Сапиентия теребила в руках край своей прекрасно вышитой туники, перебирая пальцами один за другим маленькие медальончики. Сейчас она напоминала простоватую девчушку, собирающуюся ругать своего возлюбленного. Но даже скромная девочка могла превратиться в хорошего командира.
   На мгновение Ханна вспомнила, что обычно любила говорить Хатуи: «Солнце Господа одинаково поднимается над головами знатных и простолюдинок». Что же на самом деле разделяет Ханну и Сапиентию?
   Сапиентия опустила руки. Она вела себя, словно королева; в тот момент в темной церкви, где молчаливые святые пристально смотрели на них с высоты, на ее лице читалось торжественное осознание и принятие судьбы правителя.
   — Я поговорю с тетей. На рассвете Эккехард покинет город и будет сопровождать «орлицу» до тех пор, пока не минует опасность.
   Ханна тихонько усмехнулась про себя. Господь давно разделил простолюдинов и знать, не важно, что говорит Хатуи. Обменялись лишь несколькими словами, и судьба Ханны решена.
   — «Орлица». — Боян поднялся. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд, полный восхищения, но слова звучали так, будто он прощался с ней навсегда. — Ни в коем случае не поворачивайте на юг, пока не будете на западной стороне реки Одер. Но даже тогда будьте осторожны. Везде рыщут куманы.
   — Да, ваше высочество.
   — Эккехард молод и глуп, снежная госпожа, — добавил он. — Заботьтесь о нем.
   — Нам пора идти, — резко произнесла Сапиентия. Боян покорно последовал за ней. Он даже не оглянулся. Его мощная, властная фигура скрылась во мраке вместе с крепкой фигурой принцессы. Ханна слышала, что они продолжили разговаривать, но уже не могла различить слова.
   Брешиус задержался. Он взял ее за руку и подвел к алтарю.
   — Верь в Господа, друг Ханна. — И благословил ее.
   — Я благодарю вас, брат. Я действительно боюсь.
   Он провел ее к выходу, не отпуская ее руки. Его пожатие успокаивало, казалось, будто это спасительная трость. Когда они вышли на улицу, оставив позади церковь, он наклонился к ней и шепотом произнес:
   — Никогда не забывай, что кераитская принцесса считает тебя своей удачей.
   Тишина, таинственность, странный тон его голоса, подобно року, заставили ее вздрогнуть. Смерть накрыла ее своей прохладной, бессердечной рукой.
   Они отправились в путь с первыми холодными лучами солнца — Ханна, принц Эккехард, шестеро его благородных товарищей и двадцать других еретиков, все отлученные от Церкви. Шестнадцать из них двигались пешком, поскольку принц Боян не решился расстаться с таким количеством лошадей.
   За ночь земля промерзла и покрылась тонкой коркой льда, которая легко ломалась под тяжестью копыт и ног. Когда они переехали через западный мост, Ханна обернулась и увидела голову лорда Дитриха, возвышающуюся на пике над воротами. После этого она больше не смогла заставить себя оглянуться. Ивар так или иначе был, скорее всего, мертв. Она пристально смотрела на знамя Эккехарда, лениво развеваемое ветром. Дождь, который долгое время сопутствовал им, уже закончился. Они удалялись, окутанные холодом, солнце ярко блистало над ними, но не посылало ни одного теплого луча на землю.
   Ханне даже не дали времени попрощаться с товарищами «львами». Бегство Эккехарда вызывало большие сомнения, учитывая ужасную смерть лорда Дитриха и угрозу отлучения от Церкви.
   За все время их пути не было ни малейшего намека на армию куманов.
   Это казалось зловещим предзнаменованием.

НЕИЗВЕСТНАЯ СТРАНА

1
   Алан с трудом протиснулся сквозь толпу причитавших и рыдающих людей. Оказавшись на улице, он свистом подозвал своих собак и бросился к маленькому домику Ади-ки, украшенному колокольчиками и венками. Она никогда не входила и не выходила без совершения особого ритуала на пороге дома, и, конечно, он никогда не видел, чтобы кто-то из деревенских заходил сюда. Но если их боги или их совет возжелают покарать его, они могут сделать это позже.
