Видно было, что Федор Фёдорович, несмотря на профессиональное самообладание, рассердился не на шутку.
   — Ладно, — сказал он, стараясь сдерживаться. — Я хотел обсудить ещё один, последний вопрос… Насчёт…
   — Я в курсе, — подавляя раздражение, перебил его Платон. — Давайте вернёмся к началу. Вы сделали предложение, от которого я отказался. Потом — договор, оказавшийся ультиматумом. А теперь вы хотите со мной ещё что-то обсуждать. Я правильно понимаю? Федор Фёдорович! Вы какой ответ хотите от меня услышать? Что я вам сейчас все сдам, а потом буду покорно дожидаться, пока вы решите, как со мной правильнее обойтись с учётом как старых отношений, так и обнаружившейся неожиданно строптивости?
   — Хотите повоевать, — с тихой угрозой констатировал Федор Фёдорович. — Ну что ж. Я в общем-то готов. На пару минут буквально попрошу вашего внимания…
   Он раскрыл серую папку, перевернул несколько листов и стал, не поднимая глаз, монотонно читать.
   «…в ходе проведённой доследственной проверки было установлено наличие организованного преступного сообщества, систематически занимавшегося хищениями и контрабандой в особо крупных размерах. Анализ контрактов между „Инфокаром“ и Ассоциацией содействия малому бизнесу и прохождения денежных средств по этим контрактам убедительно свидетельствует, что все эти сделки являются фиктивными, не имеющими правовых последствий и заключёнными лишь для вида, с целью скрыть незаконный ввоз на территорию Российской Федерации транспортных средств без уплаты таможенных платежей. Выручка от реализации контрабандных автомобилей делилась между руководством „Инфокара“ и вышеуказанной Ассоциации поровну, отмывалась через ряд российских банков и зачислялась на счета в Швейцарии, Люксембурге и Соединённых Штатах Америки, обращаясь в пользу членов организованной преступной группы. В компетентные органы этих государств направлены соответствующие запросы. Оперативные данные указывают на то, что убийство руководителей Ассоциации граждан Российской Федерации П. Беленького, А. Пасько и Г. Курдюкова произошло по заказу руководства „Инфокара“ с целью воспрепятствовать расследованию уголовного дела о нарушениях таможенного законодательства. Прокуратура г. Москвы продолжает следствие по уголовному делу о доведении до самоубийства В. Сысоева, одного из руководителей „Инфокара“ и активного участника вышеуказанного преступного сообщества, непосредственно контактировавшего с П. Беленьким и другими. Специальная следственная бригада Генеральной прокуратуры РФ в настоящее время завершает проверку фактов, связанных с созданием открытого акционерного общества „СНК“, имевшим целью мошенническое присвоение личных средств граждан путём продажи незаконно выпущенных ценных бумаг, а также последующую преступную приватизацию ряда крупных предприятий. Материалы этой проверки могут быть использованы для завершения расследования уголовного дела об убийстве ещё одного руководителя „Инфокара“ М. Цейтлина, ответственного за юридическое сопровождение документов СНК и незадолго до убийства отстранённого от дел. На базе полученных в последнее время оперативных материалов появилась реальная возможность завершить расследование уголовного дела об убийстве вице-президента Первого Народного банка В. Корецкого, также организованном руководителями „Инфокара“ с целью хищения принадлежащих этому банку денежных средств и обращения их в свою пользу…»
   — Достаточно? — спросил Федор Фёдорович, оторвавшись от бумаг.
   Платон кивнул.
   — Не хватает кое-чего. Про наёмного убийцу Серёжку Терьяна ничего нет. Вы бы им подсказали, Федор Фёдорович. Если они этим займутся, вы лично вполне ценной информацией могли бы с ними поделиться. Если, конечно, решат вас допросить. И ещё. Хотелось бы на последнюю страницу взглянуть, там где подпись. Под этой бумажкой не Василий ли Иннокентьевич Корецкий, ваш покойный коллега, подписался?
   Федор Фёдорович аккуратно сложил бумаги обратно в папку, встал и вышел не попрощавшись и даже не взглянув на Платона. За ним последовал Папа Гриша, остановившийся в дверях и покрутивший у виска пальцем.
   Платон остался один.

Глава 53
Чем сердце успокоится

   «Если есть у тебя враг, не моли Бога о его кончине,
   ибо, умерев, он ускользнёт от всех земных зол».
