По прибытии во Владивосток мы выехали, не теряя времени, в Японию. Морское сообщение между Владивостоком и японским портом Цуругой поддерживалось как русскими, так и японскими судами. Один раз в неделю отправлялся наш пароход Добровольного флота, а другой раз - японский, "Хазан-Мару". Нам пришлось отправиться на последнем, так как по расписанию он уходил раньше.
Пароход имел небольшой тоннаж. Ввиду военного времени пассажиров почти не было. Кроме нашей миссии, ехал только японский консул во Владивостоке, считавший своим долгом проводить нас до берегов Японии. Ехала еще кучка русских купцов, подрядчиков, промышленников, направлявшихся в Японию в надежде оживления торговых оборотов во время войны. Это была стая волков, почувствовавшая приближение добычи.
Долго двигался "Хазан-Мару" по владивостокскому рейду, пока не вышел в открытое море. Безбрежная даль расстилалась перед нами; несмотря на осеннее время, море было тихое, спокойное; легкие дуновения ветерка вызывали еле заметную рябь на яркой темно-синей поверхности воды...
Постепенно тьма сгустилась, взошел месяц, море заблистало серебристыми огнями, картина стала еще более чарующей!
Невеселы, однако, были мои думы.
Какую странную судьбу, думалось мне, имеет русская армия! Постоянный недостаток оружия, постоянные поиски его во время войны! Война с Германией давно ожидалась, давно велась соответствующая подготовка, и все-таки через несколько дней после ее объявления явилась необходимость в посылке за 12 тысяч километров особой миссии в поисках оружия!
Ведь Россия не вела ни одной войны, во время которой царская армия имела бы достаточно вооружения.
Отечественная война 1812 года... Массовая потеря оружия во время боев и отступления от Немана в глубь России; кровопролитный бой под Бородином, в котором выбыла половина русской армии; крайний недостаток ружей для прибывающих пополнений... Оружия неоткуда взять!
Севастополь... Крайний недостаток в русских войсках нарезных ружей. Прибытие в Севастополь стрелкового батальона, вооруженного штуцерами, празднуется, как великое событие! Восемьсот штуцеров батальона, а с другой стороны - вся английская армия и значительная часть французской, вооруженные более совершенным нарезным оружием...
Русско-турецкая война 1877-1878 годов... Еще за семь лет до этого утверждается винтовка Бердана No 2. Имеется отличный образец для вооружения русской армии. Но к началу войны новые винтовки успели выдать лишь в гвардейский и гренадерский корпуса, а остальная армия идет в бой с устаревшими винтовками Крнка.
Настал 1914 год... Вновь раздались первые выстрелы на рубежах России, и мне предстоит теперь быть действующим лицом в новой главе очень старой истории, именуемой "В поисках оружия".
В стране четырехсот островов
Двуликий Янус
На второй день после выхода из Владивостока наш пароход уже приближался к берегам Японии.
Чуть брезжил рассвет, показалась земля. Силуэты высоких гор виднелись вдалеке, розоватым светом восходящего солнца сияли эти горы. Перед нами была страна, о которой так много рассказывали удивительных вещей, легенд, историй, как о самом оригинальном уголке земного шара. Страна четырехсот островов - так нас учили еще в школе..
Берег все приближался. Розоватый свет окрашивал теперь уже не только верхушки гор, а заливал всю их громаду. Понемногу мы стали различать отдельные контуры остроконечных вершин, суровых утесов, изрезанных гребней, окаймленных то здесь, то там угрюмыми чащами леса. На пологих холмах около деревушки с причудливыми пагодами можно было разглядеть желтые квадраты рисовых плантаций. Береговая полоса поражала обилием маленьких заливов, бухт, мысов, перешейков, островков.
Мы шли вдоль гористых кряжей Японии, круто возвышающихся из темно-зеленых пучин океана. Под нами было самое глубокое место на земном шаре - водяная пропасть в десять тысяч метров.
Наконец пароход причалил к пристани Цуруги. На ней масса народа. После взаимных приветствий нас тесно окружила японская толпа - пестрая, оживленная. Со всех сторон предлагали всевозможные услуги, японские рикши буквально тащили нас и наш багаж на свои колясочки, несколько корреспондентов, перебивая друг друга, забрасывали разными вопросами. Одни предлагали показать город, другие уговаривали немедленно посетить его окрестности.
Положение было довольно неловкое. Из него вывел нас живущий в Цуруге представитель русского Добровольного флота, который нанял несколько рикш, других отстранил, и мы направились прямо по первой попавшейся дороге, чтобы избавиться от любопытства толпы. Сделав некоторый крюк, мы повернули обратно и подъехали к вокзалу железной дороги, ведущей в Токио...
С жадным вниманием следил я из окна вагона за часто меняющимися картинами природы неизвестной страны. Мне вспомнилось одно выражение из прочитанной недавно книги о Японии: "Природа Японии - это двуликий Янус". И действительно, с внешней стороны она приветливая, роскошная и богатая, но в то же время она и непокорная, коварная, гибельная. С незапамятных времен эта природа привлекала к себе красотой, ласковостью, но в то же время не давала человеку ни на минуту сложить руки и успокоиться.
В Японии постоянно встречаешься с фактами, которые подтверждают правильность этой мысли. Дорога из Цуруги на Токио извивается вначале среди сильно гористой местности. Опять громоздились перед нами отвесные скалы, недосягаемые кручи, изредка покрытые лесом. И среди склонов гор каждый удобный участок был обработан для посева риса; то здесь, то там виднелись японские крестьяне, копошившиеся на своих маленьких квадратиках рисовых полей. Огромный труд и настойчивость нужны для того, чтобы вырвать в этих местах у земли ее скудные плоды.
Через час или два пути от Цуруги мы увидели следы ужасного разрушения, которое было произведено потоками, бежавшими с гор после сильного ливня. Вдоль русла маленького ручейка, теперь опять еле заметного в своем каменистом ложе, железная дорога была снесена на протяжении нескольких километров, и наш поезд шел по свежей временной насыпи, с временными чуть живыми деревянными мостами. Насколько сильно разливается ручей от горных потоков, насколько могуч делается тогда напор его воды, можно было видеть хотя бы по разрушенным стропилам железных мостов на этом участке. Стальные мостовые фермы, снесенные потоком на несколько сажен в сторону, валялись под откосом, в русле ручья.