   В доме он спрятал кожаный сверток с ее драгоценными реликвиями в деревянный сундук для большей сохранности. Он схватил один из ее мехов, которыми укрываются ночью, и поспешил на улицу, где его ждали собаки.
   Горе и Ярость были не одни. Половина деревни была уже здесь, хотя войти внутрь никто не решился; вторая половина в нетерпении высыпала на улицу и стояла у дома, где лежали раненые.
   Когда собаки начали обнюхивать мех, Кэл шагнул вперед, желая что-то сказать, но Беор оттолкнул его в сторону и приставил острие копья к груди Алана. Бронзовый наконечник злобно поблескивал. Алан схватился за копье Беора. Хотя тот был сильнее, огромный, словно медведь, но Алан весь горел изнутри.
   — Отойди в сторону, — произнес он на своем языке, смущая его. — Если мы не будем терять времени и двинемся в путь немедленно, мы сможем напасть на их след и спасти Адику. Если бы они хотели ее убить, то сделали бы это сразу. Но если они ее схватили, значит, у нас есть еще шанс. Ради Бога, не мешайте мне.
   Странное выражение исказило лицо Беора. Люди тихо перешептывались за его спиной. Беор нерешительно отступил в сторону.
   — Я пойду, — сказал Алан, подыскивая слова. — Я найду Адику.
   Заговорила матушка Орла. Тут же несколько человек бросились бежать в деревню.
   Кэл выскочил вперед, потрясая бронзовым ножом и копьем, которое он взял у мертвого воина.
   — Я пойду, — торжествуя, закричал он.
   — Я тоже пойду, — резко произнес Беор.
   Несколько неуверенно вызвались еще человек двенадцать, но большая группа не могла передвигаться быстро и незаметно.
   — Кэл. — Алан замолчал, потом резко кивнул в сторону. — Беор. Мы пойдем.
   Собрались они очень быстро. Алан очень хотел вернуть свой меч и нож, но не знал, куда Адика могла их спрятать, времени на поиски уже не оставалось. Поэтому он взял бронзовый нож. Мать Орла приказала людям принести веревку, кожаные бурдюки, полные меда, деревянную трубку, покрытую сверху глиной и заполненную раскаленными углями, запас сушеной рыбы, хлеба и связку лука-порея. У Беора и Кэла были деревянные каркасы, которые крепились на спине, и туда можно было положить кожаный мешок, наполненный разнообразной провизией. Но даже такие быстрые сборы украли у них драгоценное время.
   Алан в сопровождении собак подошел к дому, где недавно родились близнецы. Дочь Уртана показала ему следы на земле, что остались после драки; знаками и жестами она рассказала ему, что все видела со сторожевой башни у ворот. Уртан и его товарищи подбежали к Адике и Тости за несколько минут до того, как около двадцати захватчиков приблизилось со стороны кургана. Они разбились на две группы, одна из которых бросилась в сторону деревни, а другая схватила Почитаемую, Адику.
   Собаки принюхивались к незнакомым запахам на земле, а потом по команде Алана понеслись в сторону кургана по следу, который найти могли только они. Алан, Беор и Кэл спешили за ними. Жители деревни, словно на похоронах, собрались у ворот, провожая их в последний путь. Затем предусмотрительно закрыли ворота. С этой высоты незаконченное ограждение казалось таким хрупким и легким. В канаве он заметил чье-то мертвое тело.
   Кто были эти нападавшие? Они были так похожи на родственников принца Сангланта. Но всем было известно, что Аои больше не ходят по земле — они стали лишь тенями, заточенными в чистилище между реальностью и тенью. Зачем им нужна Адика?
   Беор и Кэл, возможно, смогли бы ответить на его вопросы, но он не знал, как их спросить. Он мог только продолжать идти вперед.
