Страница:
Из-за утомительного перелета, разумеется!
Я закидываю голову, чтобы не дать слезам переполнить глаза. Но напрасно – вот потекла тушь «Мэйбеллин», вот следом за ней поползли по щекам персиковый тон «Шу Умера» и карандаш для глаз «Риммель»… Да, такой мощный рев не замаскируешь ни под насморк, ни под «смех без причины». Чувствуя, как подступает новая волна рыданий, я стремглав кидаюсь в ближайшую дамскую комнату.
Дверцы тут по пояс вышиной – особенно не спрячешься. Но мне плевать. Слава богу, что в лас-вегасских казино хорошо с туалетной бумагой!
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
Я закидываю голову, чтобы не дать слезам переполнить глаза. Но напрасно – вот потекла тушь «Мэйбеллин», вот следом за ней поползли по щекам персиковый тон «Шу Умера» и карандаш для глаз «Риммель»… Да, такой мощный рев не замаскируешь ни под насморк, ни под «смех без причины». Чувствуя, как подступает новая волна рыданий, я стремглав кидаюсь в ближайшую дамскую комнату.
Дверцы тут по пояс вышиной – особенно не спрячешься. Но мне плевать. Слава богу, что в лас-вегасских казино хорошо с туалетной бумагой!
ГЛАВА 3
Вспоминая о Си Джее, я снова чувствую себя счастливой и любимой. Стоит ли удивляться, что в мыслях своих я возвращаюсь к нему снова и снова? Любовь к нему окрасила всю мою жизнь – но даже Иззи лишь совсем недавно узнала, что он для меня значит.
Поначалу я не скрывала своих чувств: но в то время (нам обеим было по семнадцать) всякий раз, как я заговаривала о Си Джее, Иззи поднимала меня на смех и отбивала охоту рассказывать дальше.
Тогда я злилась; теперь понимаю, что Иззи не хотела меня задеть – скорее выплескивала собственную обиду. Весь июль она провела в Греции, в отеле своего отца: открывала для себя опасные местные коктейли и присылала мне открытки, переполненные восторженными описаниями местных парней: «Есть тут один официант – смотрю на него, а сердце так и прыгает вверх-вниз!» Я не сомневалась, что вернется она счастливая, загорелая дочерна и подписываться начнет «Иззи Акрополис». Но Иззи вернулась разочарованная, утомленная солнцем и злая на весь род мужской. Она лишилась девственности с каким-то манчестерцем, улизнувшим на ночь из своей тургруппы. На следующее утро он ушел, не дожидаясь, пока его дама проснется.
Весь остаток лета Иззи вздрагивала, заслышав манчестерский выговор, и истерически хохотала при слове «любовь». Как могла я ей объяснить, что бедное сердце мое раздувается воздушным шариком, что я люблю – люблю впервые в жизни (певцы и кинозвезды не в счет)?
Иззи спросила, как мне понравились летние курсы театрального мастерства. Но стоило мне начать: «Был там один парень…» – как она закатила глаза к потолку.
Не обращая внимания на ее оскорбительное равнодушие, я поведала, что парня зовут Си Джей, что волосы у него до плеч и такие золотистые, что просто светятся, что, когда мы первый раз встретились, он держал под мышкой томик Йейтса.
Иззи убила мою радость одним метким прозвищем.
– Ясно, – сказала она, – новый сорт шампуня: «Пантин-поэт». А тебе стихи читал? Послушать можно?
Но я не могла отдать на осмеяние драгоценные строчки.
– Ты с ним спала? – поинтересовалась Иззи.
– Нет, но…
– Слава богу, хоть одна из нас избежала растления! – проворчала Иззи и прибавила: – Сволочи они. Кобели вонючие. Все до одного.
Не прошло и недели с начала учебного года, как Иззи закрутила бурный роман с ассистентом преподавателя. Парень сдался без сопротивления, самоуважение Иззи было восстановлено, а вместе с ним – и обычная разговорчивость. Теперь она угощала меня рассказами о своих тайных свиданиях, и всякий раз, как заходила речь о поцелуях, перед глазами у меня всплывали губы Си Джея. Я робко пыталась перевести разговор на дорогую мне тему:
– Да-да, понимаю, о чем ты! Помнишь, я тебе рассказывала о том парне с театральных курсов? Иногда перед тем, как поцеловать, он просто накрывал мой рот своим, и несколько секунд мы дышали дыханием друг друга, потом…
Но в ответ я получала только «гм» или «ну да». Лишь однажды Иззи спросила:
– А где сейчас твой Пантин-поэт? Скрылся в замке леди Шелотт?
На этот вопрос я не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Родители Си Джея переехали на север и увезли сына с собой. Больше я о нем ничего не слышала. Ни звонка, ни письма, ни весточки. Каждое утро, едва встав с постели, я бежала к почтовому ящику, каждую большую перемену звонила маме и просила проверить ящик еще раз – но тщетно. Я строила планы паломничества в шотландские горы и мечтала о страстном свидании на вересковом поле. Но в Шотландию так и не попала – даже на Эдинбургский фестиваль.
Этот неоконченный роман ноет во мне, словно незалеченный зуб. Никогда – ни прежде, ни после – ни один мужчина не вызывал у меня такого чувства.
Я еще не видела его лица – а сердце уже заколотилось. Едва войдя в класс, равнодушно скользнув глазами по незнакомым лицам, я уперлась взглядом ему в затылок. Хорошо, положим, у меня слабость к хипповым волосам до плеч. Но когда он обернулся, открыв взору загорелое лицо, орлиный нос (моя любимая форма!) и светло-зеленые глаза (мой любимый цвет!), я поняла: это судьба.
Помнится, Линда Эванс сказала однажды: «Едва увидев Янни, я почувствовала: он создан специально для моих глаз». Да-да, знаю, потом они разошлись. Не в этом дело. Я смотрела на него и не могла оторваться. В нем не было совершенства рекламных картинок, но я знала: вот лицо, на которое я готова смотреть всю жизнь.
Вошел преподаватель мистер Риз и велел нам садиться. Си Джей сел со мной рядом.
Не успела я дух перевести – как вдруг мистер Риз указывает на нас и говорит:
– Вы двое – влюбленные!
А Си Джей улыбается как ни в чем не бывало и отвечает:
– Отлично!
Мистер Риз указывает еще на одну пару и объявляет:
– Вы соперничаете с детских лет! Тыкает еще в кого-то:
– А вас тяготит постыдная тайна!
И так далее. Обычное упражнение, практикум по актерскому мастерству. А вы что подумали?
