Страница:
— Лиззи, там воск, а не кровь. — Джордж покровительственно похлопал сестру по коленке.
Йен рассмеялся. Фелисити тоже. У Йена потеплело на сердце.
— Извините меня, — сказал он. — Мне не следовало на вас давить, раз вы не хотели идти в эту чертову комнату.
Фелисити смущенно улыбнулась.
— Все нормально. Вы же не знали, что там будет. — Она посмотрела на Джорджа. — К тому же он все равно пошел бы туда, не дожидаясь разрешения.
— Возможно, — с облегчением произнес Йен.
Воцарилось дружелюбное молчание. Кто бы мог подумать, что он с таким удовольствием будет трястись в карете с тремя сорванцами, школяром и их чопорной сестрицей? Он не общался с детьми с самого детства, когда играл с кузенами, и, видимо, соскучился по ним.
Карета остановилась, Йен выглянул в окно и увидел ярко освещенный готический вход в Тейлор-Холл. Дверца открылась, мальчики вылезли, притихшие, усталые. Кучер помог Фелисити выйти, она обернулась и протянула руки, чтобы взять Уильяма.
— Я отнесу его, — сказал Йен.
— Не хочу затруднять вас, — сказала Фелисити. — Детская на втором этаже.
— Не беспокойтесь, ведь вам нужно следить за остальными.
По ее улыбке Йен догадался, что Фелисити благодарна ему. Вряд ли ее прельщала перспектива тащить по лестнице ребенка весом не менее тридцати килограммов. Уильям тихонько вздохнул и продолжал сладко спать.
С благоговением глядя на кулачок, вцепившийся в его галстук, на гладкие щечки с крошками яблочного торта, Йен испытал прилив нежности. Настанет день, когда он понесет на руках своего сына, которого ему подарит Фелисити.
Сегодня он убедился в том, что Фелисити будет хорошей матерью.
Поднявшись по наружным ступеням, Йен вошел в холл.
— Куда идти? — спросил он. Фелисити в это время отдавала плащ лакею, маленькому, тщедушному, нисколько не соответствующему требованиям своей профессии. Не он ли должен был вышвырнуть Йена из дома, как грозилась Фелисити в тот раз, когда Йен сюда приходил? Он заулыбался.
— Идите за мной. — Фелисити взяла канделябр и направилась к лестнице.
«Я проломил стену крепости», — удовлетворенно подумал Йен, когда за ним закрылась массивная дубовая дверь. Переложив Уильяма с руки на руку, он снял пальто и отдал лакею. Он не уйдет отсюда до тех пор, пока не уговорит Фелисити выйти за него замуж.
В холл торопливо вошла миссис Бокс.
— Добрый вечер, милорд. — Экономка удивилась, что лорд Сен-Клер несет на руках одного из близнецов, но виду не подала.
Он поздоровался, и миссис Бокс расплылась в улыбке. Она явно симпатизировала Йену.
— Вам давно пора спать, детки. Пойдемте, только не шумите, — обратилась миссис Бокс к близнецам.
Джеймс на ходу рассказывал миссис Бокс о событиях дня. Когда мальчик сообщил, что Йен сводил их поужинать и подвез домой в своей карете, экономка сказала:
— Я не ожидала такой любезности от его светлости. Йен подмигнул женщине. Она подмигнула в ответ! Йен обрадовался. У него есть союзница. Она поможет ему остаться с Фелисити наедине. Задача это нелегкая, Фелисити всячески избегает его.
Когда она поднималась по лестнице, он смотрел на ее прямую, узкую спину, затянутую в шерстяное платье на жемчужных пуговках, и предавался мечтам. Он расстегнет эти пуговки, снимет платье, потом рубашку. Корсета она не носит, Йен в этом уверен. Рубашку спустит вниз, полюбуется ее прекрасными плечами и покроет поцелуями спину до самых ягодиц.
Возможно, его мечты сбудутся уже нынешней ночью. Как только ее братья угомонятся, она либо примет его предложение, либо он ее соблазнит и она вынуждена будет его принять.
На этот раз ему будет нетрудно убедить ее выйти за него замуж. Дом требует ремонта. В прошлый раз он видел на первом этаже картину. Она исчезла, на обоях остался темный квадрат; к празднику дом украсили плющом и ветками падуба, но они не могли скрыть ветхие занавески и облупившийся багет.
Йен готов был поспорить, что дом Тейлоров стал приводить в упадок задолго до смерти отца. Хотелось бы знать, что он оставил в наследство. У Фелисити финансовые трудности. Но это не главное оружие, которым воспользуется Йен, он предпочитает ее соблазнить. Но в случае необходимости напомнит и о деньгах. Главное — остаться с ней наедине.
Джеймс, слава Богу, сразу ушел в свою комнату, оставались близнецы. Один из них уже спал, двое других клевали носом.
Фелисити привела Йена в детскую с тремя одинаковыми кроватями и откинула на одной из них одеяло.
— Положите, пожалуйста, Уильяма сюда, — сказала Фелисити.
Йен бережно положил мальчика на кровать.
— Спасибо, лорд Сен-Клер, — засмущавшись произнесла Фелисити, — я ценю вашу помощь. И спасибо за ужин и за то, что привезли нас домой.
Она посмотрела на Джорджа и Ансела.
— Поблагодарите его светлость и попрощайтесь. Близнецы сделали все, как сказала сестра.
— А теперь я должна уложить детей спать, миссис Бокс вас проводит. День был чудесный, но я уверена, вам не терпится отдохнуть.
— Вовсе нет. Я подожду вас внизу. Ее охватила паника.
— Не нужно. Это займет много времени. Им надо умыться и…
— Я все сделаю. — Миссис Бокс принялась энергично разбирать кровати. — Ступайте вниз с его светлостью. Он заслужил, чтобы вы предложили ему кларет, прежде чем он выйдет из дома на холод. Не правда ли, лорд Сен-Клер? — Миссис Бокс опять ему подмигнула.
Он улыбнулся:
— О да, кларет это прекрасно. — Кларет и Фелисити. Лучше бы, конечно, бренди и Фелисити, но для начала сойдет и кларет. Позже у них будет бренди, а утром завтрак.
— Посмотрю, есть ли у нас кларет, — нерешительно сказала Фелисити, избегая его взгляда.
Они вышли в коридор, она закрыла дверь детской, и он завел разговор, чтобы пресечь любые попытки выставить его за дверь.
— Какой красивый дом. Его спроектировал ваш отец?
— Да. — Не проронив больше ни слова, Фелисити направилась к лестнице.
Йен последовал за ней.
— Я так и подумал. Такой же грифон на дверной ручке в Уортинг-Мэнор. Видимо, ваш отец увлекался грифонами.
— Да. — Она опять ничего больше не сказала, только приподняла юбку и стала спускаться с удивительной быстротой.
Он догнал ее и взял за руку.
