Тимстеры пустили по кругу бутылки, а уаесовцы продолжали шагать цепочкой, выкрикивая свои набившие оскомину лозунги: «Даешь справедливый заработок!», «Долой тиранию студий!». Баззу пришло в голову сравнение: кошка готовится прыгнуть на мышь, которая грызет сыр на краю обрыва. Он оторвался от этого спектакля и пошел в кабинет Германа Герштейна.
   Хозяин еще не пришел. Секретарша была предупреждена, что Баззу должны позвонить по прямому телефону Германа. Базз сел за его письменный стол, вдыхая аромат, плывущий из коробки сигар, и любуясь портретами кинозвезд на стенах. Подумал о деньгах, которые ему должны отстегнуть за большое жюри, и тут зазвонил телефон:
   — Алло.
   — Микс?
   Голос был знакомым. Не Шортелл, не Мал…
   — Микс. Кто это?
   — Джонни.
   — Стомпанато?
   — Как скоро забывается, как скоро, — пропел баритон в трубке.
   — Зачем звонишь?
   — Как скоро забывается добро. А я вот добро не забываю. Понимаешь, о чем я?
   Базз вспомнил историю с Люси Уайтхолл, казалось, прошло уже сто лет:
   — И что, Джонни?
   — Отдаю тебе должок, бляха-муха. Микки знает, что Одри снимала пенки. Но я ему ничего не говорил, даже смолчал, как ты наколол его с Пити С. Из банка стукнули. Одри положила свою пенку в Голливуд-Банк, а там Микки кладет свой навар с тотализатора. Управляющий заподозрил неладное и позвонил ему. Микки посылает за ней Фритци. Тебе дотуда ехать недалеко, так что мы квиты.
   Базз представил себе Ледокола Фритци, орудующим ножом:
   — Ты про нас знал?
   — Заметил, что Одри нервничает в последнее время, проследил за ней до Голливуда и видел, как ты ее встречал. Микки про вас не знает, так что будь спок.
   Базз послал ему воздушный поцелуй и положил трубку. Позвонил Одри — у нее занято. Выскочил из студии, сел в машину и помчался, не обращая внимания на красные и желтые огни светофоров, срезая путь, где только можно. Увидел «паккард» Одри у дома, перескочил бордюрный камень и юзом остановился на лужайке перед домом. Оставил двигатель работающим, вытащил свою пушку, бегом — к двери. Распахнул ее плечом — Одри сидела в шезлонге, в волосах — бигуди, на лице — слой кольд-крема. Увидев Базза, поспешно накрыла голову полотенцем. Он бросился к ней и стал целовать:
   — Микки… прознал, что ты… его обобрала, — говорил он между поцелуями.
   — Черт! — воскликнула Одри и тут же добавила: — Ты не должен видеть меня в таком виде!
   Скоро здесь будет Фритци К. Базз схватил свою львицу и потащил ее к машине, выдохнув:
   — Вентура, на береговом шоссе, я — за тобой. Это не Беверли Уилшир, зато там безопасно.
   — Дай мне пять минут на сборы, — попросила Одри.
   — Ни секунды!
   — Вот черт. А мне так нравится в Лос-Анджелесе!
   — Скажи ему пока.
   Одри сняла бигуди и вытерла лицо:
   — Пока, Лос-Анджелес!
   Через час обе машины были в Вентуре. Базз устроил Одри в халупе на краю своего земельного участка, ее машину загнал в лесок, отдал ей все свои деньги, оставив себе две купюры — десятку и доллар, и велел позвонить своему приятелю из управления шерифа Вентуры, чтобы нашел ей пристанище. Этот человек был обязан ему, как он — Джонни Стомпана-то. Осознав, что она всерьез распрощалась с Лос-Анджелесом, со своим домом, с банковским счетом, гардеробом и всем, кроме любовника, Одри расплакалась. Базз поцелуями стер с ее лица остатки крема, сказал, что попросит приятеля помочь ей всем, чем возможно, а вечером позвонит ей в дом к приятелю. Львица проводила его уже без слез, грустно вздохнув:
   — Микки был хорош кошельком, но слабак в постели. Постараюсь не скучать по нему.
