— Так мой сын не умрет?! — шепотом выкрикнула графиня.
   — Я надеюсь, что он стойко перенесет операцию и победит болезнь, — спокойно ответил доктор. — Все преимущества на стороне молодого организма. Однако послеоперационный период будет сложным, и, возможно, — доктор откашлялся, — полного выздоровления не наступит.
   Блэйк, казалось, нервничал больше всех.
   — Больной может восстановить свое здоровье полностью, а может — лишь частично. Операции на позвоночнике отличаются большой сложностью. Даже если она будет проведена блестяще, мы не можем объективно оценить степень поражения спинного мозга. Повторяю, двигательная способность может восстановиться полностью, а может лишь частично.
   — Каков самый печальный исход операции? — спросил граф.
   — Если спинной мозг сильно поврежден, то возможен паралич, полный или частичный.
   — Паралич? Полный или частичный? Что вы, черт возьми, имеете в виду? — Блэйк был вне себя.
   Катарина, оставив Виолетту, бросилась к Блэйку и обняла его за плечи. Она плакала молча.
   — Не могу в точности указать степень возможной обездвиженности, — ответил врач. — Он может быть парализован полностью с сохранением единственной функции — речи; он может сохранить подвижность верхней части тела; если произойдет чудо и спинной мозг окажется не поврежденным, Джон излечится полностью.
   В библиотеке воцарилось мертвое молчание. Графиня закрыла лицо руками и стала всхлипывать. По лицу Виолетты потекли слезы, которые она не стала утирать. Ясно было одно: Джон будет здоров, если случится чудо.
   Граф обнял свою супругу. Графиня рыдала, спрятав лицо на груди мужа.
   Виолетта поймала на себе взгляд Блэйка, полный горьких обвинений. Не в силах вынести незаслуженного упрека, она выбежала из библиотеки.
   Два дня спустя Блэйк сидел возле кровати Джона. Сквозь распахнутое окно спальни в комнату струились яркие солнечные лучи. Доктор Браман с двумя ассистентами оперировал Джона всю ночь. Вечером того же дня молодого человека перевезли в Хардинг-Хаус. Время от времени Джон просыпался, но никого не узнавал.
   Блэйк не отходил от брата. Он пристально всматривался в лицо Джона. Даже сквозь двухдневную щетину проступала безжизненная бледность. Блэйк почти не сомневался в том, что Джон полностью преодолеет свой недуг. Всем сердцем он желал брату выздоровления.
   Время от времени молодой лорд вспоминал о Виолетте, и всякий раз на него накатывала волна злобы и раздражения.
   Дверь в спальню Джона тихонько отворилась, и в комнату скользнула Катарина. Она устроилась на кровати в ногах больного. Едва улыбнувшись Блэйку, девушка погрузилась в созерцание Джона.
   Катарина выглядела очень уставшей. Под глазами ее лежали темные тени, спутники тревоги и недосыпания. Она не покинула Хардинг-Хаус и упорно несла вахту возле Джона наравне с его родными. Блэйк вспомнил, что Катарину поселили в одной из комнат для гостей на третьем этаже.
   — Пару часов назад он открыл глаза и посмотрел на меня, — тихо сообщил Блэйк девушке. В кладбищенской тишине спальни голос его прозвучал неожиданно громко.
   — Он узнал тебя?
   — Надеюсь, но не уверен. Он смотрел мне в глаза не более минуты.
   На глаза Катарины навернулись слезы, она поднесла руку Джона к губам и поцеловала ее. Потом она положила безжизненную кисть себе на колено и замерла. Блэйк в сотый раз принялся внушать себе, что Джон непременно выздоровеет. У него просто нет другого выхода. Он наклонился и запечатлел на лбу Джона, чуть ниже края повязки, поцелуй. Блэйк прикасался к брату нежно, как к маленькому ребенку.
   Джон вздохнул. Катарина и Блэйк напряглись.
   Джон приподнял веки и устремил взгляд на Катарину. Неожиданно он улыбнулся.
