— И подтверждение этому наши собаки, — добавил все тот же гвардеец. По-видимому, с ними это самое и случилось.
   — Что за черт? Куда ж они делись? — воскликнули хором гвардейцы.
   И хозяева пропавших собак принялись звать их по имени или свистать особым, известным им образом, но ни одна не откликнулась ни на зов, ни на свист.
   — А что, если это заколдованная пещера! — вскричал Бикара. — Ну что ж! Посмотрим.
   И, соскочив с коня, он вошел в нее.
   — Погоди, погоди! Я пойду с тобой! — крикнул одни из гвардейцев, видя, что Бикара готов уже исчезнуть в ее полумраке.
   — Нет, не надо, — отвечал Бикара, — тут и в самом деле что-то загадочное. Незачем рисковать всем сразу. Если через десять минут я не вернусь, входите, но в этом случае входите уже все вместе.
   — Пусть так, — согласились с ним молодые люди, не видевшие в предприятии Бикара опасности для него. — Хорошо, мы подождем.
   И, не сходя с лошадей, они собрались в круг возле входа в пещеру.
   Между тем Бикара один, в полном мраке, ощупью пробирался по подземному ходу, пока не наткнулся на мушкет Портоса. Препятствие, с которым встретилась его грудь, удивило его, и, протянув руку, он ухватился за холодное как лед дуло мушкета.
   Нож Ива был уже занесен над молодым человеком, и тот неминуемо пал бы от страшного удара бретонской руки, но в последний момент ее остановила железная рука Портоса. В непроглядной тьме послышался голос, похожий на глухое рычание:
   — Не хочу, чтоб его убивали.
   Бикара оказался между неведомым ему покровителем и тем, кто покушался на его жизнь; и тот и другой внушали ему одинаковый ужас. Несмотря на всю свою храбрость, он дико вскрикнул. Платок Арамиса, которым тот зажал ему рот, заставил его замолчать.
   — Господин де Бикара, — зашептал ваннский епископ, — мы не хотим вашей смерти, и вы должны верить этому, если узнали нас, но при первом же слове, сорвавшемся с ваших уст, при первом стоне, при первом вздохе мы будем вынуждены убить вас, как убили ваших собак.
   — Да, господа, я вас узнаю, — так же шепотом ответил молодой человек.
   — Но каким образом вы тут оказались? Что вы тут делаете? Несчастные!
   Несчастные! Я считал, что вы в крепости.
   — А вы, сударь, вы, сколько помнится, должны были добиться для нас известных условий?
   — Я сделал, что мог, господа, но… но существует определенный приказ…
   — Расправиться с нами?
   Бикара ничего не ответил. Ему было тягостно говорить с дворянами о веревке.
   Арамис понял молчание своего пленника.
   — Господин Бикара, вы были бы уже трупом, если б мы но приняли во внимание вашу молодость и наши давние связи с вашим отцом; вы и теперь можете выйти отсюда, поклявшись, что не станете рассказывать вашим товарищам о том, что видели здесь.
   — Не только клянусь, что ничего не стану рассказывать, — проговорил Бикара, — но клянусь также и в том, что сделаю все, лишь бы помешать им проникнуть сюда.
   — Бикара! Бикара! — донеслось снаружи несколько голосов.
   — Отвечайте! — приказал Арамис.
   — Я здесь! — прокричал Бикара.
   — Идите! Мы полагаемся на ваше честное слово.
   Бикара двинулся по направлению к свету. В пещере показались силуэты нескольких человек. Бикара бросился навстречу друзьям, чтобы вернуть их назад. Он столкнулся с ними в начале подземного коридора, и который они уже успели войти.
   Арамис и Портос насторожились, как люди, жизнь которых повисла на волоске.
   Бикара, сопровождаемый своими друзьями, дошел до выхода из пещеры.
   — О, о! — заметил один из них, когда они вышли на свет. — Какой же ты бледный!
