Страница:
Судя по воспоминаниям Анны Аллилуевой, Сталин видел комизм ситуации не в поведении возвращавшихся ссыльных, а во внезапном и поголовном превращении верноподданных Российской империи в революционеров. Приехав в столицу и остановившись в доме своего старого знакомого по тифлисскому подполью Аллилуева, Сталин смешил его дочерей, Анну и Надю, изображая выступавших на провинциальных вокзалах ораторов. Анна Аллилуева рассказывала: «Так и видишь захлебывающихся от выспренных слов говорильщиков, бьющих себя в грудь, повторяющих: «Святая революция, долгожданная, родная… пришла наконец-то…» Очень смешно изображает их Иосиф. Я хохочу вместе со всеми».
Февральские события были неожиданными для многих профессиональных революционеров. Дело в том, что ни Ленин в Швейцарии, ни Сталин в сибирской ссылке, ни находившиеся в США Бухарин и Троцкий – в общем, ни большевики, ни их попутчики не были к ним причастны.
Судя по мемуарам А.Ф. Керенского, а также другим многочисленным источникам, еще в годы первой революции в политических кругах России возникло несколько тайных организаций, стремившихся свергнуть самодержавие. Одной из наиболее разветвленных организаций была масонская. Керенский вступил в нее в 1912 году после его избрания в Государственную думу.
Во главе одного из заговоров стоял лидер «октябристов» А. И. Гучков. Историк В.И. Старцев утверждает, что хотя Гучков не был масоном, он «был окружен масонами со всех сторон», что в возглавляемом им заговоре участвовали видные деятели масонства, такие как Терещенко и Некрасов. Одновременно, как отмечал Керенский, «в 1915 году армейские офицеры организовали серию… заговоров с целью избавить Россию от царя». Даже крайне правые силы страны готовили заговоры с целью убийства Распутина и отстранения от власти безответственных и разложившихся лиц от руководства страны. В свою очередь дворцовые круги во главе с Распутиным предпринимали усилия для разоблачения и нейтрализации антиправительственных заговорщиков.
Эти заговоры породила неспособность правительства найти выход из трудностей, которые переживала страна в ходе мировой войны. По признанию князя Львова, Россия «была вынуждена… вести борьбу с противником, который значительно превосходил ее в области вооружений и военной подготовки». Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж писал в своих мемуарах: «Великое отступление 1915 г., когда русские армии были в беспорядке и с небывалыми потерями оттеснены из Польши и Прибалтики до самой Риги, объяснялось исключительно недостатком у русских артиллерии, винтовок и снарядов… По храбрости и выносливости русский солдат не имел себе равного среди союзников и врагов. Но военное снаряжение русской армии по части пушек, винтовок, пулеметов, снарядов и транспортных средств – было хуже, чем у всех, и по этой причине русских били более малочисленные противники, часто уступавшие русским по боевым качествам; так убивали русских миллионами, в то время как у них не было никакой возможности защиты или мести».
Стремясь закрепить свои успехи на фронтах, Германия и страны Центрального блока поддерживали в России силы, выступавшие за подписание сепаратного мира. Страны же Антанты поддерживали те политические круги, которые обещали принять меры для наращивания усилий России на фронте. Используя международные связи масонства, французская организация «вольных каменщиков» поддерживала своих «собратьев» в России и их заговорщическую деятельность. На самом же деле Англия и Франция рассматривали Россию лишь как противовес Германии и источник пушечного мяса. Как отмечал английский историк А.Дж. П. Тейлор, Франция всячески противодействовала планам расширения российских позиций за счет Османской империи, а «у англичан… были свои проблемы с Россией на Ближнем и Среднем Востоке».
И Франции и Англии было выгодно ослабление России, поэтому в Лондоне приветствовали свержение монархии. Министр иностранных дел Великобритании Бальфур так прокомментировал весть о революции в России: «Если удастся создать совершенно независимую Польшу… то можно будет полностью отрезать Россию от Запада. Россия перестанет быть фактором в западной политической жизни или почти перестанет быть таковым».
Несмотря на то что Россия была союзницей стран Антанты, западные державы не спешили помогать русской армии, которая приняла на себя первый удар и фактически спасла Францию от разгрома осенью 1914 года. Позже Ллойд-Джордж признавал: «Если бы французы со своей стороны выделили хотя бы скромную часть своих запасов орудий и снарядов, то русские армии, вместо того чтобы быть простой мишенью для крупповских пушек, стали бы в свою очередь грозным фактором обороны и нападения… Пока русские армии шли на убой под удары превосходной германской артиллерии и не были в состоянии оказать какое-либо сопротивление из-за недостатка винтовок и снарядов, французы копили снаряды, как будто это было золото».
Гибель на фронте миллионов плохо вооруженных или безоружных русских солдат, падение сельскохозяйственного производства, вызванного набором в армию 16 миллионов мужчин, в основном крестьян, спекуляция товарами, особенно продовольственными, казнокрадство и коррупция стали объективными предпосылками для растущего недовольства в стране. Перебои с продовольствием в Петрограде вызвали волнения и были умело использованы заговорщиками из масонских и военных кругов. Хотя Февральская революция 1917 года имела черты народного восстания, реальная власть в стране оказалась в руках тех, кто готовил государственный переворот.
