— Вы хотели меня видеть, сэр?
   Иногда творческую энергию необходимо стимулировать. Иногда гений нуждается в поддержке. В такие дни Леон Мид вдохновлял себя коктейлем из запрещенных ингредиентов — стимуляторы, сонники, расширители сознания, — затем смыть все это заболтанным кристаллическим метедрином, после чего сделать глоток триметила и напоследок, может быть, нюхнуть немного кокаина. Далее, когда сознание распускалось лотосом, он… в общем, обычно валился на пол, но не раньше, чем снизойдут одно-два «озарения». Сегодня был удачный день. Он довел вдохновение в крови до оптимального уровня, но отключился. Стихия бушевала в его венах, электрической дугой вспыхивала в голове, гудела с такой силой, что…
   — Эдвин! Заходи, заходи. Скорее, закрой дверь. Нам нужно обсудить кое-что важное.
   — Как Антигуа, сэр?
   Редеющие волосы и хвостик мистера Мида выбелило солнце, лицо загорело так, что губы казались бледными.
   — Тяжело. Работали дни и ночи напролет, уверяю тебя. Говорят, издательства прекрасно справляются, если пустить все на самотек. Но это совсем не так. Вот, например, я, Эдвин. Я не считаю, что книги могут издаваться без моего вмешательства.
   — Конечно, сэр. Очень жаль.
   — Да, мне нравится во все вмешиваться, возиться, пачкать руки.
   — Я знаю, сэр. Мы часто называем вас мистер Грязные Руки.
   — Да? Чудесно. Заходи, садись. Хочешь что-нибудь? Виски? Сигару?
   — Прибавку к зарплате.
   — Ха, ха, — сказал мистер Мид. (Не рассмеялся, а именно сказал «ха, ха» — этакое вымученное подобие смеха.) — У тебя хорошее чувство юмора. Я ценю это в моих… — он чуть не сказал «подчиненных», — сотрудниках. Теперь вот что. Ты просто отлично поработал над «Шоколадом для души», мои аплодисменты. Но я побаиваюсь, что продавцы поставят ее в другой раздел. Иногда они такие невнимательные, ты же знаешь. Могут ведь засунуть в «Десерты» или еще какую-нибудь глупость сделать. Помнишь, что произошло с «Куриным бульоном»? Его упорно ставили в «Кулинарию».
   — Помню, сэр. Но если хорошо провести маркетинговую кампанию, сделать рекламу, то «Шоколад» может…
   — Реклама? Маркетинг? Нет, нет. Ничего подобного.
   — Простите?
   — Нет, нет. В этом сезоне вся серия самосовершенствования убита. Твоим проектом я заткнул дыру в каталоге и успокоил дистрибьюторов. Так что забудь о «Шоколаде».
   — Забыть? То есть?
   — У меня возникла идея получше. Ты будешь вплотную заниматься нашей основной книгой на весну.
   Язва Эдвина тут же напомнила о себе. И закипела бессильная ярость: забыть «Шоколад для души»?
   — Да. В самолете я читал «Файненшл Таймс»…
   Господи, началось.
   — …и наткнулся на одну статью. Думаю, тебе тоже понравится: фьючерсы свиных желудков пошли в рост.
   — Свиных желудков?
   — Да. Свиные желудки расхватывают, точно горячие пирожки. И в том же номере, в том же самом номере, я прочитал другую статью — по-моему, в рубрике «Тенденции», — о том, что современных женщин все больше заботит правильное питание и похудение. Особенно зрелых женщин. А если объединить эти тенденции, что получится?
   — Даже не представляю себе, сэр. Мистер Мид вздохнул:
   — Вот в чем проблема твоих сверстников. Вот в чем проблема твоего поколения. Вы не видите полной картины, у вас нет панорамного мышления. Эдвин, тебе нужно учиться всесторонне подходить к вопросу. Латеральное мышление. Женщины, свинина — это же очевидно. Объедини темы в книге для полных женщин, расскажи, как есть свинину и при этом худеть. Это будет новой теорией. Назовем ее «свиной парадокс».