   — Привет, — раздался голос Джона. — Это просто возмутительно, что юная леди находится в спальне джентльмена, более того — прямо у него в постели.
   Слова слетали с его уст небрежно, словно он выходил из состояния тяжелого похмелья.
   Катарина прижала руки к груди, слезы закапали прямо ей на подол.
   — Не означает ли твое появление в моей спальне, что я должен поступить как порядочный джентльмен?
   Из глаз Катарины безостановочно текли слезы. Даже у Блэйка глаза стали влажными. Джон с удивлением взглянул на брата:
   — Что это вы вздумали реветь вдвоем? — Улыбка его внезапно потухла. — Я что, пьян? Я чувствую себя как после хорошей попойки. Что происходит?
   — Тебе ввели большую дозу морфия, ты и должен так себя чувствовать, — утешил брата Блэйк.
   — Морфия? — переспросил Джон. — У меня такое ощущение, словно я плаваю. Я вижу кровать, но совершенно ее не чувствую.
   — Не волнуйся. Скажи лучше, ты хорошо помнишь, что случилось?
   Джон беспомощно переводил взгляд с Катарины на брата и обратно.
   — Боже милостивый! Да ведь… перила второго этажа рухнули, и мы с Фрэдом полетели вниз, в вестибюль!
   — Да, — подтвердил Блэйк, — так оно и было на самом деле. Стэнхоуп скончался. Твое счастье, Джон, что ты остался в живых. Ты ударился головой, поэтому-то она и забинтована. Но ты также ударился позвоночником, и тебе делали операцию.
   — У меня сломана спина? — Джон был потрясен.
   — Не унывай. Ты уже на пути к выздоровлению. — Блэйк светился счастьем.
   — Вы что… хотите сказать, что сломанная спина это ерунда? — Джон с удивлением посмотрел на брата и подругу.
   — Нет, конечно, период выздоровления будут долгим и тяжелым, — серьезно ответил Блэйк.
   Джон смотрел теперь только на брата. В глазах его была тоска.
   — Джон, скажи лучше, как ты себя чувствуешь? — стараясь быть беззаботной, спросила Катарина и тут же вскрикнула, потому что Джон крепко, как тисками, сжал ее руку.
   — Джон?
   Лицо брата показалось Блэйку лицом чужого, незнакомого человека.
   — Головой я чувствую подушку, спиной я чувствую постель, но я вовсе не чувствую собственных ног.
   Блэйк замер. Лицо Катарины покрылось смертельной бледностью.
   — О Боже! — воскликнул Джон и отдернул руку. Он провел рукой по бедрам. — О Боже! У меня есть ноги, но я их не чувствую! Я не могу двигать своими собственными ногами! Блэйк!
   От ледяного холода каменного пола у Виолетты ныли колени. Два дня она провела в маленькой старинной церкви двенадцатого века в непрестанной молитве о полном выздоровлении Джона.
   Виолетта была измучена и измождена молитвой. Накануне вечером, молясь, она даже заснула, не поднимаясь с колен. Она так окоченела, что боялась, что не сможет подняться.
   Внезапно девушка осознала, что больше не молится. Перед ее глазами застыли образы Джона и Блэйка. Последний молча укорял ее в болезни брата. У Виолетты сосало под ложечкой. Последние ночи ее мучили кошмарные сны. Ей мерещилось, что она снова стала бездомной, голодной, одинокой. Во сне она умоляла Блэйка позволить ей сесть в его экипаж, но он немилосердно оставлял ее одну на улице. Это видение то угасало, то с новой силой вставало перед ее внутренним взором. Виолетта отмахнулась от безжалостного видения и с новой силой принялась молиться:
   — Отче наш, Иже еси на небесех…
   — Простите, может быть, вам нехорошо? — раздался из-за спины девушки приятный мужской голос.
   Виолетта слегка повернула голову и увидела священника в темной рясе.
   — Спасибо, святой отец, со мной все хорошо.
   Слова Виолетты не соответствовали действительности. Она была слаба, измождена и едва не теряла сознание. Девушка была раздавлена чувством собственной вины.