Как отмечал историк Вадим Кожинов, «из 11 членов Временного правительства первого состава 9 (кроме А.И. Гучкова и П.Н. Милюкова) были масонами. В общей же сложности на постах министров побывало за почти восемь месяцев существования Временного правительства 29 человек, и 23 из них принадлежали к масонству!… В тогдашней «второй власти» – ЦИК Петроградского Совета – масонами являлись все три члена президиума – А.Ф. Керенский, М.И. Скобелев и Н.С. Чхеидзе – и два из четырех членов Секретариата… Поэтому так называемое двоевластие после Февраля было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди «одной команды»…»
Большевики оказались отстраненными от распределения постов во Временном правительстве и столичном Совете. В созданных сразу после Февральской революции Советах большевики также заметно уступали эсерам, а кое-где и меньшевикам. Так как подавляющая часть партийного актива большевиков находилась либо в эмиграции, либо в неволе, то во главе партии встали молодые петроградские подпольщики – А. Г. Шляпников, В.М. Молотов, П.А. Залуцкий, члены нелегального бюро Центрального комитета РСДРП(б). После февральских событий в состав бюро были введены член ЦК, избранного Пражской конференцией, – Калинин, а также петроградский подпольщик Шутко и Ольминский, работавший в 1907—1909 годы в Баку, а затем сотрудничавший со Сталиным в «Правде» в 1912—1913 годы.
5 марта 1917 года бюро возобновило выпуск «Правды», ее редакцию возглавил 27-летний В.М. Молотов. «Правда» и бюро требовали немедленного свержения «буржуазного» Временного правительства и передачи власти в руки вновь созданных Советов рабочих и солдатских депутатов. Однако за большевистскую резолюцию о недоверии Временному правительству в Петроградском Совете проголосовали лишь 19 человек, а против – 400. Позиция Шляпникова, Молотова и других не полулучила поддержки и среди многих членов Петроградского комитета (ПК) большевиков. Как вспоминал Молотов, против его проекта резолюции о том, что не следует оказывать поддержку Временному правительству, выступило большинство ПК во главе с Подвойским, Федоровым и другими.
Прибывшие в Петроград из ссылки Сталин, Каменев и бывший депутат Думы М.К. Муранов были встречены молодыми членами бюро с настороженностью. Единогласно был принят в состав бюро лишь Муранов. Каменев не был допущен в состав бюро «ввиду его поведения на процессе и тех резолюций, которые были вынесены относительно него, как в Сибири, так и в России», но было решено принять его в качестве сотрудника газеты «Правда». Сталин же получил лишь право совещательного голоса. Ограничение полномочий Сталина объяснялось туманно: из-за «некоторых личных черт, присущих ему». Позже эту фразу неоднократно использовали недоброжелатели Сталина для того, чтобы доказать наличие у «видных членов партии» серьезных подозрений в отношении его. При этом не учитывалось, что «подозрения» эти высказали три молодых деятеля партии, которые отчаянно не желали допускать «ветеранов» к руководству. Не учитывалось и то, что эти «подозрения» не были поддержаны остальными членами партии.
Однако дискриминация не смутила Сталина, к этому времени он, вероятно, уже привык к внутрипартийным интригам, особенно между «новичками» и «ветеранами». На второй же день после своего возвращения в Петроград 13 марта 1917 года Сталин был введен в состав редакции «Правды», а 14 марта в «Правде» была опубликована его статья «О Советах рабочих и солдатских депутатов». В ней Сталин призывал рабочих, крестьян и солдат объединяться в Советы рабочих и солдатских депутатов, которые он называл органами «союза и власти революционных сил России». В 1917 году Сталин выступал со своими статьями не только на страницах «Правды», но и в газетах «Солдатская правда», «Пролетарское дело», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь». В этом году Сталин завершил «учебу» в «университете революции». Период пребывания в Петрограде он считал «третьим этапом» своего становления как революционера. Завершая свой автобиографический рассказ в Тифлисе в 1926 году, Сталин сказал: «Наконец, я вспоминаю 1917 год, когда я волей партии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был переброшен в Ленинград (В то время было принято использовать советские наименования городов, даже когда речь шла о дореволюционном времени. – Прим. авт.). Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран – товарищем Лениным, в буре великих схваток пролетариата и буржуазии, в обстановке империалистической войны, я впервые научился понимать, что значит быть одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих – освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, я получил свое третье боевое крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции. Позвольте принести свою искреннюю товарищескую благодарность моим русским учителям и склонить голову перед памятью моего учителя Ленина».
Если сравнить его публикации «бакинского» и «петроградского» периода (после Февральской революции), то нетрудно увидеть, насколько изменился масштаб его деятельности. Теперь его статьи были посвящены не частным и текущим проблемам рабочего движения, а принципиальным вопросам развития революции во всей России («Об условиях победы русской революции», «Вчера и сегодня. Кризис революции»), борьбе за власть в стране («О Советах рабочих и солдатских депутатов», «На пути к министерским портфелям»), проблемам войны и мира («О войне», «Или – или», «Отставшие от революции»), крестьянскому вопросу («Землю – крестьянам», «Отставшие от революции»). Лишь одну публикацию Сталин посвятил своей «партийной специальности» – национальному вопросу («О федерализме»). Несколько статей были посвящены текущим и частным вопросам внутриполитической борьбы, но и в них поднимались главные проблемы революции («Две резолюции», «Первое мая», «Чего мы ждали от конференции?», «Муниципальная кампания», «К итогам муниципальных выборов в Петрограде», «О совещании в Мариинском дворце», «На демонстрации»).
В отличие же от «ученического» периода Сталин теперь не только исполнял директивы, но участвовал в разработке решений штаба революции. В то же время, в отличие от многих своих коллег, он пришел к руководству революцией, обогащенный опытом практической работы на всех уровнях партийной деятельности. Поэтому его решения оказывались зачастую более обоснованными, продуманными и взвешенными, а его распоряжения не столько учитывали теоретические положения марксизма, сколько опирались на знание российской реальности.
