Страница:
— Все и вправду становится очень интересным, — проговорил премьер, и его рука потянулась к потайной кнопке.
— Не дотрагивайся до выключателя! — резко приказал Киннисон. Он не совсем понял, почему Фосстен не скрыл своего движения.
— Могу я спросить почему? Это всего лишь… — Я знаю, что это такое, и мне не нравятся мыслезащитные экраны.
— Не будь ребенком, Ганнель, — усмехнулся Фосстен. — Тебе известно не хуже меня, что твое обвинение абсурдно. Но я все обдумал и решил, что наше взаимное недоверие не будет непреодолимым препятствием для совместной работы на благо Босконии. Я все больше убеждаюсь, что среди фраллийцев ты отличаешься своим разумом и лучше других сможешь распорядиться властью тирана. Мне было бы стыдно без нужды убивать тебя — тем более что в будущем ты, возможно, согласишься с моим предложением.
— Возможно, — сказал Киннисон, — но, полагаю, едва ли вероятно. — Решив, что знает причину столь странной уступчивости премьера, он добавил:
— Раз мы выяснили отношения, я тоже не вижу препятствий для нашего сотрудничества на основе полного и гармоничного взаимного недоверия. Как мне представляется, прежде всего мы должны посвятить наши совместные усилия уничтожению планеты Кловия и базирующегося на ней Патруля.
— Правильно.
Если Фосстен и заподозрил тирана в чем-либо не соответствовавшему его понятию о предельной искренности, то не подал виду, и разговор перешел на технические аспекты предстоявшей кампании.
— Мы не должны наносить удар до тех пор, пока не будем полностью подготовлены, — сказал Киннисон. Это свое утверждение он так часто повторял на многочисленных заседаниях главного штаба, что оно стало как бы его девизом.
Премьер-министр даже не подозревал, что Киннисон хотел дать Патрулю время на строительство неприступных оборонительных укреплений вокруг Кловии. Фосстен не мог знать ничего о космических конденсаторах звездной энергии, на сооружение которых требовалось затратить больше труда, чем на все опорные пункты Онло и Фралла.
Недоумение Фосстена усиливалось по мере того, как тиран Ганнель все упорнее настаивал на создании самого могучего и совершенного флота, какого еще не было в истории Боскопии. Не раз отвергая предложения военных инженеров, новый фраллийский властелин никак не мог добиться от подчиненных того, чтобы они разработали безупречный вариант снаряжения космической армады.
— Нам нужно все, что может пригодиться в битве линейным офицерам, — говорил он. А получив все, что хотел, отдавал новый приказ:
— Теперь, линейные офицеры, вам предстоит обучиться обращению со всеми новыми сложными приборами и установками.
Наконец даже премьер-министр не выдержал и начал протестовать, но к тому времени работа была уже завершена. Киннисон сам внес в нее немалый вклад. Система, которую он задумал и сконструировал, намного уступала патрульному флагману Z9M9Z, но превосходила все, что было известно военным инженерам Босконии. Успехом тирана восхищались не только офицеры главного штаба, но и сам Фосстен, отчасти усомнившийся в своих подозрениях. В конце концов Ганнель мог справиться с работой, подчиняясь своей собственной воле.
Подозрения Фосстена возобновились, когда тиран занялся боевой подготовкой солдат и офицеров флота. Муштровал он их безжалостно, особенно линейных офицеров. Его требовательность не знала границ. Он заставлял подчиненных совершать неслыханно сложные маневры и жестоко наказывал за малейшую неточность исполнения. Успокоился он только тогда, когда убедился в безукоризненной слаженности действий всего командного состава. Затем он получил следующее сообщение:
— Ким! О кей, можешь выступать — мы готовы.
Разумеется, это был Хейнес, с которым Киннисон поддерживал постоянную связь. Новый тиран Фралла уже давно заметил, что при защите своих мыслей обычным экраном он может пользоваться Линзой, не опасаясь детекторов премьер-министра. Поэтому стратеги Патруля были не хуже Киннисона информированы о каждом шаге босконцев.
Киннисон вызвал Фосстена и с глубокомысленным видом уставился в потолок.
— Боюсь, мы никогда не сможем подготовиться лучше, чем готовы сейчас, — со вздохом посетовал он, когда премьер-министр вошел в кабинет. — У тебя есть предложения, замечания или что-нибудь такое, что еще больше ухудшит мое настроение?
— Нет, никаких претензий. Ты и в самом деле отлично справился со своим делом.
— Гм-м… Ты так считаешь? — без энтузиазма проговорил Ганнель. — Но ты, конечно, заметил, что я еще ничего не сказал о самой атаке?
Разумеется, премьер-министр заметил столь странный недосмотр. Он подумал, что здесь у линзмена Икс-А-Икс непременно возникнут затруднения. Вот где он уличит его.
— Я долго размышлял над планом атаки, — продолжал сокрушаться Киннисон, — и в результате вынужден признать ограниченность своих знаний о современных способах ведения наступательных действий. И я решил, что если у тебя не будет возражений или каких-нибудь других кандидатур, то я дам тебе право разработать атаку так, как ты посчитаешь нужным.
Премьер был изумлен. Невероятно! Должно быть, Ганнель и в самом деле работал на Босконию, раз принял такое решение. Неготовый к подобной ситуации, он замешкался,
— У трубы есть два очень серьезных недостатка, — наконец проговорил он, — Во-первых, у нас нет никаких способов узнать, что творится на ее противоположном конце. Во-вторых, даже гипер пространствен пая труба не гарантирует полной скрытности. В случае с нападением на Землю мы можем утверждать, что враг не был застигнут врасплох.
— Правильно, — безучастно пробормотал Киннисон.
— С другой стороны, приближение через открытый космос будет заметно издалека, и противник успеет подготовиться к отражению атаки.
— Тоже верно, — равнодушно согласился Киннисон.
— У тебя нет ни малейшего желания выбрать один из вариантов? — недоверчиво спросил Фосстен.
— Ни малейшего, — ответил тиран. — Если бы мне удалось найти веские аргументы в пользу одного варианта, то я уже отдал бы приказ о наступлении. Итак, я и вручаю тебе полномочия, причем без всяких ограничений.
— Тогда мы будем атаковать через открытый космос, — наконец решил премьер-министр.
— Согласен, — кивнул Киннисон.
