Ярость исказила его лицо.
   – А днем я был совершенно другим? Мне показалось, вы были счастливы выйти за меня.
   – Я еще не знала, что ваш маскарад был придуман с целью отомстить папа´, публично опозорив его, меня и сестер.
   – Месть! – Он отпрянул от нее. – Вы с Дэниелом и ваши ограниченные мозги! Дело не в мести!
   – В чем же тогда? Вы хотели украсть это свидетельство и использовать его, чтобы отобрать у папа´ его титул. У вас есть состояние, процветающая компания. Зачем вам еще титул?
   – Да, я владелец процветающей компании. – Он с вызовом посмотрел на нее. – Но долго ли она будет процветать, если я не буду искать способы развивать ее и находить новые рынки? В будущем году в Китай отправляется делегация, чтобы организовать торговлю вне пределов Ост-Индской компании. Каждая торговая компания в Англии хочет войти в эту делегацию, в том числе и я. Но, как у бастарда со скандальным прошлым, у меня очень мало шансов. А если я стану графом и членом палаты лордов... У Розалинды защемило сердце.
   – Ну конечно. Вы будете в идеальной политической позиции. Именно поэтому вам необходимо как можно скорее подтвердить свою законнорожденность, да? Вы должны действовать раньше, чем будет принято окончательное решение. Я понимаю.
   Дэниел сказал, что «Найтон-Трейдинг» для Гриффа – это все, и был абсолютно прав.
   – Это вопрос практичности, просто бизнес, – объяснил он педантичным тоном. – Другого способа достичь цели у меня нет. Но из уважения к вашей семье постараюсь вернуть себе права на титул без огласки, насколько это будет возможно.
   – Когда вы сегодня днем сделали мне предложение, вы все еще намеревались использовать этот документ сразу же, как только он попадет к вам в руки. – Он не ответил, а молчание – знак согласия. – И что вы собирались делать – жениться на мне, а потом приволочь моего больного отца в палату лордов, чтобы публично объявить его худшим из интриганов? Признаюсь, он этого заслуживает, но все же он мой отец. Или вы думали, что я встану на вашу сторону?
   Отведя глаза, он нервно дернул галстук.
   – Я надеялся... то есть планировал... Проклятие, я не заглядывал так далеко. Но надеялся, что когда вы узнаете все обстоятельства, то поймете, что у меня есть права на титул.
   К несчастью, она действительно понимала, что у него есть все права. Однако надеялась, что из благородства он не станет их использовать. Она плохо его знала. Гриффу были чужды благородные порывы. В этом отношении Дэниел ошибался – Грифф не игнорировал свое сердце, у него его просто не было.
   – Вот что, приятель, – заявил ее отец. – Надеюсь, ты не собирался дать ход этому документу, не дождавшись моей кончины, и опозорить моих дочерей?
   У Розалинды болезненно сжалось сердце.
   – Полагаю, папа´, именно это и планирует мистер Найтон.
   – Почему нет? – запальчиво произнес Грифф. – Проклятие, он мой по праву!
   Розалинда вздохнула. Папа´ надеялся, что его план сработает, спасет его от гнева Гриффа и обеспечит ей и ее сестрам будущее. Вместо этого он впустил к себе грифона, и теперь этот грифон ни за что не уйдет без его сокровища.
   Но есть одно сокровище, которое он не получит.
   – Да, этот документ ваш по праву. А я – нет.
   Грифф запаниковал.
   – Мы поженимся и будем жить здесь. Вместе с вашей семьей. Да, может возникнуть скандал, но о нем быстро забудут. Люди никогда не относились к вам с одобрением, но вас это не трогало. А что изменилось теперь?
   Розалинда подумала об отчаянном желании Джульет не остаться старой девой и о том, как Хелена переживает из-за своей хромоты.
   – Действительно, что изменилось? – с сарказмом заметила она. – В конце концов, мои сестры и без того изгои. Не могут найти мужей. Кого волнует, что о них будут перешептываться за их спиной? Мои сестры не заслуживают вашего участия, не так ли? Они дочери человека, причинившего вам зло, так с какой стати вы будете защищать их репутацию?
