Страница:
Виолетта внутренне сжалась. Очевидно, он собирается в Лондон, и они вряд ли когда-либо увидятся. Итак, он собирается уезжать. Волшебство закончилось. Виолетта почувствовала себя одинокой. Ей стало невыразимо жаль себя и того, что счастье кончилось.
— Леди Гудвин? Виолетта?
Виолетта молча кивнула, не будучи в состоянии вымолвить ни слова.
— Спасибо, — обронил Блэйк. И они вернулись в гостиную.
— Ну как тебе новая компания? — поинтересовался Джон.
Блэйк обернулся, услышав голос брата. Он стоял на террасе, освещенной тусклым светом луны. Чувствовал он себя скверно. Словно заболевал. Он не мог уехать в Лондон, оставив здесь женщину, с которой обошелся неблагородно.
Джон подошел ближе. В руках у него было две рюмки с коньяком.
— Возьми, я думаю, это пойдет тебе на пользу. — Джон протянул одну рюмку брату.
Блэйк был полностью сосредоточен на Виолетте Гудвин. Он не хотел ее обижать. Он чувствовал себя презренной тварью. Приняв из рук брата рюмку коньяка, он понюхал густой темный напиток и сделал маленький глоток. Никакого удовольствия он не получил.
— Не могу понять, как это случилось, — пробормотал он.
— Что случилось? — не понял Джон. — Впрочем, я догадываюсь. Ты пригласил молодую женщину в сад полюбоваться на луну и на цветы. А когда вы вернулись обратно в гостиную, вы, как я заметил, оба были чем-то удручены. Должен ли я заключить, что она отвергла твои ухаживания?
— Я собирался стать ей всего-навсего другом. Теперь я сомневаюсь, что она числит меня в своих друзьях. — Он сделал еще глоток. Душевное томление не оставляло Блэйка. — Впрочем, не думаю, что смогу дружить с ней.
— Почему бы и нет, Блэйк? Ведь есть же у тебя в Лондоне верные приятельницы… Конечно, они постарше, поумнее, неопытнее, не такие привлекательные…
— Ты мне надоел… — пригрозил ему брат.
— Ты ошибаешься, просто я хочу тебе напомнить, что в этой пьесе я вовсе не сторонний наблюдатель.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что даже с моей точки зрения леди Гудвин вполне привлекательная молодая женщина. Она отличается от всех женщин, которых мы с тобой когда-либо встречали. Она так же необыкновенна, как и Габриэлла, в своем роде, разумеется.
Блэйк был явно озадачен признанием брата, но не проронил ни слова.
— Неужели тебе приносит страдание даже простое упоминание имени Габриэллы? — поинтересовался Джон.
— Вовсе нет, — рассердился Блэйк. — Она вышла замуж за Кантвелла восемь лет назад. Отчего мне печалиться при звуке ее имени?
— Оттого что она восхитительная женщина. Она до сих пор красива, она умна, и ты был по уши влюблен в нее, несмотря на разницу в возрасте. Оттого что она отказалась выйти за тебя замуж, хотя любила тебя так же сильно, как ты ее.
Блэйк не верил своим ушам. Неужели Джон сознательно бередит старые раны?
— Она приняла то решение, которое казалось ей верным, — как можно спокойнее ответил младший брат. — Я поступил благородно. Я не настаивал, уважая ее желание. Теперь, надеюсь, она счастлива. Если тебя интересует, страдаю ли я по Габриэлле, то мой ответ — «нет».
— Тогда ты редкий счастливчик, потому что по крайней мере половина мужчин, которые ухаживали за ней, из тех, кого я знаю, по-прежнему страдают, по той или другой причине.
— Послушай, Джон, мне тогда было всего восемнадцать…
— Да, но ты хотел на ней жениться! После ее отказа ты не желал смотреть на порядочных женщин! Может быть поэтому ты преследуешь леди Гудвин? Потому что это безопасно и достичь конечной цели невозможно?
Блэйк пришел в ярость.
— Я сыт любовью по горло! И позволь мне объясниться. Я вовсе не преследую леди Гудвин. Я не страдаю по леди Кантвелл. Все. Спокойной ночи.
Блэйк повернулся, чтобы уйти.
— Кого и в чем ты пытаешься убедить? Меня или себя? — раздался из-за спины голос брата.
— Чего ты добиваешься? — остановился Блэйк.
— Я уже устал наблюдать за тем, как ты строишь из себя беззаботного холостяка, — очень серьезно сказал Джон.
— О чем ты хлопочешь? Ты ведь тоже не похож на примерного домоседа.
В ответ на это Джон улыбнулся:
— Леди Гудвин мне симпатична. Конечно, она нуждается в том, чтобы ее немного отлакировали, сняли с нее этот вульгарный налет. Но даже дурак разглядит под наносным слоем простодушия ее доб-рое сердце и благородную натуру. Кроме того, сэр Томас не вечен, Блэйк.
Блэйк замер, пораженный тем, что только что сказал Джон.
— Ты в своем уме? — наконец поинтересовался он.
— Нет, не совсем, — добродушно улыбнулся Джон, — но даже я способен заметить, что между вами двумя постоянно возникает нечто. Я бы назвал это любовным напряжением. В свое время то же самое связывало тебя с Габриэллой. Это все замечали.
— Ты прекраснодушный дуралей, романтик, — усмехнулся Блэйк. — Подумать только, мы выросли с тобой вместе, а я этого в тебе никогда не замечал. — Блэйк был уже у двери.
— Блэйк, еще одно, последнее. Леди Фелдстоун приходится падчерицей леди Гудвин. Думаю, я был единственным, кто обратил внимание на то, что минут десять назад она проскользнула в гостиную. Совершенно ясно, что «на недолюбливает и презирает свою юную мачеху. Попросту говоря, я полагаю, что она держит камень за пазухой. Леди Фелдстоун желала бы причинить неприятности леди Гудвин, а ты только что сам преподнес ей боевое оружие. Она, несомненно, воспользуется той ситуацией, в которой леди Гудвин оказалась с твоей помощью. На твоем месте я в будущем был бы более осмотрителен.
Блэйк вынужден был признать правоту брата.
— Ну рассказывай, — распорядился Ральф, едва они выехали из Хардинг-Холла.
Виолетта сидела забившись в угол. Скрестив руки на груди, она всеми силами сдерживала рыдания.
— Виолетта, пойми, я просто стараюсь уберечь тебя от неприятностей, — неожиданно просто сказал Ральф.
Виолетта готова была разрыдаться. Самый прекрасный вечер в ее жизни закончился крахом. Блэйка переполняла страсть, и он позволил ей излиться, но только потому, что она, Виолетта, не была настоящей светской дамой. Она, видно, никогда ею и не станет. Он отнесся к ней как к женщине легкого поведения.