Вскоре космическая армада Босконии — самая могучая и совершенная за всю ее историю — сосредоточилась на нескольких ближайших базах. Были тщательно проверены все узлы и механизмы, пополнены запасы топлива и склады боеприпасов. Корабли, выстроенные в боевом порядке, взяли курс на Кловию. Незадолго до встречи с Великой Армадой Патруля премьер позвал Киннисона в командный пункт.
— Никак не могу понять тебя, Ганнель, — изучающе взглянув на тирана, сказал он. — Ты не дал мне ни одного совета, ни разу не вмешался в мое управление флотом. И все-таки я подозреваю тебя в предательстве. Я с самого начала подозревал…
— Без всяких на то оснований, — холодно заметил Киннисон.
— О нет! У меня были веские причины для подозрений! — объявил Фосстен. — Разве ты не отказался открыть мне свои мысли?
— Конечно, отказался. Почему я должен доверять тебе? Давай не будем возвращаться к старому разговору. Ты мне не только не открыл своих мыслей, но я даже не знаю твоей внешности, разве не так?
— Да ради твоей же пользы. Я не хотел говорить, но правда состоит в том, что ни одно человеческое существо не может увидеть меня и не сойти с ума.
В эддорианском разуме Фосстена промелькнули сразу несколько мыслей. Открыть ли ему свою форму плоти, которая была реальна ровно настолько, насколько земляне понимают реальность? Нет, невозможно. Линзмен Икс-А-Икс, он же Ганнель, землянин не больше, чем Фосстен фраллийец. Ему мало увидеть плоть — он вторгнется в разум.
— Я согласен рискнуть, — скептически усмехнувшись, сказал Киннисон. — Мне в свое время пришлось повидать немало всевозможных чудовищ, но я пока, как видишь, не свихнулся.
— Только твоему молодому народу могут быть свойственны такие нетерпеливость и невежество, — проговорил Фосстен совсем другим голосом, более глубоким и звучным. Киннисон внимательно всмотрелся в его глаза, которые — теперь он точно знал — на самом деле не существовали. Тембр голоса напоминал ему что-то ускользавшее из памяти. — Я мог бы проучить тебя, но не стану этого делать не потому, что сомневаюсь в своей способности, а просто не хочу. Иначе ты окажешься непригодным для моих целей. С другой стороны, если ты добровольно согласишься сотрудничать со мной, то станешь самым могущественным лидером Босконии. Подумай над моими словами, молодой и неопытный тиран.
— Я подумаю, — произнес Киннисон серьезным тоном. — Но что заставляет тебя считать, будто я не с полной отдачей сил работаю на Босконию?
— Все заставляет так думать, — ответил Фосстен. — Я не нахожу ни одного просчета в твоих действиях, но от этого они только еще больше не согласуются с твоим необъяснимым нежеланием раскрыть свои истинные мысли.
— Причины нежелания я уже много раз объяснял, — устало проговорил Киннисон. — Ты просто не хочешь понять меня. Разве ты поверишь мне, если я скажу, что всей душой предан Босконии, или, наоборот, признаюсь, что я и есть линзмен Икс-А-Икс?
— Пожалуй, не поверю, — последовал ответ. — Да, не поверю. Люди — особенно такие, как ты, — лгут, чтобы захватить власть или удержать ее… Кстати, уж не вынашиваешь ли ты каких-нибудь безумных замыслов, касающихся МЕНЯ?
Киннисон оторопел. Свершилось! Его враг проговорился! Человек, или существо, — кем бы он ни был — оказался отнюдь не простым босконским боссом. Вот оно, завершение таких долгих поисков — РАЗУМ, встречи с которым Линзмен ждал столько времени. Здесь, всего в метре от него сидело существо, с которым он так давно намеревался вступить в поединок!
— О своих намерениях я уже сказал, — спокойно произнес землянин. — Но я не собираюсь делать секрет из того, о чем ты сам догадался. Если я пойму, что ты обладаешь властью, превышающей власть тирана Фралла, то отберу ее у тебя. Я занял трон, но не собираюсь отказываться от более высокого положения.
— Фр-р-р! — Чудовище — Киннисон уже не думал о нем, как о человеке или о существе, хотя бы отдаленно похожем на человека, — рявкнуло с такой силой, что линзмен даже вздрогнул. — Это все равно, что пытаться голыми руками справиться с инерцией какой-нибудь планеты. С тобой все кончено, юноша. Твое время истекло. Как я сказал, мне хотелось бы сохранить тебя и оставить в данной части Босконии своим посланником. Тем не менее знай, что твое существование эфемерно, и если ты не предъявишь мне свои мысли — сейчас же, перед началом битвы, — то ты обречен.
От мрачной решительности, с какой был вынесен приговор, у линзмена пробежал по спине холодок. Это нечто, называвшее себя Фосстеном… Кого оно напоминало ему? Оно думало и говорило, как… как… МЕНТОР! Нет, невозможно, оно не могло быть эрайзианином!… Немыслимо!… Но у монстра оказалось достаточно извилин, чтобы давным-давно разгадать его… И должна же быть какая-то причина, раз оно затеяло бесполезный разговор, а не приступило к делу сразу. Ну конечно!… Теперь нужно всего несколько минут отсрочки: он должен любым способом выиграть время — и тогда…
— Не могу не оценить вашего терпения, сэр.
Явно встревоженный вид тирана несколько успокоил сурового премьера. Однако ясно было и то, что последний вовсе не собирался сменить гнев на милость.
— Но меня смущает одно обстоятельство, — неторопливо подбирая нужные слова, продолжил Киннисон. — Ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово. Но разве ты сам не считаешь, что слова — довольно ненадежный аргумент? Почему ты не хочешь представить мне более веских доказательств? Разумеется, я покажусь тебе безнадежным тупицей, но я должен убедиться в том, что ты в самом деле — тот, за кого себя выдаешь.
— Я уже говорил и повторяю, что ты не сможешь увидеть мою истинную форму и не потерять рассудка.
— Почему тебя беспокоит, каким я умру — в здравом рассудке или нет?
Киннисон изо всех сил старался создать видимость того, что могло быть принято за агонию его сломленного духа. Развязка приближалась. Меньше чем через минуту экраны разведывательных крейсеров должны принять на себя первые удары Патруля, и тогда либо ему, линзмену, либо премьер-министру Фралла предстояло стать участником гигантского сражения. И в оставшиеся считанные секунды линз-мен должен вывести из строя генераторы Бергенхольма, чтобы обездвижить флагманский корабль босконцев.
