Страница:
В то время начали появляться отдельные мнения, что элемент политический должен играть известную роль в задачах революционной партии. В обществе "Земля и воля" образовались две категории лиц, которые тянули в разные стороны. Когда я покончила с деревней, я заявила обществу "Земля и воля", что в настоящее время я считаю себя свободной.
В то время мне предстояло одно из двух: или сделать шаг назад, ехать за границу и сделаться доктором, но уже не для крестьян, а для лиц богатых, чего я не хотела, или - что я и предпочла - употребить энергию и силы на то, чтобы сломить то препятствие, о которое разбились мои желания. Поступив в общество "Земля и воля", я получила приглашение на Воронежский съезд, на котором партия еще не разделилась, но более или менее определенно было высказано, кто чего держится. Одни говорили, что надо действовать по-прежнему, т. е. жить в деревне и организовать восстание народа в какой-нибудь определенной местности, другие считали, что надо жить в городах и направить свою деятельность против правительственной власти.
Из Воронежа я поехала в Петербург, где вскоре общество "Земля и воля" распалось, и мне было предложено сделаться членом Исполнительного комитета партии "Народная воля", на что я и изъявила свое согласие. Моя предыдущая жизнь привела меня к убеждению, что единственный путь, которым данный порядок может быть изменен, есть путь насильственный. Мирным путем я идти не могла: печать, как известно, {386} у нас не свободна, так что думать о распространении идей посредством печатного слова невозможно. Если бы какой-нибудь орган общества указал мне другой путь, кроме насилия, быть может, я бы его выбрала, по крайней мере испробовала бы. Но я не видела протеста ни в земстве, ни в суде, ни в каких-либо корпорациях; не было воздействия и литературы в смысле изменения той жизни, которою мы живем, так что я считала, что единственный выход из того положения, в котором мы находимся, заключается в насильственной деятельности.
Раз приняв это положение, я пошла этим путем до конца. Я всегда требовала от личности, как от других, так, конечно, и от себя, последовательности и согласия слова с делом, и мне казалось, что, если я теоретически признала, что лишь насильственным путем можно что-нибудь сделать, я обязана принимать и непосредственное участие в насильственных действиях, которые будут предприняты той организацией, к которой я примкнула. К этому меня принуждало очень многое. Я не могла бы со спокойной совестью привлекать других к участию в насильственных действиях, если б я сама не участвовала в них: только личное участие давало мне право обращаться с различными предложениями к другим лицам. Собственно говоря, организация "Народная воля" предпочитала употреблять меня на другие цели - на пропаганду среди интеллигенции, но я хотела и требовала себе другой роли: я знала, что и суд всегда обратит внимание на то, принимала ли я непосредственное участие в деле, и то общественное мнение, которому одному дают возможность свободно выражаться, обрушивается всегда с наибольшей силой на тех, кто принимает непосредственное участие в насильственных действиях, так что я считала прямо подлостью толкать других на тот путь, на который сама не шла бы.
Вот объяснение той "кровожадности", которая должна казаться такой страшной и непонятной и которая выразилась в тех действиях, одно перечисление которых показалось бы суду циничным, если бы оно не вытекало из таких мотивов, которые во всяком случае, мне кажется, не бесчестны. {387}
В программе, по которой я действовала, самой существенной стороной, имевшей для меня наибольшее значение, было уничтожение абсолютистского образа правления. Собственно, я не придаю практического значения тому, стоит ли у нас в программе республика или конституционная монархия. Я думаю, можно мечтать и о республике, но что воплотится в жизнь лишь та форма государственного устройства, к которой общество окажется подготовленным, так что вопрос этот не имеет для меня особенного значения. Я считаю самым главным, самым существенным, чтоб явились такие условия, при которых личность имела бы возможность всесторонне развивать свои силы и всецело отдавать их на пользу общества. И мне кажется, что при наших порядках таких условий не существует".
Когда я кончила, председатель мягко спросил:
- Вы сказали все, что хотели?
- Да, - ответила я.
И никакие силы земные не помогли бы мне говорить еще, - так велико было мое волнение и усталость.
Сочувственные взгляды, рукопожатия и приветствия товарищей и защитников по окончании речи и в последовавший перерыв удостоверили, что речь произвела впечатление. Министр юстиции Набоков, присутствовавший на этом заседании и заметивший, что присяжный поверенный Леонтьев стенографировал речь, обратился к нему после заседания с просьбой дать ему копию с нее.
