Страница:
Базз остановился и сунул за пояс свою короткую биту-дубинку, отчего его фигура стала еще безобразнее. Подошел к четырем молодым парням. Увидев его, двое сразу отошли. Наверняка— чтобы выкинуть в траву сигареты с наркотой, принюхаться и посмотреть, чего этому жирному копу тут надо. Двое других остались стоять, наблюдя за битвой двух тараканов. На скамейке в коробке из-под обуви два таракана, как гладиаторы, сражались за право сожрать мертвого жучка, облитого сладким кленовым сиропом. Базз оценивает обстановку, а мексиканцы делают вид, что не замечают его. На земле он увидел кучку центов и четвертаков, подошел и бросил на нее пятидолларовую бумажку:
— Пятерик на паскудника с пятном на спине.
Четыре карих глаза смерили Базза, а он быстро оглядел парней. На жилистых предплечьях рук — татуировка «Белого забора»; оба похожи на боксеров в наилегчайшем весе. Один в грязной футболке, другой — в чистой. Оба тоже внимательно осмотрели Базза:
— Я серьезно. У того прохвоста есть стиль. Увертлив как Билли Конн.
Оба пачукос показали на коробку. Чистая Футболка сказал:
— Билли муэрто[32].
Базз посмотрел вниз и увидел, что таракан с пятном лежит брюхом кверху на дне картонки в лужице липкого сока. Грязная Футболка хихикнул и сгреб монеты вместе с пятью долларами. Чистая Футболка палочкой от мороженого вытащил победителя из коробки и посадил его на кору перечного дерева рядом со скамейкой. Таракан повис, облизывая свои усики. Базз сказал:
— Двойная ставка, если повторишь фокус, которому я сам научился в Оклахоме.
— Это что, полицейские фокусы? — спросил Чистая Футболка.
Базз выудил из-под пиджака дубинку и, схватив за ременную петлю, качнул:
— Вроде того. Мне надо выяснить кое-что о нескольких здешних парнях, и вы, может быть, поможете мне. Comprende?
Чистая Футболка повернулся было уйти; но Грязная Футболка его задержал и спросил, указывая на биту:
— А эта штука тут при чем?
Базз улыбнулся, посмотрел на дерево и отошел на три шага назад:
— Сынок, подпали-ка таракану задницу и увидишь. Чистая Футболка вынул зажигалку, чиркнул и поднес под таракана победителя. Таракан резво побежал вверх. Базз прицелился и метнул дубинку. Она грохнула о ствол и упала на землю. Грязная Футболка поднял ее и снял копчиком пальца бесформенную кашицу:
— Готов. Мать твою Пресвятую!
Чистая Футболка перекрестился в стиле пачукос — левой рукой, правой почесав себе яйца. Грязная Футболка осенил себя обычным крестным знаменем.
Базз подбросил биту в воздух, поймал ее изгибом локтя, крутанул вокруг спины, стукнул о землю, снова поймал за ремешок и взял, как ружье, «на грудь». Теперь мексиканцы разинули рты, и, пока они так Стояли, Базз взял их в оборот:
— Мондо Лопес, Хуан Дуарте и Сэмми Бенавидес. Они были в одной из местных банд. Расскажете мне про них, и я покажу вам еще не такие трюки.
Грязная Футболка длинно заматерился по-испански; Чистая Футболка перевел:
— Хавьер ненавидит собак из «Первой улицы», чтоб они подохли к чертям!
Базз подумал, как бы Одри Андерс отнеслась к его фокусам с битой, и сказал:
— Значит, они были из «Первой улицы»? Хавьер харкнул на землю — явно чахоточный:
— Предатели они. Давно, в 43-м или 44-м «Забор» и «Первая» собирали совет примирения. Лопес и Дуарте должны были прийти на совет, но они спутались с этими гребаными нацистами-синаркистами, потом еще с блядскими коммунистами в Сонной Лагуне, вместо того чтобы драться на нашей стороне. Тогда «Апачи» конкретно загасили «Первую» и «Забор». Убили моего двоюродного брата Салдо.
Базз отстегнул еще две пятерки:
— Что еще можешь рассказать. Давай, можешь в открытую о гадах.
— Бенавидес — гад. Он трахал свою сестренку! Базз протянул ему деньги:
— Спокойно. Расскажи мне еще о них, все, что знаешь. О них и их родне. Только спокойно.
Чистая Футболка сказал:
— Ну, о Бенавидесе это так болтают, а у Дуарте двоюродный брат — голубой, наверное, он и сам такой же. Голубизна — это семейное, я читал об этом в «Аргоси».
Базз затолкал биту за пояс:
— А семьи? У них тут семьи есть? В разговор вступил Хавьер:
— Мать у Лопеса умерла, но вроде у него есть сестры в Бейкерсфилде. Кроме этого maricon[33], все Дуарте вернулись в Мексику. И еще знаю, что родители этого гада Бенавидеса живут на углу Четвертой и Эвергрин.
— У них дом или квартиру снимают?
— В маленькой хибаре, — вставил Чистая Футболка, — а перед ней статуи. — Он покрутил пальцем у виска. — Мать сумасшедшая. Loca grande.
Базз вздохнул:
— И это все, что я получил за пятнадцать баксов и мой фокус?
— Каждый пацан в Хайте ненавидит этих козлов, — сказал Хавьер. — У них спросите.
Чистая Футболка добавил:
— Если заплатите нам, можем что-нибудь устроить.
— Постарайтесь остаться живыми, — сказала Базз и поехал на Четвертую и Эвергрин.
Лужайка была святилищем.
Стоящие в ряд статуи Христа обращены лицом к улице. За ними стоят ясли с Христом младенцем, рядом собачья какашка. На приставном столике — фигура Девы Марии. На ее белом ниспадающем одеянии начертано матерное ругательство. Баззу сразу подумалось: у мистера и миссис Бенавидес совсем плохо со зрением.
Базз подошел к крыльцу и позвонил.
Дверь отворила старая женщина:
—Quien?
— Полиция, мадам, — ответил Базз. — Я не говорю по-испански.
Старуха ткнула пальцем в нитку бус у себя на шее и сказала:
— Я говорю ingles . Вы из-за Сэмми?
— Да. Как вы догадались?
Хозяйка указала на стену над сложенным из кирпича и сильно разбитым очагом. Там был изображен дьявол в красном, с рогами и трезубцем. Базз подошел к изображению и внимательно посмотрел. Там, где должно было быть лицо, наклеена фотография мексиканского мальчика, а несколько фигурок Христа, выглядывающих из-за края очага, сурово на него смотрят:
— Мой сын Сэмми. Communisto. Дьявол во плоти. Базз улыбнулся:
— Кажется, вы хорошо защищены, мэм. Иисус вас тут надежно охраняет.