   — Так ли это? — усомнился священник. На нее с сочувствием смотрели глаза пожилого человека, знающего цену добру и злу. — Не желаете ли вы побеседовать со мной? Я знаю, что вы провели здесь весь вчерашний день и первой из прихожан ступили в церковь сегодня. Не могу ли я облегчить ваши страдания?
   Старик помог девушке подняться.
   — Мой знакомый болен. Я прошу Господа послать ему здоровье. Я умоляю Спасителя не дать ему умереть, — прошептала Виолетта, не в силах избавиться от воспоминаний о Блэйке и о том, что он мысленно винит в случившемся ее. — Я прошу у Господа чуда, я хочу, чтобы больной выздоровел.
   — В таком случае я присоединю к вашей молитве свою. Но помните: у Господа есть веские причины делать то, что он делает. И если ваш друг покинет этот мир или не сможет излечиться окончательно… на все воля Божья.
   — Я была бы вам признательна, если бы вы сами вознесли молитву Творцу.
   Виолетта снова опустилась на колени. Сколько времени прошло с тех пор, как Джон чуть не расстался с жизнью? Виолетта не помнила. Ах, нет, две ночи и два дня. У девушки болело все тело — это было напоминанием о том, что часть минувшей ночи она провела в молитвенном бдении.
   Виолетта покинула церковь. Мир вокруг казался ей нереальным, выдуманным. День был пасмурным и хмурым. Ее знобило. Выходя из церкви, Виолетта поняла, что у нее нет с собой ни пальто, ни шляпки, ни перчаток.
   Домой, в квартирку, которую она делила с Ральфом, идти не хотелось. Куда же ей отправиться?
   Мимо девушки медленно катился наемный экипаж. Неожиданно для себя, еще не отдавая себе отчета в том, что она делает, Виолетта подняла руку и отчаянно замахала.
   — Куда вам, леди? — спросил кучер.
   — Хардинг-Хаус, — незамедлительно отозвалась девушка. Пульс у нее сильно частил.
   По мере того как Виолетта поднималась по широкой лестнице, мужество медленно оставляло ее. Во рту у нее пересохло. Дыхание стало прерывистым. Осведомиться о здоровье Джона она намеревалась у прислуги, потому что опасалась встретить кого-либо из семьи Хардингов, особенно Блэйка.
   Слуга распахнул перед девушкой дверь, и сей же час в вестибюле появился дворецкий. Лицо его было суровым.
   — Леди Гудвин, добрый вечер, — поприветствовал ее дворецкий.
   — Талли, скажите, как здоровье лорда Фарлея?
   — Он уже пришел в сознание, но еще не встает с постели.
   — Что сказал хирург? — с дрожью в голосе спросила Виолетта.
   — Доктор Браман сегодня еще не навещал больного, но лорд Джон, придя в сознание, поговорил с леди Катариной и лордом Блэйком.
   — Не кажется ли вам, Талли, что лорд Фарлей пошел на поправку?
   Талли смягчился.
   — Мне трудно ответить утвердительно, леди Гудвин. Все мы денно и нощно молимся о здоровье сэра Джона. Но пока он не чувствует собственных ног и не может двигать ими.
   Виолетта пошатнулась и чуть не упала. Чтобы удержаться, она была вынуждена ухватиться за плечо дворецкого.
   — О Боже, что вы имеете в виду, говоря, что лорд Фарлей не чувствует ног?
   — Именно это я и имею в виду, — строго ответил Талли.
   Виолетта отвернулась. В глазах ее стояли слезы. Так значит… он парализован. А что если… это навсегда? Это она во всем виновата.
   — Что, черт возьми, тут происходит? — раздался требовательный голос Блэйка.
   Виолетта резко повернулась и увидела, что Блэйк спускается по лестнице в вестибюль. На нем были помятые брюки и несвежая рубашка. Лицо его было каменным, глаза ледяными. Он направился прямо к незваной гостье. Виолетта неподвижно ждала его приближения.
   — Что вы здесь делаете? — гневно спросил Блэйк.