   Алан думал, что собаки приведут их к каменному кругу, но они срезали путь у самой высокой земляной насыпи и побежали вдоль нее, скрываясь в тени нависающих земляных троп, пока не оказались на восточном краю, откуда побежали вниз по склону.
   Там, у подножия восточного склона, они увидели каменную перемычку, начало подземного тоннеля, ведущего внутрь холма. Кэл в страхе застонал, собаки обнюхивали землю у входа. Давно почившие мастера вырезали на столбе, возвышающемся с левой стороны, фигуру человека в шкуре и с рогами оленя. У зияющей дыры, словно подношение, лежали цветы, теперь уже увядшие, развеянные ветром и рыщущими животными. Олень оставил следы там, где останавливался, чтобы обнюхать венок из цветов, и эти признаки его пребывания здесь привели собак в некоторое возбуждение.
   Беор присел. Поднявшись спустя несколько минут, он показал товарищам бронзовый осколок, который мог быть частью брони. Алан тщательно осматривал землю, пытаясь не пропустить ни одного знака присутствия захватчиков. Со склона скатился камень и покоился теперь среди отцветающих васильков. Внутри каменного прохода с одной стороны на выступе, где скапливалась вода, примостилась пижма. И это все.
   Раздался громкий лай Горя, и собака исчезла в темноте тоннеля. Кэл был бледен, словно его раскрасили мелом, но последовал туда же. Беор только заворчал, на губах его играла жестокая усмешка, когда он взглянул на Алана, желая удостовериться, хватит ли у того мужества продолжить путь.
   Неважно.
   Полдюжины подготовленных факелов были аккуратно сложены у входа. Алан попытался зажечь один из них. Вспыхнуло пламя. С посохом в одной руке, чтобы проверять возможные препятствия на пути, со вторым незажженным факелом, закрепленным за поясом, Алан двинулся вслед за Горем в тоннель.
   Беор и Кэл обменялись парой фраз, голоса звучали приглушенно. Алану пришлось припасть к земле, чтобы двигаться дальше. Впереди он слышал сопение Горя. Дым от факела оседал на выступах нависшего над ним потолка. В тусклом свете он едва мог различить какие-то узоры, высеченные на каменных стенах: в основном это были ромбы и спирали, но то тут, то там поверх них были нарисованы четыре линии, символизирующие власть древних богов. Но Алан не боялся их, они были не властны над теми, кто верит в Господа.
   Потолок начал подниматься, каменные стены становились все выше, пока он наконец не оказался в большой комнате. В центре ее лежала огромная каменная плита. Горе тут же начал обнюхивать ее, как будто почувствовал крысу.
   Алан поднял факел над головой, когда Беор, с копьем наготове, осторожно ступал в комнату позади него. Ярость следовала за ним. Кэла не было видно.
   Высокий, с выступами потолок возвышался в форме арки над ними, так что света факела не хватало, чтобы полностью осветить помещение. Напротив Алана, а также с Другой стороны виднелись ниши, в каждой из которых были высечены образы древних королев.
   Здесь, в самом сердце камня и земли, невозможно было услышать даже ветер. Но кто-то наблюдал за ними.
   — Где она? — воскликнул Алан, обращаясь к кому-то незримому.
   Пламя факела задрожало и погасло, будто порыв ветра затушил его. В кромешной тьме было трудно что-то рассмотреть, он только почувствовал запах дыма и потерял сознание. Очнувшись, Алан ощутил, что единственно различимыми были запах сырой земли, влажный и холодный, и успокаивающий запах собаки. Над головой раздался голос Беора, скорее мольба, чем проклятие.
   Потом пропали даже эти едва уловимые ощущения, Алан ничего не чувствовал и не слышал: ни дыхания верных псов, ни холода каменного пола, на котором он лежал. Он был бы совершенно один, если бы не чей-то дрожащий, тяжелый вздох, раздавшийся над его головой, будто сам холм был живым существом, дремавшим, но многое знающим.
