– Я не удивлен этим. Похоже, вы проявляете большой интерес к лекарствам, мистер Николсон. Принимая во внимание вашу антипатию к ним.
   Все складывалось ещё лучше, чем надеялись мы с Харри. Если Иэн мог столь успешно провести меня с плацебо, почему бы ему не оказаться искусным отравителем? Я была уверена, что инспектор Лэнгдейл задал себе тот же вопрос. Я едва удержалась от того, чтобы не улыбнуться торжествующе моему дорогому брату.

47

   Как я и предполагала, полиция вернулась на следующий день.
   Инспектор Лэнгдейл сказал, что хочет задать несколько вопросов миссис Кук, которой я уже сообщила о смерти Сары.
   – Вам известно, что миссис Николсон принимает вместе с «Хэгом» снотворное?
   Миссис Кук смущенно посмотрела на меня.
   – Меня не касается, что принимает мадам. Однако я видела банку со снотворным, если вас интересует это.
   – Полагаю, сейчас эта банка находится на кухне.
   – В серванте на второй полке.
   – То есть она доступна любому человеку, – предположил инспектор Лэнгдейл.
   – Любому, у кого возникнет желание взять её, – язвительно заявила миссис Кук.
   – Спасибо, миссис Кук.
   Иэн отправился на работу, Джинна – в университет, Харри вернулся в Суррей. Инспектор Лэнгдейл, сержант и я прошли в гостиную, где я узнала о заключении полицейской лаборатории.
   – В кофе миссис Маринго обнаружен цианистый калий, – сказал мне инспектор. – Хотя я ещё не располагаю результатами вскрытия, похоже, миссис Маринго была убита.
   Я постаралась изобразить потрясение.
   – Но кому понадобилось совершить такое ужасное преступление? удалось произнести мне спустя мгновение.
   – Все немного сложнее, миссис Николсон. Понимаете, цианистый калий нашли в чашке, содержавшей "Хэг".
   Я позволила себе помолчать, пока смысл сказанного инспектором Лэнгдейлом проникал в мое изумленное сознание.
   – Вы хотите сказать
   – Да, миссис Николсон. Очевидно, яд предназначался вам. Согласно заключению лаборатории цианистый калий был смешан с вашим снотворным-плацебо. Поэтому мы расспросили миссис Кук о том, кто имел доступ к банке. По её словам, таких людей было четверо: миссис Кук, ваш муж, ваша падчерица и вы сами. Если только вчера вечером мистер и миссис Маринго не заходили на кухню. Они это делали?
   – Нет. Я уверена, что они не покидали стола.
   – Даже не ходили в туалет?
   – Я такого не припомню.
   – Миссис Николсон, вы знаете кого-то, кто мог желать вашей смерти?
   – Нет, не знаю. – Я закрыла лицо ладонями. – Все это так ужасно.
   Инспектор Лэнгдейл казался озабоченным.
   – Да, действительно. Вы, конечно, понимаете, что убийца может совершить новую попытку.
   – Что мне делать?
   – Думаю, прежде всего вам следует рассказать нам поподробнее о споре, возникшем вчера вечером между вами и вашей падчерицей. Причиной его, похоже, стал некий мистер МакКиллап. По словам Джинны этот конфликт вызвал всеобщее смятение… передвижение возбужденных людей по комнате…
   – Да, думаю, все разволновались. Спор был отвратительным.
   Инспектор Лэнгдейл явно сосредоточился на смятении, из-за которого все мы поменяли наши исходные места, в результате чего Сара взяла мою чашку с «Хэгом». Когда я изложила инспектору мою версию спора, он сказал:
   – При достаточно сильной провокации самый мягкий человек способен на убийство. Виновность вашего мужа столь очевидна, что почти исключает его из числа подозреваемых. Вы меня понимаете?
   – Вы хотите сказать – зачем ему понадобилось так явно подставлять себя?