   Наступила пауза. Длинная пауза. Настолько длинная, что скорее наступила целая эпоха, а не пауза. За это время сдвинулись континенты. С гор сошли ледники.
   — Ну? — спросил мистер Мид. — Что скажешь?
   — Хочу уточнить, — произнес Эдвин, — правильно ли я вас понял. Вы хотите, чтобы я — выпускник университета с магистерским дипломом по сравнительному литературоведению, чью диссертацию «Толкование Пруста через призму постмодернизма» комиссия назвала, я цитирую, «глубокой проработкой темы», — чтобы я составил книгу для жирных домохозяек, агитируя их жрать больше свинины? Ты этого хочешь? Ты, тупица, дерьма от повидла не отличаешь, самодовольный поганый хиппи! Этого? Но, конечно же, вслух Эдвин сказал лишь:
   — Немедленно приступаю, сэр.
   — Молодец. Да, кстати. В заметке о свиных желудках говорилось — ссылаюсь на «Таймс», пока не могу лично подтвердить эту информацию, — что в прошлом году в южном Саскачеване выдался небывалый урожай канолы.
   — Канолы?
   — Может, ты знаешь ее латинское название, Brassica campestris. Товарная культура из семейства крестоцветных. Считается, что возникла около четырех тысяч лет назад в Средиземноморье, хотя некоторые источники утверждают, что в предгорьях Гималаев. Если смешать канолу с определенными веществами, то можно получить мощную взрывчатку. Но вообще-то из нее делают масло. Съедобное масло. Заметь, Эдвин. В частности, масло для готовки. — Он многозначительно посмотрел на Эдвина. — Теперь понял?
   — Что именно?
   — Лучше сделать книгу о жареной свинине и похудании.
   Тут Эдвин вскочил, схватил со стола нож для разрезания бумаг и несколько раз вонзил в грудь мистера Мида. Сердца там не оказалось.
   — Надо все обдумать, сэр.
   — Спасибо. Я знал, что на тебя можно положиться. Скажи-ка, Найджел расплатился за испорченный галстук? Кажется, он тебе задолжал.
   — Да, сэр. Но он все еще не расплатился. Может, вы ему напомните?
   — Конечно, не беспокойся. Ему это с рук так просто не сойдет.
   — Благодарю вас, сэр.
   Мэй ожидала Эдвина у кабинета мистера Мида. Она так и сияла. Мэй давно собирала анекдоты про начальника и с нетерпением ждала нового.
   — Ничего интересного, — сказал Эдвин, топая мимо.
   — Ну расскажи, пожалуйста. Умираю от нетерпения. Каковы симптомы последнего припадка? — Она пошла рядом с ним по коридору.
   — Хочет, чтобы я взялся за книгу, которая агитирует толстых домохозяек есть побольше свинины.
   Мэй застыла на месте.
   — Да ты что? — рассмеялась она. — Не может быть.
   Эдвин обернулся к ней:
   — Это правда, моя милая. И не просто свинины, а жареной свинины. К следующей среде ждет подробный отчет.
   — А как же «Шоколад для души»?
   Эдвин подошел ближе и произнес низким голосом, почти прорычал:
   — Мистер Мид поставил на ней крест. Просто хотел успокоить дистрибьюторов. Он не собирался ее рекламировать или делать новую серию. То есть я напрасно рылся в дерьме чаек и не спал четыре ночи. В это время наш маньяк уже сменил направление. — Эдвин повернулся и оглядел море каморок. — Это не офис. Это преисподняя с лампами дневного света.
   — Встретимся у тебя, — сказала Мэй. — Все не так уж плохо.
   — Нет, все плохо. Не забывай, я побывал миллионером.
   И потащился по лабиринту, мимо работников и сотрудников, взаимозаменяемых и таких же беспринципных, как он.
   — Ненавижу работу, — бормотал он. — Ненавижу начальство. Ненавижу это место. — Он прошел мимо Найджела. — И тебя ненавижу.