— Я сама о себе позабочусь! Я уже устала от твоих забот! — всхлипнула Виолетта.
Ральф сжал зубы и ничего не ответил.
Вдали показался дом Гудвинов. Дом окружала полная темнота. Только в кухне горел огонь — свидетельство того, что их дожидается кухарка.
— Прекрасно! Заботься о себе сама! Посмотрю, как это у тебя получится.
Виолетта не слышала угроз друга. Она шмыгала носом, а по лицу ее текли слезы. Плечи ее сотрясались от рыданий.
Экипаж остановился перед домом. До визита в Хардинг-Холл Виолетта никогда не обращала внимания на то, как мал их домик. Девушка подобрала атласное платье, спрыгнула с подножки на землю и, не дожидаясь Ральфа, который должен был распрячь лошадей, бросилась по лестнице в дом. Ральф жил в крошечном домике возле конюшни.
В гостиной было темно — хоть глаз выколи, но Виолетта знала, где находятся спички. Засветив керосиновую лампу, она бросила на кресло шаль и устремилась по лестнице на второй этаж.
Из спальни сэра Томаса не доносилось ни звука. Должно быть, он крепко спал после изрядной дозы снотворного. Девушка направилась к себе в спальню. Комнатка была крошечной, но Виолетте не приходилось делить ее ни с кем. У нее была собственная кровать с деревянным изголовьем, покрытая толстым шерстяным покрывалом, которое в холодные ночи Виолетта использовала как одеяло. Кроме кровати в ее комнате были деревянный резной шкаф и туалетный столик изящной работы, обтянутое бархатом кресло с высокой спинкой и зеркало, которое давало ей возможность любоваться на себя в полный рост. Вернувшись из Хардинг-Холла, Виолетта впервые обратила внимание на то, что обивка кресла выцвела, а обшарпанные обои свисают со стен неаккуратными полосками. Обстановка спальни перестала казаться девушке изысканной. Виолетта присела на кровать, засветила лампу, оловянную, а вовсе не серебряную или фарфоровую, как у графини, и принялась размышлять о жизни. Она напомнила себе, что должна быть счастлива уже тем, что у нее есть собственная спальня, не говоря уже о доме, в котором она проживала вместе со своим мужем, сэром Гудвином. Неожиданно взгляд девушки наткнулся на ее собственное отражение в зеркале. Интересно, она красивая?
Блэйк восхищен ее внешностью.
Виолетта присмотрелась к своему отражению в зеркале. Она уже не была похожа на Виолетту Купер, дочку человека, который когда-то работал сварщиком. Странно, но она выглядела как настоящая леди, даже в своем немодном атласном платье нежно-голубого цвета. Впрочем, какое это имеет значение? Да, сейчас к ней обращаются, потребляя слово» леди «, но она-то ведь знает, что осталась прежней Виолеттой Купер, сиротой, выросшей в квартале Сент-Джилс.
Горничной у Виолетты не было — ей удалось убедить сэра Томаса, что она не нуждается в служанке, поэтому девушке понадобилось некоторое время, чтобы освободиться от платья и снять сорочку. Но, облачившись в ночную рубашку и халат, она все-таки отправилась посмотреть, как там сэр Томас.
В спальне супруга было на удивление тихо. Обычно сэр Томас громко сопел во сне. Виолетта подошла к кровати и посмотрела на старика. Он был очень бледен. На его лице замерла сладчайшая улыбка. Наверное, ему снится что-то приятное. Растроганная, Виолетта наклонилась и поцеловала его в лоб.
Лоб был холодным как лед.
Виолетта стала внимательно следить за движениями грудной клетки, стараясь обнаружить хотя бы слабые признаки жизни. Напрасно. Не сразу она осознала, что сэр Томас мертв. Поняв это, она истошно закричала.
Глава 5
Глава 6
— Леди Гудвин? Виолетта?
Виолетта молча кивнула, не будучи в состоянии вымолвить ни слова.
— Спасибо, — обронил Блэйк. И они вернулись в гостиную.
— Ну как тебе новая компания? — поинтересовался Джон.
Блэйк обернулся, услышав голос брата. Он стоял на террасе, освещенной тусклым светом луны. Чувствовал он себя скверно. Словно заболевал. Он не мог уехать в Лондон, оставив здесь женщину, с которой обошелся неблагородно.
Джон подошел ближе. В руках у него было две рюмки с коньяком.
— Возьми, я думаю, это пойдет тебе на пользу. — Джон протянул одну рюмку брату.
Блэйк был полностью сосредоточен на Виолетте Гудвин. Он не хотел ее обижать. Он чувствовал себя презренной тварью. Приняв из рук брата рюмку коньяка, он понюхал густой темный напиток и сделал маленький глоток. Никакого удовольствия он не получил.
— Не могу понять, как это случилось, — пробормотал он.
— Что случилось? — не понял Джон. — Впрочем, я догадываюсь. Ты пригласил молодую женщину в сад полюбоваться на луну и на цветы. А когда вы вернулись обратно в гостиную, вы, как я заметил, оба были чем-то удручены. Должен ли я заключить, что она отвергла твои ухаживания?
— Я собирался стать ей всего-навсего другом. Теперь я сомневаюсь, что она числит меня в своих друзьях. — Он сделал еще глоток. Душевное томление не оставляло Блэйка. — Впрочем, не думаю, что смогу дружить с ней.
— Почему бы и нет, Блэйк? Ведь есть же у тебя в Лондоне верные приятельницы… Конечно, они постарше, поумнее, неопытнее, не такие привлекательные…
— Ты мне надоел… — пригрозил ему брат.
— Ты ошибаешься, просто я хочу тебе напомнить, что в этой пьесе я вовсе не сторонний наблюдатель.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что даже с моей точки зрения леди Гудвин вполне привлекательная молодая женщина. Она отличается от всех женщин, которых мы с тобой когда-либо встречали. Она так же необыкновенна, как и Габриэлла, в своем роде, разумеется.
Блэйк был явно озадачен признанием брата, но не проронил ни слова.
— Неужели тебе приносит страдание даже простое упоминание имени Габриэллы? — поинтересовался Джон.
— Вовсе нет, — рассердился Блэйк. — Она вышла замуж за Кантвелла восемь лет назад. Отчего мне печалиться при звуке ее имени?
— Оттого что она восхитительная женщина. Она до сих пор красива, она умна, и ты был по уши влюблен в нее, несмотря на разницу в возрасте. Оттого что она отказалась выйти за тебя замуж, хотя любила тебя так же сильно, как ты ее.
Блэйк не верил своим ушам. Неужели Джон сознательно бередит старые раны?
