Страница:
К этому времени на Южном фронте сложилась самая опасная ситуация для Советской республики за все время Гражданской войны. Еще в мае 1919 года началось наступление белых армий под командованием А.И. Деникина. Хотя их численность была невелика (около 100 тысяч человек), им противостояли еще меньшие (60 тысяч человек) и слабые силы красных. Развернув наступление на фронте от Волги до Днепра, 30 июня белые взяли и Царицын и Екатеринослав. 1 июля Троцкий, находившийся на Южном фронте, телеграфировал Ленину: «Ни агитация, ни репрессии не могут сделать боеспособной босую, раздетую, голодную, вшивую армию». Он вернулся в Москву и подал в отставку со всех своих постов. Правда, Ленин и остальные члены советского руководства уговорили Троцкого вернуться к исполнению своих обязанностей, но председатель Реввоенсовета явно не мог придумать, как остановить наступление белых.
Документы свидетельствуют о том, что в то время Л.Д. Троцкий исходил из неизбежности поражения, а потому 5 августа 1919 года он представил в Совет обороны свой план переноса базы мировой революции из России в Индию. Поставив на России крест, Троцкий писал: «Ареной близких восстаний может стать Азия… Международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии.» Он выдвинул «план создания корпуса (30 000-40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». Троцкий предлагал «сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический штаб азиатской революции… Нужно уже сейчас приступить к более серьезной организации в этом направлении, к сосредоточению необходимых сил лингвистов, переводчиков книг, привлечению туземных революционеров – всеми доступными нам средствами и способами».
5 августа, когда Троцкий представил свою фантастическую программу кавалерийского прорыва в Индию, конный корпус Мамонтова ворвался в Тамбов. В ходе своего наступления на север войска Деникина активно использовали крупные конные соединения численностью от 9 до 17 тысяч, которые могли быстро перемещаться и неожиданно выходить в тыл противнику. Рейды Мамонтова в тылу красных наносили им огромный урон. 20 сентября Добровольческая армия взяла Курск. 6 октября белые взяли Воронеж, а 13 октября – Орел. Одновременно в конце сентября возобновилось наступление Северо-западной армии Юденича, которая 16 октября взяла Гатчину, а 19 октября – Царское Село, выйдя к окраинам Петрограда. Казалось, что белые вот-вот вступят в Москву и Петроград, а стало быть, и одержат победу в войне.
Однако возможности белых для дальнейших успехов были исчерпаны. Впоследствии объясняя поражение Деникина, В.В. Шульгин отмечал что помимо «белых», в которых он видел самоотверженных борцов за «великую Россию», в армии преобладали «серые». «Серость» проявлялась прежде всего в неспособности белогвардейских сил подняться над узкокорыстными классовыми интересами. А.И. Деникин писал: «Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам… Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй. Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле слова цифрами. И в то же время претензии этих классов были весьма велики».
Лишь в декабре 1919 года руководство Добровольческой армии рассмотрело записку Н.И. Астрова, в которой предлагалось взять курс на реформы и установление связи белых властей «с разными слоями населения, по преимуществу с крестьянством, связанным с землей, со всеми элементами, занятыми производительным трудом в области промышленности и торговли, со служилым элементом, с городским населени ем, с его мещанством и мелким ремесленничеством. Опора на одну какую-либо часть населения и отбрасывание всего остального населения было бы непоправимой ошибкой, которую использовали бы враги новой власти». Однако даже робкие предложения Астрова были отвергнуты, так как, по словам председателя Особого совещания генерала Лукомского, в них усмотрели недопустимые выпады против буржуазии.
Помимо классово ограниченных, недалеких людей, или «серых», по мнению Шульгина, белое движение губили и «грязные», то есть морально деградировавшие люди, озабоченные жаждой наживы вне зависимости от применявшихся ими средств. Характеризуя уровень спекуляции и разложения в белом стане, А.И. Деникин писал: «Спекуляция достигла размеров необычайных, захватывая в свой порочный круг людей самых разнообразных кругов, партий и профессий: кооператора, социал-демократа, офицера, даму общества, художника и лидера политических организаций… Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явлениями обычными, целые корпорации страдали этим недугом».
Хотя многие белые офицеры самоотверженно сражались на фронтах, значительная часть офицерства предпочитала отсиживаться в тылах. «Чувство долга в отношении государственных повинностей отправлялось очень слабо, – писал А.И. Деникин. – В частности, дезертирство приняло широкое, повальное распространение. Если много было «зеленых» в плавнях Кубани, в лесах Черноморья, то не меньше «зеленых» – в пиджаках и френчах – наполняло улицы, собрания, кабаки городов и даже правительственные учреждения. Борьба с ними не имела никакого успеха». Военно-полевые суды белых армий время от времени выносили смертные приговоры дезертирам, но, по словам Деникина, обычно «каким-нибудь заброшенным в Екатеринодар ярославским, тамбовским крестьянам… Несмотря на грозные приказы о равенстве классов в несении государственных тягот… ни одно лицо интеллигентно-буржуазной среды под суд не попадало. Изворотливость, беспринципность, вплоть до таких приемов, как принятие персидского подданства, кумовство, легкое покровительственное отношение к уклоняющимся, служили им надежным щитом». Неспособность руководства белой армии заразить энтузиазмом даже своих офицеров и добиться дисциплины в ее рядах губило «белое» дело.