   Базз поехал в соседний городок Окснард и нашел телефон-автомат. Позвонил Дэйву Клекнеру, договорился, чтобы тот забрал к себе Одри, и набрал свой номер в «Хьюз эркрафт». Секретарь сообщила ему, что звонил Шортелл, которого она переадресовала в офис Германа Герштейна и в управление к Малу. Базз разменял свой доллар на мелочь и попросил междугороднюю соединить его с Мэдисон, 4609. Ответил сам Мал:
   — Да?
   — Это я.
   — Ты где? Разыскиваю тебя с утра.
   — В Вентуре. Есть дельце.
   — Ясно. А тут такое творится. Микки рвет и мечет. Дал своим парням на ГуверТалче «добро», и те пошли молотить по башкам. Только что разговаривал с командиром отряда по ликвидации общественных беспорядков, тот говорит, что такого еще не видывал. Хочешь пари?
   Пари, что успеет вытащить Одри и переправить ее заграницу.
   — Босс, Микки бесится из-за Одри. Он узнал, что она снимает пенки с его бизнеса.
   — Черт. А он знает про…
   — Нет, и надеюсь, что не узнает. Я пока спрятал ее здесь, но долго так продолжаться не может.
   — Что-нибудь придумаем. По-прежнему хочешь поквитаться?
   — Еще сильней, чем раньше. С Шортеллом разговаривал?
   — Десять минут назад. У тебя есть на чем записать?
   — Нет, но у меня хорошая память. Давай.
   — Последнее, над чем работал Дэнни, была связь между зубопротезной мастерской «Хоредко» на Бан-кер-Хилл, где делают протезы для зверей, и звероводом, который содержит росомах в нескольких кварталах от мастерской. Норт Лейман установил, что укусы на телах убитых от зубов росомахи.
   Базз присвистнул:
   — Вот как!
   — Именно так. Непонятно другое. Во-первых, почему Дадли Смит так и не установил наблюдения за людьми, о чем просил Дэнни. Это Шортелл выяснил, но не знает, какую это сыграло роль. Во-вторых, Дэнни пытался установить связь между убийством в Сонной Лагуне с ее Комитетом защиты и подельником Мартина Гойнза в грабежах. Был у него такой паренек в 40-х, малый с обожженным лицом. На Бан-кер-Хилл летом 42-го произошло несколько грабежей. Раскрыты они не были. Дэнни дал Шортеллу несколько фамилий из списка регистрации нарушений комендантского часа, который тогда был введен федералами. Из этого списка Шортелл выявил одного вероятного подозреваемого с кровью группы 0+. Это некто Коулмен Масски, дата рождения 09.05.23, Саут-Бодри, 236, Банкер-Хилл. Шортелл считает его наиболее подходящим на роль подельника Мартина Гойнза.
   Базз записал информацию:
   — Босс, этому парню сейчас нет и двадцати семи, он не подпадает под версию об убийце среднего возраста.
   — Знаю, меня это тоже настораживает. Но Шортелл говорит, что Дэнни был близок к раскрытию преступления и считал эту версию с грабителем самой перспективной.
   — Босс, нужно брать Феликса Гордина. Вчера вечером он уже был почти наш, но вы…
   В трубке воцарилось молчание, потом послышался раздраженный голос Мала:
   — Знаю, знаю. Послушай, начинай разрабатывать Масски, а я тряхну Хуана Дуарте. Я послал четырех человек из отдела разыскать дока Лезника — если он еще жив, он нам пригодится. Давай встретимся в 17:30 у «Шато Мармон». Обработаем Гордина.
   — Договорились.
   — Ты догадался насчет меня и де Хейвен?
   — Секунды за две. Как думаешь, она тебя не облапошит?
   — Нет, у меня на руках все козыри. А ты, значит, с подругой Микки Коэна… Господи Иисусе!
   — Приглашаю на свадьбу, босс.