   — Бледный? — вскричал другой. — Ты хочешь сказать — зеленый!
   — Что вы! — проговорил Бикара, стараясь взять себя в руки.
   — Что, ради бога, скажи, что с тобой приключилось? — раздалось сразу несколько голосов.
   — В твоих жилах, мой бедный друг, не осталось ни капли крови, — предположил кто-то.
   — Господа, не шутите, ему сейчас станет дурно, и он грохнется в обморок. У кого есть нюхательная соль?
   Все разразились хохотом. Все эти словечки, эти остроты носились вокруг бедного Бикара, как пули в гуще сражения. Пока продолжался этот ливень вопросов, Бикара успел немного прийти в себя.
   — Что я, по-вашему, мог там увидеть? Мне было жарко, когда я спускался в эту пещеру, там меня сразу охватил ледяной холод, вот и все.
   — Но собаки? Что сталось с собаками? Ты видел их? Ты что-нибудь знаешь о них?
   — Они побежали, надо думать, другим путем.
   — Господа, — начал один из молодых людей, столпившихся вокруг Бикара.
   — Во всем этом, в бледности и молчании нашего друга заключена тайна, которую он не может или не хочет открыть. Но, по-моему, дело ясное — Бикара что-то видел в пещере. Мне любопытно взглянуть, что же это такое, даже если это сам дьявол. В пещеру, друзья, в пещеру!
   — В пещеру! — повторили за ним и все остальные.
   Эхо донесло эти слова к Портосу и Арамису, воспринявшим их как грозное предупреждение. Бикара, устремившись вперед и загораживая дорогу товарищам, прокричал:
   — Господа, господа! Ради бога, умоляю вас, не входите!
   — Но что же страшного в этой пещере?
   — Говори, Бикара!
   — Несомненно, он видел в ней дьявола, — засмеялся тот, кто первым высказал это предположение.
   — Если он и в самом деле видел в ней дьявола, пусть не будет в таком случае эгоистом, пусть позволит и нам поглядеть на него, — закричали со всех сторон.
   — Господа, господа, умоляю вас! — настаивал Бикара.
   — Дай же пройти!
   — Умоляю вас, не входите!
   — Ты же входил!
   Конец этим препирательствам положил один офицер, человек более зрелого возраста, чем все остальные. Он все время молча стоял позади и до этого не промолвил ни слова. Выйдя вперед, он произнес невозмутимо спокойным тоном, составлявшим контраст с царившим кругом оживлением:
   — Господа, в пещере действительно кто-то или что-то таится. Не будучи дьяволом, это нечто смогло заставить, однако, замолчать наших собак. Надо узнать, что же представляет собой это нечто.
   Бикара сделал последнюю попытку не пустить в пещеру товарищей, но его усилия оказались напрасными. Тщетно цеплялся он за выступы скал, чтобы загородить проход своим телом; толпа молодых людей ворвалась в пещеру, следуя за офицером, который заговорил последним, но первым, со шпагой в руке, бросился навстречу Незримой опасности.
   Бикара, отброшенный в сторону и лишенный возможности идти вслед за друзьями, так как в последнем случае он был бы в глазах Портоса и Арамиса предателем и Клятвопреступником, в мучительном ожидании, со все еще умоляюще протянутыми руками, прислонился к шероховатой стене утеса, надеясь, что и здесь его смогут поразить пули мушкетеров Людовика Тринадцатого.
   Что до гвардейцев, то они уходили все дальше и дальше, и их голоса становились все глуше. Вдруг, прогремев под сводами, точно гром, раздался грохот мушкетов. Две-три пули расплющились об утес, у которого стоял Бикара. В то же мгновение послышались вопли, проклятья, стоны, и вслед за тем из подземелья стали выбегать офицеры. Иные из них были бледны как смерть, другие залиты кровью, и все окутаны густым дымом, валившим из глубины пещеры наружу.