Свой путь к званию «мастер революции» Сталин начал с восстановления своего статуса, который он занимал до туруханской ссылки. Начав работать в редакции «Правды», Сталин при поддержке Каменева и Муранова уже через два дня отстранил Молотова от руководства газетой и возглавил редколлегию. Как вспоминал Молотов, «меня… из редакции вышибли… так сказать, деликатно, без шума, но умелой рукой, потому что они были более авторитетные, без всякого сомнения». Первое столкновение Сталина с Молотовым, которого он хорошо знал еще по работе в Петербурге в 1912—1913 годы, не привело к острому конфликту между ними. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что недавние соперники поселились в одной квартире после отъезда Сталина от Аллилуевых.
Тем временем тон «Правды» изменился, поскольку Сталин, Каменев и Муранов исходили из того, что силы, одержавшие верх в феврале, долгое время будут находиться у власти. Вместо призывов к немедленному свержению Временного правительства «Правда» стала выступать за то, чтобы оказывать давление на правительство. «Правда» не стала публиковать и все «Письма из далека» Ленина, в которых он призывал к свержению Временного правительства и называл Чхеидзе и других меньшевиков «изменниками дела пролетариата, мира и свободы». Было опубликовано лишь одно письмо Ленина, да и то в сокращенном варианте. Сталин считал, что Ленин не учитывал реального положения в России и полагал, что его взгляды могут измениться после его возвращения из эмиграции. Позиция Сталина объяснялась отчасти и нежеланием создавать трудности для прибытия Ленина в Россию: большевики в это время вели сложные переговоры с Чхеидзе относительно обеспечения приезда Ленина в Петроград.
Одновременно Сталин занял прочные позиции в руководстве партии. 15 марта он был избран в президиум Бюро ЦК партии, а через три дня был делегирован в состав Исполкома Петроградского Совета. Вплоть до приезда Ленина Сталин в течение трех недель был фактически первым лицом в большевистской партии. Он руководил Всероссийским совещанием большевиков, состоявшимся 27 марта – 2 апреля 1917 года в Петрограде и вскрывшим наличие острых разногласий относительно будущей политики партии. На совещании Сталин выступил с докладом, в котором призывал проводить гибкую политику по отношению к Временному правительству. Он говорил: «Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции, постольку поддержка, поскольку же оно контрреволюционное, – поддержка Временного правительства неприемлема». Эта позиция отвечала взглядам большинства участников совещания.
Положение Сталина, а также политика партии и выступления «Правды» изменились после приезда Ленина из эмиграции. Ленин еще по дороге в столицу сказал встретившим его большевикам о своем недовольстве позицией «Правды». Свою точку зрения Ленин вскоре изложил в «Апрельских тезисах» и 4 апреля 1917 года в Таврическом дворце на собрании большевиков, участников Всероссийского совещания рабочих и солдатских депутатов.
В своем докладе «О задачах пролетариата в данной революции» Ленин провозгласил курс на отказ от борьбы за парламентскую республику. Целью революции должна была стать, по мысли Ленина, «республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». Он предложил новый лозунг политической борьбы – «Вся власть Советам!»
По мысли Ленина, советская власть должна была национализировать весь земельный фонд страны и передать земли в распоряжение Советов батрацких и крестьянских депутатов, объединить все банки в общегосударственный банк, поставив его под контроль Советов рабочих депутатов, установить рабочий контроль над производством и распределением продуктов. Однако Ленин в эти дни не ставил задачу немедленного свержения Временного правительства, полагая, что прежде всего большевикам надо добиться преобладания в самих Советах.
С критикой позиции Ленина выступили Каменев, Калинин и ряд других участников совещания. Сталин также выступил с рядом критических замечаний в адрес «Апрельских тезисов», но вскоре принял ленинскую точку зрения. Зато «левые» (Шляпников, Молотов и другие) активно поддержали Ленина. Позже Молотов говорил о Сталине: «У него сомнения некоторые были, он не сразу присоединился к ленинским тезисам… Он с некоторой выдержкой думал, более тщательно. Ну, а мы были помоложе, попроще подходили к делу, поддерживали Ленина без всяких колебаний и твердо шли по этому пути… Что-то его беспокоило. У него были мысли по вопросу о мире, он размышлял над этим и искал ответы на вопросы… Ленина не так просто было иногда понять».
Очевидно, что Сталин не разделял уверенности Ленина в том, что страна может легко выйти из войны и одновременно перейти к новому этапу революции. В 1924 году Сталин признал свою позицию в апреле 1917 года «глубоко ошибочной», заметив, что «она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс». Сталин сказал, что эту позицию он «разделял с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь к середине апреля» 1917 года.
Трудно сказать, действительно ли Сталин изменил свое мнение и согласился с ленинской позицией к середине апреля, или же он лишь подчинился ей как дисциплинированный член партии. Однако очевидно, что разногласия Сталина с Лениным не привели ил отношения к разрыву. Сталин по-прежнему продолжал работать в «Правде», а в конце апреля принял участие в первой после Пражской VII конференции РСДРП(б). На ней Сталин впервые выступал в качестве докладчика по национальному вопросу. С тех пор он не раз выступал на высших партийных форумах как наиболее авторитетный «специалист» по национальным проблемам, которым его признали после выхода в свет его брошюры «Марксизм и национальный вопрос».
На конференции он отстаивал право нации на самоопределение вплоть до отделения. Он осудил позицию Пятакова и Дзержинского, которые настаивали на том, что «всякое национальное движение есть движение реакционное». Сталин заявил: «Мы должны поддерживать всякое движение, направленное против империализма». Поэтому он считал возможным поддержать национал-сепаратистское движение в Финляндии. Однако он исходил из того, что «9/10 народностей после свержения царизма не захотят отделиться» и, сохраняя приверженность принципу «областной автономии», он предлагал «устройство областных автономий для областей, которые не захотят отделиться и которые отличаются особенностями быта, языка». Такое устройство Сталин предлагал для Закавказья, Туркестана, Украины. Кроме того, он по-прежнему требовал «полного равноправия» национальных меньшинств «по школьным, религиозным и др. вопросам, отмены всяких ограничений для нацменьшинств».