   — Сначала доживи до нее, дружище.
   По Береговому шоссе Базз направился обратно в Лос-Анджелес, взяв курс на Банкер-Хилл. Впереди собирались тучи, грозя новым ливнем, который вымоет из земли новые трупы и пошлет за ним новых мстителей. Саут-Бодри, двести тридцать шесть, был дешевым домом в викторианском стиле. Дранка на крыше потемнела от непогоды, кое-где зияли прорехи. Базз подъехал к дому и увидел старуху, сгребавшую граблями листья.
   Он подошел к ней и увидел, что в молодости она была красавицей. Бледная, почти прозрачная кожа обтягивала скулы модели, полные губы и шапка каштановых с проседью волос. Только ее глаз не коснулось увядание — они лучились светом и умом.
   — Мэм? — обратился к ней Базз.
   Старуха оперлась на грабли, в зубьях которых застрял один-единственный лист каштана — больше на лужайке их не было:
   — Да, молодой человек. Вы пришли, дабы вспомоществовать призывному собранию Сестры Эйме[44]?
   — Сестра Эйме уже давно не устраивает никаких призывных собраний, мэм.
   Старуха протянула руку — высохшую, искривленную подагрой руку попрошайки. Базз положил ей в ладонь несколько монеток:
   — Я ищу Коулмена Масски. Не знаете такого? Он жил здесь лет семь-восемь назад.
   Старуха улыбнулась:
   — Я хорошо знаю Коулмена. Я — Делорес Масски Такер Кафесджян Ладерман Дженсен Тайсон Джонс. Я — мать Коулмена. Он был самым верным рабом из всех, кого я выносила, дабы обратить в веру сестры Эйме.
   Базз сглотнул слюну:
   — Рабом, говорите? Ну и имена у вас! Женщина рассмеялась:
   — На днях пыталась вспомнить свою девичью фамилию и не смогла. Видите ли, молодой человек, у меня было много любовников — ведь я должна была приносить детей для сестры Эйме. Господь создал меня красивой и плодовитой, чтобы я могла нарожать сестре Эйме Семпл Макферсон прислужников, а округ Лос-Анджелеса давал мне помощь, чтобы их прокормить. Мои хулители обзывали меня фанатичкой, говорили, что я присваиваю деньги, но то были слова дьявола. Как по-вашему, разве произвести на свет доброе белое потомство для сестры Эйме не благородное дело?
   — Конечно, я даже сам об этом подумываю. Мэм, а где сейчас Коулмен? Я должен передать ему деньги, и, думаю, он что-то выделит и вам.
   Делорес снова стала скрести лужайку:
   — Коулмен всегда был щедрым. Всего я родила девятерых — шесть мальчиков и три девочки. Две дочки стали служить сестре Эйме, одна, к своему стыду должна сказать, стала проституткой. Мальчики, едва им исполнилось лет четырнадцать-пятнадцать, все разбежались: восемь часов молитв и чтения Библии ежедневно были для них несносны. Дольше всех со мной оставался Коулмен — пока ему не исполнилось девятнадцать. Я освободила его от обета, он пошел на поденную работу и отдавал мне половину заработка. А сколько у вас денег для Коулмена?
   — Много. А где он сейчас?
   — Боюсь, он угодил в ад. Отрекшиеся от сестры Эйме осуждены на вечные муки в котле кипящего гноя и негритянского семени.
   — Когда вы его видели в последний раз, мэм?
   — Кажется, в конце осени 1942-го.
   Ответ не уверенный, но точно укладывался в календарь Апшо:
   — А что, мэм, Коулмен поделывал тогда? Делорес сняла с граблей листок, смяла и швырнула на землю:
   — Чем он только не занимался. Все больше слушал на патефоне джаз да шатался где-то вечерами. И школу бросил. Я рассердилась на него, потому что сестра Эйме хочет, чтобы и рабы ее были с аттестатом. Потом у него была ужасная работа — в зубной мастерской. А потом, честно признаюсь, он стал воровать. Я находила в его комнате чужие вещи, но ничего не стала говорить. Он сознался, что грешен в воровстве, и обещал десятую долю своей добычи отдавать сестре Эйме.
