Взять-то его возьмут, только надо, чтобы он вовремя собрался. Значит, дай-ка он сообразит, чего ему нужно. Во-первых, камешки - прошлой осенью он научился бросать их так, чтобы они прыгали по воде. Если там будет хоть какой-нибудь пруд, он покажет бэдице, как это делается.
   Потом ему нужна другая пуговица - та, что на штанишках, может оторваться, и как бы отец не отослал его из города обратно домой, к Домнике, пришить другую пуговицу. И еще нужно разыскать билет, с которым мама ездила на поезде в позапрошлом году, - кто-то ему говорил, что у кого нет билетов, тех гонят с поезда или везут прямо в тюрьму.
   Пуговицы он не нашел. Срезал со старой рубашки маленькую пуговку и сунул ее в карман - авось найдет в городе мальчишку поглупее и обменяет ее на большую.
   Но не мог разыскать билета, и, кроме того, у него стали слипаться глаза. Не попал ли билет в подпечье? Трофимаш вытянулся на теплой печке, чтобы пошарить в подпечье рукой, и в тот же миг заснул.
   Снились ему какие-то дороги. Две лошади играли в мяч. Потом отец отворил ворота, и во двор к ним въехал поезд. Из вагона вышел его бэдица с пушкой в руках. Поставил на землю и стал показывать Трофимашу, как из нее стреляют. Тут появился невесть откуда фашист и погнался за их телкой. Трофимаш прицелился в него из пушки - б-бах!
   Со скамейки с грохотом упало ведро, и наш артиллерист проснулся. Свесил голову с печки, да так и окаменел - мать, уже одетая в дорогу, стояла посреди комнаты и наставляла Домнику:
   - Не пускай пеструю квочку нестись в яслях. А вечером кого ты позовешь спать к нам?
   - Позову Русанду.
   - Только хорошенько запирайте двери и рано ложитесь - теперь разный народ шляется по дорогам.
   "Забыли про меня!" - ужаснулся Трофимаш. Одним прыжком он оказался на полу и в тот же миг скрылся под кроватью. Вытащил оттуда две большие старые калоши, непарные к тому же, и стал веревочкой привязывать их к ногам слетят еще, пока залезет на подводу.
   Шапку он нашел сразу, а пальтишко не мог найти, - видно, тоже отнесли к сапожнику в починку. Трофимаш стянул с печки старый отцовский зипун и сразу же с головой исчез в нем, выглядывали только кончик носа и верхушка шапки. Стал искать рукава, тыкал руками во все стороны, потом нашел внутри карманы и оставил рукава в покое. Карманы были что надо, а воротник тер уши, головы никак не повернуть, поэтому он попросил Домнику:
   - Застегни мне воротник.
   Девушка глянула и покатилась со смеху.
   - Мама, посмотрите на Трофимаша!
   Засмеялась и тетушка Замфира; услышав смех в доме, вошел бадя Зынел. Улыбнулся, застегнул сыну воротник, но, видя, что тот рвется к двери, вынужден был огорчить его:
   - Ты должен остаться дома, сынок.
   У Трофимаша побелел кончик носа, в глазах заискрились слезы.
   - А... что скажет бэдица Тоадере?!
   Бадя Зынел поправил ему шапку, потом воротник.
   - Ему будет очень жалко, чего уж там... Только рассуди сам - как мы можем бросить дом?
   - Так ведь Домника остается.
   - Ну что Домника! Она девушка. Они только и умеют, что плясать и браниться. То ли дело мужчины! Если, не дай бог, ночью к овцам ворвутся волки, что она станет делать?
   - А я тоже боюсь волков.
   - Ну уж, рассказывай! Знаю я, что ты их не боишься.
   Домника зажала в ладонях его голову и пристально посмотрела в глаза.
   - И тебе не жалко оставлять меня одну?
   Вздохнул Трофимаш. Плохо, когда у тебя столько родни. Все же сестра у него одна. Только одна.
   - А за уши не будешь таскать?
   - Таскать тебя за уши? Да разве я смогу удержать тебя в руках?