На апрельской конференции 1917 года Сталин был избран в состав ЦК РСДРП(б) одним из девяти его членов. Кроме И.В. Сталина, в ЦК не вошел никто из «бакинцев» и рабочих, избранных в ЦК Пражской конференцией. Лишь новый член ЦК В.П. Ногин некоторое время работал в составе Бакинского комитета после революции 1905 года. По сравнению с ЦК, избранным Пражской конференцией, в новом составе ЦК было лишь двое рабочих – В.П. Ногин и Г.Ф. Федоров. Помимо Ленина и его верного сторонника Зиновьева, в ЦК вошли и те, кто первоначально критиковал его позицию (Сталин, Каменев). Зато в ЦК не вошел никто из дореволюционного, подпольного Бюро ЦК (Шляпников, Молотов, Залуцкий).
В мае 1917 года из эмиграции вернулся один из бывших лидеров столичного Совета и противник Ленина Троцкий. Однако он прибыл в Россию слишком поздно, чтобы сыграть самостоятельную роль, как в 1905 году, и на сей раз решил сотрудничать с большевиками. Он опирался лишь на группу социал-демократов (около 4 тысяч человек), оказавшихся между противоборствующими партиями большевиков и меньшевиков и именовавшими себя членами Межрайонной организации, или «межрайонцами». В эту группу входили М.М. Володарский, М.С. Урицкий, А.В. Луначарский, М.М. Покровский, Д.З. Мануильский, А.А. Иоффе, К.К. Юренев, Д.Б. Рязанов, Л.М. Карахан и другие. Принятые в августе 1917 года в РСДРП(б) «межрайонцы» оказывали заметное влияние на российскую интеллигенцию и имели разветвленные международные связи, которые решил активно использовать Ленин в ходе подготовки революции. Хотя Троцкий и Ленин постарались забыть старые споры, сторонники Троцкого убеждали общество в том, что их лидер является подлинным вождем революции. В это время Урицкий заявлял: «Пришла великая революция, и хотя у Ленина много мудрости, она начинает меркнуть рядом с гением Троцкого».
Отмечая роль Ленина, приближенных к нему Зиновьева и Каменева, а также Троцкого и «межрайонцев», многие авторы, описывавшие события 1917 года, обошли вниманием Сталина. По мнению меньшевика Н.Н. Суханова (Гиммера), «Сталин на политической арене был не более как серым, тусклым пятном». Не отметил Сталина и Джон Рид, описывая события 1917 года. (Правда, незадолго до своей смерти в 1920 году наблюдательный американский журналист предсказал, что именно Сталину суждено сыграть одну из самых значительных ролей в Советской революции.) По мнению Д. Волкогонова, «то, что Сталин в 1917 году оставался в тени, было результатом не только его социальной пассивности, но и уготованной ему роли исполнителя, для которой у него были несомненные данные. Сталин был не способен в переломные, бурные месяцы подняться над обыденностью».
Можно подумать, что Волкогонов писал о школьном учителе из тихого городка или сельском враче, который в бурный 1917 год исполнял свои обыденные обязанности, а не об одном из ведущих руководителей партии, занятом в столице России подготовкой величайшей революции XX века. Более же внимательные исследователи вовсе не считали работу Сталина «обыденной». Отметив, что Сталин был «упорным и умелым организатором, которому Ленин поручил исполнение ключевой роли в его плане революции», Дейчер писал, что «в то время как целая плеяда ярких трибунов революции, подобных которым Европа не видела со времен Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, красовались перед огнями рамп, Сталин продолжал вести свою работу в тени кулис». Но ведь решающие события в политической жизни, а особенно в ходе революции, готовятся именно за кулисами, вдали от авансцены.
В это время и сама большевистская партия не являлась ведущей политической силой. «Апрельские тезисы» Ленина вызвали лишь презрительные насмешки Плеханова, который посвятил им язвительный памфлет. На I съезде Советов (3-24 июня 1917 года) из 777 делегатов, объявивших о своей партийной принадлежности (всего было 1090 делегатов), большевиков было лишь 105 (то есть около 13,5%). Поэтому, когда Ленин заявил на съезде, что большевистская партия «готова взять власть целиком», ответом ему был хохот собравшихся.
Однако, как это всегда бывает в начале революционного процесса, настроения масс быстро сдвигались влево. Об этом, в частности, свидетельствовали итоги муниципальных выборов в Петрограде, которые прокомментировал Сталин в своей статье для «Бюллетеня Бюро печати при ЦК РСДРП» от 15 июня 1917 года. Он констатировал поражение кадетов, которые «с трудом собрали 20% голосов» и отмечал сильный сдвиг избирателей влево, выразившийся в том, что «более 70%» голосов было подано «за социалистов правого и левого крыла, т. е. за эсеров и меньшевиков и за большевиков». Сталин указывал на очевидный разрыв между итогами голосования и составом Временного правительства, в котором «кадеты… имеют громадное большинство».
В то же время Сталин признавал очевидное: большинство шло за эсерами и меньшевиками. По данным, приведенным в его статье, следовало, что из 800 тысяч избирателей за блок меньшевиков и эсеров проголосовало свыше 400 тысяч (то есть более 50%), а за большевиков – свыше 160 тысяч (то есть около 20%). Сталин объяснял результаты голосования так: «Массовый избиратель уже отошел от кадетов, но еще не пришел к нашей партии, – он остановился на полдороге». Сталин при этом учитывал, что «муниципальные выборы в Петрограде – прообраз будущих выборов в Учредительное собрание». (Следует заметить, что, несмотря на то что выборы в Учредительное собрание состоялись лишь через пять месяцев, заполненных бурными политическими событиями, их итоги в значительной степени отражали расстановку сил и тенденции, проявившиеся в муниципальных выборах в Петрограде. В ноябре 1917 года большевики получили 24% голосов, эсеры и меньшевики – около 43%, кадеты, авторитет которых еще больше упал после корниловского мятежа, – 4,7%.)