Не сумев привлечь на свою сторону значительную часть крестьянства и рабочих, допустив упадок дисциплины в своих рядах и массовые проявления морального разложения, белые обрекли себя на поражение в борьбе против красных, противопоставивших им более гибкую политику в деревне, беззаветную преданность революционному делу и жесткий порядок в своих рядах. Обращаясь к своим кавалеристам, С.М. Буденный говорил: «И помните: кто пойдет назад, кто будет сеять панику, тому мы рубим голову… Нам нужны герои, беззаветно преданные революции, готовые на подвиги и смерть за власть Советов!»
Одновременно в Красной Армии все активнее применялись методы ведения военных действий, отвечавшие реальностям Гражданской войны. По примеру белых армий в Красной Армии появились крупные кавалерийские соединения, созданию которых долгое время препятствовал председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий. Как свидетельствовал в своих воспоминаниях С.М. Буденный, в ответ на его аргументы в пользу создания крупных соединений кавалерии Троцкий заявил: «Товарищ Буденный! Отдаете ли вы отчет в своих словах? Вы не понимаете природы кавалерии. Это же аристократический род войск, которым командовали князья, графы и бароны. И незачем нам с мужицким лаптем соваться в калашный ряд». Посетив конный корпус Буденного, Троцкий назвал это соединение «бандой», а их командира «современным Степаном Разиным». Сталин же, явно поощряя Буденного, способствовал превращению его корпуса в 1-ю Конную армию. Создание конных армий намного усилило боеспособность Красной Армии.
Реализации преимуществ Красной Армии способствовали и верные военно-стратегические решения. 3 октября 1919 года Сталин прибыл в село Сергиевское, где размещался штаб Южного фронта, а 9 октября он подписал директиву Реввоенсовета Южного фронта о создании ударной группы войск для действий против деникинских армий под Орлом. Одновременно Сталин разработал стратегический план наступления на армии Деникина. В своем письме Ленину Сталин изложил суть этого плана.
Сталин настаивал на том, чтобы «изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из района Воронежа через Харьков – Донецкий бассейн на Ростов. Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот – симпатизирующую нам, что облегчит нам продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, – линию Воронеж – Ростов (без этой линии казачье войско лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская армия, замерзнет, а Восточно-Донецкая дорога Лихая – Царицын будет отрезана). В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих: добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. В-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет, если, конечно, к тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчет мира и пр. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля».
Сталин убеждал в необходимости принять изложенный им план и предупреждал Ленина: «Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или вернее обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте».
Начавшееся наступление Красной Армии развивалось в основном в направлении, обозначенном в письме Сталина. 14 октября Красная Армия перешла в наступление под Орлом, и 20 октября город был взят. 24 октября корпус Буденного взял Воронеж. Этот успех во многом предопределил ход дальнейших событий. Позже Ленин говорил Буденному: «Не окажись ваш корпус под Воронежем, Деникин мог бы бросить на чашу весов конницу Шкуро и Мамонтова, и республика была бы в особо тяжелой опасности. Ведь мы потеряли Орел. Белые подходили к Туле».
19 ноября конный корпус Буденного был преобразован в 1-ю Конную армию. Порой ее сражения принимали характер рукопашных схваток. Вот как Буденный описывал один из боев с конницей Мамонтова: «Сильный туман не позволял ни нам, ни противнику применять пулеметы и артиллерию», бой, как и во времена древних сражений в этих краях, «с первых же минут принял характер ожесточенной сабельной рубки». После одного из таких боев Буденный вместе со Сталиным и командирами частей объезжал поле сражения. «Сталин, Ворошилов, Егоров, Щаденко и я медленно проезжали по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей. Все молчали, скорбно оглядывали следы жестокой кавалерийской сечи. Тяжело было смотреть на обезображенные шашечными ударами тела людей. Сталин не выдержал и, обращаясь ко мне, сказал: «Семен Михайлович, это же чудовищно. Нельзя ли избегать таких страшных жертв? Хотя при чем здесь мы?» И он снова погрузился в раздумье…»
Столкновение со зловещей реальностью войны было неожиданным для Сталина. Освобожденный от воинской повинности в феврале 1917 года, Сталин вряд ли мог предвидеть, что через полтора года он станет военачальником. Однако и позже, подписывая приказы армиям, он не видел их страшных последствий, а сообщая о числе жертв с обеих сторон, он воспринимал их прежде всего как статистические данные. На поле боя война выглядела значительно страшнее, чем легендарные повествования о героических сражениях, на которых он был воспитан. В то же время призывы «не убий» и «возлюбите врагов ваших», которые он слышал с детства, гуманистические идеи мировой литературы, с которыми он знакомился на протяжении всей жизни, идеалы всемирного братства людей перечеркивались зрелищем искалеченных трупов. Хотя в его сознании рождался протест против бесчеловечной стороны войны, он гасил его мыслью о том, что ни он, ни другие военачальники не были в силах остановить процессы истребления людей, которые диктовали ход развития мировых событий XX века. Став одним из последствий мировой бойни, Гражданская война в России неумолимо продолжалась, умножая число жертв с обеих сторон.