   Трофимаш подумал: верно, если он не захочет, черта с два удержишь его.
   Стал развязывать калоши, но когда на улице свистнул кнут и заскрипела телега, слезы полились в три ручья, и Трофимаш выбежал во двор показать свое лицо, залитое слезами, - может, сжалятся.
   Но на улице было темно, и слышно было, как глухо гудят пруды.
   - Ну, будьте здоровы!
   - Счастливого пути!
   Тяжело вздохнули лошади, предчувствуя трудную дорогу, натужливо заскрипела подвода, и они выехали со двора.
   Долго еще простоял Трофимаш на завалинке, слушая, как где-то на самой окраине медленно затихают скрип колес и голос отца, подбадривающего лошадей.
   На другом конце села хрипло залаяла собака. И тут же умолкла. И снова стали глухо гудеть пруды, переполненные вешней водой.
   Домника пошла закрыть ворота. Трофимаш, поеживаясь от холода, бегал по завалинке. Спросил сестру:
   - Домника! А когда я буду воевать и меня повезут с орудией через Бельцы, ты приедешь?
   - А ты пришлешь телеграмму?
   - Пришлю.
   - Тогда приеду. Как получу, сразу и приеду.
   Трофимаш облегченно вздохнул и, подметая завалинку полами зипуна, поплелся в дом. Одной заботой меньше, и то хорошо.
   4
   Сноровистая и хваткая, как муравей, Домника чуть свет принялась за дело, потому что, да будет вам известно, убрать дом - это не столько труд, сколько искусство. Как и любое другое искусство, оно неповторимо, ибо одно дело убрать дом на рождество, и совсем другое дело убрать, когда должны нагрянуть гости. Одно дело убрать дом, когда сама ждешь кого-то, и другое дело прибраться, когда просто мама сказала: ты, дочка, поди и прибери.
   Из великого множества приемов и способов убрать свой дом Домника особенно любила убирать не спеша, когда она одна в доме и когда можно позволить себе ставить вещи не там, где они всегда лежат, а там, где им бы надлежало быть, будь это в ее собственном доме. Когда начиналось великое переселение вещей, она была счастлива, и это означало, что Домника ждет не просто кого-нибудь, а свою ближайшую подругу.
   Сегодня придет Русанда - и проворнее движется веник в ее руках, уютнее гудит в печке огонь, и растерянно бродит по комнате серая кошка, не находя места, где бы ей спокойно поспать.
   Сегодня придет Русанда, и если суждено этим окнам быть чистыми, то они будут чистыми сегодня, и если печная дверца не хочет закрываться, то сегодня она закроется, и если дверная ручка надеется когда-нибудь заблестеть, то ей не придется больше ждать.
   И если она вытащила базилик из-за иконы, то это потому, что Русанда любит базилик, и если она собрала фотографии со всего дома, то это потому, что Русанде нравится рассматривать фотографии, и если сегодня утром, в будний день, Трофимаш отведал варенья, то это для того, чтобы он не просил его вечером.
   Если б Русанда была парнем, Домника сегодня же вышла бы за нее замуж. И как бы они ладили! Ведь было время, когда они и ели и спали одна у другой. Ходили в школу с одной чернильницей, одна и та же собака искусала их в один и тот же день, на одном и том же веретене учились они прясть, и если одна обрезала волосы, то и другая делала то же самое, если одна показывала мальчишкам язык, показывала и другая, и если одна помогала матери белить хату, белила и другая. Будь они хоть чуточку похожи - ну прямо сестры родные!
   Но - что поделаешь! - они не были похожи...
   Сначала это замечали только родители. Когда, случалось, Русанду поколотят дома, она убегала к бабушке и три дня ревела там, пока не приходил отец и не забирал ее домой. Когда колотили Домнику, она становилась послушнее в десять раз. Русанда была у родителей единственной - и самой старшей, и самой младшей, - а Домнике выпало несчастье быть в семье ни старшей, ни младшей. Для нее уже не вспоминали сказок, и меньше орехов для нее вмещалось в бабушкин карман, и все свое детство нянчила она одну-единственную куклу, которую сама смастерила. И когда кукла состарилась, Домнике стало жалко хоронить ее. А у Русанды было полдюжины кукол, которых она крестила, выдавала замуж и хоронила раньше, чем это принято у кукол.