Февральские события были неожиданными для многих профессиональных революционеров. Дело в том, что ни Ленин в Швейцарии, ни Сталин в сибирской ссылке, ни находившиеся в США Бухарин и Троцкий – в общем, ни большевики, ни их попутчики не были к ним причастны.
Судя по мемуарам А.Ф. Керенского, а также другим многочисленным источникам, еще в годы первой революции в политических кругах России возникло несколько тайных организаций, стремившихся свергнуть самодержавие. Одной из наиболее разветвленных организаций была масонская. Керенский вступил в нее в 1912 году после его избрания в Государственную думу.
Во главе одного из заговоров стоял лидер «октябристов» А. И. Гучков. Историк В.И. Старцев утверждает, что хотя Гучков не был масоном, он «был окружен масонами со всех сторон», что в возглавляемом им заговоре участвовали видные деятели масонства, такие как Терещенко и Некрасов. Одновременно, как отмечал Керенский, «в 1915 году армейские офицеры организовали серию… заговоров с целью избавить Россию от царя». Даже крайне правые силы страны готовили заговоры с целью убийства Распутина и отстранения от власти безответственных и разложившихся лиц от руководства страны. В свою очередь дворцовые круги во главе с Распутиным предпринимали усилия для разоблачения и нейтрализации антиправительственных заговорщиков.
Эти заговоры породила неспособность правительства найти выход из трудностей, которые переживала страна в ходе мировой войны. По признанию князя Львова, Россия «была вынуждена… вести борьбу с противником, который значительно превосходил ее в области вооружений и военной подготовки». Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж писал в своих мемуарах: «Великое отступление 1915 г., когда русские армии были в беспорядке и с небывалыми потерями оттеснены из Польши и Прибалтики до самой Риги, объяснялось исключительно недостатком у русских артиллерии, винтовок и снарядов… По храбрости и выносливости русский солдат не имел себе равного среди союзников и врагов. Но военное снаряжение русской армии по части пушек, винтовок, пулеметов, снарядов и транспортных средств – было хуже, чем у всех, и по этой причине русских били более малочисленные противники, часто уступавшие русским по боевым качествам; так убивали русских миллионами, в то время как у них не было никакой возможности защиты или мести».
Стремясь закрепить свои успехи на фронтах, Германия и страны Центрального блока поддерживали в России силы, выступавшие за подписание сепаратного мира. Страны же Антанты поддерживали те политические круги, которые обещали принять меры для наращивания усилий России на фронте. Используя международные связи масонства, французская организация «вольных каменщиков» поддерживала своих «собратьев» в России и их заговорщическую деятельность. На самом же деле Англия и Франция рассматривали Россию лишь как противовес Германии и источник пушечного мяса. Как отмечал английский историк А.Дж. П. Тейлор, Франция всячески противодействовала планам расширения российских позиций за счет Османской империи, а «у англичан… были свои проблемы с Россией на Ближнем и Среднем Востоке».
И Франции и Англии было выгодно ослабление России, поэтому в Лондоне приветствовали свержение монархии. Министр иностранных дел Великобритании Бальфур так прокомментировал весть о революции в России: «Если удастся создать совершенно независимую Польшу… то можно будет полностью отрезать Россию от Запада. Россия перестанет быть фактором в западной политической жизни или почти перестанет быть таковым».
Несмотря на то что Россия была союзницей стран Антанты, западные державы не спешили помогать русской армии, которая приняла на себя первый удар и фактически спасла Францию от разгрома осенью 1914 года. Позже Ллойд-Джордж признавал: «Если бы французы со своей стороны выделили хотя бы скромную часть своих запасов орудий и снарядов, то русские армии, вместо того чтобы быть простой мишенью для крупповских пушек, стали бы в свою очередь грозным фактором обороны и нападения… Пока русские армии шли на убой под удары превосходной германской артиллерии и не были в состоянии оказать какое-либо сопротивление из-за недостатка винтовок и снарядов, французы копили снаряды, как будто это было золото».
Гибель на фронте миллионов плохо вооруженных или безоружных русских солдат, падение сельскохозяйственного производства, вызванного набором в армию 16 миллионов мужчин, в основном крестьян, спекуляция товарами, особенно продовольственными, казнокрадство и коррупция стали объективными предпосылками для растущего недовольства в стране. Перебои с продовольствием в Петрограде вызвали волнения и были умело использованы заговорщиками из масонских и военных кругов. Хотя Февральская революция 1917 года имела черты народного восстания, реальная власть в стране оказалась в руках тех, кто готовил государственный переворот.
Как отмечал историк Вадим Кожинов, «из 11 членов Временного правительства первого состава 9 (кроме А.И. Гучкова и П.Н. Милюкова) были масонами. В общей же сложности на постах министров побывало за почти восемь месяцев существования Временного правительства 29 человек, и 23 из них принадлежали к масонству!… В тогдашней «второй власти» – ЦИК Петроградского Совета – масонами являлись все три члена президиума – А.Ф. Керенский, М.И. Скобелев и Н.С. Чхеидзе – и два из четырех членов Секретариата… Поэтому так называемое двоевластие после Февраля было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди «одной команды»…»
Большевики оказались отстраненными от распределения постов во Временном правительстве и столичном Совете. В созданных сразу после Февральской революции Советах большевики также заметно уступали эсерам, а кое-где и меньшевикам. Так как подавляющая часть партийного актива большевиков находилась либо в эмиграции, либо в неволе, то во главе партии встали молодые петроградские подпольщики – А. Г. Шляпников, В.М. Молотов, П.А. Залуцкий, члены нелегального бюро Центрального комитета РСДРП(б). После февральских событий в состав бюро были введены член ЦК, избранного Пражской конференцией, – Калинин, а также петроградский подпольщик Шутко и Ольминский, работавший в 1907—1909 годы в Баку, а затем сотрудничавший со Сталиным в «Правде» в 1912—1913 годы.