   — Бикара, Бикара! — кричали разъяренные беглецы. — Ты знал о засаде в пещере и не предупредил нас об этом! Бикара, ты причина смерти четверых наших! Горе тебе, Бикара!
   — Это ты виноват в том, что меня ранили насмерть, — прохрипел один из молодых людей, собирая в горсть свою кровь и обрызгав ею лицо Бикара, пусть же кровь моя падет на тебя!
   И он в агонии свалился у ног Бикара.
   — Но скажи, скажи наконец, кто там скрывается! — послышалось несколько бешеных голосов.
   Бикара молчал.
   — Скажи или умрешь! — крикнул раненый, становясь на колено и поднимая на Бикара бессильный клинок.
   Бикара подбежал к нему и подставил свою грудь под удар, но раненый упал с тем, чтобы никогда уже не подняться, испуская последний вздох.
   Бикара с взъерошенными волосами, с блуждающим взглядом, окончательно потеряв рассудок, бросился внутрь пещеры, горестно восклицая:
   — Да, да, вы правы! Меня нужно убить! Я допустил, чтоб погибли мои товарищи! Я подлец!
   И, отшвырнув с силою шпагу, чтобы отдать свою жизнь не защищаясь, Бикара, опустив голову, прыгнул в темноту подземелья. Одиннадцать оставшихся в живых из шестнадцати устремились за ним.
   Но им не удалось пройти дальше, чем первым: новый удар уложил на холодном песке еще пятерых, и так как не было никакой возможности определить, откуда вылетают эти смертоносные молнии, остальные отступили в неописуемом ужасе.
   Но Бикара, живой и невредимый, не бежал с остальными; он сел на обломок скалы и стал ждать дальнейших событий.
   Оставалось только шесть офицеров.
   — Неужели, — заговорил один, — это и в самом деле сам дьявол?
   — Гораздо хуже, — бросил в ответ другой.
   — Давайте спросим у Бикара; ему это, бесспорно, известно — Но где он?
   Молодые люди, осмотревшись вокруг, так и не нашли Бикара.
   — Он убит! — раздалось два-три голоса.
   — Нет, — возразил кто-то из офицеров. — Я видел его в дыму, уже после залпа; он в пещере; он уселся на камень; он дожидается нашего возвращения.
   — Он, конечно, знает, кто там — Но откуда?
   — Он был в плену у мятежников.
   — Верно. Давайте позовем его и узнаем, кто наши врат.
   И все принялись кричать:
   — Бикара! Бикара!
   Но Бикара не ответил.
   — Хорошо, — сказал офицер, тот самый, который показал себя в этом деле столь хладнокровным, — он нам больше не нужен, сюда идут подкрепления.
   И действительно, отряд гвардейцев, человек в семьдесят пять или восемьдесят, отставший от офицеров, которых увлек пыл охоты, приближался в полном порядке под начальством капитана и старшего лейтенанта Пять офицеров подбежали к своим солдатам и, рассказав с вполне понятным волнением и красноречием о случившемся, обратились к ним с просьбой о помощи.
   Капитан, перебив их, спросил:
   — Где ваши товарищи?
   — Пали.
   — Но вас было шестнадцать.
   — Десять убито, Бикара в пещере, остальные пять перед вами.
   — Бикара в плену?
   — Возможно.
   — Нет, нет, вот он! Смотрите!
   Бикара и в самом деле показался у выхода из пещеры.
   — Он подает нам знак приблизиться, — заметили офицеры. — Идем!
   И все направились к Бикара.
   — Сударь, — обратился к нему капитан, — меня уверяет, будто вы знаете, кто те люди, которые так отчаянно защищаются в этой пещере. Именем короля приказываю оказать все, что вам известно.
   — Господин капитан, — отвечал Бикара, — вы не должны больше давать мне приказаний подобного рода: меня только что освободили от честного слова, и я являюсь к вам от имени этих людей.
   — Сообщить, что они сдаются?
