– Замечательная ставка, – обрадовался купец, – такой телохранитель нужен каждому, – потом вдруг заволновался, и на лице его отразилась озабоченность, – а что, он действительно так много ест?
– Да нет, он может не есть целые сутки, – соврал я.
– Зато потом обожрет целую деревню, – послышался скрипучий голос Ламаса.
– Ерунда, – отмахнулся я и подмигнул купцу, – мои слуги не слишком ладят. Постоянно наговаривают друг на друга, пытаются друг от друга избавиться. А что поставите вы, Лука?
– Восемь золотых, – предложил Дормедонт.
– Побойтесь бога, – пристыдил я его, – ставки не равны, вы только посмотрите на этого великана, на его могучую мускулатуру, крепкую голову, которой можно разбивать стены и ломать стенобитные орудия, и на свои жалкие восемь золотых.
– Хорошо, хорошо, – проявил купец покладистость, – вы умеете убеждать, десять…
– Право, вы меня обижаете… Поставьте хотя бы тридцать.
– Двадцать пять.
– Двадцать семь.
– Договорились. – Купец усмехнулся, полез в один из сундуков и извлек оттуда колоду.
Лука Дормедонт принялся быстро тасовать карты, при этом он что-то слишком весело улыбался и, напевая себе под нос незатейливый мотивчик, противно гнусавил.
– Так не пойдет, милейший, – сказал я, – дайте-ка сюда вашу колоду.
– Зачем это? – изобразил купец удивление.
– Сдается мне, она крапленая…
– Да вы что? – воскликнул купец. – Никогда не видел крапленой колоды.
– Ну, так дайте мне посмотреть на эту.
– На эту?
– Да, именно на эту.
– Ну, хорошо-хорошо, – его счастливое настроение вмиг сменилось раздражением, – возьмем другую.
Он извлек из сундука новую колоду, распечатал ее и дал мне внимательно осмотреть рубашки карт, что я проделал со всей тщательностью, на какую был способен – если игрок с самого начала пытается воспользоваться крапленой колодой, значит, опыт в шулерских делах у него значительный. Лука Дормедонт принялся тасовать карты, яростно на меня щурясь.
– Не нужно раздражаться, – сказал я, – просто я предпочитаю честную игру.
– Так бы сразу и сказали, – ответил купец, – может, я не стал бы играть с вами вовсе.
– Не стоит так расстраиваться, – постарался я его утешить, – кто знает, может, удача все же будет на вашей стороне…
– Посмотрим, – откликнулся купец, – кто будет сдавать, я или вы?
– Сдавайте вы. Если из-за таких пустяков вы пришли в такое дурное расположение духа, может, вас хоть это утешит…
– Утешит, утешит, – откликнулся он и стал тасовать колоду еще активнее.
Делал он это быстро и профессионально, ловкие пальцы выдавали в нем опытного картежника, купчишка явно многих оставил в дураках, но сейчас он не на того напал. Дормедонт все тасовал и тасовал, а я не отрываясь смотрел, как колода распадается на две части, а потом карты стремительно перемешиваются в его руках.
– Что, интересно?! – Купец никак не мог унять раздражения, вызванного тем, что ему не удалось воспользоваться крапленой колодой.
– Люблю наблюдать за работой профессионала, – ответил я, – да сдавайте же наконец.
– Сейчас, сейчас, торопиться нам особенно некуда, дорога длинная…
Когда я взглянул в карты, то сразу понял, что удача на моей стороне. При таком раскладе и моем умении блефовать запросто можно сорвать банк. Я горестно вздохнул, вид у меня стал совершенно безутешный. Купец обернулся и громко крикнул одному из наемников:
– Тригер, Тригер, держи левый фланг!
– Это что еще значит? – спросил я.
– Мне показалось, там что-то в кустах шевелится, – поспешно ответил купец, – кто знает, может, разбойники…
– Ну, не-ет, – протянул я, – я так не думаю. Скорее всего, Тригер должен зайти ко мне за спину и подавать знаки, так, что ли?