5 марта 1917 года бюро возобновило выпуск «Правды», ее редакцию возглавил 27-летний В.М. Молотов. «Правда» и бюро требовали немедленного свержения «буржуазного» Временного правительства и передачи власти в руки вновь созданных Советов рабочих и солдатских депутатов. Однако за большевистскую резолюцию о недоверии Временному правительству в Петроградском Совете проголосовали лишь 19 человек, а против – 400. Позиция Шляпникова, Молотова и других не полулучила поддержки и среди многих членов Петроградского комитета (ПК) большевиков. Как вспоминал Молотов, против его проекта резолюции о том, что не следует оказывать поддержку Временному правительству, выступило большинство ПК во главе с Подвойским, Федоровым и другими.
Прибывшие в Петроград из ссылки Сталин, Каменев и бывший депутат Думы М.К. Муранов были встречены молодыми членами бюро с настороженностью. Единогласно был принят в состав бюро лишь Муранов. Каменев не был допущен в состав бюро «ввиду его поведения на процессе и тех резолюций, которые были вынесены относительно него, как в Сибири, так и в России», но было решено принять его в качестве сотрудника газеты «Правда». Сталин же получил лишь право совещательного голоса. Ограничение полномочий Сталина объяснялось туманно: из-за «некоторых личных черт, присущих ему». Позже эту фразу неоднократно использовали недоброжелатели Сталина для того, чтобы доказать наличие у «видных членов партии» серьезных подозрений в отношении его. При этом не учитывалось, что «подозрения» эти высказали три молодых деятеля партии, которые отчаянно не желали допускать «ветеранов» к руководству. Не учитывалось и то, что эти «подозрения» не были поддержаны остальными членами партии.
Однако дискриминация не смутила Сталина, к этому времени он, вероятно, уже привык к внутрипартийным интригам, особенно между «новичками» и «ветеранами». На второй же день после своего возвращения в Петроград 13 марта 1917 года Сталин был введен в состав редакции «Правды», а 14 марта в «Правде» была опубликована его статья «О Советах рабочих и солдатских депутатов». В ней Сталин призывал рабочих, крестьян и солдат объединяться в Советы рабочих и солдатских депутатов, которые он называл органами «союза и власти революционных сил России». В 1917 году Сталин выступал со своими статьями не только на страницах «Правды», но и в газетах «Солдатская правда», «Пролетарское дело», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь». В этом году Сталин завершил «учебу» в «университете революции». Период пребывания в Петрограде он считал «третьим этапом» своего становления как революционера. Завершая свой автобиографический рассказ в Тифлисе в 1926 году, Сталин сказал: «Наконец, я вспоминаю 1917 год, когда я волей партии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был переброшен в Ленинград (В то время было принято использовать советские наименования городов, даже когда речь шла о дореволюционном времени. – Прим. авт.). Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран – товарищем Лениным, в буре великих схваток пролетариата и буржуазии, в обстановке империалистической войны, я впервые научился понимать, что значит быть одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих – освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, я получил свое третье боевое крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции. Позвольте принести свою искреннюю товарищескую благодарность моим русским учителям и склонить голову перед памятью моего учителя Ленина».
Если сравнить его публикации «бакинского» и «петроградского» периода (после Февральской революции), то нетрудно увидеть, насколько изменился масштаб его деятельности. Теперь его статьи были посвящены не частным и текущим проблемам рабочего движения, а принципиальным вопросам развития революции во всей России («Об условиях победы русской революции», «Вчера и сегодня. Кризис революции»), борьбе за власть в стране («О Советах рабочих и солдатских депутатов», «На пути к министерским портфелям»), проблемам войны и мира («О войне», «Или – или», «Отставшие от революции»), крестьянскому вопросу («Землю – крестьянам», «Отставшие от революции»). Лишь одну публикацию Сталин посвятил своей «партийной специальности» – национальному вопросу («О федерализме»). Несколько статей были посвящены текущим и частным вопросам внутриполитической борьбы, но и в них поднимались главные проблемы революции («Две резолюции», «Первое мая», «Чего мы ждали от конференции?», «Муниципальная кампания», «К итогам муниципальных выборов в Петрограде», «О совещании в Мариинском дворце», «На демонстрации»).
В отличие же от «ученического» периода Сталин теперь не только исполнял директивы, но участвовал в разработке решений штаба революции. В то же время, в отличие от многих своих коллег, он пришел к руководству революцией, обогащенный опытом практической работы на всех уровнях партийной деятельности. Поэтому его решения оказывались зачастую более обоснованными, продуманными и взвешенными, а его распоряжения не столько учитывали теоретические положения марксизма, сколько опирались на знание российской реальности.
Свой путь к званию «мастер революции» Сталин начал с восстановления своего статуса, который он занимал до туруханской ссылки. Начав работать в редакции «Правды», Сталин при поддержке Каменева и Муранова уже через два дня отстранил Молотова от руководства газетой и возглавил редколлегию. Как вспоминал Молотов, «меня… из редакции вышибли… так сказать, деликатно, без шума, но умелой рукой, потому что они были более авторитетные, без всякого сомнения». Первое столкновение Сталина с Молотовым, которого он хорошо знал еще по работе в Петербурге в 1912—1913 годы, не привело к острому конфликту между ними. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что недавние соперники поселились в одной квартире после отъезда Сталина от Аллилуевых.