   – Совершенно верно. Он добавляет цианистый калий к вашему снотворному, подмешивает порошок к «Хэгу» и подает кофе. Он имеет идеальную возможность убить вас. И, добавлю, идеальный мотив. Ревность. Месть. Вас застали изменяющей ему с более молодым мужчиной. Вы унизили вашего супруга. Это известно его дочери. Классическая ситуация. Только одно обстоятельство мешает назвать мистера Николсона убийцей.
   – Какое?
   – Все слишком ясно. Ваш муж буквально напрашивается на разоблачение. Как мог такой умный человек совершить подобную глупость?
   Я задумалась.
   – Возможно, он рассчитывал на то, что такая очевидность, или, как вы сказали, глупость, заставит вас сделать именно то, что вы делаете: исключить его из числа подозреваемых.
   Инспектор Лэнгдейл улыбнулся.
   – Мы рассмотрели такой вариант, миссис Николсон. Он возможен. Очень часто человек, явно кажущийся убийцей, на самом деле является им. Но возможно и другое.
   Я затаила дыхание.
   – Что?
   – Возможно, убийца, или убийцы, хотели навести нас на мысль о том, что произошла ошибка.
   Впервые с того момента, когда я вчера утром сыпала яд в снотворное-плацебо, я испугалась.
   – Вы говорите, что яд на самом деле предназначался миссис Маринго?
   – Это – одна из версий.
   – Если она верна, мне нечего бояться.
   – Я этого не говорил. Вам может угрожать опасность. Но возможно, что убийца уже достиг своей цели. Мы не уверены. Мы ещё не пришли к окончательному выводу. Это весьма сложное дело.
   Мое сердце билось так сильно, что мне казалось, что инспектор должен это слышать. К моему удивлению он сказал:
   – Что вам известно о романе между вашей падчерицей и мистером Маринго?
   – Между Джинной и Харри? Но это невозможно! Она влюблена в Тома, мистера МакКиллапа. Я слышала, как она сама это сказала. Весь наш спор связан с этим обстоятельством. Поэтому-то она и злится на меня.
   Инспектор Лэнгдейл прищурил глаза.
   – Или изображает злость.
   – Изображает?
   – Возможно, она притворяется влюбленной в этого МакКиллапа, чтобы скрыть предмет своих истинных чувств.
   Я едва не лишилась дара речи.
   – Вы имеете в виду мистера Маринго?
   – Она заигрывала с ним в Сент-Морице, верно?
   – Как вы об этом узнали?
   – Мы с сержантом только что побывали в офисе вашего мужа. Он сказал нам, что Джинна увлеклась мистером Маринго, когда вы все были в Сент-Морице. Еще интереснее то, что погибшая тоже так думала.
   – Сара?
   – Да. Предполагаемый роман Джинны беспокоил её так сильно, что несколько недель тому назад она написала о нем вашему мужу.
   – Как странно. Иэн никогда не упоминал об этом.
   – Возможно, он не считал эту тему заслуживающей обсуждения. Ваш муж видел в этом безобидный курортный флирт, не имеющий последствий. Но миссис Маринго не соглашалась с ним. Она, похоже, была уверена, что роман продолжается и что он весьма серьезен. Естественно, она не на шутку встревожилась.
   – Понимаю.
   – Ваш муж позволил нам просмотреть его личные бумаги. Где мы можем найти их? Разумеется, если вы не возражаете, миссис Николсон.
   – Нет, конечно. Они хранятся в его кабинете, инспектор. Вторая дверь налево.
   – Спасибо. Мы займемся этим немедленно. Мне хочется взглянуть на это письмо.
   Как и мне. Но я сочла опасным демонстрировать чрезмерный интерес. Голова у меня шла кругом. Я начала догадываться, к чему клонит инспектор. Если он считает, что Сару убили преднамеренно, то её письмо может оказаться чрезвычайно важным.
   Я поставила себя на место инспектора Лэнгдэйла. Джинна и Харри могли сообща отравить Сару и представить дело так, будто Иэн пытался убить меня! Это мысль была пугающей. Их обоих могут осудить по совокупности косвенных улик, и тогда Харри отправится в тюрьму, а Иэн останется на свободе!