От злости купец весь налился краской, щеки его вздымались и опадали.
– Откуда, черт побери, тебе все это известно?
– Я много времени провел за игрой в погер, – ответил я, собирая карты в кулак, – ну так что, давай отзывай Тригера.
– Отзову, отзову, не надо волноваться, – с бешенством в голосе проворчал купец и прокричал: – Тригер, вернись обратно.
– Ну-с, приступим, – сказал я, – насколько я понимаю, сдача была ваша, значит, я говорю… Я обменяю одну карту… Оп, – я резко схватил его под локоть, – а это у нас что такое?
И вынул из его рукава превосходное каре и несколько карт с изображенными на них висельниками – абсолютные козыри.
Он ничуть не смутился, только уголки его рта слегка задергались:
– Висельники и каре.
– Это жульничество, – констатировал я.
– Вы меня опять поймали, – с неудовольствием проговорил купец, – ну давайте тогда переиграем.
– Ну уж нет, – рассердился я не на шутку, так что даже дернул серьгу, – ставка уходит мне.
– Хорошо-хорошо, – согласился он, – может, продолжим?
– Давайте, только теперь без шулерства.
– Конечно, – веско сказал он, – да я, в общем-то, не из этих. Ну, вы понимаете. Сам не знаю, что на меня нашло. С вами такое бывает?
– Со мной? Никогда. Отдайте мне выигранные двадцать семь золотых сразу, чтобы я почувствовал, что вы человек слова.
– Вы что же, не доверяете мне? – деланно изумился он.
– Ну почему же, – улыбнулся я, – я просто люблю пощупать золото. Оно, знаете ли, такое приятное, когда лежит в ладони и греет кожу.
Некоторое время он пристально смотрел на меня, словно осуждал мою ярко выраженную алчность, потом выдавил: «Хорошо!» и полез в висевший на поясе кошель. Оказалось, что кошель набит золотом по самые веревочки. Лука Дормедонт долго мучился и вздыхал, отсчитывая монету за монетой, потом передал мне выигрыш. Я тщательно пересчитал золото и с удивлением поднял на него глаза – в разное время я был знаком с великим множеством самых разных мошенников, но в своей наглости Лука Дормедонт, несомненно, превосходил их всех.
– Здесь ровно двадцать пять монет, – сказал я.
– Ну да, – откликнулся он, – а что такое?
– Мы договаривались на двадцать семь.
– Ах, двадцать семь, – вздохнув, он принялся снова пересчитывать золото, долго пересыпал его из ладони в ладонь и мусолил между большим и указательным пальцами, потом наконец протянул мне две монеты.
– Так-то лучше. – Я положил золото за пазуху. – Я могу поставить на кон двадцать монет.
– Может быть, двадцать семь? – Купец заискивающе улыбнулся. – А, где наша не пропадала! Махните вот этак рукой, да и сыграем на все…
– Зачем же, я, знаете ли, люблю целые числа.
– Ну, хорошо. – Он принялся оживленно тасовать колоду и гнусаво напевать тот же мотив, что и раньше.
– Кажется, теперь моя очередь, – почти ласково сказал я и извлек карты из его ослабевших рук.
После того как я получил доступ к колоде, игра пошла как по маслу. Вскоре в мои руки перекочевали все наличные средства купца-шулера, потом товары, которые он вез на южные границы Белирии, чтобы там выгодно продать, телега, четверка лошадей, а за ними и приставленные к обозу наемники. К сожалению, сами они не продавались, так что пришлось ограничиться временем, которое они проведут, охраняя меня, мою собственность и моих спутников до самой южной караульной башни, где томилась бедная Рошель де Зева.
Я вдруг ощутил себя весьма состоятельным человеком и, хотя купец настаивал, что мы можем сыграть на его дом в окрестностях Стерпора с фонтаном и садом, заявил, что, поскольку дома этого я в глаза не видел, то, разумеется, ни о какой игре речь идти не может.