   — Где она? — спросил он снова.
   Видение подобно яркой молнии ослепило его.
   Три королевы стояли рядом с ним, одна на севере, другая на юге, третья на западе.
   — Кто ты такой, чтобы требовать ответа? — вскричала самая молодая из них. В руке у нее кубок, по всей длине украшенный диковинными письменами и золотыми саламандрами, пылающий, словно огонь. На ее гробнице высечены два сфинкса. Их умные лица, в которых есть что-то кошачье, фосфоресцируют в темноте.
   — Кто ты, святой? — Она ничего не знает о святом, блаженном Дайсане, но он все равно уважает ее, ведь она женщина, обладающая властью, пусть даже она мертва.
   Звук ее голоса проникал в него подобно громовым раскатам.
   — Я та, кого называют Ясная Стрела. Разве ты не слышал обо мне? Меня воспитывала женщина-львица, раскрывшая мне тайные тропы, известные только Белому Охотнику.
   — Я слишком многого не знаю, — признался он.
   — Чего ты хочешь? — спросила вторая королева, стоявшая на юге. Ее гробница сияет золотом. И сама она кажется роскошной женщиной, величественной и блистательной.
   — Чего ты хочешь? — Только неосторожный человек назвал бы истинную цель своих поисков раньше, чем узнал бы, кто перед ним.
   Она рассмеялась.
   — Я Золотая Жница. Благодаря моему волшебству все женщины моего племени родили здоровых детей. Разве это не то, чего желают все люди?
   — Как получилось, что смерть забрала тебя, но вот ты стоишь здесь живой? — спросила третья королева. Голос звучал резко и неприятно. Ее гробница была на западе, напротив входа в подземный тоннель. Она была более примитивна — невысокая насыпь из серых камней, похожих на вырванные зубы какого-то древнего чудища, такого огромного, что каждый зуб был размером с человеческую голову. Королева была стара, беззуба, но глаза ее блестели, словно яркие звезды.
   — Откуда вы знаете, что я жив? — парировал он.
   — Только живые создания способны испытывать желания, — возразила Беззубая. — Что можешь ты дать за наш ответ?
   Он рассмеялся.
   — У меня ничего нет, я пришел сюда без всего.
   — Не говори, что у тебя ничего нет, — сказала Золотая Жница. — У тебя есть твоя молодость и энергия. У тебя есть жизнь.
   — Ты неприкосновенный, — произнесла Ясная Стрела. — Ты непорочный, как и все, кто служит Белому Охотнику.
   — Но я служу не Белому Охотнику, — сказал он, вкладывая в свои слова как можно больше уважения, поскольку не хотел обидеть королев, обладающих такой властью, тем более мертвых.
   — Ты служишь Владычице, как и все мы. — Беззубая приблизилась к нему. От нее пахнуло запахом могилы, когда ее накидку, сотканную из трав, подхватил неуловимый ветер. — Владычица управляет жизнью и смертью.
   — Тогда я в Ее руках. — Он склонил голову под тяжестью чьего-то великого присутствия, проявляющегося позади него.
   Легкое спокойствие, которое наполнило эту комнату, распространялось дальше, чтобы объять всю Вселенную.
   Беззубая рассмеялась.
   — Пусть он станет этому свидетелем.
   — Я знаю, куда она пошла, — произнесла внезапно Ясная Стрела, — но показать этот путь можно, только если что-то будет отдано взамен.
   Он готов был отдать им что угодно, только бы Адика снова вернулась в деревню. Он многого лишился в жизни и не хотел потерять и ее тоже.
   — Что есть у меня, чего вы желаете? Я пришел сюда без всего…
   Тут он понял, чего они хотят, кровь прилила к лицу, так что даже стало жарко дышать.
   — Отдай нам то, чего ты так долго желал для себя. Если ты найдешь ее, приведи ее сюда и здесь исполни свое обещание.