— Фелисити, нам нужно поговорить.
— Нет, вы должны уйти. Вы должны…
Она не договорила. Ночную тишину нарушил пронзительный детский крик.
Глава 16
Йен рассмеялся. Фелисити тоже. У Йена потеплело на сердце.
— Извините меня, — сказал он. — Мне не следовало на вас давить, раз вы не хотели идти в эту чертову комнату.
Фелисити смущенно улыбнулась.
— Все нормально. Вы же не знали, что там будет. — Она посмотрела на Джорджа. — К тому же он все равно пошел бы туда, не дожидаясь разрешения.
— Возможно, — с облегчением произнес Йен.
Воцарилось дружелюбное молчание. Кто бы мог подумать, что он с таким удовольствием будет трястись в карете с тремя сорванцами, школяром и их чопорной сестрицей? Он не общался с детьми с самого детства, когда играл с кузенами, и, видимо, соскучился по ним.
Карета остановилась, Йен выглянул в окно и увидел ярко освещенный готический вход в Тейлор-Холл. Дверца открылась, мальчики вылезли, притихшие, усталые. Кучер помог Фелисити выйти, она обернулась и протянула руки, чтобы взять Уильяма.
— Я отнесу его, — сказал Йен.
— Не хочу затруднять вас, — сказала Фелисити. — Детская на втором этаже.
— Не беспокойтесь, ведь вам нужно следить за остальными.
По ее улыбке Йен догадался, что Фелисити благодарна ему. Вряд ли ее прельщала перспектива тащить по лестнице ребенка весом не менее тридцати килограммов. Уильям тихонько вздохнул и продолжал сладко спать.
С благоговением глядя на кулачок, вцепившийся в его галстук, на гладкие щечки с крошками яблочного торта, Йен испытал прилив нежности. Настанет день, когда он понесет на руках своего сына, которого ему подарит Фелисити.
Сегодня он убедился в том, что Фелисити будет хорошей матерью.
Поднявшись по наружным ступеням, Йен вошел в холл.
— Куда идти? — спросил он. Фелисити в это время отдавала плащ лакею, маленькому, тщедушному, нисколько не соответствующему требованиям своей профессии. Не он ли должен был вышвырнуть Йена из дома, как грозилась Фелисити в тот раз, когда Йен сюда приходил? Он заулыбался.
— Идите за мной. — Фелисити взяла канделябр и направилась к лестнице.
«Я проломил стену крепости», — удовлетворенно подумал Йен, когда за ним закрылась массивная дубовая дверь. Переложив Уильяма с руки на руку, он снял пальто и отдал лакею. Он не уйдет отсюда до тех пор, пока не уговорит Фелисити выйти за него замуж.
В холл торопливо вошла миссис Бокс.
— Добрый вечер, милорд. — Экономка удивилась, что лорд Сен-Клер несет на руках одного из близнецов, но виду не подала.
Он поздоровался, и миссис Бокс расплылась в улыбке. Она явно симпатизировала Йену.
— Вам давно пора спать, детки. Пойдемте, только не шумите, — обратилась миссис Бокс к близнецам.
Джеймс на ходу рассказывал миссис Бокс о событиях дня. Когда мальчик сообщил, что Йен сводил их поужинать и подвез домой в своей карете, экономка сказала:
— Я не ожидала такой любезности от его светлости. Йен подмигнул женщине. Она подмигнула в ответ! Йен обрадовался. У него есть союзница. Она поможет ему остаться с Фелисити наедине. Задача это нелегкая, Фелисити всячески избегает его.
Когда она поднималась по лестнице, он смотрел на ее прямую, узкую спину, затянутую в шерстяное платье на жемчужных пуговках, и предавался мечтам. Он расстегнет эти пуговки, снимет платье, потом рубашку. Корсета она не носит, Йен в этом уверен. Рубашку спустит вниз, полюбуется ее прекрасными плечами и покроет поцелуями спину до самых ягодиц.
Возможно, его мечты сбудутся уже нынешней ночью. Как только ее братья угомонятся, она либо примет его предложение, либо он ее соблазнит и она вынуждена будет его принять.
На этот раз ему будет нетрудно убедить ее выйти за него замуж. Дом требует ремонта. В прошлый раз он видел на первом этаже картину. Она исчезла, на обоях остался темный квадрат; к празднику дом украсили плющом и ветками падуба, но они не могли скрыть ветхие занавески и облупившийся багет.
Йен готов был поспорить, что дом Тейлоров стал приводить в упадок задолго до смерти отца. Хотелось бы знать, что он оставил в наследство. У Фелисити финансовые трудности. Но это не главное оружие, которым воспользуется Йен, он предпочитает ее соблазнить. Но в случае необходимости напомнит и о деньгах. Главное — остаться с ней наедине.
Джеймс, слава Богу, сразу ушел в свою комнату, оставались близнецы. Один из них уже спал, двое других клевали носом.
Фелисити привела Йена в детскую с тремя одинаковыми кроватями и откинула на одной из них одеяло.
— Положите, пожалуйста, Уильяма сюда, — сказала Фелисити.
Йен бережно положил мальчика на кровать.
— Спасибо, лорд Сен-Клер, — засмущавшись произнесла Фелисити, — я ценю вашу помощь. И спасибо за ужин и за то, что привезли нас домой.
Она посмотрела на Джорджа и Ансела.
— Поблагодарите его светлость и попрощайтесь. Близнецы сделали все, как сказала сестра.
— А теперь я должна уложить детей спать, миссис Бокс вас проводит. День был чудесный, но я уверена, вам не терпится отдохнуть.
— Вовсе нет. Я подожду вас внизу. Ее охватила паника.
— Не нужно. Это займет много времени. Им надо умыться и…
— Я все сделаю. — Миссис Бокс принялась энергично разбирать кровати. — Ступайте вниз с его светлостью. Он заслужил, чтобы вы предложили ему кларет, прежде чем он выйдет из дома на холод. Не правда ли, лорд Сен-Клер? — Миссис Бокс опять ему подмигнула.
Он улыбнулся:
— О да, кларет это прекрасно. — Кларет и Фелисити. Лучше бы, конечно, бренди и Фелисити, но для начала сойдет и кларет. Позже у них будет бренди, а утром завтрак.
— Посмотрю, есть ли у нас кларет, — нерешительно сказала Фелисити, избегая его взгляда.
Они вышли в коридор, она закрыла дверь детской, и он завел разговор, чтобы пресечь любые попытки выставить его за дверь.
— Какой красивый дом. Его спроектировал ваш отец?
— Да. — Не проронив больше ни слова, Фелисити направилась к лестнице.
Йен последовал за ней.
— Я так и подумал. Такой же грифон на дверной ручке в Уортинг-Мэнор. Видимо, ваш отец увлекался грифонами.
— Да. — Она опять ничего больше не сказала, только приподняла юбку и стала спускаться с удивительной быстротой.
