Когда голова Габриэль поравнялась с окном, Натаниэль высунулся наружу, взял графиню под мышки и втащил в спальню.
   От удивления девушка не смогла издать ни звука, пока не почувствовала, что Прайд опустил ее на пол. Она была потрясена недюжинной, силой лорда: прежде он казался ей подвижным и ловким, но отнюдь не силачом.
   И вот она перевела дыхание и, откинув со лба волосы, нерешительно улыбнулась ему.
   – Мне было немного страшно забираться сюда сегодня. Но нельзя поддаваться страху, не правда ли?
   Он без улыбки смотрел на нее.
   – А искушению? – спросил лорд. – Что вы скажете об искушении, Габриэль?
   – О, бороться с искушением – это совсем другое дело. Впрочем, для каждого могут быть разные последствия. В зависимости от обстоятельств.
   – Да, – тихо сказал он.
   Но сейчас-то почему он боролся с искушением? Через несколько часов его здесь не будет, Габриэль де Бокер останется в прошлом, и он никогда больше ее не увидит. Она хотела этого так же, как и он. И искушение это было мимолетным – не таким, с которым бы стоило бороться.
   Его руки потянулись к пуговицам на ее рубашке. Он стал медленно их расстегивать. Габриэль стояла, не шевелясь, наблюдая, как Прайд это делает, но кровь уже начала стучать у нее в висках, и сердце бешено заколотилось.
   Он расстегнул маленькие перламутровые пуговицы на манжетах. Потом спустил рубашку с ее плеч, любуясь телом, освещенным лунным светом… Девушка, пока он долго и неторопливо разглядывал ее, замерла. Волнение чудесными волнами окутывало все ее существо.
   Все еще глядя ей в глаза, Натаниэль взял руками ее груди, а потом нагнулся и стал медленно ласкать их языком. Его нежные прикосновения обещали так много, что у Габриэль перехватило дыхание, но они оба, словно сговорившись, не проронили ни слова.
   Продолжая молчать, Натаниэль приподнял ее за талию и посадил на подоконник перед тем, как снять с нее сапоги и чулки. Он не спеша расстегнул ей пояс, снова поставил ее на пол и стянул брюки.
   Габриэль дрожала, но не от холода, хотя окно оставалось открытым. Натаниэль легко взял графиню на руки, отнес на кровать и осторожно уложил на смятое одеяло.
   – Почему ты берешь меня на руки? – спросила она, не узнавая своего голоса.
   Напряженная тишина была прервана. Габриэль хотела, чтобы в ее голосе слышалось лишь удивление, но голос выдавал ее.
   Натаниэль стоял и смотрел на девушку – она лежала перед ним на кровати, беззащитная в своей наготе. Графиня была стройна, как береза, а грациозный изгиб талии удивил и восхитил Прайда. Одежда скрывала ее роскошные формы.
   – Думаю, потому, что на руках ты более податлива, – произнес Натаниэль. – Или мне так кажется.
   – А ты хочешь, чтобы я была податливой?
   – Есть же у меня мужская гордость.
   В его глазах мелькнула усмешка – над самим собой. Казалось, что тот холодный, отрешенный, сдержанный лорд Прайд, каким Габриэль привыкла его видеть, был совсем другим человеком. Но вот Натаниэль сбросил одежду и лег рядом.
   – Я бы ни за что этому не поверила, – прошептала Габриэль, поглаживая кончиками пальцев его грудь. – По-моему, ты скромный, спокойный человек.
   Натаниэль, усмехнувшись, прижал ее к своему горячему телу.
   – Я должен был быть очень осторожным. Мне никогда прежде не приходилось иметь дело с дьявольской женщиной.
   Лорд Прайд и графиня понимали: они нарочно ведут эту шутливую беседу, чтобы слегка оттянуть тот момент, когда страсть, клокотавшая в них, вырвется наружу.