Мама Бенавидеса сняла с камина пачку бумаг и протянула Баззу. Сверху лежала листовка министерства юстиции штата — перечень коммунистических организаций в Калифорнии в алфавитном порядке. В списке был отмечен Комитет защиты Сонной Лагуны. Рядом в скобках указывалось: список членов можно получить по адресу: п/я 465, Сакраменто, 14, Калифорния. Старуха выхватила у него пачку, быстро ее пролистала и ткнула пальцем в колонку имен. Чернильными галочками были помечены: Бенавидес, Самуэль Томас Игнасио и де Хейвен Клэр Кэтрин.
— Вот. Это истинно антихристы, communistas.
— Ну, Сэмми, конечно, не ангел, но уж дьяволом его назвать трудно.
— Нет, это так. Yo soy la madre del diablo! Вы арестуй его! Communista!
Базз указал на фамилию Клэр де Хейвен:
— Миссис Бенавидес, что вы знаете об этой женщине? Расскажите мне все…
— Communista! Наркоманка! Сэмми отвез ее в clinica лечиться, и она…
«Вот оно!» — понял Базз.
— Где эта клиника, мэм. Скажите мне четко.
— На океане. Доктор дьявола! Коммуниста шлюха! Мать сатаны принялась истошно вопить.
Базз бросил Восточный район и помчался в Малибу —там морской бриз, врач, никаких тараканьих боев, никаких мадонн с матерщиной на белых одеждах.
Тихоокеанский санаторий стоит в каньоне Малибу. В полумиле от берега у подножия горы уютно пристроилась наркологическая клиника. Главный корпус санатория, лаборатории и служебные постройки обнесены колючей проволокой под током. Стоимость лечения от алкогольной и наркотической зависимости здесь составляла тысячу двести долларов в неделю. Прямо в самом санатории очищался героин — по джентльменскому соглашению между главой санатория доктором Теренсом Лаксом и Наблюдательным советом Лос-Анджелеса. Соглашение предусматривало, что городская политическая элита, нуждающаяся в его помощи, получает ее бесплатно. Подъезжая к воротам, Базз думал, сколько же пациентов он рекомендовал доктору Лаксу! Состоятельные алкаши и наркоманы с хьюзовой «РКО пикчерз» избегали тюремного срока и позорной славы, потому что доктор Терри, официально пластический хирург кинозвезд, давал им тут прибежище, а ему — десять процентов комиссионных. Одну пациентку ему никогда не забыть — девчонку, вколовшую себе смертельную дозу, когда Говард исключил ее из списка своих подруг и погнал обратно торговать собой в барах отелей. Базз тогда был готов сжечь те три сотни, что получил от Лакса за свой бизнес.
Базз посигналил. В переговорном устройстве послышался голос дежурного:
— Да, сэр?
Базз проговорил в микрофон:
— Тернер Микс к доктору Лаксу.
— Минутку, сэр, — ответил голос. Базз подождал, потом услышал:
— Сэр, езжайте после развилки по левой дороге до конца. Доктор Лаке на инкубаторной станации.
Ворота открылись. Базз проехал мимо клиники, служебных построек и повернул на дорогу, ведущую в заросший кустарником маленький каньон. В глубине стоял небольшой домик под цинковой крышей, окруженный низкой сеткой. Внутри пищали цыплята, некоторые истошно кудахтали.
Базз остановился, вышел из машины и посмотрел сквозь изгородь. Двое мужчин в высоких сапогах и комбинезонах забивали цыплят толстыми палками с вставленными бритвами — дубинками зутеров, которыми в начале 40-х полицейские группы по борьбе с беспорядками обрабатывали мексиканских бузотеров, вспарывая их стиляжные наряды. Работа забойщиков шла хорошо: один удар по шее — и следующий. Несколько уцелевших цыплят в панике пытались убежать, улететь. Они кидались на стены, на крышу, на самих мужчин с палками. Базз подумал: сегодня в «Дерби» ему не захочется цыплят в марсале, как услышал позади себя голос:
— Одним выстрелом — двух птиц. Каламбур неудачный — но бизнес хороший.
Базз обернулся. Перед ним стоял Терри Лаке — весь из себя красавец, седой и стройный, ни дать ни взять иллюстрация к словарному определению слова «врач».
— Привет, док.
— Знаешь, я предпочитаю обращение «доктор» или «Терри», но всегда мирюсь с твоей деревенской манерой. Есть дело?
— Не совсем. А это что? Запасаетесь провиантом? Лаке указал на птицебойню, где стало тихо; рабочие складывали тушки цыплят в мешки:
— Одним выстрелом убиваем двух зайцев. Несколько лет назад прочел одно исследование, в котором утверждалось, что куриная диета полезна людям с малым содержанием сахара в крови, а именно так обстоят дела у большинства алкоголиков и наркоманов. Это — один заяц. Второй заяц — мой особый метод лечения наркоманов. Вся содержащаяся в теле пациента кровь подвергается обработке свежей, здоровой, насыщенной витаминами, минералами и животными гормонами кровью птицы. Вот завел инкубатор и забиваю цыплят. Это эффективно экономически и полезно для моих пациентов. А что у тебя, Базз? Если не бизнес, значит, просьба. Чем могу помочь?
От запаха крови и перьев Базза мутило. Он заметил, что вспомогательные службы соединены с основным корпусом подвесной дорогой, а в десятке метров от инкубатора на специальной площадке стоит вагончик:
— Давайте пойдем в ваш офис. Хочу спросить об одной женщине, которая наверняка была вашей пациенткой.
Лаке нахмурился и стал чистить скальпелем ногти:
— Я никогда не разглашаю конфиденциальные сведения о своих пациентах. Ты знаешь. Именно поэтому вы с мистером Хьюзом пользовались только моими услугами.
— Всего несколько вопросов, Терри.
— Полагаю, заменить их деньгами невозможно?
— Мне деньги не нужны, мне нужна информация.
— И если я такой информации не предложу, ты поведешь свой бизнес с кем-то другим?
Базз кивнул в сторону вагончика:
— Дружба дружбой, а служба службой. Пойдите мне навстречу, Терри. Нынче я работаю с городскими властями и, может случиться, буду вынужден сообщить о том, что здесь производятся наркотики.
Лаке почесал скальпелем шею:
— Только по медицинским показаниям и с официального разрешения.
— Док, вы серьезно думаете, что я поверю, что вы не снабжаете Микки К. товаром для его пациентов? А ведь городские власти ненавидят Микки — вам об этом известно.