Он догнал ее и взял за руку.
— Фелисити, нам нужно поговорить.
— Нет, вы должны уйти. Вы должны…
Она не договорила. Ночную тишину нарушил пронзительный детский крик.
Глава 16
Говорят, последние поэтические старания лорда Байрона касаются Дон Жуана, легендарного любовника. Безусловно, такая работа придаст блеск славе Байрона, хотя всем известно, что самые пылкие любовники — испанцы.
Лорд Икс, «Ивиинг газетт» 22 декабря 1820 года
— У чудовища было три головы, — рыдал Уильям на плече у миссис Бокс, когда Фелисити и Йен вбежали в детскую, — и большая красная рука. Она махала, как топор, и… и… — Он скривился и тихо завыл.
У Фелисити сердце разрывалось от боли.
— О мой дорогой! — Она бросилась к кровати, оттолкнула миссис Бокс и прижала мальчика к груди. — Все хорошо, Лиззи тут, она тебя защитит.
— Бедное дитя, у него ночной кошмар, — причитала миссис Бокс.
Фелисити готова была бросить Йену резкие обвинения и уже повернулась к нему, но не произнесла ни слова. Он замер в дверях, не в силах двинуться с места, в глазах была боль.
Она виновата больше, чем он.
Ведь знала, каковы могут быть последствия, и все же поддалась на уговоры.
— Оно собиралось меня зарубить, — прошептал Уильям. — Оно подошло…
— Ш-ш-ш, миленький, забудь, это всего лишь сон. — Фелисити качала ребенка на руках и шептала ему на ухо. — Все хорошо. Я тебя защищу.
Она почувствовала на себе взгляд Йена и вспомнила, что он хотел с ней поговорить. Не сегодня, подумала она, не сейчас, когда она так взволнована. Она слабо улыбнулась миссис Бокс:
— Я займусь Уильямом. Я знаю, у вас много дел, так что ступайте и проводите лорда Сен-Клера.
— Не-ет! — завопил Уильям, вывернулся из рук Фелисити и потянулся к двери.
— Ты хочешь, чтобы миссис Бокс осталась? — спросила Фелисити.
— Я х-хочу, чтобы остался лорд Сен-Клер, — ответил Уильям.
Фелисити застонала. Этот мужчина покорил не только ее, но и ее братьев.
— Подойдите, Йен, — обратилась она к нему, больше не беспокоясь о том, что назвала его по имени.
В смятении Йен посмотрел на других мальчиков, которые спали, укутанные одеялами до самого подбородка, и подошел к Уильяму.
— Я не знаю, что надо делать, — признался он.
— Сядьте. — Фелисити кивнула на кровать по другую сторону от мальчика. — Просто держите его за руку.
— Ну, так я пойду, — сказала миссис Бокс и, прежде чем Фелисити успела возразить, ретировалась.
Фелисити с трепетом следила, как за ней закрывается дверь. Тусклый свет и ограниченное пространство придавали детской интимность, которой она раньше не замечала. Присутствие Йена странным образом успокаивало и создавало уют.
Однако Йену было не по себе. Он не отрываясь смотрел на бледную руку мальчика, которую держал.
— Я здесь, Уильям, — сказал он с нежностью, поразившей Фелисити.
По худенькому телу Уильяма пробежала дрожь. Он поднял к Йену заплаканное лицо.
— Это было чудовище.
— Я знаю, но оно ушло.
— Оно было не настоящее, — добавила Фелисити.
— Настоящее! — крикнул Уильям, жалобно глядя на Йена. — И оно… оно придет за мной.
— Не придет. Мы его прогоним — миссис Бокс, твоя сестра и я.
— Но оно все равно вернется, — упорствовал мальчик. — Оно хочет изрубить меня. Как тех, в Комнате отрубленных голов.
Янтарный свет свечей выхватил из темноты потрясенное лицо Йена. Он потрепал Уильяма по головке.
— Вот что я тебе скажу. Я останусь здесь, и если чудовище придет, я ему велю тебя больше не беспокоить. Я скажу это очень твердо.
— Как тому гадкому извозчику, которому вы велели не беспокоить Лиззи? А он вас послушался и ушел?
— Да, — ответил Йен. — Именно так.
— Вы обещаете, что останетесь здесь, пока оно не придет? Обещаете?
— Клянусь, — сказал Йен так пылко, что у Фелисити потеплело на душе.
Уильям обеими руками взял руку Йена, прижал к груди и откинулся на подушку.
— Ладно. Чудовище вас послушается. Вы большой, вы можете его побить.
Через несколько мгновений послышалось ровное дыхание мальчика.
Глаза Фелисити наполнились слезами. Она никак не могла успокоить Уильяма. А Йену это не стоило ни малейшего труда.
Она знала, как мальчикам не хватает отца, иногда они даже бегали к лакею Джозефу, единственному мужчине в доме. Бедные оловянные солдатики, безотцовщина. Она смахнула слезы.
— Очень сожалею, Фелисити, вы были правы. Не надо было водить их в эту чертову комнату, — донесся до нее голос Йена. Он по-отцовски убрал со лба Уильяма прядь волос, и у Фелисити сжалось сердце.
— Дело не в этом. Я не могла его успокоить, как ни старалась, а вам это удалось без особых трудов. Наверное, я была несколько… ревнива.
— Нет, это я виноват в том, что он пострадал. Меня следует расстрелять.
Страдание ожесточило его и без того суровое лицо.
— Расстрелять? Этого недостаточно. — Фелисити попыталась обратить его слова в шутку. — Наказание должно соответствовать преступлению. Вам нужно отрубить голову и выставить ее в галерее мадам Тюссо.
Йен посмотрел на нее, и в глазах его Фелисити увидела боль.
— Я пошутила, Йен! Вы не должны себя обвинять. Вы же не знали, как он отреагирует.
— Но вы знали.
— Потому что растила его. А вы не знаете, что такое ночные кошмары и отчего они бывают. Вы были как Джоржи, который спокойно засыпает после самых страшных приключений. Просто у Уильяма богатое воображение. — Она засмеялась. — Он старается быть крутым, как Джоржи, но у него не получается.
Помолчав, Йен сказал:
— В детстве у меня не было никаких приключений. Ни страшных, ни веселых. Откуда же было взяться кошмарам?
У Фелисити перехватило дыхание.
— Не было приключений? Вы не бегали по лесам, не охотились на медведя или другого зверя?
— Нет. Я был очень послушным сыном. Мне все запрещали. Утро и вечер я проводил с наставником, день — с отцом, который водил меня по имению, заставлял запоминать фамилии арендаторов и следить за тем, как проводятся работы.
У него, по сути, не было детства, подумала Фелисити. Чем больше богатства, тем больше ответственность.
— Так вот почему все лорды неистовствуют, попадая в Лондон? Потому что их отцы — суровые надсмотрщики?