   Габриэль закрыла глаза и жадно вдыхала уже знакомый аромат его кожи. Она, поглаживая, изучала все изгибы его тела, спину, упругие мускулы. Потом запустила пальцы в его шевелюру и стала нежно играть густыми кудрями.
   Натаниэль ощущал, как ее отвердевшая грудь прижималась к его груди. Он целовал ее губы, проникая языком в свежую сладость рта. Прайд почувствовал возбуждение, желание переполняло его. Габриэль всем телом прижалась к нему, с ее уст сорвался хрипловатый стон.
   – Я хочу тебя, – прошептал он, раздвигая руками ее колени. Прайд дотронулся до самого потайного места Габриэль, и она потребовала:
   – Возьми меня… Сейчас!
   Несмотря на ее властное повеление, он сдержался, пытаясь обуздать на время себя и графиню, зная, что это еще только начало. Он понимал, что если поторопится, то не получит должного. К тому же Натаниэль знал, что эта встреча – единственная, и он не хотел все испортить.
   Прайд разглядывал женщину: желание полностью подчинило ее; слегка раздвинув колени, она бессознательно ритмично двигалась.
   – Натаниэль!
   Он приподнял это совершенное тело и на весу соединился с ней. Казалось, вся темнота ночи сконцентрировалась в черной бездне ее взгляда, Натаниэль тонул в нем. Сердце Габриэль стучало в бешеном ритме торжества.
   На мгновение они затихли. Тут Габриэль слегка коснулась его губ кончиком пальца и прошептала:
   – Ты будешь осторожен?
   – Конечно, – просто ответил он.
   Медленная улыбка осветила ее лицо. Пронзительное чувство растворенности в другом, полный отказ от своей воли овладел женщиной.
   Теперь Натаниэль, казалось, вобрал в себя все желание Габриэль и уже не смел остановиться. Волны его возбуждения захватили женщину…
   – Ты моя дикарка, – прошептал Прайд, обдавая ее шею теплом своего дыхания. – Все слишком быстро произошло. А мне нравится, когда это длится дольше.
   – Просто нам обоим безумно хотелось утолить жажду, – ответила Габриэль с довольной улыбкой. – В следующий раз мы сможем не торопиться.
   Натаниэль повернулся к окну. Луна по-прежнему освещала бездонное небо, звезды были яркими, как никогда. До рассвета оставалась целая вечность. Вечность, когда не надо бороться с искушением.
   – Тогда, может, начнем еще раз? – прошептал он, опершись на локоть и неспешно рассматривая ее тело – теперь желание не так подгоняло его.
   У нее была нежная, молочно-белая кожа, плоский живот. Натаниэль наклонил голову и стал ласкать ее пупок, пальцами поглаживая ее лоно.
   Габриэль раскинулась, млея от его возбуждающих прикосновений.
   – Лежи спокойно, – приказал он, когда графиня тоже попыталась принять участие в любовной игре. – Я хочу изучить тебя, знать, что тебе нравится. Я хочу, чтобы твое тело разговаривало со мной.
   – Ты сказал это очень кстати, – выгибаясь, прошептала она. Ей безумно хотелось отдаться во власть этих умелых рук и отложить на потом исследование его тела.
   Натаниэль играл с ней, находя все новые точки, прикосновения к которым вызывали у нее особое возбуждение. Они тихонько переговаривались, постанывали от удовольствия, а иногда от удивления, а ночь шла, и иногда их эротические игры принимали неожиданные обороты.
   Габриэль ощущала, что каждый дюйм, каждый изгиб ее тела был старательно изучен этим мужчиной, который умел так любить. Он знал, какие у нее мочки ушей, какие лодыжки, ямочки над ягодицами, пальцы, ногти. А потом графиня с такой же тщательностью принялась за изучение его тела, понимая, что нити, связывающие людей, так хорошо знающих тела друг друга, не так-то легко разорвать.
   Их последнее слияние было волшебным – как будто соединились две сущности. Они вместе поднимались и падали в едином любовном танце, и ее кожа стала его кожей, и тела их стали неотделимы друг от друга, и стали они одной сутью, достигнув вершины наслаждения.
