— Я тоже, — откликнулась Сара.
   Фелисити ушам своим не верила. Что? Не может быть! Они должны были кому-то рассказать. Сара рассказала ей. А Йен, разумеется, для того и говорил, чтобы они обелили его имя, распространяя слухи.
   Йен сверкнул язвительной улыбкой.
   — Все в порядке, Сара. Я знаю, ты сказала кое-кому, чтобы меня защитить. И не виню тебя за это.
   — Но я не говорила! Ведь ты просил сохранить это в тайне. — Она обратила к Фелисити смущенный и расстроенный взгляд.
   У Фелисити помутилось в голове. Он просил никому не говорить? Господи! Откуда он мог знать, что Сара расскажет ей и только ей? Сущий дьявол.
   — Ты или Эмили, должно быть, вы что-то сказали, — с видом полной невинности отозвался Йен. — Вы не могли знать, что это передадут дальше. Пилкингтон мне сказал, что у лорда Икс есть помощница, которая поставляет информацию. Значит, она услышала правду от одной из вас на балу.
   «Какой лгун! — возмутилась Фелисити. — Ничего подобного Пилкингтон ему не говорил!» Он сухо добавил:
   — Наверное, это леди Брумли, с ее страстью к сплетням.
   — Нет! — воскликнула Сара. — Я ни слова ей не сказала! Единственная, кому я говорила…
   Она замялась, и Фелисити почувствовала, что угодила в капкан.
   Йен с самодовольным видом откинулся в кресле. Теперь она больше ничего не узнает от его друзей. Чтобы оправдать себя, ей пришлось бы признаться в том, что она лорд Икс. Но он этого не хотел, ведь тогда она рассказала бы всю правду, даже то, что он от них скрывает!
   Вместо этого он выставил ее доносчицей, которая распускает слухи для собственного удовольствия. У лорда Икс по крайней мере были благородные цели, но помощница лорда Икс в лучшем случае пешка, в худшем — беспринципная ведьма! Теперь все они будут ее презирать!
   Фелисити посмотрела на Сару. Судя по выражению ее лица, графиня была потрясена.
   — Сара, ты наверняка сказала кому-то еще.
   — Только тебе.
   Фелисити хотела запротестовать, прикинуться оскорбленной, сделать хоть что-нибудь, чтобы стереть с лица Сары это ужасное выражение. Она и не предполагала, что для нее так важно мнение каких-то графинь. Из-за странного положения отца у нее в жизни было мало друзей, и она по глупости решила, что Сара могла бы стать ее подругой.
   Теперь все они объединились против нее. Стоит ей признаться, что лорд Икс — это она, будет еще хуже. В любом случае она — отверженная. Ей не поверят, если она скажет, что «секрет» Йена — наглая ложь. И никто не сможет подтвердить ее слова! Только мисс Гринуэй знает правду.
   В ее душе затеплилась надежда. Мисс Гринуэй! Стараясь не выдать своего волнения, она сказала Йену:
   — Знаете, возможно, с лордом Икс говорили не вы. Ваша подруга с Уолхем-стрит сама могла пойти в газету и все объяснить. Я бы на ее месте так и поступила.
   Воцарилось молчание. Самоуверенность Йена разлетелась вдребезги.
   — Уверяю вас, мисс Тейлор, моя подруга никогда бы не совершила подобной глупости.
   Однако Сара с воодушевлением подхватила предположение Фелисити.
   — Да, но стала бы она рисковать своей репутацией ради тебя? Сомневаюсь. К тому же она не могла вынести, что тебя оклеветали. Ведь ты был к ней так великодушен.
   — Сара права, — с облегчением добавила Фелисити. — Эта женщина была очень расстроена.
   Пусть теперь выкручивается, подумала она не без злорадства. Он не мог опровергнуть ее, не рассказав правду, а правду сказать не мог после своей чудовищной лжи.
   Куда девались его самоуверенные манеры! Глаза сверкнули, как два отточенных кремня. Он вскочил с кресла и направился туда, где валялась газета.