   — Эдвин! — завопил тот. — Как твоя книга? Про шоколад? Скоро за ней выстроятся очереди?
   Эдвин обернулся и сказал первое, что пришло в голову:
   — Тираж книги Суаре сто тысяч, мы получим кучу денег.
   — Это мы посмотрим. То же самое ты говорил про книгу о хиппи. Помнишь? «Смерть бэби-бумерам! Смерть!»
   — Симпатичный галстук, Найджел. Дай-ка его поближе рассмотреть.
   — А это видел? — Найджел показал кукиш, но ближе не подошел. — Кстати, ты все еще мне должен.
   — Ты имеешь в виду пинок под зад?
   — Джентльмены! Прекратите! — Мэй держала стопку папок и бумаг. — Эдвин, эти материалы тебе помогут с новым проектом. Найджел, возвращайся к работе. Хорошо?
   — А он? — спросил Найджел с отвращением и искренним недоумением. — Мэй, почему ты всегда его защищаешь? Он унижает весь отдел. Почему для него ты делаешь поблажки?
   — Найджел, мы ведь все повязаны, верно? — Она имела в виду «Сутенир», а тот подумал, что она говорит об их поколении, о товариществе Поколения Икс.
   — Знаю, знаю. Мы должны быть едины. А вот Эдвин выставляет нас в дурном свете. — И он мрачно удалился, кипя от негодования.
   — Эдвин, — сказала Мэй, когда Найджел ушел, — действительно, почему я делаю для тебя поблажки?
   — Не знаю. Может, ты мной очарована? Может, восхищаешься моим скрытым благородством?
   — Точно, — сказала Мэй, — все дело в твоем скрытом благородстве.

Глава двадцатая

   Эдвин отказывался от задания — говорил, что он делал только книги по самосовершенствованию, а не по кулинарии, но мистер Мид пропускал его возражения мимо ушей.
   — Все получится, Эдвин. Где твое панорамное мышление? Самосовершенствование. Кулинария. Как определить, где заканчивается одно и начинается другое? Границы размыты. Понятия перекрываются. Тем более что эта книга как раз по работе над собой. Я даже придумал название: «Ешь свинину, будь счастливым!»
   — Так ведь жареную свинину.
   — Разумеется. Но в названии нужно быть аккуратнее с описаниями. Не перегружать. Современные читатели вечно спешат. У них нет времени на длинный заголовок. Нужно делать его броским.
   Тем временем Мэй завалила стол Эдвина папками, опросными листами, диетическими таблицами, комментариями и показателями продаж предыдущей кулинарной серии «Сутенира» — «Здоровый едок». (Когда выяснилось, что одно из блюд вызывает пожелтение ладоней, а другое — сильное сердцебиение, серию свернули. Но «Здоровый едок» продолжал пользоваться успехом, и его взяли за образец для будущих работ. За исключением части о пожелтении кожи и учащенном пульсе.)
   — Где старые добрые денечки? — спросил с тоской Эдвин.
   — В смысле, когда мы были молоды и свободны? — сказала Мэй.
   — Нет. Вроде прошлой пятницы, до этого идиотского задания.
   — Смотри, вот тебе список авторов по диетам и похуданию. Поговори с каждым.
   Эдвин кивнул и взял список. Тут же начались трудности.
   — Алло, доктор Аарон? Вас беспокоит Эдвин де Вальв из «Сутенир Букс». Я хотел еще раз поблагодарить вас за прошлогоднюю вегетарианскую кулинарную книгу. Намечается новый проект, не хотите снова с нами сотрудничать? Заинтересованы? Отлично… Диетическая книга о свинине… Нет, не исключить ее из рациона… Нет, нет. Не о заменителях. В общем, о том, как уговорить полных людей потреблять больше свинины, особенно жареной. Алло? Алло?
   — Доктор Бечерман? Это Эдвин де Вальв из «Сутенир Букс»…
   Так Эдвин обзвонил всех людей из списка. Столько раз он слышал, как бросают трубку, что череп его гудел, будто камертон. Один автор спросил: «Вы не из передачи „Скрытая камера“? Нет?» Дзынь!
