Эксли, откашлявшись:
   – 22 марта 1958 года, при допросе свидетельницы присутствуют: я сам, сержант Дуэйн Фиск, сержант Джон Винсеннс и судебный фармацевт Рэй Пинкер. Дуэйн, ведите стенографическую запись.
   Фиск хватает блокнот. Эксли:
   – Мисс Брэкен, сколько вам лет?
   Речь замедленная, немного смазанная:
   – Тридцать четыре.
   – Чем вы занимаетесь?
   – У меня свое дело.
   – Вы владелица магазина одежды «Вероника» в Санта-Монике?
   – Да.
   – Почему вы выбрали название «Вероника»?
   – Шутка, понятная только мне.
   – Поподробнее, пожалуйста.
   – Имя из моей прошлой жизни.
   – А конкретнее?
   Мечтательная улыбка.
   – Раньше я была проституткой, работала как двойник Вероники Лейк.
   – Кто уговорил вас заниматься этим?
   – Пирс Пэтчетт.
   – Понятно. Верно ли, что Пирс Пэтчетт в апреле пятьдесят третьего года убил человека по имени Сид Хадженс?
   – Нет. Точнее, я об этом ничего не знаю. Зачем?
   – Вы знаете, кто такой был Сид Хадженс?
   – Да. Скандальный журналист.
   – Пэтчетт знал Хадженса?
   – Нет. Если бы знал, наверное, сказал бы мне. Как не похвастаться знакомством с таким известным человеком?
   Врет. Похоже, сыворотка не подействовала. Знает, что Джек знает о ее лжи, – и надеется, что он ее прикроет, чтобы защитить себя.
   Эксли:
   – Мисс Брэкен, вы знаете, кто весной пятьдесят третьего года убил девушку по имени Кэти Джануэй?
   – Нет.
   – Вы знаете человека по имени Ламар Хинтон?
   – Да.
   – Поподробнее, пожалуйста.
   – Он работал на Пирса.
   – Кем работал?
   – Водителем.
   – Когда?
   – Несколько лет назад.
   – Вы знаете, где сейчас Хинтон?
   – Нет.
   – Поподробнее, пожалуйста.
   – Он уехал. Куда – я не знаю.
   – Это Хинтон пытался убить сержанта Джека Винсеннса в апреле пятьдесят третьего года?
   – Нет.
   Тогда она тоже ответила «нет».
   – Кто же пытался его убить?
   – Не знаю.
   – Кто еще работал у Пэтчетта водителем?
   – Честер Йоркин.
   – Поподробнее, пожалуйста.
   – Чет, Честер Йоркин, живет где-то в Лонг-Бич.
   – Пирс Пэтчетт втягивает женщин в проституцию?
   – Да.
   – Кто убил шестерых человек в кафе «Ночная сова» в апреле пятьдесят третьего года?
   – Не знаю.
   – Верно ли, что Пирс Пэтчетт владеет нелегальной фирмой под названием «Флер-де-Лис», через которую распространяет различные незаконные товары?
   – Не знаю.
   Врет. И по лицу заметно, что врет, – на виске пульсирует вена. Эксли:
   – Верно ли, что доктор Терри Лакc делает проституткам Пэтчетта пластические операции, чтобы увеличить их сходство с кинозвездами?
   Вена на виске больше не пульсирует.
   – Да.
   – Верно ли, что Пэтчетт уже много лет является сутенером дорогих девушек по вызову?
   – Да.
   – Верно ли, что весной пятьдесят третьего года Пэтчетт занимался распространением высококачественной и дорогой порнографии?
   – Не знаю.
   Костяшки пальцев побелели. Джек вырывает листок из блокнота, пишет: «Л. Б. лжет. Пэтчетт проф. фармацевт. Какое-то средство пр. пентотала? Возьмите кровь на анализ».
   – Мисс Брэкен, верно ли…
   Джек передает записку. Эксли просматривает ее, отдает Пинкеру. Пинкер готовит иглу.
   – Мисс Брэкен, верно ли, что у Пэтчетта хранятся секретные досье, украденные у Сида Хадженса?