   Потом и учитель стал их различать. Русанда была красивее, учеба давалась ей легко, и учитель только ее посылал в канцелярию за картой. А Домника училась хуже, и учитель постоянно забывал, как ее зовут.
   В конце концов и сами они заметили, что не похожи друг на друга. Когда они кончили четыре класса, им сказали дома, что хватит с них учения - все равно попадьями, мол, не станут, - Домника спокойно забросила ранец на чердак.
   А Русанда но послушалась.
   Прошло время, и однажды встретились они на мосту, постояли-постояли и не знали, о чем говорить.
   - Ты в школу?
   - В школу. А ты на прополку?
   - На прополку.
   Потом Русанда получила письмо от парня и не хотела сказать, от кого именно, а Домника устроила посиделки и не пригласила Русанду. И кто знает, может, так и кончилась бы их дружба, если б не война.
   Где-то бушевала война, и это великое потрясение мира, хоть и щадило до поры до времени маленькую деревушку Валя Рэзешь, стороной совсем обойти ее не могло: то тут, то там появились кривые стога, сметанные женскими руками; мальчишки в десять лет научились ругаться, идя за плугом, и дед Дэнуцэ, запрятав свою скрипку на чердак, неумело, по-женски, молотил рожь. Бог жалел эту деревушку. Ее брали с боем, отступали и снова брали, но все эти операции происходили далеко, в других краях. Когда же битвы наконец завершились, через село прошли два танка с красными звездами на броне. Танкисты остановились спросить дорогу и поехали дальше. Прошло несколько дней, на западе затихли орудия, село успокоилось. Только изголодавшиеся по работе плуги день за днем резали залежавшуюся землю, и многие матери не знали, с какой стороны ожидать теперь весточек от своих сыновей.
   И когда однажды наши девушки опять встретились па мосту, то не могли досыта наговориться.
   - Ты еще ходишь в школу?
   - Нет, я уже окончила.
   - А жалко, правда?
   - Очень.
   - И как мне было жалко! Но потом привыкла. Ты сама связала эти кружева на рукавчиках?
   - Сама.
   - У тебя есть крючки?
   - Даже два. Дать тебе один?
   - Когда мне за ним прийти?
   Потом и Русанда пришла к Домнике, посмотреть, что за цветы посадила та перед домом, и вновь стала вянуть трава на тропинке, которую они протоптали когда-то.
   Но детство уже ушло, они были взрослые, и Русанда не знала, для кого Домника палит свет допоздна, а Домника не знала, кто это так красиво свистит, когда проходит той стороной села, за прудами, где живет Русанда. И не то чтобы они скрывали что-то друг от друга, просто для секретов не было времени: стояла осень, а осенью работают одни руки, язык молчит. Так, слово какое выронишь за час, и то хорошо.
   Потом, зимой, они часто ходили друг к дружке, но дома всегда родители, при них неловко секретничать.
   И вот родители Домники уехали. Всю ночь будут они говорить, только бы ночь была подлиннее, только бы Трофимаш скорее заснул.
   К полудню наконец управились, и Трофимаш был снаряжен в дорогу. Не раз вспотел бедный мальчуган, прежде чем Домника сказала, что все в порядке. Зато, только вышел из хаты, бросил шапкой в сороку и попал бы, не оглянись она вовремя. Потом вытащил хворостину из плетня - на тот случай, если встретит собаку, которая не поленится на него залаять, и наконец отворил калитку.
   Через полчаса Домника случайно посмотрела в окно и, к великому своему удивлению, увидела, что Трофимаш торчит за воротами.
   - Ты еще дома?!
   Трофимаш нагнулся, чтобы посмотреть на сестру в щель между досками.
   - А здесь мертвый воробей лежит.
   - Ну так что?
   - Давай похороним.
   - Похороним потом. И если скоро не вернешься, не видать тебе больше моих ботинок.