   Мне пришла в голову ещё более ужасная возможность. Что, если инспектор Лэнгдейл играет в кошки-мышки? Что, если он имеет в виду точно такой же план и мотив, но тайно подозревает, будто любовницей Харри является не Джинна, а я? Что, если он копает под меня и Харри?
   Меня парализовал страх. Инспектору достаточно покопаться в моем прошлом, чтобы установить, что мы с Харри – брат и сестра. Ловушка захлопнется.
   Я сидела на красивом золотистом диване, пытаясь придумать, как мне удержать инспектора от такого опасного шага. Надо отвести подозрения от меня и Харри. Я кое-то вспомнила. Волнение Иэна по поводу Джинны. Я вспомнила, как он смотрел на дочь вчера вечером после смерти Сары. Он боялся за Джинну. Его страх подтвердился позже, когда мы поднимались наверх, чтобы лечь спать.
   – Что ты обо всем этом думаешь, Алексис? – спросил он меня.
   – Не знаю. Это не может быть пищевым отравлением, потому что с остальными все в порядке.
   – Я не думал о пищевом отравлении. Я думал о… яде.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Чашка с «Хэгом» стояла на блюдце со щербинкой. Я сам поставил её туда. Ты это заметила?
   – Нет. Я была слишком занята защитой от оскорблений и обвинений Джинны, чтобы обращать внимание на блюдца. С щербинкой или без нее.
   – Думаю, Джинна это заметила.
   – Ну и что с того?
   Иэн казался глубоко встревоженным.
   – Из этой чашки Сара пила перед смертью. Она взяла твой «Хэг» по ошибке. Я понял это, лишь когда она уже умерла.
   – Какое это имеет значение? Несомненно, её убил не "Хэг".
   – Нет, конечно. Возможно, со снотворным что-то сделали до того, как я всыпал его в чашку.
   – Что ты имеешь в виду?
   – К нему могли добавить яду.
   – Иэн! На что ты намекаешь?
   – Джинна действительно ненавидела тебя.
   – Неужели ты допускаешь
   В его глазах появились слезы.
   – Боюсь, что да. Джинна имела все основания желать твоей смерти. Ты знаешь это не хуже меня.
   – Да, но
   Он перебил меня. Его тон был неистовым.
   – Я сделаю все, чтобы спасти мою дочь от тюрьмы. Она и так уже много страдала. Я сделаю все.
   Зайдет ли он так далеко, что возьмет это убийство на себя? Подумав об этом, я решила, что да. Я могла спасти себя и Харри только одним способом: ненавязчиво убедить Иэна в том, что полиция всерьез подозревает Джинну. Сейчас это походило на правду. Тут инспектор Лэнгдейл оказывался полезным. Если он пытается подловить меня, то невольно поможет мне использовать Джинну в качестве наживки. Иэн проглотит эту наживку. Он не имел никаких оснований думать, что я убила Сару.
   Тем временем я спросила себя, что поведало письмо Сары. Меня также интересовало, какое значение придаст полиция блюдцу со щербинкой. Наверно, большое. То, что Иэн не сказал о нем детективам, выглядело плохо. Для него и Джинны.
   Я сняла трубку и позвонила в офис мужа.
   Чутье подсказывало мне, что все обернется так, как планировали мы с Харри. Сильное индейское чутье. Самое надежное.

48

   В присутствии Иэна, его жены и дочери было объявлено, что Сара Маринго умерла от отравления цианистым калием после того, как выпила чашку с кофе, к которому "неустановленным лицом или лицами" был подмешан яд.
   В заключении коронера также утверждалось, что согласно представленным доказательствам эта чашка с отравленным кофе, очевидно, предназначалась не миссис Маринго, а миссис Николсон.