   Мэй протащила стул в комнатенку Эдвина и просматривала информацию о частных научных лабораториях — кто бы состряпал для них «результаты исследований». (Чтобы книга пошла успешно, необходимо хоть какое-то научное обоснование.)
   — Сплошные отказы, — сказал Эдвин, когда последний специалист, доктор Яз, особенно выразительно бросил трубку. — Придется сфабриковать исследования. Доктор Цаймер вроде и согласился бы — он как-то поколебался, прежде чем бросить трубку, — но он никогда не подпишется под результатами. Есть списки тех, у кого поддельная докторская степень? Ну эти, эксперты?
   — Конечно. Целая папка. У тебя за спиной. Эдвин взялся пролистывать биографии. Он искал кого-нибудь с внушительным набором научных степеней, чтобы напечатать их на обложке, на самом видном месте.
   — Ого, — произнес он, — посмотри-ка, этот тип — магистр естественных наук, бакалавр гуманитарных и технических наук. О, да у него еще и докторская степень… Доктор философии Заочной школы штата Висконсин и Института слесарно-водопроводного дела.
   Мэй оторвалась от своих папок:
   — А на чем он специализируется?
   — На криптозоологии. Что это такое?
   — Ну… Наверное, изучает монстров. Снежный человек, Нэсси, Огопого… Что-нибудь в этом роде.
   И, конечно же, прилагалась фотография этого замечательного доктора с огромным гипсовым слепком отпечатка лапы снежного человека в руках.
   — Чудесное фото, — сказал Эдвин. — Выглядит очень авторитетно. Конечно, гигантский отпечаток ноги обезьяны придется вырезать. Но, думаю, этот тип нам подойдет. К тому же звучное имя: доктор Ричард Джоффри III. Если человек с таким именем советует есть побольше свинины, ему невольно веришь.
   — Вот! — отозвалась Мэй. — Кажется, нашла. Эта лаборатория, по идее, может апробировать и одобрить наши рецепты жареной свинины. «Братья Карлос: Дисконтный Центр Тестирования Еды и Медикаментов». Их девиз: «С друзьями сочтемся всегда».
   И где-то в это время, когда Эдвин увяз в бумагах, а Мэй в другой комнате ксерокопировала списки телефонов, позвонил дежурный:
   — Мистер де Вальв? Вам сообщение от жены. «Я сегодня в настроении для Ли Бока». Я не понял, что это значит, но она просила вам это передать. И велела принять витамины.
   Эдвин содрогнулся от ужаса. Он не выдержит еще одну ночь искрометного секса. Не выдержит. Это уже какой-то деспотизм.
   — Да, еще в вестибюле вас ждет курьер. С пакетом. Говорит, ему велели «передать лично в лучезарные руки мистера де Вальва».
   Так велеть мог только один человек — Тупак Суаре. Рукопись подоспела как раз вовремя. Он пробежится по авторским пометкам, сделает копию, известит наборщика, подтвердит заказ на печать.
   — Хорошо, пусть поднимется. Мои лучезарные руки в нетерпении.
   Эдвин разговаривал с братьями Карлос, когда явился курьер.
   — Да, да. Это книга о здоровье. Наше издательство с именем, но для большей убедительности нужно, чтобы незаинтересованная фирма проверила наши рецепты и подтвердила… секундочку. Сюда, пожалуйста!
   Курьер, велосипедный ас в блестящих облегающих шортах и хищнических очках, подошел, волоча ноги, и протянул Эдвину пакет:
   — Распишитесь здесь.
   Тот расписался и, придерживая плечом трубку, стал разворачивать конверт.
   — Нужно обыкновенное тестирование — расстройства пищеварения, таблицы, результаты исследований. Основой диеты служит исключительно… Срань, твою мать! Извините, это не вам. Нет, основа не это… Господи, можно я перезвоню?