   Грифф побагровел.
   – Конечно, пойдут сплетни, и обо мне тоже. Но если мы поженимся, никто не осмелится во всеуслышание смеяться над женой нового графа Суонли, человека богатого и влиятельного. Но про себя они будут насмехаться надо мной. Я стану той сестрой, которая оказалась достаточно умна и вышла за настоящего графа, чтобы спасти семью от гибели. – Она попыталась подавить слезы. – Я стану продажной сестрой.
   – Никогда больше не говорите о себе так! – взорвался Грифф. – С каких это пор вас волнует, что о вас подумают? Разве вы не говорили, что вам все равно?
   – Вам наплевать на то, что случится со мной или моей семьей, до тех пор, пока это служит вашим целям. Для «Найтон-Трейдинг» вы готовы на все: на контрабанду, на оговор невинных. Какое место я, простая женщина, могу занять в вашей жизни? Нет, я не выйду за вас замуж.
   Она круто повернулась и пошла прочь, едва сдерживая слезы.
   Если бы она могла ненавидеть Гриффа, считать злодеем, то вышвырнула бы его из своей жизни.
   Но она не могла, зная, как ужасно с ним обошлись. Грифф должен был благодарить папа´ за свой характер, поэтому она не может упрекать его в этом. Пока он и папа´ разговаривали, она стояла, охваченная ужасом, представив себе жизнь Гриффа, которого все считали бастардом. Внезапная бедность довела его до ужасных поступков. Она не могла без стыда вспомнить свои смехотворные рассуждения о морали в оленьем парке. После того как его подло предали, он делал что мог, а она выговаривала ему за это.
   Слезы полились по ее щекам. Он провел свою жизнь, возвращая себе то, что всегда принадлежало ему, и все потому, что ее глупый жестокий отец разрушил жизнь Гриффа и его матери.
   И все же Розалинда не могла выйти замуж за Гриффа при сложившихся обстоятельствах.
   Услышав приближающиеся шаги, она обернулась и запаниковала, увидев Гриффа. Он обладал способностью каким-то образом влиять на нее, и она теряла над собой контроль. Грифф шел очень быстро, и она в тревоге заметалась. Добежать до спальни ей ни за что не удастся.
   Тут взгляд ее упал на висевший на стене меч, она схватила его и подняла в тот момент, когда Грифф догнал ее.
   – Не приближайтесь, слышите? Между нами все кончено! Я не выйду за вас, так что оставьте меня в покое!
   – Вы действительно сумасшедшая, если думаете, что я позволю вам сейчас уйти. Вы будете моей, Розалинда.
   Он шагнул к Розалинде, и она отступила на шаг, приближаясь к открытой двери кабинета папа´ за ее спиной. Прозвище Грифф как нельзя лучше подходило ему. Он обладал хищническими инстинктами грифона, и грифон был одержим стремлением сохранить свое сокровище.
   Меч качнулся в ее руке.
   – Я... я пущу в ход меч! – воскликнула она. – Я кастрирую вас, клянусь!
   Он удивленно вскинул бровь.
   – Насколько я помню, вы угрожали сделать это, если я заведу любовницу. Но я этого не сделал.
   – Сделали. Вы завели любовницу задолго до того, как встретили меня, ту, которую никогда не покинете.
   – О чем, черт возьми, вы говорите?
   – «Найтон-Трейдинг» – ваша любовница, я не могу с ней соперничать.
   Он стал крадучись приближаться к ней.
   – Чего вы хотите от меня? Чтобы я забыл об интересах «Найтон-Трейдинг»? Вы этого хотите?
   Она пятилась к кабинету, потому что деваться ей было некуда. Разве может она ударить его мечом?