Наводнения, землетрясения и постоянные пожары - три стихийных бича Японии, и никакая сказочная фееричность и красота природы не могут загладить тех опустошений, которые ежегодно поражают эти места. В стране восходящего солнца насчитывают до ста пятидесяти вулканов, из них пятьдесят действующих. По количеству вулканических извержений ей нет равных. Вся история Японии полна описаниями страшных катастроф, которые так часто обрушивались на ее жителей, - здесь и разрушение городов и селений, здесь и гибель десятков тысяч людей от колебаний почвы, от образования трещин, от сопровождавших землетрясения пожаров, от оседания поверхности земли в океан и опустошительных наводнений...
Весть о прибытии русской военной миссии уже разнеслась вдоль дороги. На каждой станции толпилось много любопытных. А в Нагое - самой гористой провинции на пути в Токио - нам устроили даже особую встречу. На перрон вышли представители города, тепло приветствовавшие миссию по случаю прибытия в их страну. Сердечность японцев произвела на нас большое впечатление. Надо отметить: чем ближе мы узнавали народ Японии, тем все больше убеждались, . что, несмотря на недавнюю войну, к нам, русским, относятся очень доброжелательно. Но только народ. Другое дело правительство... И в этом смысле Япония оказалась тоже двуликим Янусом.
Вскоре мы выехали на равнинную местность. Всюду виднелись вспаханные поля, главным образом рисовые плантации. Мы обратили внимание на весьма своеобразную систему водоснабжения этих земельных участков. Вода из водоемов проводилась по пустотелым стволам бамбуковых деревьев, которых так много произрастает в Японии. Мимо нас мелькали японские деревеньки с примитивным и незатейливым хозяйством. Домики были похожи на карточные. То тут, то там стояли оригинальные каменные фонари, в которых теплились лампадки, зажженные суеверными жителями в честь умерших предков.
Далее железная дорога потянулась по берегу Тихого океана. Показалась играющая под лучами солнца лазурь безбрежного моря - с белоснежными парусами рыбачьих лодок, с песчаной отмелью прибрежной полосы и типичными японскими соснами, вздымающими к небу свои искривленные сучья.
Мы ехали в Японию, почти ничего не зная толком о ней - о ее обычаях, хозяйственной жизни, культурном облике. Никто из нас не понимал ни слова по-японски. Из-за поспешности отъезда не успели даже захватить словарь или самоучитель. Но зато мы были хорошо подготовлены к выполнению своей миссии: каждый из нас отлично знал вооружение японской армии, материальную часть артиллерии, конструкции и боевые свойства орудий, снарядов, ружей, пулеметов.
Во время долгого путешествия я частенько прикидывал, что может из ручного огнестрельного оружия предоставить нам правительство микадо. Была надежда получить старые винтовки образца 1897 года системы Арисака. С этими винтовками японская армия шла против России в 1904-1905 годах, так что мы на себе испытали все их боевые качества. Ко времени мировой войны эта винтовка была заменена более новой системой того же Арисака - образца 1905 года.
Японская винтовка 1897 года по своему устройству принадлежала к современному оружию. У нее был магазин на пять патронов и так называемый скользящий затвор. Отличалась она от русской трехлинейной того времени главным образом тем, что имела несколько меньший калибр. Благодаря этому японская винтовка обладала даже несколько лучшими баллистическими качествами. Все же подавляющая часть государств не приняла для своих винтовок такого калибра, так как господствовало мнение, будто малокалиберные пули должны обладать обязательно и меньшей убойной способностью.
Однако мне самому пришлось исследовать этот вопрос в связи с разработкой нового патрона для автоматической винтовки. Я стал подробно изучать действие 6,5-миллиметровой винтовки Арисака. Внимательнейшим образом я просмотрел всю русскую и иностранную литературу по этому вопросу. Многие врачи, работавшие на фронте во время русско-турецкой и русско-японской войн, оставили ценнейшие наблюдения о характере ранений различным оружием и в разных случаях. На тысячах примеров они показывали, что раны, производимые пулями Арисака калибром в 6,5 миллиметра, заживают быстрее, чем от пуль более крупного калибра. Из этих примеров многие поспешили сделать вывод, будто пуля Арисака обладает меньшей убойной способностью. Появился даже весьма нелепый термин - "гуманная пуля".
Такое мнение составилось потому, что к решению этого вопроса подходили слишком односторонне. Рассматривая действие пули, принимали во внимание почему-то лишь ее калибр, а не общее устройство. Прежние пули не имели оболочки. Поэтому они легко деформировались при ударе и наносили очень тяжелые рваные раны. Новые же пули, в том числе и Арисака, имели твердую оболочку и деформировались гораздо меньше.
Врачи, работавшие на фронте, сравнивали японскую пулю в 6,5 миллиметра со старыми пулями большего калибра и без оболочки, которые применялись в русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Между тем, если бы они сравнили действие пули Арисака хотя бы с русской оболочечной пулей калибром в 7,62 миллиметра, то результат получился бы несколько иной: тогда бы и не стали говорить, что уменьшение калибра до 6,5 миллиметра снизило убойную способность новой пули.
Придя к такому заключению, я подал в 1911 году соответствующий доклад в Артиллерийский комитет. После этого была образована особая комиссия из крупнейших хирургов, в присутствии которых были произведены опытные стрельбы на убойность по трупам животных пулями разных калибров. Эти испытания проводились по особой программе на стрельбище в Ораниенбауме. Они целиком подтвердили мои выводы: мнимая "гуманность" пули в 6,5 миллиметра объясняется вовсе не ее относительно малым калибром, а тем, что она, как и другие новейшие пули, заключена в оболочку и в силу этого меньше деформируется.