Менандр

   Было сказано всё. Даже лишнее, вызванное к жизни разочарованием, злостью и раздражением. Эти же эмоции привели к полному забвению всего происшедшего в последние годы — начиная от бескорыстной помощи со злополучной поездкой Платона в Италию и с первым увольнением супостата Корецкого и заканчивая виртуозно организованным контрударом, после которого Корецкий вылетел из своего кабинета уже окончательно.
   Даже если бы Платон на секунду замолчал, остановился и попробовал спросить себя — в чём, собственно, была суть его разговора с Фёдором Фёдоровичем, то он вряд ли сейчас смог бы ответить. Потому что на переднем плане возникли два основных сюжета: чёрное предательство, иначе и не назовёшь, и придвинувшаяся вплотную угроза.
   Гнев и ощущение опасности — не лучшие советчики. Трудно логично мыслить и строить планы, когда внутри всё горит от ярости, а ладони — ледяные.
   Тем не менее, удалось детально прокрутить и отвергнуть шальную версию о глобальном заговоре олигархов, несомненно, осведомлённых о былых тесных связях Федора Фёдоровича с «Инфокаром» и напуганных предстоящим головокружительным усилением позиций Платона. Выдвинувший эту версию Ларри сам же и позвонил кое-кому из коллег по цеху — по пустяковым поводам.
   Завершив последний звонок, покачал головой:
   — Непохоже. Театральный институт, вроде, только Гусь заканчивал. Так что — непохоже. Это я зря. Тем более, что из них никого в Москве последнее время не было. Ты как думаешь — кто-нибудь из них мог такую штуку организовать, пока мы ещё были в Москве? Типа когда вы все с Валентинычем встречались.
   — Вряд ли, — сказал Платон. — Это точно вряд ли.
   — Тогда давай пока считать, что не они. Оставь ты бутылку в покое, в конце концов! Сейчас нас арестуют — там не очень-то поговоришь.
   — Сейчас не арестуют. Пока он в Москву не вернётся, время есть.
   — Будем ждать, пока вернётся?
   — Не будем, — несмотря на свирепый взгляд Ларри, Платон в очередной раз наполнил бокал, залпом выпил половину, сморщился. — Гадость. Резиной какой-то воняет. Позвони — пусть виски принесут. Мне так лучше думается.
   Дождавшись, когда официант удалится и плотно закроет за собой дверь, скороговоркой сформулировал позицию. Война так война — до победного конца. Я тебя породил, мне тебя и жизни учить. Никаких мыслей об эмиграции. Никакой добровольной сдачи. Ресурс? Есть ресурс. Московские взрывы с живыми свидетелями — раз. Липовые протоколы Фредди Крюгера — два… Не отдал ещё? Скотина! Ладно, это мы сейчас решим. Голая идея пока, надо все продумывать и готовить, но стратегически выглядит вполне нормально.
   — Если в третьей мировой войне, — сказал Ларри, глядя в потолок, — люди будут воевать атомными бомбами… И так далее. Нам это всё зачем нужно? Развалим страну к чёрту…
   — Нам это всё ни зачем не нужно! Я тебе просто рассказываю, как выглядит наш ресурс. Почему мы с Америкой никогда не воевали? Потому что они знали, какой у нас ресурс, а мы знали — какой у них. Сильно друг друга не любили, но воевать уж точно не хотели. Так и в этом конкретном случае. Он нам свой ресурс, считай, продемонстрировал. Теперь наша очередь. Я исхожу из того, что он не совсем идиот и последствия тут же просчитает. Дружбы не будет, исключено совершенно, но мирное сосуществование плюс отказ от завиральных идей, которыми его начинили, — вполне реально. Что ты на меня так смотришь? Считаешь, что я себя неадекватно повёл, когда говорил с ним?
   — Нет, — ответил Ларри. — Ты по-другому не мог, это раз. И по-другому было бы неправильно — это два. Просто пока мы тут корячились, я другого ожидал. Обидно, понимаешь…
   — Ну и обидно, ну и ладно. Мне, что ли, не обидно? Ты согласен с общей идеей?
   — Пожалуй. Этих двоих надо срочно за кордон вывозить. Шаг номер один.
   — Номер два. Мы пока не понимаем, что произошло. А должны понимать. Это и есть шаг номер один. Давай бумагу, карандаш и садись поближе.
   Картинка нарисовалась быстро, тем более, что не впервые.