   Слушая все это, Иэн посмотрел на Джинну. В течение двух дней после убийства она была бледной и замкнутой. Иэн сильно тревожился за нее. Вчера после прочтения письма Сары о предполагаемом романе Джинны с Харри Маринго полиция снова допрашивала девушку. Джинна категорически отрицала свою связь с Харри. Иэн верил ей, но боялся, что инспектор Лэнгдейл считает иначе.
   Его опасения подтвердились, когда все вышли из офиса коронера. Харри тотчас отправился договариваться насчет похорон, а Джинна собралась поехать на автобусе в Королевский колледж, но инспектор Лэнгдейл остановил её.
   – Мы бы хотели, чтобы вы проследовали в управление для продолжения беседы, мисс Николсон.
   Джинна беспомощно посмотрела на отца.
   – Тебе лучше поехать туда, – сказал Иэн. Именно этого он и боялся. Увидимся дома позже.
   – Я в этом не уверена, – обронила Алексис, когда они направились вдвоем на Маунт-стрит.
   – Я тоже. Если её продержат долго, это будет очень плохо. Я жалею, что сохранил это чертово письмо от Сары. Оно выглядит так убедительно.
   Иэн знал, что инспектор Лэнгдейл не отступит, пока не найдет убийцу такой это был человек. Иэн встречал его двойников в банковском бизнесе: тихих, но целеустремленных и педантичных. Иэн дрожал за судьбу дочери.
   – Почему бы нам не съесть ленч в баре напротив? – предложила Алексис, взяв мужа под руку.
   – Хорошая идея.
   Они выпили по "кровавой Мэри", съели по порции холодного мяса с салатом. В баре было многолюдно, шумно, накурено. Обычно Иэн не выносил такую обстановку, но сейчас принимал её с благодарностью. Атмосфера делала серьезную беседу практически невозможной и идеально устраивала Иэна, потому что ему было нечего сказать, но хотелось о многом подумать. Когда пришло время расплатиться, он уже знал, что сделает, если по возвращении домой узнает, что Джинна все ещё в полиции.
   Она была там.
   – К сожалению, мы ещё не можем отпустить вашу дочь, – виновато, но твердо сказал инспектор Лэнгдейл. – Мы продолжаем задавать ей вопросы.
   Таким образом он вежливо дал понять, что Джинна находится под сильным подозрением. Иэн не стал спрашивать, как долго они намерены удерживать её. Уже истекло столько времени, что ситуация могла быть только серьезной. Иэн выпил щедрую порцию бренди и позвонил своему адвокату. Алексис вздремнула наверху.
   – Послушай, – сказал Иэн, – мне трудно объяснить тебе все, но дело в том, что я по ошибке убил женщину. Я хочу пойти в полицию и признаться.
   Услышав подробности преступления, адвокат остолбенел. Его изумление стало ещё более сильным, когда клиент сказал, что хочет обеспечить "щедрую финансовую помощь" жене, которую пытался отравить пару дней тому назад. Юрист был старым другом Иэна и попытался образумить его.
   – Ты соображаешь, что говоришь, Иэн? Отдаешь себе отчет в своих действиях? Ты уверен, что делаешь это не для того, чтобы спасти Джинну?
   – Я не могу допустить, чтобы она села в тюрьму за совершенное мною преступление.
   – Но ты действительно виновен?
   – Да. Да, виновен.
   – Я в это не верю.
   – Однако это правда. Я обезумел от ревности и жажды мести. Знаю, что это звучит нелепо, но я потерял рассудок.
   Иэн назвал суммы, которые следовало перевести на счета Алексис и Джинны, когда его посадят в тюрьму.
   – Подозреваю, что после моего осуждения жена захочет покинуть Англию, – добавил он. – Буду тебе благодарен, если ты сделаешь все возможное для ускорения перевода её денег.
   – Почему ты решил, что она пожелает уехать? – спросил адвокат. – Есть шанс, что тебя выпустят на поруки через несколько лет хорошего поведения. Тогда вы сможете снова быть вместе, если сумеете простить друг друга. Мне уже доводилось видеть такое.