И вот спустя три года мне вновь было суждено ветретиться с винтовкой Арисака. Но, опираясь на мое исследование и результаты опытных стрельб, я с уверенностью говорил себе: укоренившееся мнение о меньшей убойной силе этой винтовки - вздор. Она ничуть не хуже других современных образцов. И я вновь и вновь взвешивал в уме все ее преимущества и недостатки.
Некоторое преимущество винтовки Арисака по сравнению с русской заключалось в том, что у нее благодаря двухрядному расположению патронов магазин не выступал из ложа. Но затвор был значительно хуже нашего, так как состоял из многих мелких частей, легко терявшихся, особенно в боевой обстановке. Между прочим, в своем новом образце 1905 года Арисака устранил этот существенный недостаток: теперь его затвор состоял из небольшого числа крупных деталей.
Существенная разница была в штыке. В России он делался граненым и всегда был примкнут к винтовке. У японцев штык был клинковый, примыкали его лишь в момент атаки, при непосредственном сближении с противником.
В общем, сравнивая различные достоинства и недостатки обеих систем, можно было признать, что русская трехлинейная винтовка 1891 года и японская винтовка 1897 года были равноценными. Поэтому я считал, что эти винтовки Арисака вполне подходят для того, чтобы быстро возместить недостаток в огнестрельном оружии у русской армии. Надо было лишь обратить строгое внимание на то состояние, в котором они находились, и отобрать наименее изношенные.
Весь вопрос заключался в том, отпустит ли нам эти винтовки японское правительство.
Первые неудачи
Наш поезд подошел к Токио.
Мы двигались по дебаркадеру, окруженные восторженной толпой. Оглушительные крики "банзай" неслись со всех сторон. Фотографы щелкали затворами кодаков.
Вокзал столицы Японии поразил нас своей убогостью: он был тесный, грязный, с низкими, плохонькими строениями. На вокзальной площади нас ждало несколько автомобилей. И тут повторилась прежняя история: каждый владелец хотел усадить нас обязательно в свою машину.
Вскоре мы подъехали к отелю "Сейокен", находившемуся недалеко от вокзала. С облегчением вздохнули, когда окончилась эта бурная встреча и наша миссия собралась в своем тесном кругу в тихом и уютном номере отеля.
На следующее утро к нам приехал русский военный агент полковник Самойлов, живший в Иокогаме. Он должен был представить нашу миссию военному министру и начальнику японского артиллерийского управления.
Военный министр назначил прием в тот же день.
Сменив штатское платье на парадную форму, мы отправились в министерство. Принимали всех нас в небольшой комнате с круглым столом, покрытым зеленой скатертью. Министр не походил на типичного японца. Это был высокий стройный человек лет пятидесяти, с энергичным бритым лицом европейского склада. На нем был мундир цвета хаки, очень мало отличавшийся от английского френча. Он попросил занять места у стола, выказывая все время большую вежливость и любезность. Здесь же присутствовали начальник японского генштаба, начальник артиллерийского управления, представители оружейных заводов, а также несколько офицеров генштаба, бойко говоривших по-русски. Министр завел сначала чисто салонную беседу о погоде, о приятности путешествия и т. п. Полковник Самойлов нас уже предупредил заранее, что, по японскому обычаю, нельзя сразу приступать к делу, а надо потратить некоторое время на общие разговоры.
Наконец председатель нашей миссии генерал Гермониус по знаку Самойлова начал говорить на ту тему, ради которой мы все здесь собрались. Он изложил цель приезда миссии и просил отпустить для русской армии необходимое ей вооружение из запасов японского военного министерства.
С неизменной улыбкой и в самых изысканных выражениях министр ответил на это, что пожелания русского правительства будут подробно рассмотрены, однако вопрос этот не может быть разрешен быстро, так как Япония сама участвует в войне и сама нуждается в оружии.
- Вопрос об отпуске России винтовок, патронов и орудий потребует весьма основательного и длительного рассмотрения, - с этими словами министр встал, и аудиенция закончилась. Она продолжалась всего около пятнадцати минут, при этом три четверти времени мы говорили о совершенно посторонних вещах.
Стало ясно, что решение неотложного вопроса, имеющего огромную важность для русской армии, затягивается на неопределенное время.
Между тем нас донимали невероятным обилием всяких официальных встреч: одно за другим следовали разные представления, завтраки, званые обеды, вечера, визиты. Все это было в высшей степени утомительно и неприятно, так как мы вовсе не за этим проделали путь свыше двенадцати тысяч километров. Но японские круги, именно пользуясь подобными "развлечениями", хотели оттянуть время, а следовательно, и помощь русской армии.
Мы нервничали, обращались то к нашему послу, то к военному агенту, но они были бессильны что-либо сделать Вместо ответа нам неизменно привозили любезные приглашения на всякие банкеты, которые давались в честь русской миссии. К каким только ухищрениям не прибегали в этом отношении японцы!
Помню, мы как-то спустились в столовую при нашей гостинице. Здесь все было убрано любимыми японскими цветами - хризантемами и ирисами. Обычно за обедом и ужином играл оркестр. На этот раз мы были приятно поражены русскими мотивами. Вместо прежних музыкантов сидели японские девушки. Нам поспешили сообщить, что играет объединенный оркестр всех женских гимназий Токио, ученицы которых, узнав о приезде русской миссии, решили выразить таким образом чувства симпатии к России.
Все это было очень трогательно, но... дело при этом не подвигалось ни на шаг.
Затем нас посетила особая делегация от женщин-писательниц. Два японца внесли большую вазу, изящно сплетенную из тонких окрашенных прутьев и красиво убранную все теми же ирисами и хризантемами. Все было красиво при этом посещении - и роскошные цветы, и ваза, и приветливые лица женщин, и их кимоно...
Далее последовала делегация от учеников школ Токио. Она поднесла в подарок нашей миссии альбом с открытками, нарисованными в японском вкусе самими учениками...
А потом опять приглашения на рауты, вечера и т. д.
Мексиканская история
Но все эти церемонии нас нисколько не успокаивали. Наши ходатайства и просьбы делались все более настойчивыми. Тогда японское министерство вдруг неожиданно предложило нам приобрести винтовки и карабины, изготовлявшиеся по заказу Мексики. Нам сообщили, как о величайшей милости, что смогут продать для России тридцать пять тысяч таких винтовок, - жалкая цифра!