   Несмотря на бурные события последних часов, новым было только отчётливое понимание, что Эф Эф по неизвестным пока причинам свихнулся. Несёт непостижимую чушь и, что особо важно, твёрдо намерен претворять её в жизнь посредством откровенного силового давления.
   Вопрос — он сам по себе внезапно одурел или ему кто-то активно помогает? Ответ непонятен, хотя предыстория отношений настойчиво наводит на мысль о наличии постороннего влияния. В этом месте поставим два жирных вопросительных знака и пойдём дальше.
   — Вот что, — сказал Платон. — Я сейчас изображу хронологию всяких интересных событий. И мы над этой хронологией немножко подумаем. Есть у меня странное ощущение, что ответ совсем рядом и что мы его даже практически не так давно нащупали, только не обратили внимания. Плесни капельку…
   — Не плесну, — проворчал Ларри.
   — Вот ты, оказывается, какой, — Платон быстрым движением перехватил бутылку и набухал полстакана. — Вредный, а ещё друг. Между прочим. Я тут обратил внимание на интересную штуку. В Институте я ведь практически не пил. Буквально один бокал сухого — и потом на неделю темп терял. А когда мы стали бизнесом заниматься, начал нормально пить и заметил, что и в поддатом виде вполне конкурентоспособен.
   — Слышал я уже эту байку. Сколько ты пил-то?
   — Немного. Но пил. Уж по сравнению с институтскими временами — небо и земля. Это, знаешь, что значит? Что я для бизнеса оказался больше приспособлен, чем для науки. А когда начались вот эти политические игры, то так вышло, что пить приходится вообще жуть сколько. И пока — тьфу-тьфу — все равно играю с хорошим плюсом. Может я — прирождённый политик, а? Макиавелли какой-нибудь реинкарнированный?
   — Половина пятого утра, — напомнил Ларри.
   — Начнём, тем не менее, сначала. Некто, — провещал Платон загробным басом и для пущего впечатления воздел вверх растопыренные ладони, — некто великий и ужасный одновременно со мной придумал сделать из нашего Эф Эфа президента России. Кощей Бессмертный какой-нибудь.
   — Почему Кощей?
   — Потому что великий и ужасный. Никакого грандиозного плана у Кощея не было, поэтому, совершив сие великое дело, он тихо почил на лаврах. Принимаем?
   — Нет.
   — Правильно. Не принимаем. Конечно, был план, про который мы ни фига не знаем, а Эф Эф его добросовестно отрабатывает. Значит что? Надо понять: первое — в чём суть грандиозного плана и где там слабые места, и второе — Эф Эф вообще в курсе или ему только инструкцию по пунктам сообщают? Сейчас поймём.
   — Он не в курсе, — сказал Ларри. — На что угодно готов спорить. Есть фактическое доказательство, что не в курсе.
   — Согласен. У меня тоже есть. Потом сравним. Давай займёмся планом. Будем восстанавливать скелет динозавра по косвенным признакам. Что мы, собственно говоря, наблюдаем? Великий Некто наладил Эф Эфа на кастрацию бизнеса. Все слова про пакт — бред собачий. Эф Эф сколько угодно может считать, что не бред, а на самом деле затевается большая чистка. И ещё. Перед выборами из Москвы попросили ведь не только олигархов. Под благовидным предлогом… Генералов тоже услали победу на выборах ковать. Так что ещё одна чистка не за горами. Все, кого в это время не было в Москве, пойдут под нож. Все! А партком имени Папы Гриши утвердит новые кадры, они-то и будут решать сверхзадачу. Какую?
   — Союз, что ли, восстанавливать?
   — Не-а. Этому делу наши нынешние генералы не помеха. Они с чем-то совершенно другим несовместимы… Со Штатами, например, дружить не хотят. Так со Штатами, судя по планам касательно бизнеса, никто и не рассчитывает подружиться всерьёз.
   — А бизнес зачем, как ты думаешь?
   — Знаешь, что мне сейчас пришло в голову, — протянул Платон. — Забавная штука. Представь себе, что сейчас раскулачат сотню богатеньких Буратин. Со всеми необходимыми приговорками насчёт восстановления справедливости и так далее. Народ как воспримет?
   — Вся страна неделю на радостях гулять будет. А то и месяц. Пока деньги не кончатся.