— Она приняла то решение, которое казалось ей верным, — как можно спокойнее ответил младший брат. — Я поступил благородно. Я не настаивал, уважая ее желание. Теперь, надеюсь, она счастлива. Если тебя интересует, страдаю ли я по Габриэлле, то мой ответ — «нет».
— Тогда ты редкий счастливчик, потому что по крайней мере половина мужчин, которые ухаживали за ней, из тех, кого я знаю, по-прежнему страдают, по той или другой причине.
— Послушай, Джон, мне тогда было всего восемнадцать…
— Да, но ты хотел на ней жениться! После ее отказа ты не желал смотреть на порядочных женщин! Может быть поэтому ты преследуешь леди Гудвин? Потому что это безопасно и достичь конечной цели невозможно?
Блэйк пришел в ярость.
— Я сыт любовью по горло! И позволь мне объясниться. Я вовсе не преследую леди Гудвин. Я не страдаю по леди Кантвелл. Все. Спокойной ночи.
Блэйк повернулся, чтобы уйти.
— Кого и в чем ты пытаешься убедить? Меня или себя? — раздался из-за спины голос брата.
— Чего ты добиваешься? — остановился Блэйк.
— Я уже устал наблюдать за тем, как ты строишь из себя беззаботного холостяка, — очень серьезно сказал Джон.
— О чем ты хлопочешь? Ты ведь тоже не похож на примерного домоседа.
В ответ на это Джон улыбнулся:
— Леди Гудвин мне симпатична. Конечно, она нуждается в том, чтобы ее немного отлакировали, сняли с нее этот вульгарный налет. Но даже дурак разглядит под наносным слоем простодушия ее доб-рое сердце и благородную натуру. Кроме того, сэр Томас не вечен, Блэйк.
Блэйк замер, пораженный тем, что только что сказал Джон.
— Ты в своем уме? — наконец поинтересовался он.
— Нет, не совсем, — добродушно улыбнулся Джон, — но даже я способен заметить, что между вами двумя постоянно возникает нечто. Я бы назвал это любовным напряжением. В свое время то же самое связывало тебя с Габриэллой. Это все замечали.
— Ты прекраснодушный дуралей, романтик, — усмехнулся Блэйк. — Подумать только, мы выросли с тобой вместе, а я этого в тебе никогда не замечал. — Блэйк был уже у двери.
— Блэйк, еще одно, последнее. Леди Фелдстоун приходится падчерицей леди Гудвин. Думаю, я был единственным, кто обратил внимание на то, что минут десять назад она проскользнула в гостиную. Совершенно ясно, что «на недолюбливает и презирает свою юную мачеху. Попросту говоря, я полагаю, что она держит камень за пазухой. Леди Фелдстоун желала бы причинить неприятности леди Гудвин, а ты только что сам преподнес ей боевое оружие. Она, несомненно, воспользуется той ситуацией, в которой леди Гудвин оказалась с твоей помощью. На твоем месте я в будущем был бы более осмотрителен.
Блэйк вынужден был признать правоту брата.
— Ну рассказывай, — распорядился Ральф, едва они выехали из Хардинг-Холла.
Виолетта сидела забившись в угол. Скрестив руки на груди, она всеми силами сдерживала рыдания.
— Виолетта, пойми, я просто стараюсь уберечь тебя от неприятностей, — неожиданно просто сказал Ральф.
Виолетта готова была разрыдаться. Самый прекрасный вечер в ее жизни закончился крахом. Блэйка переполняла страсть, и он позволил ей излиться, но только потому, что она, Виолетта, не была настоящей светской дамой. Она, видно, никогда ею и не станет. Он отнесся к ней как к женщине легкого поведения.
— Я сама о себе позабочусь! Я уже устала от твоих забот! — всхлипнула Виолетта.
Ральф сжал зубы и ничего не ответил.
Вдали показался дом Гудвинов. Дом окружала полная темнота. Только в кухне горел огонь — свидетельство того, что их дожидается кухарка.
— Прекрасно! Заботься о себе сама! Посмотрю, как это у тебя получится.
Виолетта не слышала угроз друга. Она шмыгала носом, а по лицу ее текли слезы. Плечи ее сотрясались от рыданий.
Экипаж остановился перед домом. До визита в Хардинг-Холл Виолетта никогда не обращала внимания на то, как мал их домик. Девушка подобрала атласное платье, спрыгнула с подножки на землю и, не дожидаясь Ральфа, который должен был распрячь лошадей, бросилась по лестнице в дом. Ральф жил в крошечном домике возле конюшни.
В гостиной было темно — хоть глаз выколи, но Виолетта знала, где находятся спички. Засветив керосиновую лампу, она бросила на кресло шаль и устремилась по лестнице на второй этаж.
Из спальни сэра Томаса не доносилось ни звука. Должно быть, он крепко спал после изрядной дозы снотворного. Девушка направилась к себе в спальню. Комнатка была крошечной, но Виолетте не приходилось делить ее ни с кем. У нее была собственная кровать с деревянным изголовьем, покрытая толстым шерстяным покрывалом, которое в холодные ночи Виолетта использовала как одеяло. Кроме кровати в ее комнате были деревянный резной шкаф и туалетный столик изящной работы, обтянутое бархатом кресло с высокой спинкой и зеркало, которое давало ей возможность любоваться на себя в полный рост. Вернувшись из Хардинг-Холла, Виолетта впервые обратила внимание на то, что обивка кресла выцвела, а обшарпанные обои свисают со стен неаккуратными полосками. Обстановка спальни перестала казаться девушке изысканной. Виолетта присела на кровать, засветила лампу, оловянную, а вовсе не серебряную или фарфоровую, как у графини, и принялась размышлять о жизни. Она напомнила себе, что должна быть счастлива уже тем, что у нее есть собственная спальня, не говоря уже о доме, в котором она проживала вместе со своим мужем, сэром Гудвином. Неожиданно взгляд девушки наткнулся на ее собственное отражение в зеркале. Интересно, она красивая?
Блэйк восхищен ее внешностью.
Виолетта присмотрелась к своему отражению в зеркале. Она уже не была похожа на Виолетту Купер, дочку человека, который когда-то работал сварщиком. Странно, но она выглядела как настоящая леди, даже в своем немодном атласном платье нежно-голубого цвета. Впрочем, какое это имеет значение? Да, сейчас к ней обращаются, потребляя слово» леди «, но она-то ведь знает, что осталась прежней Виолеттой Купер, сиротой, выросшей в квартале Сент-Джилс.
Горничной у Виолетты не было — ей удалось убедить сэра Томаса, что она не нуждается в служанке, поэтому девушке понадобилось некоторое время, чтобы освободиться от платья и снять сорочку. Но, облачившись в ночную рубашку и халат, она все-таки отправилась посмотреть, как там сэр Томас.