   Зубопротезная мастерская, воровство — все пока укладывалось в версию Апшо:
   — Скажите, так это в 42-м Коулмен занялся воровством?
   — Да. Летом, перед тем как совсем ушел из дома.
   — А лицо у него было обожжено? Или, может, уродства какие?
   Старуха просто опешила:
   — Он был писанным красавцем! Хорош, как эстрадный кумир!
   — Извините, я, наверное, ошибся. А кто был Мас-ски, кто его отец?
   — Уж и не вспомню. Тогда, в 20-х, я много мужчин перевидела. Запоминала только фамилии да следила, чтоб Господь его получше наградил, да заклинания произносила. А все-таки сколько вы должны Коулмену? Он ведь в аду. Дайте эти деньги мне — вы принесете облегчение его душе.
   Базз протянул ей свою последнюю десятку:
   — Мэм, вы сказали, что Коулмен сбежал осенью 42-го?
   — Да, тогда это было, и сестра Эйме благодарит вас.
   — А почему он сбежал? И куда он уехал? Вопрос испугал Делорес: щеки у нее совсем ввалились, а глаза выпучились:
   — Коулмен отправился разыскивать своего отца. Приходил гадкий человек, с гадким ирландским говором, и спрашивал его. Коулмен испугался и убежал. Ирландец много раз приходил и спрашивал про Коулмена, но я призвала на помощь сестру Эйме, и он исчез.
   Время убийства Сонной Лагуны. Дадли Смит напросился работать в группе большого жюри. А за Дадли маячит убийство Хосе Диаса и Комитет защиты Сонной Лагуны…
   — Мэм, этот ирландец высокий, большой, ему тогда было за тридцать, с красным лицом и голубыми глазами?
   Делорес стала креститься, прикладывала руки к груди, потом — к лицу, словно отгоняя вампиров:
   — Изыди, сатана! Испытай силу святой церкви, Храма Ангела и сестры Эйме Семпл Макферсон. Я больше не отвечу ни на один твой вопрос, пока ты не пожертвуешь хорошую сумму наличными. Изыди, не то будешь ввергнут в геенну огненную!
   Базз вывернул карманы. Он понял, что тут ему больше ничего не добиться:
   — Мэм, скажите сестре Эйме, чтоб немного подождала. Я скоро вернусь.
   Базз поехал домой, вырвал из ежегодника полицейской академии Лос-Анджелеса фото патрульного Дадли Смита и поехал к «Шато Мармон». Он остановил машину перед отелем на Сансет. С наступлением сумерек пошел мелкий дождик. Базз сидел в машине и томился мыслями об Одри, когда в окно постучал Мал и, открыв дверь, сел с ним рядом. Базз сказал:
   — У меня — все путем! У тебя?
   — Все путем вдвойне.
   — Босс, попадание в яблочко с рикошетом: все сходится, кроме среднего возраста.
   Мал вытянул ноги:
   — То же и у меня. Норт Лейман звонил Шортеллу, а тот — мне. Док тщательно обследовал берег реки, где было найдено тело Оджи Дуарте. Хочет досконально выяснить все детали убийства для своей новой книги по судебной медицине. И представь: он нашел прядь седых волос от парика со следами крови 0+. По всей видимости, убийца ударился головой, когда перелезал через забор, покидая место преступления.
   Кстати, у забора док и нашел эту прядь. Вот и твой рикошет.
   — И вот почему Лофтис все отрицает. Что же получается: кто-то пытается подставить старого пед-рилу?
   — Думаю, да.
   — Что говорит Хуан Дуарте?
   — Жуткая история, пострашнее зубов росомахи. Дэнни его допрашивал, ты знаешь об этом?
   — Нет.