Последний долг был исполнен, и великий покой сошел в мою душу. Говорят, такое блаженное состояние просветленного успокоения бывает перед смертью. Прошлое с его жгучими переживаниями от картин созидания и разрушения общественных идеалов и целей, с его волнующими впечатлениями от противоположных типов людей, то изумляющих мужеством, то повергающих в отчаяние позорной трусостью, все, что было пережито в жизни в калейдоскопе великодушного и гнусного, - все отошло куда-то вдаль. Завеса безвозвратного опустилась над трагедией, изжитой до последнего акта. Да! Прошлое отошло, а будущее, грозное будущее с его отрывом от жизни и людей не наступило. Это {388} была передышка, когда полный событиями тревожный период жизни завершился, а мертвый период грядущего еще не развернулся даже в предчувствии. И я дышала легко. Цикл служения идее со всеми воспоминаниями, отправляющими его, был завершен, как цикл жизни является завершенным для человека, который умирает. А разве я не умирала? Разве гражданская смерть для человека, отдавшегося общественной деятельности, не то же, что смерть физическая для человека частной жизни? И как он, умирая, может чувствовать блаженное успокоение, так чувствовала его и я, оглядываясь назад и сознавая, что все усилия сделаны, все возможное совершено, что если я брала от общества и от жизни, то и отдала обществу и жизни все, что только могла дать.
Я изжила все духовные и физические силы: больше не оставалось ничего исчезла даже и воля к жизни. И в то время как меня охватывало чувство освобождения от долга перед родиной, перед обществом, партией, я делалась только человеком, дочерью моей матери, сестрой моей сестры, которые одни остались у меня среди общественного разорения.
Я чувствовала себя как тяжелораненый. Над ним угрозою долго стоял нож хирурга. Но вот операция сделана, она кончена; он снят с операционного стола, наркоз прошел, и он отдыхает в чистой, прохладной, белой постели.
У него отрезана рука, у него отрезана нога, но все тревоги и опасения позади, сейчас боли нет, и он счастлив, не постигая глубины несчастья, которое ему предстоит и вот-вот постучится к нему в дверь.
Приговор гласил: смертная казнь через повешение мне и семи товарищам между ними шести офицерам, судившимся со мной.
После суда произошло следующее.
Ко мне в камеру пришел смотритель дома предварительного заключения, морской офицер в отставке.
- Военные, приговоренные к смертной казни, решили подать прошение о помиловании, - сказал он. - Но барон Штромберг колеблется и просил узнать ваше мнение, как поступить ему: должен ли он ввиду жела-{389}ния товарищей тоже подать прошение или, не примыкая к ним, воздержаться от этого?
- Скажите Штромбергу, - ответила я, - что никогда я не посоветую другим делать то, чего ни при каких условиях не сделала бы сама.
Смотритель с укором глядел мне в лицо.
- Какая вы жестокая! - промолвил он103.
2. ДЕСЯТЬ ДНЕЙ
В воскресенье после суда ко мне приходили мать и сестра. Я не подозревала, что вижу их в последний раз.
В надежде увидаться снова
Ушла... не оглянулась мать!
Сестра ж осталась у порога,
Чтоб взгляд еще прощальный дать **.
______________
** См. Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. IV, стр. 247.
Жутко было стоять под этим долгим, скорбным взглядом. Знала ли она или только предчувствовала, что это свидание последнее?.. Еще минута - и я не выдержала бы; но дверь захлопнулась, и навсегда.
В понедельник около 1 часа я кончила завтрак - мне прислали рябчика, грушу "дюшес" и коробку конфет. Вбежала надзирательница со словами: "За вами приехали!" В десять минут сборы были кончены; карета увозила меня в Петропавловскую крепость.
Там я очутилась снова в № 43. Очень хотелось пить.
- Заварите, пожалуйста, чаю, - обратилась я к дежурному, - выньте из моих вещей коробку с конфетами.
В коридоре стихло; жандармы не возвращались; в ожидании я прилегла на койку и заснула крепко и сладко. Кажется, никогда еще я не спала так в заключении, так крепко, так сладко.
Быть может, мне снилось, что я опять с матерью и, ласкаясь к ней, говорю, как это бывало не раз: "Ма-{390}мочка! Какая вы интересная: право, влюбиться можно!" - или я видела, что сестра принесла мне букет чайных роз, еще более нежных и благоуханных, чем прежние?..