   Иэн не мог сказать, что Алексис захочет покинуть страну из-за боязни, что Джинна снова попытается убить её. По его твердому убеждению, Джинна, замыслив убийство мачехи, каким-то образом раздобыла цианистый калий и подсыпала его в банку со снотворным-плацебо.
   Иэну показалось, что следующий месяц пронесся, как скорый поезд, мчащийся к месту назначения. Являясь центральной фигурой разворачивавшейся драмы, он испытывал любопытную отстраненность от мрачного ритуала. Впервые за многие годы Иэн казался человеком, находящимся в ладу с самим собой.
   Как ни странно, в течение пяти недель, проведенных в камере Брикстона, он хорошо спал и не мог пожаловаться на отсутствие аппетита. Он даже набрал несколько лишних фунтов и с улыбкой сказал навестившей его Алексис, что рад тому, что скоро наденет тюремную робу.
   – Если я буду поправляться такими темпами, – добавил Иэн, – ни один из моих костюмов не налезет на меня.
   Она заплакала.
   – Не понимаю, как ты можешь превращать это в шутку.
   – Моя дорогая, – сказал он, – что ещё остается делать?
   – Ты – истинный англичанин, – загадочно отозвалась она.
   Ее участие было трогательным. Хотя Алексис, похоже, уже поверила в то, что он виновен, а не просто покрывает Джинну, она никогда не возмущалась его бесчеловечным поступком, не обвиняла его ни в чем. Возможно, она понимала, что виновна не меньше его.
   Он никогда не любил её так сильно, как в течение пяти недель, проведенных в тюрьме Брикстон. Даже Джинне, регулярно навещавшей отца (отдельно от мачехи), не удавалось погасить его глубокую любовь к Алексис. Джинна отказывалась верить в виновность Иэна и продолжала настаивать на собственной невиновности.
   – Значит, остаются только Харри и сама Алексис, – сказала однажды Джинна отцу. – Только они могли это сделать. Кто-то из них. Или оба вместе.
   – Но, дорогая, это сделал я, – мягко напомнил ей Иэн.
   В отличие от Алексис, Джинна не плакала. Она была полна решимости в конце концов добиться оправдания отца.
   – Я сделаю это, – сказала она ему. – Вот увидишь, папа!
   Даже Харри навестил его. Они оба испытали при этом неловкость и смущение. Иэн обрадовался, когда посетитель наконец ушел. Он показался Иэну неприкаянным, одиноким после жестокого и ничем не оправданного убийства его жены. Какими словами мог Иэн возместить столь трагическую потерю? Он даже не пытался это сделать. Это прозвучало бы, как насмешка.
   Суд состоялся в знаменитом Первом зале "Старого Бейли". Поскольку Иэн признал себя виновным в убийстве (прокурор отказался квалифицировать преступление как неумышленное), присяжные не созывались. Присутствовали только хмурый судья, другие сотрудники суда, свидетели, родственники погибшей и обвиняемого, пресса и любопытная публика, следившая за делом по газетным публикациям.
   Суд длился один час и двадцать минут.
   Приговор был таким, какого ждал Иэн: пожизненное заключение.
   Ему сообщили, что сначала он отправится в тюрьму Вормвуд-Скрабса, а оттуда будет переведен в место постоянного заключения.
   Последним, что увидел Иэн, когда его выводили из переполненного зала, были заплаканное лицо Алексис и выражение непоколебимой решимости в глазах Джинны. За предшествующие недели он научился тотчас узнавать этот взгляд.
   Ее ледяные глаза говорили о жажде мести.

ЧАСТЬ 5
ИСПАНИЯ – 1975

49

   Пока я проходила через таможню, аэропорт Рабаса в Аликанте быстро пустел. Самолет, на котором я прилетела из Лондона, был заполнен пассажирами менее чем на половину.
   Стояла середина октября. Прошло шесть месяцев после того, как Иэн был приговорен к пожизненному заключению за убийство Сары Маринго, и туристский сезон на Коста Бланка закончился. Я надеялась увидеть лазурное средиземноморское небо, однако Испания встретила меня хмурой, пасмурной погодой.