Мистер Риз объяснил, что большую часть занятий мы будем импровизировать короткие сценки, но будем постоянно возвращаться к назначенным амплуа. Так мы, мол, научимся вникать в подтекст роли.
Прозвенел звонок Элоиз, моя одноклассница, предложила вместе прогуляться по местным магазинам. Невольно я оглянулась на Си Джея. Он стоял прямо у меня за спиной.
– Любимая! – произнес он звучным, чуть насмешливым голосом. – Когда увидимся мы вновь, моя любовь, моя любовь?
– День один – короткий срок, миг свиданья недалек, – ответила я без запинки.
– Раз нельзя тебя обнять, буду о тебе мечтать!
И пошло, и пошло! Как настоящие мастера сцены, мы ни на миг не выходили из ролей. Разбор пьес, уроки пластики и мимики пролетали, как во сне: я считала минуты до семинаров мистера Риза. Мне казалось, что сама судьба соединила нас с Си Джеем. Мы словно получили официальное разрешение любить. На семинарах мы узнавали вкус любви, не стесненной ни страхом, ни смущением, ни предрассудками. Все перепуталось: в реальном мире я играла равнодушие, а на сцене сбрасывала маску.
– А теперь посмотрим, как вы жаждете первого поцелуя! Джейми, прекрати отвлекать партнера разговорами… просто смотрите друг на друга… смелее, смелее, вот так. – И через несколько секунд: – Хорошо, достаточно… Очень хорошо… Джейми, я сказал, достаточно!
От популярных песенок мы скоро перешли к классике. В поэтических состязаниях Си Джей меня побивал, и неудивительно: поэзия была его страстью. Пришлось приналечь на классиков: чтобы не отставать от Си Джея, я глотала сборники стихотворений, и в голове у меня все стихи перепутались. Но какой был восторг, когда удавалось без запинки ответить Си Джею подходящей цитатой!
На следующий день после первого поцелуя в присутствии двадцати двух восторженно вопящих студентов он спросил:
– Ну, как тебе вчерашнее?
И я, набрав воздуху в грудь и шалея от собственной отваги, ответила:
Пронзила сердце боль, но сладостна она. Целуешь в губы ты – трепещет мое сердце.
От его взгляда у меня подогнулись коленки. Я, наверно, упала бы – но в этот миг Си Джей прижал меня к стене и поцеловал во второй раз. Никогда – ни раньше, ни позже – я не испытывала такого взрыва страсти! Ощущение было такое, словно прыгаешь с самолета без парашюта. Должно быть, я свихнулась – мне это понравилось!
Си Джей взял меня за руку и повел прочь из здания колледжа. Мы вышли за изгородь и, убыстряя шаг, направились к реке. По лугу, густо усеянному нежным жасмином и сочным первоцветом, мы вышли туда, где клонила ветви над водой плакучая ива. Под этой-то ивой мы целовались часов пять, лишь изредка отрываясь друг от друга, чтобы выдохнуть или вдохнуть.
С того дня все свободное время мы проводили в тайном уголке – под этой самой ивой.
За день наше гнездышко, согретое летним солнцем, становилось уютным и мягким, словно пушок на персике: впрочем, скоро мы стали брать с собой старую собачью подстилку. С наступлением сумерек мы выскальзывали из спален и разыгрывали под ивой собственные сцены из «Сна в летнюю ночь». Стриженые вихры мои превращались в золотые косы Рапунцель, убогое девчачье платьице – в одеяние королевы. Да что там, – я забывала даже о своих угрях!
Порой мы молчали, переполненные счастьем: я дремала, свернувшись клубочком в его объятиях, и не знала, чего еще желать. Порой, наоборот, смеялись и дурачились. Помню, как однажды, когда я, как обычно, ждала его у реки, он подкрался сзади и произнес:
– Что собираешься сегодня делать? – спросила я.
– Сидеть здесь и считать твои веснушки, – усмехнулся он.
– Нет чтобы вычислить силу, с которой меня любишь…
– Можно и этим заняться.
– Уж лучше я процитирую Элизу Дулиттл: «Неужто вы не хотите меня поцеловать? Нет, не объясняйте как – просто покажите!»
– Показать? – рассмеялся он. – Да у тебя на платье останутся такие пятна от травы, что ни в одной прачечной не отстираешь!
– Ах, вы все обещаете, обещаете…
Он прыгнул на меня, и, визжа и хохоча; мы покатились по камышовому берегу…
…Представляю, как тошно было на нас смотреть всем прочим студентам!
В последний вечер звезды сияли так ярко, что я не могла грустить. Предстоящая разлука казалась мне нереальной: я просто не в силах была поверить, что вдруг останусь без него.
Си Джей встал и сделал несколько шагов.
– Джейми, – заговорил он, остановившись под склоненными ветвями ивы, – собственными словами я не в силах выразить то, что чувствую. Но я нашел одно стихотворение и хочу прочесть тебе несколько строчек.
Дрожащими руками он развернул листок бумаги…
Присев рядом, он прошептал:
– Джейми, я тебя люблю! – и прежде, чем я успела ответить, сунул мне в руку бумажный пакетик. Там лежал простенький серебряный медальон – двуликая маска, символ театра.
– Улыбка – это счастье, которое ты мне подарила, – объяснил он. – А скорбь – моя грусть оттого, что мы должны расстаться.
Стоит ли удивляться, что мне хотелось визжать и сучить ногами, когда жизнь моя свелась к бездумному глазению в телевизор вместе с Тревисом?
Однажды я до того дошла, что потребовала от него мадригала в мою честь. «Не может быть, – говорила я, – чтобы все эти таблетки и уколы не дали тебе творческого импульса!»
Вот какой стих посвятил мне Тревис:
Порой я жалею о том, что встретила Си Джея. Он поднял мои романтические ожидания на недосягаемую высоту. С ним я узнала, что такое любовь, что чувствуешь, когда по-настоящему любишь. Прочие мужчины в сравнении с ним кажутся пошлыми и нудными. Не говоря уж о том, что они и понятия не имеют, на что способно мое сердце. Си Джей позволил мне заглянуть в волшебный сад, а потом захлопнул дверь у меня перед носом. И душа моя до сих пор там, стучится в позеленевшие от старости кованые ворота, ждет, что вот-вот мой принц распахнет дверь.
Несколько лет прошло, прежде чем я научилась вспоминать о Си Джее без слез. «Зачем, ну зачем мне эта проклятая любовь? – восклицала я. – Почему она никак не уходит? Какой в этом смысл?» Казалось, мы с Си Джеем связаны невидимой нитью. Но вместе нам не быть, а значит, я попусту трачу свои чувства.