   – Не зна…
   Пинкер хватает Линн за руку, вонзает иглу. Линн вскакивает со стула, Эксли хватает ее, прижимает к столу. Пинкер выдергивает иглу. Линн отбивается руками и ногами. Фиск заходит сзади, хватает ее за руки, надевает наручники. Она плюет Эксли в лицо. Фиск вытаскивает ее из кабинета.
   Эксли, красный и злой, вытирает лицо платком.
   – Мне и самому показалось, что с ней что-то не так. Но думал, это от пентотала.
   – Я просто знаю, что она должна была отвечать. – Джек протягивает ему «Версию». – Взгляни на это, капитан.
   Эксли просматривает статью, молча разрывает журнал надвое. Сейчас он по-настоящему страшен.
   – Это Уайт! Отправляйся в Сан-Бернардино, поговори с матерью Сью Леффертс. А я расколю эту шлюху. 
* * *
   Интересно, как Эксли собирается «расколоть эту шлюху»? Но Джек этого не увидит: он на полной скорости гонит в Сан-Берду. «Хильда Леффертс» в телефонном справочнике, дорожная карта, дом: лачуга с кровлей из дранки, деревянная пристройка.
   Старуха – на вид этакая добрая бабушка – поливает лужайку. Джек паркуется у калитки, выходит с разорванным журналом в руках. Увидев его, старушонка рысцой кидается к дому.
   Джек перехватывает ее у крыльца.
   – Оставьте в покое мою Сьюзи! – вопит старуха. Джек сует ей в лицо «Версию».
   – К вам приходил лос-анджелесский полисмен, так? Крупный, лет сорока? Вы ему рассказали, что незадолго до «Ночной совы» у вашей дочери появился приятель, очень похожий на Дюка Каткарта? Что вы слышали, как он говорил ей: «Привыкай называть меня Дюком». Полицейский показывал вам снимки, но вы этого человека не опознали. Это правда? Прочтите и ответьте.
   Щурясь от солнца, женщина пробегает глазами статью.
   – Но он сказал, что он не частный детектив, а полицейский. И фотографии, которые он мне показывал, были из полиции. Я не виновата, что там не было друга Сьюзи. И вот что я вам скажу: моя Сьюзи умерла девственницей, запишите это в протокол!
   – Мэм, я не сомневаюсь, что она…
   – И еще запишите в протокол: этот полисмен, или детектив, или кто он там, был у меня в подполе под пристройкой и ничегошеньки там не нашел! Вы ведь полицейский, молодой человек?
   Джек затряс головой:
   – Подождите, леди, подождите. О чем вы?
   – Я вам говорю, что этот детектив, или кто он там, два месяца назад заглядывал ко мне в подпол, потому что я ему рассказала, что друг Сьюзен Нэнси спускался в подпол после того, как перед самым убийством был здесь и повздорил с каким-то другим молодым человеком, – так вот, он был в подполе и не нашел там ничего, кроме крыс, вообще ничего подозрительного, так что прекратите наконец меня мучать, и пусть Сьюзи и все прочие, кого там убили, покоятся в мире! Ничего он там не нашел, ясно вам? Вот так!
   И старая карга указывает на лаз, присыпанный землей. Туда!
   Черт побери! Быть этого не может! Баду Уайту просто мозгов не хватило бы скрыть такого козырного туза…
   Джек с фонариком лезет в подпол. Хильда Леффертс стоит наверху и смотрит. Пыль, грязь, запах гнили и нафталина. Крысы прыскают в стороны, свет фонаря отражается в их глазах. Драный мешок, кости с остатками кожи и хрящей, ухмыляющийся череп с дырой во лбу.
   Вот так.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

   Эд через зеркальное стекло наблюдает за Линн Брэкен.
   Ее допрашивает Клекнер: от природы любезный и мягкосердечный, сейчас он принял на себя роль «злого полицейского». Линн ввели двойную дозу пентотала, Рэй Пинкер проверяет ее кровь. Три часа в камере ее не сломили – по-прежнему лжет, и лжет спокойно и с достоинством.