Винтовки эти были новейшей системы и отличались от японских лишь более крупным калибром - в 7 миллиметров. Предложение это не имело большого интереса, так как для мексиканских ружей нужен был особый маузеровский патрон. К тому же японское министерство отпускало нам совершенно ничтожное количество маузеровских патронов - не более двухсот на каждую винтовку. И это в то время, когда по нашим весьма скромным нормам надо было иметь на винтовку не менее тысячи выстрелов. Ведь уже в русско-японскую войну были такие горячие бои, в которых солдат расстреливал двести патронов за несколько часов.
Мы все же сообщили об этом предложении в Главное артиллерийское управление. А пока должен был прийти из Петрограда ответ, решили осмотреть винтовки. Дело осложнялось, между прочим, и дипломатическими соображениями. Мексика заказала эти винтовки еще год тому назад. Для приемки заказа в Японию приехала специальная мексиканская комиссия, которая также находилась в Токио. Часть винтовок была уже отправлена за океан, оставалась только последняя партия, и эту партию нам предстояло вырвать у мексиканцев буквально из-под носа.
Вся история с этими винтовками походила на какой-то приключенческий кинофильм. Для осмотра нам пришлось выбрать праздничный день, чтобы не возбудить подозрений мексиканцев, которые в другие дни неотступно находились на складе и производили приемку. С массой предосторожностей нас привели тайком на склад, и я быстро осмотрел винтовки. Они были очень хорошего изготовления.
Из Петрограда пришел ответ - необходимо немедленно сделать покупку. Эта телеграмма ясно говорила, что вопрос с оружием в царской армии значительно ухудшился. Мы стали торопить японское министерство. В одну ночь ящики с винтовками исчезли из помещения, где хранилось за мексиканской печатью принятое оружие. И когда наутро пришла мексиканская комиссия, она увидела сломанную печать, пустой сарай и узнала неприятную новость. Положение мексиканцев было тяжелым: по их словам, они не могли вернуться на родину, где их ожидал расстрел или виселица ввиду возможного подозрения, что они уступили винтовки за взятку. Мы сочувствовали всей душой ни в чем не повинным людям, тем более что были невольной причиной их несчастья. Но, увы, условия военного времени заставляют иногда идти и не на такие поступки!
После того как я самым тщательным образом осмотрел на выдержку около десяти процентов винтовок, все они были надлежащим образом упакованы и отправлены в Россию. Об их судьбе я узнал лишь впоследствии, когда проезжал через Маньчжурию на обратном пути в Петроград. На одной станции Китайско-Восточной железной дороги мне сообщили, что мексиканские винтовки поступили на вооружение полков пограничной стражи, а все трехлинейки, бывшие у них ранее, отправлены на фронт.
Решение японского правительства бросить жалкую "мексиканскую подачку" русской армии объяснялось закулисными соображениями, о которых мы узнали совершенно случайно. Однажды вечером в наш номер гостиницы вошел человек в форме капитана русского Добровольного флота. И вот что он нам рассказал.
Приведя свое судно из России в японский порт Иокогаму, капитан сошел на берег и от скуки забрел в один из портовых кабачков. Там он коротал время среди английских и французских моряков, решивших обильными возлияниями отпраздновать отплытие своих судов с новыми грузами в Европу. Объясняясь с ними на том интернациональном жаргоне, который состоит из импровизированной смеси всех языков мира, русский капитан услышал вещи, глубоко его заинтересовавшие. Английские и французские судовые команды только что закончили спешную погрузку оружия - такие длинные ящики, в них винтовки. Говорили, будто эти винтовки просила Россия, но японцы ей не дали, теперь все это пойдет в Англию и Францию. Моряки зубоскалили и подшучивали над русским коллегой...
Капитан Добровольного флота поспешил к нам в Токио, чтобы передать эту потрясающую весть. Мы, конечно, приняли меры к тому, чтобы тотчас же проверить сообщение капитана. Действительно, как раз в те дни, когда наше внимание целиком было поглощено мексиканской эпопеей, в порту Иокогаме спешно грузились на английские и французские пароходы винтовки Арисака, каких мы безуспешно добивались в течение нескольких недель.
Япония скрывала от нас, что она прежде всего помогала Англии и Франции. Мы были на последнем счету, нам бросали самые ничтожные крохи и объедки. Такова была награда за преждевременный переход русских войск в наступление с целью оттянуть германские силы с англо-французского фронта! Вместо помощи "союзники" перехватывали у русских даже то оружие, которого мы так долго домогались в Японии.
Такое начало не предвещало ничего хорошего.
Азия плюс Европа
В свободное время мы много бродили по городу, присматриваясь к незнакомой жизни. Наш отель находился недалеко от главной улицы Гинза. Первое впечатление от Токио - этого центра японского империализма навсегда осталось в моей памяти. Удивительное сочетание Азии и Европы, самые резкие контрасты между стандартными "новинками" капитализма и идиллической самобытной стариной! Уже на вокзальной площади рядом с первобытным рикшей стоит автомобиль последней заграничной марки. Далее по улице Гинза, вымощенной камнем, идет типичный европейский квартал: солидные каменные здания в три-четыре этажа, роскошные магазины и рестораны, обслуживающие преимущественно иностранцев.
О многом говорили и вывески. Рядом с кричащими плакатами магазинчиков, торгующих безделушками, скромные, но многозначительные вывески фирм и акционерных обществ, ворочающих капиталами на биржах Лондона, Нью-Йорка, Парижа... Да и сама толпа, быстро и деловито движущаяся по широким тротуарам, дает неисчерпаемый источник для все новых и новых наблюдений, полна резких контрастов. Большинство городских жителей средней руки носит широкий национальный костюм. Многие совершенно без головного убора. У иных плоские шляпы европейского образца, наши кепи и даже котелки. Приходилось мне видеть и богатых японцев, которые надевали в официальных случаях цилиндры - в знак своей общности с капиталистической цивилизацией. Большинство учащихся средних школ носило привычные нам гимназические фуражки. Нередко среди синих кимоно мелькали пиджак и длинные брюки. И тут же можно видеть желтокожего бедняка чуть ли не с одной повязкой на бедрах.