В спальне супруга было на удивление тихо. Обычно сэр Томас громко сопел во сне. Виолетта подошла к кровати и посмотрела на старика. Он был очень бледен. На его лице замерла сладчайшая улыбка. Наверное, ему снится что-то приятное. Растроганная, Виолетта наклонилась и поцеловала его в лоб.
Лоб был холодным как лед.
Виолетта стала внимательно следить за движениями грудной клетки, стараясь обнаружить хотя бы слабые признаки жизни. Напрасно. Не сразу она осознала, что сэр Томас мертв. Поняв это, она истошно закричала.
Глава 5
Карета Хардингов, запряженная четверкой вороных коней, была покрыта черным лаком, который празднично блестел на солнце, дверцы кареты были украшены фамильным гербом графа, отлитым из серебра. Пятеро пассажиров безмолвствовали.
Граф и графиня восседали на красных бархатных сиденьях. Граф сидел, сжав кулаки. Напротив них, против движения, расположились Блэйк и Джон. Катарина устроилась между братьями. Именно Катарина прискакала сегодня поутру в Хардинг-Холл, чтобы сообщить его обитателям печальную новость. Поместье ее отца и его охотничьи угодья граничили с землями мистера Гудвина. Один из конюхов отца леди Катарины был женат на кухарке сэра Гудвина, поэтому сама леди Катарина узнала о его смерти еще до завтрака.
— Надеюсь, что с леди Гудвин все в порядке, — прервала молчание Катарина, потирая руки в черных перчатках.
— Как это ужасно, — с состраданием произнесла графиня. — Он не слишком хорошо выглядел, уже когда приехал к нам с визитом.
— Он выглядел откровенно плохо, но мне не хотелось говорить об этом, — сказал граф. — У него был вид человека, которому жить осталось недолго.
— Леди Гудвин, должно быть, убита горем, — заметил Джон.
Блэйк хранил молчание. Он смотрел в окно кареты, но не видел ничего. Он думал о том, что вчера вечером обидел леди Гудвин. Страшно подумать: она уехала из Хардинг-Холла только для того, чтобы обнаружить, что супруг ее скончался.
Конечно, сэр Томас был глубоким стариком. Каждому приходит свой срок, а он пожил достаточно. Не только пожил, но и перед смертью взял себе в жены молодую красавицу.
Карета свернула с наезженной дороги и повернула направо, туда, где виднелась скромная деревенская церковь. Сразу за ней начиналось кладбище. Блэйку показалось, что вся деревня пришла проводить старика в последний путь. Всюду — куда ни кинь взгляд — виднелись черные пиджаки, черные платья, черные котелки.
Карета остановилась недалеко от церкви, где уже стояло предостаточно экипажей. Граф выпрыгнул из кареты первым, чтобы помочь дамам выйти. О том, где будет покоиться сэр Томас, можно было судить по обилию цветов возле будущей могилы. Из толпы скорбящих глаз Блэйка сразу же выхватил фигуру Джоанны Фелдстоун и ее мужа. Поддерживаемая супругом, она едва сдерживала рыдания. Но где же леди Гудвин? Она, несомненно, должна быть где-то поблизости. Впрочем, возможно, бедняжка не может от горя встать с постели.
— Господи, — с состраданием прошептала леди Катарина, и, проследив за ее взглядом, Блэйк увидел Виолетту Гудвин, стоящую по другую сторону свежевырытой могилы. Она скорбела одна, отделенная могилой своего покойного супруга от всех — без исключения — деревенских жителей.
Блэйк замер на месте, словно ему отказали ноги. Граф и графиня поспешили выразить свое сочувствие и поддержку юной вдове. За ними последовали леди Катарина и Джон. Блэйк пришел в ярость: почему никто из жителей деревни не счел своим долгом утешить несчастную?
Приняв соболезнования графа и графини, Виолетта застыла, безмолвно и безучастно глядя в сторону.
Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что последнюю ночь девушка провела без сна. Слез на ее лице не было. Блэйк решил, что это вполне объяснимо: вряд ли она вышла замуж за старика по любви.
Блэйк подошел к Виолетте и поклонился:
— Леди Гудвин, примите мои соболезнования. Она перевела на него невидящий взор. Глаза у нее были цвета неба над головой. В порыве сострадания Блэйк коснулся ее руки и тотчас поймал на себе неприветливый взгляд Ральфа Хорна. Как это ни странно, Блэйк почувствовал в этом молодом человеке соперника. Слуга был явно неприятен ему.
К вновь прибывшим подошел священник Георг Стэйн. Поздоровавшись с графом и графиней, он спросил:
— Ваша светлость, не соблаговолите ли сказать несколько слов над могилой почившего?
Граф кивнул и начал:
— Леди и джентльмены, я был знаком с сэром Томасом всю мою жизнь…
Пока отец произносил надгробную речь, Блэйк принял решение. Приблизившись к леди Гудвин, он коснулся ее руки и зашептал:
— Если вы почувствуете, что теряете силы и мужество, не бойтесь, обопритесь на меня.
Она повернула голову в его сторону, и Блэйк заметил случайную слезинку на ее ресницах.
— Я никогда не теряю мужества, — достойно ответила вдова.
Было совершенно ясно, что никто из пришедших проводить сэра Томаса в последний путь не отправится в дом Гудвина, чтобы разделить горе вдовы. Именно это обстоятельство подвигло всю семью Хардингов пойти в дом покойного, чтобы хотя бы чуть-чуть поддержать леди Гудвин.
Дверь дома открыл слуга, который был явно обескуражен прибытием визитеров. Леди Гудвин стояла в гостиной возле окна. Когда гости вошли в комнату, она повернулась, чтобы поприветствовать их. Графиня сделала шаг навстречу девушке и любезно сказала:
— Я побеседую с поварихой, и мы решим, что из прохладительных напитков можно подать.
Джон подошел к буфету, где сэр Томас хранил запасы спиртного.
— Леди Гудвин, если не возражаете, я достану виски.
Виолетта ничего не ответила. Не отрывая глаз, она смотрела на Блэйка.
— Леди Гудвин… — напомнил о себе Джон. Блэйк подошел к девушке и взял ее руки в свои.
Дома леди Гудвин была без перчаток. Ручки у Виолетты были маленькими и очень холодными.
— Леди Гудвин, мой брат хотел бы немного выпить. Признаться, и я не прочь присоединиться к нему. Сдается мне, что все присутствующие не отказались бы прочистить горло. Не дадите ли вы нам ключи?
— Я… — дрожащим голосом пробормотала Виолетта. — Не знаю, где он может быть, ведь я не пью.
— Это довольно понятно, — улыбнулся Джон. — Как правило, леди не выпивают. Впрочем, и они иногда могут позволить себе стаканчик вина перед обедом или рюмочку шерри вечером.