Лаке кивнул в сторону вагончика. Базз пошел вперед, нырнул внутрь. Врач повернул выключатель, от проводов посыпались искры. Вагончик медленно поплыл вверх и остановился у площадки возле галереи с великолепным видом на океан. Лаке провел гостя стерильно чистыми залами и коридорами в маленькую, заставленную шкафами комнату. На стенах развешаны медицинские плакаты — графические пособия по пластической хирургии, реконструкция лица по методу Томаса Харта Бентона. Базз сказал:
— Клэр Кэтрин де Хейвен. Она вроде комми. Лаке открыл шкаф, перебрал несколько папок, вытащил одну и прочитал первую страницу:
— Клэр Кэтрин де Хейвен, дата рождения 5 мая 1910 года. Контролируемый хронический алкоголизм, имеется лекарственная зависимость от фенобарбитала и бензедрина, периодически делает себе инъекции героина. Проходила у меня специальный курс лечения трижды — в 39, 43 и 47-м годах. Вот так.
— Нет, мне надо больше, — сказал Базз. — Здесь есть какие-нибудь интересные детали? Что-нибудь компрометирующее?
— Тут история болезни и финансовые счета. Можешь сам посмотреть.
— Да нет, спасибо. Вижу, вы ее хорошо помните, Терри. Расскажите мне о ней.
Лаке поставил папку обратно в шкаф и закрыл дверь:
— Когда она оказалась здесь в первый раз, она совратила несколько других пациентов. Это вызвало скандал, и в 43-м я ее содержал изолированно. Всякий раз она очень раскаивалась и переживала, и при втором ее посещении мне пришлось выступить в роли психиатра.
— Вы еще и психиатр?
— Нет, нет, — рассмеялся Лаке. — Просто люблю, когда со мной откровенничают. В 43-м де Хейвен сказала мне, что хочет преобразований в обществе, потому что избили ее мексиканского возлюбленного во время восстания зутеров, и она хочет активно работать ради народной революции. Во время «красных» слушаний на востоке в 47-м она чуть с ума не сошла: одного из ее приятелей взяли за одно место. Комиссия Конгресса была полезна для бизнеса, Базз. Многие раскаялись, стали наркоманами, были попытки самоубийств. Комми с деньгами — самые лучшие комми, согласен?
Базз мысленно пробежал свою рабочую программу:
— А кого из дружков Клэр тогда взяли за яйца — как фамилия?
— Не помню.
— Мортон Зиффкин?
— Нет.
— Один из ее мексов — Бенавидес, Лопес, Дуарте?
— Нет, это не был мекс.
— Чаз Майнир, Рейнольде, Лофтис? Упоминание Лофтиса попало в точку. Лицо Лакса вытянулось и скривилось в натянутой улыбке.
— Нет, не они.
— Ерунда. Я знаю, что вы помните фамилию. Ну, давайте выкладывайте.
Лаке пожал плечами, явно притворно:
— У меня был роман с Клэр, как и у Лофтиса. Я ревновал. Вот и вспомнил, как услышал его фамилию.
Базз рассмеялся: стреляного воробья на мякине не проведешь:
— Ага, дружба дружбой, а героин — врозь. У вас романы бывают только с деньгами, так что хватит вешать мне лапшу.
Врач взял свой скальпель и постучал им по ноге:
— Ну ладно… Лофтис покупал для Клэр героин, а я хотел, чтобы она была благодарна только мне. Ну, доволен?
Хороший утренний улов: голливудская знаменитость — наркоманка и путалась с мексами. Бенавидес вероятный насильник малолетки. Лофтис добывает героин для подруги-коммунистки:
— А где он брал героин?
— Не знаю. Серьезно.
— Еще какая-нибудь ценная информация?
— Нет. У тебя нет на примете какой-нибудь бывшей девчонки Говарда — для оживления клиники?
— До скорого, док.
В офисе Базза ожидала груда сообщений: часть составляли ответы на телефонные запросы секретаря. Он их быстро пролистал.
В основном — уведомления о нарушении правил дорожного движения вперемежку со старой жвачкой про латиносов: противозаконные собрания, оскорбления действием с минимальными сроками в колониях для малолетних. Ничего насчет сексуальных художеств «дьявола во плоти» Сэмьюэла Томаса Игнасио Бенавидеса; никакого политического криминала на трех бывших «белых заборов». Базз взял последний листок — ответ на запрос секретаря в полицию Санта-Моники.
Мистер Микс,
3/44 — Р. Лофтис и некто Чарлз (Эдингтон) Хартшорн, рожд. 16.09.1897, допрашивались во время рейда полиции нравов в баре гомосексуалистов в Санта-Монике «Рыцарь в латах» — Саут-Линкольн, 1684, С.-М. Это — выдержка из картотеки. В архивах на Хартшорна: преступлений не отм. ДТП не отмечено, адвокат. Адрес — С.-Римпо 419, Л.-А. — Надеюсь, пригодится. Лоис.
Саут-Римпо, 419 — в районе парка Хэнкок. Красивое зеленое место, дома старых денежных мешков. У Рейнольдса Лофтиса был роман с Клэр де Хейвен, а теперь, похоже, он играет и в те и в другие ворота. Базз побрился электрической бритвой, брызнул одеколоном под мышками и стряхнул с галстука крошки пирога. Когда имеешь дело с богатыми, всегда немного нервничаешь, а толстосум, да еще и гомик — с такой комбинацией ему иметь дела еще не приходилось.
Мысли об Одри Андерс сопровождали его всю дорогу; он воображал, что его дешевый одеколон был ее «Шанель № 5» и освежил именно то, что надо. Дом 419 по Саут-Римпо был испанским особняком с просторным газоном и кустиками роз. Базз припарковал машину и позвонил, надеясь, что встреча будет один на один и, если разговор не заладится, свидетелей тому не будет.
Открылся глазок, потом дверь. Блондинка лет двадцати пяти, с золотистой кожей, держалась за ручку двери. Само очарование в юбке из клетчатой шотландки и красной кофточке на пуговичках.
— Привет. Вы страховой агент, что обещал прийти сегодня к папе?
Базз одернул пиджак, чтобы прикрыть револьвер:
— Да. Только нам нужно побеседовать наедине. Мужчины не любят обсуждать серьезные вещи в присутствии членов семьи.
Девушка кивнула и повела Базза через вестибюль в уставленный книжными полками кабинет, оставив дверь приоткрытой. Он заметил сервант с напитками и подумал, что неплохо бы пропустить рюмашку: глоток спиртного в середине дня мог бы сделать его более приятным собеседником. И тут раздалось:
— Фил, что там еще за беседы наедине?
Базз отдернул руку от желанного стакана. Дверь распахнулась, и на пороге появился низенький пухленький плешивый толстяк с остатками волос по бокам головы. Базз показал свой жетон.
— В чем дело? — спросил толстяк.