   Эдвин положил трубку и тупо смотрел на содержимое конверта. Да, рукопись. Новая фотокопия оригинала. Он начал листать страницы. Ни следа его героической правки, ни следа обширной хирургической операции. Тупак Суаре просто выбросил отредактированный вариант и прислал чистую копию оригинала. Все правки, все пометки, все изменения структуры… ни-че-го. Все насмарку. Опять все сначала.
   К рукописи прилагалось письмо:
 
   Ну что же Вы, мистер де Вальв. Ваш самоуверенный вывод о том, что моя рукопись нуждается в редактировании, весьма неудачен. Послушайте меня, Эдвин, обратите внимание вот на что: Вы не вправе изменять ни одно слово моей рукописи, ни одно. «Что мне открылось на горе» — единое законченное целое. Его нельзя искажать. Нельзя переделывать. И ни в коем случае не исправлять ничего. Это касается названия, содержания и стиля. Публикуйте его именно в таком виде. С ошибками или странностями в грамматике и орфографии. Даже они являются важной составляющей моей книги — если угодно, моего дара человечеству. Живите, любите, учитесь. Тупак Суаре.
 
   P.S. Если же Вы сделаете по-своему, я затаскаю Вашу задницу по судам так, что у Вас голова пойдет кругом.
 
   У Эдвина потемнело в глазах. Кровь прилила к лицу. Он встал, подумал немного и побежал. Нужно срочно найти Мэй. Она что-нибудь придумает. В ксероксной ее уже не оказалось. Он ворвался в ее кабинет.
   — Скорее! Мы имеем право редактировать книгу без авторского согласия? — Он почти задыхался. — Мне надо знать. Мы можем отвергнуть авторские пожелания?
   Мэй задумалась.
   — Вообще-то согласие автора требуется. Но особенно в жанрах нон-фикшн небольшие редакторские правки не требуют…
   — Нет. Я имею в виду существенные правки. Пересмотр всей работы. Полную реконструкцию, понимаешь? Она возможна без согласия автора?
   — Конечно. Пункт 12а нашей болванки. Дает нам право не принимать во внимание возражения, которые, с нашей точки зрения, «неприемлемы».
   Желудок Эдвина свело судорогой.
   — А что, если этот пункт вычеркнут?
   — Тогда жди проблем. Однако есть пункт 6б, который гласит, что если автор не согласен с редакторскими правками, в таком случае он должен выплатить издателю весь аванс плюс штраф.
   Упавшим голосом Эдвин проговорил:
   — А что, если вычеркнут и пункт 6б? Что, если вычеркнуты оба пункта? Тогда автор может подать на нас в суд?
   — 6б тоже? Ему пришлось бы не на шутку поторговаться, чтобы мы вычеркнули оба пункта. Обычно только один, смотря по ситуации. Но если вычеркнуты оба, а мы продолжаем править, то автор может подать в суд. И, вероятно, выиграет дело.
   Эдвин вернулся в каморку, ноги его подкашивались. На столе лежала распакованная, свежая, чистая копия рукописи «Что мне открылось на горе». Вокруг нее повсюду высились стопками и вываливались из коробок бесчисленные противоречивые материалы для книги о свинине, которые Эдвин даже сейчас пытался согласовать. В центре, словно насмешка господа бога, покоилась кипа от Тупака Суаре.
   У меня нет на тебя времени, черт побери!
   Эдвин глубоко вздохнул, внутренне собрался и расправил плечи. Мистер Мид ясно объяснил, что делать в первую очередь. «Ешь свинину, будь счастливым!» — главная книга весеннего каталога. А Суаре всего лишь заполняет брешь. Так что сейчас совсем не до него.
   Итак, Эдвин Винсент де Вальв принял важнейшее решение, чреватое серьезными последствиями, о котором не раз потом пожалел…
   Вступает зловещая музыка.

Глава двадцать первая

   — Ирвин, зайди ко мне. Прямо сейчас. — Эдвин расхаживал взад-вперед, насколько это возможно в его каморке, заваленной горами бумаги и грудами папок. Шаг, остановка, поворот. Так топчутся в клетке зоопарка спятившие белые медведи.
   — Мистер де Вальв? Звали?