Пароход имел небольшой тоннаж. Ввиду военного времени пассажиров почти не было. Кроме нашей миссии, ехал только японский консул во Владивостоке, считавший своим долгом проводить нас до берегов Японии. Ехала еще кучка русских купцов, подрядчиков, промышленников, направлявшихся в Японию в надежде оживления торговых оборотов во время войны. Это была стая волков, почувствовавшая приближение добычи.
Долго двигался "Хазан-Мару" по владивостокскому рейду, пока не вышел в открытое море. Безбрежная даль расстилалась перед нами; несмотря на осеннее время, море было тихое, спокойное; легкие дуновения ветерка вызывали еле заметную рябь на яркой темно-синей поверхности воды...
Постепенно тьма сгустилась, взошел месяц, море заблистало серебристыми огнями, картина стала еще более чарующей!
Невеселы, однако, были мои думы.
Какую странную судьбу, думалось мне, имеет русская армия! Постоянный недостаток оружия, постоянные поиски его во время войны! Война с Германией давно ожидалась, давно велась соответствующая подготовка, и все-таки через несколько дней после ее объявления явилась необходимость в посылке за 12 тысяч километров особой миссии в поисках оружия!
Ведь Россия не вела ни одной войны, во время которой царская армия имела бы достаточно вооружения.
Отечественная война 1812 года... Массовая потеря оружия во время боев и отступления от Немана в глубь России; кровопролитный бой под Бородином, в котором выбыла половина русской армии; крайний недостаток ружей для прибывающих пополнений... Оружия неоткуда взять!
Севастополь... Крайний недостаток в русских войсках нарезных ружей. Прибытие в Севастополь стрелкового батальона, вооруженного штуцерами, празднуется, как великое событие! Восемьсот штуцеров батальона, а с другой стороны - вся английская армия и значительная часть французской, вооруженные более совершенным нарезным оружием...
Русско-турецкая война 1877-1878 годов... Еще за семь лет до этого утверждается винтовка Бердана No 2. Имеется отличный образец для вооружения русской армии. Но к началу войны новые винтовки успели выдать лишь в гвардейский и гренадерский корпуса, а остальная армия идет в бой с устаревшими винтовками Крнка.
Настал 1914 год... Вновь раздались первые выстрелы на рубежах России, и мне предстоит теперь быть действующим лицом в новой главе очень старой истории, именуемой "В поисках оружия".
В стране четырехсот островов
Двуликий Янус
На второй день после выхода из Владивостока наш пароход уже приближался к берегам Японии.
Чуть брезжил рассвет, показалась земля. Силуэты высоких гор виднелись вдалеке, розоватым светом восходящего солнца сияли эти горы. Перед нами была страна, о которой так много рассказывали удивительных вещей, легенд, историй, как о самом оригинальном уголке земного шара. Страна четырехсот островов - так нас учили еще в школе..
Берег все приближался. Розоватый свет окрашивал теперь уже не только верхушки гор, а заливал всю их громаду. Понемногу мы стали различать отдельные контуры остроконечных вершин, суровых утесов, изрезанных гребней, окаймленных то здесь, то там угрюмыми чащами леса. На пологих холмах около деревушки с причудливыми пагодами можно было разглядеть желтые квадраты рисовых плантаций. Береговая полоса поражала обилием маленьких заливов, бухт, мысов, перешейков, островков.
Мы шли вдоль гористых кряжей Японии, круто возвышающихся из темно-зеленых пучин океана. Под нами было самое глубокое место на земном шаре - водяная пропасть в десять тысяч метров.
Наконец пароход причалил к пристани Цуруги. На ней масса народа. После взаимных приветствий нас тесно окружила японская толпа - пестрая, оживленная. Со всех сторон предлагали всевозможные услуги, японские рикши буквально тащили нас и наш багаж на свои колясочки, несколько корреспондентов, перебивая друг друга, забрасывали разными вопросами. Одни предлагали показать город, другие уговаривали немедленно посетить его окрестности.
Положение было довольно неловкое. Из него вывел нас живущий в Цуруге представитель русского Добровольного флота, который нанял несколько рикш, других отстранил, и мы направились прямо по первой попавшейся дороге, чтобы избавиться от любопытства толпы. Сделав некоторый крюк, мы повернули обратно и подъехали к вокзалу железной дороги, ведущей в Токио...
С жадным вниманием следил я из окна вагона за часто меняющимися картинами природы неизвестной страны. Мне вспомнилось одно выражение из прочитанной недавно книги о Японии: "Природа Японии - это двуликий Янус". И действительно, с внешней стороны она приветливая, роскошная и богатая, но в то же время она и непокорная, коварная, гибельная. С незапамятных времен эта природа привлекала к себе красотой, ласковостью, но в то же время не давала человеку ни на минуту сложить руки и успокоиться.
В Японии постоянно встречаешься с фактами, которые подтверждают правильность этой мысли. Дорога из Цуруги на Токио извивается вначале среди сильно гористой местности. Опять громоздились перед нами отвесные скалы, недосягаемые кручи, изредка покрытые лесом. И среди склонов гор каждый удобный участок был обработан для посева риса; то здесь, то там виднелись японские крестьяне, копошившиеся на своих маленьких квадратиках рисовых полей. Огромный труд и настойчивость нужны для того, чтобы вырвать в этих местах у земли ее скудные плоды.
Через час или два пути от Цуруги мы увидели следы ужасного разрушения, которое было произведено потоками, бежавшими с гор после сильного ливня. Вдоль русла маленького ручейка, теперь опять еле заметного в своем каменистом ложе, железная дорога была снесена на протяжении нескольких километров, и наш поезд шел по свежей временной насыпи, с временными чуть живыми деревянными мостами. Насколько сильно разливается ручей от горных потоков, насколько могуч делается тогда напор его воды, можно было видеть хотя бы по разрушенным стропилам железных мостов на этом участке. Стальные мостовые фермы, снесенные потоком на несколько сажен в сторону, валялись под откосом, в русле ручья.