   — Как раз после этого его и сцапали. Дуарте рассказал, что во время событий в Сонной Лагуне с Лоф-тисом был его брат, гораздо его младше, который был похож на него как две капли воды. Поначалу у мальчика лицо было забинтовано — обгорел на пожаре. Никто и не знал, как он похож на Лофтиса, пока не сняли повязку. Он болтал на собраниях Комитета, будто видел, что Хосе Диаса убил большой белый человек, но ему никто не поверил. Он якобы убежал от убийцы. А когда Дуарте его спросил, зачем он появляется там, где его может поймать убийца, он сказал, что у него есть особая защита. О том, что у Лофтиса есть брат, в документах большого жюри нет ни слова. Дальше — больше.
   «Верно, — подумал Базз. — Интересно, кто первый скажет „Дадли Смит"».
   — Тогда давай дальше. Связно все получается.
   — Дуарте ходил к Чарлзу Хартшорну как раз перед тем, как тот повесился, чтобы попросить его привлечь полицию к расследованию убийства Оджи. Хартшорн рассказал, что его чуть с ума не свели в связи с убийством Дуэйна Линденора — твоя работа, коллега, — и что он читал в бульварной газетке про палки зутеров, которыми уродовали других убитых, и что это связано с Сонной Лагуной. Хартшорн позвонил в полицию, разговаривал с сержантом Брюнингом, который сказал, что сейчас же приедет. Дуарте ушел, а на следующее утро Хартшорн был мертв. Вот так!
   Базз первым озвучил то, что они оба уже знали:
   — Дадли Смит. Это он «большой белый» и специально вошел в команду большого жюри, чтобы не допустить в суде показаний Комитета защиты Сонной Лагуны. Вот почему он так следил за работой Апшо. Дэнни сильно заинтересовался использованием палки зутера при убийствах, а Оджи Дуарте, двоюродный брат Хуана, был в его списке поднадзорных. Дадли просто заметает следы. Он поехал к Хартшорну вместе с Брюнингом. Примерили галстук, и прощай, Чарли.
   Мал стукнул кулаком по приборной доске:
   — Не могу в это поверить.
   — А я могу. У меня есть один вопрос. В последнее время ты чаще меня общался с Дадли. Он как-то связан с убийствами гомосексуалистов?
   Мал покачал головой:
   — Нет. Я все время об этом думаю, но никакой связи нащупать не могу. Дадли сам хотел, чтобы Апшо вошел в нашу команду, и его совершенно не интересовало серийное убийство педов. А вот когда Дэнни вышел на палку зутера и Оджи Дуарте, он испугался. А что, Хосе Диас был зутером?
   — Его одежда была порезана палкой зутера, — сказал Базз. — Я что-то тут припоминаю. У Дадли мог быть мотив для убийства Хосе Диаса?
   — Мог. Я был с Дадли, когда он ездил к своей племяннице. Она неровно дышала к мексам, а Дадли этих увлечений не разделял.
   — Мотив слабоват, босс.
   — Дадли просто псих! Вот тебе и мотив! Базз схватил Мала за руку:
   — А теперь послушай, что я тебе расскажу. У меня был разговорчик с полоумной мамашей Коулмена Масски. У нее было много детей от разных папаш, она даже не помнит, кто от кого. Коулмен ушел из дома осенью 42-го. Он занимался грабежами, любил джаз, работал в зубопротезной мастерской. Это все по версии Апшо. А теперь такая штука: осень 42-го, большой человек с ирландским акцентом приходит к ней и спрашивает про Коулмена. Я описал ей Дадли, старуха насмерть перепугалась, и больше из нее было слова не вытянуть. Выходит так: Коулмен убегал от большого белого, значит, от Дадли Смита, который укокошил Хосе Диаса, а Коулмен это видел. Предлагаю сейчас прижать Гордина, потом вернуться к старухе и расспросить ее. Пропробуем связать ее с Рейнольдсом Лофтисом.
   — Я хочу прищучить Дадли. Базз мотнул головой:
   — Тут надо хорошо подумать. Доказательств нет, свидетелей смерти Хартшорна нет, убийство мекса — восьмилетней давности. А Дадли — коп с репутацией. Если ты думаешь, что с такими доказательствами в руках ты его одолеешь, ты такой же псих, как и он.