   — Заходи. Есть работа.
   — Я, в общем-то, собирался пообедать. У меня гипогликемия, поэтому мне надо…
   — Потерпи, Ирвин. Нам всем приходится чем-то жертвовать. Карандаш и блокнот при тебе? Отлично. Тебе придется записывать, я буду говорить быстро. Рукопись «Что мне открылось на горе», вон та на столе, нужно загнать в компьютер. Пусть ее отсканируют, распознают и отправят наборщику. Максимально уменьшим поля, используем самый мелкий шрифт, ужмем текст, чтобы он уместился на восьмистах страницах. Отменим заказ на твердый переплет. Пустим в мягкой обложке, на дешевой бумаге, установим самую низкую цену. Тираж с семи с половиной сократим до формальной тысячи — нет, подожди, наверное, минимальный тираж три тысячи. В общем, пусть печатают по минимуму. И даже в этом случае скажи на складе, чтобы они приготовились принять нераспроданный тираж и выбросили его по истечении полугода. Эту книгу, Ирвин, ждет полный провал, поэтому мы должны максимально сократить наши убытки. Позвони Гюнтеру Брауну из немецкой фирмы «Эдельвейс Инк.», или как ее там. Они делают новое оформление и перепечатывают. Может, удастся навязать им остатки и как-то компенсировать затраты. Позвони оптовикам на Восточное побережье и скажи…
   И тут появился Кристофер Смит из художественной редакции.
   — Здорово, Эдвин! Я принес обложку для книги о шоколадках. Ты же срочно заказывал.
   Кристофер по своему обыкновению был во всем темно-бордовом. (Он-то думал, что одевается в черное, но цветов не различал, и никто не решался ему сказать об этом.) Кристофер носил пышную бородку и затемненные очки. Настаивал, чтобы его имя писали Христофер, и всем показывал свой проколотый сосок. «Больно не было, — говорил он, — ожидаешь большего».
   Кристофер подошел к Эдвину и торжественно предъявил паспарту с картинкой шоколадных конфет. Конфеты на шелковом фоне, название выписано лентой, как и предлагала Мэй.
   — Вот, что вы просили вначале, — сказал он.
   — Вполне прилично, — ответил Эдвин. — Боюсь, однако…
   — Но потом я подумал — шелк, атлас, чулки… К чему бы это?
   — Крис, извини, но планы изменились.
   — Секс. Верно? Вот к чему это. Скользящий по телу шелк, вкус шоколада — это всего лишь сенсорные замены секса. А куда нас приводит секс? Верно — к смерти. И я решил — почему бы не создать нечто более рискованное и… как бы сказать… интригующее? («Интригующий» — любимое слово Кристофера. Он подцепил его на втором курсе Йоркского университета от преподавателя по дизайну. Это словечко стало его фирменным знаком.)
   И он еще более эффектно продемонстрировал следующий набросок. На шелковой подушке — пирамидка гниющих черепов, из одной глазницы выползает змея. И ни единой шоколадной конфеты.
   — Слушай, Крис…
   — Христофер. Или сокращенно Хрис.
   — Хорошо. Так вот, Хрис. Планы поменялись. Теперь другое название и обложка. Обычные печатные буквы на однотонном фоне: «Тупак Суаре. Что мне открылось на горе». И все. Ни черепов. Ни змей. Ни шелковых простыней. Обычные печатные буквы и двухцветная обложка. Ясно? Не трать на это силы. Сколько времени тебе потребуется?
   — Мирского или духовного?
   — Времени. Реального времени. В котором люди живут.
   — Пятнадцать минут.
   — Вот и прекрасно. И ни минутой больше. На обложку это максимум. Ясно?
   — Вроде бы.
   — Хорошо. Потому что предстоит гораздо более важная книга. Новинка по кулинарии, о жареной свинине, и мне понадобится вся твоя творческая мощь.
   Кристофер кивнул, провел рукой по своей бородке, словно по вульве возлюбленной:
   — Свинина, значит? Можно догадаться, к чему это.