— А может быть, причина твоего необъяснимого терпения заключается в одной очень простой вещи? — добавил он. — Может, тебе известно, каким образом развивался мой разум и стал таким, каков он есть? И, стало быть, тебе известно, что, разрушив барьеры моей ментальной защиты, ты уничтожишь знания, которые нужны тебе для твоей же безопасности?
Предохранители были сняты. Киннисон встал и направился к пульту управления кораблем. Под мыслезащитным экраном, на который он уже не мог надеяться, были до предела напряжены все силы его воли и духа. До взрыва оставалась одна секунда. Левой рукой Киннисон быстро извлек из кармана коробку, в которой лежала Линза. Правой рукой он был готов выхватить оружие.
— Так умри же! Я с самого начала должен был узнать тебя по почерку, линзмен Икс-А-Икс!
Мысленный разряд настиг Киннисона раньше, чем сказанные Фосстеном слова, но Серый линзмен не терял времени даром. Мыслезащитный экран был уже включен. Линза ярко сверкала на запястье. Он выхватил излучатель из кобуры, и сноп разрушительного пламени ударил в пульт управления. Генератор Бергенхольма разлетелся на мелкие осколки, изувеченные тела операторов почти одновременно рухнули на пол. Босконский флагман вышел из безынерционного режима полета — теперь ему потребуется немалый ремонт, прежде чем он сможет принять участие в действиях флота!
Все произошло в течение доли секунды. И через мгновение премьер атаковал Киннисона с такой силой, что ни один автоматический блок мыслезащитного экрана не устоял бы, не будь Серый линзмен начеку!
Киннисон мрачно усмехнулся — сейчас он увидит, что представляет собой этот цвильник и что он сможет противопоставить человеку, прошедшему полный курс обучения у Ментора Эрайзии! Разряд ментальной энергии, направленный им на своего врага, способен был уложить на месте дюжину людей, но защитный блок премьер-министра остался неповрежденным.
Трудно сказать, кто из двух противников был более удивлен случившемся: каждый из них считал свой мозг непобедимым. Премьер-министр, осознавший способности противника, послал мысленный вызов Всевысочайшему и Эддору. Связь была блокирована! Значит, линзмен Икс-А-Икс и эрайзианин — одно и то же лицом!
Он приказал вахтенным офицерам убить тирана. Приказ остался невыполненным. Даже в решающий момент смертельного противостояния линзмен не терял контроля за обстановкой, через несколько мгновений в командной рубке босконского флагмана не было ни одного фраллийца, состояние которого нуждалось бы в контроле. Киннисону это стоило резкого напряжения нервной системы — убивая врагов, Линза с жадностью пожирала его жизненную энергию.
Еще большее потрясение Киннисон испытал мгновением позже, когда премьер, осыпаемый градом ментальных разрядов, нашел в себе силы нанести ответный удар. Но Фосстен был вынужден ослабить свою энергетическую оболочку и предстать в истинном виде перед всеми окружающими, кроме Киннисона. Действительно, ни одно человеческое существо не могло увидеть его и сохранить здравый рассудок. Большинство босконцев сошли с ума. Они не стали бегать по кораблю и кричать во все горло, а просто низко опустили головы и принялись расхаживать из угла в угол, бормоча невнятно какие-то слова и ничего не замечая вокруг.
Тем временем Линза Киннисона вспыхнула еще ярче, посылая все более губительные разряды в живые ткани существа, продолжавшего сопротивляться с невероятным упорством и ожесточенностью. В жизни линзмена не было подобного поединка. Пространство эфира и субэфира бурлило и клокотало от обрушившихся друг на друга враждебных сил. Все люди в командной рубке уже давно погибли, и теперь смерть медленно расползалась по остальным помещениям и каютам босконского флагмана.
Линзмен боролся на пределе своих возможностей, Линза ослепительно сверкала на его запястье. Тем не менее ни тогда, ни спустя долгие годы он так и не смог понять, как ему удалось победить Фосстена. Правда, иногда ему казалось, что в тот момент он был не один. У него создалось впечатление, что какая-то неведомая сила вырвалась из Линзы, почти физически опустошив его и вложив что-то в решающий, смертоносный импульс. И все было кончено, монстр сразу перестал сопротивляться.
Энергетическая оболочка постепенно сползала с Фосстена, и наконец линзмен внутренним зрением увидел… МОЗГ!
Конечно, у него было то, что условно могло называться телом, — нечто обнаженное и предназначенное для поддерживания огромной головы, лишенной черепной коробки. Под ней можно было различить некоторые придатки, своего рода внутренние органы, выполнявшие различные функции, без которых она не могла бы существовать. Но в целом организм был сплошным мозгом.
К своему крайнему изумлению, Киннисон понял, что видит эрайзианина — существо выглядело так же, как Ментор, и казалось его близнецом. Однако у линзмена не было времени, чтобы удивляться и строить предположения. Шатаясь от усталости, он подошел ближе, затем нагнулся и принялся за работу. Слева — справа, снова слева и справа — достаточно сильные шлепки посыпались на оба виска поверженного чудовища. От ударов его голова раскачивалась из стороны в сторону.
Киннисону ничего не стоило пробить голову кулаком и размазать по полу ее содержимое. Но он пока не хотел убивать врага, — ему нужно было узнать все до конца. Он чувствовал, что скоро свалится без сил, и хотел обезвредить монстра на несколько ближайших часов, чтобы получить возможность прийти в себя.
Киннисон сделал все, что требовалось. Он не совсем потерял сознание. Тем не менее через несколько секунд покачнулся и рухнул навзничь — как человек, падающий замертво.
Именно в этот момент громадный космический флот Босконии встретился с авангардными кораблями Галактического Патруля: он далеко оторвался от своего неуправляемого флагмана, в гнетущей тишине которого неподвижно лежали полторы тысячи погибших, один бессознательный Мозг и предельно изможденный Серый линзмен.
Глава 21
— Не дотрагивайся до выключателя! — резко приказал Киннисон. Он не совсем понял, почему Фосстен не скрыл своего движения.
— Могу я спросить почему? Это всего лишь… — Я знаю, что это такое, и мне не нравятся мыслезащитные экраны.