— Управление окружной прокуратуры, мистер Хартшорн. Мне не хотелось бы вмешивать сюда вашу семью.
Чарлз Хартшорн закрыл дверь и прислонился к ней:
— Это насчет Дуэйна Линденора?
Это имя Баззу сразу ничего не сказало, но потом всплыло в связи с сообщением в вечернем выпуске «Татлер»: Линденор был жертвой убийства, о котором рассказывал Дадли Смит, — это дело ведет детектив шерифа, о сотрудничестве с которым ведутся переговоры.
— Нет, сэр, я из отдела большого жюри. Мы проверяем действия полиции Санта-Моники. Нас интересует, не подвергались ли вы дурному обращению во время полицейского рейда в баре «Вооруженный рыцарь» в 44-м.
На лбу Хартшорна вздулись вены, голос звучал холодно, как на заседании коллегии адвокатов:
— Я вам не верю. Дуэйн Линденор пытался меня шантажировать девять лет назад, грозя сообщить моей семье грязные выдумки. Я уладил с ним дело через суд, а несколько дней назад прочитал, что его убили. Я ждал появления у себя полиции, вот вы и явились. Меня подозревают в убийстве Линденора?
— Я этого не знаю, и это меня не интересует, — ответил Базз. — У меня вопрос о работе полиции Санта-Моники.
— А я думаю иначе. Дело касается ложных обвинений Дуэйна Линденора против меня, а не того, что случилось со мной в баре, посещаемом известными сомнительными личностями, когда туда наведалась полиция. У меня есть алиби на то время, когда, как писали газеты, был убит Линденор и второй человек. Можете его проверить, но не вздумайте приплетать к этому мою семью. Если только вы оброните слово моей жене или дочери, я лишу вас жетона и сниму с плеч голову. Вам понятно?
Голос адвоката стал спокойнее, лицо было искажено гримасой брезгливости. Базз еще раз попытался быть дипломатичным:
— Меня также интересует Рейнольде Лофтис, мистер Хартшорн. Он тогда был арестован с вами. Сообщите, что вы знаете о нем, и я скажу детективу шерифа, который расследует это дело, чтобы вас не беспокоили. Ваше алиби будет принято во внимание. Это вас устроит?
Хартшорн сложил руки на груди:
— Я не знаю никакого Рейнольдса Лофтиса и не желаю иметь дела с каким-то немытым полицейским, от которого за милю разит дешевым одеколоном. А теперь — вон из моего дома!
По тому, как Хартшорн произнес «Рейнольде», Базз понял, что он отлично его знает. Он подошел к серванту, налил в стакан виски и подошел с ним к адвокату:
— Это успокоит нервы, Чарли. Я не хочу, чтоб вы тут загнулись у меня на руках.
— Убирайся из моего дома, вонючий подонок!
Базз бросил стакан, схватил Хартшорна за горло и шмякнул об стену:
— Ты катишь не на того, советник. Я не мальчик, ты меня трахать не будешь. А теперь так: говори, что у тебя было с Лофтисом, или я иду в гостиную и говорю твоей милой дочке, что ее папа сосет хер в мужском туалете в парке Уэстлейк и дает мальчикам в жопу на Сельме и Лас-Палмас. А если кому вякнешь, что я угрожал, пропечатаю тебя в «Конфиденшнл магазин», как ты трахаешь черномазых трансвеститов. Усек?
Лицо Хартшорна стало лиловым, по нему текли слезы. Базз отпустил его, увидел на шее отпечаток своей пятерни и сложил ее в увесистый кулак. Хартшорн проковылял до серванта и взял графин с виски. Базз демонстративно, в полсилы шарахнул в последний момент кулаком о стену:
— Рассказывай о Лофтисе, дьявол тебя возьми. Не тяни, чтобы я смотал отсюда поскорее.
Звякнули стаканы, раздался тяжелый вздох, наступила тишина. Базз смотрел в стену. Хартшорн заговорил глухим сдавленным голосом:
— Рейнольде и я просто… развлекались. Мы встретились на вечеринке у одного бельгийца, кинорежиссера. Этот человек был очень аи courant[34] и часто устраивал встречи в наших… в таких клубах. У меня не было никаких серьезных намерений относительно Рейнольдса, потому что он встречался с одним сценаристом, и третий мог бы помешать. Я был лишним… поэтому никогда…
Базз повернулся и увидел, что обмякший Хартшорн сидит в кресле и греет руками станкан с виски:
— Что еще можешь сказать?
— Ничего. После той встречи в баре «Рыцарь в латах» я Рейнольдса ни разу не видел. Кого вы хотите…
— Никого, Чарли. Никто ничего не узнает. Я просто скажу, что Лофтис…
— О боже, неужели опять преследование инакомыслящих?
Базз ушел под жалобные всхлипы Хартшорна. Пока он уговаривал клиента и махал кулаками, пошел сильный дождь. Вода стояла стеной, ливень, казалось, смоет в океан все предгорье и завалит песком половину залива. Базз поставил три против одного, что Хартшорн будет держать язык за зубами, и два против одного, что продолжать трясти его бессмысленно — он совсем слетит с катушек. Что делать? Ехать обедать в забегаловку или — домой писать рапорт. Все одно. Он чувствовал на себе запах пота педика и собственного пота. Подумал, что с этим мудаком, пожалуй, хватил лишку, и на него навалилась тоска. На полпути к офису он опустил стекло, впустив воздух и дождь, потом развернулся и поехал домой.
Жил он в «Лонгвью Апартментс» на углу Беверли и Марипоза. Четыре, обращенные на юг комнаты на шестом этаже обставлены списанными декорациями от разных постановок РКО. Заехал в гараж, поставил машину и на лифте поднялся на свой этаж. А у дверей в мокром, усыпанном блесками платье из ткани с золотой нитью сидит Одри Андерс и держит на коленях мокрую норковую шубку. Шубка служила ей пепельницей. Увидев Базза она сказала:
— Прошлогодняя модель. Микки купит мне новую. — И погасила сигарету о воротник.
Базз помог Одри подняться и чуть дольше обычного задержал ее руки в своих:
— Неужели мне внезапно начинает везти?
— Цыплят по осени считают. Лавонна Коэн со своим китайским клубом отправилась в поездку, и Микки считает, что наступил сезон охоты на меня. Сегодня намечались «Мокамбо», «Роща» и под конец выпивка с Герштейном. Мне это надоело, и я смылась.
— Я думал у вас с Микки любовь.
— Любовь имеет и оборотную сторону. А ты знаешь, во всем телефонном справочнике ты единственный, другого Тернера Микса там нет.