— Нет, Джордан жил иначе. В этом отношении мой отец был уникален. Вообще-то я должен его благодарить за то, что он подготовил меня к управлению Честерли. Но время от времени… — Он замолчал.
— Время от времени вы развлекались, уезжая от него. Он улыбнулся:
— Я похож на испорченного ребенка.
— Или на человека, у которого не было детства. Он задержал на ней взгляд, полный тоски.
— Именно благодаря отцу я смог перенести все, что случилось потом.
— А как же ваша мать? Она разделяла взгляды отца?
— Трудно сказать, — ответил Йен после долгого молчания. — Она боялась его рассердить и никогда не перечила ему. И уж конечно, не вмешивалась в мое воспитание. Они поженились, потому что отцу нужно было погасить долги деда. Он и семья матери устроили их брак.
«Йен не знал родительского тепла и любви», — с болью подумала Фелисити.
— Когда мать умерла? Отчего? Йен вскинул бровь.
— Копите зерно для своей мельницы? Она пропустила колкость.
— Нет, что вы. Теперь тщательно отбираю зерна. Зареклась не связываться с семейством Сен-Клеров. Видите ли, глава семьи там — надменный тип, напишешь о нем — наживешь неприятности.
— Оказывается, вы не забыли. — Он улыбнулся.
— Ну что? Расскажете, как умерла мать? Йен пожал плечами:
— Я этого никогда не скрывал. Мне было семнадцать, когда в окрестностях свирепствовала оспа. Отец не верил в прививки, считал, что они вызывают болезнь, но в школе я слышал о вакцине Дженнера и проконсультировался у местного врача. По его совету я тайком от отца позаботился о том, чтобы всем в имении сделали прививки.
Фелисити была потрясена. В столь юном возрасте Йен спас сотни людей.
— К сожалению, мать, как обычно, отказалась идти против воли отца. Заболела оспой и умерла. — Он поднял глаза, в тускло освещенной комнате они блестели, как осколки оникса. — А он, старый упрямый козел, обвинил меня в том, что это я занес оспу в имение, организовав прививки.
— Какая несправедливость! — воскликнула Фелисити. — По сути, он обвинил вас в смерти матери.
Йен задумчиво посмотрел на нее:
— Отец всегда был убежден в собственной правоте. Он так и не простил меня.
— И вы уехали на континент? — прошептала Фелисити. — Чтобы убежать от отца и его несправедливости?
Как будто завеса упала на его лицо.
— Что-то в этом роде, — ответил Йен и спросил: — Как вы думаете, теперь можно оставить Уильяма?
Она должна была знать, что на этот вопрос Йен не ответит.
— Фелисити, я больше не нужен мальчику? Она со вздохом распрямилась.
— Нет, у него не бывает больше одного кошмара за ночь.
Он поднялся.
— Тогда мы можем выпить кларету.
Сейчас ей было не до кларета. Она думала о том, каким несчастным был в детстве Йен. Это не прошло для него бесследно. Он стал замкнутым. Даже с друзьями не может говорить о своем прошлом. Неудивительно, что одиночество толкнуло Йена к тете и он совершил немыслимое.
Лучше об этом не думать. Фелисити поднялась и пошла за Йеном. На душе стало неспокойно. Он все еще хотел поговорить с ней наедине.
Они вышли в холл, где горела всего одна свеча. Нужно взять канделябр, который она оставила в детской.
— Подождите, — сказала Фелисити и повернулась к двери.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
— Весь день об этом мечтал. — И он запечатлел на ее губах поцелуй.
Фелисити обвила его шею руками. Она сама целый день об этом мечтала. Столько ночей не спала, вспоминая их поцелуи. Столько раз наблюдала, как он танцует с другой, и жаждала быть на ее месте.
У нее подогнулись колени, и он с улыбкой отстранился.
— Это лучше кларета, не так ли?
Лучше любого напитка, который можно себе вообразить. Но она должна взять себя в руки. Фелисити высвободилась из его объятий и быстро пошла к лестнице.
— Уезжайте, Йен! — крикнула она. — Уже поздно.
— Я не уеду! — прорычал он и кинулся вдогонку. Убежать было невозможно. У этого человека глаза как у кошки. Он настиг ее, как только она очутилась возле лестницы, схватил и повернул к себе лицом. В глазах светилось самое темное из желаний.
— У меня нет причин уезжать, и вы это знаете. Мне надоел этот фарс. Надоело ложиться спать, желая вас, и просыпаться, еще сильнее желая вас. Надоело делать вид, будто я ухаживаю за другими женщинами. Я делаю это для того лишь, чтобы заставить вас ревновать. Она округлила глаза.
— Да, да, и только для этого, — сказал он. — Вы единственная, кого я хочу, с той ночи у Уортингов.
Фелисити судорожно сглотнула. Как она не догадалась, что это уловка? Подумать только! Он готов был на все, только бы завоевать ее.
— Если бы вы меня презирали, тогда другое дело. Но вы не презираете, вы хотите меня, — тихо продолжал он. — Для нас обоих есть прекрасный выход из этого чертова желания — жениться. Придем к соглашению. Этой ночью.
Мысль выйти за него замуж искушала, и не только из-за «чертова желания», как он выразился. Йен понравился мальчикам. И он даст ей будущее — безопасность, собственный дом, финансовое благополучие.
Но он ей не доверяет. Замкнулся в себе. Лишь чуть-чуть приоткрыл завесу. Можно ли ему доверить себя и братьев? И что еще важнее — отдать сердце человеку, который ее не любит, только хочет, и то потому, что она родит ему наследника?
— Я же сказала, что не выйду за вас! — Но почему голос звучит так неуверенно? Наверное, потому что она устала бороться сама с собой, подавлять чувства, которые он в ней вызывает.
— Тогда придется убедить вас в обратном. — Он нависал над ней, искушал, покорял.
Он подхватил ее на руки и пошел по темному коридору, открывая двери одну за другой — кабинет, спальня родителей, мамина комната для шитья. Фелисити перестала сопротивляться.
У ее спальни он помедлил, потом вошел, поставил ее на ноги, закрыл дверь и запер на ключ.
Щелканье замка рассеяло наваждение.
— Мы не должны здесь оставаться… Мы должны… Йен, как ты узнал, что это моя спальня? Шпионил за мной?
Он засмеялся и снял сюртук.
— Это единственная комната на этаже, где горит камин и разобрана постель. Нетрудно сделать вывод.
Она вдруг поняла, что Йен не ограничится поцелуями. Он пойдет до конца.
— Йен, остановись!
— Ни за что! Насколько я помню, ты решила добиться, чтобы Катерина шла замуж с открытыми глазами. Теперь я тебе предлагаю такую возможность. Если ты решишь остаться старой девой, иди на это с открытыми глазами. — Он снял жилет и взялся за галстук. — Я намерен открыть тебе глаза, показать, что ты потеряешь, если отвергнешь меня, querida.