Загремел замок, и, прежде чем я успела вскочить, в камере стоял толстый, грубый офицер Яковлев в сопровождении жандарма и крепостного солдата. Не дав мне опомниться, он начал читать документ, бывший в его руке.
Я ничего не понимала, не могла понять: сладкий сон сковывал мое тело и мое сознание. Что такое? Какие-то слова, странное бессвязное перечисление предметов: "Коты, платок из холста в 1 аршин 2 вершка... жестяная кружка... 3000 шпицрутенов..." Ничего не понимаю!
- Подождите одну минуту, - закрывая глаза рукой, сказала я. - Я спала и не могу проснуться; придите немного погодя.
Через четверть часа офицер вошел снова, снова прочел бумагу. Я поняла.
- Пройдите в другую камеру, - сказал жандарм.
Эта была пустая камера рядом, в ней обыкновенно меня обыскивала женщина, приходившая специально для этого. Она и теперь была тут.
На мне было изящное, ловко сшитое платье из тонкого синего сукна. Его привезла мне мать во время суда. Я сняла его и все до нитки, что было на мне; сняла образок, которым меня благословила мать. На койке лежала куча какого-то тряпья. Женщина накинула на меня рубаху крестьянского покроя из грубого, еще не мытого, серого холста и такой же платок в 1 аршин 2 вершка; обернула ноги в холщовые портянки и придвинула неуклюжие, непомерно большие коты, подала юбку из серого солдатского сукна. Я с удивлением смотрела на эту юбку: она была вся изъедена не молью, а какой-то большой прожорливой гусеницей, прогрызшей десятки длинных полукруглых дорожек. Потом она дала серый суконный халат с желтым тузом на спине. Подкладка была пропитана грязью, салом и потом: по-видимому, кто-то раньше долго носил его. Плечи халата спускались далеко вниз, а рукава закрывали кисть {391} руки. Вероятно, эту одежду сменили бы на новую, если бы я стала протестовать. Но я не протестовала: я была в чужой воле и предпочитала молчать.
Уродливая метаморфоза совершилась, и я вернулась в № 43 преображенной Сандрильоной. Перемена была так крута, контраст так силен, что я готова была хохотать дико, неестественно - хохотать над собой, над синим платьем, над рябчиком и над "дюшес".
В камере также произошло изменение: хотя то не был дворец золотой рыбки, превращенный в избушку с разбитым корытом, но все же должно было действовать на воображение.
Два тюфяка, всегда лежавшие на койке, исчезли; их заменил мешок с соломой; из двух подушек осталась {392} одна; вместо одеяла появился кусок старой байки, а на столе белая глиняная кружка превратилась в жестяную. Она была измята, точно исковеркана нарочно; вся в ржавчине, по краям она была зазубрена: по утрам, когда вместо чая мне подавали в ней кипяток с черным хлебом-солью, приходилось искать безопасного места, чтоб не поранить губ.
С переменой обстановки пришел конец просветленному спокойствию, дававшему такую отраду в предшествовавшие дни. Мысль сделала лихорадочный скачок и стала работать возбужденно. Я думала теперь не о себе и не о настоящем, не о моих близких и не о том, что меня ожидает. Мысль почему-то обратилась к судьбам революционных движений вообще, на Западе и у нас, к преемственности идей, к их перебросу из одной страны в другую. Сцены из времен, давно прошедших, лица, давно почившие, воскресали в памяти, и воображение работало, как никогда. Книг у меня не было, да я бы и не могла в эти дни сосредоточить внимание на чем-либо постороннем. Мне дали только евангелие. Когда-то в детстве я увлекалась им; те
Ольга Фигнер
перь оно не отвечало настроению. Первые дни я не притронулась к его страницам; потом, когда я передумала все свое и возбуждение упало, я читала слова, фразы, но их смысл и значение не вскрывались; чтение было механическое - я просто стала переводить текст сначала на французский, потом на немецкий языки.
В Петропавловской крепости по субботам доктор Вильмс обыкновенно обходил всех заключенных. Явился он в субботу и теперь. Он шел по коридору со смотрителем Лесником и весело разговаривал. Басистый смех его разносился глухо по длинному пустому коридору и еще гудел, когда жандарм отпер мою камеру. Смех резко оборвался, когда он увидел меня; старое, суровое лицо с грубыми чертами лица вытянулось: почти два года он посещал меня и теперь в первый раз встретил в преображенном виде.
Немного отвернув лицо, он спросил: "Как здоровье?"
Странный вопрос, обращенный к человеку, приговоренному к смерти. {393}
- Ничего, - ответила я.