   — Да будет так, — пробормотал он.
   Горе заливался лаем. Алан зашатался, словно земля ушла у него из-под ног. Беор поймал факел прежде, чем тот упал на землю. Казалось, он что-то хотел сказать, как вдруг за их спинами раздалось едва слышимое хныканье, они резко обернулись, схватившись за копья, но увидели Кэла, пробиравшегося в комнату, потного от страха, но с выражением упорства на молодом лице.
   Ярость начала отчаянно рыть землю у каменного алтаря. Грязь летела в разные стороны, как вдруг в появившемся углублении они увидели маленькую деревянную доску, ровно лежащую на земле. Беор оттащил ее в сторону. Их взорам предстала древняя лестница, уходящая в глубь скалы. Горе тут же начал осторожно спускаться по ней. Кэл бормотал про себя проклятия, но когда Алан последовал за псом, он почувствовал, что сразу за ним идет Кэл. Вспыхнул свет: Беор зажег второй факел, чтобы прикрыть тыл.
   Лестница была очень гладкая, будто отполированная; они спускались достаточно долго по ее спиральным изгибам, так что успели бы спеть ночную песнь и увидеть восход солнца. Вместо того чтобы считать шаги, Алан сосредоточился на дороге, опасаясь в темноте попасть в какую-нибудь засаду. Раз он остановился так внезапно, услышав подозрительные звуки, что Кэл со всей силы налетел на него сзади. Вся процессия остановилась.
   Впереди снова раздались какие-то звуки. И вот опять. Это была вода, стекающая в невидимый пруд.
   Беор пустил по кругу бурдюк с медом и хлеб, этого было достаточно, чтобы утолить подступившие голод и жажду.
   Свет факела мерцал на безликих стенах. Потолок был настолько низкий, что Алан мог дотронуться до него всей ладонью. А поднимая руки, он касался локтями стен. Действительно, скала поглотила их. Лучше не думать об этом. Лучше не представлять, что впереди его поджидает армия вооруженных воинов, с копьями наперевес, готовых заколоть его. Лучше просто быть благодарным тому, что внутри скалы довольно сухо и вода не стекает тоненькими струйками по стенам. Всегда считалось мудрым благодарить Господа за маленькие ниспосланные милости. Он мрачно улыбнулся, тогда как Горе снова растворился в темноте. Разве стоит ему чего-то бояться, если он уже пережил самое страшное, что только может случиться со смертным?
   Они продолжали свой путь, пока лестница внезапно не превратилась в небольшую площадку, достаточную для того, чтобы на ней поместились две собаки и три человека. Беор поднял копье над головой, но больше не мог достать до потолка. Перед ними находились два тоннеля. Поток воздуха коснулся лица Алана, как будто выдохнула сама скала. И снова все затихло.
   Каждый из них глотнул немного воды, чтобы промочить пересохшее горло. Воздух изменился, теперь он обжигал каким-то сильным ароматом. Изменилась и скала, теперь она была гладкая, словно отполированная, неровный свет факела отражался от ее стен.
   Кэл испуганно зашептал что-то про холм или про то, что под холмом. Нет, про людей, которые жили под холмом, или все просто так думали, поскольку он произнес несколько раз слово «скролин-сиси», Алан выделил его среди остальных слов. Быть может, какое-то племя жило глубоко под землей? Ведь кто-то прорыл все эти тоннели.
   Беор ответил в привычной ему грохочущей манере огромного человека. Если он и боялся, то Алан не мог знать это наверняка.
   Ярость обнюхала оба входа в тоннели и выбрала правый. Они продолжили свой путь, но вскоре тоннель опять разделился на два прохода, затем еще раз. Если бы не собаки, они потерялись бы, поскольку оказались в запутанном лабиринте, который простирался все дальше и дальше до бесконечности. Каменные стены все еще были сухие и без отметин, теплые и неестественно гладкие. Кто бы ни построил эти тоннели, он ничем не стал их украшать, что значительно облегчало задачу Алана, который ставил отметины с правой стороны каждого нового тоннеля, так чтобы они могли — он искренне на это надеялся — вернуться назад.