   Трофимаш двинулся было с места, поглядывая изредка назад, а когда Домника скрылась в хате, вернулся обратно, хворостиной выкопал ямку за обочиной дороги, схоронил воробья и сверху насыпал холмик. Некоторое время постоял, размышляя, следует ли поставить воробью на могиле крест. На всякий случай воткнул палочку на краю холмика и, свершив это доброе дело, отправился в путь.
   5
   Стемнело, нити потеряли цвет и слились в один серый поток. Мать закрыла дверцу печи и принялась подметать пол, - значит, скоро и ужин. Русанда вышла из-за станка, зажгла лампу, поставила столик посреди комнаты. Бадя Михалаке сидел задумавшись на скамеечке перед печкой и по старой привычке поглаживал пальцами макушку - когда-то там торчал непокорный вихорок, теперь же просвечивала лысина, но привычка есть привычка.
   Внезапно кто-то лязгнул в сенях дверной щеколдой.
   - Выйди, Михалаке, посмотри, кто там.
   Но баде Михалаке хорошо у печки.
   - Ветер балуется...
   Скрипнула дверь.
   - Кто-то идет.
   Через некоторое время с грохотом падают вилы, которые всегда стоят в сенях за дверью. Мать Русанды хочет перекреститься, но ей некуда поставить вымытую тарелку, и она сердится:
   - И кого это черти носят на ночь глядя?
   Русанда широко распахивает дверь, чтобы видеть, что делается в сенях. Никого нет. Потом в полосу света попадает маленькая фигурка.
   - Это ты, Трофимаш?
   - Я.
   - Почему не входишь?
   Когда Трофимаш показывается на пороге, все приходят в ужас. В правой руке он держит обломок хворостины, левой пытается вытереть пальтишко. Какое там! В густой грязи и руки, и лицо, и пальтишко.
   Русанда опустилась перед ним на колени.
   - Что с тобой случилось, Трофимаш?
   Трофимаш глядит в землю, раздумывая, с чего бы начать, а бадя Михалаке приходит ему на помощь.
   - Что ты его расспрашиваешь? Обмой сначала.
   Но Трофимаш ни за что на свете не хочет снять пальто.
   - Я вымою только руки.
   - Но почему ты не хочешь раздеться?
   Этого Трофимаш не может сказать. Русанда подставляет ему свое ухо, и он, покосившись и увидев, что все заняты своим делом, шепчет:
   - У меня оторвалась пуговица. И как раз от штанишек.
   Бадя Михалаке прячет улыбку, делая вид, что ищет что-то за печкой. И все принимаются ухаживать за Трофимашем - на его счастье, он попал в дом, где не хватало сына и брата. Но, когда дело доходит до хворостины, Трофимаш упрямится и ни за что не хочет ее бросить. Только на время, пока моет лицо и руки, сует ее под мышку.
   - Ну теперь ты нам скажешь, что случилось? - спрашивает бадя Михалаке.
   - Подрался.
   - Так... С кем же?
   - С одним мальчиком.
   - Гм! Из-за чего же вы подрались?
   - А он хотел отнять у меня хворостину.
   - И ты не отдал?
   Трофимаш отвечает с гордостью :
   - Не отдал.
   - Молодец. Теперь садись с нами за стол.
   - А я только что ел.
   - Э, брось... Знаю я, когда ты ел.
   Трофимаш удивлен:
   - А откуда вы знаете?
   - Вижу по глазам.
   Ну раз так, Трофимаш сразу усаживается за стол. Бадя Михалаке соорудил было ему стульчик из пустого перевернутого ведра, но Русанда сажает его рядом на лавке.
   На стол ставят две тарелки с варениками. Трофимаш интересуется:
   - Какие с брынзой?
   - С картошкой не подойдут?
   - Подойдут, но уже после.
   Потом, когда он завозился с насаженными на вилку тремя варениками, Русанда спросила:
   - Домника что делает?
   - Прядет. Сказала, чтобы ты пришла к нам сегодня вечером. Отец с матерью уехали в Бельцы - приезжает бэдица Тоадер, вооруженный орудиями.