Постепенно утихла боль, но шрам на сердце остался. Я сделалась злой. Циничной. Начала подбирать парней на помойках. Превратилась в женщину, которая «ни о чем не жалеет» не только на словах, но и на деле.
Их было много. Едва ли я вспомню все имена. Такое впечатление, что в семнадцать лет я взошла на вершину счастья, а потом стремительно покатилась вниз. Если вы смотрите сериал «Друзья», то знаете, что серии в нем озаглавлены примерно так: «Серия восьмая, в которой Моника ложится в постель с Магнумом».
Попробую и я таким же манером озаглавить эпизоды нескладного сериала своей жизни: Десять ужасных бойфрендов.
1. Тот, что страдал, паранойей и был уверен, что все его девушки тайно влюблены в его «голубого» братца.
2. Тот, что едва от инфаркта не умер, узнав, что его бывшая жена завела себе дружка, хотя сам давно уже завел себе подружку, то есть меня.
3. Тот, что после визита к нему великодушно предложил оплатить мне дорогу домой – и дал денег на автобусный билет.
4. Тот, чьи родители боялись, что эта стерва (я то есть) развратит их мальчика.
5. Тот, что потом присоединился к «мальчиковой» поп-группе и сейчас красуется на плакатах в музыкальных магазинах.
6. Тот, что вечно твердил, что мне не хватает решимости. Пожалуйста! Я набралась решимости и послала его ко всем чертям.
7. Тот, что после первой ночи сделал такое признание: «Я рад, что мы с тобой занялись сексом, – это помогло мне понять, как сильно я люблю свою прежнюю девушку».
8. Тот, что сообщил, что у него на родине женщины с усиками считаются очень привлекательными (спасибо господу за крем для удаления волос)!
9. Тот, что уверял, что у него самый крохотный «прибор» во всей Англии. А потом как-то признался, что переспал с сотней женщин. Неистребима бабья жалость… или, может, любопытство?
10. И наконец, те четверо, что сейчас живут с мужчинами. Четверо! Может быть, в моем женском теле скрывается душа мужчины-гея?
И так далее, и тому подобное. Что толку перечислять? Мужчины-то разные, а ошибка одна и та же. Встретив нового индивидуума, я всякий раз говорю себе: «Ну нет, этот не такой! У него аккуратная стрижка, он моется каждый день!» А потом индивидуум сбрасывает маску и являет мне и миру свое истинное лицо. Если, конечно, эту харю можно назвать лицом. А Иззи еще удивляется, почему я не могу забыть Си Джея!
Да, я читала, что существует талант любить. Он никуда не девается: если полюбила раз, значит, сможешь полюбить и дважды. Но лучше бы признать, что на трех идиллических неделях с Си Джеем мое счастье закончилось, и успокоиться. Надежда – страшная штука: получив удар, ты отскакиваешь от стены и возвращаешься на прежнее место, словно резиновая игрушка в тире – а следующий стрелок уже щурится в прицел. И все думаешь: «Ну вот… ну сейчас… ну в этот раз…» Дудки. И в этот раз будет то же самое.
А моя сестрица тем временем плавно катится от одного солидного и положительного бойфренда к другому. Это тоже, знаете ли, радости не добавляет. Мы с ней никогда не откровенничали (она даже о Си Джее не знает), однако, похоже, она учится на всех моих ошибках – и сама не ошибается никогда. По ее словам выходит, что каждый предыдущий друг был ей «прекрасным партнером», помог пройти определенную жизненную ступень и вывел на новый уровень развития. (При этом, разумеется, у каждого следующего должность поважнее и машина пошикарнее, чем у предыдущего.) В отличие от меня, она не влюбляется без памяти: у нее трезвая голова и холодное сердце. Я думала, меньше чем за супермена она замуж не выйдет. Но вот год назад мама получает от нее письмо? Надин встретила какого-то необыкновенного мужчину и чувствует к нему что-то такое, чего никогда раньше не чувствовала. (Содержание следующих писем мама резюмировала так «То же самое, только еще хуже».) На Рождество она осталась с ним в Глазго (оба там работают: она бухгалтером, он архитектором), а в июне он сделал ей предложение. А вскоре после этого Надин объявила, что привезет своего ненаглядного домой познакомиться с семьей. Я пыталась избежать семейного торжества – Надин на три года меня младше, и не хотелось выслушивать неизбежные вопросы: «А когда же ты?..» – но мама сказала:
– Он все-таки станет членом семьи, твоим деверем. И потом, разве не интересно посмотреть, как она им командует?
Я ставила единственное условие: чтобы пригласили Иззи. Лучшая подруга всегда надежно защищала меня от акул, вампиров, сестры и прочих кровожадных тварей.
Стоп! Иззи!.. Я смотрю на часы – полчаса прошло! Ну и ну? Для того ли я пересекла океан, чтобы сидеть в кабинке и скорбеть о потерянной любви? И на кого я сейчас похожа, – глаза красные тушь растеклась… Но я собираюсь с духом и открываю кабинку – может быть, как раз сейчас Иззи выпал джек-пот!
Поначалу я не скрывала своих чувств: но в то время (нам обеим было по семнадцать) всякий раз, как я заговаривала о Си Джее, Иззи поднимала меня на смех и отбивала охоту рассказывать дальше.
Тогда я злилась; теперь понимаю, что Иззи не хотела меня задеть – скорее выплескивала собственную обиду. Весь июль она провела в Греции, в отеле своего отца: открывала для себя опасные местные коктейли и присылала мне открытки, переполненные восторженными описаниями местных парней: «Есть тут один официант – смотрю на него, а сердце так и прыгает вверх-вниз!» Я не сомневалась, что вернется она счастливая, загорелая дочерна и подписываться начнет «Иззи Акрополис». Но Иззи вернулась разочарованная, утомленная солнцем и злая на весь род мужской. Она лишилась девственности с каким-то манчестерцем, улизнувшим на ночь из своей тургруппы. На следующее утро он ушел, не дожидаясь, пока его дама проснется.
Весь остаток лета Иззи вздрагивала, заслышав манчестерский выговор, и истерически хохотала при слове «любовь». Как могла я ей объяснить, что бедное сердце мое раздувается воздушным шариком, что я люблю – люблю впервые в жизни (певцы и кинозвезды не в счет)?
Иззи спросила, как мне понравились летние курсы театрального мастерства. Но стоило мне начать: «Был там один парень…» – как она закатила глаза к потолку.