   — Вот. Всенародное единение. Консолидация нации плюс замена нынешней армейской верхушки. Такие штуки проделываются вовсе не потому, что кому-то попала шлея под хвост, а для предстоящего решения очень серьёзной, я бы сказал — геополитической задачи. Эф Эф у нас — кто угодно, только не геополитик. Поэтому поставленные ранее вопросительные знаки я стираю вот этим ластиком. Существование Кощея можно считать доказанным. Пишем — «Кощей». Согласен?
   — Мне и так понятно было, — сказал Ларри. — Не сам же Эф Эф пришёл в Кремль и в президенты попросился.
   — Ладненько. Предположим, что все сегодня в одночасье и произошло: бизнесменов — на фонари, генералов — к стенке. Фигурально выражаясь… Страна политически отмобилизована, построена и ест начальство глазами. Месяц, другой… Три — от силы, сколько можно простоять по стойке «смирно» с криками «ура»? Потом все начнёт сыпаться. Значит, у сверхзадачи есть конечный срок. За три месяца, грубо говоря, она должна быть решена. Вопрос — что это за сверхзадача?
   — Не чеченская война. Она уже идёт.
   — Во-первых, уже идёт. Во-вторых, это нам на всю жизнь, если на чеченцев не сбросить атомную бомбу. Которая, впрочем, тоже ничего не решит. Конечно, не чеченская война. Но! Чеченская война во всей этой истории категорически необходима, очень уж своевременно началась. Холодная фаза — со взрывов домов. Горячая фаза — с похищения Ильи Игоревича. Вот, кстати! Почему ты считаешь, что Эф Эфа за болвана держат?
   — Именно поэтому и считаю. Если бы за взрывами стоял Эф Эф, он бы Илью не прислал. Послал бы пешку, просто удостовериться, что мы его не разводим на ровном месте. Он про всё это — ни сном, ни духом, поэтому и послал ближнего.
   — Правильно рассуждаете, товарищ. Итак. У нас установлено существование некоего Кощея. При нём имеется коварный замысел, который пока успешно реализуется. Известно также о наличии неких временных рамок. Три месяца, скажем. Определены необходимые условия для успеха замысла — отсутствие оппозиции, всенародная поддержка и чеченская война. Где мы можем вклиниться и испортить песню? У тебя среди генералов друзья есть? Нет? У меня тоже нет. Предлагаю — с генералами не мешать, пусть разбираются, кто сколько оружия продал и всё такое. А вот насчёт всенародной любви… — Платон прищурился и произнёс обволакивающе-ласковым тоном: — Насчёт всенародной любви можем поучаствовать…
   В делах Ларри никогда не руководствовался эмоциями, они только мешали. Это вовсе не означало, что он их не испытывал. Вот и сейчас он почувствовал по отношению к Федору Фёдоровичу нечто вроде жалости. Все бедствия облыжно обвинённого во взрывах Аббаса просто ни в какое сравнение не могли идти с тем, каково придётся вознесённому на вершину власти человеку, если — вернее говоря, когда — информация просочится наружу. Он просто пока не понимает, иначе по-другому вёл бы себя, более аккуратно. Конечно, никому и никогда не удастся доказать, что Эф Эф отдавал приказ взрывать дома. Но зримая связь между взрывами и его стремительным вхождением во власть — несмываемое пятно и полный крах. Политический и человеческий.
   — Как пойдём? — подытожил он свои размышления.
   — Я напишу открытое письмо, — сказал Платон. — Сейчас посплю часок и напишу. С расчётом на то, что это письмо прочтёт именно Кощей. Да и Эф Эфу будет интересно. А потом ещё поговорим. Ты пока ничего не предпринимай.

Глава 54
Urbi еt orbi

   «А умный в одиночестве гуляет кругами,
   Он ценит одиночество превыше всего».
Булат Окуджава

   В одной из бесед с Фёдором Фёдоровичем Старик вежливо назвал инфокаровских начальников умными и аккуратными людьми. Теперь у него появилось дополнительное подтверждение правильности такой оценки. Точно выбрано время публикации — ни избранного президента, ни его ближайшего окружения в столице нет, совершают недельную триумфальную поездку по стране, и прервать поездку по очевидным причинам никак нельзя. Но и продолжение поездки ничего хорошего не сулило.
   Выстроенная предыдущим президентом информационная вертикаль монументально возвышалась только в пределах Московской кольцевой, втянув в себя центральные средства массовой информации. За пределами же Москвы существовали разрозненные региональные вертикальки, ориентированные на местных начальников. Относительно заоблачного личного рейтинга Федора Фёдоровича Старик не обманывался, прекрасно понимая, что — сегодня во всяком случае — губернаторы за вновь избранного на амбразуру не лягут.