   — Я… я только хотела узнать, как чувствует себя Джон, — прошептала Виолетта.
   — Я бы не хотел видеть вас в этом доме. Думаю, что никто этого не хочет.
   Виолетта застыла на месте. Она не могла вымолвить ни слова.
   — Блэйк! — наконец воскликнула девушка. — Я так виновата! Мне так жаль! Пожалуйста, скажите мне, что с Джоном все будет в порядке.
   На самой высокой ноте у нее оборвался голос.
   — Мой брат чувствует себя скверно. Он парализован. Вся нижняя часть его туловища обездвижена.
   Виолетте не требовалось ломать себе голову над тем, что думает о ней Блэйк. Было совершенно ясно, что в случившемся он винит ее.
   — Я тоже молюсь за него, — дрожа всем телом, вымолвила Виолетта.
   — Как будто это имеет какое-то значение, — сумрачно процедил Блэйк. — До свидания, леди Гудвин. Полагаю, настало вам время вернуться туда, откуда вы появились в нашей жизни.
   Виолетта медленно попятилась. Потом она развернулась и бросилась прочь из Хардинг-Хауса.

Глава 20

   — Каковы ваши прогнозы? — спросил Джон.
   Доктор Браман выпрямился. Он только что завершил осмотр больного. Джон настоял, чтобы во время обследования и последующей беседы в спальне не было никого из членов его семьи.
   — Я буду откровенен с вами, сэр. Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь сможете встать на ноги и пойти.
   Джон побледнел.
   — Ниже пояса ваше тело совершенно потеряло чувствительность. Должен признаться, что после травмы такой сложности, которую получили вы во время падения, ни один из моих пациентов не излечился полностью.
   Джон молчал. В ушах у него стучало. Фигура доктора расплывалась у него перед глазами. Джон повернул голову и бросил взгляд в окно. Шел дождь. Небеса были темно-серого, почти черного цвета. Время словно остановилось для Джона. В мозгу вертелась одна мысль: он калека. Он больше не мужчина. Не человек. Калека.
   — Сэр, вы должны быть счастливы уже тем, что остались в живых, — участливо сказал врач. — Стэнхоуп, например…
   — Только не говорите о том, что мне повезло! — взорвался Джон. — Прочь отсюда! Сейчас же покиньте эту комнату!
   На висках у Джона вздулись вены. Лицо его стало красным.
   В одночасье он потерял все: надежды, мечты, любовь.
   Доктор поспешно удалился. Дверь отворилась, и в спальню вошли Блэйк, граф и графиня.
   — Джон… — начал граф.
   — Все… подите прочь… Мне надо побыть одному! — раздраженно выкрикнул Джон.
   Вперед протиснулась Катарина.
   — Она здесь?! Пусть сейчас же выйдет! — взорвался Джон.
   Катарина замерла на месте.
   — Сынок, позволь мне посидеть возле тебя, — ласково попросила графиня.
   — Нет. — Джон отвернулся. На виске его отчаянно билась налитая кровью жилка. Все, что раньше радовало Джона и составляло удовольствие его жизни, теперь превратилось в смерть.
   — Давайте уйдем и оставим его одного, — прошептала Катарина. — Пойдемте. Джону надо побыть одному.
   Лорд Фарлей не взглянул ни на родных, ни на Катарину.
   Он слышал, как они тихо и виновато вышли. Он слышал, как скрипнула дверь. Тогда Джон протянул руку, взял с тумбочки фарфоровую лампу и со всей силы швырнул ее в противоположную стену. Ударившись о стену, лампа с грохотом разлетелась на мельчайшие кусочки.
   За лампой последовала ваза со свежесрезанными цветами.
   Родные Джона собрались в библиотеке. Граф сидел, уныло глядя в пол. Рядом с ним, беспомощно бросив руки на колени, застыла графиня. Возле окна, наблюдая, как дождь прибивает к земле садовые растения, стоял Блэйк. На стуле у стены заливалась слезами Катарина. Доктор Браман только что вышел.
   — Я не верю, — мрачно произнес Блэйк. — Он будет ходить.