   — Упомянутая леди не ходила в редакцию газеты. — Он подобрал с пола «Ивнинг газетт», пробежал ее глазами и ткнул пальцем в колонку. — Вот. «Наш добрый виконт желает, чтобы мы поверили», и так далее. Лорд Икс считает, что я сделал это фальшивое заявление.
   — Не обязательно, — сказал Джордан. — Если он вознамерился насадить тебя на перо, ему важно, чтобы читатели не знали, что источником была твоя подруга, потому что это говорит в твою пользу. Он выражается туманно. Ведь он прямо не сказал, что получил информацию от тебя или твоих друзей. Верно?
   Сара с виноватым видом посмотрела на Фелисити.
   — Вот видишь, Йен? Вполне возможно, что это не кто-то из нас.
   Слова Сары свели на нет триумф Фелисити. Сара не хотела быть пешкой в их сражении. Это по вине Фелисити она оказалась втянутой в него. Да и уничтожающий взгляд Йена не приободрил ее. Он вправе ее презирать. Она не должна была намекать Саре, что тогда на балконе он позволил себе вольности. До сих пор шла война между Фелисити и Йеном, но теперь ситуация вышла из-под контроля.
   — Не важно, каким образом лорд Икс это раздобыл, — заявил Джордан. — Но как он смеет утверждать, что ты не участвовал в войне, не имея никаких доказательств? За одно это можно подать на него в суд. Я бы на твоем месте потребовал от правительства приструнить газету.
   — Правительство не станет в это вмешиваться. Моя работа на континенте была неофициальной. Вряд ли кто-нибудь вспомнит, какова была моя роль.
   — Что ты делал? — спросил Джордан.
   — Ничего достойного внимания.
   «Еще бы! — подумала Фелисити, снова утвердившись в своей правоте. — Не может быть достойно внимания то, чего не было. Поэтому никто и не помнит».
   — Веллингтон помнит, — вдруг подал голос Гидеон. — Он сам мне сказал, что без тебя мы бы не смогли победить.
   Все взоры устремились к Йену.
   — Герцог так и сказал? — спросил Джордан у Гидеона. — Где ты с ним встречался, черт тебя дери?
   Гидеон пожал плечами:
   — На каком-то балу. Мы с Веллингтоном спорили о роли английской аристократии в войне. Я узнал, что Веллингтон не родился пэром, а получил звание за заслуги перед страной. Ну, я ему сказал, что глупо иметь систему, где самые образованные люди — пэры и старшие сыновья — устранены от защиты отечества законами о наследстве. Он под горячую руку привел в пример Йена — пэр и старший сын, он храбро сражался.
   От шока Фелисити была потрясена. Неужели? Йен не лгал о своем участии в войне? Быть такого не может.
   — Веллингтон, видимо, был пьян, — буркнул Сен-Клер.
   — Значит, хорошо это скрывал, — произнес Гидеон. — Я продолжал его расспрашивать о тебе. Он вдруг вспомнил, что я был капитаном американского капера. И замолчал. Я решил, что не стоит на него давить.
   — Не важно, кем ты был, — заявил Йен. — Странно, что он вообще что-то сказал. Моя помощь сильно преувеличена.
   — Веллингтон не склонен к преувеличениям, — вставил Джордан. — Что ты делал на войне, черт подери? Был шпионом? Почему никто об этом не расскажет?
   — Потому что это не подлежит обсуждению. — Йен угрожающе посмотрел на Фелисити. — Тем более в газете.
   Никогда еще Фелисити не чувствовала себя таким ничтожеством. Если Йен говорит правду, она совершила ужасную ошибку, нанесла ему незаслуженное оскорбление. Задета его честь.
   Фелисити готова была провалиться сквозь землю от стыда. За то, что она сделала, ее мало вздернуть на дыбе. Когда Фелисити впервые его увидела, ее поразил его мрачный облик, она подумала, что этот мужчина немало в жизни пережил. Но первое впечатление уступило место предубеждению прав представителей аристократии. Надменных, самовлюбленных, распутных.