Наводнения, землетрясения и постоянные пожары - три стихийных бича Японии, и никакая сказочная фееричность и красота природы не могут загладить тех опустошений, которые ежегодно поражают эти места. В стране восходящего солнца насчитывают до ста пятидесяти вулканов, из них пятьдесят действующих. По количеству вулканических извержений ей нет равных. Вся история Японии полна описаниями страшных катастроф, которые так часто обрушивались на ее жителей, - здесь и разрушение городов и селений, здесь и гибель десятков тысяч людей от колебаний почвы, от образования трещин, от сопровождавших землетрясения пожаров, от оседания поверхности земли в океан и опустошительных наводнений...
Весть о прибытии русской военной миссии уже разнеслась вдоль дороги. На каждой станции толпилось много любопытных. А в Нагое - самой гористой провинции на пути в Токио - нам устроили даже особую встречу. На перрон вышли представители города, тепло приветствовавшие миссию по случаю прибытия в их страну. Сердечность японцев произвела на нас большое впечатление. Надо отметить: чем ближе мы узнавали народ Японии, тем все больше убеждались, . что, несмотря на недавнюю войну, к нам, русским, относятся очень доброжелательно. Но только народ. Другое дело правительство... И в этом смысле Япония оказалась тоже двуликим Янусом.
Вскоре мы выехали на равнинную местность. Всюду виднелись вспаханные поля, главным образом рисовые плантации. Мы обратили внимание на весьма своеобразную систему водоснабжения этих земельных участков. Вода из водоемов проводилась по пустотелым стволам бамбуковых деревьев, которых так много произрастает в Японии. Мимо нас мелькали японские деревеньки с примитивным и незатейливым хозяйством. Домики были похожи на карточные. То тут, то там стояли оригинальные каменные фонари, в которых теплились лампадки, зажженные суеверными жителями в честь умерших предков.
Далее железная дорога потянулась по берегу Тихого океана. Показалась играющая под лучами солнца лазурь безбрежного моря - с белоснежными парусами рыбачьих лодок, с песчаной отмелью прибрежной полосы и типичными японскими соснами, вздымающими к небу свои искривленные сучья.
Мы ехали в Японию, почти ничего не зная толком о ней - о ее обычаях, хозяйственной жизни, культурном облике. Никто из нас не понимал ни слова по-японски. Из-за поспешности отъезда не успели даже захватить словарь или самоучитель. Но зато мы были хорошо подготовлены к выполнению своей миссии: каждый из нас отлично знал вооружение японской армии, материальную часть артиллерии, конструкции и боевые свойства орудий, снарядов, ружей, пулеметов.
Во время долгого путешествия я частенько прикидывал, что может из ручного огнестрельного оружия предоставить нам правительство микадо. Была надежда получить старые винтовки образца 1897 года системы Арисака. С этими винтовками японская армия шла против России в 1904-1905 годах, так что мы на себе испытали все их боевые качества. Ко времени мировой войны эта винтовка была заменена более новой системой того же Арисака - образца 1905 года.
Японская винтовка 1897 года по своему устройству принадлежала к современному оружию. У нее был магазин на пять патронов и так называемый скользящий затвор. Отличалась она от русской трехлинейной того времени главным образом тем, что имела несколько меньший калибр. Благодаря этому японская винтовка обладала даже несколько лучшими баллистическими качествами. Все же подавляющая часть государств не приняла для своих винтовок такого калибра, так как господствовало мнение, будто малокалиберные пули должны обладать обязательно и меньшей убойной способностью.
Однако мне самому пришлось исследовать этот вопрос в связи с разработкой нового патрона для автоматической винтовки. Я стал подробно изучать действие 6,5-миллиметровой винтовки Арисака. Внимательнейшим образом я просмотрел всю русскую и иностранную литературу по этому вопросу. Многие врачи, работавшие на фронте во время русско-турецкой и русско-японской войн, оставили ценнейшие наблюдения о характере ранений различным оружием и в разных случаях. На тысячах примеров они показывали, что раны, производимые пулями Арисака калибром в 6,5 миллиметра, заживают быстрее, чем от пуль более крупного калибра. Из этих примеров многие поспешили сделать вывод, будто пуля Арисака обладает меньшей убойной способностью. Появился даже весьма нелепый термин - "гуманная пуля".
Такое мнение составилось потому, что к решению этого вопроса подходили слишком односторонне. Рассматривая действие пули, принимали во внимание почему-то лишь ее калибр, а не общее устройство. Прежние пули не имели оболочки. Поэтому они легко деформировались при ударе и наносили очень тяжелые рваные раны. Новые же пули, в том числе и Арисака, имели твердую оболочку и деформировались гораздо меньше.
Врачи, работавшие на фронте, сравнивали японскую пулю в 6,5 миллиметра со старыми пулями большего калибра и без оболочки, которые применялись в русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Между тем, если бы они сравнили действие пули Арисака хотя бы с русской оболочечной пулей калибром в 7,62 миллиметра, то результат получился бы несколько иной: тогда бы и не стали говорить, что уменьшение калибра до 6,5 миллиметра снизило убойную способность новой пули.
Придя к такому заключению, я подал в 1911 году соответствующий доклад в Артиллерийский комитет. После этого была образована особая комиссия из крупнейших хирургов, в присутствии которых были произведены опытные стрельбы на убойность по трупам животных пулями разных калибров. Эти испытания проводились по особой программе на стрельбище в Ораниенбауме. Они целиком подтвердили мои выводы: мнимая "гуманность" пули в 6,5 миллиметра объясняется вовсе не ее относительно малым калибром, а тем, что она, как и другие новейшие пули, заключена в оболочку и в силу этого меньше деформируется.
И вот спустя три года мне вновь было суждено ветретиться с винтовкой Арисака. Но, опираясь на мое исследование и результаты опытных стрельб, я с уверенностью говорил себе: укоренившееся мнение о меньшей убойной силе этой винтовки - вздор. Она ничуть не хуже других современных образцов. И я вновь и вновь взвешивал в уме все ее преимущества и недостатки.