— Не будь ребенком, Ганнель, — усмехнулся Фосстен. — Тебе известно не хуже меня, что твое обвинение абсурдно. Но я все обдумал и решил, что наше взаимное недоверие не будет непреодолимым препятствием для совместной работы на благо Босконии. Я все больше убеждаюсь, что среди фраллийцев ты отличаешься своим разумом и лучше других сможешь распорядиться властью тирана. Мне было бы стыдно без нужды убивать тебя — тем более что в будущем ты, возможно, согласишься с моим предложением.
— Возможно, — сказал Киннисон, — но, полагаю, едва ли вероятно. — Решив, что знает причину столь странной уступчивости премьера, он добавил:
— Раз мы выяснили отношения, я тоже не вижу препятствий для нашего сотрудничества на основе полного и гармоничного взаимного недоверия. Как мне представляется, прежде всего мы должны посвятить наши совместные усилия уничтожению планеты Кловия и базирующегося на ней Патруля.
— Правильно.
Если Фосстен и заподозрил тирана в чем-либо не соответствовавшему его понятию о предельной искренности, то не подал виду, и разговор перешел на технические аспекты предстоявшей кампании.
— Мы не должны наносить удар до тех пор, пока не будем полностью подготовлены, — сказал Киннисон. Это свое утверждение он так часто повторял на многочисленных заседаниях главного штаба, что оно стало как бы его девизом.
Премьер-министр даже не подозревал, что Киннисон хотел дать Патрулю время на строительство неприступных оборонительных укреплений вокруг Кловии. Фосстен не мог знать ничего о космических конденсаторах звездной энергии, на сооружение которых требовалось затратить больше труда, чем на все опорные пункты Онло и Фралла.
Недоумение Фосстена усиливалось по мере того, как тиран Ганнель все упорнее настаивал на создании самого могучего и совершенного флота, какого еще не было в истории Боскопии. Не раз отвергая предложения военных инженеров, новый фраллийский властелин никак не мог добиться от подчиненных того, чтобы они разработали безупречный вариант снаряжения космической армады.
— Нам нужно все, что может пригодиться в битве линейным офицерам, — говорил он. А получив все, что хотел, отдавал новый приказ:
— Теперь, линейные офицеры, вам предстоит обучиться обращению со всеми новыми сложными приборами и установками.
Наконец даже премьер-министр не выдержал и начал протестовать, но к тому времени работа была уже завершена. Киннисон сам внес в нее немалый вклад. Система, которую он задумал и сконструировал, намного уступала патрульному флагману Z9M9Z, но превосходила все, что было известно военным инженерам Босконии. Успехом тирана восхищались не только офицеры главного штаба, но и сам Фосстен, отчасти усомнившийся в своих подозрениях. В конце концов Ганнель мог справиться с работой, подчиняясь своей собственной воле.
Подозрения Фосстена возобновились, когда тиран занялся боевой подготовкой солдат и офицеров флота. Муштровал он их безжалостно, особенно линейных офицеров. Его требовательность не знала границ. Он заставлял подчиненных совершать неслыханно сложные маневры и жестоко наказывал за малейшую неточность исполнения. Успокоился он только тогда, когда убедился в безукоризненной слаженности действий всего командного состава. Затем он получил следующее сообщение:
— Ким! О кей, можешь выступать — мы готовы.
Разумеется, это был Хейнес, с которым Киннисон поддерживал постоянную связь. Новый тиран Фралла уже давно заметил, что при защите своих мыслей обычным экраном он может пользоваться Линзой, не опасаясь детекторов премьер-министра. Поэтому стратеги Патруля были не хуже Киннисона информированы о каждом шаге босконцев.
Киннисон вызвал Фосстена и с глубокомысленным видом уставился в потолок.
— Боюсь, мы никогда не сможем подготовиться лучше, чем готовы сейчас, — со вздохом посетовал он, когда премьер-министр вошел в кабинет. — У тебя есть предложения, замечания или что-нибудь такое, что еще больше ухудшит мое настроение?
— Нет, никаких претензий. Ты и в самом деле отлично справился со своим делом.
— Гм-м… Ты так считаешь? — без энтузиазма проговорил Ганнель. — Но ты, конечно, заметил, что я еще ничего не сказал о самой атаке?
Разумеется, премьер-министр заметил столь странный недосмотр. Он подумал, что здесь у линзмена Икс-А-Икс непременно возникнут затруднения. Вот где он уличит его.
— Я долго размышлял над планом атаки, — продолжал сокрушаться Киннисон, — и в результате вынужден признать ограниченность своих знаний о современных способах ведения наступательных действий. И я решил, что если у тебя не будет возражений или каких-нибудь других кандидатур, то я дам тебе право разработать атаку так, как ты посчитаешь нужным.
Премьер был изумлен. Невероятно! Должно быть, Ганнель и в самом деле работал на Босконию, раз принял такое решение. Неготовый к подобной ситуации, он замешкался,
— У трубы есть два очень серьезных недостатка, — наконец проговорил он, — Во-первых, у нас нет никаких способов узнать, что творится на ее противоположном конце. Во-вторых, даже гипер пространствен пая труба не гарантирует полной скрытности. В случае с нападением на Землю мы можем утверждать, что враг не был застигнут врасплох.
— Правильно, — безучастно пробормотал Киннисон.
— С другой стороны, приближение через открытый космос будет заметно издалека, и противник успеет подготовиться к отражению атаки.
— Тоже верно, — равнодушно согласился Киннисон.
— У тебя нет ни малейшего желания выбрать один из вариантов? — недоверчиво спросил Фосстен.
— Ни малейшего, — ответил тиран. — Если бы мне удалось найти веские аргументы в пользу одного варианта, то я уже отдал бы приказ о наступлении. Итак, я и вручаю тебе полномочия, причем без всяких ограничений.
— Тогда мы будем атаковать через открытый космос, — наконец решил премьер-министр.
— Согласен, — кивнул Киннисон.
Вскоре космическая армада Босконии — самая могучая и совершенная за всю ее историю — сосредоточилась на нескольких ближайших базах. Были тщательно проверены все узлы и механизмы, пополнены запасы топлива и склады боеприпасов. Корабли, выстроенные в боевом порядке, взяли курс на Кловию. Незадолго до встречи с Великой Армадой Патруля премьер позвал Киннисона в командный пункт.