Виолетта подняла на говорящего непонимающие глаза.
— А что, собственно, происходит? Что вы все тут делаете?
Блэйк слегка обнял девушку за плечи и бережно усадил ее в кресло.
— Видите ли, так принято. Друзья должны выразить свое сочувствие скорбящему.
Ответ Блэйка сразил Виолетту наповал. Кончик носа у нее покраснел, а на глаза навернулись слезы. Пока граф и Джон занимались поисками злополучного ключа, Блэйк вынул из кармана свой носовой платок с вышитыми инициалами по полю и протянул его девушке.
— Он слишком хорош, чтобы им пользоваться по прямому назначению.
— Ерунда, — ответил Блэйк.
Тогда Виолетта поднесла платок к прелестному носику и… шумно высморкалась. Блэйк сделал вид, что вовсе не заметил этой неловкости, а про себя отметил, что никогда доселе не испытывал к кому-либо столь нежных чувств и желания опекать.
Мужчины были заняты поисками ключа.
— Нашел! — воскликнул наконец Джон.
— Ну слава Богу, — удовлетворенно заметил граф, с удовольствием наблюдая за тем, как из шкафчика достают бутылку шотландского виски.
— Дайте мне два стакана виски, — распорядился Блэйк, который, сидя возле Виолетты, старался утешить девушку в ее неподдельном горе.
— Блэйк, надеюсь, ты не собираешься поить девушку виски, — с удивлением произнесла Катарина.
— Собираюсь, — ответил Блэйк и подал один из протянутых ему стаканов леди Гудвин. — Надеюсь, это вам поможет.
Она замотала головой, отказываясь.
— Вы же сами сказали, что леди не пьют ничего, кроме шерри и вина.
— В каждом правиле есть свои исключения, — слегка улыбнулся Блэйк. — А поминки — это всегда исключение.
Виолетта неожиданно резко вскочила с кресла и направилась к окну. Блэйк бросил беспомощный взгляд на брата. Джон сказал:
— Думаю, ты сам нуждаешься в стаканчике виски больше, чем леди Гудвин.
К Виолетте подошла Катарина:
— Дорогая, не стесняйтесь. Сегодня такой день, что можно и поплакать. Не хотите ли вы подняться к себе? Не прикажете ли прислать к вам горничную?
— Я не собираюсь плакать, — ответила Виолетта.
Блэйк поднес к губам стаканчик виски и опустошил его до половины. После этого он определенно почувствовал себя лучше.
В гостиную вошла графиня:
— Скоро вы сможете подкрепиться чаем с сэндвичами.
— Ради Бога, только не это, — прошептала Виолетта.
— Вы не хотите, чтобы мы перекусили? — с удивлением переспросила графиня, но, проследив взглядом за взглядом Виолетты, она все поняла: возле дома остановилась коляска, из которой медленно вышла Джоанна Фелдстоун в сопровождении супруга.
— Я не хочу видеть ее в этом доме, — расстроилась Виолетта.
— Леди Гудвин, — как можно спокойнее сказала леди Катарина, — Джоанна Фелдстоун — дочь вашего покойного мужа. Она поступила совершенно правильно, что приехала разделить горе с вами.
Виолетта с глазами, как два блюдца, повернулась к Блэйку и прошептала:
— Она ненавидит меня. Она приехала учинить какую-нибудь неприятность.
— Вам нечего бояться, — прошептал Блэйк, чтобы поддержать молодую и беззащитную вдову.
В гостиную, широко улыбаясь, вошла Джоанна Фелдстоун:
— Граф, графиня, как это мило с вашей стороны, что вы посетили наш дом.
Сочувствия и соболезнования леди Джоанне были высказаны еще на кладбище, поэтому графиня коротко ответила:
— Конечно. Мы посчитали своим долгом приехать сюда. Служба была достойна вашего батюшки.
— Служба-то была хороша, — согласилась Джоанна, — но вот от нее мы не дождались никакой помощи. — И она бросила взгляд на Виолетту.
Бедняжка едва дышала. Она была похожа на неподвижную фарфоровую куклу.
— Вы палец о палец не ударили, чтобы помочь мне похоронить отца, — принялась обвинять ее Джоанна.
— Джоанна, — одернул ее муж, истекая потом.
— Но ведь она правда ничего не сделала, — стояла на своем Джоанна.
— Леди Фелдстоун, выпейте-ка лучше с нами, — сухо предложил граф. — Это ослабит вашу боль и ваше раздражение. — Граф протянул женщине изрядную порцию виски.
В душе Блэйк разразился аплодисментами. Когда отец говорил таким тоном, никто не в силах был ему противоречить. Джоанна приняла из рук графа стакан и сделала большой глоток обжигающего напитка. Она закашлялась, и граф несколько раз похлопал ее по спине. Братья переглянулись, оба внутренне благодарные отцу за то, что он осадил зловредную женщину.
Откашлявшись, Джоанна уселась на стул прямо напротив Виолетты и завела неприятный разговор:
— Ну что же… одно ясно: отец мертв. Теперь его душа отдыхает в объятиях Бога. А что касается последних шести месяцев, то он был очень нездоров, и физически и душевно.
— Сэр Томас был в здравом уме, — заподозрив недоброе, ответила Виолетта.
— Лучше бы уж вы, милочка, не перебивали меня! — взорвалась Джоанна. — Довольно я натерпелась от этой… этой… выскочки.
— Я вовсе не… — начала выходить из себя Виолетта.
— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом! — закричала Джоанна. — Ступай на улицу, где он тебя подобрал, ты, девка!
Покраснев от гнева, Блэйк встал между двумя женщинами, но, прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, его мать обняла Джоанну за плечи и с вынужденной улыбкой сказала:
— Леди Джоанна, пожалуйста, успокойтесь. Мы должны вести себя достойно и уважать покойного.
У Джоанны увлажнились глаза.
— Уважать покойного? Я любила отца. Он был замечательным человеком. Но с тех пор как он женился на этой проститутке, жизнь моя стала невыносимой! Не знаю, как она это сделает, но я хочу, чтобы она покинула мой дом!
— Леди Фелдстоун, — вмешался в разговор Блэйк, — я полагаю, что в этот трагический час вы и ваш супруг можете скорбеть об утрате где-нибудь в другом месте. Всего доброго!
— Блэйк! — с удивлением произнесла графиня. Настала очередь вмешаться графу.
— Леди Фелдстоун, вы вправе не любить леди Гудвин, но факты говорят сами за себя: она была женой сэра Томаса. Сыновей у сэра Томаса нет. Невозможно угадать, какие распоряжения оставил покойный, и пока завещание не будет вскрыто, леди Гудвин имеет полное право оставаться в доме, согласно законам нашего графства.
