь вам, он никогда не возьмет Париж! Я разобью его войско и буду гнать до самых дальних границ английских владений! Если бы вы только согласились выйти замуж за Роже… или хотя бы позволили мне обручить вашу дочь с каким-нибудь благородным французом! С таким, который стал бы мне хорошим союзником и с помощью которого я смог бы окончательно разделаться с этим Плантагенетом, который, к несчастью, является мне родственником!
   — Филипп, я уже однажды дала вам возможность выиграть время, воюя против Эдуарда! — напомнила Ленора.
   — Я король Франции! — закричал Филипп, — Вы моя родственница! Я могу потребовать, чтобы вы вышли замуж! Вы или ваша дочь!
   — Вы можете потребовать все, что вам заблагорассудится, но если вы сейчас не понизите голос, то война вспыхнет здесь и немедленно. В моем замке полно англичан и гасконцев, которые преданы Эдуарду! Если война начнется сейчас, вы потеряете все. Если вы хотите сохранить корону, нам нужно быть очень осмотрительным! Не хотите же вы, чтобы англичане перебили здесь вас и ваших людей?
   — Мне это не грозит, — сердито ответил Филипп. — За моей спиной армия, в любой момент готовая прийти мне на помощь!
   Ленора тяжело вздохнула.
   — Прошу вас, Филипп, не сердитесь. Вы ставите меня в очень щекотливое положение. Дайте мне немного подумать.
   — Сейчас я уеду, но скоро вернусь, — сказал Филипп. — Ленора, мы немедленно должны обручить вашу дочь. Чем вызваны ваши сомнения?
   — Я еще не нашла подходящего человека, такого, который был бы угоден Богу, мне и обоим воюющим королям!
   — Один из нас скоро развяжет вам руки, — предостерег король.
   — Филипп, прошу вас…
   — Ленора, сейчас я уезжаю.
   Даниэлла, спрятавшись за дверью, продолжала слушать. Она видела, как король поцеловал ее мать, собираясь уходить.
   — Я ваш должник, — продолжал он. — Однажды вы действительно позволили мне выиграть время, чтобы попытаться расправиться с этим коварным ублюдком! Но не забывайте — я король Франции!
   Филипп повернулся и вышел из зала. Поджидавшие его слуги повскакивали с мест, готовые следовать за королем.
   В дверях он столкнулся с Даниэллой и нежно погладил ее по щеке.
   — Благодарю вас за лошадь, — сказала Даниэлла.
   — Не забывай ухаживать за ней, — ответил король и изучающе посмотрел на девочку. — Боже, какая же ты красавица! — добавил он, снова прикоснувшись к ее щеке, затем, взволнованный, направился к выходу.
   Даниэлле не хотелось, чтобы мать застала ее в такой поздний час, поэтому девочка прошла к себе в комнату, легла в постель и стала ждать, когда явится Ленора, которая всегда приходила пожелать ей спокойной ночи. Но в эту ночь Ленора не пришла. За стенами дворца гуляла лихорадка, и от нее уже умерли кузнец, маленький мальчик и старая крестьянка. Этой ночью болезнь добралась и до замка. Даниэлла спала, когда ее разбудили топот и громкие крики.
   Она вскочила с постели. Монтейн в соседней комнате не было. Даниэлла выбежала в коридор и увидела, что дверь в спальню ее матери открыта и там суетятся слуги. Еще совсем недавно девочка видела, как ее мать оживленно разговаривает с королем Франции. Сейчас Ленора лежала на широкой кровати, ее волосы разметались по подушке, лицо было серым, нос заострился.
   Даниэлла закричала и бросилась к матери.
   — Ребенок! — услышала она чей-то голос.
   Чьи-то руки пытались удержать ее, но Даниэлла вырвалась, подбежала к матери и вскарабкалась на кровать.
   — Даниэлла, немедленно выйди из комнаты! — сурово приказал ей кто-то, и по голосу она узнала священника — отца Жиля, друга и духовника своей матери. Только теперь она заметила и доктора Кутэна, стоявшего рядом с кроватью матери. Лицо его было печальным.
   — Мама! — закричала Даниэлла.
   Прекрасные глаза Леноры открылись и посмотрели на дочь. Она попыталась взять дочь за руку, но ее рука безвольно упала. Даниэлла сама схватила материнскую руку и разрыдалась.
   — Мама!
   — Любовь моя, — с трудом прошептала Ленора, и ее глаза стали закрываться.
   — Ленора, побереги силы, — сказала Жанетт, подходя к постели.
   Даниэлла с мольбой посмотрела на доктора Кутэна.
   — Уже ничего нельзя сделать, — тихо ответил он.
   Она перевела взгляд на отца Жиля. В его глазах застыла печаль.
   — Ленора умирает, — сказал он, оглядывая людей, столпившихся в комнате. — Пусть дочь поговорит с матерью.
   Умирает? Ее мать умирает? Нет, нет, такое не может случиться!
   — Мама! — снова закричала Даниэлла, прильнув к боку Леноры, словно стараясь силой своего худенького тельца защитить мать от смерти.
   Ленора снова что-то зашептала.
   — Да, мама, да, — сказала Даниэлла, припадая ухом к губам матери. — Я слушаю тебя. Скажи мне хоть что-нибудь!
