Я налила себе бренди и села на диван, обитый золотистым шелком. Неяркий предвечерний свет проникал в комнату. Скоро зацветут нарциссы, сюда придет весна. Мои мысли вернулись к Терезе. Однажды она сказала, что чем старше она становится, тем сильнее её пугает весна, приносящая с собой возрождение.
   – Весна – для молодых, – заметила Тереза. – Они не ведают страха перед старостью.
   Наверно, мне не следовало удивляться тому, что её смерть так сильно подействовала на меня. Она была тщеславным, эксцентричным, упрямым деспотом, но я по-своему любила её. Она так боялась состариться. Теперь ей нечего бояться, она обрела покой. Но своей смертью она стерла часть моего прошлого, за которую я держалась со священной ностальгией. В те дни жизнь казалась такой простой и невинной. Это было ещё до убийства Полетт и Роуз.
   Я подумала о моей соседке Еве, которая всегда перед свиданием со своим парнем красила соски в разные цвета. Что с ней произошло? Я знала, что она вернулась в Аликанте и вышла замуж за Эдуардо, но последняя открытка с этим известием пришла давно. Вероятно, сейчас у Евы трое детей, она располнела и ест столько жареного картофеля, сколько хочет.
   Аликанте.
   Может быть, когда мы с Харри отправимся туда, мы встретим их. Нам уже недолго ждать того момента, когда мы станем летними людьми. Но что скажет Харри, когда узнает, что я рассказала Тому о нашем намерении убить Сару? Несомненно, он разозлится. Не сильнее, чем я сама злилась на себя за такую немыслимую глупость. С другой стороны, откуда мне было знать, что Харри сочинил для Тома какую-то безумную сказку о шантаже? Харри следовало быть со мной более честным.
   Что касается обещанных Тому двадцати пяти тысяч… Я все ещё безуспешно пыталась переварить эту новость. Том слишком глубоко влез в наши планы, и мне это не нравилось. Что он на самом деле значил для Харри? Очевидно, нечто большее, чем я воображала. От этой мысли я вздрогнула.
   У меня было ужасное предчувствие – похоже, Том МакКиллап надолго станет частью нашей жизни.

43

   Когда Иэн вернулся с работы, Алексис отдыхала наверху.
   – У неё болит голова, – сказала Джинна, зловеще улыбаясь.
   – Что ты хочешь сообщить мне на этот раз?
   – Ты не поверишь в то, что произошло сегодня, папа. Прямо здесь. Под этой крышей.
   Иэн вздохнул и налил себе неразбавленного виски.
   – Хорошо. Что случилось?
   Спустя полчаса он пожалел о том, что задал этот вопрос. Джинна описала эпизод со всеми подробностями, нарисовала зловещую картину с раскинувшимися на полу, обнаженными, блаженствующими, прелюбодействующими Алексис и Томом. Закончив свой рассказ, она торжествующе посмотрела на отца.
   – Я говорила тебе, что она тебя обманывает! Что ты скажешь теперь, папа?
   – Я бы хотел знать, кто прислал эту чертову записку.
   Джинна упала духом. Она рассчитывала на яростную реакцию отца, а его интересовала лишь личность человека, подставившего Алексис. К изумлению Джинны, он не возмутился поведением жены, не проявил ревности, негодования, гнева. Только заинтересовался запиской, заставившей Джинну вернуться из университета раньше обычного.
   – Какая разница, кто её прислал? – попыталась образумить его Джинна. – Важно то, что я увидела. А не то, как я там оказалась.
   – Возможно, – задумчиво произнес Иэн. – Возможно. Но все это очень странно.
   – Папа, тебе больше нечего сказать?
   – Сейчас – да.
   Джинна покачала головой.
   – Я тебя совершенно не понимаю. Неужели ты даже не ревнуешь? Как ты можешь невозмутимо сидеть здесь?