   — Сообщить, что они полны решимости драться до последнего вздоха.
   — Сколько же их?
   — Двое.
   — Их двое, и они хотят диктовать условия?
   — Их двое, но они убили уже десятерых наших.
   — Что же это за люди? Титаны?
   — Больше. Вы помните историю бастиона Сен-Жерве, господин капитан?
   — Еще бы! Четверо мушкетеров сопротивлялись там против целой армии.
   — Так вот, двое из этих мушкетеров в пещере.
   — Как их зовут?
   — Тогда их звали Портосом и Арамисом. Теперь их зовут господин д'Эрбле и господин дю Валлон.
   — Ради чего они все это делают?
   — Они удерживают Бель-Иль для господина Фуке.
   При упоминании двух этих имен, прославленных имен Портоса и Арамиса, среди солдат пробежал восхищенный шепот.
   — Мушкетеры, мушкетеры, — повторяли они.
   И у всех этих отважных юношей при мысли о том, что им предстоит сразиться с двумя самыми прославленными вояками старой армии, сердце замирало от ужаса, смешанного с восторгом. И в самом деле, эти четыре имени — д'Артаньян, Атос, Портос и Арамис — были глубоко почитаемы всяким, кто носил шпагу, подобно тому как в древности почитались имена Геракла, Тесея, Кастора и Поллукса.
   — Два человека! — вскричал капитан. — И двумя залпами они убили десять моих офицеров! Это невозможно, господин Бикара!
   — Господин капитан, — отвечал Бикара, — я не говорил вам о том, что с ними нет еще двух или трех человек; ведь и у мушкетеров бастиона Сен-Жерве было трое или четверо слуг. Но поверьте мне, я видел этих людей, я был взят ими в плен, я знаю, что они представляют собой; они вдвоем в состоянии истребить целый корпус.
   — Мы это увидим, и очень скоро. Внимание, господа!
   После этого ответа никто не позволил себе ни одного слова: все приготовились беспрекословно повиноваться своему начальнику.
   Один Бикара решился на последнюю попытку остановить капитана.
   — Сударь, — сказал он вполголоса, — поверьте мне, пойдемте своею дорогой; эти два человека, эти два льва, на которых мы нападаем, будут защищаться до последнего вздоха. Они уже убили десятерых наших, они убьют вдвое больше и кончат тем, что убьют себя, но они не сдадутся. Что мы выиграем от подобной победы?
   — Мы выиграем, сударь, то, — отвечал капитан, — что оградим себя от позора, который неминуемо пал бы на нас, если бы восемьдесят королевских гвардейцев отступили перед двумя мятежниками. Последовав вашим советам, я потеряю честь, — а лишившись чести, я опозорю всю армию. Вперед!
   И он первый направился к пещере. Дойдя до входа, капитан велел солдатам остановиться.
   Он сделал это затем, чтобы дать Бикара и его товарищам время рассказать подробнее о пещере, затем, когда ему показалось, что для знания обстановки полученных сведений совершенно достаточно, он разделил свой отряд на три взвода, которые должны были двигаться один за другим и вести огонь по всем направлениям. Несомненно, что при этой атаке можно потерять еще пять человек, может быть, даже десять, но, разумеется, дело кончится тем, что мятежники будут взяты, так как другого выхода из пещеры не существует, и в конце концов не смогут же двое перебить восемьдесят человек, — Господин капитан, — попросил Бикара, — разрешите идти в голове первого взвода.
   — Хорошо! — отвечал капитан. — Такая честь принадлежит вам по праву.
   Делаю вам этот подарок.
   — Благодарю вас! — произнес молодой человек со всей твердостью, свойственной его роду.
   — Берите же шпагу!
   — Я пойду без оружия, господин капитан, я иду не для того, чтобы убивать, я иду, чтобы быть убитым.
   И, став впереди первого взвода, с непокрытой головой И скрещенными на груди руками, он произнес:
   — Вперед, господа!