— Так вы… на ее стороне? — не поверила своим ушам Джоанна.
— В таких деликатных вопросах я не встаю ни на чью сторону, я просто придерживаюсь буквы закона.
Блэйк взглянул на потрясенную Виолетту.
— Все обойдется, — ободрил он ее.
— Отец, — вмешался Джон, — может, отложив в сторону ненужные эмоции, нам следует вскрыть завещание покойного сэра Томаса и узнать его последнюю волю. Какой смысл в долгом ожидании? Он был благородным человеком, и я уверен, он сделал распоряжения как в пользу жены, так и дочери.
Граф вздохнул и взглянул на каминные часы.
— Леди Гудвин, знаете ли вы, где может находиться завещание вашего супруга? — спросил он, обращаясь к Виолетте.
— Понятия не имею, — покачала головой девушка.
Братья вышли из гостиной, решив начать поиски документа с библиотеки.
Братья вошли в крошечное темное помещение. Джон тихо сказал младшему брату:
— Все твои чувства написаны у тебя на лице. Я ведь говорил тебе, чтобы ты был осторожным.
Блэйк нашел спички и засветил лампу.
— Ты что… с ума сошел? О чем ты говоришь? Неужели его сострадание к девушке так заметно?
— Ты, возможно, этого не замечаешь, но твои чувства к юной вдове очевидны для всех. А Джоанна Фелдстоун, несмотря на свое горе, все видит и все примечает.
— Да… но она скорее ребенок, чем женщина. Ничего помимо простой симпатии я к ней не испытываю. Кроме того… она же в трауре. Я бы выразил сочувствие любому, будь он на ее месте.
— Ночью ты не думал о ней как о ребенке, — резонно заметил Джон. — Возможно, она юна, но она вовсе не ребенок. Кроме того, я ясно вижу, к чему могут привести подобные выражения симпатии. И остальные это видят тоже.
— Никуда мои симпатии не ведут, — огрызнулся Блэйк. По правде говоря, он еще не разобрался в своих чувствах.
— Полагаю, ты обманываешь самого себя, — мудро заметил Джон.
— Могу уверить тебя, — торжественно произнес Блэйк, — никому никаких неприятностей от моих чувств не будет.
Братья принялись с усердием перебирать книги и бумаги, оставленные сэром Томасом на бюро. Несколько карандашей, книга о строении насекомых, несколько неиспользованных листков веленевой бумаги. Блэйк выдвинул ящичек и присвистнул:
— Джон, я думаю, кто-то догадывался о том, что жизнь сэра Томаса подходит к концу.
С этими словами Блэйк достал большой конверт, на котором черными чернилами было выведено:» Последняя воля и завещание сэра Томаса Гудвина, имеющего личные заслуги перед английской короной «.
Граф и графиня восседали на красных бархатных сиденьях. Граф сидел, сжав кулаки. Напротив них, против движения, расположились Блэйк и Джон. Катарина устроилась между братьями. Именно Катарина прискакала сегодня поутру в Хардинг-Холл, чтобы сообщить его обитателям печальную новость. Поместье ее отца и его охотничьи угодья граничили с землями мистера Гудвина. Один из конюхов отца леди Катарины был женат на кухарке сэра Гудвина, поэтому сама леди Катарина узнала о его смерти еще до завтрака.
— Надеюсь, что с леди Гудвин все в порядке, — прервала молчание Катарина, потирая руки в черных перчатках.
— Как это ужасно, — с состраданием произнесла графиня. — Он не слишком хорошо выглядел, уже когда приехал к нам с визитом.
— Он выглядел откровенно плохо, но мне не хотелось говорить об этом, — сказал граф. — У него был вид человека, которому жить осталось недолго.
— Леди Гудвин, должно быть, убита горем, — заметил Джон.
Блэйк хранил молчание. Он смотрел в окно кареты, но не видел ничего. Он думал о том, что вчера вечером обидел леди Гудвин. Страшно подумать: она уехала из Хардинг-Холла только для того, чтобы обнаружить, что супруг ее скончался.
Конечно, сэр Томас был глубоким стариком. Каждому приходит свой срок, а он пожил достаточно. Не только пожил, но и перед смертью взял себе в жены молодую красавицу.
Карета свернула с наезженной дороги и повернула направо, туда, где виднелась скромная деревенская церковь. Сразу за ней начиналось кладбище. Блэйку показалось, что вся деревня пришла проводить старика в последний путь. Всюду — куда ни кинь взгляд — виднелись черные пиджаки, черные платья, черные котелки.
Карета остановилась недалеко от церкви, где уже стояло предостаточно экипажей. Граф выпрыгнул из кареты первым, чтобы помочь дамам выйти. О том, где будет покоиться сэр Томас, можно было судить по обилию цветов возле будущей могилы. Из толпы скорбящих глаз Блэйка сразу же выхватил фигуру Джоанны Фелдстоун и ее мужа. Поддерживаемая супругом, она едва сдерживала рыдания. Но где же леди Гудвин? Она, несомненно, должна быть где-то поблизости. Впрочем, возможно, бедняжка не может от горя встать с постели.
— Господи, — с состраданием прошептала леди Катарина, и, проследив за ее взглядом, Блэйк увидел Виолетту Гудвин, стоящую по другую сторону свежевырытой могилы. Она скорбела одна, отделенная могилой своего покойного супруга от всех — без исключения — деревенских жителей.
Блэйк замер на месте, словно ему отказали ноги. Граф и графиня поспешили выразить свое сочувствие и поддержку юной вдове. За ними последовали леди Катарина и Джон. Блэйк пришел в ярость: почему никто из жителей деревни не счел своим долгом утешить несчастную?
Приняв соболезнования графа и графини, Виолетта застыла, безмолвно и безучастно глядя в сторону.
Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что последнюю ночь девушка провела без сна. Слез на ее лице не было. Блэйк решил, что это вполне объяснимо: вряд ли она вышла замуж за старика по любви.
Блэйк подошел к Виолетте и поклонился:
— Леди Гудвин, примите мои соболезнования. Она перевела на него невидящий взор. Глаза у нее были цвета неба над головой. В порыве сострадания Блэйк коснулся ее руки и тотчас поймал на себе неприветливый взгляд Ральфа Хорна. Как это ни странно, Блэйк почувствовал в этом молодом человеке соперника. Слуга был явно неприятен ему.
К вновь прибывшим подошел священник Георг Стэйн. Поздоровавшись с графом и графиней, он спросил:
— Ваша светлость, не соблаговолите ли сказать несколько слов над могилой почившего?
Граф кивнул и начал:
— Леди и джентльмены, я был знаком с сэром Томасом всю мою жизнь…
Пока отец произносил надгробную речь, Блэйк принял решение. Приблизившись к леди Гудвин, он коснулся ее руки и зашептал:
— Если вы почувствуете, что теряете силы и мужество, не бойтесь, обопритесь на меня.