   – Как, по-твоему, я должен поступить? Схватить телефон и позвонить моему адвокату насчет развода?
   – Честно говоря, да.
   – Это очень простое решение, но ты не была жената на Алексис в течение длительного времени. Эта её связь – первая, о которой я узнал. Каждый имеет право иногда совершать ошибки. Видит Бог, я сам не без греха. Том МакКиллап был ошибкой Алексис, но если сказанное тобой – правда, она положила этому конец. История закончилась во всех отношениях. Поэтому я не понимаю, из-за чего ты поднимаешь шум.
   – Закончилась? – Джинна была потрясена. – Это сказала Алексис, когда я обвинила её в супружеской измене. Но как ты можешь простить её с такой легкостью? Неужели у тебя совсем нет гордости?
   – Гордость может быть очень дорогим чувством. И очень опасным. Я не собираюсь зачеркивать шестнадцать лет брака из-за одной глупой неосторожности. Алексис – моя жена и останется ею.
   – Но она тебя не любит. Я слышала, как она сказала об этом Тому. Она выразилась предельно ясно. Почему ты хочешь оставаться мужем женщины, которая тебя не любит, совершенно не уважает и обманывает в твоем же доме?
   – Я думаю, гораздо интереснее другое – почему ты так стремишься развести меня с ней?
   – Потому что она причиняет тебе боль, – неуверенно произнесла Джинна.
   Но Иэн слишком хорошо знал свою дочь. Он помнил, как она увлеклась Томом МакКиллапом в Сент-Морице.
   – Нет, Джинна, она причиняет боль тебе.
   Когда на следующий день Алексис позвонила Харри, он находился в прекрасном настроении. Харри только что вернулся с поля для гольфа, где прошел девять дорожек за сорок ударов. Его мастерство быстро повышалось. Он надеялся в следующий раз сыграть ещё лучше.
   – Все бесполезно, – сказала Алексис, портя ему настроение. – Вчера вечером Иэн держался со своей обычной невозмутимостью. Не устроил сцену, не взорвался, не предъявил ультиматум. Вел себя так, будто не произошло ничего необычного. Уверяю тебя, ситуация безнадежная.
   Она подробно рассказала о своем свидании с Томом, о стычке с Джинной, о неоднократных обещаниях девушки сообщить обо всем отцу. Алексис была уверена, что Джинна сделала это.
   – Я даже придумала головную боль, чтобы дать им возможность побыть наедине перед обедом, – добавила Алексис.
   – Возможно, Джинна в последнюю минуту отступила. По какой-то причине передумала или испугалась.
   – Это исключено. Она была слишком рассержена на меня, жаждала мести и не могла так легко отказаться от своего намерения. Я уверена, что она обрушила на Иэна все подробности того, как мы с Томом развлекались на полу гостиной.
   – Я не в силах это понять, – сказал Харри. – Я имею в виду отсутствие реакции со стороны Иэна.
   – Я тоже в недоумении. Я сделала все, что могла, а он упрямо игнорирует мои самые дерзкие выходки. Просто ума не приложу. Что мы предпримем теперь?
   – Пригласи Сару и меня на обед. Как можно быстрее.
   Алексис ахнула.
   – Ты хочешь сказать, уже…?
   – Да. Нет смысла откладывать.
   – Харри, мне страшно.
   – Не бойся. Все получится.
   – Когда я получу это вещество?
   – Встретимся завтра в зоопарке в Ридженсе. Перед клеткой с пандами. Я передам тебе его.
   Следующий день выдался солнечным и холодным.
   Харри пришел первым. Я тотчас заметила его возле клетки с двумя огромными пандами, оказавшимися, к моему разочарованию, бежево-черными, а не бело-черными, как на многих фотографиях. Одно животное крепко спало, другое расхаживало перед немногочисленными зрителями. Я заметила, что у Харри был с собой темный кожаный кейс.
   – Здравствуй, – сказала я. – Ну и место для встречи.