— Никак не могу понять тебя, Ганнель, — изучающе взглянув на тирана, сказал он. — Ты не дал мне ни одного совета, ни разу не вмешался в мое управление флотом. И все-таки я подозреваю тебя в предательстве. Я с самого начала подозревал…
— Без всяких на то оснований, — холодно заметил Киннисон.
— О нет! У меня были веские причины для подозрений! — объявил Фосстен. — Разве ты не отказался открыть мне свои мысли?
— Конечно, отказался. Почему я должен доверять тебе? Давай не будем возвращаться к старому разговору. Ты мне не только не открыл своих мыслей, но я даже не знаю твоей внешности, разве не так?
— Да ради твоей же пользы. Я не хотел говорить, но правда состоит в том, что ни одно человеческое существо не может увидеть меня и не сойти с ума.
В эддорианском разуме Фосстена промелькнули сразу несколько мыслей. Открыть ли ему свою форму плоти, которая была реальна ровно настолько, насколько земляне понимают реальность? Нет, невозможно. Линзмен Икс-А-Икс, он же Ганнель, землянин не больше, чем Фосстен фраллийец. Ему мало увидеть плоть — он вторгнется в разум.
— Я согласен рискнуть, — скептически усмехнувшись, сказал Киннисон. — Мне в свое время пришлось повидать немало всевозможных чудовищ, но я пока, как видишь, не свихнулся.
— Только твоему молодому народу могут быть свойственны такие нетерпеливость и невежество, — проговорил Фосстен совсем другим голосом, более глубоким и звучным. Киннисон внимательно всмотрелся в его глаза, которые — теперь он точно знал — на самом деле не существовали. Тембр голоса напоминал ему что-то ускользавшее из памяти. — Я мог бы проучить тебя, но не стану этого делать не потому, что сомневаюсь в своей способности, а просто не хочу. Иначе ты окажешься непригодным для моих целей. С другой стороны, если ты добровольно согласишься сотрудничать со мной, то станешь самым могущественным лидером Босконии. Подумай над моими словами, молодой и неопытный тиран.
— Я подумаю, — произнес Киннисон серьезным тоном. — Но что заставляет тебя считать, будто я не с полной отдачей сил работаю на Босконию?
— Все заставляет так думать, — ответил Фосстен. — Я не нахожу ни одного просчета в твоих действиях, но от этого они только еще больше не согласуются с твоим необъяснимым нежеланием раскрыть свои истинные мысли.
— Причины нежелания я уже много раз объяснял, — устало проговорил Киннисон. — Ты просто не хочешь понять меня. Разве ты поверишь мне, если я скажу, что всей душой предан Босконии, или, наоборот, признаюсь, что я и есть линзмен Икс-А-Икс?
— Пожалуй, не поверю, — последовал ответ. — Да, не поверю. Люди — особенно такие, как ты, — лгут, чтобы захватить власть или удержать ее… Кстати, уж не вынашиваешь ли ты каких-нибудь безумных замыслов, касающихся МЕНЯ?
Киннисон оторопел. Свершилось! Его враг проговорился! Человек, или существо, — кем бы он ни был — оказался отнюдь не простым босконским боссом. Вот оно, завершение таких долгих поисков — РАЗУМ, встречи с которым Линзмен ждал столько времени. Здесь, всего в метре от него сидело существо, с которым он так давно намеревался вступить в поединок!
— О своих намерениях я уже сказал, — спокойно произнес землянин. — Но я не собираюсь делать секрет из того, о чем ты сам догадался. Если я пойму, что ты обладаешь властью, превышающей власть тирана Фралла, то отберу ее у тебя. Я занял трон, но не собираюсь отказываться от более высокого положения.
— Фр-р-р! — Чудовище — Киннисон уже не думал о нем, как о человеке или о существе, хотя бы отдаленно похожем на человека, — рявкнуло с такой силой, что линзмен даже вздрогнул. — Это все равно, что пытаться голыми руками справиться с инерцией какой-нибудь планеты. С тобой все кончено, юноша. Твое время истекло. Как я сказал, мне хотелось бы сохранить тебя и оставить в данной части Босконии своим посланником. Тем не менее знай, что твое существование эфемерно, и если ты не предъявишь мне свои мысли — сейчас же, перед началом битвы, — то ты обречен.
От мрачной решительности, с какой был вынесен приговор, у линзмена пробежал по спине холодок. Это нечто, называвшее себя Фосстеном… Кого оно напоминало ему? Оно думало и говорило, как… как… МЕНТОР! Нет, невозможно, оно не могло быть эрайзианином!… Немыслимо!… Но у монстра оказалось достаточно извилин, чтобы давным-давно разгадать его… И должна же быть какая-то причина, раз оно затеяло бесполезный разговор, а не приступило к делу сразу. Ну конечно!… Теперь нужно всего несколько минут отсрочки: он должен любым способом выиграть время — и тогда…
— Не могу не оценить вашего терпения, сэр.
Явно встревоженный вид тирана несколько успокоил сурового премьера. Однако ясно было и то, что последний вовсе не собирался сменить гнев на милость.
— Но меня смущает одно обстоятельство, — неторопливо подбирая нужные слова, продолжил Киннисон. — Ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово. Но разве ты сам не считаешь, что слова — довольно ненадежный аргумент? Почему ты не хочешь представить мне более веских доказательств? Разумеется, я покажусь тебе безнадежным тупицей, но я должен убедиться в том, что ты в самом деле — тот, за кого себя выдаешь.
— Я уже говорил и повторяю, что ты не сможешь увидеть мою истинную форму и не потерять рассудка.
— Почему тебя беспокоит, каким я умру — в здравом рассудке или нет?
Киннисон изо всех сил старался создать видимость того, что могло быть принято за агонию его сломленного духа. Развязка приближалась. Меньше чем через минуту экраны разведывательных крейсеров должны принять на себя первые удары Патруля, и тогда либо ему, линзмену, либо премьер-министру Фралла предстояло стать участником гигантского сражения. И в оставшиеся считанные секунды линз-мен должен вывести из строя генераторы Бергенхольма, чтобы обездвижить флагманский корабль босконцев.