Она повернула голову в его сторону, и Блэйк заметил случайную слезинку на ее ресницах.
— Я никогда не теряю мужества, — достойно ответила вдова.
Было совершенно ясно, что никто из пришедших проводить сэра Томаса в последний путь не отправится в дом Гудвина, чтобы разделить горе вдовы. Именно это обстоятельство подвигло всю семью Хардингов пойти в дом покойного, чтобы хотя бы чуть-чуть поддержать леди Гудвин.
Дверь дома открыл слуга, который был явно обескуражен прибытием визитеров. Леди Гудвин стояла в гостиной возле окна. Когда гости вошли в комнату, она повернулась, чтобы поприветствовать их. Графиня сделала шаг навстречу девушке и любезно сказала:
— Я побеседую с поварихой, и мы решим, что из прохладительных напитков можно подать.
Джон подошел к буфету, где сэр Томас хранил запасы спиртного.
— Леди Гудвин, если не возражаете, я достану виски.
Виолетта ничего не ответила. Не отрывая глаз, она смотрела на Блэйка.
— Леди Гудвин… — напомнил о себе Джон. Блэйк подошел к девушке и взял ее руки в свои.
Дома леди Гудвин была без перчаток. Ручки у Виолетты были маленькими и очень холодными.
— Леди Гудвин, мой брат хотел бы немного выпить. Признаться, и я не прочь присоединиться к нему. Сдается мне, что все присутствующие не отказались бы прочистить горло. Не дадите ли вы нам ключи?
— Я… — дрожащим голосом пробормотала Виолетта. — Не знаю, где он может быть, ведь я не пью.
— Это довольно понятно, — улыбнулся Джон. — Как правило, леди не выпивают. Впрочем, и они иногда могут позволить себе стаканчик вина перед обедом или рюмочку шерри вечером.
Виолетта подняла на говорящего непонимающие глаза.
— А что, собственно, происходит? Что вы все тут делаете?
Блэйк слегка обнял девушку за плечи и бережно усадил ее в кресло.
— Видите ли, так принято. Друзья должны выразить свое сочувствие скорбящему.
Ответ Блэйка сразил Виолетту наповал. Кончик носа у нее покраснел, а на глаза навернулись слезы. Пока граф и Джон занимались поисками злополучного ключа, Блэйк вынул из кармана свой носовой платок с вышитыми инициалами по полю и протянул его девушке.
— Он слишком хорош, чтобы им пользоваться по прямому назначению.
— Ерунда, — ответил Блэйк.
Тогда Виолетта поднесла платок к прелестному носику и… шумно высморкалась. Блэйк сделал вид, что вовсе не заметил этой неловкости, а про себя отметил, что никогда доселе не испытывал к кому-либо столь нежных чувств и желания опекать.
Мужчины были заняты поисками ключа.
— Нашел! — воскликнул наконец Джон.
— Ну слава Богу, — удовлетворенно заметил граф, с удовольствием наблюдая за тем, как из шкафчика достают бутылку шотландского виски.
— Дайте мне два стакана виски, — распорядился Блэйк, который, сидя возле Виолетты, старался утешить девушку в ее неподдельном горе.
— Блэйк, надеюсь, ты не собираешься поить девушку виски, — с удивлением произнесла Катарина.
— Собираюсь, — ответил Блэйк и подал один из протянутых ему стаканов леди Гудвин. — Надеюсь, это вам поможет.
Она замотала головой, отказываясь.
— Вы же сами сказали, что леди не пьют ничего, кроме шерри и вина.
— В каждом правиле есть свои исключения, — слегка улыбнулся Блэйк. — А поминки — это всегда исключение.
Виолетта неожиданно резко вскочила с кресла и направилась к окну. Блэйк бросил беспомощный взгляд на брата. Джон сказал:
— Думаю, ты сам нуждаешься в стаканчике виски больше, чем леди Гудвин.
К Виолетте подошла Катарина:
— Дорогая, не стесняйтесь. Сегодня такой день, что можно и поплакать. Не хотите ли вы подняться к себе? Не прикажете ли прислать к вам горничную?
— Я не собираюсь плакать, — ответила Виолетта.
Блэйк поднес к губам стаканчик виски и опустошил его до половины. После этого он определенно почувствовал себя лучше.
В гостиную вошла графиня:
— Скоро вы сможете подкрепиться чаем с сэндвичами.
— Ради Бога, только не это, — прошептала Виолетта.
— Вы не хотите, чтобы мы перекусили? — с удивлением переспросила графиня, но, проследив взглядом за взглядом Виолетты, она все поняла: возле дома остановилась коляска, из которой медленно вышла Джоанна Фелдстоун в сопровождении супруга.
— Я не хочу видеть ее в этом доме, — расстроилась Виолетта.
— Леди Гудвин, — как можно спокойнее сказала леди Катарина, — Джоанна Фелдстоун — дочь вашего покойного мужа. Она поступила совершенно правильно, что приехала разделить горе с вами.
Виолетта с глазами, как два блюдца, повернулась к Блэйку и прошептала:
— Она ненавидит меня. Она приехала учинить какую-нибудь неприятность.
— Вам нечего бояться, — прошептал Блэйк, чтобы поддержать молодую и беззащитную вдову.
В гостиную, широко улыбаясь, вошла Джоанна Фелдстоун:
— Граф, графиня, как это мило с вашей стороны, что вы посетили наш дом.
Сочувствия и соболезнования леди Джоанне были высказаны еще на кладбище, поэтому графиня коротко ответила:
— Конечно. Мы посчитали своим долгом приехать сюда. Служба была достойна вашего батюшки.
— Служба-то была хороша, — согласилась Джоанна, — но вот от нее мы не дождались никакой помощи. — И она бросила взгляд на Виолетту.
Бедняжка едва дышала. Она была похожа на неподвижную фарфоровую куклу.
— Вы палец о палец не ударили, чтобы помочь мне похоронить отца, — принялась обвинять ее Джоанна.
— Джоанна, — одернул ее муж, истекая потом.
— Но ведь она правда ничего не сделала, — стояла на своем Джоанна.
— Леди Фелдстоун, выпейте-ка лучше с нами, — сухо предложил граф. — Это ослабит вашу боль и ваше раздражение. — Граф протянул женщине изрядную порцию виски.
В душе Блэйк разразился аплодисментами. Когда отец говорил таким тоном, никто не в силах был ему противоречить. Джоанна приняла из рук графа стакан и сделала большой глоток обжигающего напитка. Она закашлялась, и граф несколько раз похлопал ее по спине. Братья переглянулись, оба внутренне благодарные отцу за то, что он осадил зловредную женщину.