Ее охватила слабость. Она хотела, чтобы он перестал называть ее querida таким хриплым голосом. Это слово совершенно лишало ее воли.
— Мои глаза открыты. Ты открыл их в тот раз, когда меня трогал, если помнишь.
Он хохотнул.
— О, я хорошо помню. Помню, как ты меня целовала в ответ, как каталась у меня на ноге, как стонала, когда я ласкал твою грудь.
Его слова шокировали и в то же время приятно возбуждали, в памяти вставали непристойные картины.
— Но я не открыл тебе глаза до конца, и это единственная причина, по которой ты мне отказала. Интересно, каков был бы твой ответ, если бы я тогда переспал с тобой? — Он положил руку на ее пылающую щеку. Большой палец скользнул на горло, прошелся по подбородку, слегка коснулся нижней губы. — Давай выясним?
Почему она не может сказать «нет»? Почему, черт возьми, это короткое слово застряло в горле?
— Я… я не думаю, что это умно. — У Фелисити кружилась голова от его прикосновений.
— С каких это пор ты стала делать только то, что умно, querida?
Напрасно разум призывал ее одуматься, чтобы потом не пожалеть.
Он расстегнул ей платье и сунул под него руку.
— Мне нравится тебя трогать, — прошептал он, опустил руку ниже и сжал ягодицы. — А тебе нравится, что я тебя трогаю, верно?
Она уткнулась пылающим лицом ему в плечо. До чего же она бесстыжая! Разумная, респектабельная женщина тут же прогнала бы его!
Но она не могла противиться искушению. Как будто ее султан вышел из снов и спустился в ее спальню. Тоскливую комнату с простой дубовой мебелью и ветхими занавесками он превратил в волшебный оазис, где любой чувственный акт становится приличным, даже желаемым.
В темных глазах сверкнуло обещание, он стал расстегивать свою рубашку. Затаив дыхание, Фелисити ждала.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Она задохнулась; взгляд остановился на прекрасно вылепленной груди.
— Вряд ли ты когда-нибудь видела раздетого мужчину. — Он стянул рубашку, отбросил ее. — Фелисити, трогай меня, как я тебя трогал в ту ночь.
Ее пальцы побежали по мышцам, которые от ее прикосновений напрягались под грубой кожей. Она хотела прочувствовать его всего — широкий разворот груди, ребра, тугие мышцы живота. Фелисити еще больше возбудилась, между бедрами стало влажно.
Йен выдернул шпильки из ее волос, и они рассыпались по плечам. Йен раздел ее, оставив только рубашку и панталоны.
Оглядел ее тело.
— Хорошо, что ты не носишь корсет, — проворчал он, поглаживая ее по ребрам. — Когда мы поженимся, ходи дома в одной рубашке.
Такая выдающаяся мысль ее взбудоражила и встревожила — слишком похоже на картину султана с его полуголыми любовницами.
— Мы не поженимся, — упрямо сказала она. — Не позволю добавлять себя в твой гарем.
— Гарем? — Он хохотнул. — У меня нет гарема, querida. Ты будешь моей женой, единственной женой. Привыкай к этой мысли.
Она отдернула руки от его груди, но он их поймал и прижал к ширинке.
— Потрогай меня здесь.
Под рукой было что-то твердое, она ахнула и попыталась отдернуть руку, но он ее крепко держал.
— Ни одну женщину я не хотел так, как тебя. Никогда.
— Даже… — Она хотела сказать «Синтию Леннард», но поняла, что сейчас не время. — Даже мисс Гринуэй? — зачем-то спросила она, зная, что эта женщина — не любовница Йена.
— О ней я вообще не думал. А о тебе не забывал ни на минуту, с тех пор как увидел.
Он подхватил ее на руки и отнес на кровать. Она вскочила, но он поймал ее и, подняв рубашку, оголил бедра.
— О нет, querida, теперь моя очередь тебя помучить. Когда его рука оказалась у нее в панталонах и накрыла темный треугольник между ног, она замерла.
— Йен, ты не должен… — Она сжала его руку в тщетной попытке помешать.
— Позволь трогать тебя так же, как ты меня. — Черные глаза сверкнули, он нащупал потайное местечко между бедер и начал круговыми движениями гладить его ладонью. — Боже мой, ты уже готова, — сказал он, ощутив влагу у нее между ног.
Готова? Что он хочет этим сказать? В скользкий от влаги проход вошел палец. Фелисити распахнула глаза.
— Что ты делаешь… — Вслед за первым вошел второй палец. Они стали двигаться, заставляя ее извиваться. — О, Йен… Боже мой… Йен…
— Фелисити, ты знаешь, как мужчина и женщина занимаются любовью?
— Вот так… — прошептала она.
— Не совсем так.
Он прижал ее руку к выпуклости, которая показалась ей больше, чем была перед этим.
— Вот это я хочу направить туда, где сейчас находятся мои пальцы.
— Я знаю, — сказала она, учащенно дыша.
— Хочешь сказать, что уже делала это? — прохрипел он с ноткой недоверия в голосе. Пальцы шевельнулись, и она изогнулась.
— Ч-что? — Думать она не могла, только отметила вопрос. Неистовое порхание пальцев внутри ее билось, как сердце, ускорялось. — О нет. Сын лорда Фарингдона объяснил мне, что он со мной сделает, но я не дала.
— Сын лорда Фарингдона — труп.
Увидев грозное выражение лица, она не смогла сдержать смешок.
— Ты ревнуешь…
— Вовсе нет. Ведь ты со мной, а не с ним. — Он стал целовать ее в губы в ритм с погружением пальцев, отчего пульсирующая боль между ног стала невыносимой.
Фелисити всхлипнула, когда пальцы неожиданно ушли. Он перестал ее целовать и усмехнулся.
— Не волнуйся, querida, твое страстное желание будет удовлетворено. Как и мое, слава Богу.
Он сел на кровать и быстро разделся. Затем снова склонился над Фелисити.
— Сними рубашку, — приказал он. Она вся сжалась. — Пожалуйста, — уже нежнее добавил он. — Я хочу видеть тебя всю.
Фелисити медлила, потрясенная видом его мужского достоинства, и он сам снял с нее рубашку. Застеснявшись, Фелисити закрыла грудь руками.
— Не надо, querida. Тебе нечего стесняться. — Он отвел ее руки. — Ты прекрасна.
Глядя на нее, Йен не скрывал своего восхищения. Йен убрал палец и, прежде чем войти в Фелисити, предупредил:
— На мгновение ты почувствуешь боль.
— Потому что я… — Она осеклась.
— Да, Фелисити. Ты девственница. Для мужчины это все равно что проломить стену.
— Ты должен был знать. — В голосе ее звучало недовольство.
— Но я никогда не спал с девственницами. Ладно, я справлюсь.