   - Приезжает домой?!
   - Нет, едет на войну, и они поехали с ним повидаться. И я должен был поехать, но не на кого было оставить дом.
   Русанда встает из-за стола и смотрит то на отца, то на мать.
   - Пойти?
   - Отчего же не пойти? Только поешь сперва.
   Но Русанда уже одевается.
   - Трофимаш, почему ты не сказал это с самого начала?
   Он удивленно смотрит па нее.
   - Так... я же ел вареники.
   Пришлось немного обождать, пока мальчик насытится. Потом его одевают. Прежде чем выйти, Трофимаш церемонно прощается с хозяевами и говорит баде Михалаке:
   - Так я еще загляну к вам как-нибудь на днях. Бадя Михалаке улыбается.
   - Конечно, приходи!
   Когда они вышли на дорогу, Русанда взяла Трофимаша за руку. Он сунул хворостину под мышку - теперь ему нечего бояться. Потом остановил Русанду и попросил:
   - Не говори Домнике, что руки у меня были в грязи.
   - Отчего же не говорить?
   - Потому что она не захочет приехать в Бельцы, когда я буду проезжать с орудией.
   Она молчала, и он спросил еще раз:
   - Не выдашь?
   Русанда наклонилась, прижалась щекой к его лобику, и Трофимаш облегченно вздохнул. Потом осторожно отвел голову и озабоченно посмотрел по сторонам: не видел ли кто?
   Хоть и мал годами, но уже знал, что подобные вещи хороши только тогда, когда они свершаются в полной тайне.
   6
   Бедный Трофимаш! Он надеялся весело провести этот вечер, но старшими над ним остались девушки, а чего только не выдумают девушки, когда они предоставлены самим себе! Сперва они стали учить его прясть. Мальчик сначала отнекивался, но потом ему понравилось, и, если бы Домника вовремя не попрятала все веретена, он попортил бы немало пряжи. Потом принялись учить его танцевать, но Трофимаш, боясь, как бы ему не наступили на ноги, разбил под лавкой крынку и был крайне удивлен, когда Домника, вместо того чтобы надрать уши, угостила плэчинтами.
   За столом Домника шепнула что-то Русанде, Трофимаш потребовал ввести его в курс дела, и когда Домника не захотела поделиться, он надулся, выбрал себе несколько самых поджаристых плэчинт и полез на печку: пусть себе шепчутся, сколько им влезет. Он как-никак мужчина. Мужчины, как известно, народ прямой, открытый.
   И поздно, и ночь на дворе. По ночам бродят воры.
   - Домника, а у вас злая собака?
   Домника отодвинула занавеску, посмотрела в окно.
   - Злая, только она не вылезает из будки. Лает оттуда.
   - А если они придут?
   Домника посмотрела вокруг - что ж, если воры заберутся в дом, девушкам будет чем отбиваться.
   - Русанда, а разбойники крадут девушек?
   - Крадут. Только сначала договариваются с ними.
   И поздно, и ночь на дворе. По ночам ходят парни.
   - Домника, а если придут парни, мы их пустим?
   - Боже упаси!
   - А если они будут проситься?
   - Да разве они просятся, когда приходят?
   - Тогда давай подметем пол, чтобы не высмеяли нас потом.
   - Еще как!
   Девушки подмели пол, потом поменялись платочками, уселись друг против дружки и диву даются, до чего они хороши.
   И поздно, и ночь на дворе. Ночью ходят привидения.
   - Домника, в этой хате умирал кто-нибудь?
   - В позапрошлом году умерла бабушка.
   - Что ты говоришь! А когда ее положили в гроб, кошка не прыгала через покойницу?
   - Не помню. А если прыгала?
   - Как, ты не знаешь? Если кошка перепрыгнет через покойника, мертвец становится привидением и каждый вечер приходит домой посмотреть, что делают его родные.
   Домника улыбается.
   - Э, мою бабушку не возьмут в привидения, даже если бы через ее гроб прыгала кошка со всеми своими котятами.
   - Почему так думаешь?