   – Я решил поквитаться с тобой за "Хэрродс".
   – Что ж, мы в расчете. – Я поежилась. – Здесь есть место, где можно поговорить?
   – Почему бы нам не погулять немного?
   – О'кей.
   На моем плече поверх шубы из шиншиллы висела большая сумка. Когда мы добрались до пруда с фламинго, Харри открыл свой кейс и вручил мне маленький зеленый пакет от «Хэрродса», надежно заклеенный наверху. Я разглядела очертания банки и положила пакет в сумку.
   – Смешай это с твоим снотворным утром в день обеда, – сказал Харри. Иэн не заметит разницу. Тем более если он уже изрядно наберется к тому моменту, когда дело дойдет до кофе. Он по-прежнему сам подает его, да?
   – О, да. Иэн редко меняет свои привычки.
   – Мы должны радоваться этому.
   Розовые фламинго с шумом доставали что-то из воды своими клювами. Они были такими элегантными, красивыми, невинными. Я подумала о том, что мы с Харри собирались сделать. О Томе, знавшем о наших планах. Сначала я решила сказать сегодня Харри, что Том осведомлен о готовящемся убийстве Сары, но сейчас отказалась от этого намерения.
   Я боялась гневной реакции брата. К тому же, спросила я себя, что я этим исправлю? Вред уже причинен. Да, он мог сказать, что нам следует отложить убийство до того времени, когда мы будем уверены в молчании Тома. Также он мог назвать меня идиоткой, и мы ввязались бы в спор, начали оскорблять и упрекать друг друга. Сейчас время для этого было неподходящим. Для успешного выполнения нашего сложного плана требовалось, чтобы в наших с Харри отношениях царили согласие и гармония.
   Что касается Тома, я не слишком боялась его похода в полицию. Чего бы он этим добился? Да, он мог засадить нас с Харри за решетку на всю жизнь, но при этом потерял бы двадцать пять тысяч фунтов, обещанных ему моим братом. Я была уверена, что Том будет держать язык за зубами. Он согласился участвовать в вымышленном шантаже, потому что обладал криминальным мышлением. Мистер МакКиллап не создаст проблем, связанных с законом. Скорее он просто помешает нашему счастью.
   Мы с Харри ещё немного погуляли по зоопарку. Увидев, как два калифорнийских морских льва выпрыгивают из ледяной воды, я ещё сильнее ощутила холод. Крики животных напоминали человеческие. Похоже, там происходила семейная разборка. Я собралась предложить, чтобы мы зашли в кафе и согрелись с помощью чашечки кофе или чая, но внезапно захотела вернуться домой.
   Я посмотрела на слабый, гордый, восхитительный, знакомый профиль Харри и едва не расплакалась. Я так любила брата. Мы прошли вместе через многое. Поэтому я сейчас должна была уйти. Я испугалась моей потребности в физической близости с ним. Если бы я задержалась ещё на несколько мгновений, то предложила бы отправиться в какую-нибудь убогую гостиницу, а эта идея была плохой.
   Подобно профессиональным спортсменам перед ответственными соревнованиями, мы должны были беречь нашу энергию, помнить о самом важном. Мы сделали то, что наметили на сегодня, и больше говорить было не о чем. Каждый из нас превосходно знал стоявшую перед ним задачу.
   – Я бы хотела найти такси, – сказала я.
   – Вероятно, они стоят возле входа.
   Там действительно находились четыре машины. Мы с Харри пожали друг другу руки, словно были малознакомыми людьми, прощающимися после приятной прогулки среди зверей. Он открыл для меня дверь первого автомобиля.
   – Не забудь надеть перчатки, когда будешь добавлять кристаллы, шепнул он мне на ухо, когда я села в такси.
   Я назвала водителю мой адрес на Маунт-стрит и не оглянулась.