   В первый момент я расстроилась, поняв, что точно то же самое оставила в Англии. Но прежде чем я прошла через стеклянные двери на обрамленную пальмами улицу, я почувствовала отчетливую разницу в атмосфере. Когда-то давно я много путешествовала и поэтому до сих пор считала себя знатоком аэропортов. В конце концов, они были частью моей профессии.
   В Хитроу, несмотря на лабиринт из коридоров, отсутствовала таинственность. Повсюду виднелись ясные указатели, голоса звучали тихо, краски были неяркими. Там царили деловитость, бодрость, мужское начало, ощущались запахи сигаретного дыма и личных драм.
   После четкой, вежливой, бесстрастной, невозмутимой Англии Испания показалась мне хаотичной, взбудораженной.
   Мои опасения не имели никакого отношения к Иэну, который остался позади. Они были связаны с обогнавшим меня Харри. Вскоре после суда над Иэном он отправился в Испанию. Согласно нашему плану мне предстояло выждать шесть месяцев и затем присоединиться к брату. Эта идея принадлежала Харри, и хотя ожидание шло вразрез с моей нетерпеливой натурой, я в конце концов увидела практические достоинства его замысла.
   – Если ты покинешь Англию слишком быстро, это будет выглядеть подозрительно, – объяснил он. – Породит разные домыслы. Ты должна казаться безутешной женой. Например, что ты собираешься сказать Джинне и миссис Кук?
   – Что мне страшно оставаться в квартире, где произошло убийство. Это вполне естественно.
   – Что ты скажешь Иэну? Он будет рассчитывать на свидания с тобой.
   – Иэн поймет. Он полагает, что я боюсь Джинны, которая может снова попытаться убить меня. Он поймет мое желание спрятаться в безопасном месте. Именно поэтому он так щедро обеспечил меня деньгами.
   – А Джинна? Что она думает?
   – Ну, Джинна точно знает, что она не убивала Сару. И уверена, что Иэн тоже её не убивал.
   Харри торжествующе посмотрел на меня.
   – Значит, остаемся только мы – ты или я.
   – Или оба вместе. – Я помнила, каким мстительным было лицо Джинны на протяжении всего суда. – Возможно, ты прав. Джинна – потенциальная возмутительница спокойствия.
   – Совершенно верно. Поэтому я хочу, чтобы ты за шесть месяцев охладила атмосферу. Занимайся обычными делами. Встречайся за ленчем с друзьями. Ходи в «Хэрродс». Навещай Иэна в Дартмуре. (Его перевели из Скрабса.) Играй роль тоскующей жены. Постарайся помочь Джинне пережить тяжелый период в её жизни. Иногда позволяй себе выпить лишнее, чтобы утопить в спиртном печаль. Ради Бога, играй убедительно!
   Я молча, сердито посмотрела на него. Он говорил разумные вещи. Проблема заключалась в том, что мне не терпелось поскорей расстаться с Англией, Лондоном, Джинной и миссис Кук, вырваться из моей роскошной, но безрадостной жизни, сбросить с себя маску миссис Иэн Филип Николсон.
   – Потом, когда все успокоится, – продолжил Харри, – ты сможешь рассказать Джинне и миссис Кук какую-нибудь убедительную историю (которую они не смогут проверить) и улететь в Аликанте. Я сниму там дом и буду ждать тебя. Шесть месяцев – небольшой срок.
   – Что насчет Тома?
   Харри отвел глаза.
   – Нам придется взять его с собой. Он слишком много знает. Это продлится недолго.
   – То есть ты собираешься взять его с собой.
   Проигнорировав мой намек, Харри сказал:
   – Том присоединится ко мне примерно через месяц. Не думаю, что это будет выглядеть подозрительно. Все равно его группа распадается, музыканты всегда колесят по свету. Это нас с тобой поначалу не должны видеть вместе. Ты знаешь, что от нас требуется максимальная осторожность.