   А потом, отдыхая, они лежали рядом, и гаснущие звезды известили мир о начале нового дня. Надо было возвращаться к реальной жизни, полной опасностей и грязных тайн.
   Он не занимался любовью с тех пор, как Элен была беременной. Беременность так изматывала ее, что она головы не могла оторвать от кресла. А то, что после ее смерти было у него с другими женщинами, нельзя было назвать любовью, поэтому не раз этой ночью он вспоминал Элен. У него было такое чувство, – как будто внутри него растаяла глыба льда, и он обрел умиротворение.
   Но он не мог не думать о женщине, которая была бы сейчас жива, если бы не он. У Элен было три выкидыша, прежде чем она смогла выносить Джейка и отдать за него свою жизнь. А лорд Прайд так и не подумал о том, что надо быть осторожным. Он ждал, что его жена станет матерью его ребенка; и она приняла это как должное. К тому же Элен была не из тех женщин, которые говорят «нет» мужчинам – она не могла изменить своему слову. Прайд знал все это и должен был подумать, понять, должен был, в конце концов, принять решение за них обоих. А вместо этого…
   Женщина, лежащая подле Натаниэля, приподняла голову и посмотрела на него. Рыжие кудряшки темнели на белой батистовой наволочке, щеки пылали. А Прайд вспоминал, как кровь все текла и текла из Элен, до тех пор, пока она не рассталась с жизнью.
   – В чем дело, Натаниэль? – спросила Габриэль, поднимаясь. – Что такое?
   Она не была виновата. Она искушала его, и он поддался соблазну. Эта мысль так разозлила его, что Прайду захотелось наброситься на графиню с кулаками, наказать ее за собственную слабость, но он едва сдержал себя и смог говорить если не с теплотой, то хотя бы не с открытой враждебностью.
   – Ночь прошла, – произнес он, опустив ноги на пол, потягиваясь и зевая. – Тебе пора возвращаться к себе, пока горничные не встали.
   Габриэль на мгновение остановила на нем взгляд своих прищуренных глаз. Что-то сильно обеспокоило лорда Прайда. Она слишком хорошо изучила его за эту ночь, чтобы не понять этого. Но даже после того, что между ними было, она не имела права, да и не хотела, выпытывать, в чем дело. У нее было лишь одно дело, связанное с лордом Прайдом. А если им было так чудесно вдвоем – что ж, хорошо. Но на этом близость закончена. Большего быть не могло.
   – Ты прав, – согласилась она. – Светает. Мне, наверное, лучше вылезти через окно, чтобы меня никто не увидел.
   – Что? – вскричал он. – Только через мой труп!
   Габриэль наклонила голову тем движением, которое приводило его в бешенство:
   – По-моему, это чересчур, сэр. Это будет лишняя жертва.
   Его губы скривились:
   – Ведьма! Надевай свою одежду и уходи через дверь.
   Он подобрал ее вещи.
   – Держи! – бросил он их ей.
   Вещи полетели в графиню: рубашка, брюки, чулки и ботинки. Габриэль поймала их на лету, а Натаниэль не смог не залюбоваться тем, как грациозно она изогнулась и вытянулась, чтобы поймать одежду. Но тут он снова вспомнил Элен. Ему захотелось отвернуться и не смотреть, как Габриэль надевает брюки, застегивает рубашку, но он не смог этого сделать. Его глаза были широко раскрыты, как будто кто-то держал его веки и не давал им закрыться.
   К его облегчению, Габриэль не проявила ни малейшего желания задерживаться у него. Впрочем, она и не была похожа на ту нежную женщину, что провела с ним ночь, и даже не поцеловала его на прощание.
   – Спокойного сна, лорд Прайд. Обещаю, что не побеспокою вас за завтраком.
   В ее смехе звучала обычная насмешка, когда она закрыла за собой дверь.