   — Мистер де Вальв! — Это был Ирвин. Его лицо побледнело, а голос дрожал. — Извините. Не хотел вас беспокоить, но мне что-то нехорошо. У вас случайно нет булочки, или сэндвича, или еще чего-нибудь?
   Тут глаза его закатились, колени подогнулись, и он рухнул навзничь.
 
   В следующий понедельник рукопись Суаре без фанфар и предварительной рекламы отправили в печать. После работы Эдвин и Мэй решили за это выпить. У них было приподнятое настроение — немцы называют его Feierabend, «особое радостное состояние, наступающее в конце рабочего дня». Что-то вроде мягкой расслабленной эйфории. У этих немцев для всего найдется словечко.
   — За Тупака Суаре, — произнес Эдвин, и они подняли стаканы. — До свиданья и скатертью дорожка!
   — Точно! Точно! — воскликнула Мэй.
   — Знаешь что? Если департамент по налогам и сборам вернет мне когда-нибудь миллионы, в первую очередь мы с тобой поедем отдыхать. Куда-нибудь далеко, где никто не читает книг и где всегда дует теплый ветер.
   — Спасибо тебе, Эдвин, за чудесное предложение, которое ничем тебя не обязывает.
   Он рассмеялся:
   — Пожалуйста. Если дело доходит до воображаемых даров, я чрезвычайно щедрый. Мэй, выбирай любую несуществующую вещь.
   — История всей моей жизни.
   — Но знаешь что? Даже если мне вернут миллионы, я не стану дергать за хвостик мистера Мида.
   — Правда?
   — Ага. Я лучше окуну его в бензин и подожгу. Все дело в моем скрытом благородстве, которое тебя покоряет.
   — Эдвин, пойдем прогуляемся, — предложила она.
   — Прогуляемся? Куда?
   — Куда угодно.
   Эдвин и Мэй отправились бродить по сумеречному парку, а в это время в типографии громыхал печатный станок и книгу «Что мне открылось на горе» складывали в коробки.
   Откуда им было знать — да и кто мог знать такое? — что они только что выпустили в мир Чуму.

ЧАСТЬ II
Конец света
(в нашем понимании)

Глава двадцать вторая

   Конец света начался с небольшой заметки на третьей странице «Таймс-Геральд».
   Этот факт выплыл на поверхность ближе к вечеру, поэтому многие газеты не стали им заниматься. В «Таймс-Геральд» его сочли незначительным событием, и заметку всунули куда-то между статьей и рекламой. В глаза она не бросалась. Заголовок сообщал: «Производители табака терпят непредвиденные убытки».
   После публикации «Что мне открылось на горе» прошло несколько месяцев, и хотя прямой связи между этими событиями — книгой Тупака Суаре и убытками табачных компаний — не было, Эдвин похолодел. Он прочитал заметку, стоя в обычной вечерней давке часа пик, в бесконечной карусели своей жизни. Сложив газету несколько раз, он пробегал глазами очередную бессмысленную статью… о чем? О защите окружающей среды? Экономике? Увеличении числа дезертиров в американской армии? Эдвин уже начал забывать прочитанное, когда наткнулся на заметку в нижнем левом углу.
   Пресс-служба Института табакокурения подтвердила слухи о неожиданно резком снижении продаж сигарет на прошлой неделе. «Это лишь временная аномалия, которая исправится сама собой, — заявила миссис Грей, представительница института, во вторник вечером. — Беспокоиться не о чем». Она ссылалась на данные, согласно которым продажи сигарет всего за неделю упали на сорок два пункта по индексу Маршалла. Производители спиртных напитков сообщают о подобном снижении уровня продаж, тем самым подтверждая предположения о серьезных изменениях уровня потребления в этих отраслях. По мнению миссис Грей, «это неверно. Рано говорить об изменении конъюнктуры рынка. Нет причин для беспокойства. Это лишь разовый сдвиг. Мы уверены, что на следующей неделе продажи вернутся на прежний уровень или даже значительно вырастут. Это простая помеха. Незачем бить тревогу».