Некоторое преимущество винтовки Арисака по сравнению с русской заключалось в том, что у нее благодаря двухрядному расположению патронов магазин не выступал из ложа. Но затвор был значительно хуже нашего, так как состоял из многих мелких частей, легко терявшихся, особенно в боевой обстановке. Между прочим, в своем новом образце 1905 года Арисака устранил этот существенный недостаток: теперь его затвор состоял из небольшого числа крупных деталей.
Существенная разница была в штыке. В России он делался граненым и всегда был примкнут к винтовке. У японцев штык был клинковый, примыкали его лишь в момент атаки, при непосредственном сближении с противником.
В общем, сравнивая различные достоинства и недостатки обеих систем, можно было признать, что русская трехлинейная винтовка 1891 года и японская винтовка 1897 года были равноценными. Поэтому я считал, что эти винтовки Арисака вполне подходят для того, чтобы быстро возместить недостаток в огнестрельном оружии у русской армии. Надо было лишь обратить строгое внимание на то состояние, в котором они находились, и отобрать наименее изношенные.
Весь вопрос заключался в том, отпустит ли нам эти винтовки японское правительство.
Первые неудачи
Наш поезд подошел к Токио.
Мы двигались по дебаркадеру, окруженные восторженной толпой. Оглушительные крики "банзай" неслись со всех сторон. Фотографы щелкали затворами кодаков.
Вокзал столицы Японии поразил нас своей убогостью: он был тесный, грязный, с низкими, плохонькими строениями. На вокзальной площади нас ждало несколько автомобилей. И тут повторилась прежняя история: каждый владелец хотел усадить нас обязательно в свою машину.
Вскоре мы подъехали к отелю "Сейокен", находившемуся недалеко от вокзала. С облегчением вздохнули, когда окончилась эта бурная встреча и наша миссия собралась в своем тесном кругу в тихом и уютном номере отеля.
На следующее утро к нам приехал русский военный агент полковник Самойлов, живший в Иокогаме. Он должен был представить нашу миссию военному министру и начальнику японского артиллерийского управления.
Военный министр назначил прием в тот же день.
Сменив штатское платье на парадную форму, мы отправились в министерство. Принимали всех нас в небольшой комнате с круглым столом, покрытым зеленой скатертью. Министр не походил на типичного японца. Это был высокий стройный человек лет пятидесяти, с энергичным бритым лицом европейского склада. На нем был мундир цвета хаки, очень мало отличавшийся от английского френча. Он попросил занять места у стола, выказывая все время большую вежливость и любезность. Здесь же присутствовали начальник японского генштаба, начальник артиллерийского управления, представители оружейных заводов, а также несколько офицеров генштаба, бойко говоривших по-русски. Министр завел сначала чисто салонную беседу о погоде, о приятности путешествия и т. п. Полковник Самойлов нас уже предупредил заранее, что, по японскому обычаю, нельзя сразу приступать к делу, а надо потратить некоторое время на общие разговоры.
Наконец председатель нашей миссии генерал Гермониус по знаку Самойлова начал говорить на ту тему, ради которой мы все здесь собрались. Он изложил цель приезда миссии и просил отпустить для русской армии необходимое ей вооружение из запасов японского военного министерства.
С неизменной улыбкой и в самых изысканных выражениях министр ответил на это, что пожелания русского правительства будут подробно рассмотрены, однако вопрос этот не может быть разрешен быстро, так как Япония сама участвует в войне и сама нуждается в оружии.
- Вопрос об отпуске России винтовок, патронов и орудий потребует весьма основательного и длительного рассмотрения, - с этими словами министр встал, и аудиенция закончилась. Она продолжалась всего около пятнадцати минут, при этом три четверти времени мы говорили о совершенно посторонних вещах.
Стало ясно, что решение неотложного вопроса, имеющего огромную важность для русской армии, затягивается на неопределенное время.
Между тем нас донимали невероятным обилием всяких официальных встреч: одно за другим следовали разные представления, завтраки, званые обеды, вечера, визиты. Все это было в высшей степени утомительно и неприятно, так как мы вовсе не за этим проделали путь свыше двенадцати тысяч километров. Но японские круги, именно пользуясь подобными "развлечениями", хотели оттянуть время, а следовательно, и помощь русской армии.
Мы нервничали, обращались то к нашему послу, то к военному агенту, но они были бессильны что-либо сделать Вместо ответа нам неизменно привозили любезные приглашения на всякие банкеты, которые давались в честь русской миссии. К каким только ухищрениям не прибегали в этом отношении японцы!
Помню, мы как-то спустились в столовую при нашей гостинице. Здесь все было убрано любимыми японскими цветами - хризантемами и ирисами. Обычно за обедом и ужином играл оркестр. На этот раз мы были приятно поражены русскими мотивами. Вместо прежних музыкантов сидели японские девушки. Нам поспешили сообщить, что играет объединенный оркестр всех женских гимназий Токио, ученицы которых, узнав о приезде русской миссии, решили выразить таким образом чувства симпатии к России.
Все это было очень трогательно, но... дело при этом не подвигалось ни на шаг.
Затем нас посетила особая делегация от женщин-писательниц. Два японца внесли большую вазу, изящно сплетенную из тонких окрашенных прутьев и красиво убранную все теми же ирисами и хризантемами. Все было красиво при этом посещении - и роскошные цветы, и ваза, и приветливые лица женщин, и их кимоно...
Далее последовала делегация от учеников школ Токио. Она поднесла в подарок нашей миссии альбом с открытками, нарисованными в японском вкусе самими учениками...
А потом опять приглашения на рауты, вечера и т. д.
Мексиканская история
Но все эти церемонии нас нисколько не успокаивали. Наши ходатайства и просьбы делались все более настойчивыми. Тогда японское министерство вдруг неожиданно предложило нам приобрести винтовки и карабины, изготовлявшиеся по заказу Мексики. Нам сообщили, как о величайшей милости, что смогут продать для России тридцать пять тысяч таких винтовок, - жалкая цифра!