   Натаниэль стал быстро собираться, бросая свои немногочисленные вещи в саквояж перед тем, как спуститься вниз к поджидавшей его карете.
   По пути в спальню Габриэль повстречалась служанка, которая тащила ведерко для угля. Графиня весело пожелала девушке доброго утра, но та не смогла вымолвить ни слова, оторопев при виде призрака в образе женщины, одетой в штаны и сорочку.
   Пожав плечами, Габриэль прошла мимо. Девушка явно занимала одно из самых низших мест в иерархии домашней прислуги, поэтому она не знала имен гостей Ванбруков и не знала бы, о ком сплетничать, приди ей это в голову.
   Впрочем, это не имело большого значения, Ни один слуга в доме не смог бы догадаться, в чьей кровати графиня де Бокер провела ночь.
   Габриэль дошла до своей комнаты, никого больше не встретив. Аккуратно застеленная постель была немым свидетелем того, что графиня не спала в своей комнате. Внимание девушки сразу же привлек листок бумаги, лежавший на несмятой подушке. Габриэль схватила записку, узнав небрежный почерк Джорджи:
 
   «Габриэль, где ты? Может, я догадываюсь? Но лучше не буду гадать. Просто хочу предупредить тебя: Саймон мне сказал, что лорд Прайд заказал на утро карету. Очевидно, он решил, что ему здесь нечего больше делать и поэтому надо уехать до завтрака! Он такой грубый, Габриэль, не знаю, что ты в нем нашла?! Ну да ладно, о вкусах не спорят. Не знаю, интересуют ли тебя его планы, но вдруг… Спокойного тебе сна!!!»
 
   Габриэль скомкала записку и выглянула в окно. Светало. Он ничего не сказал о том, что собирается уезжать. Может, Прайд передумал? После такой ночи неужели он мог просто так собраться и, не говоря ни слова и даже не попрощавшись, уехать, как будто не было у них этих волшебных часов?
   Тут графиня вспомнила, как омрачилось лицо Прайда перед ее уходом. Его глаза снова стали похожими на камни. И она поняла: он вполне мог уехать, даже не оглянувшись.
   Но Габриэль не могла допустить этого. Искушение лорда Прайда должно было продолжаться больше, чем одну ночь. Ведь она ни на йоту не продвинулась в своем деле – не нанялась на службу и не отомстила за смерть Гийома.
   Графиня заметалась по комнате, кидая в саквояж необходимые вещи: костюм для верховой езды, чистое белье, несколько платьев. Вечерние туалеты и драгоценности не понадобятся, да для них и не хватило бы места. Может, они бы и пригодились, знай она, куда лежит ее путь. Габриэль швырнула щетки для волос и зубной порошок, завернулась в черный бархатный плащ, сунула в карман пистолет с рукояткой из слоновой кости и черную маску, натянула перчатки, схватила сумку и хлыст и бросилась к двери.
   – Дьявол! – воскликнула она, вспомнив, что не может уехать, не сказав ничего Джорджи.
   Сорвав с рук перчатки, Габриэль подошла к секретеру, разыскала бумагу и перо и нацарапала записку своей подруге. Ее кузина все поймет и отошлет остальные вещи, Габриэль по адресу, который она сообщит ей позже.
   Схватив записку, она выбежала из комнаты. Возле спальни Джорджи она сложила записку и сунула ее под дверь. Служанка найдет записку и передаст ее Джорджи, когда придет будить свою госпожу.
   Габриэль сбежала по ступенькам. Дверь уже была отперта. Ясное дело, лорд Прайд, будь он проклят, не терял времени и уже уехал. Графиня бросилась в конюшню, на ходу запахивая черный плащ. Ей надо было взять одну из лошадей Саймона. Она знала, что он не станет возражать.
   Конюх подметал пол, когда Габриэль ворвалась в конюшню.
   – Оседлай для меня Майора, – приказала графиня. – Ты знаешь, куда поехал лорд Прайд?