   Эд включает динамик. Клекнер:
   – Я не утверждаю, что вам не верю, но опыт полицейского подсказывает мне, что сутенеры, как правило, ненавидят женщин. Вот почему мне трудно поверить в филантропические наклонности Пэтчетта.
   – Загляните в его досье и узнаете, что он потерял маленькую дочь. Думаю, опыт полицейского подсказывает вам, что жизнь сложна и не всегда укладывается в наши схемы.
   – Хорошо, давайте поговорим о его прошлом. Вы сказали, Пэтчетт проживает в Лос-Анджелесе уже около тридцати лет и занимается посредническим бизнесом. Каким именно?
   Усталый вздох:
   – Организует финансирование киносъемок, сделки с недвижимостью, посредничает при заключении контрактов.
   Но в основном занимается кино. Пирс говорил мне, что ему случалось даже финансировать ранние короткометражки Рэймонда Дитерлинга.
   Оказывается, мир тесен: сутенер подружки Бада Уайта когда-то знал лучшего друга Престона Эксли.
   Пока Клекнер меняет бобину в магнитофоне, Эд разглядывает шлюху.
   Очень красива. Не совершенна, нет – нос островат, на лбу уже появились морщинки – но, пожалуй, это-то в ней и пленяет. Широкие плечи, большие руки – размер подчеркивает их классическую форму. Синие глаза – сейчас они холодны и бесстрастны. Одета дорого и изящно, но чувствуется, что сама она не интересуется тряпками – одевается так лишь для того, чтобы произвести впечатление на тех, кому это важно. Должно быть, думает Эд, Бада она считает дикарем, но уважает за то, что он не пытается поразить ее несуществующими талантами. Должно быть, мужчин по большей части презирает и в жизни полагается только на свой ум. Сложим ее мозги со средством, подавляющим действие пентотала, – получим неуязвимого свидетеля.
   – Капитан, вас к телефону. Это Винсеннс.
   Фиск протягивает ему телефонную трубку.
   – Винсеннс?
   – Да, слушай внимательно. Вся история в этом желтом журнальчике – чистая правда, причем это еще не вся правда.
   – Уайт?
   – Он самый. Это он – Детектив, он около двух месяцев назад допрашивал старуху Леффертс. Она рассказала ему эту историю – о приятеле Сьюзи. похожем на Дюка Каткарта, – и поведала кое-что еще.
   – Что?
   – Слушай. За пару недель до «Ночной совы» Сьюзи и ее приятель были в доме одни. Соседка видела, что к ним пришел какой-то парень, и слышала звуки ссоры. Мать Сьюзи, вернувшись, заметила, что Сьюзи и ее друг очень нервничают. Кроме того, у нее на глазах друг Сьюзи спускался в подпол, а затем звонил в Лос-Анджелес. Допросив старуху, Уайт позвонил в «П. К. Беллз» и запросил записи обо всех звонках в Лос-Анджелес с этого номера с середины марта до середины апреля 1953 года. Я сделал то же самое и получил три звонка, все на телефон-автомат в Голливуде, неподалеку от «Ночной совы». Интересно, правда? Подожди, это еще не самая горячая новость!
   – Черт побери…
   – Слушай внимательно, капитан. Уайт заглянул в подвал и сказал бабусе, что ничего там не нашел. Я тоже туда спустился – и нашел скелет, завернутый в дерюгу, посыпанный нафталином, чтобы отбить запах, и с громадной дырой в черепе. Я вызвал в Сан-Берду дока Лэймана. Он привез с собой тюремную зубную карту Дюка Каткарта и отчет из Бюро коронера. Все совпадает. Понимаешь? Мы неправильно опознали одного из убитых! Черт, поверить не могу, что Уайт сам до всего этого додумался и никому не сказал о скелете! Капитан, ты слушаешь?
   Эд хватает Фиска за ворот.
   – Где Бад Уайт?
   Фиск, дрожащим голосом:
   – Я слышал, он вместе с Дадли Смитом поехал на север. Говорят, шериф округа Марин наконец-то решил поделиться сведениями по Энгелклингам.
   Мусорщику, в трубку:
   – В статье говорится, что она видела фотографии.