– Я принимаю в качестве ставки только то, что осязаю – вижу или могу пощупать, – сказал я, – игре конец.
– У меня есть также кое-какая недвижимость на юге, там, куда мы едем, – заявил Лука Дормедонт, – мы могли бы сыграть на нее…
– До этой недвижимости еще далеко, так что я не вижу смысла даже обсуждать возможность продолжения партии, и потом я совсем не уверен, что она у вас есть.
– Вы мне не верите?! – вытаращил он голубые глаза. – Да мы же будем на границе к концу дня, и я вам ее покажу…
– Нет, не хочу, простите, да и вообще, на моем обозе вам вовсе не место, – решительно заявил я, – а ну-ка слезай отсюда. Человек, который жульничает в погер, не может ехать со мной на одной телеге.
– Но как же так?! – разволновался купец. – Как же так?! Ведь я же согласился взять вас с собой, приютил и вас и ваших спутников, так сказать, в тяжелое для вас время.
– Вы добрый человек, – похвалил я его, – проявили истинное милосердие…
– Вот-вот, – поддержал он меня.
– Но я-то, я-то ведь совсем не такой, – я нахмурился, – в общем, слезай побыстрее, мне недосуг общаться с тобой, я собираюсь поразмышлять о делах государственной важности.
И я решительно столкнул купца с повозки, так как сам он никак не хотел ее покидать. На поверку Лука Дормедонт оказался одним из самых сердечных людей, каких я только знал. Провожая обоз, он плакал, как ребенок, глядя, впрочем, не на меня, а на набитые золотом и товарами сундуки. Проигранные им наемники уверенно направили лошадей следом за обозом – они внимательно следили за ходом игры и знали, кто теперь владеет их временем.
– Эй, – закричал вдруг купец и сорвался с места, – не оставляйте меня тут одного. Меня здесь убьют. У меня есть доходные предприятия, давайте играть на них, хотя бы довезите меня до какого-нибудь села.
– Предприятия? – Я лениво обернулся и задумался. – Доходные? Ну, давайте-давайте, Нижние Пределы вас побери, только больше не жульничать. Сами же видите, жульничество вам на пользу не идет.
– Клянусь могилой отца, больше не буду! – выкрикнул купец так яростно, что до меня долетели брызги слюны.
– А ваш отец что, уже умер? – язвительно поинтересовался я.
– Нет, – горестно ответил он.
– Ладно, – смилостивился я над ним, в конце концов, я тоже совершенно не умел играть честно, хотя шулеровал куда виртуознее, чем бедняга Лука Дормедонт. – Забирайтесь, если без жульничества вы не можете, придется мне за вами тщательно следить…
После того как я произнес последние слова, мне показалось, что купец близок к тому, чтобы кинуться целовать мне руки, он весь расцвел, улыбнулся до ушей и запрыгнул на телегу так легко, словно был совсем юным отроком или же с раннего детства увлекался прыжками в высоту.
– Сдавайте же, – дрожащим голосом проговорил он, – для начала я поставлю кожевенную фабрику, она находится в Дедере.
– А я десять золотых, – предложил я. Он весь вспыхнул и подобрался.
– Это обман, – сказал купец, – жестокий обман.
– А вы чего хотели? Согласны с размерами ставок или пойдете пешком?
– Согласен, – сдавленным голосом проговорил Лука Дормедонт. Вид у него был такой, словно ему только что вырыли могилу и теперь дело оставалось за малым – положить окоченевшее тело в гроб.