   – Да не-е, миледи, – протянул парень, теребя чуб волос. – Поди, Берт знает.
   Он скрылся за перегородкой стойла и через минуту появился со старшим конюхом.
   – У Майора стерта нога, миледи. Возьмите лучше Грома, – сообщил старший конюх, подходя к Габриэль.
   Берт знал, что лорд Ванбрук всегда предоставлял любых лошадей своей конюшни графине. Ее необычный костюм ничуть не удивил его: он знал Габриэль с самого детства и ему были известны ее привычки.
   – Он может мне понадобиться на несколько дней, Берт. Лорд Ванбрук ездит на этом коне?
   – Да нет, миледи.
   Габриэль кивнула:
   – Вы не знаете, в каком направлении уехал лорд Прайд? У меня для него срочное сообщение.
   – Кучер говорил, что они погнали в Гемпшир, миледи. В евонное поместье. Поди, они погнали по дороге Кроули.
   Габриэль нахмурилась, представляя себе дорогу.
   – А как давно они уехали?
   – Да с полчаса будет, мадам. Карета была готова к пяти, но его сиятельство задержались.
   – Ясно.
   Конюх привел оседланного Грома, и Берт помог графине вскочить в седло. Она подождала, пока конюх подгонит стремена и привяжет ее сумку к седлу. Если конюх и подумал что-то о ее раннем отъезде в таком странном костюме, то он ничего не сказал и сделал вид, что считает, будто она отправилась на свою обычную утреннюю прогулку.
   Габриэль пустила Грома шагом по тропинке, ведущей к большой дороге. Дорога Кроули лежала с левой стороны от поместья. Поскакав по полю, можно было срезать миль пять и выехать на дорогу возле небольшой тополиной рощи. Это графиня и решила сделать. Пустив коня в галоп, она без труда догонит карету лорда.
   Она криво усмехнулась, представив себе удивление лорда Прайда, когда он ее увидит. Конечно, он придет в ярость. Но после той ночи, что они провели вместе, он, безусловно, не сможет ей противиться.

Глава 5

   Натаниэль откинулся на кожаные подушки своей небольшой кареты, скрестив на груди руки. Выражение его лица было мрачнее обычного. И хоть лорд планировал свой отъезд заранее, ему самому не понравилась поспешность, с какой он был вынужден покинуть имение Ванбруков. Прайду казалось, что он спасется бегством – бегством от этой чародейки.
   Его тело ликовало. Его кожа сохранила аромат этой женщины, он вспоминал вкус ее поцелуев, в его ушах звенел ее смех. Кем она была? Чем занималась? Ведь, по сути, кроме того, что ему рассказал о графине Саймон, он толком ничего о ней не знал. Он изучил лишь одно – ее прекрасное тело.
   Как это могло случиться? Как мог мужчина узнать все об интимных местах женщины и при этом не знать ничего о самой любовнице – причинах ее поступков, страхах, надеждах…
   Нахмурившись, Прайд попытался вспомнить все, что ему известно о ней. Но он не мог припомнить ничего особенного. Габриэль была вдовой, носящей траур по своему мужу, и казалось, ничто не может отвлечь ее от горя. Но женщина, которая провела ночь в его постели, не очень-то напоминала скорбящую вдову. Впрочем, он тоже мало походил на скорбящего вдовца, хотя вот уже шесть лет не мог забыть своей умершей жены. Горечь утраты не покидала его. Но это не остановило Прайда… не помешало ему испытать этой ночью чудесные ощущения.
   Она была безрассудной, но, по словам Майлза и Саймона, они всегда помнили ее такой. Габриэль подчинялась импульсу, всегда следовала своим желаниям. Она лазила по стенам и скакала на коне, как дьяволица. Но почему? Почему она так поступает с ним?