   – Мне ничего от вас не нужно. – Она лишь хотела, чтобы он отказался от той части своего плана, которая могла опозорить ее семью. Хотела, чтобы он любил ее. – Теперь нет ничего, что вы могли бы мне дать, что соблазнило бы меня выйти за вас. Вы убили мое чувство к вам.
   Он схватил свечу из канделябра и продолжил приближаться к ней, заставляя пятиться в темную комнату.
   – Не могу поверить, что женщина, с которой сегодня днем мы занимались любовью, отказывается выходить за меня только потому, что я добиваюсь того, что принадлежит мне по праву. – Он закрыл за собой дверь и поставил свечу в канделябр. – Вы все еще любите меня!
   Страстное желание в его голосе подействовало на нее, как соль на рану. Как смеет он взывать к ее чувствам после того, как только что растоптал их?
   – Вы ничего не знаете о моих чувствах, проклятый осел, – прошептала она.
   Ее слова болью отозвались в его сердце.
   – Теперь у вас язык не поворачивается назвать меня ублюдком, не так ли?
   – Вы так и остались ублюдком! По своей сути. Он устало покачал головой:
   – Это ваш отец сделал меня таким, моя милая. Но он счастлив смыть это пятно, и не понимаю, почему вы против.
   – Я не возражаю против его желания сделать это. Но вы согласились на его предложение, зная, чем это грозит моей семье.
   – Ваша семья тут ни при чем! – вскричал он. – Главное – это наша любовь!
   – Не для меня!
   – Я понимаю, почему вы злитесь. Мне не следовало скрывать от вас мою цель. Но я не сказал вам, потому что не хотел, чтобы это случилось! Не хотел, чтобы вы сделали ошибку, подумав, будто это дело между мною и вашим отцом влияет на то, что мы с вами чувствуем друг к другу!
   Он шагнул к ней, но она поднесла меч к его груди.
   – Н-не п-подходите, – запинаясь, пригрозила она.
   – Вы проткнете меня? – Его челюсть напряглась. – Не верю! Вы не убьете своего любовника. И не кастрируете.
   – Не искушайте меня! – хрипло воскликнула она и прижала кончик меча к его бедрам.
   С видом мрачной решимости он обхватил рукой лезвие, сжав его с такой силой, что сдвинь она его хоть на йоту, оно насквозь прорезало бы ему руку. Розалиида замерла в ужасе.
   – Опустите меч, дорогая, – сказал он. – Вы же не хотите ранить меня.
   Это правда, будь он проклят!
   – А что, если хочу? Что, если я хочу сделать вам так же больно, как вы сделали мне?
   – Я не хотел сделать вам больно, клянусь, – с виноватым видом произнес он. – И если бы хоть на мгновение поверил, что вы больше, не любите меня и хотите причинить мне боль, уехал бы сегодня же и больше не вернулся. Но я в это не верю. Так же, как и вы.
   – Потому что это не соответствует вашим планам, – прошептала Розалиида.
   – Потому что это неправда. – Он отпустил лезвие меча и накрыл ладонью ее руку, сжимающую рукоять. – Пожалуйста, моя дорогая, не прогоняйте меня.
   Такое явное желание сквозило в его голосе, что она не сопротивлялась ни когда он поднял меч между ними, ни когда вынул его из ее онемевших пальцев. Но когда он привлек ее в свои объятия, по ее щекам заструились слезы.
   – О Господи; не плачь, моя милая, – пробормотал он, вытирая ее слезы. – Для меня пытка, когда ты плачешь.
   – Тогда освободите меня от этой проклятой помолвки, – взмолилась она.
   – Но я жить без тебя не могу. Ты мне нужна.
   – Чтобы согревать вашу постель.
   – Нет, – прошептал он, покрывая поцелуями ее лицо. – И я тоже нужен тебе. И ты это знаешь.
   Розалиида тоже жить без него не могла. Потому что нуждалась в нем более отчаянно, чем Он в ней. Возможно, у него нет сердца, но есть все остальные «части», и он, видимо, считал, что двух вполне достаточно. Она думала по-другому.