Не обращая внимания на ее оскорбительное равнодушие, я поведала, что парня зовут Си Джей, что волосы у него до плеч и такие золотистые, что просто светятся, что, когда мы первый раз встретились, он держал под мышкой томик Йейтса.
Иззи убила мою радость одним метким прозвищем.
– Ясно, – сказала она, – новый сорт шампуня: «Пантин-поэт». А тебе стихи читал? Послушать можно?
Но я не могла отдать на осмеяние драгоценные строчки.
– Ты с ним спала? – поинтересовалась Иззи.
– Нет, но…
– Слава богу, хоть одна из нас избежала растления! – проворчала Иззи и прибавила: – Сволочи они. Кобели вонючие. Все до одного.
Не прошло и недели с начала учебного года, как Иззи закрутила бурный роман с ассистентом преподавателя. Парень сдался без сопротивления, самоуважение Иззи было восстановлено, а вместе с ним – и обычная разговорчивость. Теперь она угощала меня рассказами о своих тайных свиданиях, и всякий раз, как заходила речь о поцелуях, перед глазами у меня всплывали губы Си Джея. Я робко пыталась перевести разговор на дорогую мне тему:
– Да-да, понимаю, о чем ты! Помнишь, я тебе рассказывала о том парне с театральных курсов? Иногда перед тем, как поцеловать, он просто накрывал мой рот своим, и несколько секунд мы дышали дыханием друг друга, потом…
Но в ответ я получала только «гм» или «ну да». Лишь однажды Иззи спросила:
– А где сейчас твой Пантин-поэт? Скрылся в замке леди Шелотт?
На этот вопрос я не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Родители Си Джея переехали на север и увезли сына с собой. Больше я о нем ничего не слышала. Ни звонка, ни письма, ни весточки. Каждое утро, едва встав с постели, я бежала к почтовому ящику, каждую большую перемену звонила маме и просила проверить ящик еще раз – но тщетно. Я строила планы паломничества в шотландские горы и мечтала о страстном свидании на вересковом поле. Но в Шотландию так и не попала – даже на Эдинбургский фестиваль.
Этот неоконченный роман ноет во мне, словно незалеченный зуб. Никогда – ни прежде, ни после – ни один мужчина не вызывал у меня такого чувства.
Я еще не видела его лица – а сердце уже заколотилось. Едва войдя в класс, равнодушно скользнув глазами по незнакомым лицам, я уперлась взглядом ему в затылок. Хорошо, положим, у меня слабость к хипповым волосам до плеч. Но когда он обернулся, открыв взору загорелое лицо, орлиный нос (моя любимая форма!) и светло-зеленые глаза (мой любимый цвет!), я поняла: это судьба.
Помнится, Линда Эванс сказала однажды: «Едва увидев Янни, я почувствовала: он создан специально для моих глаз». Да-да, знаю, потом они разошлись. Не в этом дело. Я смотрела на него и не могла оторваться. В нем не было совершенства рекламных картинок, но я знала: вот лицо, на которое я готова смотреть всю жизнь.
Вошел преподаватель мистер Риз и велел нам садиться. Си Джей сел со мной рядом.
Не успела я дух перевести – как вдруг мистер Риз указывает на нас и говорит:
– Вы двое – влюбленные!
А Си Джей улыбается как ни в чем не бывало и отвечает:
– Отлично!
Мистер Риз указывает еще на одну пару и объявляет:
– Вы соперничаете с детских лет! Тыкает еще в кого-то:
– А вас тяготит постыдная тайна!
И так далее. Обычное упражнение, практикум по актерскому мастерству. А вы что подумали?
Мистер Риз объяснил, что большую часть занятий мы будем импровизировать короткие сценки, но будем постоянно возвращаться к назначенным амплуа. Так мы, мол, научимся вникать в подтекст роли.
Прозвенел звонок Элоиз, моя одноклассница, предложила вместе прогуляться по местным магазинам. Невольно я оглянулась на Си Джея. Он стоял прямо у меня за спиной.
– Любимая! – произнес он звучным, чуть насмешливым голосом. – Когда увидимся мы вновь, моя любовь, моя любовь?
– День один – короткий срок, миг свиданья недалек, – ответила я без запинки.
– Раз нельзя тебя обнять, буду о тебе мечтать!
И пошло, и пошло! Как настоящие мастера сцены, мы ни на миг не выходили из ролей. Разбор пьес, уроки пластики и мимики пролетали, как во сне: я считала минуты до семинаров мистера Риза. Мне казалось, что сама судьба соединила нас с Си Джеем. Мы словно получили официальное разрешение любить. На семинарах мы узнавали вкус любви, не стесненной ни страхом, ни смущением, ни предрассудками. Все перепуталось: в реальном мире я играла равнодушие, а на сцене сбрасывала маску.
– А теперь посмотрим, как вы жаждете первого поцелуя! Джейми, прекрати отвлекать партнера разговорами… просто смотрите друг на друга… смелее, смелее, вот так. – И через несколько секунд: – Хорошо, достаточно… Очень хорошо… Джейми, я сказал, достаточно!
От популярных песенок мы скоро перешли к классике. В поэтических состязаниях Си Джей меня побивал, и неудивительно: поэзия была его страстью. Пришлось приналечь на классиков: чтобы не отставать от Си Джея, я глотала сборники стихотворений, и в голове у меня все стихи перепутались. Но какой был восторг, когда удавалось без запинки ответить Си Джею подходящей цитатой!
На следующий день после первого поцелуя в присутствии двадцати двух восторженно вопящих студентов он спросил:
– Ну, как тебе вчерашнее?
И я, набрав воздуху в грудь и шалея от собственной отваги, ответила:
Пронзила сердце боль, но сладостна она. Целуешь в губы ты – трепещет мое сердце.
От его взгляда у меня подогнулись коленки. Я, наверно, упала бы – но в этот миг Си Джей прижал меня к стене и поцеловал во второй раз. Никогда – ни раньше, ни позже – я не испытывала такого взрыва страсти! Ощущение было такое, словно прыгаешь с самолета без парашюта. Должно быть, я свихнулась – мне это понравилось!
Си Джей взял меня за руку и повел прочь из здания колледжа. Мы вышли за изгородь и, убыстряя шаг, направились к реке. По лугу, густо усеянному нежным жасмином и сочным первоцветом, мы вышли туда, где клонила ветви над водой плакучая ива. Под этой-то ивой мы целовались часов пять, лишь изредка отрываясь друг от друга, чтобы выдохнуть или вдохнуть.
С того дня все свободное время мы проводили в тайном уголке – под этой самой ивой.