   Он потер глаза, устав от своих размышлений. Все было кончено. Его больше не интересовало, кто она и чем занимается. Он больше не хотел иметь с ней дела. А Саймон получит сообщение, что шеф шпионов не нашел возможным изменить свою обычную политику и нанять женщину. И графине придется найти какую-то другую игру… и другого любовника.
   Такая женщина не может долго оставаться без мужчин.
   У него было такое ощущение, как будто он ест лимон без сахара. Во рту у Натаниэля пересохло, губы сжались, нос сморщился, он еще больше нахмурился. Ему было противно даже подумать об этом. Но время и расстояние, как всегда, окажут целительное воздействие. Воспоминания сотрутся в памяти, острое ощущение радости постепенно померкнет.
   Прайд резко изменил ход мыслей.
   Джейк. Ему надо было принять кое-какие решения о своем сыне. Настало время заменить гувернантку серьезным наставником. Через два года ребенок пойдет в Харроу и его надо подготовить.
   Детство, проведенное в обществе нянек и гувернанток, не могло подготовить мальчика к строгой школьной жизни. К тому же Джейк был очень робок. Он боялся любой лошади, которая была больше его шотландской лошадки. Джейк не мог видеть, как потрошат рыбу; вид кролика в капкане приводил его в ужас. Мальчик приходил в смятение от любого замечания.
   Он избегал своего отца.
   Почему? Натаниэль поежился и поднял воротник пальто, спасаясь от утреннего холода. Почему Джейк всегда смотрел на Прайда остановившимися от страха глазами? Почему он никогда не мог нормально ответить на его вопросы? Почему его голосок становился все тише, доходя до едва слышного шепота, когда он разговаривал с Натаниэлем?
   Мальчик слишком долго прятался за женскими юбками. К этому выводу пришел лорд Прайд. Другого объяснения, по его мнению, не было. Да, иногда Прайд хмуро посматривал на сына, журил его пару раз, требовал, чтобы тот обязательно проводил время до обеда в библиотеке, когда лорд бывал дома, он всегда внимательно относился к его занятиям и никогда не пугал мальчика.
   Но и не показывал своей любви к нему.
   Прайд отогнал от себя эту мысль как неуместную. Он и сам не любил собственного отца. Ведь, по сути, Гилберт, шестой лорд Прайд, был холодным, сдержанным человеком, который сурово правил домом и особенно круто обходился со своим единственным сыном. У Натаниэля было гораздо больше причин бояться своего отца, чем у Джейка. Но Натаниэль помнил завет отца: «…любовь – неподходящее чувство для двух мужчин – отца и сына».
   Совсем другое дело – дочери. У них в дальнейшем будет меньше обязанностей, и с ними можно было обходиться мягче. К тому же нежность понадобится им в роли жен и матерей. А женщина может относиться с любовью и нежностью к ребенку любого рода – это считалось вполне нормальным. Но у Джейка не было матери…
   Натаниэль тихо выругался. Его размышления всегда заканчивались одинаково. Он закрыл глаза и попытался заснуть. Ему это было необходимо после ночи, проведенной в обществе Габриэль де Бокер. Вот уж кто не производил впечатления мягкой и нежной женщины. Правда, она потеряла родителей в годы кровавого террора – самого страшного после инквизиции.
   Внезапно раздался пистолетный выстрел, карета накренилась. Прайд моментально пришел в себя, выхватил пистолет, все его чувства напряглись, глаза широко раскрылись. Он мгновенно опустил стекло, прицелился – и… сделал это все быстрее, чем понял, что, собственно, происходит.
   – Кошелек или жизнь, лорд Прайд!
   Этот насмешливый голос нельзя было перепутать с другим. Натаниэля словно жаром обдало, когда на жеребце, скакавшем рядом с его каретой, он увидел высокую, стройную фигуру. Она целилась в голову кучера. Капюшон скрывал ее рыжие волосы, а лицо было закрыто черной маской.
   – Что за черт! – воскликнул лорд Прайд, не опуская пистолета и глядя на всадницу. – Опусти немедленно этот дурацкий пистолет!