Я сдал себе отличные карты – тройка тузов и пара висельников, а ему надавал разной мелочи, и вдруг произошло нечто совершенно необычное. В отдалении Варнан громко проговорил: «Птицы к югу тянутся», и в то же самое мгновение солнце исчезло с небосклона, вокруг стало темно так, словно посреди дня неожиданно наступили сумерки. Лука Дормедонт поднял голову и в тот же миг, вскрикнув, отбросил карты. Огорошенный его реакцией, я тоже посмотрел в небо. То, что я там увидел, заставило меня сильно пожалеть о том, что мы вообще предприняли это путешествие. Небо затянул темно-зеленый шелк – закрыв солнце и даже голубой лазурит огромным числом распростертых крыльев, в вышине медленно плыла чудовищная по своей численности стая гиппогрифов.
– Ну, все, нам конец, – обреченно проговорил Ламас и принялся воздавать молитву темным богам.
Заслышав его языческие причитания, купец живо вскочил на ноги.
– Все ясно, – громогласно заявил он, – проклятые колдуны, вы навеяли на меня чары и обманом обыграли. Игра не засчитывается. Не засчитывается. Я забираю все проигранное обратно.
– А ну потише, Дормедонт, – я дернул серьгу, – этот обоз тебе уже не принадлежит, и нечего тут орать.
Он собирался что-то сказать, но тут вверху послышался возбужденный клекот, и купец снова уставился вверх. В лице его не осталось ни кровинки. Мне кажется, он только в этот момент осознал, что перед открывшейся нашим взорам картиной карточный проигрыш выглядит мелким недоразумением. Все притихли, мы стояли и наблюдали, как медленно плывут в небесах тысячи темно-зеленых хищных птиц. Зрелище с земли открывалось поистине величественное. Мы же чувствовали себя в этот момент совершенно беззащитными, словно сидели на ладони настоящего великана, а он приготовился аплодировать невиданному зрелищу. Гиппогрифы плыли и плыли, их громкое клекотание почти оглушило нас. Потом я увидел, что несколько птиц отделились от стаи и снижаются, наворачивая круги, как они делают это, когда охотятся.
– Интересно, какие они на вкус? – спросил Варнан.
– А ты все о еде думаешь, – накинулся на него Ламас, – сейчас они тебя самого на вкус попробуют.
– Не выйдет, – яростно откликнулся Варнан и принялся тянуть из заплечных ножен двуручный меч.
– Приготовиться к обюроне! – визгливо крикнул Лука Дормедонт сопровождавшим караван воинам.
– Эй ты, – прикрикнул я на него, – не забывайся, они тебе больше не принадлежат… приготовиться к обороне!
Я стремительно выхватил Мордур. Воины спешились и обнажили оружие. Один из них взял на изготовку арбалет и выстрелил. Стрела прошла мимо снижавшихся гиппогрифов, врезалась в заполонившую небо стаю и через несколько мгновений полетела вниз вместе с пробитой насквозь хищной птицей.
Ламас отбросил посох и поднял над головой сведенные ладони. А купец спрыгнул с обоза и полез между колес, откуда его сильной рукой выдернул Кар Варнан: «Негоже от опасности прятаться!», после чего купец скорчил горестную мину и, размазывая по щекам слезы, омерзительно завыл. Все это произошло за какую-нибудь долю секунды. Впрочем, птицы не спешили, они кругами заходили на добычу и клацали клювами, выставив в нашу сторону могучие когтистые лапы.
– Они летят куда-то по приказанию Оссиана, – закричал Ламас, от его ладоней исходило голубое свечение, – я чувствую его волю…
– Что же они его не слушаются, этого Оссиана? – поинтересовался я.
– Это очень сложно, контролировать такую стаю, – возмущенным голосом проорал Ламас, – меня хватило бы птиц на десять, максимум двадцать, но Оссиан – великий мастер, разумеется, он не магистр радужного спектра, но величайший из ныне живущих колдунов, не хотел бы я оказаться у него на пути. Слава темным богам, наши пути никогда не пересекались.
– Да сделай же что-нибудь! – прикрикнул я на него.
Тут на меня спикировала одна из птиц, я резво отпрыгнул в сторону и рубанул ее по шее, тело гиппогрифа взмахнуло крыльями в последний раз и рухнуло вниз.