   Факел начал постепенно гаснуть. Они остановились выпить немного воды и перекусить сушеной рыбой. Смоляной дым окутал Алана, заставив его закашляться, из глаз струились слезы. Пытаясь глотнуть свежего воздуха, он все больше вдыхал едкий дым. Закружилась голова, и он привалился к стене, прижимаясь лбом к прохладному камню, чтобы хоть как-то прийти в себя. Из глубин скалы доносился странный шум, заглушающий стук его сердца: однообразный грохот через определенное время сменялся диким лязганьем, похожим на удары огромного кузнечного молота.
   Он закрыл глаза, чтобы справиться с головокружением. На мгновение его охватили галлюцинации: Алану показалось, что он прижимается лицом не к каменной стене, а к железу, будто он заснул на своем мече.
   Он провел рукой вверх по стене, пораженный своим открытием. Стены были вовсе не каменные, они полностью были покрыты тонким слоем металла.
   Факел погас в его руке. Он пытался достать запасной, закрепленный у него на поясе, как вдруг тяжелая рука опустилась ему на плечо, останавливая его. Он ощутил враждебное присутствие Беора. Ничто не мешало ему убить Алана прямо здесь и сейчас. Собаки не рычали.
   В полной тиагине он почувствовал, что Кэл и Беор пытаются что-то услышать: звуки далекой битвы эхом отдавались в лабиринте с железными стенами. Беор обошел Алана и двинулся вперед, но, пройдя шагов десять, вновь оказался у развилки. В нерешительности он остановился. Благодаря загадке лабиринта шумы почти исчезли. На мгновение шипение факела заглушило звуки битвы. Беор повернулся было, чтобы пройти в другой тоннель, но собаки ринулись вперед, за ними Алан, поэтому все продолжили путь по этому проходу. Тоннель вился серпантином, так что на поворотах звуки битвы становились то громче, то вновь затихали, и, несмотря на то что они двигались быстро, Алан все же помечал каждый новый поворот, чтобы потом вернуться назад.
   Глаза наконец привыкли к полумраку. Позади него с факелом в руке шел Беор, свет отражался на стенах, рисуя причудливые фигуры и линии. Собаки уверенно бежали впереди. Кэл прикрывал с тыла.
   Алан смело двигался вперед, как вдруг споткнулся о невидимую преграду, поскользнулся и полетел вниз, пока не очутился в комнате, залитой волшебным желто-белым светом, который неумолимо слепил глаза, настолько он был ярок.
   Одна из собак оказалась рядом с ним. Он отполз назад в спасительный полумрак тоннеля, встал на колени и выхватил свой посох, не желая сдаваться без борьбы. Но никаких ударов не последовало.
   Четыре шага отделяли его от пропасти, в которую он чуть не свалился. С того места, где он стоял, Алан не смог полностью увидеть, насколько она глубока. Лязганье оружия доносилось со всех сторон, поэтому трудно было сказать, откуда идет шум. Самым поразительным было то, что он совершенно не слышал голосов, будто сражение проходило в гробовом молчании. Собаки не лаяли. Кэл прошептал слово «скролин!», Беор резко шикнул на него, заставляя молчать.
   Снова блеснула яркая вспышка света, и тут же вернулся полумрак, как будто на одном дыхании великан затушил девять факелов, оставив всего лишь один. В этом свете Алан увидел схватку, происходящую на другой стороне пропасти. Около дюжины воинов в масках сражались против стройных маленьких существ, которые напоминали подростков, их кожа была гладкая, цвета олова. Перья, украшавшие шлемы и броню воинов, колыхались в такт их движениям. Многие сорвали с лиц маски, чтобы лучше видеть в полумраке. Их бронзовые копья со звоном ударялись о круглые щиты маленьких людей, на них были выгравированы какие-то геометрические узоры, достаточно специфические, чтобы распознать их. В левой руке эти маленькие воины держали тонкие дубинки, узловатые на концах, что, казалось, совершенно не соответствовало военному сражению.