За день наше гнездышко, согретое летним солнцем, становилось уютным и мягким, словно пушок на персике: впрочем, скоро мы стали брать с собой старую собачью подстилку. С наступлением сумерек мы выскальзывали из спален и разыгрывали под ивой собственные сцены из «Сна в летнюю ночь». Стриженые вихры мои превращались в золотые косы Рапунцель, убогое девчачье платьице – в одеяние королевы. Да что там, – я забывала даже о своих угрях!
Порой мы молчали, переполненные счастьем: я дремала, свернувшись клубочком в его объятиях, и не знала, чего еще желать. Порой, наоборот, смеялись и дурачились. Помню, как однажды, когда я, как обычно, ждала его у реки, он подкрался сзади и произнес:
Иными словами, ты горишь! – закончил он и улыбнулся так, что мне и вправду стало жарко.
На цветущем брегу задремала она,
Убаюкивая девичьи печали,
Ее нежный румянец разгорался, алел
Под горячими солнца лучами…
– Что собираешься сегодня делать? – спросила я.
– Сидеть здесь и считать твои веснушки, – усмехнулся он.
– Нет чтобы вычислить силу, с которой меня любишь…
– Можно и этим заняться.
– Уж лучше я процитирую Элизу Дулиттл: «Неужто вы не хотите меня поцеловать? Нет, не объясняйте как – просто покажите!»
– Показать? – рассмеялся он. – Да у тебя на платье останутся такие пятна от травы, что ни в одной прачечной не отстираешь!
– Ах, вы все обещаете, обещаете…
Он прыгнул на меня, и, визжа и хохоча; мы покатились по камышовому берегу…
…Представляю, как тошно было на нас смотреть всем прочим студентам!
В последний вечер звезды сияли так ярко, что я не могла грустить. Предстоящая разлука казалась мне нереальной: я просто не в силах была поверить, что вдруг останусь без него.
Си Джей встал и сделал несколько шагов.
– Джейми, – заговорил он, остановившись под склоненными ветвями ивы, – собственными словами я не в силах выразить то, что чувствую. Но я нашел одно стихотворение и хочу прочесть тебе несколько строчек.
Дрожащими руками он развернул листок бумаги…
Он робко взглянул на меня. Я привстала и потянула его за штанину.
Порою сердце радости полно,
Порой гляжу в твои глаза с мольбою,
Я знаю в жизни счастье лишь одно —
Лишь то, что мне подарено тобою.
Присев рядом, он прошептал:
– Джейми, я тебя люблю! – и прежде, чем я успела ответить, сунул мне в руку бумажный пакетик. Там лежал простенький серебряный медальон – двуликая маска, символ театра.
– Улыбка – это счастье, которое ты мне подарила, – объяснил он. – А скорбь – моя грусть оттого, что мы должны расстаться.
Стоит ли удивляться, что мне хотелось визжать и сучить ногами, когда жизнь моя свелась к бездумному глазению в телевизор вместе с Тревисом?
Однажды я до того дошла, что потребовала от него мадригала в мою честь. «Не может быть, – говорила я, – чтобы все эти таблетки и уколы не дали тебе творческого импульса!»
Вот какой стих посвятил мне Тревис:
Для Си Джея я была солнцем, луной и звездами. Для Тревиса – самое большее кухаркой.
Нет в мире прекрасней девицы,
Чем Джейми, которая мне даже снится.
Но больше всего люблю я ее,
Когда она делает пиццу!
Порой я жалею о том, что встретила Си Джея. Он поднял мои романтические ожидания на недосягаемую высоту. С ним я узнала, что такое любовь, что чувствуешь, когда по-настоящему любишь. Прочие мужчины в сравнении с ним кажутся пошлыми и нудными. Не говоря уж о том, что они и понятия не имеют, на что способно мое сердце. Си Джей позволил мне заглянуть в волшебный сад, а потом захлопнул дверь у меня перед носом. И душа моя до сих пор там, стучится в позеленевшие от старости кованые ворота, ждет, что вот-вот мой принц распахнет дверь.
Несколько лет прошло, прежде чем я научилась вспоминать о Си Джее без слез. «Зачем, ну зачем мне эта проклятая любовь? – восклицала я. – Почему она никак не уходит? Какой в этом смысл?» Казалось, мы с Си Джеем связаны невидимой нитью. Но вместе нам не быть, а значит, я попусту трачу свои чувства.
Постепенно утихла боль, но шрам на сердце остался. Я сделалась злой. Циничной. Начала подбирать парней на помойках. Превратилась в женщину, которая «ни о чем не жалеет» не только на словах, но и на деле.
Их было много. Едва ли я вспомню все имена. Такое впечатление, что в семнадцать лет я взошла на вершину счастья, а потом стремительно покатилась вниз. Если вы смотрите сериал «Друзья», то знаете, что серии в нем озаглавлены примерно так: «Серия восьмая, в которой Моника ложится в постель с Магнумом».
Попробую и я таким же манером озаглавить эпизоды нескладного сериала своей жизни: Десять ужасных бойфрендов.
1. Тот, что страдал, паранойей и был уверен, что все его девушки тайно влюблены в его «голубого» братца.
2. Тот, что едва от инфаркта не умер, узнав, что его бывшая жена завела себе дружка, хотя сам давно уже завел себе подружку, то есть меня.
3. Тот, что после визита к нему великодушно предложил оплатить мне дорогу домой – и дал денег на автобусный билет.
4. Тот, чьи родители боялись, что эта стерва (я то есть) развратит их мальчика.
5. Тот, что потом присоединился к «мальчиковой» поп-группе и сейчас красуется на плакатах в музыкальных магазинах.
6. Тот, что вечно твердил, что мне не хватает решимости. Пожалуйста! Я набралась решимости и послала его ко всем чертям.
7. Тот, что после первой ночи сделал такое признание: «Я рад, что мы с тобой занялись сексом, – это помогло мне понять, как сильно я люблю свою прежнюю девушку».
8. Тот, что сообщил, что у него на родине женщины с усиками считаются очень привлекательными (спасибо господу за крем для удаления волос)!
9. Тот, что уверял, что у него самый крохотный «прибор» во всей Англии. А потом как-то признался, что переспал с сотней женщин. Неистребима бабья жалость… или, может, любопытство?
10. И наконец, те четверо, что сейчас живут с мужчинами. Четверо! Может быть, в моем женском теле скрывается душа мужчины-гея?