— А может быть, причина твоего необъяснимого терпения заключается в одной очень простой вещи? — добавил он. — Может, тебе известно, каким образом развивался мой разум и стал таким, каков он есть? И, стало быть, тебе известно, что, разрушив барьеры моей ментальной защиты, ты уничтожишь знания, которые нужны тебе для твоей же безопасности?
Предохранители были сняты. Киннисон встал и направился к пульту управления кораблем. Под мыслезащитным экраном, на который он уже не мог надеяться, были до предела напряжены все силы его воли и духа. До взрыва оставалась одна секунда. Левой рукой Киннисон быстро извлек из кармана коробку, в которой лежала Линза. Правой рукой он был готов выхватить оружие.
— Так умри же! Я с самого начала должен был узнать тебя по почерку, линзмен Икс-А-Икс!
Мысленный разряд настиг Киннисона раньше, чем сказанные Фосстеном слова, но Серый линзмен не терял времени даром. Мыслезащитный экран был уже включен. Линза ярко сверкала на запястье. Он выхватил излучатель из кобуры, и сноп разрушительного пламени ударил в пульт управления. Генератор Бергенхольма разлетелся на мелкие осколки, изувеченные тела операторов почти одновременно рухнули на пол. Босконский флагман вышел из безынерционного режима полета — теперь ему потребуется немалый ремонт, прежде чем он сможет принять участие в действиях флота!
Все произошло в течение доли секунды. И через мгновение премьер атаковал Киннисона с такой силой, что ни один автоматический блок мыслезащитного экрана не устоял бы, не будь Серый линзмен начеку!
Киннисон мрачно усмехнулся — сейчас он увидит, что представляет собой этот цвильник и что он сможет противопоставить человеку, прошедшему полный курс обучения у Ментора Эрайзии! Разряд ментальной энергии, направленный им на своего врага, способен был уложить на месте дюжину людей, но защитный блок премьер-министра остался неповрежденным.
Трудно сказать, кто из двух противников был более удивлен случившемся: каждый из них считал свой мозг непобедимым. Премьер-министр, осознавший способности противника, послал мысленный вызов Всевысочайшему и Эддору. Связь была блокирована! Значит, линзмен Икс-А-Икс и эрайзианин — одно и то же лицом!
Он приказал вахтенным офицерам убить тирана. Приказ остался невыполненным. Даже в решающий момент смертельного противостояния линзмен не терял контроля за обстановкой, через несколько мгновений в командной рубке босконского флагмана не было ни одного фраллийца, состояние которого нуждалось бы в контроле. Киннисону это стоило резкого напряжения нервной системы — убивая врагов, Линза с жадностью пожирала его жизненную энергию.
Еще большее потрясение Киннисон испытал мгновением позже, когда премьер, осыпаемый градом ментальных разрядов, нашел в себе силы нанести ответный удар. Но Фосстен был вынужден ослабить свою энергетическую оболочку и предстать в истинном виде перед всеми окружающими, кроме Киннисона. Действительно, ни одно человеческое существо не могло увидеть его и сохранить здравый рассудок. Большинство босконцев сошли с ума. Они не стали бегать по кораблю и кричать во все горло, а просто низко опустили головы и принялись расхаживать из угла в угол, бормоча невнятно какие-то слова и ничего не замечая вокруг.
Тем временем Линза Киннисона вспыхнула еще ярче, посылая все более губительные разряды в живые ткани существа, продолжавшего сопротивляться с невероятным упорством и ожесточенностью. В жизни линзмена не было подобного поединка. Пространство эфира и субэфира бурлило и клокотало от обрушившихся друг на друга враждебных сил. Все люди в командной рубке уже давно погибли, и теперь смерть медленно расползалась по остальным помещениям и каютам босконского флагмана.
Линзмен боролся на пределе своих возможностей, Линза ослепительно сверкала на его запястье. Тем не менее ни тогда, ни спустя долгие годы он так и не смог понять, как ему удалось победить Фосстена. Правда, иногда ему казалось, что в тот момент он был не один. У него создалось впечатление, что какая-то неведомая сила вырвалась из Линзы, почти физически опустошив его и вложив что-то в решающий, смертоносный импульс. И все было кончено, монстр сразу перестал сопротивляться.
Энергетическая оболочка постепенно сползала с Фосстена, и наконец линзмен внутренним зрением увидел… МОЗГ!
Конечно, у него было то, что условно могло называться телом, — нечто обнаженное и предназначенное для поддерживания огромной головы, лишенной черепной коробки. Под ней можно было различить некоторые придатки, своего рода внутренние органы, выполнявшие различные функции, без которых она не могла бы существовать. Но в целом организм был сплошным мозгом.
К своему крайнему изумлению, Киннисон понял, что видит эрайзианина — существо выглядело так же, как Ментор, и казалось его близнецом. Однако у линзмена не было времени, чтобы удивляться и строить предположения. Шатаясь от усталости, он подошел ближе, затем нагнулся и принялся за работу. Слева — справа, снова слева и справа — достаточно сильные шлепки посыпались на оба виска поверженного чудовища. От ударов его голова раскачивалась из стороны в сторону.
Киннисону ничего не стоило пробить голову кулаком и размазать по полу ее содержимое. Но он пока не хотел убивать врага, — ему нужно было узнать все до конца. Он чувствовал, что скоро свалится без сил, и хотел обезвредить монстра на несколько ближайших часов, чтобы получить возможность прийти в себя.
Киннисон сделал все, что требовалось. Он не совсем потерял сознание. Тем не менее через несколько секунд покачнулся и рухнул навзничь — как человек, падающий замертво.
Именно в этот момент громадный космический флот Босконии встретился с авангардными кораблями Галактического Патруля: он далеко оторвался от своего неуправляемого флагмана, в гнетущей тишине которого неподвижно лежали полторы тысячи погибших, один бессознательный Мозг и предельно изможденный Серый линзмен.
Глава 21
БИТВА ЗА КЛОВИЮ
Как известно, босконский флот был огромен. Правда, по числу кораблей он не превосходил силы Галактического Патруля — ни один мозг не смог бы управлять большим числом космических эскадр и других боевых единиц. Однако основа флота Патруля была мощнее и состояла из крупнотоннажных супермолотов, способных пробить любую оборону противника.