Тем временем тон «Правды» изменился, поскольку Сталин, Каменев и Муранов исходили из того, что силы, одержавшие верх в феврале, долгое время будут находиться у власти. Вместо призывов к немедленному свержению Временного правительства «Правда» стала выступать за то, чтобы оказывать давление на правительство. «Правда» не стала публиковать и все «Письма из далека» Ленина, в которых он призывал к свержению Временного правительства и называл Чхеидзе и других меньшевиков «изменниками дела пролетариата, мира и свободы». Было опубликовано лишь одно письмо Ленина, да и то в сокращенном варианте. Сталин считал, что Ленин не учитывал реального положения в России и полагал, что его взгляды могут измениться после его возвращения из эмиграции. Позиция Сталина объяснялась отчасти и нежеланием создавать трудности для прибытия Ленина в Россию: большевики в это время вели сложные переговоры с Чхеидзе относительно обеспечения приезда Ленина в Петроград.
Одновременно Сталин занял прочные позиции в руководстве партии. 15 марта он был избран в президиум Бюро ЦК партии, а через три дня был делегирован в состав Исполкома Петроградского Совета. Вплоть до приезда Ленина Сталин в течение трех недель был фактически первым лицом в большевистской партии. Он руководил Всероссийским совещанием большевиков, состоявшимся 27 марта – 2 апреля 1917 года в Петрограде и вскрывшим наличие острых разногласий относительно будущей политики партии. На совещании Сталин выступил с докладом, в котором призывал проводить гибкую политику по отношению к Временному правительству. Он говорил: «Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции, постольку поддержка, поскольку же оно контрреволюционное, – поддержка Временного правительства неприемлема». Эта позиция отвечала взглядам большинства участников совещания.
Положение Сталина, а также политика партии и выступления «Правды» изменились после приезда Ленина из эмиграции. Ленин еще по дороге в столицу сказал встретившим его большевикам о своем недовольстве позицией «Правды». Свою точку зрения Ленин вскоре изложил в «Апрельских тезисах» и 4 апреля 1917 года в Таврическом дворце на собрании большевиков, участников Всероссийского совещания рабочих и солдатских депутатов.
В своем докладе «О задачах пролетариата в данной революции» Ленин провозгласил курс на отказ от борьбы за парламентскую республику. Целью революции должна была стать, по мысли Ленина, «республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». Он предложил новый лозунг политической борьбы – «Вся власть Советам!»
По мысли Ленина, советская власть должна была национализировать весь земельный фонд страны и передать земли в распоряжение Советов батрацких и крестьянских депутатов, объединить все банки в общегосударственный банк, поставив его под контроль Советов рабочих депутатов, установить рабочий контроль над производством и распределением продуктов. Однако Ленин в эти дни не ставил задачу немедленного свержения Временного правительства, полагая, что прежде всего большевикам надо добиться преобладания в самих Советах.
С критикой позиции Ленина выступили Каменев, Калинин и ряд других участников совещания. Сталин также выступил с рядом критических замечаний в адрес «Апрельских тезисов», но вскоре принял ленинскую точку зрения. Зато «левые» (Шляпников, Молотов и другие) активно поддержали Ленина. Позже Молотов говорил о Сталине: «У него сомнения некоторые были, он не сразу присоединился к ленинским тезисам… Он с некоторой выдержкой думал, более тщательно. Ну, а мы были помоложе, попроще подходили к делу, поддерживали Ленина без всяких колебаний и твердо шли по этому пути… Что-то его беспокоило. У него были мысли по вопросу о мире, он размышлял над этим и искал ответы на вопросы… Ленина не так просто было иногда понять».
Очевидно, что Сталин не разделял уверенности Ленина в том, что страна может легко выйти из войны и одновременно перейти к новому этапу революции. В 1924 году Сталин признал свою позицию в апреле 1917 года «глубоко ошибочной», заметив, что «она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс». Сталин сказал, что эту позицию он «разделял с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь к середине апреля» 1917 года.
Трудно сказать, действительно ли Сталин изменил свое мнение и согласился с ленинской позицией к середине апреля, или же он лишь подчинился ей как дисциплинированный член партии. Однако очевидно, что разногласия Сталина с Лениным не привели ил отношения к разрыву. Сталин по-прежнему продолжал работать в «Правде», а в конце апреля принял участие в первой после Пражской VII конференции РСДРП(б). На ней Сталин впервые выступал в качестве докладчика по национальному вопросу. С тех пор он не раз выступал на высших партийных форумах как наиболее авторитетный «специалист» по национальным проблемам, которым его признали после выхода в свет его брошюры «Марксизм и национальный вопрос».
На конференции он отстаивал право нации на самоопределение вплоть до отделения. Он осудил позицию Пятакова и Дзержинского, которые настаивали на том, что «всякое национальное движение есть движение реакционное». Сталин заявил: «Мы должны поддерживать всякое движение, направленное против империализма». Поэтому он считал возможным поддержать национал-сепаратистское движение в Финляндии. Однако он исходил из того, что «9/10 народностей после свержения царизма не захотят отделиться» и, сохраняя приверженность принципу «областной автономии», он предлагал «устройство областных автономий для областей, которые не захотят отделиться и которые отличаются особенностями быта, языка». Такое устройство Сталин предлагал для Закавказья, Туркестана, Украины. Кроме того, он по-прежнему требовал «полного равноправия» национальных меньшинств «по школьным, религиозным и др. вопросам, отмены всяких ограничений для нацменьшинств».