   - Разве ты ее не помнишь? Она была такая маленькая. Вечно у нее болела поясница. А раз уж ты привидение, хочешь не хочешь - ходи, а кладбище аж на том конце села. Два раза прошлась бы до дому и снова умерла бы.
   - А правда, что она хорошо гадала на картах?
   - Ох, Русанда, скажу - не поверишь! Вечером наворожит маме, что у нее будут неприятности, - и что ты думаешь! - на другой день или коршун утащит утенка, или корова отвяжется от яслей и сжует всю петрушку. А что может быть неприятнее, чем остаться на все лето без петрушки?
   - И чужим тоже гадала?
   - Сколько угодно!
   - Кому именно?
   - Кому хочешь! Андреевой Василице сказала, что та долго еще не выйдет замуж, и разве не сидит она до сих пор в девках?
   - Домника, а ты умеешь гадать на воске?
   - Умею. Только нужна свечка из воска диких пчел.
   - А у вас нет такой?
   - Остался огарочек после бабушки, только мама прячет его. Давай поищем!
   Восковой огарочек лежал на потолочной балке в каса маре. Налили воды в тарелку. Русанда наклонила огонек над тарелкой. Огарок задрожал, уронив две желтые слезинки. Девушка покрутила пальцем так, что вода стала двигаться по кругу, и восковые капельки принялись гоняться друг за дружкой, пока не соединились. Русанда прыгала от радости.
   - Ты видела?
   - Так и знай - осенью выйдешь замуж. А ну, дай я себе погадаю.
   Но Домника не выйдет замуж ни осенью, ни через год, ни в ближайшие десять лет: уже полчаса капельки бегают по кругу, но они и ленивые, и слепые - однажды сошлись было близехонько, но так и не соединились. В конце концов бедная девушка схватила их и выбросила. Потом с затаенной завистью взглянула на Русанду и спросила как бы невзначай:
   - Ты на кого гадала?
   - На бадю Георге.
   Домника остолбенела.
   - На Георге тетушки Фрэсыны?
   Русанда смущенно ответила:
   - На него... А что - хороший ведь парень!
   Замечтавшись, Русанда водила пальцем по ободку тарелки, а рядом, прилепленный к краю стола, догорал забытый девушками огарочек из воска диких пчел. Русанда хотела было потушить, авось еще пригодится, но Домника заслонила его рукой:
   - Пускай догорит...
   7
   Перед рассветом оттаяла крыша, началась капель. Капли падают одна за другой, но никогда не упадут две вместе - только по одной, по одной, по одной...
   Домника намотала на палец прядь волос и тянет, тянет, если б сил хватило, вырвала бы. Некому ее бить за то, что забивает себе голову всякой всячиной. Рядом крепко спит Русанда, а она все думает, думает. И все мерещатся ей две капли желтого воска, - и всего-то одна капля воды между ними, а не сойдутся, не станут рядом. Лучше бы она подумала о другом... Поезд с Тоадером уже, наверное, в Бельцах. Хотелось бы его повидать... Она не в обиде на него ни чуточки, хотя он один виноват. Еще в школе подружился он с Георге тетушки Фрэсыны и приводил его почти каждый вечер. И скоро они к нему так привыкли, словно он был их сыном. Когда ее посылали поить скотину, Георге молча брал ведра и шел вместо нее. А в прошлую зиму он сделал ей дубовую прялку, одну из тех прялок, что служат целую жизнь, и не избавишься от нее, пока не сломаешь. Ничего больше он для нее не делал, и, может быть, ничего б не случилось, не забудь он у них свой платочек. Домника хорошенько выстирала его и вышила крестиком. И однажды, когда Георге выходил от них, она догнала его во дворе и сунула платочек ему в карман.
   Георге ничего не сказал. Только, приходя к ним, пристально смотрел на Домнику, словно хотел спросить ее о чем-то, а Домника делала вид, будто занята какой-то работой. Но пришла весна, и однажды, когда Домника сажала картофель в огороде, явился Георге, взял тяпку из ее рук, посмотрел, хорошо ли наточена, и спросил, кто научил ее вышивать.