Базз открыл дверь. Одри вошла, бросила свою норку на пол и осмотрела гостиную. Мебель состояла из кожаного дивана и легких кресел из «Лондонских каникул» и головы зебры на стене — из «Хозяина джунглей». Дверь в спальню когда-то служила входом в кабак на съемках «Ярость на Рио-Гранде». Лимонно-зеленый ковер с оранжевыми полосами был покрывалом, на котором нежилась амазонка-охотница в фильме «Песнь пампасов».
— Пятерик на паскудника с пятном на спине.
Четыре карих глаза смерили Базза, а он быстро оглядел парней. На жилистых предплечьях рук — татуировка «Белого забора»; оба похожи на боксеров в наилегчайшем весе. Один в грязной футболке, другой — в чистой. Оба тоже внимательно осмотрели Базза:
— Я серьезно. У того прохвоста есть стиль. Увертлив как Билли Конн.
Оба пачукос показали на коробку. Чистая Футболка сказал:
— Билли муэрто[32].
Базз посмотрел вниз и увидел, что таракан с пятном лежит брюхом кверху на дне картонки в лужице липкого сока. Грязная Футболка хихикнул и сгреб монеты вместе с пятью долларами. Чистая Футболка палочкой от мороженого вытащил победителя из коробки и посадил его на кору перечного дерева рядом со скамейкой. Таракан повис, облизывая свои усики. Базз сказал:
— Двойная ставка, если повторишь фокус, которому я сам научился в Оклахоме.
— Это что, полицейские фокусы? — спросил Чистая Футболка.
Базз выудил из-под пиджака дубинку и, схватив за ременную петлю, качнул:
— Вроде того. Мне надо выяснить кое-что о нескольких здешних парнях, и вы, может быть, поможете мне. Comprende?
Чистая Футболка повернулся было уйти; но Грязная Футболка его задержал и спросил, указывая на биту:
— А эта штука тут при чем?
Базз улыбнулся, посмотрел на дерево и отошел на три шага назад:
— Сынок, подпали-ка таракану задницу и увидишь. Чистая Футболка вынул зажигалку, чиркнул и поднес под таракана победителя. Таракан резво побежал вверх. Базз прицелился и метнул дубинку. Она грохнула о ствол и упала на землю. Грязная Футболка поднял ее и снял копчиком пальца бесформенную кашицу:
— Готов. Мать твою Пресвятую!
Чистая Футболка перекрестился в стиле пачукос — левой рукой, правой почесав себе яйца. Грязная Футболка осенил себя обычным крестным знаменем.
Базз подбросил биту в воздух, поймал ее изгибом локтя, крутанул вокруг спины, стукнул о землю, снова поймал за ремешок и взял, как ружье, «на грудь». Теперь мексиканцы разинули рты, и, пока они так Стояли, Базз взял их в оборот:
— Мондо Лопес, Хуан Дуарте и Сэмми Бенавидес. Они были в одной из местных банд. Расскажете мне про них, и я покажу вам еще не такие трюки.
Грязная Футболка длинно заматерился по-испански; Чистая Футболка перевел:
— Хавьер ненавидит собак из «Первой улицы», чтоб они подохли к чертям!
Базз подумал, как бы Одри Андерс отнеслась к его фокусам с битой, и сказал:
— Значит, они были из «Первой улицы»? Хавьер харкнул на землю — явно чахоточный:
— Предатели они. Давно, в 43-м или 44-м «Забор» и «Первая» собирали совет примирения. Лопес и Дуарте должны были прийти на совет, но они спутались с этими гребаными нацистами-синаркистами, потом еще с блядскими коммунистами в Сонной Лагуне, вместо того чтобы драться на нашей стороне. Тогда «Апачи» конкретно загасили «Первую» и «Забор». Убили моего двоюродного брата Салдо.
Базз отстегнул еще две пятерки:
— Что еще можешь рассказать. Давай, можешь в открытую о гадах.
— Бенавидес — гад. Он трахал свою сестренку! Базз протянул ему деньги:
— Спокойно. Расскажи мне еще о них, все, что знаешь. О них и их родне. Только спокойно.
Чистая Футболка сказал:
— Ну, о Бенавидесе это так болтают, а у Дуарте двоюродный брат — голубой, наверное, он и сам такой же. Голубизна — это семейное, я читал об этом в «Аргоси».
Базз затолкал биту за пояс:
— А семьи? У них тут семьи есть? В разговор вступил Хавьер:
— Мать у Лопеса умерла, но вроде у него есть сестры в Бейкерсфилде. Кроме этого maricon[33], все Дуарте вернулись в Мексику. И еще знаю, что родители этого гада Бенавидеса живут на углу Четвертой и Эвергрин.
— У них дом или квартиру снимают?
— В маленькой хибаре, — вставил Чистая Футболка, — а перед ней статуи. — Он покрутил пальцем у виска. — Мать сумасшедшая. Loca grande.
Базз вздохнул:
— И это все, что я получил за пятнадцать баксов и мой фокус?
— Каждый пацан в Хайте ненавидит этих козлов, — сказал Хавьер. — У них спросите.
Чистая Футболка добавил:
— Если заплатите нам, можем что-нибудь устроить.
— Постарайтесь остаться живыми, — сказала Базз и поехал на Четвертую и Эвергрин.
Лужайка была святилищем.
Стоящие в ряд статуи Христа обращены лицом к улице. За ними стоят ясли с Христом младенцем, рядом собачья какашка. На приставном столике — фигура Девы Марии. На ее белом ниспадающем одеянии начертано матерное ругательство. Баззу сразу подумалось: у мистера и миссис Бенавидес совсем плохо со зрением.
Базз подошел к крыльцу и позвонил.
Дверь отворила старая женщина:
—Quien?
— Полиция, мадам, — ответил Базз. — Я не говорю по-испански.
Старуха ткнула пальцем в нитку бус у себя на шее и сказала:
— Я говорю ingles . Вы из-за Сэмми?
— Да. Как вы догадались?
Хозяйка указала на стену над сложенным из кирпича и сильно разбитым очагом. Там был изображен дьявол в красном, с рогами и трезубцем. Базз подошел к изображению и внимательно посмотрел. Там, где должно было быть лицо, наклеена фотография мексиканского мальчика, а несколько фигурок Христа, выглядывающих из-за края очага, сурово на него смотрят:
— Мой сын Сэмми. Communisto. Дьявол во плоти. Базз улыбнулся:
— Кажется, вы хорошо защищены, мэм. Иисус вас тут надежно охраняет.