   И все же... «Не прогоняйте меня» – эти слова эхом отозвались в ее голове, когда он покрывал ее лицо поцелуями, прикосновения его губ вызывали непреодолимое желание. Рядом с ним ее тело обретало собственную жизнь.
   – Я хочу, чтобы ты была моей женой, дорогая. – Ее влажные волосы рассыпались по плечам, когда Грифф вытащил из них шпильки. – Хочу, чтобы ты была со мной и днем и ночью. Чтобы родила мне детей.
   Розалинда ушам своим не поверила и округлила глаза. Он хочет от нее детей?
   – Ты ведь даже не подумала об этом, верно? – Он положил руку на ее живот и медленно обвел круг. – Возможно, ты уже зачала. Для этого достаточно одного раза. Ты можешь сказать, что не хочешь от меня ребенка? – Он скользнул рукой ей под платье и стал ласкать грудь. – Ты можешь сказать, что мысль о том, чтобы кормить грудью нашего сына или дочь не доставляет тебе такое же удовольствие, как мне? Уверен, что не можешь.
   Она хотела сказать, что он заблуждается, но это было бы ложью, и Розалинда предпочла промолчать.
   Когда молчание затянулось, в его глазах вспыхнула ярость.
   – Думаю, что нет.
   – О, но, Грифф...
   Он заглушил ее слова горячим страстным поцелуем, не переставая ласкать ее. Розалинда прильнула к нему и обвила его шею руками.
   Когда он ласкал ее груди, они оживали, соски напрягались под его обжигающими прикосновениями. Лишь когда он стал развязывать шнурки ее платья, она нашла в себе силы оторваться от его губ.
   – Все будет хорошо, Розалинда, клянусь, – прошептал он, обдав ее лицо горячим дыханием. – Дай мне шанс доказать это тебе. Вспомни, как нам было хорошо, когда мы занимались любовью.
   Розалинду охватило отчаяние. Каждое мгновение сладостного желания и блаженства навсегда запечатлелось в ее памяти.
   Но одних только занятий любовью недостаточно. Она знает, что Грифф никогда не полюбит ее, что главная любовь его жизни – бизнес. Розалинда в этом не сомневается и не может выйти за него замуж.
   Словно прочитав ее мысли, Грифф взял в ладони ее лицо.
   – Останься со мной сейчас, – прошептал он. – Позволь мне любить тебя, моя милая Розалинда. Ты нужна мне. Я хочу тебя.
   Она тоже страстно хотела его, но понимала, что должна найти в себе силы расстаться с ним.
   Ночью она возьмет свои скудные сбережения и отправится в Лондон.
   Но сегодня, в последний раз, испытает восхитительное блаженство. Пусть он поймет, как сильно она любит его.
   – Да, – прошептала она.
   И упала в его объятия.

Глава 20

   О, теперь мы все признаем свои недостатки теперь
   это модно: но признание становится текущим платежом;
   и таким образом мы никогда не исправляем их.
Фанни Барни, английская писательница, мемуарист, драматург. «Камилла»

   Грифф не мог поверить, что наконец-то добился ее. Хотя на этот раз это далось ему труднее, он завоевал ее навсегда.
   И все же, пока они оба лихорадочно трудились над застежками своей одежды, развязывая и расстегивая, его не покидал страх. Принадлежит ли она ему не только телом, но и душой? Движет ли ею только страсть или же более глубокие чувства тоже? Страсть – мощная сила. Грифф хорошо это знал. Главное, чтобы она принадлежала ему. Со временем она простит ему все остальное. Он будет держать ее в постели до тех пор, пока она его не простит.
   Он заглушил голос совести, гоня прочь мысль о том, что может потерять Розалинду. Со временем он ей все возместит. К счастью, сегодня днем он утолил свое желание и мог позволить себе не так бешено заниматься любовью. Он собирался использовать каждую минуту, чтобы распалять и удовлетворять ее желание. Она не пожалеет о своем решении. Он позаботится об этом.