   Как нагло и цинично он обошелся с ней на балконе. Но она не должна была изливать свои обиды в газетной колонке, не зная истинного положения вещей. Только сейчас Фелисити это поняла.
   — Почему лорд Икс представил тебя врагом? — спросил Гидеон. — Может, тебе следует переоценить свои привязанности в обществе и определиться, кому перерезать горло?
   — Давайте не будем говорить о резне, — обратился к нему Джордан. — Опять ты рассуждаешь как пират, а не как цивилизованный человек.
   Гидеон стрельнул в жену веселым взглядом, так чтобы ее брат не заметил.
   — Иногда пиратские способы более эффективны.
   — Только если ты хочешь кого-нибудь повесить! — выпалил Джордан.
   — Хватит. — Йен поднял руку. — Друзья, благодарю всех за советы, но я сам во всем разберусь. И с лордом Икс тоже.
   Йен не взглянул на нее, но Фелисити поняла, что его слова адресованы ей. Доигралась. Теперь он уничтожит ее. Ей ли тягаться с ним, обладающим богатством и властью?.. А ведь ей надо вырастить братьев. В который уже раз Фелисити вспомнила предостережение отца: не хочешь лишиться головы, не ходи на пушку с дубиной. И хотя Фелисити отчаянно боялась лишиться головы, она опасалась, что пушки ей не избежать.

Глава 9

   Ходят слухи, будто некая герцогиня осталась недовольна подарком мужа ко дню рождения — корсетом, сконструированным так, чтобы сквозь него не было видно тело. Она швырнула подарок в огонь и сообщила мужу, что ни один мужчина не станет на нее посягать, если муж будет почаще бывать дома.
   Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 13 декабря 1820 года
   Фелисити торопливо поднималась по лестнице в свою комнату, удивляясь, как осталась жива. Йен — герой войны? Что до мисс Гринуэй, то он, конечно, лжет, да и в отношении других женщин тоже. И все же он герой.
   Эта мысль не давала ей покоя. Несмотря на попытки Сары сменить тему, в разговоре то и дело возникали неловкие паузы.
   Когда Гидеон предложил мужчинам пройти в его кабинет посмотреть на гравюру корабля, которую он недавно приобрел, Фелисити с облегчением вздохнула. Еще минута — и она выдала бы себя с головой. Убедившись, что Сара и Эмили больше не подозревают ее в пособничестве лорду Икс, Фелисити извинилась, сказала, что хочет спать, и ушла.
   Она знала, что ее ждет бессонная ночь.
   Подавив рыдание, Фелисити с книгой в руке взбежала по ступеням, спеша укрыться в спальне. Он не простит оскорбления, Фелисити знает его слишком хорошо. Как она могла позволить эмоциям взять верх над разумом и провоцировать виконта!
   Холл наверху был украшен шелковыми гобеленами и внушительными колоннами, которые спроектировал отец. Будь он жив, посоветовал бы ей, что делать, потому что никогда не пасовал перед сильными мира сего. После рождения близнецов и смерти матери Фелисити пришлось заботиться о малышах, и она перестала ездить с отцом по его делам. Ей удалось избегать контактов с папиными патронами, кроме тех случаев, когда он приводил их домой.
   Слава Богу, завтра она будет дома. После смятения чувств в эти последние часы с радостью выдержит все, что бы ни вытворяли близнецы. Изольет душу миссис Бокс, и та снимет с нее чувство вины, она поймет, почему Фелисити вела себя так необдуманно. А возможно, даже посоветует, как помешать лорду Сен-Клеру осуществить свою месть.
   С тяжелым вздохом она толкнула дверь комнаты, где слуги уже разожгли огонь в камине, сняла бархатное покрывало с массивной кровати под балдахином и зажгла свечи. Поглощенная мрачными мыслями, она закрыла дверь, бросила книгу на кровать, сняла шаль.