На апрельской конференции 1917 года Сталин был избран в состав ЦК РСДРП(б) одним из девяти его членов. Кроме И.В. Сталина, в ЦК не вошел никто из «бакинцев» и рабочих, избранных в ЦК Пражской конференцией. Лишь новый член ЦК В.П. Ногин некоторое время работал в составе Бакинского комитета после революции 1905 года. По сравнению с ЦК, избранным Пражской конференцией, в новом составе ЦК было лишь двое рабочих – В.П. Ногин и Г.Ф. Федоров. Помимо Ленина и его верного сторонника Зиновьева, в ЦК вошли и те, кто первоначально критиковал его позицию (Сталин, Каменев). Зато в ЦК не вошел никто из дореволюционного, подпольного Бюро ЦК (Шляпников, Молотов, Залуцкий).
В мае 1917 года из эмиграции вернулся один из бывших лидеров столичного Совета и противник Ленина Троцкий. Однако он прибыл в Россию слишком поздно, чтобы сыграть самостоятельную роль, как в 1905 году, и на сей раз решил сотрудничать с большевиками. Он опирался лишь на группу социал-демократов (около 4 тысяч человек), оказавшихся между противоборствующими партиями большевиков и меньшевиков и именовавшими себя членами Межрайонной организации, или «межрайонцами». В эту группу входили М.М. Володарский, М.С. Урицкий, А.В. Луначарский, М.М. Покровский, Д.З. Мануильский, А.А. Иоффе, К.К. Юренев, Д.Б. Рязанов, Л.М. Карахан и другие. Принятые в августе 1917 года в РСДРП(б) «межрайонцы» оказывали заметное влияние на российскую интеллигенцию и имели разветвленные международные связи, которые решил активно использовать Ленин в ходе подготовки революции. Хотя Троцкий и Ленин постарались забыть старые споры, сторонники Троцкого убеждали общество в том, что их лидер является подлинным вождем революции. В это время Урицкий заявлял: «Пришла великая революция, и хотя у Ленина много мудрости, она начинает меркнуть рядом с гением Троцкого».
Отмечая роль Ленина, приближенных к нему Зиновьева и Каменева, а также Троцкого и «межрайонцев», многие авторы, описывавшие события 1917 года, обошли вниманием Сталина. По мнению меньшевика Н.Н. Суханова (Гиммера), «Сталин на политической арене был не более как серым, тусклым пятном». Не отметил Сталина и Джон Рид, описывая события 1917 года. (Правда, незадолго до своей смерти в 1920 году наблюдательный американский журналист предсказал, что именно Сталину суждено сыграть одну из самых значительных ролей в Советской революции.) По мнению Д. Волкогонова, «то, что Сталин в 1917 году оставался в тени, было результатом не только его социальной пассивности, но и уготованной ему роли исполнителя, для которой у него были несомненные данные. Сталин был не способен в переломные, бурные месяцы подняться над обыденностью».
Можно подумать, что Волкогонов писал о школьном учителе из тихого городка или сельском враче, который в бурный 1917 год исполнял свои обыденные обязанности, а не об одном из ведущих руководителей партии, занятом в столице России подготовкой величайшей революции XX века. Более же внимательные исследователи вовсе не считали работу Сталина «обыденной». Отметив, что Сталин был «упорным и умелым организатором, которому Ленин поручил исполнение ключевой роли в его плане революции», Дейчер писал, что «в то время как целая плеяда ярких трибунов революции, подобных которым Европа не видела со времен Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, красовались перед огнями рамп, Сталин продолжал вести свою работу в тени кулис». Но ведь решающие события в политической жизни, а особенно в ходе революции, готовятся именно за кулисами, вдали от авансцены.
В это время и сама большевистская партия не являлась ведущей политической силой. «Апрельские тезисы» Ленина вызвали лишь презрительные насмешки Плеханова, который посвятил им язвительный памфлет. На I съезде Советов (3-24 июня 1917 года) из 777 делегатов, объявивших о своей партийной принадлежности (всего было 1090 делегатов), большевиков было лишь 105 (то есть около 13,5%). Поэтому, когда Ленин заявил на съезде, что большевистская партия «готова взять власть целиком», ответом ему был хохот собравшихся.
Однако, как это всегда бывает в начале революционного процесса, настроения масс быстро сдвигались влево. Об этом, в частности, свидетельствовали итоги муниципальных выборов в Петрограде, которые прокомментировал Сталин в своей статье для «Бюллетеня Бюро печати при ЦК РСДРП» от 15 июня 1917 года. Он констатировал поражение кадетов, которые «с трудом собрали 20% голосов» и отмечал сильный сдвиг избирателей влево, выразившийся в том, что «более 70%» голосов было подано «за социалистов правого и левого крыла, т. е. за эсеров и меньшевиков и за большевиков». Сталин указывал на очевидный разрыв между итогами голосования и составом Временного правительства, в котором «кадеты… имеют громадное большинство».
В то же время Сталин признавал очевидное: большинство шло за эсерами и меньшевиками. По данным, приведенным в его статье, следовало, что из 800 тысяч избирателей за блок меньшевиков и эсеров проголосовало свыше 400 тысяч (то есть более 50%), а за большевиков – свыше 160 тысяч (то есть около 20%). Сталин объяснял результаты голосования так: «Массовый избиратель уже отошел от кадетов, но еще не пришел к нашей партии, – он остановился на полдороге». Сталин при этом учитывал, что «муниципальные выборы в Петрограде – прообраз будущих выборов в Учредительное собрание». (Следует заметить, что, несмотря на то что выборы в Учредительное собрание состоялись лишь через пять месяцев, заполненных бурными политическими событиями, их итоги в значительной степени отражали расстановку сил и тенденции, проявившиеся в муниципальных выборах в Петрограде. В ноябре 1917 года большевики получили 24% голосов, эсеры и меньшевики – около 43%, кадеты, авторитет которых еще больше упал после корниловского мятежа, – 4,7%.)