Боль быстро прошла, и он вошел в нее. Вошел так глубоко, что Фелисити боялась шевельнуться и затаила дыхание.
Она думала, что заниматься любовью куда приятнее, и сказала об этом Йену.
Лорд Икс, «Ивиинг газетт» 22 декабря 1820 года
— У чудовища было три головы, — рыдал Уильям на плече у миссис Бокс, когда Фелисити и Йен вбежали в детскую, — и большая красная рука. Она махала, как топор, и… и… — Он скривился и тихо завыл.
У Фелисити сердце разрывалось от боли.
— О мой дорогой! — Она бросилась к кровати, оттолкнула миссис Бокс и прижала мальчика к груди. — Все хорошо, Лиззи тут, она тебя защитит.
— Бедное дитя, у него ночной кошмар, — причитала миссис Бокс.
Фелисити готова была бросить Йену резкие обвинения и уже повернулась к нему, но не произнесла ни слова. Он замер в дверях, не в силах двинуться с места, в глазах была боль.
Она виновата больше, чем он.
Ведь знала, каковы могут быть последствия, и все же поддалась на уговоры.
— Оно собиралось меня зарубить, — прошептал Уильям. — Оно подошло…
— Ш-ш-ш, миленький, забудь, это всего лишь сон. — Фелисити качала ребенка на руках и шептала ему на ухо. — Все хорошо. Я тебя защищу.
Она почувствовала на себе взгляд Йена и вспомнила, что он хотел с ней поговорить. Не сегодня, подумала она, не сейчас, когда она так взволнована. Она слабо улыбнулась миссис Бокс:
— Я займусь Уильямом. Я знаю, у вас много дел, так что ступайте и проводите лорда Сен-Клера.
— Не-ет! — завопил Уильям, вывернулся из рук Фелисити и потянулся к двери.
— Ты хочешь, чтобы миссис Бокс осталась? — спросила Фелисити.
— Я х-хочу, чтобы остался лорд Сен-Клер, — ответил Уильям.
Фелисити застонала. Этот мужчина покорил не только ее, но и ее братьев.
— Подойдите, Йен, — обратилась она к нему, больше не беспокоясь о том, что назвала его по имени.
В смятении Йен посмотрел на других мальчиков, которые спали, укутанные одеялами до самого подбородка, и подошел к Уильяму.
— Я не знаю, что надо делать, — признался он.
— Сядьте. — Фелисити кивнула на кровать по другую сторону от мальчика. — Просто держите его за руку.
— Ну, так я пойду, — сказала миссис Бокс и, прежде чем Фелисити успела возразить, ретировалась.
Фелисити с трепетом следила, как за ней закрывается дверь. Тусклый свет и ограниченное пространство придавали детской интимность, которой она раньше не замечала. Присутствие Йена странным образом успокаивало и создавало уют.
Однако Йену было не по себе. Он не отрываясь смотрел на бледную руку мальчика, которую держал.
— Я здесь, Уильям, — сказал он с нежностью, поразившей Фелисити.
По худенькому телу Уильяма пробежала дрожь. Он поднял к Йену заплаканное лицо.
— Это было чудовище.
— Я знаю, но оно ушло.
— Оно было не настоящее, — добавила Фелисити.
— Настоящее! — крикнул Уильям, жалобно глядя на Йена. — И оно… оно придет за мной.
— Не придет. Мы его прогоним — миссис Бокс, твоя сестра и я.
— Но оно все равно вернется, — упорствовал мальчик. — Оно хочет изрубить меня. Как тех, в Комнате отрубленных голов.
Янтарный свет свечей выхватил из темноты потрясенное лицо Йена. Он потрепал Уильяма по головке.
— Вот что я тебе скажу. Я останусь здесь, и если чудовище придет, я ему велю тебя больше не беспокоить. Я скажу это очень твердо.
— Как тому гадкому извозчику, которому вы велели не беспокоить Лиззи? А он вас послушался и ушел?
— Да, — ответил Йен. — Именно так.
— Вы обещаете, что останетесь здесь, пока оно не придет? Обещаете?
— Клянусь, — сказал Йен так пылко, что у Фелисити потеплело на душе.
Уильям обеими руками взял руку Йена, прижал к груди и откинулся на подушку.
— Ладно. Чудовище вас послушается. Вы большой, вы можете его побить.
Через несколько мгновений послышалось ровное дыхание мальчика.
Глаза Фелисити наполнились слезами. Она никак не могла успокоить Уильяма. А Йену это не стоило ни малейшего труда.
Она знала, как мальчикам не хватает отца, иногда они даже бегали к лакею Джозефу, единственному мужчине в доме. Бедные оловянные солдатики, безотцовщина. Она смахнула слезы.
— Очень сожалею, Фелисити, вы были правы. Не надо было водить их в эту чертову комнату, — донесся до нее голос Йена. Он по-отцовски убрал со лба Уильяма прядь волос, и у Фелисити сжалось сердце.
— Дело не в этом. Я не могла его успокоить, как ни старалась, а вам это удалось без особых трудов. Наверное, я была несколько… ревнива.
— Нет, это я виноват в том, что он пострадал. Меня следует расстрелять.
Страдание ожесточило его и без того суровое лицо.
— Расстрелять? Этого недостаточно. — Фелисити попыталась обратить его слова в шутку. — Наказание должно соответствовать преступлению. Вам нужно отрубить голову и выставить ее в галерее мадам Тюссо.
Йен посмотрел на нее, и в глазах его Фелисити увидела боль.
— Я пошутила, Йен! Вы не должны себя обвинять. Вы же не знали, как он отреагирует.
— Но вы знали.
— Потому что растила его. А вы не знаете, что такое ночные кошмары и отчего они бывают. Вы были как Джоржи, который спокойно засыпает после самых страшных приключений. Просто у Уильяма богатое воображение. — Она засмеялась. — Он старается быть крутым, как Джоржи, но у него не получается.
Помолчав, Йен сказал:
— В детстве у меня не было никаких приключений. Ни страшных, ни веселых. Откуда же было взяться кошмарам?
У Фелисити перехватило дыхание.
— Не было приключений? Вы не бегали по лесам, не охотились на медведя или другого зверя?
— Нет. Я был очень послушным сыном. Мне все запрещали. Утро и вечер я проводил с наставником, день — с отцом, который водил меня по имению, заставлял запоминать фамилии арендаторов и следить за тем, как проводятся работы.
У него, по сути, не было детства, подумала Фелисити. Чем больше богатства, тем больше ответственность.
— Так вот почему все лорды неистовствуют, попадая в Лондон? Потому что их отцы — суровые надсмотрщики?
— Нет, Джордан жил иначе. В этом отношении мой отец был уникален. Вообще-то я должен его благодарить за то, что он подготовил меня к управлению Честерли. Но время от времени… — Он замолчал.