   Взгляд упал на кружевной халат, который засунула в чемодан миссис Бокс. Он принадлежал маме, его отдали Фелисити, когда ей исполнилось шестнадцать. Тогда она была полна надежд на будущее. Она представляла себе, как муж увидит ее в этих кружевах и его глаза зажгутся восторгом, как у отца, когда он смотрел на маму.
   Но ее мечтам не суждено сбыться. После внезапной смерти отца Фелисити оказалась в ужасном положении и вынуждена писать то, что приводит к единоборству с лордом Сен-Клером и ему подобными.
   В глазах стояли слезы. Она погладила кружева и подавила рыдание. Слезами горю не поможешь.
   Фелисити смотрела на шелковую вещицу. Мамино умение шить всегда приводило дочь в восторг. Фелисити прижала халат к лицу, вдыхая слабый запах розовой воды, любимый запах мамы.
   Фелисити решила надеть халат. Нетерпеливо сняла платье, чулки, подвязки и нижнюю юбку, тряхнула головой, и из прически посыпались шпильки.
   Подойдя к туалетному столику, стоявшему между стрельчатыми окнами огромной спальни, Фелисити посмотрела в зеркало. Она стояла полуодетая, с покрасневшими от слез глазами и потерянным выражением лица.
   В зеркале отразилось какое-то движение. Позади стоял мужчина, прислонившись к закрытой двери. Йен! О Господи, он пришел мстить.
   Мускулистые руки скрещены на груди, настойчивый взгляд излучает такую силу, что захватывает дыхание.
   — Продолжайте. — Глаза с оскорбительной дотошностью изучали ее. — Не хочу вас прерывать.
   Оцепенение прошло. Она запахнула шаль и круто повернулась.
   — Как вы смеете? Сколько еще…
   — Я ждал вас с той минуты, как покинул игорную комнату. Гидеон и Джордан думают, что я ушел в имение Блэкморов. Но я не мог уйти, не поговорив с вами.
   — Только не здесь! Идите вниз, я к вам приду.
   — Придете? — Он рассмеялся. — Так я вам и поверил. Я не успею дойти до лестницы, как вы позовете Сару, чтобы она вышвырнула меня из дома.
   — Я могу и сейчас это сделать.
   — В таком виде — нет. — Он бросил на нее жадный взгляд — такой, как у султана на ее картине, когда он придумывал наказание гурии.
   Ее бросило в жар.
   — К тому же если вы закричите и Сара ворвется сюда, требуя объяснений, вам будет гораздо труднее, чем в прошлый раз, убедить ее в своей невиновности.
   У него блестящая позиция. Фелисити в голову не могло прийти, что он будет подстерегать ее в спальне.
   Возмущение помогло преодолеть страх. Вскинув голову, она разглядывала Йена, пытаясь угадать его намерения. Над его головой на стене висел подсвечник, колышущийся свет подчеркивал могучую фигуру мужчины, но играл в прятки с выражением лица. Впервые за время их знакомства его голос излучал все нюансы чувств, отрывистая речь кипела яростью.
   Его вторжение было достаточным доказательством того, что она слишком часто его провоцировала. Ни один мужчина без приглашения не войдет ночью в комнату незамужней женщины и, уж конечно, не будет стоять притаившись, пока она раздевается. Фелисити ожидала возмездия, но не такого! О Господи! В глазах полыхнул ужас; патроны отца часто к ней приставали, она знала, что за этим последует, и всегда ухитрялась отбиться, пока они не зашли слишком далеко, но с Йеном ей не справиться. И его злость справедлива.
   У Фелисити упало сердце. Она незаметно пошарила у себя за спиной на столе, но нащупала только щетку для волос, булавки и ленты.
   Надо что-то делать. Призвав на помощь все свое самообладание, она посмотрела ему в глаза.
   — Вы пришли не только поговорить, иначе вы не смотрели бы на меня, когда я не одета. Вы продвинулись в своих воинских успехах — нападаете на женщин в их спальнях? Гидеон будет разочарован, он, кажется, считает вас героем.