И так далее, и тому подобное. Что толку перечислять? Мужчины-то разные, а ошибка одна и та же. Встретив нового индивидуума, я всякий раз говорю себе: «Ну нет, этот не такой! У него аккуратная стрижка, он моется каждый день!» А потом индивидуум сбрасывает маску и являет мне и миру свое истинное лицо. Если, конечно, эту харю можно назвать лицом. А Иззи еще удивляется, почему я не могу забыть Си Джея!
Да, я читала, что существует талант любить. Он никуда не девается: если полюбила раз, значит, сможешь полюбить и дважды. Но лучше бы признать, что на трех идиллических неделях с Си Джеем мое счастье закончилось, и успокоиться. Надежда – страшная штука: получив удар, ты отскакиваешь от стены и возвращаешься на прежнее место, словно резиновая игрушка в тире – а следующий стрелок уже щурится в прицел. И все думаешь: «Ну вот… ну сейчас… ну в этот раз…» Дудки. И в этот раз будет то же самое.
А моя сестрица тем временем плавно катится от одного солидного и положительного бойфренда к другому. Это тоже, знаете ли, радости не добавляет. Мы с ней никогда не откровенничали (она даже о Си Джее не знает), однако, похоже, она учится на всех моих ошибках – и сама не ошибается никогда. По ее словам выходит, что каждый предыдущий друг был ей «прекрасным партнером», помог пройти определенную жизненную ступень и вывел на новый уровень развития. (При этом, разумеется, у каждого следующего должность поважнее и машина пошикарнее, чем у предыдущего.) В отличие от меня, она не влюбляется без памяти: у нее трезвая голова и холодное сердце. Я думала, меньше чем за супермена она замуж не выйдет. Но вот год назад мама получает от нее письмо? Надин встретила какого-то необыкновенного мужчину и чувствует к нему что-то такое, чего никогда раньше не чувствовала. (Содержание следующих писем мама резюмировала так «То же самое, только еще хуже».) На Рождество она осталась с ним в Глазго (оба там работают: она бухгалтером, он архитектором), а в июне он сделал ей предложение. А вскоре после этого Надин объявила, что привезет своего ненаглядного домой познакомиться с семьей. Я пыталась избежать семейного торжества – Надин на три года меня младше, и не хотелось выслушивать неизбежные вопросы: «А когда же ты?..» – но мама сказала:
– Он все-таки станет членом семьи, твоим деверем. И потом, разве не интересно посмотреть, как она им командует?
Я ставила единственное условие: чтобы пригласили Иззи. Лучшая подруга всегда надежно защищала меня от акул, вампиров, сестры и прочих кровожадных тварей.
Стоп! Иззи!.. Я смотрю на часы – полчаса прошло! Ну и ну? Для того ли я пересекла океан, чтобы сидеть в кабинке и скорбеть о потерянной любви? И на кого я сейчас похожа, – глаза красные тушь растеклась… Но я собираюсь с духом и открываю кабинку – может быть, как раз сейчас Иззи выпал джек-пот!
ГЛАВА 4
– Вот ты где! – передо мной внезапно вырастает Иззи – Мать честная! Ты что, ревела?
– Нет, то есть да!.. Не хочу об этом говорить!
– Ладно! – соглашается она, радуясь, что на этой теме можно не останавливаться. – Угадай, что случилось? Ни за что не догадаешься!
Сердце гулко ухает в груди.
– Сколько ты выиграла?
Мгновение она непонимающе смотрит на меня.
Затем выпаливает:
– Да нет, какой там выигрыш! Я познакомилась с классным мужиком! Точнее, даже с тремя!
– Всегда полезно иметь запасные варианты, – замечаю я скрывая разочарование. А я и не прозревала, что так мечтаю попрыгать на кровати, устланной стодолларовыми банкнотами.
– Спросила у крупье, где тут VIР-зона, а эти ребята услышали мой выговор и спрашивают: «Девушка, вы случайно не из «Спайс Герлс»?» – самодовольно сообщает Иззи. – Ну, в общем, они сказали, что погуляют тут немного и пойдут в «Дезерт Инн» слушать музыку. Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, именно в «Дезерт Инн» тусуются миллионеры! Так что я напросилась с ними выпить. И тебя обещала привести.
– Сколько им лет? – спрашиваю я, охваченная внезапным подозрением.
– Ну… так по виду не скажешь…
Значит, не меньше сорока. Чуяло мое сердце.
– Зато они так сексуально растягивают слова по-южному, знаешь? Как в «Унесенных ветром»! – уговаривает меня Иззи.
– И чем они занимаются?
– Э-э…
– Не ври! – требую я.
– Приехали на конференцию потребителей какой-то там электроники, – кривится Иззи.
– Ясно. «Пиджаки», – вздыхаюя.
На мой взгляд, традиционный пиджак безнадежно вышел из моды. Я признаю этот вид одежды лишь в двух случаях: винно-красный пиджак на танцоре-свингере и пиджак от Версаче на ком-нибудь из «Бэкстрит Бойз» (лучше всего на Кевине). Иззи же просто обожает мужчин в костюмах – от Кларка Гейбла до почтового клерка.
И неудивительно: с детских, можно сказать, лет наши вкусы в отношении мужчин полярно противоположны. Пока я разбазариваю силы в погоне за ангелами нежного возраста, Иззи веселится в ресторанах с мужиками, которые ей в отцы годятся. И, оглядываясь назад, я понимаю, что она избрала правильную тактику. Представляете чувства коммерсанта средней руки и среднего возраста, когда к нему подруливает юная пышногрудая блондиночка и просит угостить ее коктейлем? На него просто смотреть жалко – так он пыжится и распускает хвост.
Не знаю, чем обусловлен такой выбор: изначально ли Иззи пылала страстью к седеющим Ромео, или рано поняла, какую власть имеет над беднягами, охваченными кризисом среднего возраста, и с тех пор не сворачивала с избранного пути? Так или иначе, в девяноста девяти случаях из ста она попадает в цель. И то, что мишень может быть несвободна, ее не останавливает. Напротив. Помню, как в день своего двадцатипятилетия мы заполняли анкеты в агентстве знакомств: дойдя до графы «Семейное положение», Иззи решила, что речь, идет о семье предполагаемого партнера, и нацарапала. «Предпочтительно женатый».
Боюсь, в моем рассказе Иззи предстает этакой роковой женщиной, губительницей домашних очагов. Но если вы узнаете ее поближе, поймете, что на бессердечную мерзавку она не похожа. Она славная, просто ни к чему не относится всерьез. Мне кажется, охота за женатиками подогревает ее самооценку: приятно знать, что мужчина предпочел тебя собственной жене.