— Время от времени вы развлекались, уезжая от него. Он улыбнулся:
— Я похож на испорченного ребенка.
— Или на человека, у которого не было детства. Он задержал на ней взгляд, полный тоски.
— Именно благодаря отцу я смог перенести все, что случилось потом.
— А как же ваша мать? Она разделяла взгляды отца?
— Трудно сказать, — ответил Йен после долгого молчания. — Она боялась его рассердить и никогда не перечила ему. И уж конечно, не вмешивалась в мое воспитание. Они поженились, потому что отцу нужно было погасить долги деда. Он и семья матери устроили их брак.
«Йен не знал родительского тепла и любви», — с болью подумала Фелисити.
— Когда мать умерла? Отчего? Йен вскинул бровь.
— Копите зерно для своей мельницы? Она пропустила колкость.
— Нет, что вы. Теперь тщательно отбираю зерна. Зареклась не связываться с семейством Сен-Клеров. Видите ли, глава семьи там — надменный тип, напишешь о нем — наживешь неприятности.
— Оказывается, вы не забыли. — Он улыбнулся.
— Ну что? Расскажете, как умерла мать? Йен пожал плечами:
— Я этого никогда не скрывал. Мне было семнадцать, когда в окрестностях свирепствовала оспа. Отец не верил в прививки, считал, что они вызывают болезнь, но в школе я слышал о вакцине Дженнера и проконсультировался у местного врача. По его совету я тайком от отца позаботился о том, чтобы всем в имении сделали прививки.
Фелисити была потрясена. В столь юном возрасте Йен спас сотни людей.
— К сожалению, мать, как обычно, отказалась идти против воли отца. Заболела оспой и умерла. — Он поднял глаза, в тускло освещенной комнате они блестели, как осколки оникса. — А он, старый упрямый козел, обвинил меня в том, что это я занес оспу в имение, организовав прививки.
— Какая несправедливость! — воскликнула Фелисити. — По сути, он обвинил вас в смерти матери.
Йен задумчиво посмотрел на нее:
— Отец всегда был убежден в собственной правоте. Он так и не простил меня.
— И вы уехали на континент? — прошептала Фелисити. — Чтобы убежать от отца и его несправедливости?
Как будто завеса упала на его лицо.
— Что-то в этом роде, — ответил Йен и спросил: — Как вы думаете, теперь можно оставить Уильяма?
Она должна была знать, что на этот вопрос Йен не ответит.
— Фелисити, я больше не нужен мальчику? Она со вздохом распрямилась.
— Нет, у него не бывает больше одного кошмара за ночь.
Он поднялся.
— Тогда мы можем выпить кларету.
Сейчас ей было не до кларета. Она думала о том, каким несчастным был в детстве Йен. Это не прошло для него бесследно. Он стал замкнутым. Даже с друзьями не может говорить о своем прошлом. Неудивительно, что одиночество толкнуло Йена к тете и он совершил немыслимое.
Лучше об этом не думать. Фелисити поднялась и пошла за Йеном. На душе стало неспокойно. Он все еще хотел поговорить с ней наедине.
Они вышли в холл, где горела всего одна свеча. Нужно взять канделябр, который она оставила в детской.
— Подождите, — сказала Фелисити и повернулась к двери.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
— Весь день об этом мечтал. — И он запечатлел на ее губах поцелуй.
Фелисити обвила его шею руками. Она сама целый день об этом мечтала. Столько ночей не спала, вспоминая их поцелуи. Столько раз наблюдала, как он танцует с другой, и жаждала быть на ее месте.
У нее подогнулись колени, и он с улыбкой отстранился.
— Это лучше кларета, не так ли?
Лучше любого напитка, который можно себе вообразить. Но она должна взять себя в руки. Фелисити высвободилась из его объятий и быстро пошла к лестнице.
— Уезжайте, Йен! — крикнула она. — Уже поздно.
— Я не уеду! — прорычал он и кинулся вдогонку. Убежать было невозможно. У этого человека глаза как у кошки. Он настиг ее, как только она очутилась возле лестницы, схватил и повернул к себе лицом. В глазах светилось самое темное из желаний.
— У меня нет причин уезжать, и вы это знаете. Мне надоел этот фарс. Надоело ложиться спать, желая вас, и просыпаться, еще сильнее желая вас. Надоело делать вид, будто я ухаживаю за другими женщинами. Я делаю это для того лишь, чтобы заставить вас ревновать. Она округлила глаза.
— Да, да, и только для этого, — сказал он. — Вы единственная, кого я хочу, с той ночи у Уортингов.
Фелисити судорожно сглотнула. Как она не догадалась, что это уловка? Подумать только! Он готов был на все, только бы завоевать ее.
— Если бы вы меня презирали, тогда другое дело. Но вы не презираете, вы хотите меня, — тихо продолжал он. — Для нас обоих есть прекрасный выход из этого чертова желания — жениться. Придем к соглашению. Этой ночью.
Мысль выйти за него замуж искушала, и не только из-за «чертова желания», как он выразился. Йен понравился мальчикам. И он даст ей будущее — безопасность, собственный дом, финансовое благополучие.
Но он ей не доверяет. Замкнулся в себе. Лишь чуть-чуть приоткрыл завесу. Можно ли ему доверить себя и братьев? И что еще важнее — отдать сердце человеку, который ее не любит, только хочет, и то потому, что она родит ему наследника?
— Я же сказала, что не выйду за вас! — Но почему голос звучит так неуверенно? Наверное, потому что она устала бороться сама с собой, подавлять чувства, которые он в ней вызывает.
— Тогда придется убедить вас в обратном. — Он нависал над ней, искушал, покорял.
Он подхватил ее на руки и пошел по темному коридору, открывая двери одну за другой — кабинет, спальня родителей, мамина комната для шитья. Фелисити перестала сопротивляться.
У ее спальни он помедлил, потом вошел, поставил ее на ноги, закрыл дверь и запер на ключ.
Щелканье замка рассеяло наваждение.
— Мы не должны здесь оставаться… Мы должны… Йен, как ты узнал, что это моя спальня? Шпионил за мной?
Он засмеялся и снял сюртук.
— Это единственная комната на этаже, где горит камин и разобрана постель. Нетрудно сделать вывод.
Она вдруг поняла, что Йен не ограничится поцелуями. Он пойдет до конца.
— Йен, остановись!
— Ни за что! Насколько я помню, ты решила добиться, чтобы Катерина шла замуж с открытыми глазами. Теперь я тебе предлагаю такую возможность. Если ты решишь остаться старой девой, иди на это с открытыми глазами. — Он снял жилет и взялся за галстук. — Я намерен открыть тебе глаза, показать, что ты потеряешь, если отвергнешь меня, querida.
Ее охватила слабость. Она хотела, чтобы он перестал называть ее querida таким хриплым голосом. Это слово совершенно лишало ее воли.