Вторая птица атаковала Кара Варнана, он на мгновение замешкался, неловко ударил мечом – и промахнулся, гиппогриф немедленно с диким шипением рванулся к его шее, но не успел до нее добраться, сбитый могучим ударом кулака. Издавая пронзительные крики, птица рухнула на землю и стала вертеться, разбрызгивая яд, пока ступня Варнана не размозжила ей голову.
Испуганные оказанным отпором гиппогрифы поднялись немного выше и стали виться там, выбирая новый момент, чтобы напасть.
– Какие омерзительные твари, – дрожащим голосом проговорил Ламас, – сейчас попробую создать фантом, может, он их отпугнет.
Он немедленно зашевелил над головой руками, свел пальцы и стал нараспев читать слова, пока в воздухе не возник какой-то черный силуэт, через мгновение обретший очертания. Мне показалось в них что-то знакомое – я пригляделся и понял, что это великолепно выполненная в благородном граните голова Кара Варнана с задранным к небу свирепым лицом. Фантом заставил гиппогрифов рвануть вверх. Ламас с гордостью кивнул головой, и в то же мгновение творение Ламаса лопнуло, издав протяжный пронзительный визг и породив огненную вспышку, ослепившую нас. Сотни птиц, привлеченные диковинным зрелищем, отклонились от точки назначения и принялись виться в небе.
– Ты что их моим лицом пугаешь? – обиженно выкрикнул великан.
– Не до сантиментов! – заорал на него Ламас. – Первое, что в голову пришло, использовал. Гляди, как подействовало.
– По-моему, подействовало наоборот, – сказал я, глядя на множество снижающихся гиппогрифов.
– Я немного помешал Оссиану, – задумчиво сказал Ламас, проигнорировав мою реплику, – мы вспугнули его добычу, надеюсь, он не сильно рассердится.
– Ну все, нам конец, – заверещал Лука Дормедонт, – теперь еще и все гиппогрифы направляются к нам! Ты! – Он ткнул в колдуна пальцем. – Ты – просто убийца!
Я снова уставился в небо и понял, что, похоже, наш конец неминуем. Теперь уже сотни и сотни птиц, привлеченные диковинным звуком и вспышкой, спускались к нам. Они били крыльями и раскрывали клювы, которые тускло поблескивали в лучах солнца – потревоженные гиппогрифы приоткрыли часть неба.
– Может, пора спасаться бегством, а, милорд? – выдавил Варнан.
– Это бесполезно, – откликнулся я, – мы примем бой.
– Сейчас, сейчас, я что-нибудь придумаю, погодите-ка. – Ламас принялся что-то высчитывать, загибая пальцы.
– Ага, ты уже придумал. – Купец снова полез под повозку.
– Повторим, – решился наконец Ламас, убедив меня в том, что рассудок наконец оставил его.
Колдун снова зашевелил пальцами, создав второй черный фантом с головой Варнана, потом третий, потом четвертый. Все они постепенно принимали окончательную форму, а затем стали лопаться, оглушая и ослепляя нас. Все больше хищных птиц сбивались с пути и принимались метаться по небу, перепуганные вспышкой и отвлеченные от основной цели своего путешествия…
– Господи, прости меня, клянусь, что никогда больше не буду шулерствовать, – услышал я голос купца, – перед лицом священной анданской церкви клянусь, только спаси меня… спаси от всего этого кошмара… будь проклят тот день, когда я встретил этих кретинов…
Клекот становился громогласнее, с неба посыпались перья, закапала ядовитая слюна, выжигая вокруг нас траву. Одна из капель попала мне на руку, от резкой боли я едва не выронил меч. Лука Дормедонт завизжал от страха; наемники пришпорили коней и поскакали куда-то прочь – я увидел, как одного из них на полном ходу два гиппогрифа выбили из седла; Ламас перестал создавать фантомы и рухнул на траву, сжав голову руками; Варнан сшиб кулаком одну из птиц – она почти приземлилась ему на голову…
В это мгновение что-то произошло, в небе возникло сияние, оно становилось все ярче и ярче, затягивая хищников в золотистую паутину. Потом гиппогрифов вдруг неудержимо стало тянуть вверх, в самые небеса, все быстрее и быстрее, они поднимались, подчиняясь неизвестной могучей силе, пока не заполонили все небо. Тогда они развернулись и поплыли прочь, громадным неразделимым воинством. Они плыли долго, а мы снизу наблюдали за их исходом. Затем их стало меньше, после долгих сумерек словно наступил рассвет, а когда последний гиппогриф скрылся за горизонтом, просветлело и у меня на душе – опасность миновала.