Готовя флот к боевым действиям, Киннисон не делал ничего, что могло бы возбудить подозрения у премьер-министра Фосстена. Проводя маневры, он добивался от командиров кораблей безукоризненно точного выполнения всех приказов, поступавших с флагмана на отдельные эскадры и флотилии. Такие требования были привычны для босконских офицеров, и ни один из них не заметил, что, руководя учениями, тиран упустил из виду возможность возникновения такой ситуации, когда флот лишился своего координационного центра и оказался перед необходимостью поддерживать линейную связь, применение которой не предусматривалось программами тренировок.
Недостаток в оперативной подготовке цвильников на практике оборачивался одним из преимуществ Патруля. Другим преимуществом Хейнеса была его полная осведомленность о точном числе, скорости и диспозиции приближавшихся космических кораблей. Кроме того, он располагал мобильными аккумуляторами солнечной энергии, о которых враг ничего не знал и которые дважды уже доказали свои боевые качества.
Грозные сооружения были выведены на исходные позиции, а их смертоносные излучатели нацелены на участок Звездной системы, через который вскоре должны промчаться босконские крейсера, дредноуты, супермолоты и управляемые планеты. Собираясь встретить неприятеля, Хейнес выстроил свои соединения в необычном боевом порядке — в любой другой космической битве это граничило бы с самоубийством. Однако Командир Порта, который впервые за всю карьеру имел исчерпывающую информацию о противнике, — знал, что делал. Великая Армада Хейнеса не выступила навстречу врагу, а осталась в том же самом месте Солнечной системы Кловии, где находился прежде.
Корабли босконцев стремительно летели вперед. Без приказа они просто не могли делать ничего другого, а флагман не отвечал на запросы и не посылал никаких новых команд. Операторы не считали молчание подозрительным, поскольку их командный пункт был в безопасности, и Галактический Патруль еще не предпринял ни одной атаки. Линейные офицеры выполняли приказ, полученный раньше: во что бы то ни стало прорваться к Кловии и уничтожить ее. Офицеры уже отчетливо видели планету на экранах радиоэлектронных прицелов и собирались через несколько минут разнести ее на атомы. Вскоре Хейнес решил, что час пробил, и тотчас яркое светило Кловии потемнело, и его уже трудно стало различить простым взглядом. Ослепительное сияние переместилось в ту часть космического пространства, куда были нацелены аккумуляторы солнечной энергии.
Корабли-разведчики и крейсеры вспыхнули и через мгновение перестали существовать. То же самое произошло с линкорами и супердредноутами. Ни один из их защитных экранов не был рассчитан на такую адскую нагрузку, ни одно вещество не могло выдержать столь беспощадного пекла. Миллионы тонн материи исчезли в течение нескольких секунд — как будто и не появлялись в Солнечной системе.
Не исчезли только управляемые планеты и негсферы. Первые были слишком массивны и не могли сгореть так же быстро, как остальная часть босконского флота. Их поверхность расплавилась, энергетические установки и мощные боевые излучатели превратились в огромные лужи расплавленного металла, но сами они уцелели. Инертные и беспомощные, управляемые планеты еще двигались вперед, но уже не представляли никакой угрозы для Кловии.
Негсферы тоже не поддались воздействию тепловых лучей. Их антимасса не уменьшилась, а может быть, даже увеличилась из-за влияния необычайно высокой температуры энергетических лучей. Однако теперь они были более опасны для Босконии, чем для Цивилизации. Потеряв управление, они начали сталкиваться с полуразрушенными планетами босконского флота. Негсферы и планеты поглощали друг друга, выбрасывая в окружающее пространство огромные дозы смертоносной радиации.
Затем лучи погасли. Солнце Кловии засияло, как прежде. Гигантский флот, вторгшийся в пределы этой планетной системы, был почти полностью уничтожен. Теперь Великая Армада Цивилизации могла без особых трудностей захватить в плен уцелевшие корабли цвильников за исключением флагмана, дрейфовавшего вдалеке от места событий.
Очнувшись в своей командной рубке, Киннисон приподнялся и несколько раз встряхнул головой. Мышцы всего тела ныли от напряжения и усталости. Даже Линза светилась лишь вполнакала.
Поверженное им существо лежало без сознания. Внимательно осмотрев его, линзмен встал и поплелся в камбуз. Там он приготовил себе гигантскую яичницу с бифштексом — лучшее средство от всех телесных недугов — и большую чашку крепкого фраллийского кофе. Покончив с нехитрой трапезой, он почувствовал, что силы, как по волшебству, вернулись к нему. Линза засверкала всеми цветами радуги. Голова перестала болеть, исчезли круги перед глазами. Теперь все было в полном порядке.
Вернувшись в командную рубку, Киннисон еще раз оглядел неподвижно лежавший Мозг — от Фосстена можно было ожидать всего — и направил мысленный вызов на далекую Эрайзию, ее древнему мудрецу Ментору.
— Ментор? С каких пор эрайзиане поселились во Второй галактике и стали работать против Патруля? Объясни мне, что все это значит? — спросил он, как только его сигнал был принят.
— Землянин Киннисон, способности моего разума не безграничны, — отчетливо прозвучал бесстрастный голос как бы в глубине его мозга, — но я вижу, что твои мысли расходятся с данными визуализации Космического Целого. Конечно, я могу пересмотреть их, но сначала мы должны удостовериться в фактах. Ты убежден в том, что сраженное тобой существо действительно эрайзианин?
— Разумеется, убежден! — отрезал Киннисон. — Взгляни сам! Вы похожи друг на друга, как две капли воды!
Линзмен подождал, пока эрайзианин не рассмотрел внимательно то, что скрывалось под внешним обликом премьер-министра Фосстена.
— Да, он выглядит, как самый настоящий эрайзианин, — наконец согласился Ментор. — По-моему, он очень стар. Может быть, не моложе меня. Но я знаю весь свой народ поименно! Сейчас попробую установить его личность, но на это мне потребуется время — подожди, пожалуйста.
Ментор помолчал, затем продолжил:
— Все ясно. Несколько миллионов лет тому назад — тогда я еще был ребенком, вот почему я не мог сразу вспомнить те давние события, — на Эрайзии пропал юноша, который был немного старше меня. Тогда наш народ решил, что он был заблудшим — сумасшедшим. И неудивительно, что юноша давным-давно исчез из моей визуализации Космического Целого. Вот почему я не сразу узнал лежащее перед тобой существо.