— Мои глаза открыты. Ты открыл их в тот раз, когда меня трогал, если помнишь.
Он хохотнул.
— О, я хорошо помню. Помню, как ты меня целовала в ответ, как каталась у меня на ноге, как стонала, когда я ласкал твою грудь.
Его слова шокировали и в то же время приятно возбуждали, в памяти вставали непристойные картины.
— Но я не открыл тебе глаза до конца, и это единственная причина, по которой ты мне отказала. Интересно, каков был бы твой ответ, если бы я тогда переспал с тобой? — Он положил руку на ее пылающую щеку. Большой палец скользнул на горло, прошелся по подбородку, слегка коснулся нижней губы. — Давай выясним?
Почему она не может сказать «нет»? Почему, черт возьми, это короткое слово застряло в горле?
— Я… я не думаю, что это умно. — У Фелисити кружилась голова от его прикосновений.
— С каких это пор ты стала делать только то, что умно, querida?
Напрасно разум призывал ее одуматься, чтобы потом не пожалеть.
Он расстегнул ей платье и сунул под него руку.
— Мне нравится тебя трогать, — прошептал он, опустил руку ниже и сжал ягодицы. — А тебе нравится, что я тебя трогаю, верно?
Она уткнулась пылающим лицом ему в плечо. До чего же она бесстыжая! Разумная, респектабельная женщина тут же прогнала бы его!
Но она не могла противиться искушению. Как будто ее султан вышел из снов и спустился в ее спальню. Тоскливую комнату с простой дубовой мебелью и ветхими занавесками он превратил в волшебный оазис, где любой чувственный акт становится приличным, даже желаемым.
В темных глазах сверкнуло обещание, он стал расстегивать свою рубашку. Затаив дыхание, Фелисити ждала.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Она задохнулась; взгляд остановился на прекрасно вылепленной груди.
— Вряд ли ты когда-нибудь видела раздетого мужчину. — Он стянул рубашку, отбросил ее. — Фелисити, трогай меня, как я тебя трогал в ту ночь.
Ее пальцы побежали по мышцам, которые от ее прикосновений напрягались под грубой кожей. Она хотела прочувствовать его всего — широкий разворот груди, ребра, тугие мышцы живота. Фелисити еще больше возбудилась, между бедрами стало влажно.
Йен выдернул шпильки из ее волос, и они рассыпались по плечам. Йен раздел ее, оставив только рубашку и панталоны.
Оглядел ее тело.
— Хорошо, что ты не носишь корсет, — проворчал он, поглаживая ее по ребрам. — Когда мы поженимся, ходи дома в одной рубашке.
Такая выдающаяся мысль ее взбудоражила и встревожила — слишком похоже на картину султана с его полуголыми любовницами.
— Мы не поженимся, — упрямо сказала она. — Не позволю добавлять себя в твой гарем.
— Гарем? — Он хохотнул. — У меня нет гарема, querida. Ты будешь моей женой, единственной женой. Привыкай к этой мысли.
Она отдернула руки от его груди, но он их поймал и прижал к ширинке.
— Потрогай меня здесь.
Под рукой было что-то твердое, она ахнула и попыталась отдернуть руку, но он ее крепко держал.
— Ни одну женщину я не хотел так, как тебя. Никогда.
— Даже… — Она хотела сказать «Синтию Леннард», но поняла, что сейчас не время. — Даже мисс Гринуэй? — зачем-то спросила она, зная, что эта женщина — не любовница Йена.
— О ней я вообще не думал. А о тебе не забывал ни на минуту, с тех пор как увидел.
Он подхватил ее на руки и отнес на кровать. Она вскочила, но он поймал ее и, подняв рубашку, оголил бедра.
— О нет, querida, теперь моя очередь тебя помучить. Когда его рука оказалась у нее в панталонах и накрыла темный треугольник между ног, она замерла.
— Йен, ты не должен… — Она сжала его руку в тщетной попытке помешать.
— Позволь трогать тебя так же, как ты меня. — Черные глаза сверкнули, он нащупал потайное местечко между бедер и начал круговыми движениями гладить его ладонью. — Боже мой, ты уже готова, — сказал он, ощутив влагу у нее между ног.
Готова? Что он хочет этим сказать? В скользкий от влаги проход вошел палец. Фелисити распахнула глаза.
— Что ты делаешь… — Вслед за первым вошел второй палец. Они стали двигаться, заставляя ее извиваться. — О, Йен… Боже мой… Йен…
— Фелисити, ты знаешь, как мужчина и женщина занимаются любовью?
— Вот так… — прошептала она.
— Не совсем так.
Он прижал ее руку к выпуклости, которая показалась ей больше, чем была перед этим.
— Вот это я хочу направить туда, где сейчас находятся мои пальцы.
— Я знаю, — сказала она, учащенно дыша.
— Хочешь сказать, что уже делала это? — прохрипел он с ноткой недоверия в голосе. Пальцы шевельнулись, и она изогнулась.
— Ч-что? — Думать она не могла, только отметила вопрос. Неистовое порхание пальцев внутри ее билось, как сердце, ускорялось. — О нет. Сын лорда Фарингдона объяснил мне, что он со мной сделает, но я не дала.
— Сын лорда Фарингдона — труп.
Увидев грозное выражение лица, она не смогла сдержать смешок.
— Ты ревнуешь…
— Вовсе нет. Ведь ты со мной, а не с ним. — Он стал целовать ее в губы в ритм с погружением пальцев, отчего пульсирующая боль между ног стала невыносимой.
Фелисити всхлипнула, когда пальцы неожиданно ушли. Он перестал ее целовать и усмехнулся.
— Не волнуйся, querida, твое страстное желание будет удовлетворено. Как и мое, слава Богу.
Он сел на кровать и быстро разделся. Затем снова склонился над Фелисити.
— Сними рубашку, — приказал он. Она вся сжалась. — Пожалуйста, — уже нежнее добавил он. — Я хочу видеть тебя всю.
Фелисити медлила, потрясенная видом его мужского достоинства, и он сам снял с нее рубашку. Застеснявшись, Фелисити закрыла грудь руками.
— Не надо, querida. Тебе нечего стесняться. — Он отвел ее руки. — Ты прекрасна.
Глядя на нее, Йен не скрывал своего восхищения. Йен убрал палец и, прежде чем войти в Фелисити, предупредил:
— На мгновение ты почувствуешь боль.
— Потому что я… — Она осеклась.
— Да, Фелисити. Ты девственница. Для мужчины это все равно что проломить стену.
— Ты должен был знать. — В голосе ее звучало недовольство.
— Но я никогда не спал с девственницами. Ладно, я справлюсь.
Боль быстро прошла, и он вошел в нее. Вошел так глубоко, что Фелисити боялась шевельнуться и затаила дыхание.
Она думала, что заниматься любовью куда приятнее, и сказала об этом Йену.