   – Да, Уайт принес ей несколько снимков с пометками Бюро штата. Очевидно, не хотел везти ее в участок и показывать наши архивы. Во всяком случае, приятеля Сьюзи она не опознала. Если его действительно убили в «Ночной сове», мы его найдем – я уже поручил доку Лэйману найти зубную карту покойника. Так что, привезти ее сюда? Дать ей посмотреть наши фотоальбомы?
   – Да.
   Он отдает трубку Фиску. Подходит Рэй Пинкер с разграфленной бумажкой в руке.
   – Престилфиопин, капитан. Очень редкое экспериментальное антипсихотическое средство, используется для успокоения буйных сумасшедших. Нашей подружке его ввел профессионал – точно знал нужную дозу. Послушай, старина, ты бы лучше присел, вид у тебя такой, словно тебе самому вот-вот понадобится вскрытие!
   Профессионал. Пэтчетт – химик по образованию, занимался фармацевтикой. Отец братьев Энгелклингов – талантливый фармацевт, разрабатывавший антипсихотические средства… За стеклом – шлюха Бада Уайта, одна, бобины магнитофона вертятся впустую.
   Эд входит к ней.
   – Опять вы? – говорит Линн.
   – Совершенно верно.
   – Собираетесь предъявить мне обвинение или отпустить?
   – Ни то ни другое. У нас с вами еще шестьдесят восемь часов.
   – А вы не нарушаете мои конституционные права?
   – Ради такого случая можно их и нарушить.
   – Какого «такого случая»?
   – Не притворяйтесь дурочкой. Пирс Пэтчетт распространяет порнографию. Увечья на теле его убитого «партнера» Сида Хадженса соответствуют композициям с порнографических фотографий. Один из убитых в «Ночной сове», по-видимому, участвовал в заговоре с целью распространения этой порнографии, а ваш приятель Бад Уайт скрыл улики, указывающие на истинную личность жертвы. Он попросил вас дать показания, и вы явились сюда, накачанная средством, нейтрализующим действие пентотала. Это не в вашу пользу, но, если вы согласитесь с нами сотрудничать, спасете от больших неприятностей не только себя, но и Уайта.
   – Бад может сам о себе позаботиться. А вы ужасно выглядите. Какое у вас красное лицо!
   Эд садится, выключает магнитофон.
   – Вы ведь даже не чувствуете пентотала, верно?
   – Чувствую себя так, словно выпила четыре порции мартини. А от четырех мартини в голове у меня только проясняется.
   – Пэтчетт прислал вас сюда без адвоката, чтобы выиграть время. Он знает, что вы должны дать показания по делу «Ночной совы», и знает, что он в этом деле, по меньшей мере, важный свидетель. Лично я не думаю, что он убийца. Но о разнообразных делах и делишках Пэтчетта мне тоже многое известно. Так что надеюсь на ваше сотрудничество – этим вы поможете не только себе, но и ему.
   Линн, с улыбкой:
   – Бад мне говорил, что вы очень умны.
   – А что он еще говорил?
   – Что вы человек слабый и не прощаете тем, кто догадывается о вашей слабости. Что всю жизнь стремитесь превзойти своего отца.
   Ладно, пропустим.
   – Вернемся к моему уму и к моим догадкам. Пэтчетт – фармацевт. Это еще необходимо проверить, но я на сто процентов уверен, что он работал под руководством Франца Энгелклинга, фармаколога, разрабатывавшего антипсихотические средства – например, подобное тому, что ввел вам Пэтчетт, чтобы вы могли сопротивляться действию пентотала. У Энгелклинга было двое сыновей: несколько недель назад они оба были убиты в Северной Калифорнии. Во время расследования «Ночной совы» эти двое сделали заявление, в котором упоминался, в частности, цитирую: «сладкий папик», под началом у которого находятся, цитирую: «высококлассные девушки по вызову». Очевидно, это Пэтчетт, и очевидна связь Пэтчетта с торговцем порнографией по имени Дюк Каткарт, предположительно убитым в «Ночной сове». Очевидно, Пэтчетт замешан в этом деле, а вы помогаете ему избежать неприятностей.