Винтовки эти были новейшей системы и отличались от японских лишь более крупным калибром - в 7 миллиметров. Предложение это не имело большого интереса, так как для мексиканских ружей нужен был особый маузеровский патрон. К тому же японское министерство отпускало нам совершенно ничтожное количество маузеровских патронов - не более двухсот на каждую винтовку. И это в то время, когда по нашим весьма скромным нормам надо было иметь на винтовку не менее тысячи выстрелов. Ведь уже в русско-японскую войну были такие горячие бои, в которых солдат расстреливал двести патронов за несколько часов.
Мы все же сообщили об этом предложении в Главное артиллерийское управление. А пока должен был прийти из Петрограда ответ, решили осмотреть винтовки. Дело осложнялось, между прочим, и дипломатическими соображениями. Мексика заказала эти винтовки еще год тому назад. Для приемки заказа в Японию приехала специальная мексиканская комиссия, которая также находилась в Токио. Часть винтовок была уже отправлена за океан, оставалась только последняя партия, и эту партию нам предстояло вырвать у мексиканцев буквально из-под носа.
Вся история с этими винтовками походила на какой-то приключенческий кинофильм. Для осмотра нам пришлось выбрать праздничный день, чтобы не возбудить подозрений мексиканцев, которые в другие дни неотступно находились на складе и производили приемку. С массой предосторожностей нас привели тайком на склад, и я быстро осмотрел винтовки. Они были очень хорошего изготовления.
Из Петрограда пришел ответ - необходимо немедленно сделать покупку. Эта телеграмма ясно говорила, что вопрос с оружием в царской армии значительно ухудшился. Мы стали торопить японское министерство. В одну ночь ящики с винтовками исчезли из помещения, где хранилось за мексиканской печатью принятое оружие. И когда наутро пришла мексиканская комиссия, она увидела сломанную печать, пустой сарай и узнала неприятную новость. Положение мексиканцев было тяжелым: по их словам, они не могли вернуться на родину, где их ожидал расстрел или виселица ввиду возможного подозрения, что они уступили винтовки за взятку. Мы сочувствовали всей душой ни в чем не повинным людям, тем более что были невольной причиной их несчастья. Но, увы, условия военного времени заставляют иногда идти и не на такие поступки!
После того как я самым тщательным образом осмотрел на выдержку около десяти процентов винтовок, все они были надлежащим образом упакованы и отправлены в Россию. Об их судьбе я узнал лишь впоследствии, когда проезжал через Маньчжурию на обратном пути в Петроград. На одной станции Китайско-Восточной железной дороги мне сообщили, что мексиканские винтовки поступили на вооружение полков пограничной стражи, а все трехлинейки, бывшие у них ранее, отправлены на фронт.
Решение японского правительства бросить жалкую "мексиканскую подачку" русской армии объяснялось закулисными соображениями, о которых мы узнали совершенно случайно. Однажды вечером в наш номер гостиницы вошел человек в форме капитана русского Добровольного флота. И вот что он нам рассказал.
Приведя свое судно из России в японский порт Иокогаму, капитан сошел на берег и от скуки забрел в один из портовых кабачков. Там он коротал время среди английских и французских моряков, решивших обильными возлияниями отпраздновать отплытие своих судов с новыми грузами в Европу. Объясняясь с ними на том интернациональном жаргоне, который состоит из импровизированной смеси всех языков мира, русский капитан услышал вещи, глубоко его заинтересовавшие. Английские и французские судовые команды только что закончили спешную погрузку оружия - такие длинные ящики, в них винтовки. Говорили, будто эти винтовки просила Россия, но японцы ей не дали, теперь все это пойдет в Англию и Францию. Моряки зубоскалили и подшучивали над русским коллегой...
Капитан Добровольного флота поспешил к нам в Токио, чтобы передать эту потрясающую весть. Мы, конечно, приняли меры к тому, чтобы тотчас же проверить сообщение капитана. Действительно, как раз в те дни, когда наше внимание целиком было поглощено мексиканской эпопеей, в порту Иокогаме спешно грузились на английские и французские пароходы винтовки Арисака, каких мы безуспешно добивались в течение нескольких недель.
Япония скрывала от нас, что она прежде всего помогала Англии и Франции. Мы были на последнем счету, нам бросали самые ничтожные крохи и объедки. Такова была награда за преждевременный переход русских войск в наступление с целью оттянуть германские силы с англо-французского фронта! Вместо помощи "союзники" перехватывали у русских даже то оружие, которого мы так долго домогались в Японии.
Такое начало не предвещало ничего хорошего.
Азия плюс Европа
В свободное время мы много бродили по городу, присматриваясь к незнакомой жизни. Наш отель находился недалеко от главной улицы Гинза. Первое впечатление от Токио - этого центра японского империализма навсегда осталось в моей памяти. Удивительное сочетание Азии и Европы, самые резкие контрасты между стандартными "новинками" капитализма и идиллической самобытной стариной! Уже на вокзальной площади рядом с первобытным рикшей стоит автомобиль последней заграничной марки. Далее по улице Гинза, вымощенной камнем, идет типичный европейский квартал: солидные каменные здания в три-четыре этажа, роскошные магазины и рестораны, обслуживающие преимущественно иностранцев.
О многом говорили и вывески. Рядом с кричащими плакатами магазинчиков, торгующих безделушками, скромные, но многозначительные вывески фирм и акционерных обществ, ворочающих капиталами на биржах Лондона, Нью-Йорка, Парижа... Да и сама толпа, быстро и деловито движущаяся по широким тротуарам, дает неисчерпаемый источник для все новых и новых наблюдений, полна резких контрастов. Большинство городских жителей средней руки носит широкий национальный костюм. Многие совершенно без головного убора. У иных плоские шляпы европейского образца, наши кепи и даже котелки. Приходилось мне видеть и богатых японцев, которые надевали в официальных случаях цилиндры - в знак своей общности с капиталистической цивилизацией. Большинство учащихся средних школ носило привычные нам гимназические фуражки. Нередко среди синих кимоно мелькали пиджак и длинные брюки. И тут же можно видеть желтокожего бедняка чуть ли не с одной повязкой на бедрах.