Мама Бенавидеса сняла с камина пачку бумаг и протянула Баззу. Сверху лежала листовка министерства юстиции штата — перечень коммунистических организаций в Калифорнии в алфавитном порядке. В списке был отмечен Комитет защиты Сонной Лагуны. Рядом в скобках указывалось: список членов можно получить по адресу: п/я 465, Сакраменто, 14, Калифорния. Старуха выхватила у него пачку, быстро ее пролистала и ткнула пальцем в колонку имен. Чернильными галочками были помечены: Бенавидес, Самуэль Томас Игнасио и де Хейвен Клэр Кэтрин.
— Вот. Это истинно антихристы, communistas.
— Ну, Сэмми, конечно, не ангел, но уж дьяволом его назвать трудно.
— Нет, это так. Yo soy la madre del diablo! Вы арестуй его! Communista!
Базз указал на фамилию Клэр де Хейвен:
— Миссис Бенавидес, что вы знаете об этой женщине? Расскажите мне все…
— Communista! Наркоманка! Сэмми отвез ее в clinica лечиться, и она…
«Вот оно!» — понял Базз.
— Где эта клиника, мэм. Скажите мне четко.
— На океане. Доктор дьявола! Коммуниста шлюха! Мать сатаны принялась истошно вопить.
Базз бросил Восточный район и помчался в Малибу —там морской бриз, врач, никаких тараканьих боев, никаких мадонн с матерщиной на белых одеждах.
Тихоокеанский санаторий стоит в каньоне Малибу. В полумиле от берега у подножия горы уютно пристроилась наркологическая клиника. Главный корпус санатория, лаборатории и служебные постройки обнесены колючей проволокой под током. Стоимость лечения от алкогольной и наркотической зависимости здесь составляла тысячу двести долларов в неделю. Прямо в самом санатории очищался героин — по джентльменскому соглашению между главой санатория доктором Теренсом Лаксом и Наблюдательным советом Лос-Анджелеса. Соглашение предусматривало, что городская политическая элита, нуждающаяся в его помощи, получает ее бесплатно. Подъезжая к воротам, Базз думал, сколько же пациентов он рекомендовал доктору Лаксу! Состоятельные алкаши и наркоманы с хьюзовой «РКО пикчерз» избегали тюремного срока и позорной славы, потому что доктор Терри, официально пластический хирург кинозвезд, давал им тут прибежище, а ему — десять процентов комиссионных. Одну пациентку ему никогда не забыть — девчонку, вколовшую себе смертельную дозу, когда Говард исключил ее из списка своих подруг и погнал обратно торговать собой в барах отелей. Базз тогда был готов сжечь те три сотни, что получил от Лакса за свой бизнес.
Базз посигналил. В переговорном устройстве послышался голос дежурного:
— Да, сэр?
Базз проговорил в микрофон:
— Тернер Микс к доктору Лаксу.
— Минутку, сэр, — ответил голос. Базз подождал, потом услышал:
— Сэр, езжайте после развилки по левой дороге до конца. Доктор Лаке на инкубаторной станации.
Ворота открылись. Базз проехал мимо клиники, служебных построек и повернул на дорогу, ведущую в заросший кустарником маленький каньон. В глубине стоял небольшой домик под цинковой крышей, окруженный низкой сеткой. Внутри пищали цыплята, некоторые истошно кудахтали.
Базз остановился, вышел из машины и посмотрел сквозь изгородь. Двое мужчин в высоких сапогах и комбинезонах забивали цыплят толстыми палками с вставленными бритвами — дубинками зутеров, которыми в начале 40-х полицейские группы по борьбе с беспорядками обрабатывали мексиканских бузотеров, вспарывая их стиляжные наряды. Работа забойщиков шла хорошо: один удар по шее — и следующий. Несколько уцелевших цыплят в панике пытались убежать, улететь. Они кидались на стены, на крышу, на самих мужчин с палками. Базз подумал: сегодня в «Дерби» ему не захочется цыплят в марсале, как услышал позади себя голос:
— Одним выстрелом — двух птиц. Каламбур неудачный — но бизнес хороший.
Базз обернулся. Перед ним стоял Терри Лаке — весь из себя красавец, седой и стройный, ни дать ни взять иллюстрация к словарному определению слова «врач».
— Привет, док.
— Знаешь, я предпочитаю обращение «доктор» или «Терри», но всегда мирюсь с твоей деревенской манерой. Есть дело?
— Не совсем. А это что? Запасаетесь провиантом? Лаке указал на птицебойню, где стало тихо; рабочие складывали тушки цыплят в мешки:
— Одним выстрелом убиваем двух зайцев. Несколько лет назад прочел одно исследование, в котором утверждалось, что куриная диета полезна людям с малым содержанием сахара в крови, а именно так обстоят дела у большинства алкоголиков и наркоманов. Это — один заяц. Второй заяц — мой особый метод лечения наркоманов. Вся содержащаяся в теле пациента кровь подвергается обработке свежей, здоровой, насыщенной витаминами, минералами и животными гормонами кровью птицы. Вот завел инкубатор и забиваю цыплят. Это эффективно экономически и полезно для моих пациентов. А что у тебя, Базз? Если не бизнес, значит, просьба. Чем могу помочь?
От запаха крови и перьев Базза мутило. Он заметил, что вспомогательные службы соединены с основным корпусом подвесной дорогой, а в десятке метров от инкубатора на специальной площадке стоит вагончик:
— Давайте пойдем в ваш офис. Хочу спросить об одной женщине, которая наверняка была вашей пациенткой.
Лаке нахмурился и стал чистить скальпелем ногти:
— Я никогда не разглашаю конфиденциальные сведения о своих пациентах. Ты знаешь. Именно поэтому вы с мистером Хьюзом пользовались только моими услугами.
— Всего несколько вопросов, Терри.
— Полагаю, заменить их деньгами невозможно?
— Мне деньги не нужны, мне нужна информация.
— И если я такой информации не предложу, ты поведешь свой бизнес с кем-то другим?
Базз кивнул в сторону вагончика:
— Дружба дружбой, а служба службой. Пойдите мне навстречу, Терри. Нынче я работаю с городскими властями и, может случиться, буду вынужден сообщить о том, что здесь производятся наркотики.
Лаке почесал скальпелем шею:
— Только по медицинским показаниям и с официального разрешения.
— Док, вы серьезно думаете, что я поверю, что вы не снабжаете Микки К. товаром для его пациентов? А ведь городские власти ненавидят Микки — вам об этом известно.
Лаке кивнул в сторону вагончика. Базз пошел вперед, нырнул внутрь. Врач повернул выключатель, от проводов посыпались искры. Вагончик медленно поплыл вверх и остановился у площадки возле галереи с великолепным видом на океан. Лаке провел гостя стерильно чистыми залами и коридорами в маленькую, заставленную шкафами комнату. На стенах развешаны медицинские плакаты — графические пособия по пластической хирургии, реконструкция лица по методу Томаса Харта Бентона. Базз сказал:
— Клэр Кэтрин де Хейвен. Она вроде комми. Лаке открыл шкаф, перебрал несколько папок, вытащил одну и прочитал первую страницу:
— Клэр Кэтрин де Хейвен, дата рождения 5 мая 1910 года. Контролируемый хронический алкоголизм, имеется лекарственная зависимость от фенобарбитала и бензедрина, периодически делает себе инъекции героина. Проходила у меня специальный курс лечения трижды — в 39, 43 и 47-м годах. Вот так.