Откашлявшись, Джоанна уселась на стул прямо напротив Виолетты и завела неприятный разговор:
— Ну что же… одно ясно: отец мертв. Теперь его душа отдыхает в объятиях Бога. А что касается последних шести месяцев, то он был очень нездоров, и физически и душевно.
— Сэр Томас был в здравом уме, — заподозрив недоброе, ответила Виолетта.
— Лучше бы уж вы, милочка, не перебивали меня! — взорвалась Джоанна. — Довольно я натерпелась от этой… этой… выскочки.
— Я вовсе не… — начала выходить из себя Виолетта.
— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом! — закричала Джоанна. — Ступай на улицу, где он тебя подобрал, ты, девка!
Покраснев от гнева, Блэйк встал между двумя женщинами, но, прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, его мать обняла Джоанну за плечи и с вынужденной улыбкой сказала:
— Леди Джоанна, пожалуйста, успокойтесь. Мы должны вести себя достойно и уважать покойного.
У Джоанны увлажнились глаза.
— Уважать покойного? Я любила отца. Он был замечательным человеком. Но с тех пор как он женился на этой проститутке, жизнь моя стала невыносимой! Не знаю, как она это сделает, но я хочу, чтобы она покинула мой дом!
— Леди Фелдстоун, — вмешался в разговор Блэйк, — я полагаю, что в этот трагический час вы и ваш супруг можете скорбеть об утрате где-нибудь в другом месте. Всего доброго!
— Блэйк! — с удивлением произнесла графиня. Настала очередь вмешаться графу.
— Леди Фелдстоун, вы вправе не любить леди Гудвин, но факты говорят сами за себя: она была женой сэра Томаса. Сыновей у сэра Томаса нет. Невозможно угадать, какие распоряжения оставил покойный, и пока завещание не будет вскрыто, леди Гудвин имеет полное право оставаться в доме, согласно законам нашего графства.
— Так вы… на ее стороне? — не поверила своим ушам Джоанна.
— В таких деликатных вопросах я не встаю ни на чью сторону, я просто придерживаюсь буквы закона.
Блэйк взглянул на потрясенную Виолетту.
— Все обойдется, — ободрил он ее.
— Отец, — вмешался Джон, — может, отложив в сторону ненужные эмоции, нам следует вскрыть завещание покойного сэра Томаса и узнать его последнюю волю. Какой смысл в долгом ожидании? Он был благородным человеком, и я уверен, он сделал распоряжения как в пользу жены, так и дочери.
Граф вздохнул и взглянул на каминные часы.
— Леди Гудвин, знаете ли вы, где может находиться завещание вашего супруга? — спросил он, обращаясь к Виолетте.
— Понятия не имею, — покачала головой девушка.
Братья вышли из гостиной, решив начать поиски документа с библиотеки.
Братья вошли в крошечное темное помещение. Джон тихо сказал младшему брату:
— Все твои чувства написаны у тебя на лице. Я ведь говорил тебе, чтобы ты был осторожным.
Блэйк нашел спички и засветил лампу.
— Ты что… с ума сошел? О чем ты говоришь? Неужели его сострадание к девушке так заметно?
— Ты, возможно, этого не замечаешь, но твои чувства к юной вдове очевидны для всех. А Джоанна Фелдстоун, несмотря на свое горе, все видит и все примечает.
— Да… но она скорее ребенок, чем женщина. Ничего помимо простой симпатии я к ней не испытываю. Кроме того… она же в трауре. Я бы выразил сочувствие любому, будь он на ее месте.
— Ночью ты не думал о ней как о ребенке, — резонно заметил Джон. — Возможно, она юна, но она вовсе не ребенок. Кроме того, я ясно вижу, к чему могут привести подобные выражения симпатии. И остальные это видят тоже.
— Никуда мои симпатии не ведут, — огрызнулся Блэйк. По правде говоря, он еще не разобрался в своих чувствах.
— Полагаю, ты обманываешь самого себя, — мудро заметил Джон.
— Могу уверить тебя, — торжественно произнес Блэйк, — никому никаких неприятностей от моих чувств не будет.
Братья принялись с усердием перебирать книги и бумаги, оставленные сэром Томасом на бюро. Несколько карандашей, книга о строении насекомых, несколько неиспользованных листков веленевой бумаги. Блэйк выдвинул ящичек и присвистнул:
— Джон, я думаю, кто-то догадывался о том, что жизнь сэра Томаса подходит к концу.
С этими словами Блэйк достал большой конверт, на котором черными чернилами было выведено:» Последняя воля и завещание сэра Томаса Гудвина, имеющего личные заслуги перед английской короной «.
Глава 6
Виолетта стояла у окна. Она была ошеломлена случившимся. Много раз на своем недлинном веку она видела смерть. Но всегда это было иначе. Сэр Томас дал ей почти все, о чем она могла только мечтать. Он был так добр к ней. Но жизнь странная штука: в ней нет места справедливости, в ней есть место только тем, кто умеет бороться и выживать. Кроме того, она должна была быть готова к такому исходу: когда они познакомились, сэр Томас был достаточно пожилым человеком.
Виолетта опасалась за себя и за свое будущее. Теперь, когда сэр Томас умер, что с ней будет? Правда, даже в роли его жены она никогда не чувствовала себя в полной безопасности. Теперь у нее и вовсе не было ни в чем уверенности. Ей начали чудиться грязные улицы Сент-Джилса. Она стала вспоминать свое голодное и нищее детство. За последние шесть месяцев ей почти удалось забыть, каково это быть бездомной, и ей очень не хотелось вновь начинать мытарства по жизни.
Виолетта вытерла слезы рукавом. А что, если сэр Томас забыл упомянуть ее в своем завещании? Они состояли в браке всего каких-то шесть недолгих месяцев. Тогда Джоанна Фелдстоун, ни секунды не колеблясь, выставит ее за дверь, в этом Виолетта не сомневалась.
Виолетта опасалась за себя и за свое будущее. Теперь, когда сэр Томас умер, что с ней будет? Правда, даже в роли его жены она никогда не чувствовала себя в полной безопасности. Теперь у нее и вовсе не было ни в чем уверенности. Ей начали чудиться грязные улицы Сент-Джилса. Она стала вспоминать свое голодное и нищее детство. За последние шесть месяцев ей почти удалось забыть, каково это быть бездомной, и ей очень не хотелось вновь начинать мытарства по жизни.
Виолетта вытерла слезы рукавом. А что, если сэр Томас забыл упомянуть ее в своем завещании? Они состояли в браке всего каких-то шесть недолгих месяцев. Тогда Джоанна Фелдстоун, ни секунды не колеблясь, выставит ее за дверь, в этом Виолетта не сомневалась.