   Ему никто не ответил. Тогда Блэйк резко развернулся и твердо сказал:
   — Я займусь этим делом сам. Из всякого правила есть исключения. Я уверен, что случаи полного излечения были.
   — Если раздобудешь сведения о таком чуде, дай нам знать, — печально отозвался граф. Он был сражен известием хирурга.
   Вытерев платком слезы, Катарина сказала:
   — Он нуждается в нашем участии. Он должен знать, что наши чувства к нему не изменились. Он должен знать, что мы по-прежнему любим его и восхищаемся им. Он переживет этот кризис, я не сомневаюсь в этом.
   — Да, он начнет ходить, — подтвердил Блэйк. — Господи, зачем он бросился на помощь Виолетте?!
   — Он не мог пройти мимо, — сказала Катарина. — Джон в высшей степени джентльмен.
   — Черт бы побрал ее кокетство! — воскликнул Блэйк. — Это она во всем виновата!
   Графиня поднялась, подошла к младшему сыну и положила руку ему на плечо.
   — Блэйк, это несчастный случай. Виолетту нельзя в этом винить.
   Блэйк поднял голову и посмотрел на мать. Глаза ее были заплаканы. Он прекрасно понимал, что мать права, но какая-то сила словно заставляла его обвинять во всем леди Гудвин. Он вспомнил, как стоя в вестибюле Хардинг-Хауса, она шептала: «Простите, мне очень жаль».
   — Ей не следовало показываться на балу! — жестко сказал Блэйк.
   — Значит, это моя вина, не так ли? — ядовито спросила Катарина.
   — О Господи! А вы пригласили ее из-за меня!
   — Это я посоветовала Виолетте заставить вас ревновать, — всхлипывая, прошептала Катарина.
   Блэйк подошел к Катарине и нежно обхватил рукой ее талию.
   — Значит, мы все в этом виноваты.
   Если бы он уделил девушке хоть малую толику внимания, у нее не было бы необходимости искусственно вызывать его ревность. Тогда несчастья можно было бы избежать.
   На диван с тяжелым вздохом опустился граф:
   — Довольно. Перестаньте швырять друг в друга камнями. Мы должны сделать что-то такое для Джона, что сможет ему помочь.
   Дверь скрипнула и приоткрылась.
   — Что такое, Талли? — спросила графиня.
   — Графиня, у меня письмо для лорда Блэйка. Блэйк равнодушно взял конверт. Но пробежав глазами первую строчку, он судорожно вцепился в листок бумаги.
   — Что там, сынок? — спросила леди Сюзанна.
   — Это письмо от леди Алистер. У нее в магазине находятся сыщики, которые ожидают там появления Виолетты. Очевидно, они хотят допросить ее. Леди Алистер обеспокоена происходящим.
   «Это меня не касается», — была первая мысль Блэйка. Теперь его касается только болезнь брата. Но Виолетта не убийца, он уверен в этом.
   — Блэйк, должно быть, леди Гудвин нужен адвокат? — сказала Катарина.
   — Черт возьми! Простите меня, я должен присутствовать при допросе.
   Блэйк был уже у двери.
   Когда лорд Блэйк приехал в магазин, допрос шел полным ходом. При входе с унылым выражением лица его встретила леди Алистер. Она тотчас проводила Блэйка в свой личный кабинет.
   — Хорошо, что вы приехали, лорд Блэйк, — сказала леди Алистер. — Вряд ли леди Гудвин одна справится с двумя такими джентльменами.
   Виолетта сидела. Полицейские стояли. Лицо девушки было таким бледным, что, казалось, скоро будет просвечивать насквозь. Под глазами обозначились темные круги. Увидев Блэйка, Виолетта облегченно вздохнула.
   — Ваше появление здесь — сюрприз для нас, — сказал инспектор Ховард, заметив Блэйка.
   — Мне пришло в голову сделать кое-какие покупки. Как вы знаете, леди Гудвин — мой близкий друг, она всегда помогает мне выбрать нужную вещь. Другим продавщицам я не доверяю.