— Нет, мне надо больше, — сказал Базз. — Здесь есть какие-нибудь интересные детали? Что-нибудь компрометирующее?
— Тут история болезни и финансовые счета. Можешь сам посмотреть.
— Да нет, спасибо. Вижу, вы ее хорошо помните, Терри. Расскажите мне о ней.
Лаке поставил папку обратно в шкаф и закрыл дверь:
— Когда она оказалась здесь в первый раз, она совратила несколько других пациентов. Это вызвало скандал, и в 43-м я ее содержал изолированно. Всякий раз она очень раскаивалась и переживала, и при втором ее посещении мне пришлось выступить в роли психиатра.
— Вы еще и психиатр?
— Нет, нет, — рассмеялся Лаке. — Просто люблю, когда со мной откровенничают. В 43-м де Хейвен сказала мне, что хочет преобразований в обществе, потому что избили ее мексиканского возлюбленного во время восстания зутеров, и она хочет активно работать ради народной революции. Во время «красных» слушаний на востоке в 47-м она чуть с ума не сошла: одного из ее приятелей взяли за одно место. Комиссия Конгресса была полезна для бизнеса, Базз. Многие раскаялись, стали наркоманами, были попытки самоубийств. Комми с деньгами — самые лучшие комми, согласен?
Базз мысленно пробежал свою рабочую программу:
— А кого из дружков Клэр тогда взяли за яйца — как фамилия?
— Не помню.
— Мортон Зиффкин?
— Нет.
— Один из ее мексов — Бенавидес, Лопес, Дуарте?
— Нет, это не был мекс.
— Чаз Майнир, Рейнольде, Лофтис? Упоминание Лофтиса попало в точку. Лицо Лакса вытянулось и скривилось в натянутой улыбке.
— Нет, не они.
— Ерунда. Я знаю, что вы помните фамилию. Ну, давайте выкладывайте.
Лаке пожал плечами, явно притворно:
— У меня был роман с Клэр, как и у Лофтиса. Я ревновал. Вот и вспомнил, как услышал его фамилию.
Базз рассмеялся: стреляного воробья на мякине не проведешь:
— Ага, дружба дружбой, а героин — врозь. У вас романы бывают только с деньгами, так что хватит вешать мне лапшу.
Врач взял свой скальпель и постучал им по ноге:
— Ну ладно… Лофтис покупал для Клэр героин, а я хотел, чтобы она была благодарна только мне. Ну, доволен?
Хороший утренний улов: голливудская знаменитость — наркоманка и путалась с мексами. Бенавидес вероятный насильник малолетки. Лофтис добывает героин для подруги-коммунистки:
— А где он брал героин?
— Не знаю. Серьезно.
— Еще какая-нибудь ценная информация?
— Нет. У тебя нет на примете какой-нибудь бывшей девчонки Говарда — для оживления клиники?
— До скорого, док.
В офисе Базза ожидала груда сообщений: часть составляли ответы на телефонные запросы секретаря. Он их быстро пролистал.
В основном — уведомления о нарушении правил дорожного движения вперемежку со старой жвачкой про латиносов: противозаконные собрания, оскорбления действием с минимальными сроками в колониях для малолетних. Ничего насчет сексуальных художеств «дьявола во плоти» Сэмьюэла Томаса Игнасио Бенавидеса; никакого политического криминала на трех бывших «белых заборов». Базз взял последний листок — ответ на запрос секретаря в полицию Санта-Моники.
Мистер Микс,
3/44 — Р. Лофтис и некто Чарлз (Эдингтон) Хартшорн, рожд. 16.09.1897, допрашивались во время рейда полиции нравов в баре гомосексуалистов в Санта-Монике «Рыцарь в латах» — Саут-Линкольн, 1684, С.-М. Это — выдержка из картотеки. В архивах на Хартшорна: преступлений не отм. ДТП не отмечено, адвокат. Адрес — С.-Римпо 419, Л.-А. — Надеюсь, пригодится. Лоис.
Саут-Римпо, 419 — в районе парка Хэнкок. Красивое зеленое место, дома старых денежных мешков. У Рейнольдса Лофтиса был роман с Клэр де Хейвен, а теперь, похоже, он играет и в те и в другие ворота. Базз побрился электрической бритвой, брызнул одеколоном под мышками и стряхнул с галстука крошки пирога. Когда имеешь дело с богатыми, всегда немного нервничаешь, а толстосум, да еще и гомик — с такой комбинацией ему иметь дела еще не приходилось.
Мысли об Одри Андерс сопровождали его всю дорогу; он воображал, что его дешевый одеколон был ее «Шанель № 5» и освежил именно то, что надо. Дом 419 по Саут-Римпо был испанским особняком с просторным газоном и кустиками роз. Базз припарковал машину и позвонил, надеясь, что встреча будет один на один и, если разговор не заладится, свидетелей тому не будет.
Открылся глазок, потом дверь. Блондинка лет двадцати пяти, с золотистой кожей, держалась за ручку двери. Само очарование в юбке из клетчатой шотландки и красной кофточке на пуговичках.
— Привет. Вы страховой агент, что обещал прийти сегодня к папе?
Базз одернул пиджак, чтобы прикрыть револьвер:
— Да. Только нам нужно побеседовать наедине. Мужчины не любят обсуждать серьезные вещи в присутствии членов семьи.
Девушка кивнула и повела Базза через вестибюль в уставленный книжными полками кабинет, оставив дверь приоткрытой. Он заметил сервант с напитками и подумал, что неплохо бы пропустить рюмашку: глоток спиртного в середине дня мог бы сделать его более приятным собеседником. И тут раздалось:
— Фил, что там еще за беседы наедине?
Базз отдернул руку от желанного стакана. Дверь распахнулась, и на пороге появился низенький пухленький плешивый толстяк с остатками волос по бокам головы. Базз показал свой жетон.
— В чем дело? — спросил толстяк.
— Управление окружной прокуратуры, мистер Хартшорн. Мне не хотелось бы вмешивать сюда вашу семью.
Чарлз Хартшорн закрыл дверь и прислонился к ней:
— Это насчет Дуэйна Линденора?