   Он плотно сжал губы.
   — Мы с вами знаем, как он ошибается на этот счет, не так ли? Я просто следую тому образу, который вы создали. Согласно вашему тщательно проведенному расследованию, я лжец и даже развратник. Человек без чести.
   Каждое отчетливо произнесенное слово вбивало гвоздь в ее совесть.
   — Я не назвала вас лжецом. Просто задала вопрос по поводу ваших заявлений о вашем прошлом. — Заявлений, которых я не делал публично.
   — Но почему? Гидеон говорит, вам нечего стыдиться.
   — Но ведь вы этому не верите? О нет, вы умная, вас не смогут одурачить заявления друзей. — Он вскинул голову, невольно подставив свету суровое лицо. Янтарный свет позолотил пронзительные черные глаза и напряженный подбородок. Он внушал ужас и в то же время благоговение.
   Она потуже стянула на груди шаль.
   — Т-теперь я верю. Но вы хорошо понимаете, почему не верила раньше. Как я могла верить, когда вы всячески скрывали свое прошлое? Никто открыто не заявлял, что сражался вместе с вами. Нигде не было упоминаний о вашей военной карьере.
   — Для меня так было предпочтительнее. Пожелай я сделать мою военную историю достоянием гласности, я послал бы в газеты подробное описание. Жаль, что вам это не пришло в голову.
   Услышав обвинительный тон, Фелисити ощетинилась.
   — Вы сами виноваты. Ваш рассказ о мисс Гринуэй вызывает вопросы. Но я не стала бы писать о вас, если бы вы на меня не напали.
   — Напал? — Он отошел от стены. — Простой поцелуй вы называете нападением?
   — Для меня это был не простой поцелуй! — взорвалась она. И уже более спокойно добавила: — Иначе я бы так не реагировала.
   Он остановил взгляд на ее губах.
   — Для меня это тоже был не просто поцелуй. Дрожь пробежала по телу Фелисити. Не может быть.
   Она знала, каким искренним он может прикинуться. И все-таки хотелось верить ему.
   Воздух сгустился и отяжелел. Они были одни, никогда раньше они не были настолько одни, никто не знал, что он здесь, ни гости, ни слуги, ни даже горничная, Фелисити ее отпустила.
   А на ней только кружевной халатик, нижняя рубашка и панталоны. Она попыталась поплотнее укутаться в шаль.
   Это привлекло его внимание. Полуночные глаза, голодные и напряженные, скользнули по ней сверху вниз, снимая покровы с ловкостью типографского скребка. Однажды она уже видела этот взгляд, когда он прижимал ее к себе и тянулся губами к ее губам.
   — Тем не менее, — продолжал он мрачно, — то, что я сделал, было не слишком вызывающим после того, как вы меня очернили.
   — Вы первый запятнали мою репутацию, в ту ночь на балконе.
   — Неправда. Вы забыли про свою первую колонку?
   Она застонала. Как ни странно, она забыла.
   — У нас с вами разные представления о том, что чернит вашу репутацию.
   — В результате моя невеста сбежала с другим. Если это и не очернило мою репутацию, то по крайней мере уменьшило ее блеск.
   — И вы мне отомстили, да? Когда чуть ли не насильно целовали меня?
   — Насильно? — Он подошел еще ближе, хмуря брови.
   — А вы разве не наслаждались этим?
   — Конечно, наслаждалась! — выпалила она и, заметив его самодовольный вид, добавила: — Как же иначе? Вы распутник, для вас заставлять женщин наслаждаться вашими поцелуями — развлечение.
   — Я не распутник. И не заставлял вас меня целовать. Если бы вы дали мне пощечину, я не остался бы ни на секунду. Вы жаждали моих поцелуев. И солгали Саре о происшедшем. Хотя бы из вежливости признайте это.
   — Я ей не солгала, — запротестовала Фелисити.
   — Вы сказали, что я к вам приставал.