   Мал передразнил игривый разговор ирландца:
   — Тогда, сынок, я его убью.
   — Хрена с два.
   — Я уже убил человека, Микс. И сделаю это еще раз.
   Базз понял, что он готов пойти на это — головой в омут:
   — Коллега, убить фашиста на войне — это совсем другое дело.
   — Ты знал об этом?
   — А с чего ж я все время думал, что под пули меня подставил ты, а не Драгна? Если уж такой обходительный парень, как ты, идет на убийство, то и второй раз человека загасить за ним не заржавеет.
   Мал рассмеялся:
   — А ты хоть раз убивал?
   — Воспользуюсь Пятой поправкой конституции, босс. Ну, идем, что ли, забирать этого сутенера?
   Мал кивнул:
   — Номер 7941 — это одно из бунгало.
   — Сегодня ты будешь играть в плохого парня. У тебя это хорошо получается.
   — Вперед, приятель.
   Базз пошел впереди. Они прошли через вестибюль во двор. Было темно, а высокая живая изгородь совсем закрывала бунгало. Базз высматривает таблички с номерами, подвешенные на железных кронштейнах, увидел 7939:
   — Следующее бунгало.
   Послышались выстрелы. Один, другой, третий, четвертый — совсем рядом по нечетной стороне. Базз вытащил свой револьвер, Мал — свой и взвел курок. Они подбежали к номеру 7941 и, вжавшись в стену по обе стороны от двери, замерли, прислушиваясь. Базз услышал за дверью удаляющиеся шаги, глянул на Мала, поочередно разогнул пальцы — раз, два, три — круто повернулся и ударом ноги распахнул дверь.
   Две пули влетели в притолоку над его головой, из темной задней комнаты сверкнуло дуло пистолета. Базз бросился на пол, Мал — на него и дважды выстрелил наугад. База увидел распростертого на полу человека, его желтый шелковый халат от пояса до воротника был в крови. Вокруг тела валялись пачки денег в банковской обертке.
   Мал вскочил на ноги и бросился за стрелявшим. Базз услышал глухие удары, звон выбитого стекла, потом наступила тишина. Он поднялся и осмотрел тело убитого: человек был одет изысканно, аккуратно подстриженная бородка, ухоженные ногти с маникюром. Труп сильно изуродован. Обертка купюр принадлежала федеральному банку в Беверли-Хиллз. Денег было не меньше трех тысяч, все в пачках по пятьсот долларов. Только протяни руку… Базз сдержался. Вернулся Мал, тяжело дыша:
   — Там ждала машина. Новая модель, белый седан. Базз зацепил ногой пачку зеленых, она упала на рукав халата мертвеца, на котором были вышиты инициалы «Ф. Г.».
   — Из банка Беверли-Хиллз. Там Лофтис снимал деньги?
   — Там.
   Издали донесся вой полицейских сирен. Пропали денежки, подумал Базз:
   — Лофтис, Клэр, убийца — какие напрашиваются выводы?
   — Сматываемся отсюда. Пока люди шерифа не стали нас спрашивать, какого черта мы…
   — По машинам, — сказал Базз и выскочил из дома.
   Мал подъехал первым.
   Базз заметил его напротив дома де Хейвен. Развернулся, выключил двигатель. Мал наклонился к окну:
   — Что так долго?
   — Ехал медленно.
   — Кто-нибудь видел тебя?
   — Нет. А тебя?
   — Вроде никто. Базз, нас там не было.
   — Ты, босс, с каждым днем все лучше играешь в эти игры. Что тут происходит?
   — Две машины, моторы не разогреты. Двое: Хейвен и Лофтис — играют в карты. Они чистые. Не думаешь, что это был наш убийца?
   — Нет. Наш почитатель этих, как их там, крыс — психопат. А психопаты и одновременно почитатели крыс с пушкой не ходят. Я грешу на Майнира. Они с Лофтисом идут в паре, а из досье большого жюри я вычитал, что Лофтис любит покупать мальчиков.