Почувствовав, что в природе что-то переменилось, Лука Дормедонт выбрался из-под телеги, поднял к небу заплаканное лицо и принялся быстро стирать слезы с мокрых щек.
– А-а-а, – растерянно протянул он, – что, они что, улетели, что ли?
– Да, – сказал я, – колдун-убийца их прогнал.
Купец поспешно обернулся к Ламасу:
– Беру свои слова обратно, чернокнижник, ты величайший маг всех времен и народов. Ну ты даешь. Как это ты сделал?
– Да это не я, это Оссиан, – с улыбкой проговорил Ламас, – а я что, только действовал с фантазией. Мне удалось отвлечь много гиппогрифов от основной цели, ну Оссиан и почувствовал вдруг, что контроль ослаблен, что он теряет стаю, так что он послал новый, более мощный импульс, собрал их своей волей в магическую сеть и отправил к месту назначения.
– Прекрасно-то прекрасно, – сказал я, с удовольствием пиная тельце мертвого гиппогрифа, – но вот как бы тоже привлечь такое воинство на свою сторону? Я думаю, они могли бы запросто опустошить какой-нибудь город, не так ли?
– Не знаю, зачем Оссиану это понадобилось… Чтобы управлять таким воинством, много сил надо затратить, к тому же они постоянно будут выходить из-под контроля, да еще, не дай темные боги, нападут на тебя самого, – Ламас покачал головой, – честно говоря, я на такое не способен.
– Но ты же сам Лемутрок Анджей Моргенштерн Август Симеон, – напомнил я. – Неужели не способен?
– Как вам удалось мое имя запомнить, милорд? – в изумлении уставился на меня колдун. – Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь его повторил.
– У меня хорошая память, – отмахнулся я, – это как раз очень просто, а вот как бы нам заручиться поддержкой Оссиана?
– Никому не советую заручаться его поддержкой, – покачал головой Ламас, – у Оссиана всегда свои, далеко идущие планы. Лучше с ним не связываться никому и никогда…
– Вы как хотите, – подал вдруг голос Лука Дормедонт, – а я поехал, – с этими словами он хлестнул лошадей, – а ну погнали, родимые!
Лошади сорвались с места, и обоз рванул в карьер. Настигнуть Дормедонта нам удалось почти через милю, с большим трудом. И то только потому, что лошади двух почивших наемников паслись неподалеку. Оставив незадачливого купца с крупным фингалом в пол-лица на обочине, мы отправились дальше на юг. К слову сказать, до деревушки, находившейся неподалеку от караульной башни, оставалось не больше пары миль.
По прибытии на место мы чудесно поужинали в местной таверне, где нам не просто оказали радушный прием – хозяин заведения неожиданно заверил меня, что он один из самых ярых моих сторонников. Слова его меня всерьез насторожили, потому что мне уже приходилось встречаться с «ярыми сторонниками», но потом я посмотрел в его глаза и понял, что, в отличие от покойного главаря разбойников Куилти, он совершенно искренен. Этот почтенный человек сказал, что в случае необходимости у него всегда найдется для меня не менее двадцати клинков. Затем он заговорщицки подмигнул мне серым глазом.