   Линн, закуривая:
   – Вы и в самом деле очень умны.
   – Да. А еще я хороший детектив – даже если приходится иметь дело с уликами пятилетней давности. Я знаю, что Пэтчетт планировал заняться шантажом вместе с Хадженсом, знаю, как вы сжигали досье в лесу. Я читал признание Винсеннса и знаю все о делах Пэтчетта, в том числе и о «Флер-де-Лис».
   – Значит, вы знаете, что у Пэтчетта есть информация, которая может погубить Винсеннса?
   – Да. Но мы с окружным прокурором готовы скрыть эту информацию в интересах сохранения репутации полиции Лос-Анджелеса.
   Линн заметно нервничает: роняет сигарету, теребит в руках зажигалку. Эд продолжает:
   – Эту игру вам с Пэтчеттом не выиграть. У меня двенадцать дней, чтобы выбраться из этой передряги. Если мне это не удастся, я наверстаю свое на побочных обвинениях. А Пэтчетту их можно предъявить по меньшей мере дюжину. Поверьте, если я не раскрою это дело, то сделаю все, абсолютно все, чтобы остаться на коне!
   Линн смотрит на него, широко раскрыв глаза. Эд отвечает ей злобным взглядом.
   – Пэтчетт вас сделал, верно? Кем вы были до встречи с ним? Уличная девчонка из провинциальной глухомани.
   Пэтчетт научил вас одеваться, научил говорить, научил думать. Не спорю, результаты впечатляющие. Но у меня двенадцать дней, чтобы вытащить свою жизнь из дерьма, и, если мне это не удастся, я отыграюсь на Пэтчетте и на вас!
   Линн нажимает кнопку магнитофона.
   – Шлюха Пирса Пэтчетта дает показания. Вас я не боюсь, а Бада Уайта люблю – сейчас люблю больше, чем когда-либо. Я счастлива, что он сумел скрыть улики и перехитрить вас, и рада, что вы оказались глупцом и не смогли оценить его по достоинству. Прежде я ревновала его к Инес Сото, но теперь рада, что эта бедная девушка сумела выбрать из вас двоих настоящего мужчину!
   Эд нажимает кнопки «стереть», «стоп», «старт»:
   – У нас еще шестьдесят семь часов, и в следующий раз я не буду с вами любезничать!
   В дверях появляется Клекнер с папкой:
   – Капитан, Винсеннс привез эту женщину, Леффертс. Сейчас они просматривают фотографии. Винсеннс хотел, чтобы вы взглянули вот на это.
   Эд выходит. В толстой папке – глянцевые порножурналы.
   Верхние номера – красивые парни и девушки в красочных костюмах предаются изощренному распутству. У некоторых головы вырезаны, а затем вклеены на место – Джек пытался опознать натурщиков. Фотографии – настоящие произведения искусства, они и привлекают, и отталкивают – все, как рассказывал Мусорщик.
   Нижние журналы – со строгими черными обложками. Изуродованные тела, потоки чернильной крови. Верно: вот этот распростертый на ковре парень с оторванными руками и ногами – точь-в-точь Хадженс.
   Хадженса убил тот, кто делал эти фотографии.
   Эд открывает последний выпуск – и застывает как вкопанный.
   Хорошенький мальчик, обнаженный, с оторванными руками – из ран двумя ручьями струится чернильная кровь. Знакомое зрелище, слишком знакомое – но не по делу Хадженса. Эд торопливо листает журнал – натыкается на сфальцованную вклейку: расчлененные дети, мальчики и девочки, причудливые кровавые завитки на белом фоне…
   ОН ЗНАЕТ, ЧТО ЭТО.
   Эд бросается вниз, в архив Отдела убийств, находит ящик: «1934». «Атертон, Лорен, множественные судимости». Три толстые папки: снимки, сделанные самим доктором Франкенштейном.
   Дети сразу после расчленения.
   Руки и ноги отделены от тел.
   Изуродованные трупы на белой вощеной бумаге.
   Потоки крови – красное на белом. Причудливые кровавые узоры – палец макали в кровь и обводили по контуру. Все как у Хадженса. Все как на порнографических картинках.