   — Нет! Это было ее предположение, потому что… потому что…
   — Потому что вы сказали, что я зашел слишком далеко. — Он медленно приближался к ней, глаза мерцали, словно оникс в серебряной оправе. — Фелисити, что значит «слишком далеко»?
   Она попятилась.
   — Вы знаете это лучше, чем я, учитывая вашу репутацию.
   — Моя репутация. — Он фыркнул. — Уж и не знаю, что от нее осталось после ваших нападок. Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы имели в виду, когда сказали Саре, что я зашел «слишком далеко»?
   Он стоял в нескольких дюймах от нее, и хотя ей хотелось спасаться бегством, она не могла позволить ему увидеть, как ей страшно. К тому же мешал туалетный столик.
   Она постаралась изобразить из себя недотрогу и выпалила:
   — Вы знаете, что я имела в виду! Вы целовали меня с… — Как описать страсть и силу мужского поцелуя, не пользуясь лексиконом школьницы? — С большим энтузиазмом, — неуверенно закончила она.
   Полуулыбка тронула его губы.
   — Не буду отрицать. Я бы сказал, мы оба проявили «большой энтузиазм». Но даже самые пылкие поцелуи не заставили бы Сару выгнать меня из дома. — Он обхватил ее за талию и прижал к себе так крепко, что ей была видна темная тень усов над верхней губой. — Так скажите мне, моя лживая Фелисити, что я особенного сделал, почему обо мне плохо подумала Сара? За что мне должно быть стыдно? Клянусь, не припомню.
   — Потому что вам никогда не бывает стыдно! — Она уперлась руками ему в грудь, отчего еще больше разошлись полы халата. — Пустите, Йен, или я… — Она вспомнила, почему не может закричать, и у нее упало сердце. — Буду считать вас мерзавцем и негодяем!
   Он расхохотался.
   — Вы это уже объявили во всеуслышание. Я не отпущу вас, пока вы не покажете, что значит «слишком далеко». Чтобы в будущем не ошибиться.
   — В будущем? — пискнула она.
   — Надеюсь, наши перепалки закончатся, и я хотел бы знать, что можно, а чего нельзя. — Он двумя пальцами отодвинул край халата и нагло уставился на нижнюю рубашку.
   Она задохнулась, кровь бросилась в голову. Йен наклонился и впечатал поцелуй в ключицу. Это было так ласково и интимно, что она покачнулась и оперлась о край стола.
   Воспользовавшись тем, что Фелисити потеряла равновесие, Йен стянул халат с ее плеч и, когда он упал на стол, намотал на палец прядь ее волос и поцеловал.
   — Не надо, — прошептала она. Предательское тело испытывало наслаждение. Она с ним яростно боролась. Когда в прошлый раз она дала себя поцеловать, он растоптал ее чувства. — Вы… не должны…
   Он отпустил волосы и погладил упавшую на плечо прядь. Потом отодвинул ее с плеча.
   — Вот это вы называете «слишком далеко»? — Он отодвинул рукав рубашки и поцеловал плечо. Она чувствовала его легкое дыхание.
   У нее вырвался тихий вздох, и он переместил губы на горло.
   — Или это? — Губы двинулись к ямочке на шее, где пульсировала жилка.
   Когда он поднял голову, на его пылающем лице глаза тлели, как угольки.
   — Ах, я забыл, «слишком далеко» — это больше, чем парочка поцелуев. «Слишком далеко» должно быть нечто такое, после чего моя школьная подружка усомнилась бы в том, что я хороший. Что бы это могло быть?
   Не сводя с нее глаз, он зажал рукав рубашки в кулаке и спустил его с плеча. Фелисити схватила его за руку, чтобы остановить, но он запечатлел поцелуй на ее губах, и она забыла обо всем на свете.
   Поцелуй немедленно стал властным, язык проник в рот раньше, чем она поняла, что раскрыла губы. Край стола впивался в ладони, она цеплялась за него, чтобы не вцепиться в его пиджак, в чем он ее недавно обвинил.
   Когда он распустил завязки рубашки, она пришла в себя и схватилась за края, прежде чем обнажилась грудь.