– А не найдется ли у вас в таком случае места, уважаемый, чтобы разместить на постой меня и моих спутников? – спросил я. – О клинках побеседуем позже…
– Ну, разумеется, милорд, – он ухмыльнулся, – о чем разговор, для вас что угодно. Вы ведь не забудете старого трактирщика, когда ваша власть станет безграничной?
– Я никогда не забываю тех, кто оказывает мне помощь, – заверил я его.
– Рад это слышать, милорд, чрезвычайно рад это слышать… – пойдемте я провожу вас в ваши покои.
Хозяин повел нас в жилую часть дома. Мы шли пустынным коридором, он обернулся ко мне и сказал:
– Надеюсь, комната вам понравится.
– Не забудь прикатить туда бочку светлого эля, – Кар Варнан хлопнул «старого трактирщика» по спине, – мы сильно устали с дороги и хотим отдохнуть на славу.
– Будет сделано, – ответил несчастный, хватаясь за поясницу. Он попробовал разогнуться, но в спине предательски хрустнуло, и хозяин заведения так и остался стоять скрюченный, словно одна из статуй художников-авангардистов из Катара – я как-то видел несколько – жуткие творения, фантазия у них самая извращенная.
– Кар! – свирепо рявкнул я, возмущенный до глубины души тем, что он не рассчитал силу и почти покалечил моего «ярого сторонника». – Ты что себе позволяешь?!
– Сейчас исправим! – гаркнул Варнан, ловко ухватил вскрикнувшего хозяина таверны за плечо и пониже спины и разогнул в обратную сторону. Послышался ужасающий треск, и бедняга рухнул без чувств на дощатый пол. – Ой! – сказал великан. – Я, чес-слово, не хотел… Но, кажется, он совсем поломался.
Ламас присел и коснулся горла несчастного:
– Жить будет.
– Нужно позвать кого-нибудь, кто сможет предоставить нам комнату вместо него, – сказал я. – Кар, займись этим немедленно. И постарайся больше никого не покалечить хотя бы сегодня.
– Да я же не нарочно… – начал оправдываться Варнан.
Тут в глубине коридора появился кто-то. Он в нерешительности остановился, увидев рядом с нами на полу распростертую фигуру.
– Эй, ты, – пошел на него великан, – ну-ка поди сюда. Нам нужно…
Неизвестный исчез внезапно, только в отдалении послышался быстрый топот ног.
– Чего это он убежал? – удивился Кар Варнан.
– Это все потому, что ты идиот, – сказал Ламас, – и что бы ты там ни говорил, твоей мордой только людей пугать, ну и разноплеменную нечисть тоже…
После долгой пребранки Ламас с Каром Варнаном отправились на поиски ключа вместе, причем трактирщика великан взвалил на плечо, чтобы отнести пострадавшего туда, где ему смогут оказать помощь. Вернулись они тоже вдвоем – колдун держал в руках ключ от комнаты, а Кар Варнан тащил на плече тяжелую бочку со светлым элем.
...Здравствуй, дорогая моя тетушка Гурурия, пишу я тебе потому, что стали мы с Мартой на днях свидетелями самого необычайного явления. Небо заслонила туча, но когда глянул я на небо, то понял, что это не туча вовсе, а тысячи гиппогрифов, ну этих страшных птиц с когтистыми лапами, летят куда-то. Марта от страха завизжала и упала прямо на порося, порось тоже завизжал и побежал по двору, тут его гиппогриф и подхватил. А я подхватил Марту и заскочил с ней в избу, а не заскочи я в избу, и нас бы подхватили. В общем, улетели из наших мест все гиппогрифы, а пока они летели, мы в избе отсиживались. Ну да сгинули они в конце концов, все до одного, туда им и дорога, окаянным. Так-то, драгоценная моя тетушка, у вас на севере, в Дедере, небось и не знают о таком, а у нас чего только не приключится странного, чего только не произойдет.