   — Блэйк, — обратилась к нему Виолетта. — Они у меня такое спрашивают…
   — Отвечайте на все вопросы откровенно, — дружелюбно отозвался Блэйк.
   — Вряд ли вам следует присутствовать при нашем разговоре, — мрачно заметил Ховард.
   — Неужели в нашей стране есть закон, запрещающий мне это? — с ответным недовольством в голосе произнес Блэйк.
   — Ну конечно нет.
   Блэйк сунул руки в карманы и демонстративно привалился к стене. Виолетта никого не убивала, это ясно, но дело зашло слишком далеко. Выйдя замуж за сэра Томаса, эта женщина вызвала недовольство слишком большого числа светских людей, она вела себя дерзко и невоспитанно. Конечно, она невиновна и не будет участвовать в процессе в качестве обвиняемой. Вероятно, в настоящий момент для Виолетты будет благом, если тело сэра Томаса подвергнут эксгумации. Никаких следов яда в нем, конечно, не обнаружат. А если обнаружат?
   — Продолжим, леди Гудвин. Итак, накануне смерти мужа вы обедали в Хардинг-Холле без него?
   — Да, — подтвердила Виолетта, сцепив пальцы.
   — А может быть, у вас была причина не оставаться в тот вечер дома?
   — Это слишком прямолинейный вопрос, если его можно назвать вопросом, — вмешался Блэйк. — Вряд ли леди Гудвин понимает, почему вы его задали.
   — Сэр, — важно сказал Ховард, — в настоящий момент мы проводим неформальный допрос леди Гудвин, мы были бы вам весьма признательны, если бы вы помогли следствию, а не мешали.
   — Он скверно себя чувствовал, — вырвалось у Виолетты. — Он очень давно недомогал.
   — Но это не помешало вам оставить больного одного и отправиться на обед в Хардинг-Холл?! Вы часто оставляли его одного?
   — Ну конечно нет, — отбивалась Виолетта. — Он сам захотел, чтобы я немного развлеклась.
   — И вы с радостью поехали. Почему вы не остались дома с больным мужем?
   — Я… меня никогда не приглашали на обед… в такое знатное семейство, — призналась Виолетта.
   — Понятно, тогда поговорим о другом. Сколько вам лет, леди Гудвин?
   — Восемнадцать.
   — А сэру Томасу было семьдесят два. Как долго вы состояли с ним в браке?
   — Ровно шесть месяцев.
   Блэйк ухмыльнулся. Он прекрасно понимал, куда клонит инспектор, но не понимал зачем.
   — Где вы родились?
   — В Сент-Джилсе, — едва слышно прошептала девушка.
   — Кто были ваши родители?
   На глаза Виолетты навернулись слезы, которые она пыталась смахнуть рукавом платья.
   — Мою мать звали Эмили Купер. Моего отца звали Петер.
   — Петер? А фамилия?
   — Петер Гаррет.
   Блэйк вздохнул. Он этого не знал. На лице леди Алистер он обнаружил выражение, близкое к ее истинным чувствам.
   — Ваши родители были женаты? — продолжал Ховард, хотя прекрасно знал ответ.
   Опустив глаза, Виолетта покачала головой. Слава Богу, она признается во всем за закрытыми дверями.
   — Когда вы были ребенком, где вы жили?
   Виолетта облизала губы и беспомощно посмотрела сначала на инспектора, потом на леди Алистер.
   — Я жила в разных местах.
   — В каких конкретно?
   — Не помню. Мама умерла, когда мне было всего три года. Мы с папой все время переезжали с места на место.
   — Где сейчас живет ваш отец?
   — Он умер. Когда я была еще ребенком.
   — Итак, вы были сиротой. Виолетта кивнула.
   — Сколько лет вам было, когда вы осиротели?
   — Десять.
   — Вы жили у родственников?
   — Нет. — Голос Виолетты начал набирать силу. — Мы с Ральфом жили где придется.
   — С Ральфом? Кто такой Ральф, леди Гудвин?