   Эд захлопывает ящик, в спешке прищемив себе пальцы. Выбегает из здания, садится в машину и, включив мигалку, мчится в Хенкок-парк.
* * *
   В особняке у Престона Эксли вечеринка: на стоянке полно машин, из розового сада позади дома доносится музыка. Эд входит в гостиную – и останавливается, пораженный.
   Книжные шкафы его матери исчезли. На их месте – огромный макет: вся Южная Калифорния из папье-маше. Города, связывающие их дороги, стрелки по периметру – указания на то, где пройдут сверхсовременные шоссе Престона Эксли.
   Макет прекрасен – вид его заставляет Эда на миг забыть о глянцевой грязи. Корабли в порту Сан-Педро, горы Сан-Габриэль, даже крошечные автомобили на асфальте… Зримый триумф Престона Эксли.
   Эд берет крошечную машинку, ведет ее от океана к холмам. За спиной – голос отца:
   – Я думал, ты сейчас работаешь в Южном Централе.
   Эд оборачивается:
   – Что?
   Престон, с улыбкой:
   – Разве тебе не нужно оправдаться перед журналистами?
   Очарование развеяно – перед глазами вновь встают снимки Атертона.
   – Извини, отец, не понимаю, о чем ты.
   Престон смеется:
   – Мы в последнее время так редко видимся, что забываем о вежливости.
   – Отец, я…
   – Прости. Я имел в виду сегодняшнее интервью Дадли Смита в «Геральд». Он говорит, что новое расследование будет сосредоточено на Южном городе, что вы ищете другую банду грабителей-негров.
   – Нет, не совсем.
   Престон кладет руку ему на плечо.
   – Эдмунд, мне не нравится, как ты выглядишь. Вид у тебя испуганный. Ты сейчас совсем не похож на полисмена. И сюда пришел явно не для того, чтобы поздравить меня с окончанием строительства.
   Теплая, надежная рука у него на плече.
   – Отец, кто, кроме полицейских, работавших над делом Атертона, видел фотографии его жертв?
   – Теперь моя очередь воскликнуть: «Что?» Ты о тех фотографиях, что подшиты к делу? Что я много лет назад показывал тебе и Томасу?
   – Да.
   – О чем ты говоришь, сынок?
   – Это улики, и улики закрытые, их никогда не демонстрировали ни публике, ни прессе. А теперь объясни…
   – Отец, мы выяснили, что «Ночная сова» связана с еще несколькими серьезными преступлениями и негры к этому никакого отношения не имеют. Одно из этих преступлений…
   – Эдмунд, ты меня удивляешь. Объясни улики так, как я тебя учил! У меня тоже бывали такие дела…
   – Таких дел ни у кого еще не было! Я лучший детектив в полиции Лос-Анджелеса, отец, я лучше тебя, и у меня никогда еще не было такого дела!
   Престон опускает ему на плечи обе руки. Теперь Эд не чувствует ни тепла, ни надежности – только тяжесть. Плечи немеют.
   – Прости, но это правда. Я обнаружил, что одно убийство пятилетней давности непосредственно связано с «Ночной совой». Убитый был изуродован точно так же, как жертвы Лорена Атертона. И точно такие же увечья, только фальшивые – подрисованные красными чернилами, – я обнаружил на порнографических снимках, также связанных с делом «Ночной совы». А это может означать одно из двух: либо кто-то видел фотографии Атертона и позаимствовал идею у него, либо в тридцать четвертом ты отправил в газовую камеру не того человека.
   Престон, совершенно спокойно:
   – В виновности Лорена Атертона сомневаться невозможно. Он во всем признался, его уличили свидетели. Фотографии видели вы с Томасом, больше никто. Не думаю, что они вообще когда-нибудь покидали архив Отдела убийств. Если оставить предположение, что убийца – полицейский (что мне кажется чепухой), остается предположить, что Атертон показывал кому-то фотографии до ареста. Ты, Эдмунд, прославился убийством троих невиновных, но я такой ошибки не совершал. И думай, прежде чем повышать голос на отца.