   Это значит, что на каждой встрече с провинциальными журналистами Федора Фёдоровича будет поджидать некоторое количество весьма неприятных вопросов.
   — По поводу открытого письма, Федор Фёдорович. Как можете прокомментировать? И ещё. Здесь написано о неких материалах, которыми располагают спецслужбы. Что эти документы опровергают наличие чеченского следа во взрывах…
   Комментировать письмо Федор Фёдорович не станет, просто пожмёт плечами и скажет, что очень и очень многие пишут письма президенту страны, одни отправляют по почте, а другие, которые могут себе позволить, — вот таким специфическим образом, и в публичную полемику с одним из граждан страны президент втягиваться считает нецелесообразным. Не следует идти на поводу у некоторых личностей, маниакально стремящихся к мировой известности и явно считающих, что для этого подходят любые средства. Да и известная репутация автора письма только подтверждает правильность такой позиции.
   Что же касается каких-то материалов и документов, то Федор Фёдорович не понимает, о чём идёт речь. Спросил директора ФСБ, тот тоже не понимает. Соответствующие поручения даны, но никаких сенсаций ожидать не следует. Напротив, все собранные следствием доказательства однозначно свидетельствуют о том, что версия, озвученная Фёдором Фёдоровичем практически сразу после взрывов, является единственно правильной.
   Но какой бы прочной и неуязвимой ни была оборонительная позиция, она всегда хуже наступательной, потому что переход к обороне есть утрата темпа. Предвидимая, впрочем, утрата.
   Точно выверенная сила нанесённого удара тоже получила высокую оценку. Не были сожжены мосты, не прозвучало ни одного прямого обвинения, не была порвана ни одна ниточка, ведущая к возможным переговорам. Вежливое и достойное, с пальцем на спусковом крючке, приглашение к заключению мирного соглашения.
   Адресный характер послания — очень и очень неплохо. Это так называемое открытое письмо можно было бы разложить по нескольким десяткам конвертов и разослать тем, кто приучен читать между строк. Именно они и поймут приблизительно, о чём речь, а плебсу вполне будет достаточно общего впечатления о плохо мотивированном наезде на власть со стороны взбесившегося олигарха.
   Квалифицированная работа. Очень квалифицированная.
   Серьёзные выросли мальчики. Вполне серьёзные. Жаль, что нельзя использовать. Ещё более того жаль, что пойдут в расход. Но другого выхода нет, и беспощадная логика шансов не оставляет. Единственное, может быть, имеет смысл организовать с ними короткую встречу перед неизбежным финалом. Просто так — посмотреть в глаза. Поговорить по душам. Эти — поймут.
   Заметилось и то, что публикация письма произошла не в подвластных олигарху газетах, а в совершенно непричастных «Аргументах и фактах», да ещё и с пометкой «На правах рекламы». Многомиллионный тираж — раз, защита своих от неизбежного наезда — два, дополнительный реверанс в сторону оппонентов: реклама она и есть реклама — три.
   Очень неплохо.
   Как сказано в мультипликационном фильме: «Если бы у меня была вторая жизнь, я провела бы её тут, в Простоквашино». Показывали недавно днём. Была бы другая жизнь, да были бы другие задачи, лучше этих некого и подобрать. Однако это всё лирика и стариковские мечтания, а надо принимать решение.
   Потому что — более некому.
   — Вот что, голубчик, — рассеянно сказал Старик возникшему в дверях адъютанту, — соедини-ка ты меня с господином Кондратовым. Или лучше попроси его заехать сюда, если он в Москве. Быстренько только. А то мне спать пора.
   Кондрат оказался в Москве, но заезжать отказался. Не смог по состоянию здоровья. Пришлось ограничиться телефонным разговором.
   — Здорово, братишка, — ласково сказал Старик. — Как здоровье? Как наши с тобой дела? Извини, что оба вопроса совместились…
   — Привет, Тимка, — прокаркал Кондрат, — я тут в больницу на процедуры заскочил, ты уж не серчай. Здоровье — никуда совершенно. Дела наши — нормальные. Под контролем все. Разве что… Я как раз тебе собирался позвонить… Вот эти вот… Которые там… Главные… Двое их… Понял меня?
   — Понял, понял.