   — Может, ты и прав. Тогда едем к старухе Масски?
   — Саут-Бодри, 236, босс.
   — Поехали.
   Здесь первым оказался Базз. Он позвонил и оказался нос к носу с Делорес, одетой в длинный белый балахон. Она спросила: ; — Хотите сделать подношение сестре Эйме?
   — Мой казначей будет через несколько минут, — ответил Базз и вынул фото Дадли Смита. — Мэм, не этот тип спрашивал о Коулмене?
   Делорес глянула на фото и перекрестилась:
   — Изыди, сатана. Это — он.
   Снова везение! Еще очко Дэнни Апшо:
   — Мэм, Рейнольде Лофтис, знаете такого?
   — Нет, что-то не припоминаю.
   — А кого-нибудь с фамилией Лофтис?
   — Нет.
   — А все-таки, когда родился Коулмен, вы часом не путались с мужчиной по фамилии Лофтис?
   Старушенция фыркнула:
   — Если словом «путались» вы называете вынашивание детей для сестры Эйме, то я говорю «нет».
   — Мэм, вы мне говорили, что Коулмен отправился в 42-м искать своего папашу. Если вы не знаете, кто был его папашей, откуда ему знать, как он выглядит?
   — Двадцать долларов для сестры Эйме — и я вам кое-что покажу.
   Базз снял с руки свой перстень:
   — Теперь он ваш, милая. Показывайте. Делорес осмотрела перстень, сунула в карман и вышла. Базз ждал на крыльце, гадая, где мог задержаться Мал. Время шло. Вышла Делорес со старым кожаным альбомом в руках:
   — Родословная выношенных мною рабов. Я брала фотографии у всех мужчин, кто давал мне семя, и делала на обороте соответствующую запись. Когда Коулмен решил искать отца, он нашел в этом альбоме человека, на которого был очень похож. Когда приходил ирландец, я прятала альбом. Я хочу получить за информацию двадцать долларов.
   Базз открыл альбом и увидел десятки фотографий мужчин. Поднес альбом ближе к лампочке и стал вглядываться в лица. Пролистал четыре страницы, на пятой увидел знакомое лицо: обворожительный молодой раскрасавец Рейнольде Лофтис в модном твидовом пиджаке и бриджах. Открепил карточку и прочел на обороте: «Рэндольф Лоуренс (псевдоним?), актер, летний сезон, спектакль „Рамона" 30 августа 1922 года. Настоящий джентльмен. Надеюсь, его семя даст хорошие всходы».
   Год 1942: вор, зубной техник, любитель крыс Коулмен становится свидетелем убийства Хосе Диаса Дадли Смитом, находит фотографию и разыскивает папу Рейнольдса Лофтиса. Год 1943: лицо Коулмена обожжено на пожаре???, он ходит на собрания Комитета защиты Сонной Лагуны вместе с папой / псевдобратом, говорит о большом белом человеке, никто ему не верит. 1942-1944-й: пробел в деле психиатра на Лофтиса. Год 1950: Коулмен — убийца. Не пытается ли этот псих подставить папу / Рейнольдса, повесить на него серийные убийства гомосексуалистов, переодевшись в Лофтиса, чему последнее доказательство — волосы из парика, найденные доком Лейманом?
   Базз протянул Делорес карточку:
   — Это Коулмен, мэм?
   — Очень похож, — улыбнулась она. — Какой приятный мужчина. Жаль, что я не помню, как зачинала от него.
   Хлопнула дверца машины, на крыльцо вбежал Мал. Базз отвел его в сторонку и показал фото:
   — Лофтис в 1922-м. Под именем Рэндольфа Лоу-ренса, актера на летних гастролях. Он не брат, а отец Коулмена.
   Мал постучал пальцем по карточке:
   — Остается выяснить следующее: как он обгорел на пожаре и зачем ломать комедию с братом. А насчет Майнира ты прав.
   — Это ты о чем?