   — Просто мальчик. Мы выросли вместе.
   — Итак, с десяти лет вы жили с мальчиком? У вас были определенные отношения?
   — Ваши вопросы выходят за рамки приличий! — воскликнул Блэйк.
   — Сэр, — повернулся к Блэйку раздраженный инспектор Адамс, — если вы не можете сдерживать себя, мы будем вынуждены попросить вас покинуть помещение. Это не судебный процесс. Мы всего-навсего выясняем обстоятельства жизни леди Гудвин.
   — С какой целью? — вызывающе спросил Блэйк. — Вы желаете одержать верх над беззащитной леди Гудвин или найти настоящего убийцу, если здесь вообще позволительно вести речь об убийстве?
   — Сэр, мы только выполняем свою работу, не более того, — как можно дружелюбнее отозвался Ховард.
   — Блэйк, позвольте этим джентльменам завершить допрос как можно скорее, тогда мы все сможем заняться своими делами, — попросила леди Алистер.
   Блэйк вздохнул и посмотрел на Виолетту.
   — Итак, леди Гудвин, вы имели с этим мальчиком известные отношения?
   — Не понимаю, — понурив голову, созналась Виолетта.
   — Вы находились с ним в половой связи?
   — О Господи! Нет, конечно! — фыркнула девушка.
   — Тогда скажите, где вы проживали с вашим другом.
   Виолетта закрыла лицо руками.
   — Мы жили везде — в подвалах, в порту, на складах, везде, где могли найти себе место.
   — Итак, вы были бездомной сиротой. Как же вам удалось выжить? — После минуты гробового молчания продолжил допрос инспектор.
   Виолетта молчала. Блэйк вынужден был стать на ее защиту.
   — Вы хотите представить дело так, что характер леди Гудвин был заведомо испорчен бездомностью и сиротством, но я вам этого сделать не позволю. Если леди Гудвин не смогла вовремя обратиться к адвокату, то я помогу ей найти достойную кандидатуру.
   Адамс сделал вид, что не слышит Блэйка.
   — Итак, как вам удалось выжить?
   — Я была посыльным, я работала цветочницей, я даже караулила лошадей богатых людей, — задрав подбородок, выпалила Виолетта.
   — Вы попрошайничали? Вы занимались воровством?
   Виолетта глубоко вздохнула. Губы у нее мелко тряслись.
   — Я никогда не попрошайничала.
   — Вы воровали?
   — Виолетта… — попытался остановить ее Блэйк.
   — Да, — сказала девушка, перебирая перчатки. — Мы так сильно голодали, что…
   — Леди Гудвин, — торжествовал Адамс, — признайтесь, вы покупали крысиный яд в аптеке, накануне смерти сэра Томаса?
   — Не отвечайте им! — предостерег ее Блэйк.
   — Признавайтесь, покупали или нет, — требовал ответа Адамс. — Сэр, вы мешаете нам проводить дознание, — обратился он к Блэйку.
   — Тогда, возможно, вы вынесете обвинение и против меня? — холодно усмехнулся Блэйк.
   Бросив уничтожающий взгляд на Блэйка, Адамс впился в жертву.
   — Леди Гудвин, Хэрольд Кипсон, аптекарь из Тамраха, уже дал показания о том, что продал вам порцию яда, достаточную для того, чтобы умертвить дюжину крыс. Яд был продан накануне дня смерти вашего супруга.
   — Да, в доме была крыса, — спокойно подтвердила Виолетта.
   — Одна крыса?
   — Она была очень большой.
   — Леди Гудвин, почему бы вам не признаться во всем? Вы вышли замуж за сэра Томаса в надежде стать владелицей поместья. Вы убили его, чтобы завладеть имуществом побыстрее. Как вы умно поступили! Вы ждали шесть месяцев, чтобы получить свое! А в ночь преступления вы покинули дом, наверное, для того, чтобы совесть не так мучила вас.
   — Я не убивала сэра Томаса! — вскочила на ноги Виолетта. — В доме была крыса. Сэр Томас был мне другом. Он хорошо ко мне относился.