Глава 30. ПЕСНЬ ГОМЕРА

   Пора, однако, перенестись в другой стан и показать как бойцов, так и обстановку, в которой происходил этот бой.
   Арамис и Портос укрылись в пещере Локмария, где их ожидали трое бретонцев и снаряженная к плаванию лодка. Они надеялись протащить ее к морю, утаив, таким образом, и приготовления к бегству, и самое бегство.
   Появление лисицы и своры собак принудило их отказаться от первоначального плана и остаться на месте.
   Пещера тянулась приблизительно на шестьсот футов и выходила на откос берега, поднимавшегося над крошечной бухточкой Некогда — в те времена, когда Бель-Иль назывался еще Калонезом, — Локмария была храмом, посвященным языческим божествам, и в ее таинственных гротах не раз совершались человеческие жертвоприношения.
   В первый грот попадали по пологому спуску, низко нависающий свод которого был образован беспорядочным нагромождением скал. Неровный, весь в трещинах и расщелинах пол и острые, торчащие сверху камни грозили на каждом шагу неожиданной опасностью. Таких гротов, последовательно опускавшихся в сторону моря, в пещере Локмария было три. Они соединялись друг с другом несколькими грубыми, выбитыми в камне огромными ступенями, перилами для которых справа и слева служила скала.
   В последнем гроте свод опускался настолько низко и проход становился до того узким, что протащить в этом месте баркас было делом почти невозможным; борта его упирались в стены прохода. Но в моменты отчаяния, овладевшего человеком, дерево, уступая человеческой воле, становится гибким, а камень — податливым.
   На это и рассчитывал Арамис, когда, приняв навязанный ему бой, решился на бегство, несомненно опасное, поскольку не все осаждающие были убиты, опасное также и потому, что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств предстояло бежать среди бела дня, на глазах побежденных, которые, обнаружив, как ничтожна горсточка беглецов, не преминут, конечно, преследовать победителей.
   После того как двумя залпами было уничтожено десять гвардейцев, Арамис, знавший все закоулки пещеры, отправился осмотреть трупы убитых, но так как дым мешал ему видеть, он обошел мертвецов одного за другим и таким образом сосчитал потери врага. Возвратившись, он велел тащить баркас дальше, к большому камню, запиравшему своею громадой спасительный выход к морю.
   Портос взялся обеими руками за лодку и принялся изо всех сил толкать ее вперед по проходу; бретонцы поспешно перекладывали катки. Так спустились они в третий грот и добрались до камня, преграждавшего выход.
   Ухватив этот гигантский камень у основания, Портос уперся своим могучим плечом в вершину его и толкнул камень с такой невероятною силой, что он затрещал. Со свода посыпался мусор, поднялось целое облако пыли.
   Вместе с пылью и мусором упали также останки десяти тысяч поколений морских птиц, гнезда которых так прочно лепились к скале, как если бы их связывал с нею цемент.
   При новом толчке Портоса камень уступил и пошатнулся. Упираясь спиною в ближайшие скалы и нажимая ногою, Портос вырвал его наконец из груды известняка, на которой покоилось и было закреплено его основание.
   После падения камня в пещеру ворвался ослепительный дневной свет, и взорам восхищенных бретонцев открылось синее море. Тотчас же вместе с Портосом потащили они баркас через эту последнюю баррикаду. Еще сотня футов, и он соскользнет в океан.
   Как раз в это время прибыл отряд, разделенный капитаном на взводы для решительного штурма позиции беглецов.
   Чтобы оградить товарищей от внезапного нападения, Арамис непрерывно наблюдал за гвардейцами. Он видел, как к ним подошло подкрепление, и, подсчитав его численность, убедился с первого взгляда в неминуемой гибели, угрожающей ему и его товарищам, если они ввяжутся в новую схватку.