   Он сбросил сюртук и жилет, потом рубашку, но, потянувшись к пуговицам брюк, замер, увидев, что она стягивает с себя платье. С улыбкой, обольстительной, как у самой Евы, Розалинда позволила платью соскользнуть с ее соблазнительного тела на пол.
   Его сердце остановилось. На полу возле платья лежали кружевные подвязки и белые чулки. Ни сорочки, ни нижних юбок, ни панталон. Розалинда во всей своей ослепительной красоте принадлежала ему. Он с трудом удержался, чтобы не упасть на колени.
   Пока он стоял, онемев, его член отплясывал какой-то безумный танец. Кожа Розалинды порозовела, и она кивнула туда, где его пальцы замерли на пуговицах брюк:
   – Итак?
   – Еще нет. – Если он снимет их сейчас, все произойдет слишком быстро, а это было совсем не то, чего он хотел. – Идем со мной, дорогая.
   Грифф подвел ее к дивану.
   – Сядь.
   Она села.
   – Что вы... – Она умолкла, когда он опустился на колени и раздвинул ей ноги. – О-о!
   Посмотрел на влажную женственную, плоть, собираясь ее поцеловать, и взглянул ей в лицо.
   – Тебе понравилось, когда я делал это в первый раз, правда? На качелях?
   Слегка покраснев и опустив ресницы, она кивнула. Наклонившись вперед, он прошептал:
   – Сейчас тебе еще больше понравится. – И он накрыл ее нежные лепестки губами.
   Исходивший от нее запах сводил его с ума. Он вошел в нее языком, чтобы довести ее до неистовства, Он не знал, как долго сможет продержаться.
   Вскоре его бесстыдная соблазнительница прижала к себе его голову, еще шире раздвинув бедра. Он ласкал языком ее бархатную кожу, пока не почувствовал, что Розалинда напряглась и по телу ее пробежала судорога. Когда она наконец вскрикнула и поднялась к нему, он подумал, что взорвется прямо в брюках.
   Он никогда не знал, что услаждение женщины может так глубоко повлиять на мужчину. Но ведь он никогда не любил женщину, такую как Розалинда, которая беззастенчиво отдавалась наслаждению. Это внушало ему благоговение. И возбуждало его до предела.
   Когда она пришла в себя и посмотрела на Гриффа, глаза ее все еще были затуманены страстью.
   – Теперь моя очередь, – сказал Грифф.
   Он сбросил брюки, потом кальсоны, второпях отрывая пуговицы. Заставив ее встать, он обнял ее на мгновение, целуя ее, лаская ее груди, а она прильнула к нему.
   Он сел на диван и привлек ее к себе. Он собирался посадить ее верхом себе на колени, но не успел опомниться, как она оказалась у его ног.
   – Что вы делаете? – взревел он.
   – Вы сказали, что теперь ваша очередь, – прошептала она, в замешательстве глядя на него. – Разве вы не это имели в виду? Разве женщина не может делать мужчине то, что делали вы мне губами?
   С этими словами она наклонилась и поцеловала кончик его плоти. Необычайным усилием воли Грифф сдержал готовое брызнуть семя и усадил Розалинду к себе на колени.
   – Но, Грифф, разве женщины не...
   – Иногда – да, – хрипло произнес он. – Но сегодня это приведет к тому, что наши занятия любовью быстро закончатся, так что сделаем это в другой раз.
   – В другой раз, – повторила она с оттенком сожаления. Он застонал. Перестанет ли она когда-нибудь удивлять его? Никто, кроме опытной шлюхи, никогда не предлагал ему такой вариант, и ее предложение было для Гриффа драгоценным подарком. Розалинда была весьма любознательна, вот и сейчас она с интересом изучала его член.
   – Под словами «моя очередь» я имел в виду, – прохрипел он, – что хочу сейчас ввести в тебя мой «меч». – Его член вел себя... ну... чертовски самоуверенно. Грифф взял в ладони ее пышные груди, обхватив губами шелковистые соски.