   – О, не бойтесь, я не выстрелю по ошибке, – произнесла она, беспечно пожав плечами. – Будьте спокойны, сэр.
   – Убери его немедленно!
   На мгновение он задержал свой взгляд на ее черных глазах, не отпуская при этом курка пистолета.
   «Неужели он спустит курок?» – подумала Габриэль. Ведь он говорил ей, что не любит играть в игры, и у нее не было причин сомневаться в его словах. А в эту минуту он и вовсе не был похож на человека, который занят игрой.
   Как можно небрежнее Габриэль пожала плечами и засунула пистолет за пояс своих брюк.
   – Извиняюсь, милорд, но чё-то я не пойму, что происходит? – Кучер повернулся назад и выглянул из-за угла кареты, обращаясь к хозяину. – Это чё, разбой, что ль? – продолжал кучер. – У меня ведь и ружьецо есть, – заявил он, помахав в воздухе допотопным ружьем с раструбом.
   – Да, это налет, все в порядке, – сухо ответил ему Натаниэль. – Но не такой, как ты думаешь. Ружье нам не понадобится, Харкин.
   Прайд положил собственный пистолет на сиденье рядом с собой и отворил дверцу кареты. Затем он откинул лесенку и встал, балансируя на верхней ступеньке. Таким образом, он оказался на одном уровне с головой жеребца.
   И прежде чем Габриэль поняла, что происходит, Прайд бесцеремонно снял ее с седла и, как куль, перетащил в карету.
   – Передай-ка мне сюда эту сумку, – приказал он кучеру, – и привяжи жеребца сзади кареты. А потом продолжай путь. Я хочу через час сменить в Горшеме лошадей.
   Прайд подождал, пока кучер отвяжет саквояж от седла Грома и передаст его в карету. Кучер привык подчиняться самым странным приказаниям без лишних вопросов. Лорд Прайд требовал от слуг беспрекословного повиновения и умения соображать, но хорошо платил и за то, и за другое. И если Прайд решил пустить себе в карету налетчика, значит, так и должно быть. Харкина это не касалось.
   Натаниэль швырнул саквояж на сиденье, захлопнул дверцу экипажа и повернулся к Габриэль, которая, поднявшись с пола, устраивалась на кожаном сиденье.
   – Сними с себя эту идиотскую маску, – рявкнул лорд. – Я до смерти устал от твоих игр, Габриэль.
   Он был раздражен. Мягко говоря, конечно. Но Габриэль решила, что пусть уж лучше он злится, чем смотрит на нее этими страшными, похожими на камни на дне грязного пруда глазами. Сейчас его глаза были другими – иными, полными страсти, хотя не совсем той, какой бы хотелось Габриэль. Впрочем, нельзя хотеть слишком многого. Девушка понимала, что скользит по тончайшему льду, и каждый, самый маленький шажок вперед шел ей на пользу.
   Ни слова не говоря, она сняла капюшон и развязала шнурки от маски.
   – К чему эта игра, Натаниэль? Ведь у нас случайная связь, страсть без обещаний… Это не принесет вреда ни нам, ни кому-нибудь еще.
   Габриэль пригладила волосы и откинулась на подушку, вопросительно посматривая на Прайда.
   Несмотря на то, что с утра Натаниэль был настроен весьма скептически, он понял, что не может придумать хоть сколько-нибудь достоверной причины отказа. В ее глазах он видел приглашение и обещание, а он еще не забыл, как она выполняет подобные обещания. Габриэль была не такой женщиной, к которой можно было подходить с обычными мерками, и обращаться с ней надо было не как с другими.
   – Чего ты боишься? – спросила она.
   Наклонившись вперед, графиня дотронулась до его колена. Желание обожгло его.
   – Только не тебя, – заявил он.
   – Отлично.
   Улыбнувшись, она вновь откинулась назад и произнесла:
   – Я умираю от голода. Неужели обязательно надо ждать до Горшема, чтобы позавтракать?