   Но пускаться в море, открывая врагу доступ в пещеру, было бы совершенно бессмысленно. В самом деле, свет, проникавший теперь в два последних грота пещеры, выдаст солдатам баркас, приближающийся на катках к бухте, и обоих мятежников на расстоянии мушкетного выстрела, и первый же залп гвардейцев если не уложит всех пятерых мореплавателей, то, во всяком случае, оставит в лодке пробоины.
   Больше того, даже если предположить, что баркасу в всем тем, кто в нем находится, удастся на этот раз ускользнуть от погони, то не будет ли немедленно подан сигнал тревоги? И не будут ли немедленно оповещены о случившемся корабли королевского флота? И не будет ли несчастная лодка, за которой гонятся по морю и которую подстерегают на суше, захвачена еще до наступления ночи? В бешенстве теребя свои усеянные сединой волосы, Арамис призывал на помощь и бога и дьявола.
   Поманив Портоса, который в этих хлопотах с лодкой значил больше, чем катки и бретонцы, взятые вместе, он зашептал ему на ухо:
   — Друг твой, к нашим врагам прибыло подкрепление.
   — А, — спокойно ответил Портос. — Что же нам теперь делать?
   — Возобновлять бой было бы очень рискованно.
   — Еще бы, — подтвердил Портос, — ведь трудно предположить, чтобы одного из нас не убили, ну а если будет убит один, то и другой, конечно, покончит С собой.
   Портос произнес эти слова с тем безыскусственным героизмом, который проявлялся в нем всякий раз, когда к этому бывал подобающий повод. Арамис почувствовал себя так, точно его укололи в самое сердце.
   — Ни вас, ни меня не убьют, друг Портос, если вы сможете выполнить план, которым я хочу поделиться с вами.
   — Говорите!
   — Эти люди собираются спуститься в пещеру.
   — Да.
   — Мы перебьем человек пятнадцать, не больше, — Сколько же их? — спросил Портос.
   — К ним прибыло подкрепление в количестве семидесяти пяти человек.
   — Семьдесят пять и пять — значит, восемьдесят. Да!..
   — Если они станут стрелять все вместе, то их пули изрешетят нас в одно мгновение.
   — Разумеется.
   — Не считая того, что от грохота выстрелов возможны обвалы.
   — Только сейчас обломок скалы разодрал мне плечо, — заметил Портос.
   — Вот видите!
   — Это сущие пустяки.
   — Давайте быстро примем решение. Пусть наши бретонцы продолжают катить лодку к морю. А мы вдвоем останемся здесь и будем охранять порох, мушкеты и пули.
   — Но вдвоем, дорогой Арамис, нам никогда не дать одновременно трех выстрелов, — простодушно сказал Портос, — дело со стрельбой из мушкетов не выйдет. Этот способ никуда не годится.
   — Найдите другой.
   — Нашел! — вскричал великан. — Вооружившись железным ломом, я укроюсь за выступом, и когда они начнут приближаться волна за волной, невидимый и неуязвимый, примусь колотить по их головам, нанося тридцать ударов в минуту. Ну, что вы скажете о моем плане? Нравится ли вам мое предложение?
   — Великолепно, дорогой друг, превосходно. Я вполне одобряю его, но вы испугаете их, и половина из них оцепит пещеру, чтобы взять нас измором.
   Нам нужно уничтожить весь отряд до последнего человека; достаточно одного оставшегося в живых, и он нас погубит.
   — Вы правы, друг мой, — но скажите, как же завлечь их сюда?
   — Не шевелясь, мой добрый Портос.
   — Ну что ж! Замру и не пошевельнусь, а когда они соберутся все вместе?
   — Тогда предоставьте действовать мне, у меня есть мысль.
   — Если так и ваша мысль хороша… а она должна быть хорошей, ваша мысль… я спокоен.
   — В засаду, Портос, и ведите счет входящим.
   — Ну а вы? Что вы собираетесь делать?
   — Обо мне не тревожьтесь, у меня есть свои заботы.
   — Я слышу голоса.