   Эд отступает, задевает модель – секция фривея падает на пол.
   – Прости, отец. Я устал соревноваться с тобой, устал доказывать тебе, что я не хуже Томаса. Теперь я хочу попросить у тебя помощи. Отец, все ли я знаю о деле Атертона?
   – Извинения принимаются. Да, Эдмунд, ты знаешь все, что нужно знать. Мы с Артом столько раз рассказывали тебе об этом деле на наших «семинарах», что, думаю, ты изучил его не хуже меня.
   – У Атертона были друзья? Знакомые?
   Престон качает головой.
   – Нет, нет и нет. Типичный психопат-одиночка.
   Глубоко вздохнув:
   – Мне нужно поговорить с Рэем Дитерлингом.
   – Зачем? Потому что от рук Атертона погиб ребенок, снимавшийся в ею фильмах?
   – Нет. Потому что один из свидетелей по делу «Ночной совы», как выяснилось, знаком с Дитерлингом.
   – И давно они познакомились?
   – Около тридцати лет назад.
   – Как зовут этого человека?
   – Пирс Пэтчетт.
   Престон, пожав плечами:
   – Никогда о нем не слышал. И мне не хотелось бы, чтобы ты беспокоил Рэймонда расспросами. Знакомство тридцатилетней давности – не причина тревожить человека, занимающего такое положение, как Рэй Дитерлинг. Если хочешь, я спрошу Рэя об этом человеке и передам тебе его ответ. Этого достаточно?
   Эд смотрит на макет. Огромный Лос-Анджелес, словно паутиной опутанный со всех сторон дорогами Престона
   Эксли, – эта картина завораживает. Руки отца на плечах снова становятся мягкими, ласковыми:
   – Сын, ты давно и полностью заслужил мое уважение. Сейчас тебе порядком достается, но держишься ты достойно. Однако подумай вот о чем. Именно дело «Ночной совы» дало стартовый толчок твоей карьере, именно пересмотр дела «Ночной совы» поможет тебе не скатиться вниз. Побочные преступления, как бы интересны они ни были сами по себе, могут отвлечь тебя от твоей главной задачи и, следовательно, разрушить твою карьеру. Пожалуйста, помни об этом.
   Эд накрывает руки отца своими.
   – Помню, отец. Но еще я помню об абсолютной справедливости.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

   Оба места преступления – типография и квартира по соседству – опечатаны. Шериф округа Марин, толстяк по фамилии Хэтчер, помалкивает. Местный эксперт трещит без умолку.
   Место преступления № 1: задняя комната в типографии «Быстрый Боб». Слушая эксперта, Бад не сводит глаз с Дада. Вспоминает его рассказ: «Ты его чуть не убил, и нам пришлось тебя оттаскивать. Извини, что били по голове – иначе с тобой было не справиться. А Хинтон, как выяснилось, связан с очень серьезными людьми… Но я тебе обо всем расскажу в свое время».
   Настаивать Бад не стал – он ведь не знает, что о нем известно Даду.
   Линн сейчас на допросе.
   Эксли дал ему оплеуху, и Бад не смог ответить. Эксперт указывает на опрокинутые полки: – Как вы видели, в передней комнате все в порядке, там преступник ничего не тронул. Здесь мы нашли сигаретные окурки двух марок – по-видимому, братья Энгелклинги заработались допоздна. Предположим, что преступник вскрыл отмычкой входную дверь, прокрался сюда и застал Энгелклингов врасплох. Наше предположение подтверждают следы на ручке двери – отпечатки пальцев в перчатке. Он входит, заставляет наших двух братцев открыть вот эти шкафы, но не находит то, что искал. Разозлившись, сбрасывает полки на пол. Отпечатки пальцев в перчатках на четвертой полке указывают, что убийца – среднего роста и правша. По его требованию братья открывают все ящики: отпечатки пальцев смазанные, должно быть, у Пита и Бакса к тому моменту уже от страха тряслись руки. Но и здесь преступник, по всей видимости, не нашел искомого и заставил братьев отвести его к себе на квартиру. Это через дорогу – следуйте за мной, джентльмены.