   — Да. У моих там к ним вопросы, типа по бизнесу. Не возражаешь? Я ж ребятам запретить не могу, не по правилам получится. Если скажешь, конечно, то уважу, но мои тогда мне счёт выкатят. Как делать будем?
   — Я в твои дела, Кондрат, — сказал Старик, — никак не могу вмешиваться. В дела твоих ребят — тем более. Сами разбирайтесь.
   Кондрат помолчал.
   — Слышь! Там вокруг всякого народу… Синие, красные… Не поможешь?
   — Сами разберётесь. Сумеешь?
   — Да. То есть — ни с кем? Все сами?
   — Ещё вопросы есть?
   — Да нет, в общем-то. Этих, которых надобно…
   — Не надобно. Обсуждали уже.
   — Ну все. Лады. Меня на процедуры ща повезут.
   — Кондрат, — сказал Старик, — есть личное пожелание. Несущественное.
   — Слушаю тебя внимательно.
   — Этих, которых надобно, их, подчёркиваю, не надобно. Совсем. А вот из этих двоих… Которые главные… Понял меня?
   — Да.
   — Вдруг так получится, что кто-то один из них… Или оба… Короче говоря, могли бы сгодиться. Мне лично. Но это только не в помеху основному делу. И в бизнес твой я не мешаюсь, и вообще. Так, пожелание.
   — Передам, — пробурчал Кондрат. — Все. Приехали за мной. Пока, Тимка.
   — Пока, Кондрат. Удачи.

Глава 55
Блокгауз

   «Нож и ночь — вот закон упорный,
   Столб с петлёю — вот верный дар,
   По зрачкам только ветер горный
   Да разбойничий перегар».
Эдуард Багрицкий

   Дальше события развивались так.
   Кондрат, несомненно разозлённый неприличным поведением ахметовских дружков, в разговоре с Фредди несколько спутал полученные директивы. Если с тобой беседуют на птичьем языке, да ты при этом ещё находишься в больничке, то вполне можно и ошибиться. Которых надобно, тех, понимаешь, уже не надобно, а кого не надобно, тех вынь да положь… Чего надобно? Почему не надобно? О чём, вообще, речь?
   Тем более что двое, которых ныне не надобно, их и раньше не шибко было надобно — вроде бы, речь только о документах шла. И тогда ещё Кондрат решил, что кукиш вам, потому что документы — так, бумажки, пустая и никчёмная вещь, а живой человек намного полезнее на случай, если обещанные деловые переговоры застопорятся. Что же касается двоих главных, относительно которых прозвучала личная просьба, то просьба эта была не особо убедительной.
   — Парня с девкой, — распорядился Кондрат, — живыми и здоровыми доставишь в Кандым. А этих сук — тебе отдаю. Можешь порвать. Два дня на все. Понял?
   Фредди понял. На обе операции одновременно людей всё равно не хватало, где прячут американку с азером выяснить не удалось, поэтому сперва разберёмся с Солнечной улицей. Это нетрудно, так как местность разведана, в охране по большей части лопухи, а на ноже хоть кто-то да скажет, где искать.
   Первым делом надо чем-нибудь занять красных, чтобы не путались в чужую разборку. У Фредди был разработан железный план.
   Любимый народный герой Федор Сухов, товарищ Сухов, вполне обоснованно жаловался на сложность Востока. Будь он занят установлением Советской власти на Кавказе, весьма вероятно, что жалоба эта была бы ещё более обоснованной.
   Демократию в регионе внедрили в начале девяностых, полагая, очевидно, что демократически выраженная воля большинства будет воспринята всеми, включая и проигравшее меньшинство, цивилизованно и спокойно. Такое странное заблуждение уже неоднократно аукалось в разных уголках России, потому что большинство лениво отбрёхивалось, что оно большинство по закону и понятиям, а меньшинство вопило на всех углах, что всех купили, все нарушили и надо переголосовывать.
   Но исконно русский избиратель, будучи мудрым, тихим и православным, быстро успокаивался и возвращался к привычным для него делам, предоставляя правдоискательство профессиональным горлопанам, как правило — чуждой национальности.
   Кавказский же электорат, сколь бы мудрым он ни являлся, никак нельзя назвать ни православным, ни тем более тихим. Приплюсуйте к этому избыток свободного времени, вызванный невиданной безработицей. И учтите, что кавказское волеизъявление традиционно базируется на взрывоопасной смеси из национальных, религиозных и клановых предпочтений.