   И тут Алан увидел в толпе Адику со связанными руками. Человек в шлеме, украшенном белоснежными перьями, толкал ее вперед в руки своих солдат, пытаясь продвинуться вместе с ней к дальнему сводчатому тоннелю, за которым лежал путь к отступлению.
   Беор подтолкнул Алана, указывая вперед.
   Через пропасть был перекинут мост.
   — Ашиои, — сказал Беор, понизив голос. — Фе скролин д'Ашиокет.
   Алан приложил два пальца к губам, призывая к тишине, и пополз вперед.
   Узкий мост был умело сработан из массивного железного троса. Алан стремительно подбежал, присел, за ним следовали его спутники. Мост зашатался под ними. С другой стороны их никто не заметил, все были поглощены битвой, желая остаться в живых. То там, то здесь раздавались голоса, кашель, как-то послышался вопль, исполненный боли и отчаяния, но быстро растворился в шуме сражения.
   Свет вновь изменился, вспыхнул, и стало немного светлее. Скролины все вместе прыгали вперед, чтобы сцепиться с врагами. Теперь Алан увидел, что оружие скролинов было гораздо прочнее, чем могло показаться на первый взгляд: из дубинки торчали два влажных шипа, змеиные зубы, с которых капал яд, искрящийся в волшебном свете. Они умело орудовали ими, сбивая с ног своих высоких противников. Воин в маске, которую только что повалили на землю, встретилась глазами с маленьким существом, чья дубинка теперь оказалась прижата к земле под ее весом. Скролин ударил щитом по ее прекрасной маске ястреба, отчего деревянная маска раскололась на части, но как только скролин отступил, чтобы нанести еще один удар, поверженная воительница бросила древко копья на шею скролина, прижав его с силой к его же щиту, и начала душить, пока глаза врага не полезли из орбит, а голова безжизненно не повисла. Шлем покатился прочь, ритмично позвякивая о камни, и исчез в разверзшейся черной пропасти.
   Алан прыгнул с моста на выступ скалы. Размахивая древком во все стороны, он со всей силы ударил неприятельницу по голове, сбив ее с ног. Скролин, продолжая бороться, корчился от боли и укатился далеко в сторону. Веки упавшей женщины трепетали. Ее губы, видневшиеся через расколотую маску, были приоткрыты, словно она вздыхала в последний раз. Неужели он убил ее? Но она вдруг застонала и попыталась подняться, но тут же вновь потеряла опору под ногами.
   Ближайший к нему воин в маске успел отразить нападение скролина, прежде чем с силой нанес удар Алану по голове. Алан молниеносно отразил удар и шагнул вперед, вонзая свое копье в живот противника; выдернув его обратно, он ткнул им воина в плечо, отчего тот упал навзничь.
   Беор и два пса атаковали врагов с новой силой. Предводитель, шлем которого был увенчан белыми перьями, двинулся на них, чтобы противостоять этой нежданной опасности. Горе и Ярость бросились вперед, но натолкнулись на целое облако мошек и комаров. Горе завизжал и припал к земле, отчаянно царапая голову, тогда как Ярость вцепилась зубами в древко копья. Крепко сжимая челюсти, она вертела головой из стороны в сторону, пытаясь вырвать его из рук капитана. Беор, воспользовавшись беспомощностью Белого Пера, нанес ему сильный удар в бок, но предводитель отпустил копье и откатился в сторону, избежав удара. Прищурив глаза, он вскочил на ноги и выхватил свой бронзовый меч. У Беора не было никакого щита, чтобы хоть как-то обороняться от его ударов. Охваченный бешенством, а быть может, просто быстро прикинув шансы обоих, Беор опустил свое копье, увернулся от удара и схватился с врагом врукопашную.