Новые успехи конных формирований Красной Армии в ходе Воронежско-Касторненской и Орловско-Кромской операций позволили красным частям развернуть наступление и погнать белую армию на юг к Азовскому и Черному морям. Советское государство высоко оценило заслуги Сталина в победах Красной Армии в Гражданской войне. 27 ноября 1919 года президиум ВЦИК принял постановление о награждении И.В. Сталина орденом Боевого Красного Знамени, отмечая его заслуги при обороне Петрограда и организации наступления Южного фронта.
Глава 28.
Документы свидетельствуют о том, что в то время Л.Д. Троцкий исходил из неизбежности поражения, а потому 5 августа 1919 года он представил в Совет обороны свой план переноса базы мировой революции из России в Индию. Поставив на России крест, Троцкий писал: «Ареной близких восстаний может стать Азия… Международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии.» Он выдвинул «план создания корпуса (30 000-40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». Троцкий предлагал «сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический штаб азиатской революции… Нужно уже сейчас приступить к более серьезной организации в этом направлении, к сосредоточению необходимых сил лингвистов, переводчиков книг, привлечению туземных революционеров – всеми доступными нам средствами и способами».
5 августа, когда Троцкий представил свою фантастическую программу кавалерийского прорыва в Индию, конный корпус Мамонтова ворвался в Тамбов. В ходе своего наступления на север войска Деникина активно использовали крупные конные соединения численностью от 9 до 17 тысяч, которые могли быстро перемещаться и неожиданно выходить в тыл противнику. Рейды Мамонтова в тылу красных наносили им огромный урон. 20 сентября Добровольческая армия взяла Курск. 6 октября белые взяли Воронеж, а 13 октября – Орел. Одновременно в конце сентября возобновилось наступление Северо-западной армии Юденича, которая 16 октября взяла Гатчину, а 19 октября – Царское Село, выйдя к окраинам Петрограда. Казалось, что белые вот-вот вступят в Москву и Петроград, а стало быть, и одержат победу в войне.
Однако возможности белых для дальнейших успехов были исчерпаны. Впоследствии объясняя поражение Деникина, В.В. Шульгин отмечал что помимо «белых», в которых он видел самоотверженных борцов за «великую Россию», в армии преобладали «серые». «Серость» проявлялась прежде всего в неспособности белогвардейских сил подняться над узкокорыстными классовыми интересами. А.И. Деникин писал: «Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам… Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй. Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле слова цифрами. И в то же время претензии этих классов были весьма велики».
Лишь в декабре 1919 года руководство Добровольческой армии рассмотрело записку Н.И. Астрова, в которой предлагалось взять курс на реформы и установление связи белых властей «с разными слоями населения, по преимуществу с крестьянством, связанным с землей, со всеми элементами, занятыми производительным трудом в области промышленности и торговли, со служилым элементом, с городским населени ем, с его мещанством и мелким ремесленничеством. Опора на одну какую-либо часть населения и отбрасывание всего остального населения было бы непоправимой ошибкой, которую использовали бы враги новой власти». Однако даже робкие предложения Астрова были отвергнуты, так как, по словам председателя Особого совещания генерала Лукомского, в них усмотрели недопустимые выпады против буржуазии.
Помимо классово ограниченных, недалеких людей, или «серых», по мнению Шульгина, белое движение губили и «грязные», то есть морально деградировавшие люди, озабоченные жаждой наживы вне зависимости от применявшихся ими средств. Характеризуя уровень спекуляции и разложения в белом стане, А.И. Деникин писал: «Спекуляция достигла размеров необычайных, захватывая в свой порочный круг людей самых разнообразных кругов, партий и профессий: кооператора, социал-демократа, офицера, даму общества, художника и лидера политических организаций… Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явлениями обычными, целые корпорации страдали этим недугом».
Хотя многие белые офицеры самоотверженно сражались на фронтах, значительная часть офицерства предпочитала отсиживаться в тылах. «Чувство долга в отношении государственных повинностей отправлялось очень слабо, – писал А.И. Деникин. – В частности, дезертирство приняло широкое, повальное распространение. Если много было «зеленых» в плавнях Кубани, в лесах Черноморья, то не меньше «зеленых» – в пиджаках и френчах – наполняло улицы, собрания, кабаки городов и даже правительственные учреждения. Борьба с ними не имела никакого успеха». Военно-полевые суды белых армий время от времени выносили смертные приговоры дезертирам, но, по словам Деникина, обычно «каким-нибудь заброшенным в Екатеринодар ярославским, тамбовским крестьянам… Несмотря на грозные приказы о равенстве классов в несении государственных тягот… ни одно лицо интеллигентно-буржуазной среды под суд не попадало. Изворотливость, беспринципность, вплоть до таких приемов, как принятие персидского подданства, кумовство, легкое покровительственное отношение к уклоняющимся, служили им надежным щитом». Неспособность руководства белой армии заразить энтузиазмом даже своих офицеров и добиться дисциплины в ее рядах губило «белое» дело.