   Когда дворецкий принес дневную почту на серебряном подносе, Сара Маринго читала в своем кабинете последний выпуск «Форума». Там было два письма. Одно пришло от адвоката; на втором стоял лондонский штемпель, а обратный адрес отсутствовал.
   Подписываясь на «Форум» – журнал, посвященный сексуальным проблемам весьма необычного и зачастую извращенного характера, – она надеялась узнать, как хоть отчасти возродить физический интерес Харри к супружеским утехам. Прочитав несколько номеров, она поняла, что её проблемы были пустяком по сравнению с теми, которые мучили большинство людей, искавших совета у "Форума".
   Она наткнулась на отчаянную мольбу человека, желавшего, чтобы жена испражнялась на него. Он утверждал, что только таким способом может достичь оргазма. Но жена категорически отказывалась делать это. Несчастному пришлось заняться мастурбацией, что его не вполне устраивало. Он хотел, чтобы редакторы «Форума» посоветовали ему, как убедить супругу в том, что его просьба вовсе не так ужасна, как ей кажется. А может быть, она права? спрашивал он напоследок.
   Не прочитав ответ «Форума», Сара вскрыла письмо из Лондона. Иэн Николсон отвечал ей на послание, в котором она сообщала ему о романе Харри и Джинны. Вот что она увидела:
   Дорогая Сара!
   Благодарю Вас за Ваше письмо. Я прочитал его с большим интересом и, должен добавить, удивлением.
   Если это сможет вас успокоить, скажу Вам, что, по моему твердому убеждению, у моей дочери нет и никогда не было романа с Вашим мужем.
   Я действительно помню, что Джинна заигрывала с Харри в Сент-Морице, но мне известна причина её глупого (хотя и совершенно невинного) поведения.
   Тогда её охватило сохранившееся до сих пор влечение к молодому человеку, общаться с которым я ей категорически запретил.
   Зная мою дочь, я подозреваю, что она пыталась досадить мне, разыгрывая флирт с Вашим мужем. Когда Джинна не может добиться желаемого, она часто ведет себя, как капризный, своенравный ребенок. К моему сожалению, именно это происходило в Сент-Морице.
   После нашего возвращения в Лондон Джинна не только погрузилась в учебу. Она по-прежнему сохнет по тому самому нежелательному субъекту. Поскольку она обладает весьма цельной натурой, я сомневаюсь в том, что Ваш муж (и любой другой мужчина) может представлять для неё большой интерес.
   Я также сомневаюсь в том, что Харри, показавшийся мне весьма благоразумным человеком, позволит себе вступить в связь, подобную описанной Вами.
   Я приношу извинения за беспокойство или неловкость, которые могла вызвать у Вас моя дочь, однако, пожалуйста, постарайтесь поверить мне – у неё нет романа с Вашим мужем.
   Будьте уверены, что все это останется между нами. Я не упомянул о Вашем письме моей жене и не собираюсь это делать.
   Под письмом стояли слова: "С самыми теплыми чувствами."
   Сара положила письмо на стол, спрашивая себя, не заблуждается ли Иэн. Она с уважением отнеслась к его мнению, но он мог проявлять необъективность, даже прикрывать свою дочь. Или просто отворачиваться от того факта, что Джинна способна соблазнить чужого мужа. Даже такой умный и трезвый человек, как Иэн Николсон, мог невольно обманывать себя, когда речь шла о нескромном поведении его любимого чада. Такое происходило во все времена.
   – Привет, дорогая. Хорошо провела время?
   Сара так погрузилась в чтение письма, что не услышала, как дверь кабинета открылась. Остановившийся перед женой Харри имел такой здоровый цвет лица, словно он только что вернулся с длительной загородной прогулки. Однако он сказал, что ездил в Лондон к Тому МакКиллапу.
   – День прошел хорошо, – ответила Сара. – Спокойно, но приятно.
   – Есть интересная почта?