   Ее лицо вспыхнуло, когда она подняла на него глаза.
   – Когда мы... вот так?
   – О да. Тебе это может показаться интересным. – Бог свидетель, его завораживало видеть центр ее женственности таким восхитительно открытым на его обнаженных бедрах. – Сама догадаешься, что надо делать, или мне показать?
   Хищная улыбка тронула ее чувственные губы.
   – Сама догадаюсь. – Повинуясь инстинкту, она поднялась и опустилась на него так медленно, что ему показалось, будто он умер и попал на небеса.
   – Боже, Розалинда!.. Да... о, моя дорогая!.. – Он поплотнее усадил ее, прижимая к себе ее бедра.
   Она обхватила его плечи и посмотрела ему в лицо:
   – А теперь что?
   – Теперь ты будешь заниматься со мной любовью, как я это делал с тобой сегодня днем.
   – Вот так? – спросила она, поднимаясь и снова опускаясь на него, тесная, как перчатка, горячая и восхитительная.
   Он мог лишь кивнуть в ответ.
   Она быстро училась, его Афина, мчась на нем верхом в битву с развевающимися как флаг каштановыми волосами и пышной грудью вместо кирасы. Теперь, когда он дал ей возможность взять инициативу в свои руки, она схватила его, как истинная богиня войны, выставляя напоказ свою чувственную силу, ее тело сжимало его плоть с настойчивостью, соизмеримой с его собственной.
   Глаза ее горели, роскошные волосы рассыпались по плечам и спине.
   – Это очень безнравственно? Да?
   – Очень, – выдавил он. – Но все бастарды безнравственны и женщин предпочитают тоже безнравственных. – Он намотал прядь волос на свою руку, а свободной рукой ласкал ее грудь.
   Грифф стал двигаться в ней быстрее, она тоже ускорила темп и скакала на его горячем члене верхом.
   Возбуждение нарастало, его уже невозможно было терпеть. Грифф нащупал крошечный бугорок между ее ног и ласкал его. Они вместе взлетели на вершину блаженства, и Грифф излил в Розалинду семя.
   Когда они спустились на землю, Грифф заключил свою амазонку в объятия. Никогда еще он не испытывал такой радости. Женщина, которой он так долго добивался, из-за которой вынес столько страданий, наконец-то принадлежит ему. Он никогда ее не отпустит.
   Грифф лег на диван и положил Розалинду на себя. Ее тяжелые груди расплылись по его груди, голова лежала у него на плече.
   Розалинда думала о том, что вскоре ей предстоит его покинуть. Но когда она попыталась отодвинуться, он пробормотал:
   – Полежи со мной еще немного, дорогая. Если ты пошевелишься, то снова разбудишь моего «святого Питера».
   – Он у вас весьма своенравный, мистер Найтон. Вы совсем не можете контролировать его?
   Грифф улыбнулся и втолкнул своего «святого Питера», еше не совсем опавшего, между ее ног.
   – Не совсем. К тому же не вижу смысла контролировать его, когда ваш центр сладострастия так близко.
   – С-сладострастия? Только не говорите, что женские половые органы тоже имеют названия.
   – Разумеется, имеют, так же как и мужские.
   – А у Шекспира они тоже встречаются? – сухо спросила она. Правда, мужчины иногда могут быть такими детьми!
   Он усмехнулся:
   – Вообще-то да. Одно название вам, пожалуй, понравится – «перчатка Венеры». Нетрудно догадаться, что имеется в виду. Особенно теперь, когда вы кое-что знаете.
   Вот о чем она будет больше всего скучать, вспоминая Гриффа. Он никогда не находил ее возмутительной или шокирующей. Ну, почти никогда. И даже тогда его это, казалось, скорее развлекало, чем пугало. Она стала водить пальцем по его груди, охваченная грустью от мысли о скорой разлуке.
   Он взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
   – Я могу угадать, что мы с вами будем делать по ночам, – кроме занятий любовью, конечно. Вам придется заново перечитать Шекспира, расшифровывая все безнравственные части, не так ли, любовь моя?