Не сумев привлечь на свою сторону значительную часть крестьянства и рабочих, допустив упадок дисциплины в своих рядах и массовые проявления морального разложения, белые обрекли себя на поражение в борьбе против красных, противопоставивших им более гибкую политику в деревне, беззаветную преданность революционному делу и жесткий порядок в своих рядах. Обращаясь к своим кавалеристам, С.М. Буденный говорил: «И помните: кто пойдет назад, кто будет сеять панику, тому мы рубим голову… Нам нужны герои, беззаветно преданные революции, готовые на подвиги и смерть за власть Советов!»
Одновременно в Красной Армии все активнее применялись методы ведения военных действий, отвечавшие реальностям Гражданской войны. По примеру белых армий в Красной Армии появились крупные кавалерийские соединения, созданию которых долгое время препятствовал председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий. Как свидетельствовал в своих воспоминаниях С.М. Буденный, в ответ на его аргументы в пользу создания крупных соединений кавалерии Троцкий заявил: «Товарищ Буденный! Отдаете ли вы отчет в своих словах? Вы не понимаете природы кавалерии. Это же аристократический род войск, которым командовали князья, графы и бароны. И незачем нам с мужицким лаптем соваться в калашный ряд». Посетив конный корпус Буденного, Троцкий назвал это соединение «бандой», а их командира «современным Степаном Разиным». Сталин же, явно поощряя Буденного, способствовал превращению его корпуса в 1-ю Конную армию. Создание конных армий намного усилило боеспособность Красной Армии.
Реализации преимуществ Красной Армии способствовали и верные военно-стратегические решения. 3 октября 1919 года Сталин прибыл в село Сергиевское, где размещался штаб Южного фронта, а 9 октября он подписал директиву Реввоенсовета Южного фронта о создании ударной группы войск для действий против деникинских армий под Орлом. Одновременно Сталин разработал стратегический план наступления на армии Деникина. В своем письме Ленину Сталин изложил суть этого плана.
Сталин настаивал на том, чтобы «изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из района Воронежа через Харьков – Донецкий бассейн на Ростов. Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот – симпатизирующую нам, что облегчит нам продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, – линию Воронеж – Ростов (без этой линии казачье войско лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская армия, замерзнет, а Восточно-Донецкая дорога Лихая – Царицын будет отрезана). В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих: добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. В-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет, если, конечно, к тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчет мира и пр. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля».
Сталин убеждал в необходимости принять изложенный им план и предупреждал Ленина: «Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или вернее обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте».
Начавшееся наступление Красной Армии развивалось в основном в направлении, обозначенном в письме Сталина. 14 октября Красная Армия перешла в наступление под Орлом, и 20 октября город был взят. 24 октября корпус Буденного взял Воронеж. Этот успех во многом предопределил ход дальнейших событий. Позже Ленин говорил Буденному: «Не окажись ваш корпус под Воронежем, Деникин мог бы бросить на чашу весов конницу Шкуро и Мамонтова, и республика была бы в особо тяжелой опасности. Ведь мы потеряли Орел. Белые подходили к Туле».
19 ноября конный корпус Буденного был преобразован в 1-ю Конную армию. Порой ее сражения принимали характер рукопашных схваток. Вот как Буденный описывал один из боев с конницей Мамонтова: «Сильный туман не позволял ни нам, ни противнику применять пулеметы и артиллерию», бой, как и во времена древних сражений в этих краях, «с первых же минут принял характер ожесточенной сабельной рубки». После одного из таких боев Буденный вместе со Сталиным и командирами частей объезжал поле сражения. «Сталин, Ворошилов, Егоров, Щаденко и я медленно проезжали по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей. Все молчали, скорбно оглядывали следы жестокой кавалерийской сечи. Тяжело было смотреть на обезображенные шашечными ударами тела людей. Сталин не выдержал и, обращаясь ко мне, сказал: «Семен Михайлович, это же чудовищно. Нельзя ли избегать таких страшных жертв? Хотя при чем здесь мы?» И он снова погрузился в раздумье…»
Столкновение со зловещей реальностью войны было неожиданным для Сталина. Освобожденный от воинской повинности в феврале 1917 года, Сталин вряд ли мог предвидеть, что через полтора года он станет военачальником. Однако и позже, подписывая приказы армиям, он не видел их страшных последствий, а сообщая о числе жертв с обеих сторон, он воспринимал их прежде всего как статистические данные. На поле боя война выглядела значительно страшнее, чем легендарные повествования о героических сражениях, на которых он был воспитан. В то же время призывы «не убий» и «возлюбите врагов ваших», которые он слышал с детства, гуманистические идеи мировой литературы, с которыми он знакомился на протяжении всей жизни, идеалы всемирного братства людей перечеркивались зрелищем искалеченных трупов. Хотя в его сознании рождался протест против бесчеловечной стороны войны, он гасил его мыслью о том, что ни он, ни другие военачальники не были в силах остановить процессы истребления людей, которые диктовали ход развития мировых событий XX века. Став одним из последствий мировой бойни, Гражданская война в России неумолимо продолжалась, умножая число жертв с обеих сторон.
Новые успехи конных формирований Красной Армии в ходе Воронежско-Касторненской и Орловско-Кромской операций позволили красным частям развернуть наступление и погнать белую армию на юг к Азовскому и Черному морям. Советское государство высоко оценило заслуги Сталина в победах Красной Армии в Гражданской войне. 27 ноября 1919 года президиум ВЦИК принял постановление о награждении И.В. Сталина орденом Боевого Красного Знамени, отмечая его заслуги при обороне Петрограда и организации наступления Южного фронта.
Глава 28.
ПОЛЬСКИЙ ПОХОД
Тем временем Сталин продолжал находиться в расположении штаба Южного фронта (с 10 января переименованного в Юго-Западный). Через три дня после взятия 10 января 1920 года Ростова Сталин подготовил директиву о преследовании белых армий, отходивших в портам Черного моря. Не прекращая участвовать в подготовке операций Юго-Западного фронта, Сталин с 20 января 1920 года по решению Совнаркома включился в работу созданного Украинского совета трудовой армии (он стал председателем этого совета), в состав которой вошли части Юго-Западного фронта. Армия занималась добычей угля. В конце марта – начале апреля 1920 года Сталин участвовал в работе IX съезда РКП(б), а в середине апреля он сделал доклад на заседании Совета труда и обороны (бывший Совет рабочей и крестьянской обороны) о положении угольной промышленности Донбасса. Однако занятия мирными хозяйственными делами были вновь прерваны возобновлением военных действий на западе страны. 25 апреля 1920 года вооруженные силы Польши совместно с войсками Петлюры начали наступление на Украину.
Польская армия насчитывала около 200 тысяч человек и была хорошо вооружена странами Запада. В частности, Франция предоставила Польше 1494 орудия, 350 самолетов, 2800 пулеметов, 327 тысяч винтовок. Вся Красная Армия к этому времени насчитывала 500 тысяч человек, но ей приходилось защищать фронты и границы от Амура до Финского залива. Против 65 тысяч хорошо вооруженных и экипированных наступавших польских и петлюровских войск на Украине сражались лишь 20 тысяч бойцов 12-й и 14-й советских армий. Одновременно 79-тысячная польская армия начала наступление в Белоруссии. 26 апреля польские и петлюровские части взяли Коростень и Житомир, 27 апреля – Казатин, а 6 мая 1920 года – Киев.
28 апреля 1920 года Политбюро одобрило план операции, представленный главным командованием. Однако в условиях всеобщей разрухи его трудно было исполнить. Нехватка вооружений и обмундирования препятствовала формированию боевых частей, а развал транспорта мешал их переброске на фронт. В мае решением Совета труда и обороны (СТО) Сталин назначается председателем комиссии по снабжению Западного фронта одеждой и председателем комиссии по снабжению армии патронами, винтовками, пулеметами и налаживанию работы патронных и оружейных заводов. Вскоре он выступил с докладами на заседании СТО по этим вопросам, предложив перечень мер для их незамедлительного решения.
26 мая 1920 года по решению ЦК Сталина направили на Юго-Западный фронт, и на следующий день он прибыл в штаб фронта, который проходил по всему югу и юго-западу Украины. Сначала Сталин занимался делами крымского участка Юго-Западного фронта и 29 мая сообщал Ленину о мерах, принятых для отпора белым войскам, окопавшимся в Крыму. 31 мая Сталин подписал директиву о мерах по обороне Одессы. В начале июня он обсуждал в Кременчуге план действий 1-й Конной армии, которая была переброшена на польский фронт. 3 июня Сталин подписал директиву РВС Юго-Западного фронта о разгроме киевской группировки польских войск.
В соответствии с этой директивой Красная Армия перешла в наступление. 7 июня 1-я Конная взяла Житомир, а 12 июня Киев был освобожден от поляков, и Сталин рапортовал Ленину об этой победе.
Однако тем временем в начале июня 1920 года войска генерала П.Н. Врангеля, удерживавшие Крым, перешли в наступление и заняли Северную Таврию. Возникла угроза удара врангелевских войск в тыл Красной Армии, наступавшей на польском фронте. На это обратил внимание Сталин в своей беседе с корреспондентом УкрРОСТА, состоявшейся 24 июня, в день его прибытия в Синельниково на крымский участок Юго-Западного фронта. 11 июля была опубликована его беседа с сотрудником «Правды», во время которой Сталин также говорил о нависшей опасности: «Нужно помнить: пока Врангель имеет возможность угрожать нашим тылам, наши фронты будут хромать на обе ноги, наши успехи не могут быть прочными. Только с ликвидацией Врангеля можно считать нашу победу над польскими панами обеспеченной».
Несмотря на то что в ходе первого наступления на позиции Врангеля в июне – июле 1920 года Красной Армии не удалось выбить противника из Северной Таврии, угроза соединения врангелевцев с поляками была сорвана. Этому способствовало быстрое отступление поляков на запад под натиском Красной Армии. В июне – июле Красная Армия освободила западные области Украины и Белоруссии. 14 июля она заняла Вильно, а 19 июля форсировала Неман и продолжила наступление на землях коренного польского населения.
Развитие событий на польском фронте подтвердило правильность прогноза Сталина, который он дал за день до своей командировки на Юго-Западный фронт на страницах «Правды» 25—26 мая 1920 года в статье «Новый поход Антанты на Россию». Сталин обращал внимание на ненадежность тыла польской армии по мере ее продвижения на восток: «Выдвигаясь за пределы Польши и углубляясь в прилегающие к Польше районы, польские войска удаляются от своего национального тыла, ослабляют связь с ним, попадают в чужую им и, большей частью, враждебную национальную среду. Хуже того. Враждебность эта усугубляется тем обстоятельством, что громадное большинство населения Польши… состоит из непольских крестьян, терпящих гнет польских помещиков… Этим, собственно, и объясняется, что лозунг советских войск «Долой польских панов!» находит мощный отклик среди большинства населения указанных районов, что крестьяне этих районов встречают советские войска как освободителей от помещичьего ярма, что они в ожидании советских войск восстают при первом удобном случае, нанося польским войскам удар с тыла». Эти выводы оказались верными не только для кампании 1920 года, но и для действий Красной Армии в сентябре 1939 года на этой территории.
Однако Сталин предупреждал об опасности продвижения Красной Армии в глубь Польши: «Тыл польских войск (здесь имелись в виду земли, населенные поляками. – Прим. авт.) является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – «чувство отчизны» – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польской армии. Конечно, тыл Польши неоднороден… в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отношении фронт. Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться».
Совершенно очевидно, что Сталин не рассчитывал на то, что классовая солидарность окажется выше национальных чувств большинства поляков. Эти иллюзии разделяли те члены партийного руководства, которые имели давние связи с социалистами Западной Европы и видели в России лишь плацдарм мировой революции, которая должна была развернуться на Западе. Еще в 1919 году, в период недолгого существования Советской власти в Венгрии и Баварии, Троцкий ставил под угрозу судьбу Восточного фронта, перебрасывая войска на запад, чтобы прорваться на помощь революционерам этих стран. В середине 1920 года многие советские руководители были уверены, что взятие Варшавы послужит сигналом для революции в Германии, а затем и в других странах.
Сталин же постоянно выступал против попыток развивать наступление в областях, населенных главным образом поляками. 24 июня он говорил корреспонденту УкрРОСТА: «Не надо забывать, что у поляков имеются резервы, которые уже подтянуты к Новгород-Волынскому и действия которых, несомненно, скажутся на днях». Он обращал внимание на то, что Польша опиралась на помощь многих западных стран: «Мы воюем не только с поляками, но и со всей Антантой, мобилизовавшей все черные силы Германии, Австрии, Румынии, снабжающей поляков всеми видами довольствия». Он знал, что «впереди еще будут бои, и бои жестокие». Сталин считал «неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве».
11 июля в беседе с корреспондентом «Правды» Сталин вновь осудил как «недостойное бахвальство» утверждения о том, что «с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву». Эти оценки и прогнозы Сталина полностью подтвердились после того, как Красная Армия вошла на территорию, населенную главным образом поляками.
В Польше была объявлена мобилизация мужчин всех возрастов и начался набор в армию добровольцев. В течение июля в польскую армию пришли 573 тысячи мобилизованных и 160 тысяч добровольцев. Правительство Польши предпринимало усилия для расширения своей социальной и политической поддержки. В середине июля был опубликован закон об ограничении помещичьих имений и льготах крестьянским хозяйствам, а 24 июля было сформировано «рабоче-крестьянское» правительство Витоса-Дашинского с участием социалистов. 21 июля премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж заявил, что «Франция и Англия могут предоставить все необходимое для организации польских сил».
Все эти события были проигнорированы в Москве. 23 июля главком С.С. Каменев отдал приказ овладеть Варшавой. За день до этого Реввоенсовет Юго-Западного фронта, в состав которого входил Сталин, направил телеграмму с предложением перенести центр тяжести войск Юго-Западного фронта в пределы Галиции. Сначала Каменев утвердил это предложение, исходя из своего плана взять Варшаву силами Западного фронта, но затем 2 августа политбюро приняло решение объединить все войска Западного фронта и большую часть войск Юго-Западного фронта в один фронт, наступающий на центральную часть Польши. Одновременно политбюро поручило Сталину принять меры для выделения «врангелевского» участка в самостоятельный фронт. Поясняя задачу, Ленин писал: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занимались Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение в Врангелем и дать Ваше заключение. С Главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов».
Вряд ли Ленин был искренен, излагая мотивы решения политбюро. Ни о каком мире с Польшей речи и не шло. Еще 17 июля Советское правительство отвергло предложения Великобритании о начале мирных переговоров между Россией и Польшей, а с начала августа началась интенсивная подготовка к наступлению на Варшаву. Поскольку же членам политбюро (Ленин, Каменев, Крестинский, Троцкий) было известно отрицательное отношение Сталина к «маршу на Варшаву», то очевидно, что с помощью реорганизации фронтов его отстраняли от действий на западном направлении, в том числе и от руководства продвижением 1-й Конной армии, которая находилась на Западной Украине и в это время подошла ко Львову. Чтобы «подсластить» пилюлю, Сталина уверяли, что его оставляют руководить тем направлением, которое являлось якобы самым главным для судьбы республики, а также обещали помощь.
Ответ Сталина был резким: «Жестокие бои продолжаются с возрастающей силой, должно быть, сегодня потеряем Александровск. Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов». Было очевидно, что, имея веские причины возмущаться решением политбюро, Сталин не сдерживал свои эмоции. Возможно, что С. Семанов и В. Кардашов правы и Сталин «действительно очень переутомился». Помимо напряженной работы по руководству войсками фронта, сражавшегося как против Врангеля, так и поляков, Сталин продолжал руководить двумя наркоматами. Одновременно он исполнял множество других поручений, в том числе готовил замечания к проекту тезисов Ленина по национальному и колониальному вопросам для II конгресса Коминтерна, открывшегося 19 июля.
Польская армия насчитывала около 200 тысяч человек и была хорошо вооружена странами Запада. В частности, Франция предоставила Польше 1494 орудия, 350 самолетов, 2800 пулеметов, 327 тысяч винтовок. Вся Красная Армия к этому времени насчитывала 500 тысяч человек, но ей приходилось защищать фронты и границы от Амура до Финского залива. Против 65 тысяч хорошо вооруженных и экипированных наступавших польских и петлюровских войск на Украине сражались лишь 20 тысяч бойцов 12-й и 14-й советских армий. Одновременно 79-тысячная польская армия начала наступление в Белоруссии. 26 апреля польские и петлюровские части взяли Коростень и Житомир, 27 апреля – Казатин, а 6 мая 1920 года – Киев.
28 апреля 1920 года Политбюро одобрило план операции, представленный главным командованием. Однако в условиях всеобщей разрухи его трудно было исполнить. Нехватка вооружений и обмундирования препятствовала формированию боевых частей, а развал транспорта мешал их переброске на фронт. В мае решением Совета труда и обороны (СТО) Сталин назначается председателем комиссии по снабжению Западного фронта одеждой и председателем комиссии по снабжению армии патронами, винтовками, пулеметами и налаживанию работы патронных и оружейных заводов. Вскоре он выступил с докладами на заседании СТО по этим вопросам, предложив перечень мер для их незамедлительного решения.
26 мая 1920 года по решению ЦК Сталина направили на Юго-Западный фронт, и на следующий день он прибыл в штаб фронта, который проходил по всему югу и юго-западу Украины. Сначала Сталин занимался делами крымского участка Юго-Западного фронта и 29 мая сообщал Ленину о мерах, принятых для отпора белым войскам, окопавшимся в Крыму. 31 мая Сталин подписал директиву о мерах по обороне Одессы. В начале июня он обсуждал в Кременчуге план действий 1-й Конной армии, которая была переброшена на польский фронт. 3 июня Сталин подписал директиву РВС Юго-Западного фронта о разгроме киевской группировки польских войск.
В соответствии с этой директивой Красная Армия перешла в наступление. 7 июня 1-я Конная взяла Житомир, а 12 июня Киев был освобожден от поляков, и Сталин рапортовал Ленину об этой победе.
Однако тем временем в начале июня 1920 года войска генерала П.Н. Врангеля, удерживавшие Крым, перешли в наступление и заняли Северную Таврию. Возникла угроза удара врангелевских войск в тыл Красной Армии, наступавшей на польском фронте. На это обратил внимание Сталин в своей беседе с корреспондентом УкрРОСТА, состоявшейся 24 июня, в день его прибытия в Синельниково на крымский участок Юго-Западного фронта. 11 июля была опубликована его беседа с сотрудником «Правды», во время которой Сталин также говорил о нависшей опасности: «Нужно помнить: пока Врангель имеет возможность угрожать нашим тылам, наши фронты будут хромать на обе ноги, наши успехи не могут быть прочными. Только с ликвидацией Врангеля можно считать нашу победу над польскими панами обеспеченной».
Несмотря на то что в ходе первого наступления на позиции Врангеля в июне – июле 1920 года Красной Армии не удалось выбить противника из Северной Таврии, угроза соединения врангелевцев с поляками была сорвана. Этому способствовало быстрое отступление поляков на запад под натиском Красной Армии. В июне – июле Красная Армия освободила западные области Украины и Белоруссии. 14 июля она заняла Вильно, а 19 июля форсировала Неман и продолжила наступление на землях коренного польского населения.
Развитие событий на польском фронте подтвердило правильность прогноза Сталина, который он дал за день до своей командировки на Юго-Западный фронт на страницах «Правды» 25—26 мая 1920 года в статье «Новый поход Антанты на Россию». Сталин обращал внимание на ненадежность тыла польской армии по мере ее продвижения на восток: «Выдвигаясь за пределы Польши и углубляясь в прилегающие к Польше районы, польские войска удаляются от своего национального тыла, ослабляют связь с ним, попадают в чужую им и, большей частью, враждебную национальную среду. Хуже того. Враждебность эта усугубляется тем обстоятельством, что громадное большинство населения Польши… состоит из непольских крестьян, терпящих гнет польских помещиков… Этим, собственно, и объясняется, что лозунг советских войск «Долой польских панов!» находит мощный отклик среди большинства населения указанных районов, что крестьяне этих районов встречают советские войска как освободителей от помещичьего ярма, что они в ожидании советских войск восстают при первом удобном случае, нанося польским войскам удар с тыла». Эти выводы оказались верными не только для кампании 1920 года, но и для действий Красной Армии в сентябре 1939 года на этой территории.
Однако Сталин предупреждал об опасности продвижения Красной Армии в глубь Польши: «Тыл польских войск (здесь имелись в виду земли, населенные поляками. – Прим. авт.) является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – «чувство отчизны» – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польской армии. Конечно, тыл Польши неоднороден… в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отношении фронт. Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться».
Совершенно очевидно, что Сталин не рассчитывал на то, что классовая солидарность окажется выше национальных чувств большинства поляков. Эти иллюзии разделяли те члены партийного руководства, которые имели давние связи с социалистами Западной Европы и видели в России лишь плацдарм мировой революции, которая должна была развернуться на Западе. Еще в 1919 году, в период недолгого существования Советской власти в Венгрии и Баварии, Троцкий ставил под угрозу судьбу Восточного фронта, перебрасывая войска на запад, чтобы прорваться на помощь революционерам этих стран. В середине 1920 года многие советские руководители были уверены, что взятие Варшавы послужит сигналом для революции в Германии, а затем и в других странах.
Сталин же постоянно выступал против попыток развивать наступление в областях, населенных главным образом поляками. 24 июня он говорил корреспонденту УкрРОСТА: «Не надо забывать, что у поляков имеются резервы, которые уже подтянуты к Новгород-Волынскому и действия которых, несомненно, скажутся на днях». Он обращал внимание на то, что Польша опиралась на помощь многих западных стран: «Мы воюем не только с поляками, но и со всей Антантой, мобилизовавшей все черные силы Германии, Австрии, Румынии, снабжающей поляков всеми видами довольствия». Он знал, что «впереди еще будут бои, и бои жестокие». Сталин считал «неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве».
11 июля в беседе с корреспондентом «Правды» Сталин вновь осудил как «недостойное бахвальство» утверждения о том, что «с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву». Эти оценки и прогнозы Сталина полностью подтвердились после того, как Красная Армия вошла на территорию, населенную главным образом поляками.
В Польше была объявлена мобилизация мужчин всех возрастов и начался набор в армию добровольцев. В течение июля в польскую армию пришли 573 тысячи мобилизованных и 160 тысяч добровольцев. Правительство Польши предпринимало усилия для расширения своей социальной и политической поддержки. В середине июля был опубликован закон об ограничении помещичьих имений и льготах крестьянским хозяйствам, а 24 июля было сформировано «рабоче-крестьянское» правительство Витоса-Дашинского с участием социалистов. 21 июля премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж заявил, что «Франция и Англия могут предоставить все необходимое для организации польских сил».
Все эти события были проигнорированы в Москве. 23 июля главком С.С. Каменев отдал приказ овладеть Варшавой. За день до этого Реввоенсовет Юго-Западного фронта, в состав которого входил Сталин, направил телеграмму с предложением перенести центр тяжести войск Юго-Западного фронта в пределы Галиции. Сначала Каменев утвердил это предложение, исходя из своего плана взять Варшаву силами Западного фронта, но затем 2 августа политбюро приняло решение объединить все войска Западного фронта и большую часть войск Юго-Западного фронта в один фронт, наступающий на центральную часть Польши. Одновременно политбюро поручило Сталину принять меры для выделения «врангелевского» участка в самостоятельный фронт. Поясняя задачу, Ленин писал: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занимались Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение в Врангелем и дать Ваше заключение. С Главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов».
Вряд ли Ленин был искренен, излагая мотивы решения политбюро. Ни о каком мире с Польшей речи и не шло. Еще 17 июля Советское правительство отвергло предложения Великобритании о начале мирных переговоров между Россией и Польшей, а с начала августа началась интенсивная подготовка к наступлению на Варшаву. Поскольку же членам политбюро (Ленин, Каменев, Крестинский, Троцкий) было известно отрицательное отношение Сталина к «маршу на Варшаву», то очевидно, что с помощью реорганизации фронтов его отстраняли от действий на западном направлении, в том числе и от руководства продвижением 1-й Конной армии, которая находилась на Западной Украине и в это время подошла ко Львову. Чтобы «подсластить» пилюлю, Сталина уверяли, что его оставляют руководить тем направлением, которое являлось якобы самым главным для судьбы республики, а также обещали помощь.
Ответ Сталина был резким: «Жестокие бои продолжаются с возрастающей силой, должно быть, сегодня потеряем Александровск. Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов». Было очевидно, что, имея веские причины возмущаться решением политбюро, Сталин не сдерживал свои эмоции. Возможно, что С. Семанов и В. Кардашов правы и Сталин «действительно очень переутомился». Помимо напряженной работы по руководству войсками фронта, сражавшегося как против Врангеля, так и поляков, Сталин продолжал руководить двумя наркоматами. Одновременно он исполнял множество других поручений, в том числе готовил замечания к проекту тезисов Ленина по национальному и колониальному вопросам для II конгресса Коминтерна, открывшегося 19 июля.