   – Нет. Только послание от моего адвоката и просьба о благотворительности. – Она принялась бесстрастно, но методично рвать письмо Иэна Николсона на мелкие кусочки. – Когда тебя постоянно просят спонсировать разные благородные замыслы, это уже начинает раздражать.
   Разговаривая, она спрашивала себя, где на самом деле был Харри и не ошибается ли Иэн Николсон, отрицая существование романа между Харри и Джинной. Однако она не спрашивала себя, хранит ли Иэн Николсон получаемые им письма. Он всегда делал это. Письмо Сары сохранилось. Но могла ли она догадываться о том, каким важным станет после её смерти это обстоятельство, казавшееся сейчас незначительным?

44

   Люди, вплотную приблизившиеся к смерти, часто говорят, что за мгновение до несчастья перед их глазами пронеслось все пережитое ими в прошлом. Теперь я знаю, что они имеют в виду. Именно подобные ощущения я испытывала, с улыбкой приветствуя Сару и Харри, приехавших к нам на тихий убийственный вечер.
   Хотя в опасности была не я, а Сара, я внезапно вспомнила о том, о чем не думала много лет – например, о ленчах с гамбургерами и молочным коктейлем, ежедневно поглощавшихся мною и Харри в кафе Чарли.
   Я вспомнила нашу бабушку Джулиану, зарабатывавшую на жизнь уборкой чужих домов и рассказывавшей смешные истории о своем покойном муже, который в годы сухого закона готовил джин в ванной. Я не знала, жива ли ещё Джулиана, что сейчас с вежливым Чарли и бережливым Деннисом, в конце концов выкупившим наш магазин, с богатой девочкой, чьи родители приехали в Пилгрим-Лейк на длинном черном «кадиллаке» тем летом, когда мне было двенадцать лет…
   На Саре было блекло-голубое платье с цветочным узором, которое обтягивало её выпирающие кости. Возможно, если бы она знала, что ей предстоит сегодня умереть, она постаралась бы выглядеть привлекательней.
   Я надела длинное изумрудно-зеленое платье без рукавов, с узкими бретельками и вставками на спине. Выбрала для этого вечера кольцо и серьги с изумрудами, а также туфли на вызывающе высоких серебристых шпильках, делавших меня ещё более высокой и изящной. Я выглядела восхитительно и чувствовала себя точно так же, потому что собиралась наконец вырваться из моей клетки.
   Возможно, убийство у меня в крови. Когда мы с Харри впервые позанимались любовью, он успел слизать мою кровь с медвежьей шкуры до того момента, когда мать ворвалась в дом и увидела нас обнаженными на полу. Как Джинна, заставшая меня с Томом. Может быть, мне на роду написано вечно представать перед кем-то нагой на полу гостиной с любовником, на котором лежит табу? Забавная картина. Вот она, снова трахается на полу. Я невольно засмеялась.
   Джинна, Сара, Харри и Иэн посмотрели на меня в ожидании объяснения. Они обсуждали возможное тридцатипроцентное повышение окладов британских инженеров, которого добивался профсоюзный босс Хью Сканлон. Они считали, что эта мера станет издевательством над "Социальным договором".
   Эти мелкие проблемы казались смешными в то время, когда Англия оказалась в самом тяжелом положении со времен Второй мировой войны, однако никто, кроме меня, не смеялся.
   – Я не вижу, в чем заключается юмор столь печального положения, упрекнул меня Иэн своим банкирским голосом.
   Мне захотелось сказать ему, что он скоро угодит в тюрьму и сможет до конца жизни ломать там голову над тем, что на самом деле рассмешило меня. Я внезапно поняла, что во многих отношениях Иэн напоминал мне мою мать. Они оба были лишенными чувства юмора, респектабельными, безупречными, соблюдавшими все условности и приличия. Даже периодические вылазки в бордели, которые совершал Иэн, в Англии считались допустимыми для представителей его класса. Посмотрите, к чему это привело мою мать. И к чему приведет Иэна. Аргумент отнюдь не в пользу безупречного поведения.