Готовя флот к боевым действиям, Киннисон не делал ничего, что могло бы возбудить подозрения у премьер-министра Фосстена. Проводя маневры, он добивался от командиров кораблей безукоризненно точного выполнения всех приказов, поступавших с флагмана на отдельные эскадры и флотилии. Такие требования были привычны для босконских офицеров, и ни один из них не заметил, что, руководя учениями, тиран упустил из виду возможность возникновения такой ситуации, когда флот лишился своего координационного центра и оказался перед необходимостью поддерживать линейную связь, применение которой не предусматривалось программами тренировок.
Недостаток в оперативной подготовке цвильников на практике оборачивался одним из преимуществ Патруля. Другим преимуществом Хейнеса была его полная осведомленность о точном числе, скорости и диспозиции приближавшихся космических кораблей. Кроме того, он располагал мобильными аккумуляторами солнечной энергии, о которых враг ничего не знал и которые дважды уже доказали свои боевые качества.
Грозные сооружения были выведены на исходные позиции, а их смертоносные излучатели нацелены на участок Звездной системы, через который вскоре должны промчаться босконские крейсера, дредноуты, супермолоты и управляемые планеты. Собираясь встретить неприятеля, Хейнес выстроил свои соединения в необычном боевом порядке — в любой другой космической битве это граничило бы с самоубийством. Однако Командир Порта, который впервые за всю карьеру имел исчерпывающую информацию о противнике, — знал, что делал. Великая Армада Хейнеса не выступила навстречу врагу, а осталась в том же самом месте Солнечной системы Кловии, где находился прежде.
Корабли босконцев стремительно летели вперед. Без приказа они просто не могли делать ничего другого, а флагман не отвечал на запросы и не посылал никаких новых команд. Операторы не считали молчание подозрительным, поскольку их командный пункт был в безопасности, и Галактический Патруль еще не предпринял ни одной атаки. Линейные офицеры выполняли приказ, полученный раньше: во что бы то ни стало прорваться к Кловии и уничтожить ее. Офицеры уже отчетливо видели планету на экранах радиоэлектронных прицелов и собирались через несколько минут разнести ее на атомы. Вскоре Хейнес решил, что час пробил, и тотчас яркое светило Кловии потемнело, и его уже трудно стало различить простым взглядом. Ослепительное сияние переместилось в ту часть космического пространства, куда были нацелены аккумуляторы солнечной энергии.
Корабли-разведчики и крейсеры вспыхнули и через мгновение перестали существовать. То же самое произошло с линкорами и супердредноутами. Ни один из их защитных экранов не был рассчитан на такую адскую нагрузку, ни одно вещество не могло выдержать столь беспощадного пекла. Миллионы тонн материи исчезли в течение нескольких секунд — как будто и не появлялись в Солнечной системе.
Не исчезли только управляемые планеты и негсферы. Первые были слишком массивны и не могли сгореть так же быстро, как остальная часть босконского флота. Их поверхность расплавилась, энергетические установки и мощные боевые излучатели превратились в огромные лужи расплавленного металла, но сами они уцелели. Инертные и беспомощные, управляемые планеты еще двигались вперед, но уже не представляли никакой угрозы для Кловии.
Негсферы тоже не поддались воздействию тепловых лучей. Их антимасса не уменьшилась, а может быть, даже увеличилась из-за влияния необычайно высокой температуры энергетических лучей. Однако теперь они были более опасны для Босконии, чем для Цивилизации. Потеряв управление, они начали сталкиваться с полуразрушенными планетами босконского флота. Негсферы и планеты поглощали друг друга, выбрасывая в окружающее пространство огромные дозы смертоносной радиации.
Затем лучи погасли. Солнце Кловии засияло, как прежде. Гигантский флот, вторгшийся в пределы этой планетной системы, был почти полностью уничтожен. Теперь Великая Армада Цивилизации могла без особых трудностей захватить в плен уцелевшие корабли цвильников за исключением флагмана, дрейфовавшего вдалеке от места событий.
Очнувшись в своей командной рубке, Киннисон приподнялся и несколько раз встряхнул головой. Мышцы всего тела ныли от напряжения и усталости. Даже Линза светилась лишь вполнакала.
Поверженное им существо лежало без сознания. Внимательно осмотрев его, линзмен встал и поплелся в камбуз. Там он приготовил себе гигантскую яичницу с бифштексом — лучшее средство от всех телесных недугов — и большую чашку крепкого фраллийского кофе. Покончив с нехитрой трапезой, он почувствовал, что силы, как по волшебству, вернулись к нему. Линза засверкала всеми цветами радуги. Голова перестала болеть, исчезли круги перед глазами. Теперь все было в полном порядке.
Вернувшись в командную рубку, Киннисон еще раз оглядел неподвижно лежавший Мозг — от Фосстена можно было ожидать всего — и направил мысленный вызов на далекую Эрайзию, ее древнему мудрецу Ментору.
— Ментор? С каких пор эрайзиане поселились во Второй галактике и стали работать против Патруля? Объясни мне, что все это значит? — спросил он, как только его сигнал был принят.
— Землянин Киннисон, способности моего разума не безграничны, — отчетливо прозвучал бесстрастный голос как бы в глубине его мозга, — но я вижу, что твои мысли расходятся с данными визуализации Космического Целого. Конечно, я могу пересмотреть их, но сначала мы должны удостовериться в фактах. Ты убежден в том, что сраженное тобой существо действительно эрайзианин?
— Разумеется, убежден! — отрезал Киннисон. — Взгляни сам! Вы похожи друг на друга, как две капли воды!
Линзмен подождал, пока эрайзианин не рассмотрел внимательно то, что скрывалось под внешним обликом премьер-министра Фосстена.
— Да, он выглядит, как самый настоящий эрайзианин, — наконец согласился Ментор. — По-моему, он очень стар. Может быть, не моложе меня. Но я знаю весь свой народ поименно! Сейчас попробую установить его личность, но на это мне потребуется время — подожди, пожалуйста.
Ментор помолчал, затем продолжил:
— Все ясно. Несколько миллионов лет тому назад — тогда я еще был ребенком, вот почему я не мог сразу вспомнить те давние события, — на Эрайзии пропал юноша, который был немного старше меня. Тогда наш народ решил, что он был заблудшим — сумасшедшим. И неудивительно, что юноша давным-давно исчез из моей визуализации Космического Целого. Вот почему я не сразу узнал лежащее перед тобой существо.