   - Сама научилась. А что?
   - Молодчина. Моя мама о тебе прямо гимны слагает - ну что за нитки, что за крестики!..
   Домника сказала, что тогда у нее не было ниток, - разве то вышивка? Она сделала ее так, на скорую руку.
   - А теперь у тебя есть нитки?
   У нее не было ниток, но, сама не зная почему, сказала:
   - Теперь есть.
   Георге улыбнулся.
   - Ну тогда я забуду у вас еще один платочек.
   В тот же день она обошла все село, собирая разноцветные нитки, - теперь могла бы вышить все, что угодно. Но только на другой день пролетели над деревней два самолета, и со стороны Прута донесся глухой шум - там гудела и ухала земля.
   Георге не забыл у Домники второго платочка.
   Теперь ему будет вышивать Русанда - о, она умеет хорошо вышивать. А ей что делать со своими нитками, которыми она любовалась, берегла как зеницу ока? Выбросить?
   Падают капли с крыши - одна, опять одна и еще одна...
   Нет, она их не выбросит.
   И чтобы скорее уснуть, Домника считает капли: одна, две, три, четыре...
   Заворочался во сне Трофимаш, но Домника уже не слышала - она спала глубоким сном. Поднялась Русанда и укрыла его. Ей только что приснился дом, который она любила больше всех домов на свете, - большой дом с двумя окнами. Вдруг одно окно открылось настежь, и перелез через подоконник черноволосый парень. Завидев девушку, подошел к ней и сказал:
   - Милая...
   Светало. Занавески на окнах стали пепельного цвета, и по улице проехал верховой, но ни одна собака не откликнулась на зычные шаги лошади, с трудом месившей раскисшую дорогу.
   Русанда вдруг затосковала по своему дому, где легче мечталось и откуда рукой подать до того, который только что сказал ей "милая".
   8
   Георге почти не помнил своего отца: еще не мог взбираться к нему на колени, когда остался сиротой. Может, он всего несколько раз за свою жизнь произнес слово "отец", а может, и ни разу. И научился сам делать себе игрушки, и ел виноград только с хлебом, чтобы было сытнее. Возможно, он слишком рано понял, почему их пшеница поспевает позже, чем у других, почему каждую субботу дядя его Петря приходит к ним смазывать телегу и почему, когда он ходит колядовать, люди дают ему два бублика, а остальным ребятам только по одному.
   В десять лет он уже ездил пахать, цепляя плуг за задок телеги, - ни поднять, ни снять не хватало еще сил. И так из года в год он оставлял свое детство в играх других мальчишек, а сам чуть свет выезжал в поле, где самой лучшей сказкой был обеденный отдых, самым лучшим товарищем - вороной жеребенок и самой красивой игрушкой - прямая, с теплой гривой борозда. И ночью ему снились рожь, и плуг, и жеребенок, но никогда не снились калитка, звезды и девичьи глаза. И если он был удручен, это означало, что у него плохо взошла рожь; если вечером, вернувшись с поля, он наклонялся приласкать собаку, значит, он хорошо поработал в тот день. А если и одолевала какая-нибудь мелодия, он насвистывал ее, пока шел за водой, чтобы не терять времени даром.
   Тяжелый труд сделал из него здоровенного парня, а вечные хлопоты научили спокойной и зрелой мысли. И вот тетушка Фрэсына вдруг увидела намного раньше, чем ожидала, что в доме вырос мужчина - хозяин; деревенские парни нашли еще одного товарища, на которого можно было всегда положиться, и, к великой радости девушек, на вечеринки стал приходить немного застенчивый, молчаливый черноволосый парень.
   Сядет, улыбнется и помолчит. Еще помолчит, еще улыбнется. Разговорить его, раскачать не было никакой возможности. Все эти игривые взгляды, намеки, перешептывания летели как пушинки, не задевая его. Натруженный за день, он сидел себе в уголочке, улыбался, погруженный в заботы дня завтрашнего, старался поменьше слушать, пораньше смотаться, так что в конце концов родители местных красавиц стали смотреть на него недобрыми глазами и говорили промеж собой: