Энок Сюзанна. Приглашение к греху

   – И вместо этого вы натравили их на мистера Уильямса?
   Он покачал головой, стараясь скрыть свое разочарование.
   – Я говорил им, что должен же быть молодой человек среди местных джентльменов, которым бы они восхищались и который, возможно, тоже считает их очаровательными.
   Она фыркнула:
   – А они имели в виду одного и того же молодого человека.
   – Я не хотел спускать на него всех собак. Она посмотрела на него пристально.
   – Возможно, мои сестры и наивны и немного введены в заблуждение, но я вряд ли могу назвать их собаками, которых можно на кого-либо натравить.
   – Я не это имел в виду, Кэролайн.
   – Мисс Уитфелд, – резко поправила она его. – Я не давала вам разрешения называть меня по имени.
   Понимая, что весь вечер пошел насмарку, Закери взял ее руку.
   – Я прошу прощения. Я не хотел оскорбить вас.
   – Вы не меня оскорбили. – Она отдернула руку. – Прошу меня извинить, лорд Закери. Я не стану монополизировать ваше время в этот вечер после того, как я злоупотребляла им всю неделю.
   Он смотрел ей вслед, пытаясь не замечать покачивания бедер и лимонного аромата волос. Проклятие! Да, он иногда ведет себя необдуманно, но не с леди. Кэролайн должна знать правду о собственной родне. Черт возьми, она жила в этом хаосе всю свою жизнь!
   Кэролайн уходила, но не для того, чтобы образумить сестер – так было бы еще хуже, – а чтобы притвориться, что она вообще с ними не знакома. К счастью, она наткнулась на Фрэнка Андертона.
   – Добрый вечер, – натянуто улыбаясь, сказала она.
   – Кэролайн, я познакомился с вашим гостем. Он производит впечатление настоящего джентльмена.
   Она не могла сказать ничего такого, что умаляло бы достоинство Закери, пока не отошлет портрет, а она и так немного перегнула палку и поставила под сомнение его согласие и дальше позировать ей.
   – А моя мать была счастлива встретиться после стольких лет с леди Тремейн.
   – Надеюсь, вы оставите мне танец, Кэролайн?
   – Конечно. С удовольствием.
   Кэролайн не удержалась и глянула через плечо. Закери был окружен гостями и, по всей вероятности, рассказывал благодарным слушателям какую-то смешную историю. О! У него очень хорошо получалось веселить людей. От одного его присутствия в комнате становилось как будто светлее. Она не ставила под сомнение его благожелательность и неизменно хорошее настроение – с этим у него все было в порядке. Другое дело – решительность, терпеливость и ответственность – вот что было под вопросом. В конце концов, он с таким же интересом прогуливался в саду в обществе ее сестер, с каким позировал ей, а то, что он не смог выдрессировать Гарольда… Этот пес не виноват в том, что он больше годится для зоопарка, чем в качестве компаньона для джентльмена.
   Очевидно, Закери не понимал ни ее, ни сестер, ни важности этого портрета. Кэролайн сжала кулаки. Если бы он иногда не делился с ней сокровенным и не проявлял желания заглянуть поглубже в область искусства… Впрочем, по окончании портрета ей будет все равно, утонет ли он в пруду или отправится на все четыре стороны.
   Ну, утонуть в пруду – это уж слишком, но уехать – во всяком случае. Или жениться на одной из ее сестер и остаться. К тому времени сбудется ее мечта, и она будет жить в Вене. А в этих мечтах его не было.

Глава 11

   Кэролайн удавалось избегать Закери в течение следующих двух часов, хотя это было нелегко, так как все, с кем ей хотелось бы поболтать, оказывались в увеличивающемся кругу его поклонников. Как всякому профессиональному портретисту, ей следовало бы с самого начала быть с ним более дипломатичной и вежливой, но дело было сделано. Слава Богу, что ему, кажется, по нраву ее острый язычок, но зачем он все время ее испытывает?
   – Кэролайн!
   Она вздрогнула и поспешила к матери.
   – Да, мама? Ты устала? Хочешь вернуться домой?
   – Чепуха, девочка. Лорд Закери сказал, что он танцевал со всеми сестрами Уитфелд, кроме тебя.
   Одновременно чья-то теплая рука скользнула по ее голой руке и сжала ей пальцы.
   – Я только констатировал печальный факт, – непринужденно протянул Закери, – но я думаю, что несчастье поправимо.
   – Разумеется, милорд, – поспешила заметить миссис Уитфелд. – Иди потанцуй с ним, Кэролайн.
   – Но…
   – Никаких «но». Слышишь, начинается последний вальс вечера. Не заставляй лорда Закери ждать.
   Стиснув зубы, Кэролайн позволила Закери потянуть ее за руку, и они вышли в круг.
   – Незачем было впутывать мою мать, – сказала она, стараясь не замечать, как теплая рука обвила ее талию и он повернул ее к себе лицом. – Я и так согласилась танцевать с вами.
   – Это последний вальс вечера, а вы упорно оставались от меня на расстоянии целого зала.
   Значит, он заметил, что она его избегает. Она весь вечер наблюдала за тем, как он танцевал, легко и грациозно, но быть в его объятиях и кружить с ним по залу было совершенно другим делом.
   – Вы преувеличиваете. – «Опустись на землю, Кэролайн, – напомнила она себе. – Не забывай, почему ты здесь». – Я вовсе вас не избегала. Я разговаривала с друзьями.
   – А теперь вам придется несколько минут разговаривать со мной.
   – Конечно. – Она улыбалась, надеясь скрыть свое разочарование. Это было похоже на проблему с портретом: она никак не могла ухватить что-то важное. – Просто я подумала, что вам захочется провести время с кем-либо не из Уитфелдов, поскольку мы практически держали вас в заложниках всю прошлую неделю.
   Он серьезно смотрел на нее в течение нескольких туров.
   – Перестаньте делать это.
   – Что?
   – Притворяться вежливой, хотя на самом деле вы раздражены.
   – Простите? Я вежлива, как всякая воспитанная молодая леди.
   – А что произошло с вашим «отсутствием условностей»? Мне оно больше нравилось.
   – Просто не хочу, чтобы вы рассердились и отказались мне позировать.
   Он рассмеялся, но вдруг задумался.
   – Кроме моей семьи, все, с кем я общаюсь, научились искусству говорить со мной только о том, о чем, по их мнению, я хочу услышать. Меня баловали таким образом, и мне льстили до умопомрачения с тех пор, как я впервые выехал в свет. Я дал вам разрешение писать мой портрет и не собираюсь отказываться только потому, что вы прямо высказываете свое мнение. Я буду рад, если вы и впредь будете такой же откровенной, Каро… мисс Уитфелд.
   Возможно, в этом был смысл. Критика других людей, по-видимому, никогда его не трогала. А если и задевала, он приспосабливался, чтобы снова умиротворить их. Но теперь она будет одновременно и прямой, и дипломатичной. Она будет говорить ему все, что думает, особенно о нем – и хорошее и плохое.
   – В таком случае скажите, зачем вы натравили моих сестер на Мартина Уильямса?
   Он, видимо, ожидал этого вопроса.
   – Затем, что мне кажется, они хотят выйти замуж.
   – А себя вы отводите.
   – Разве я мог начать ухаживать за одной из них и не вызвать кровопролития?
   – А вы стали бы ухаживать за одной из них?
   – Я собираюсь стать офицером, а не жениться.
   Ему удалось выкрутиться и не оскорбить основательно разбавленную аристократическую кровь Уитфелдов. Иногда ей приходило в голову, а не с гнильцой ли он? Он был страстным, мог сочувствовать, но где его энергия, где сила характера? Он когда-нибудь сердится? Хочет чего-нибудь так, что готов за это драться? Она сомневалась, что такие вопросы вообще приходили ему в голову или что у него были на них ответы.
   – Вы уже рассказывали о своих планах. – Она заметила, как много гостей наблюдает за ними – или, скорее, за ним. – Почему вы их отложили?
   – Мой брат попросил меня сопровождать тетю в Бат.
   Она решила не упоминать о том, что Троубридж определенно не Бат.
   – Но у вас есть еще брат, ведь так?
   – Мельбурн попросил меня. Кроме того, вы не захотели бы писать портрет Шарлеманя.
   – Почему?
   – Потому что я красивее и не такой упрямый. И поскольку мы обмениваемся вопросами – почему ваша мать представила мне лорда и леди Иде и сказала при этом, что они предлагают вам место гувернантки? Значит, ему известен ее самый страшный кошмар.
   – Потому что они предложили.
   – Я думал, что все в Уилтшире знают, что вы собираетесь уехать в Вену.
   – Лорд и леди Иде немного эксцентричны.
   – Это я заметил.
   – Мы пытаемся им подыгрывать.
   Хотя он просил быть с ним откровенной, она не намеревалась говорить, насколько его согласие позировать было для нее важным. Он и без того имеет над ней слишком большую власть.
   – Кэролайн?
   – Простите. Я как раз подумала о том, что мне хотелось бы начать писать портрет завтра.
   – Я хотел спросить. Если вы должны написать портрет именно аристократа, почему вы не выбрали лорда Идса?
   Кэролайн скорчила гримасу.
   – Я уже писала его портрет. Даже их с леди Иде двойной портрет. Мне не хочется, чтобы студия решала принимать меня или нет на основании портрета графа и графини Иде в костюмах Антония и Клеопатры.
   – Хотел бы я посмотреть на этот портрет, – рассмеялся Закери.
   – Думаю, они будут очень рады пригласить вас на обед.
   – Они уже пригласили. Вы свободны завтра вечером? Полагаю, они с этим справятся.
   – Вы хотите пригласить меня? – почти крикнула она. – Я не имела в виду, что я поеду с вами…
   – Вы возражаете против того, чтобы нанести визит Идсам, или вы против того, чтобы сопровождать к ним Меня?
   – Ни то и ни другое. У меня осталось всего восемь дней для того, чтобы написать портрет и отправить его в Вену. У меня нет времени ни на визиты, ни на танцы!
   Это восклицание было хорошим поводом закончить беседу. Она попыталась вырваться, но он ее не отпускал.
   – Раз вы уже здесь, мы можем дотанцевать этот вальс, Кэролайн.
   – О! Хорошо.
   Он посмотрел на нее, и она снова ощутила его внутреннюю чувственность, скрывающуюся под маской непринужденности. Закери Гриффин обычно получал то, что хотел. И независимо от того, какова сейчас была его цель, он не сводил с нее глаз, и по ее спине разлилось тепло.
   Почему он так на нее действует? Ведь он только средство достижения цели. Ей нужно было его лицо для того, чтобы попасть в Вену. Что касается остального… у него прекрасная мускулатура, и Кэролайн не возражала бы снова ее увидеть, но отказывалась принимать дружбу, потому что это могло бы сбить ее с того пути, который она для себя выбрала.
   Однако почему так сильно бьется сердце и почему она уже знает, что будет мечтать, как его губы сомкнутся с ее губами. В зале было жарко и душно, так что, возможно, она просто переутомилась.
   – Мисс Уитфелд, – тихо позвал он.
   Она постаралась встряхнуться. Такое с ней случалось лишь во время занятий живописью. – Да?
   – Вальс кончился.
   А они стоят на середине зала – одна рука держит ее руку, а другая – обнимает за талию.
   – Конечно, кончился, – непроизвольно вырвалось у нее. – Это вы настояли на том, что мы должны танцевать. Теперь вы, надеюсь, удовлетворены?
   – Очень сложный вопрос. – Он повел ее в сторону столиков с закусками, где стояла миссис Уитфелд. При всем к нему внимании гостей конец вальса был настолько хаотичным, что вряд ли кто-либо заметил, что они замерли в полном молчании в самом центре зала. – Между прочим, – тихо продолжал он, – вы не меня отправите в Вену. Я остаюсь здесь. Отправляется мой портрет. Надеюсь, вы понимаете разницу?
   – Полагаю, что да.
   Он подвел ее к матери, извинился и отошел. Ему надо было срочно выпить. Ему нравилась Кэролайн. Нравились ее прямота и целеустремленность. Но пока они танцевали, прояснилось еще кое-что – о чем он до этого момента лишь подозревал, а сейчас был уверен. Кэролайн Уитфелд рассматривала его как набор частей – профиль, голова, руки – либо не понимая, что он на самом деле живой мужчина из плоти и крови, либо просто не желая видеть его таковым. К тому же Закери сомневался, что она вообще понимает разницу.
   Хмурясь, он выпил бокал кларета. Женщинам он нравился. Все остальные девушки Уитфелд определенно были от него без ума. Он поцеловал Кэролайн, и он снял рубашку, чтобы продемонстрировать, что он не просто жилет и галстук, которые лежат в чулане до тех пор, пока она не захочет их нарисовать. Она все же что-то в нем заметила. Ведь это она попросила разрешения написать его портрет. А он был вежлив и согласился. Правда, у него закралось подозрение, что единственной причиной было то, что он не претендовал на изображение в историческом костюме, подобно пресловутым Идсам.
   – Вот вы где, мой мальчик. – Эдмунд Уитфелд похлопал его по плечу. – Вам пришлось здорово поработать сегодня вечером, не так ли?
   – У вас столько дочерей, и все они обожают танцы, – улыбнулся Закери.
   – Да, дочерей у меня много… Вы знакомы с мистером Андертоном?
   – Да. Еще раз добрый вечер.
   – Милорд.
   – Мы с Андертоном подумали, что вы захотите заняться чем-нибудь другим после недели в моем курятнике. Не хотите ли порыбачить?
   – В пяти милях к северу есть прекрасное место, – добавил адвокат. – Там водятся самые большие форели в графстве.
   Провести день без того, чтобы давать уроки сестрам Уитфелд – в которых они очень нуждались, имея в виду «расчленение» Мартина Уильямса, – было бы неплохо. Да и Кэролайн нуждалась в уроке – ей пора разобраться, в чем разница между портретом и живым человеком.
   – Я бы с удовольствием порыбачил. Спасибо.
   – Мы отправимся на рассвете.
   – Я буду готов.
   Закери допил кларет. Наконец-то впереди маячит что-то интересное, а не полные разочарования и отчаяния сеансы с Кэролайн. Да, завтра у него будет настоящий день отдыха.
   Кэролайн поставила холст на мольберт и закрепила его. Конечно, лучше было бы начать писать портрет на свежую голову, а не после вчерашнего позднего возвращения с бала, но у нее и так времени было в обрез. Накануне вечером к ней подошла леди Иде и рассказала о склонности их сына Теодора к живописи и намекнула, какими щедрыми они с мужем будут, если найдут для него подходящего учителя.
   Этот разговор был достаточным поводом для того, чтобы немедленно прекратить делать предварительные наброски и достать краски. У нее сложилось впечатление, что Закери считает живопись просто ее хобби, и это раздражало. Он относился к позированию с тем же легкомыслием, что и к свиданиям с сестрами.
   Она подошла к окну и поправила занавески. Освещение было идеальным. Как всегда перед началом серьезной работы, ею овладело возбуждение. Она, правда, не нашла точную позу, ракурс и выражение лица, но она была уверена, что озарение придет, стоит только взяться за кисти.
   Кэролайн посмотрела на часы, потом пролистала альбом с набросками. Закери опаздывал, но в этом не было ничего нового. Следующей по расписанию была Вайолет, но ей наверняка удастся подкупить малышку и получить немного времени дополнительно. Энн по крайней мере это предвидела и отвела ей на сегодня полных три часа, несмотря на возражения Сьюзен.
   Его плечи, линия подбородка, мускулы бедер, когда он сидит верхом, – все складывалось в замечательную картину. Однако фон мастерской ему явно не подходил. Лучше было бы написать его портрет на фоне сада, но в саду у нее не будет ни минуты покоя. Как и в любом другом месте имения. Ее сестры всегда находят жизненно важную причину поговорить с ним, как только у них подавляется возможность завладеть его вниманием. Дверь открылась.
   – Ну наконец…
   – Я хотела задать Закери вопрос, – сказала Джоанна, проскользнув в мастерскую. – Это займет всего сек… А где он?
   – Он еще не пришел. Разве у тебя с ним свидание нe за ленчем сегодня, Джоанна?
   – Какая же ты эгоистка. У тебя целых три часа, а у меня всего один.
   На самом деле три часа уже превратились в два часа и сорок пять минут.
   – Не я составляла расписание. И вы все с этим согласились.
   – Это было до того, как он заставил всех нас погнаться за Мартином Уильямсом. А ты знаешь, что Мартин заявил, будто у него разболелась голова, и удрал после третьего танца? Теперь он не достанется никому.
   – Он и так никому из вас не принадлежал. Вы всегда нападаете на него, словно толпа католических кардиналов на якобинца.
   – Может, и так, но я не из тех, чей молодой человек даже не появился.
   Кэролайн нахмурилась:
   – Он не мой молодой человек. Извини, я пойду и поищу его.
   Она встала и положила альбом для эскизов на табурет. Может быть, она была вчера слишком прямолинейна, подумала Кэролайн.
   Джоанна побежала за ней:
   – Я с тобой!
   Судя по рассказу Джоанны, ни одна из сестер Уитфелд не была довольна Закери в это утро. Что ж, может, его сияющие доспехи стали понемногу тускнеть? Пора бы. Еще немного восторгов по поводу его хороших манер и красивой внешности, и ее начнет тошнить.
   – Барлинг, – обратилась она к дворецкому, охранявшему парадную дверь, – ты не знаешь, где мне найти лорда Закери?
   – Он уехал, мисс Уитфелд.
   – Как уехал? Куда?
   – Он, мистер Уитфелд и мистер Андертон поехали на рыбалку, мисс. Они обещали кухарке привезти к обеду целую корзину форели. Миссис Лэндис уже готовит сливочный соус.
   Он уехал. В то утро, когда она решила начать писать его портрет, он отправился на рыбалку.
   – Папа сказал, когда они собираются вернуться? – спросила Джоанна.
   – Думаю, они поехали в сторону Шейвертона, так что я жду их обратно ближе к вечеру.
   Джоанна топнула ногой.
   – Но у нас сегодня должен быть пикник. Кэролайн молча повернулась и поднялась в мастерскую, с силой захлопнув за собой дверь.
   – Проклятие! – бормотала она. – Проклятие! И тут она увидела собаку.
   Гарольд лежал в углу и рвал бумагу. Ее взгляд автоматически упал на табурет. Альбома не было.
   – Нет! – завопила она и бросилась отнимать у щенка разорванный альбом.
   Пес заскулил и, поджав хвост, забился в угол.
   Дрожа, Кэролайн стала просматривать разорванные страницы. Некоторые из них носили следы щенячьих зубов, другие – вообще отсутствовали. Ее любимый набросок – Закери с обнаженным торсом – был разорван на шесть частей, хотя она нашла всего четыре. С тяжелым вздохом и всхлипываниями Кэролайн опустилась на пол.
   – Нет, нет, – повторяла она, а слезы капали на остатки альбома.
   Гарольд осторожно приблизился к ней. Она сердилась на него, но понимала, что щенок необучен и винить надо не его, а хозяина.
   Закери не только пренебрег расписанием, потому что кто-то пригласил его куда-то, а он был слишком вежлив, чтобы отказаться, но из-за того, что он не уделял достаточного внимания своей собаке, целая неделя работы над эскизами оказалась напрасной. Она потратила все дни впустую.
   Это уж слишком. Он услышит, что она о нем думает, и если ему это не понравится, пусть катится к черту. И вообще… У нее не будет времени начать все сначала, учитывая дурацкое расписание, составленное сестрами.
   Рыдая, она подползла к кипе других эскизов, не тронутых Гарольдом. Сейчас она была готова написать портрет лорда и леди Иде в образе Адама и Евы, если они согласятся ей позировать. Кэролайн была слишком расстроена, чтобы заставить себя отказаться от надежды. Надежда – это все, что у нее осталось.
   Закери спрыгнул с повозки на землю. Двое слуг, сопровождавших их на рыбалку, вытащили корсаны с пойманной форелью и понесли их на кухню.
   – Вы отличный рыболов, Закери, – уже не в первый раз похвалил его мистер Уитфелд.
   – Я второй после вас, Эдмунд. Это ваше приспособление, с помощью которого вы вытаскиваете рыбу из воды, просто необыкновенное.
   – Ха, ха. Оно компенсирует отсутствие у меня терпения. К тому же следует учесть, что у меня более двух дюжин ртов, которых я должен накормить.
   Втроем – включая мистера Андертона – они наловили рыбы достаточно для того, чтобы накормить две такие семьи, как Уитфелды, включая слуг. Даже если бы Закери не поймал ни одной рыбы, он был бы доволен вылазкой. Никаких девиц, никаких вопросов насчет его матримониальных намерений – какое облегчение!
   – Прошу меня простить, но мне лучше зайти поздороваться с тетей. Еще раз спасибо, что пригласили меня.
   – Не стоит благодарности.
   После тети он проведет беседу с Кзролалм и попробует растолковать ей разницу между одномерным, плоским портретом и живым мужчиной из плоти и крови. Кроме того, придется отменить свидание со следующей по расписанию девушкой, потому что ему надо срочно принять ванну.
   Когда он вошел, дом показался жутко тихим и пустым. Даже вечно попадающегося везде Барлинга не было видно. Поднявшись наверх, он постучал в дверь спальни тети.
   – Тетя Тремейн?
   – Входи.
   – А где все? – спросил он.
   – Салли заперлась с Барлингом, чтобы обсудить предстоящий бал, а шесть девочек отправились в Троубридж.
   Шесть.
   – Тогда мне лучше зайти к мисс Уитфелд. Кажется, сегодня она собиралась начать писать маслом мой портрет.
   – Каро тоже нет дома. По-моему, она пошла прогуляться.
   – Вот как? – Закери был удивлен. Вряд ли она покинула дом по своей воле. – Что ж, пойду приму ванну и переоденусь. Надеюсь, ты любишь форель.
   – А я надеюсь, что ты все еще будешь голоден к тому времени, когда подадут обед.
   Закери остановился на полпути к двери.
   – Что это должно означать?
   – Надеюсь, ты сам узнаешь. Или не узнаешь.
   – Это утешает.
   – А я и не собиралась тебя утешать.
   Ах, эти женщины! Было бы лучше, если бы он остался на рыбалке. Впрочем, сейчас у него есть еще часа два, прежде чем эта орда вернется домой.
   Как только дворецкий принес ванну в спальню и наполнил ее водой, Закери снял грязную, в рыбьей чешуе одежду и погрузился в горячую воду с головой. Потом вынырнул и глубоко вдохнул. Блаженство!
   – Приятно, да? Он открыл глаза.
   – Господи! – Он схватил полотенце, чтобы прикрыть бедра. – Какого черта вы здесь делаете?
   Кэролайн смотрела ему в глаза, но щеки ее пылали, то говорило о том, что минуту назад она смотрела совсем в другую сторону.
   – У нас было назначено на сегодня утром.
   – Ваш отец пригласил меня на рыбалку, – ответил он, отказываясь чувствовать себя в невыгодном положении только потому, что сидел голый в ванне.
   – Вы могли сказать ему, что вы уже раньше договорились со мной. – Она скрестила руки на груди.
   – Мне казалось, что вам нужны лишь отдельные части, а они были у вас в альбоме. Остальные части хотели пойти на рыбалку.
   – Ах, в альбоме. Ясно. К сожалению, сегодня мне нужны были все ваши части, соединенные в целое.
   Она, видимо, все еще не понимала, к чему он клонит.
   – Вы сказали, что у вас неделя на то, чтобы упаковать меня и отослать в Вену. А я сказал, что никуда не собираюсь, мисс Уитфелд. Вы…
   – Я поняла, что вы имеете в виду, – прервала она его. – Прошу прощения, если я ненароком задела вас за живое или оскорбила ваше чувство собственной значимости.
   Теперь она пытается выставить его каким-то испорченным мальчишкой. Закери встал, обмотав вокруг бедер мокрое полотенце.
   – Я возражал вовсе не против этого.
   – Тем не менее я хочу, чтобы вы выслушали мои возражения.
   – Если вы не можете подождать, пока я оденусь, пожалуйста, продолжайте.
   Кэролайн сделала шаг назад, когда он вышел из ванны.
   – Стойте! – приказала она, нисколько не смущаясь его наготы. – Я понимаю, что вы хотели отдохнуть от нас. Лучше бы вы подождали еще несколько дней, но я понимаю. А еще я поняла, что вы не умеете противиться искушению, если кто-то предлагает вам что-то интересное или какое-либо развлечение.
   – Я не глупый ребенок, Каро…
   – Тогда почему вы так себя ведете, Закери? Мне нужна была ваша помощь. Я вас попросила. Я хочу заниматься живописью и сделать это своей профессией. Лорд и леди Иде хотят сделать меня гувернанткой, чтобы я научила их детей рисовать. Я перережу себе горло, прежде чем соглашусь надеть на себя этот хомут.
   – Тогда позвольте мне одеться, и я сразу же приду вам позировать. – Ее напористость поразила его. В конце концов, он отсутствовал всего несколько часов.
   – Сейчас я уже не могу писать. Пропало освещение. К тому же ваш пес разорвал все мои наброски.
   – Что он сделал?
   По ее гладкой щеке прокатилась слеза.
   – Поскольку вы не удосужились сообщить мне, что у вас изменились планы на это утро, я пошла вас искать. А когда вернулась в мастерскую, он рвал… разорвал на куски мой альбом с набросками.
   – Мне очень жаль, Кэролайн. Я завтра же отошлю Гарольда обратно в Лон…
   – Я не виню Гарольда! Я виню вас! Вы бог знает для чего приобретаете щенка, потом решаете, что у вас есть дела поинтереснее, чем обучать собаку. – Она швырнула в него клочками разорванной бумаги. – Чего вы ждали?
   У Закери окончательно пропало хорошее настроение.
   – Прошу меня извинить, мисс Уитфелд. Если я могу что-то сделать, скажите. Я все сделаю.
   – Очень мило с вашей стороны. Но уже поздно. Если бы у вас была хоть капля ответственности, у нас вообще не было бы этого разговора.
   Это уж слишком.
   – Разве это была моя идея – поделить меня на дольки, словно я апельсин? Как я могу заняться Гарольдом, если мое время целиком принадлежит вашей семье?
   – Если бы это были не Уитфелды, был бы кто-нибудь другой. Вы всегда ни при чем, не так ли? Утверждаете, что у вас есть цель – присоединиться к армии, – а на самом деле сидите и делаете то, что хотят другие. Вы не можете винить нас за это.
   – И что же вы предлагаете?
   – Если вы хотите что-то сделать, так делайте. Не утверждайте, что у вас есть желание, если это будет пустым сотрясением воздуха.