Разумеется, я такого поведения не одобряю. И о любой другой девушке, гоняющейся за женатыми, скажу, что она поступает по-свински. Но Иззи – совсем иное дело. Не виновата же она, что природа обделила ее совестью.
– Считай, что это гимнастика, – ободряет меня Иззи. – Легкий флирт для поддержания формы.
Мы уже у себя в номере. Иззи извлекает из чемодана топики – один другого откровеннее. Она сидит в ворохе тряпья, а из чемодана появляются все новые и новые шмотки, и Иззи начинает смахивать на фокусника с бездонным цилиндром.
– А если эти электронщики-потребители окажутся занудами, мы их просто пошлем!
Взбежав по лестнице (лифты здесь, оказывается, останавливаются только на четных этажах), мы обнаруживаем, что вожделенная обитель не так уж плоха. Правда, стены, разрисованные воздушными шариками, вызывают ассоциации с детской площадкой в «Макдоналдсе» – зато кровати широченные, мягкие, упругие и застланы покрывалами цвета кетчупа. Меблировка симпатичная и функциональная: за столиком у окна я буду писать, в шкафчике, где стоит ведерко со льдом, устроим бар, а Сверкающая белизной ванная в ближайшие дни увидит немало подвигов и чудес.
Пока Иззи занимается гардеробом, я расставляю на полочке в ванной пугающее количество тюбиков и флакончиков, а карандаши для губ и для бровей сгружаю в пластиковый стакан. Покончив с этим делом, открываю водку, купленную в беспошлинном магазине, и подкрашиваю ее клюквенным соком. Давненько я не пробовала фирменных напитков: от первого же глотка накатывает скорбь по утраченной любви, смешанная с досадой оттого, что на предстоящей вечеринке я обречена сидеть с мрачной физиономией и портить всем настроение.
– Как ты думаешь, – говорю я, – Аманда без нас скучает?
Аманда работает в художественном отделе журнала «Экспресс и Эхо». Это она, благодетельница, пробила мои первые робкие опусы в печать. По пятницам мы с Амандой ходим на танцы: порой – если ничего получше не подворачивается к нам присоединяется и Иззи.
– Кто-то теперь защитит ее от зануды Алана? – продолжаю я.
Иззи пожимает плечами. Кажется, она не хочет вспоминать о доме.
– Водочки хочешь? – меняю я тему. Тут ее будто подменяют: – Двойную порцию – до краев!
Я наливаю и ей. Мы чокаемся и провозглашаем хором:
– За Проект Пресли!
Я вздрагиваю – как-то странно слышать, как эти слова произносятся вслух. Вдруг меня охватывает лихорадочный подъем: уже не терпится натянуть парадную униформу и ринуться на завоевание города.
– Ты первая в ванную? – спрашиваю я. – Иди ты, а я сперва позвоню Дейву. Скажу, что добрались благополучно, и все такое.
Не хочет вспоминать о доме, как же! После четырех лет волынки Иззи совсем было решила порвать с Дейвом, но в последний момент передумала. Причина? «Не хочу омрачать свой имидж предсмертными записками от брошенного жениха».
Дейв – симпатичный малый, но, честно говоря, безнадежный рохля. Стоит спросить о чем-нибудь его мнение – и он начинает заикаться от ужаса. Некоторые и молчать умеют многозначительно: но Дейв, сидя в компании, так тушуется, что о его присутствии легко забыть. Не раз я подскакивала от неожиданности, когда за плечом раздавался его вежливый голос со словами: «Никто не хочет чашечку чая?» – или иной, столь же оригинальной репликой.
Глядя, как он бегает за Иззи, я не могу отделаться от мысли, что наблюдаю не за влюбленными, а за капризной монархиней и почтительным придворным. «Что их связывает?» – спрашиваю я себя. Дейв совсем не в ее вкусе: на два года моложе, тощий, долговязый и без единой седой пряди в волосах. (Впрочем, Иззи делает все, чтобы он поседел раньше срока.)
Мало того – они и в интимном плане друг другу не подходят! Иззи в постели – настоящая тигрица, Дейв – флегматичный и непритязательный кролик. Иззи усердно трудится над его половым воспитанием и уверена, что рано или поздно сумеет «выдрессировать» Дейва по своему вкусу: но по-моему, скорей уж студия Диснея выпустит анимационную версию «Камасутры».
Прошлым летом, когда они поехали на неделю в Испанию, Иззи дошла до точки. Проведя без секса три ночи, она решила, что Дейва нужно взбодрить. Поселились они, надо сказать, в идиллическом «колониальном» отеле – решетчатые ставни и разлапистые вентиляторы, свисающие с потолка. Иззи зажгла все свечи, какие смогла найти, вручила Дейву бокал апельсинового ликера, а сама скрылась в ванной с бритвой и тюбиком ароматического масла.
– Нет, то есть да!.. Не хочу об этом говорить!
– Ладно! – соглашается она, радуясь, что на этой теме можно не останавливаться. – Угадай, что случилось? Ни за что не догадаешься!
Сердце гулко ухает в груди.
– Сколько ты выиграла?
Мгновение она непонимающе смотрит на меня.
Затем выпаливает:
– Да нет, какой там выигрыш! Я познакомилась с классным мужиком! Точнее, даже с тремя!
– Всегда полезно иметь запасные варианты, – замечаю я скрывая разочарование. А я и не прозревала, что так мечтаю попрыгать на кровати, устланной стодолларовыми банкнотами.
– Спросила у крупье, где тут VIР-зона, а эти ребята услышали мой выговор и спрашивают: «Девушка, вы случайно не из «Спайс Герлс»?» – самодовольно сообщает Иззи. – Ну, в общем, они сказали, что погуляют тут немного и пойдут в «Дезерт Инн» слушать музыку. Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, именно в «Дезерт Инн» тусуются миллионеры! Так что я напросилась с ними выпить. И тебя обещала привести.
– Сколько им лет? – спрашиваю я, охваченная внезапным подозрением.
– Ну… так по виду не скажешь…
Значит, не меньше сорока. Чуяло мое сердце.
– Зато они так сексуально растягивают слова по-южному, знаешь? Как в «Унесенных ветром»! – уговаривает меня Иззи.
– И чем они занимаются?
– Э-э…
– Не ври! – требую я.
– Приехали на конференцию потребителей какой-то там электроники, – кривится Иззи.
– Ясно. «Пиджаки», – вздыхаюя.