   Возникла неловкая пауза, потом в комнату вошла миссис Кук.
   – Обед подан, – произнесла она официальным тоном, спасая нас всех от минутного смущения.
   Харри настоял на присутствии миссис Кук – во всяком случае, во время обеда. Он сказал, что полиция насторожится, если я, принимая гостей, отпущу домработницу на вечер. Я сказала миссис Кук, что она может уйти, подав десерт. Миссис Кук знала о странной привычке моего мужа лично подавать кофе с коньяком и обрадовалась возможности пораньше освободиться.
   Сейчас она казалась напряженной и нервной. Она словно боялась совершить ошибку при выполнении своих обязанностей – например, подать блюдо слева или допустить какой-нибудь другой столь же ужасный промах. Миссис Кук охотнее сунула бы голову в печь, чем нарушила этикет.
   – Что у нас здесь? – спросила Джинна, когда домработница поставила на стол дымящуюся кастрюлю.
   – Суп из омаров, – сказала я.
   – Обожаю суп из омаров, – заявила Сара.
   Ее колье с рубином казалось в этот вечер вполне уместным.
   – Я рада, – отозвалась я, не покривив душой.
   Эта тарелка супа из омаров станет последней в жизни Сары. Миссис Кук готовила его превосходно. Бросая в кипяток живых омаров, а потом разламывая им хвосты, миссис Кук давала волю своим подавленным первобытным инстинктам, хотя и отрицала это. Но я наблюдала за её работой и видела, какое тайное наслаждение она получает, убивая живое существо, готовя его и подавая на стол цивилизованным господам.
   – За супом последуют ростбиф и йоркширский пудинг, – добавила я, подумав о том, что для такого мероприятия требуется типично английское основное блюдо. – Полагаю, здесь нет вегетарианцев.
   – Не знаю, – сказала Джинна. – Возможно, я стану вегетарианкой. В последнее время я много об этом думаю. Такая пища кажется мне гораздо более здоровой, чем вся эта роскошь. – Она указала на прекрасно сервированный стол.
   – Откуда у тебя эта блестящая идея? – спросил Иэн.
   – Несомненно, от Тома МакКиллапа, – сказала я, опередив Джинну.
   Все посмотрели на меня так, словно я произнесла "Адольф Гитлер". Все, включая Сару, что меня удивило. Почему она так встрепенулась, услышав это имя? Я не могла угадать причину.
   – Том МакКиллап, – произнесла Сара. – Это твой приятель-музыкант, да, Харри?
   – Точнее, знакомый.
   – Я не подозревала, что вы знаете Тома, – возбужденно произнесла Джинна. – Когда вы познакомились?
   – В Сент-Морице, – ответил Харри. – Ты сказала мне, что он потрясающий музыкант. Помнишь? Я отправился в «Альпину» поглядеть на него. Ты была права. Он великолепен.
   – Харри любит музыку, – сказала Сара.
   – Как и Джинна, – вставила я. – Особенно когда её исполняют шотландские гитаристы. Она их просто обожает.
   – Понимаю, – сказала Сара спустя мгновение.
   Она и Иэн обменялись взглядами, значение которых я не поняла. Происходило нечто загадочное. Харри выразительно посмотрел на меня. Он как бы говорил, что сейчас мне предоставляется шанс спровоцировать Джинну на публичное заявление о моем романе с Томом, которое унизило бы Иэна и превратило его в ревнивого рогоносца с мотивом для преднамеренного убийства.
   – Да, – продолжила я. – Меня интригуют перемещения мистера МакКиллапа. Когда мы были в Сент-Морице, он выступал там со своей группой. Стоило нам вернуться в Англию, как он тоже оказался здесь. Любопытно, куда отправится мистер МакКиллап, если завтра мы решим поехать в Монте-Карло.
   – Ты знаешь, что Том вовсе не последовал за нами, – сказала Джинна. Он на самом деле живет в Лондоне.