   — Король… — услышала она слабый шепот матери. — Ты должна уважать короля… любить его… ты не знаешь…
   Он позаботится о тебе. Даниэлла, ты меня слышишь?
   — Да, мама, да, не…
   — Уважай его. Береги его.
   — Мама, клянусь, я выполню все, что ты скажешь, ты не должна сейчас много говорить. Тебе нужен отдых. Ты не можешь умереть…
   Голос Даниэллы сорвался. Мать не отвечала ей. Ее тело стало холодным и чужим, как будто его покинула душа.
   — Ты должна уйти, Даниэлла, — сказал ей отец Жиль. ― Монтейн, уведите свою госпожу. Она должна немедленно покинуть комнату, иначе может заразиться.
   Монтейн, рыдая, взяла девочку за руку.
   — Нет, я не уйду отсюда! Я не оставлю мою маму одну! — кричала Даниэлла.
   — Дитя, она уже ушла от нас, — как можно мягче постарался произнести отец Жиль.
   Слезы потоком хлынули из глаз Даниэллы. Она вцепилась в тело матери, и Монтейн вместе с Жанетт с трудом оторвали ее и увели. Отец Жиль отдавал приказания слугам относительно того, что надо сделать с телом умершей.
   Даниэлла невыразимо страдала. Она думала, что боль никогда не оставит ее. Девочка не переставая рыдала. Слезы душили ее даже во сне.
   Утром она проснулась вся в жару.
   В Авий пришла чума. Она не щадила никого — ни бедных, ни богатых, ни знатных, ни крестьян. Половина народа в замке лежали в лихорадке, и половина из заболевших вскоре умерли.
   Почти неделю Даниэлла находилась на грани между жизнью и смертью, лишь иногда приходя в сознание и вспоминая, что ее мать оставила этот мир и что сама она тоже может умереть, хотя последнее ее мало беспокоило. На седьмой день, однако, бубоны начали подсыхать, жар спал, девочка стала возвращаться к жизни.
   Как-то утром Даниэлла проснулась с ясной головой, и ей сообщили, что, несмотря на заразную болезнь, ее мать похоронили со всеми полагающимися ей почестями. Отец Жиль после похорон тоже свалился в горячке и вскоре скончался.
   Потеря матери не прошла для Даниэллы бесследно. Целыми днями девочка лежала в постели, плакала и желала лишь одного: поскорее умереть и встретиться на небесах со своими родителями.
   Жанетт говорила ей, что желать себе смерти — большой грех, что она графиня и должна научиться безропотно принимать волю Господа. Она всегда была такой умной и сдержанной и сейчас должна взять себя в руки и покориться судьбе.
   Даниэлла не хотела больше быть умной и сдержанной, не хотела покоряться воле Господа, который отнял у нее мать, но девочка слишком ослабела, чтобы спорить с Жанетт.
   Однако проходили недели, и к Даниэлле возвращались силы. Мертвых похоронили, и чума, получив свою жертву, отступила.
   Все во дворце, включая слуг, говорили о войне, которую снова собирались развязать англичане. Даниэлле, казалось, нее было безразлично. Но однажды утром она проснулась и увидела, что Монтейн, с лицом, мокрым от слез, ходит по комнате и упаковывает ее вещи.
   Даниэлла села в постели и потребовала объяснить, что происходит.
   — Графиня, мы должны ехать к королю, — ответила Монтейн.
   Даниэлла пришла в недоумение.
   — К королю? — спросила она с удивлением, но тотчас же прикусила язык, вспомнив, что обещала матери уважать желания короля.
   — Все необходимые бумаги готовы, — сказала Монтейн с тяжелым вздохом. — Ваша мать перед смертью обо всем позаботилась.
   — Но почему мы должны уезжать? Филипп ведь может позаботиться обо мне и здесь?
   — О вас будет заботиться вовсе не Филипп! Ваша мать поручила вас заботам вашего крестного отца, короля Англии. Вы хорошо знаете, Дэнни, что ваш отец был английским лордом. Вы не раз слышали вашу историю, и сами нередко ее рассказывали. Роберт Оксфордский был бароном, преданным своему королю. Господи, вот уж не думала, что моя жизнь так повернется! Леди Жанетт и я останемся у вас в услужении. Нам придется ежедневно встречаться с королем Англии, несмотря на то, что он воюет против Франции!
   Наконец до сознания Даниэллы дошел смысл сказанного, и она вышла из оцепенения. Вскочив с постели в одной ночной рубашке, она подбежала к Монтейн.
   — Мы не станем выполнять его приказа! — закричала девочка, заключая Монтейн в объятия. — Мы останемся здесь! Мы…
   — О, Даниэлла! — ответила Монтейн, опускаясь перед ней на колени. — Вы не можете его ослушаться. Предстоит ужасная битва, и если вы убежите, то усугубите наше положение! У Эдуарда в Гаскони большое войско. Он сразу поднимет его против Франции. Начнется война, будут погибать люди! Простите меня! Он ваш опекун, и ваше будущее — в его руках. Вы не должны сердить его! Я напрасно высказала вам все, что у меня на сердце.
   Однако Монтейн была права: все, даже дети, считали Эдуарда страшным чудовищем, пытавшимся захватить французский трон.