Это имя Баззу сразу ничего не сказало, но потом всплыло в связи с сообщением в вечернем выпуске «Татлер»: Линденор был жертвой убийства, о котором рассказывал Дадли Смит, — это дело ведет детектив шерифа, о сотрудничестве с которым ведутся переговоры.
— Нет, сэр, я из отдела большого жюри. Мы проверяем действия полиции Санта-Моники. Нас интересует, не подвергались ли вы дурному обращению во время полицейского рейда в баре «Вооруженный рыцарь» в 44-м.
На лбу Хартшорна вздулись вены, голос звучал холодно, как на заседании коллегии адвокатов:
— Я вам не верю. Дуэйн Линденор пытался меня шантажировать девять лет назад, грозя сообщить моей семье грязные выдумки. Я уладил с ним дело через суд, а несколько дней назад прочитал, что его убили. Я ждал появления у себя полиции, вот вы и явились. Меня подозревают в убийстве Линденора?
— Я этого не знаю, и это меня не интересует, — ответил Базз. — У меня вопрос о работе полиции Санта-Моники.
— А я думаю иначе. Дело касается ложных обвинений Дуэйна Линденора против меня, а не того, что случилось со мной в баре, посещаемом известными сомнительными личностями, когда туда наведалась полиция. У меня есть алиби на то время, когда, как писали газеты, был убит Линденор и второй человек. Можете его проверить, но не вздумайте приплетать к этому мою семью. Если только вы оброните слово моей жене или дочери, я лишу вас жетона и сниму с плеч голову. Вам понятно?
Голос адвоката стал спокойнее, лицо было искажено гримасой брезгливости. Базз еще раз попытался быть дипломатичным:
— Меня также интересует Рейнольде Лофтис, мистер Хартшорн. Он тогда был арестован с вами. Сообщите, что вы знаете о нем, и я скажу детективу шерифа, который расследует это дело, чтобы вас не беспокоили. Ваше алиби будет принято во внимание. Это вас устроит?
Хартшорн сложил руки на груди:
— Я не знаю никакого Рейнольдса Лофтиса и не желаю иметь дела с каким-то немытым полицейским, от которого за милю разит дешевым одеколоном. А теперь — вон из моего дома!
По тому, как Хартшорн произнес «Рейнольде», Базз понял, что он отлично его знает. Он подошел к серванту, налил в стакан виски и подошел с ним к адвокату:
— Это успокоит нервы, Чарли. Я не хочу, чтоб вы тут загнулись у меня на руках.
— Убирайся из моего дома, вонючий подонок!
Базз бросил стакан, схватил Хартшорна за горло и шмякнул об стену:
— Ты катишь не на того, советник. Я не мальчик, ты меня трахать не будешь. А теперь так: говори, что у тебя было с Лофтисом, или я иду в гостиную и говорю твоей милой дочке, что ее папа сосет хер в мужском туалете в парке Уэстлейк и дает мальчикам в жопу на Сельме и Лас-Палмас. А если кому вякнешь, что я угрожал, пропечатаю тебя в «Конфиденшнл магазин», как ты трахаешь черномазых трансвеститов. Усек?
Лицо Хартшорна стало лиловым, по нему текли слезы. Базз отпустил его, увидел на шее отпечаток своей пятерни и сложил ее в увесистый кулак. Хартшорн проковылял до серванта и взял графин с виски. Базз демонстративно, в полсилы шарахнул в последний момент кулаком о стену:
— Рассказывай о Лофтисе, дьявол тебя возьми. Не тяни, чтобы я смотал отсюда поскорее.
Звякнули стаканы, раздался тяжелый вздох, наступила тишина. Базз смотрел в стену. Хартшорн заговорил глухим сдавленным голосом:
— Рейнольде и я просто… развлекались. Мы встретились на вечеринке у одного бельгийца, кинорежиссера. Этот человек был очень аи courant[34] и часто устраивал встречи в наших… в таких клубах. У меня не было никаких серьезных намерений относительно Рейнольдса, потому что он встречался с одним сценаристом, и третий мог бы помешать. Я был лишним… поэтому никогда…
Базз повернулся и увидел, что обмякший Хартшорн сидит в кресле и греет руками станкан с виски:
— Что еще можешь сказать?
— Ничего. После той встречи в баре «Рыцарь в латах» я Рейнольдса ни разу не видел. Кого вы хотите…
— Никого, Чарли. Никто ничего не узнает. Я просто скажу, что Лофтис…
— О боже, неужели опять преследование инакомыслящих?
Базз ушел под жалобные всхлипы Хартшорна. Пока он уговаривал клиента и махал кулаками, пошел сильный дождь. Вода стояла стеной, ливень, казалось, смоет в океан все предгорье и завалит песком половину залива. Базз поставил три против одного, что Хартшорн будет держать язык за зубами, и два против одного, что продолжать трясти его бессмысленно — он совсем слетит с катушек. Что делать? Ехать обедать в забегаловку или — домой писать рапорт. Все одно. Он чувствовал на себе запах пота педика и собственного пота. Подумал, что с этим мудаком, пожалуй, хватил лишку, и на него навалилась тоска. На полпути к офису он опустил стекло, впустив воздух и дождь, потом развернулся и поехал домой.
Жил он в «Лонгвью Апартментс» на углу Беверли и Марипоза. Четыре, обращенные на юг комнаты на шестом этаже обставлены списанными декорациями от разных постановок РКО. Заехал в гараж, поставил машину и на лифте поднялся на свой этаж. А у дверей в мокром, усыпанном блесками платье из ткани с золотой нитью сидит Одри Андерс и держит на коленях мокрую норковую шубку. Шубка служила ей пепельницей. Увидев Базза она сказала:
— Прошлогодняя модель. Микки купит мне новую. — И погасила сигарету о воротник.
Базз помог Одри подняться и чуть дольше обычного задержал ее руки в своих:
— Неужели мне внезапно начинает везти?
— Цыплят по осени считают. Лавонна Коэн со своим китайским клубом отправилась в поездку, и Микки считает, что наступил сезон охоты на меня. Сегодня намечались «Мокамбо», «Роща» и под конец выпивка с Герштейном. Мне это надоело, и я смылась.
— Я думал у вас с Микки любовь.
— Любовь имеет и оборотную сторону. А ты знаешь, во всем телефонном справочнике ты единственный, другого Тернера Микса там нет.
Базз открыл дверь. Одри вошла, бросила свою норку на пол и осмотрела гостиную. Мебель состояла из кожаного дивана и легких кресел из «Лондонских каникул» и головы зебры на стене — из «Хозяина джунглей». Дверь в спальню когда-то служила входом в кабак на съемках «Ярость на Рио-Гранде». Лимонно-зеленый ковер с оранжевыми полосами был покрывалом, на котором нежилась амазонка-охотница в фильме «Песнь пампасов».