   — Это они. Занимайте свой пост! Стойте так, чтобы я мог достать вас рукой и вы могли бы услышать меня.
   Портос скрылся во втором гроте, где было совершенно темно. Арамис проскользнул в третий. Гигант держал в руке лом весом в пятьдесят фунтов. Он с поразительной легкостью орудовал этим ломом, которым при перетаскивании баркаса пользовались как рычагом.
   Между тем бретонцы продолжали катить лодку к откосу.
   Арамис, нагнувшись, стараясь остаться незамеченным, занимался в освещенной части пещеры каким-то таинственным делом.
   Послышалась отданная во весь голос команда. Это был последний приказ капитана. Двадцать пять человек, миновав спуск, вбежали в первый грот и открыли огонь. Загремело эхо, засвистели вдоль сводов пули, и густой дым затянул пещеру.
   — Налево, налево! — кричал Бикара, который при первой атаке заметил проход, соединявший первый грот со вторым; возбужденный запахом пороха, он хотел направить своих людей в эту сторону.
   Взвод бросался влево; проход становился все уже. Бикара, протянув руки, обрекая себя неминуемой смерти, шел впереди солдат.
   — Живее! Живее! — звал он. — Я уже различаю свет!..
   — Бейте, Портос! — замогильным голосом скомандовал Арамис.
   Портос вздохнул, но повиновался приказу. Железная палица упала на голову Бикара, и тот был мгновенно убит, так и не докончив начатой фразы.
   Ужасный рычаг в течение десяти секунд десять раз поднялся и столько же раз опустился. Десять трупов осталось перед Портосом.
   Солдаты ничего не видели; они слышали крики, слышали предсмертные хрипы, они наступали на трупы, падали, поднимались, натыкались один на другого, но все еще не понимали происходящего. Неумолимая палица, продолжая обрушиваться на головы королевских гвардейцев, полностью уничтожила первый взвод, и это произошло настолько бесшумно, что ни один звук не долетел до второго отряда, который спокойно продвигался вперед.
   Солдаты этого взвода, наступавшего под командой самого капитана, сломали, впрочем, чахлую елку, прозябавшую на берегу, и, связав ее смолистые ветви в пучок, снабдили начальника своего рода факелом.
   Добравшись до второго грота, где Портос, подобно библейскому ангелу-мстителю, уничтожил все, к чему прикоснулась его рука, первый ряд в ужасе отступил. На стрельбу гвардейцев никто не ответил ни одним выстрелом, а между тем люди наткнулись на груду трупов; они шли по крови в буквальном смысле этого слова.
   Портос все еще скрывался за своим выступом.
   Увидев при колеблющемся свете, отбрасываемом пылающей елью, картину этого потрясающего побоища и тщетно силясь понять, как же это произошло, капитан попятился к выступу, за которым стоял Портос. В то же мгновение гигантская рука, протянувшись из тьмы, схватила за горло несчастного капитана; капитан захрипел; его руки взмахнули в воздухе, факел вывалился из рук и погас, зашипев в луже крови. Через секунду тело капитана шлепнулось рядом с погасшим факелом. Еще один труп прибавился к горе трупов, преграждавших солдатам путь.
   Все это произошло с непостижимой таинственностью, словно по волшебству. Солдаты, шедшие следом за капитаном, обернулись на его хрип.
   Они увидели его распростертые в воздухе руки, вылезшие из орбит глаза; потом, когда факел упал, все погрузилось в кромешную тьму.
   Бессознательно, непроизвольно, инстинктивно оставшийся в живых лейтенант закричал:
   — Огонь!
   Тотчас же затрещали, загремели, загрохотали, гулко отдаваясь в пещере, мушкетные выстрелы; со сводов начали падать обломки огромной величины. Пещера на мгновение осветилась вспышками выстрелов, но затем в ней стало еще темнее из-за застелившего ее дыма. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь топотом солдат третьего взвода, которые входили в пещеру.