   – Значит, вы с Томом окажетесь вдвоем.
   Харри казался усталым.
   – Этого не будет.
   – Не будет?
   – Нет. Обещаю тебе.
   – Я тебе не верю.
   – Пожалуйста, Алексис, не будем сейчас ссориться. Когда все закончено и мы получили, что хотели. Только не сейчас.
   – Я сомневаюсь.
   – В чем?
   – Что мы получили, что хотели.
   – Теперь мы станем, – Харри одарил меня своей старой очаровательной улыбкой, – летними людьми.
   Прошедшие шесть месяцев показались мне шестью годами – так медленно и мучительно они тянулись. И сейчас, когда я наконец попала сюда и вышла через стеклянные двери аэропорта в Аликанте навстречу удивительно теплому испанскому дню, то не увидела Харри.
   Перед залом прилета стояла вереница такси. Вдоль черных машин тянулись красные или зеленые полосы. Водители искали заработка. Носильщик, толкавший тележку с моими вещами, с любопытством посмотрел на меня. Я сказала ему, что меня должны встретить. Теперь он хотел знать, увидела ли я моего друга. Я уже собралась сказать «нет», но вдруг услышала знакомый голос.
   – Привет, Алексис. Извини за опоздание. Я попал в пробку.
   На загорелом, веснушчатом лице горела пара зеленых глаз. На красивом молодом человеке были полинявшие джинсы, расстегнутая у ворота рубашка и пробковые сандалии. Он быстро сказал что-то на испанском носильщику, который понес мои чемоданы к запаркованному неподалеку автомобилю.
   – Неужели я не заслуживаю поцелуя после столь долгой разлуки?
   Я с изумлением поняла, что смотрю на Тома МакКиллапа.
   – Неужели я так сильно изменился? – спросил он, улыбаясь.
   Я продолжала разглядывать его.
   – Господи, Том, я действительно тебя не узнала. Как ты поживаешь? Ты выглядишь чудесно. Да, ты изменился. Не могу поверить, что это ты.
   Мы поцеловали друг друга в щеки.
   – Это действительно я, – произнес он с лукавой улыбкой.
   Том действительно выглядел превосходно и казался гораздо более зрелым и опытным, несмотря на мальчишескую одежду.
   И тут я поняла причину этого.
   Он стал более спокойным и уверенным в себе. Его волосы выгорели на солнце и немного отросли. Они уже не были коротко постриженными по моде тинэйджеров, которой следовала вся его группа после возвращения из Швейцарии. Более длинные волосы шли к его худощавому лицу. Я с изумлением поняла, что нахожу Тома чертовски привлекательным.
   Под его зелеными глазами виднелись частично скрытые загаром следы беспутного образа жизни. Я разглядела их, когда он повернулся лицом к солнечному свету, но они лишь сообщали ему дополнительную сексапильность. Хотела бы я знать, где и как он проводил ночи после нашей последней встречи в "Старом Бейли", во время суда над Иэном.
   Том помог мне сесть в машину, дал чаевые носильщику и сказал что-то по-испански. Я учила испанский на курсах Берлитца в течение последних шести месяцев, однако не понимала Тома. Он говорил слишком торопливо, бегло. Я пожалела о том, что не занималась более усердно. Но мне мешала необходимость скрывать мою учебу от Джинны и миссис Кук.
   – Что думает Джинна относительно твоего местонахождения?
   – Я сказала ей, что лечу в Париж. Но по части путешествий она, похоже, обскакала меня.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Она исчезла.
   – Исчезла?
   – Да. Испарилась. Убежала из дому.
   – Но куда? Как? Что случилось?
   – Это произошло несколько дней тому назад. Я вернулась домой после моего ежемесячного свидания с Иэном в Дартмуре и не обнаружила её на Маунт-стрит. Это был четверг – миссис Кук, как обычно, ушла после ленча, поэтому никто не видел ухода Джинны. Но мы обнаружили, что Джинна взяла с собой два чемодана с одеждой и не оставила никаких подсказок.