   – Вовсе нет! – запротестовала она и вдруг замерла. «Любовь моя». Он никогда раньше не называл ее так. Она прижалась к нему, охваченная смятением. Может быть, она поспешила, приняв решение уехать в Лондон? Может быть...
   Она знала, что начнет колебаться, если позволит ему соблазнить ее. Знала, что он вывернет наизнанку ее сердце. Чувствуя себя потерянной, она соскользнула с него.
   – Куда вы? – воскликнул он.
   – Я, пожалуй, оденусь. Уже поздно. – Слишком поздно.
   – Я надеялся побыть здесь еще немного.
   – Нет, Грифф. Нас может кто-нибудь увидеть. – Ей нужно окончательно принять решение. Если уезжать, то как можно скорее, иначе он догонит ее на дороге.
   И еще ей нужно поговорить с Хеленой. Сестра непременно ей поможет.
   – Ну хорошо. Давайте перейдем в вашу комнату.
   Она едва не застонала.
   – Нет. Мы можем уснуть, и утром нас обнаружит горничная.
   – Какое это имеет значение? Мы все равно поженимся.
   – Да, конечно, но мне бы не хотелось, чтобы нас застали врасплох. – Она надела платье.
   – Что ж, подожду до свадьбы. – Он сел и вытянул ноги, совершенно не стесняясь своей наготы.
   – Вы не собираетесь одеваться? – спросила она.
   – Куда спешить? Чтобы одеться, мне достаточно и минуты. Я лучше посмотрю, как вы одеваетесь. – Он одарил ее похотливой улыбкой.
   Розалинда прошла туда, где валялась его одежда, и стала бросать ему ее.
   – Но вы не можете! Я умру со стыда, если кто-то из слуг обнаружит нас здесь. – Она хотела бросить ему сюртук, но замерла, когда из кармана выпал сложенный листок.
   Ее сердце болезненно сжалось. Словно в тумане, она подняла его. Разворачивать не было необходимости. Она знала, что это. И все же удивилась. А она было подумала, что небезразлична ему.
   Глубокая печаль охватила Розалинду. Ей следовало догадаться. Для него она была просто еще одним приобретением – любящая жена, к тому же распутная. Но определенно не та, чьи чувства требовали бы изменения его планов.
   Словно одеревенев, она сунула бумагу обратно в карман сюртука и подошла к Гриффу. Когда она протянула ему сюртук, в ее глазах стояли слезы. Он, должно быть, увидел их, потому что схватил ее за руку.
   – Розалинда...
   – Поспешность, с которой вы побежали за мной, не помешала вам захватить ваш драгоценный документ. – Только тогда он последовал за ней, чтобы заверить в любви, которой не испытывал к ней. – Теперь по крайней мере я знаю, какое занимаю место в вашей жизни.
   Она попыталась выдернуть руку, но он не отпустил ее.
   – Это не имеет никакого отношения к тем чувствам, которые я к вам питаю. Это бизнес, вот и все. Если я не буду заниматься бизнесом, нам не на что будет жить, дорогая, не так ли?
   Папа´ тоже так говорил. «Я мужчина, и я знаю, как лучше». Это всегда приводило Розалинду в ярость. Грифф говорил почти то же самое. Это лишь подтверждало ее самые страшные опасения.
   – Вы знаете, что я не глупая. Мы оба знаем, что дело тут не в бизнесе, не в том, что не на что будет жить.
   Он отпустил ее руку и стал натягивать кальсоны.
   – Тогда в чем, по-вашему, дело? Уверяю вас, если бы я хотел отомстить вашему отцу, я выбрал бы более разрушительную месть, чем просто лишение его титула. Я бы мог обесчестить вас и отказаться жениться. Я давно мог его разорить. Даже отравить! Но как бы плохо вы обо мне ни думали, у меня есть моральные принципы. Я думал, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы не заподозрить в том, что я способен на месть, которая сама по себе незначительна.