   — Остановитесь! Что вы делаете?!
   — Определяю пределы дозволенного, — хрипло сказал он. — Как далеко это «слишком далеко»?
   — Это именно оно!
   — В самом деле? Но вы сказали, что не лгали Саре, рассказав о моем «нападении» в тот вечер, а я ничего подобного не делал. — Черный, как ночь, взгляд не отрывался от ее лица, рука накрыла грудь под муслином, и Фелисити задохнулась. — Но меня часто подводит память. Наверное, надо ее освежить.
   — Нет, вы… вы… — В голове было пусто — его рука гладила грудь. Это было восхитительно стыдно и очень изысканно. — О Боже! — Услышала Фелисити собственный голос.
   — Я трогал вас так в тот вечер, Фелисити?
   Она зажмурилась, чтобы не видеть триумф в его глазах. Он распластал ладонь на груди и стал ласкать ее, отчего затвердели соски. Фелисити всхлипнула; он наклонился, она ощутила его горячее, неровное дыхание на щеке.
   — Скажи, querida, я так делал? — Иностранное слово на мгновение сбило ее с толку, но тут она вспомнила, что он наполовину испанец. Она была слишком смущена, чтобы спрашивать, что значит «querida». — Отвечай! — приказал он.
   — Нет! — выпалила она.
   Она заставила себя открыть глаза, ожидая увидеть злорадство на его лице, но была потрясена, увидев плохо скрываемое желание.
   — Странно, что не делал, — сказал он. — Потому что хотел. Господи, как я хотел!
   Его признание спасло ее израненную гордость. В тот вечер он не просто манипулировал ею — он испытывал то же, что и она. А то, что он делал с ней сейчас — ласки, поцелуи, — было больше, чем военная хитрость.
   От этой мысли всколыхнулись подавленные желания, пролетели по ней шквалом, сдули мысли о девичьей скромности. Со стоном чистейшего мужского удовлетворения он принялся ласкать ее всерьез: пощипывал сосок сквозь муслин, нашел вторую грудь и подверг ее той же мучительной, сладостной ласке.
   К ее стыду, она подумала с любопытством: что, если бы он коснулся пальцами обнаженного тела? Или губами? Какая скандальная мысль!
   Словно догадавшись о ней, Йен запустил руку под рубашку и положил на грудь. Фелисити закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она желала лишь одного: чтобы Йен ласкал ее и трогал везде, в самых потаенных местах.
   Она дышала с трудом, дерзкая рука — нет, руки, потому что они обе были внутри рубашки, — волшебным образом выкачивала само дыхание из ее тела. Она и не знала, что тело вмещает в себя такой простор для наслаждения, или что мужчина может так легко и безошибочно извлекать его.
   — Йен… — пробормотала она и умолкла.
   — Да. — Голос прозвучал как будто издалека. — Я словно в раю. Ты такая сладкая!
   Он опустился на колено, спустил рубашку с груди, прильнул к ней губами. Именно этого она и хотела. Потрясенная, Фелисити сжала ладонями его голову, наслаждаясь исходившим от него ароматом сигар.
   Застонав, Йен подтянул ее к себе и посадил на согнутое колено; чтобы сохранить равновесие, ей пришлось ухватиться за его плечи. Тогда он усадил Фелисити на свое бедро. Разрез ее панталон раскрылся, и к его ноге оказалась прижата самая интимная часть ее[тела.
   Фелисити замерла в шоке. Она попыталась принять позу поприличнее, но ощутила внизу живота знакомую ей боль, которую испытала однажды ночью, когда мечтала о своем султане.
   Фелисити тонула в волнах наслаждения.
   Она нетерпеливо дергала лацканы фрака Йена, он снял его и бросил на пол. Сквозь рубашку она чувствовала его мускулы, ей нравилось, как они напрягались под ее пальцами. Он погладил ее икры, колени, внутреннюю часть бедра, его чудесные, ласковые пальцы пробрались в панталоны и вдруг замерли.