   – Не понимаю, что ты нашла в таком вульгарном типе, как Том МакКиллап, – сказала я.
   – Предлагаю сменить тему, – вмешался Иэн.
   – Да, – смущенно пробормотала Сара. – Кажется, это хорошая идея.
   Но Джинна буквально кипела. Она опустила суповую ложку и посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью во взгляде.
   – Если Том вульгарен, то что нашла в нем ты, Алексис?
   – Не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Нет, понимаешь!
   – Джинна, держи себя в руках, – предупредил её Иэн.
   – Почему я должна это делать?
   – Потому что я, твой отец, прошу тебя об этом.
   – Тебе следует попросить об этом не меня, а Алексис.
   – Почему? Что я сделала?
   – Ничего, – ответил мне Иэн.
   Сара и Харри тактично хранили молчание, хотя и по разным причинам. Сара действительно смутилась. Харри ликовал и молился о том, чтобы Джинна произнесла более явные обвинения. Я хотела того же самого.
   – Нет, сделала, – возразила отцу Джинна. – Алексис кое-что сделала, хотя по каким-то известным только тебе причинам ты отказываешься это признать.
   – И что же, по-твоему, я совершила? – вкрадчиво спросила я.
   На мгновение в комнате повисла тишина. Потом Джинна сказала:
   – Вступила в связь с Томом МакКиллапом.
   Лицо Сары стало изумленным, Харри постарался скрыть свое удовлетворение, Иэн испытал чувство унижения, я откровенно обрадовалась. Джинна угодила в мою ловушку.
   – Это отвратительная ложь! – сказала я моей падчерице. – Как ты посмела предъявить мне такое мерзкое обвинение? Что дает тебе на это право?
   – Я видела вас двоих своими собственными глазами. Прямо здесь. На прошлой неделе. Вспомнила? Обнаженными на полу гостиной. Твоя память не может быть настолько плохой, Алексис.
   Я беспомощно повернулась к Иэну.
   – Почему ты молчишь? Останови её. Это возмутительно. Я всегда знала, что она не выносит меня, но это зашло уже слишком далеко. Меня никогда в жизни так не оскорбляли.
   Иэн казался измученным происходившей в нем внутренней борьбой. В обычной ситуации он никогда бы не потерпел такой выходки от Джинны, но я подозревала, что она пробудила в нем скрытую неприязнь ко мне, и он был бессилен остановить дочь. Возможно, он даже радовался тому, что она разоблачила меня. Словно почувствовав это, Джинна продолжила:
   – К тому же именно Алексис первой упомянула имя Тома. Зачем ей было это делать после того, как я сказала, что, возможно, стану вегетарианкой? При чем тут Том? Ни при чем. Она вспомнила о нем, чтобы опозорить тебя, папа. Я здесь не единственный человек с дурными манерами.
   Пытаясь оправдаться, Джинна повернулась к Саре и Харри.
   – Я понимаю, как неловко вы себя чувствуете, и прошу прощения. Не потому что якобы солгала насчет моей мачехи – это не так, – но потому что смутила вас. Извините.
   Когда мы без большого энтузиазма и аппетита резали ростбиф и ели йоркширский пудинг, я чувствовала, что воспитанная Сара тайком поглядывает на меня с любопытством. Раскрасневшийся Иэн пил налитый им в графин превосходный кларет 1970 года в большем количестве, чем обычно. На его лице явственно выступали следы опьянения, злости, негодования, унижения и стыда.
   На мгновение мне стало его жаль, но потом я вспомнила страдания, которые он причинял мне на протяжении многих лет, и испытала ещё большую жалость к самой себе. Когда тарелки с ростбифом исчезли со стола, и миссис Кук принесла дрожащий бисквит, пропитанный вином, я поняла, что мне страшно. Конечно, мне должно быть страшно, успокоила я себя, это естественно, принимая во внимание, что я должна сейчас сделать.