На мой взгляд, традиционный пиджак безнадежно вышел из моды. Я признаю этот вид одежды лишь в двух случаях: винно-красный пиджак на танцоре-свингере и пиджак от Версаче на ком-нибудь из «Бэкстрит Бойз» (лучше всего на Кевине). Иззи же просто обожает мужчин в костюмах – от Кларка Гейбла до почтового клерка.
И неудивительно: с детских, можно сказать, лет наши вкусы в отношении мужчин полярно противоположны. Пока я разбазариваю силы в погоне за ангелами нежного возраста, Иззи веселится в ресторанах с мужиками, которые ей в отцы годятся. И, оглядываясь назад, я понимаю, что она избрала правильную тактику. Представляете чувства коммерсанта средней руки и среднего возраста, когда к нему подруливает юная пышногрудая блондиночка и просит угостить ее коктейлем? На него просто смотреть жалко – так он пыжится и распускает хвост.
Не знаю, чем обусловлен такой выбор: изначально ли Иззи пылала страстью к седеющим Ромео, или рано поняла, какую власть имеет над беднягами, охваченными кризисом среднего возраста, и с тех пор не сворачивала с избранного пути? Так или иначе, в девяноста девяти случаях из ста она попадает в цель. И то, что мишень может быть несвободна, ее не останавливает. Напротив. Помню, как в день своего двадцатипятилетия мы заполняли анкеты в агентстве знакомств: дойдя до графы «Семейное положение», Иззи решила, что речь, идет о семье предполагаемого партнера, и нацарапала. «Предпочтительно женатый».
Боюсь, в моем рассказе Иззи предстает этакой роковой женщиной, губительницей домашних очагов. Но если вы узнаете ее поближе, поймете, что на бессердечную мерзавку она не похожа. Она славная, просто ни к чему не относится всерьез. Мне кажется, охота за женатиками подогревает ее самооценку: приятно знать, что мужчина предпочел тебя собственной жене.
Разумеется, я такого поведения не одобряю. И о любой другой девушке, гоняющейся за женатыми, скажу, что она поступает по-свински. Но Иззи – совсем иное дело. Не виновата же она, что природа обделила ее совестью.
– Считай, что это гимнастика, – ободряет меня Иззи. – Легкий флирт для поддержания формы.
Мы уже у себя в номере. Иззи извлекает из чемодана топики – один другого откровеннее. Она сидит в ворохе тряпья, а из чемодана появляются все новые и новые шмотки, и Иззи начинает смахивать на фокусника с бездонным цилиндром.
– А если эти электронщики-потребители окажутся занудами, мы их просто пошлем!
Взбежав по лестнице (лифты здесь, оказывается, останавливаются только на четных этажах), мы обнаруживаем, что вожделенная обитель не так уж плоха. Правда, стены, разрисованные воздушными шариками, вызывают ассоциации с детской площадкой в «Макдоналдсе» – зато кровати широченные, мягкие, упругие и застланы покрывалами цвета кетчупа. Меблировка симпатичная и функциональная: за столиком у окна я буду писать, в шкафчике, где стоит ведерко со льдом, устроим бар, а Сверкающая белизной ванная в ближайшие дни увидит немало подвигов и чудес.
Пока Иззи занимается гардеробом, я расставляю на полочке в ванной пугающее количество тюбиков и флакончиков, а карандаши для губ и для бровей сгружаю в пластиковый стакан. Покончив с этим делом, открываю водку, купленную в беспошлинном магазине, и подкрашиваю ее клюквенным соком. Давненько я не пробовала фирменных напитков: от первого же глотка накатывает скорбь по утраченной любви, смешанная с досадой оттого, что на предстоящей вечеринке я обречена сидеть с мрачной физиономией и портить всем настроение.
– Как ты думаешь, – говорю я, – Аманда без нас скучает?
Аманда работает в художественном отделе журнала «Экспресс и Эхо». Это она, благодетельница, пробила мои первые робкие опусы в печать. По пятницам мы с Амандой ходим на танцы: порой – если ничего получше не подворачивается к нам присоединяется и Иззи.
– Кто-то теперь защитит ее от зануды Алана? – продолжаю я.
Иззи пожимает плечами. Кажется, она не хочет вспоминать о доме.
– Водочки хочешь? – меняю я тему. Тут ее будто подменяют: – Двойную порцию – до краев!
Я наливаю и ей. Мы чокаемся и провозглашаем хором:
– За Проект Пресли!
Я вздрагиваю – как-то странно слышать, как эти слова произносятся вслух. Вдруг меня охватывает лихорадочный подъем: уже не терпится натянуть парадную униформу и ринуться на завоевание города.
– Ты первая в ванную? – спрашиваю я. – Иди ты, а я сперва позвоню Дейву. Скажу, что добрались благополучно, и все такое.
Не хочет вспоминать о доме, как же! После четырех лет волынки Иззи совсем было решила порвать с Дейвом, но в последний момент передумала. Причина? «Не хочу омрачать свой имидж предсмертными записками от брошенного жениха».
Дейв – симпатичный малый, но, честно говоря, безнадежный рохля. Стоит спросить о чем-нибудь его мнение – и он начинает заикаться от ужаса. Некоторые и молчать умеют многозначительно: но Дейв, сидя в компании, так тушуется, что о его присутствии легко забыть. Не раз я подскакивала от неожиданности, когда за плечом раздавался его вежливый голос со словами: «Никто не хочет чашечку чая?» – или иной, столь же оригинальной репликой.
Глядя, как он бегает за Иззи, я не могу отделаться от мысли, что наблюдаю не за влюбленными, а за капризной монархиней и почтительным придворным. «Что их связывает?» – спрашиваю я себя. Дейв совсем не в ее вкусе: на два года моложе, тощий, долговязый и без единой седой пряди в волосах. (Впрочем, Иззи делает все, чтобы он поседел раньше срока.)
Мало того – они и в интимном плане друг другу не подходят! Иззи в постели – настоящая тигрица, Дейв – флегматичный и непритязательный кролик. Иззи усердно трудится над его половым воспитанием и уверена, что рано или поздно сумеет «выдрессировать» Дейва по своему вкусу: но по-моему, скорей уж студия Диснея выпустит анимационную версию «Камасутры».
Прошлым летом, когда они поехали на неделю в Испанию, Иззи дошла до точки. Проведя без секса три ночи, она решила, что Дейва нужно взбодрить. Поселились они, надо сказать, в идиллическом «колониальном» отеле – решетчатые ставни и разлапистые вентиляторы, свисающие с потолка. Иззи зажгла все свечи, какие смогла найти, вручила Дейву бокал апельсинового ликера, а сама скрылась в ванной с бритвой и тюбиком ароматического масла.