На восьмой день вечером я услышала в коридоре шум отпираемых и запираемых дверей. Очевидно, кто-то обходил камеры. Отперли и мою. Старый генерал, комендант крепости, вошел со смотрителем-офицером и прочей свитой. Подняв бумагу, которую он держал в руке, нарочито громко и раздельно он произнес: "Государь император всемилостивейше повелел смертную казнь заменить вам каторгой без срока".
Думала ли, ожидала ли, что меня казнят? Готовилась ли к этому? Нет, я не думала.
Казнили Перовскую после 1 марта, и эта первая казнь женщины, кажется, произвела на всех удручающее впечатление. Тогда казнь женщины еще не сделалась "бытовым явлением", и после казни Перовской прошло трехлетие.
Но если б приговор остался в силе, я умерла бы с полным самообладанием: по настроению я была готова к смерти. Едва ли я была бы одушевлена энтузиазмом: все мои силы были изжиты, и я просто смерть быструю на эшафоте предпочла бы медленному умиранию, неизбежность которого ясно сознавала в то время.
Так прошли десять дней до 12 октября 1884 года, когда меня увезли - я не знала куда.
Это был Шлиссельбург. Там, в Шлиссельбурге, началась потусторонняя жизнь моя, та еще не изведанная мной жизнь человека, лишенного всех прав, прав гражданских, но, можно сказать, и человеческих прав. {394}
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРОГРАММА104
ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО
КОМИТЕТА**
______________
** Партии "Народная воля".
А
По основным своим убеждениям мы - социалисты и народники. Мы убеждены, что только на социалистических началах человечество может воплотить в своей жизни свободу, равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное всестороннее развитие личности, а стало быть, и прогресс. Мы убеждены, что только народная воля может санкционировать общественные формы, что развитие народа прочно только тогда, когда каждая идея, имеющая воплотиться в жизнь, проходит предварительно через сознание и волю народа. Народное благо и народная воля - два наши священнейшие и непрерывно связанные принципа.
Б
1) Вглядываясь в обстановку, среди которой приходится жить и действовать народу, мы видим, что народ находится в состоянии полного рабства, экономического и политического. Как рабочий, он трудится исключительно для прокормления и содержания паразитных слоев; как гражданин, он лишен всяких прав; вся русская действительность не только не соответствует его воле, но он даже не смеет ее высказывать и формулировать, он не имеет возможности даже думать о том, что для него хорошо и что дурно, и самая мысль о какой-то воле народа считается преступлением против существующего порядка. Опутанный со всех сторон, народ доводится до физического вырождения, до тупости, забитости, нищенства - до рабства во всех отношениях.
2) Над закованным в цепи народом мы замечаем облегающие его слои эксплуататоров, создаваемых и защищаемых государством. Мы замечаем, что это государство составляет крупнейшую в стране капиталистическую силу, что оно же составляет единственного политического притеснителя народа, что благодаря ему только могут существовать мелкие хищники. Мы видим, что этот государственно-буржуазный нарост держится исключительно голым насилием: своей военной, полицейской и чиновничьей организацией, совершенно так же, как держались у нас монголы Чингис-хана. Мы видим совершенное отсутствие народной санкции этой произвольной и насильственной власти, которая силою {397} вводит и удерживает такие государственные и экономические принципы и формы, которые не имеют ничего общего с народными желаниями и идеалами.
3) В самом народе мы видим еще живыми, хотя всячески подавляемыми, его старые, традиционные принципы: право народа на землю, общинное и местное самоуправление, зачатки федеративного устройства, свобода совести и слова. Эти принципы получили бы совершенно новое направление в народном духе всей нашей истории, если бы только народ получил возможность жить и устраиваться так, как хочет, сообразно со своими собственными наклонностями.
В
1) Поэтому мы полагаем, что, как социалисты и народники, мы должны поставить своей ближайшей задачей - снять с народа подавляющий его гнет современного государства, произвести политический переворот с целью передачи власти народу. Этим переворотом мы достигнем: во-первых, того, что развитие народа отныне будет идти самостоятельно, согласно его воле и наклонностям; во-вторых, того, что в нашей русской жизни будут признаны и поддержаны многие чисто социалистические принципы, общие нам и народу.
2) Мы полагаем, что народная воля была бы достаточно хорошо высказана и проведена Учредительным собранием, избранным свободно, всеобщей подачей голосов, при инструкциях от избирателей. Это, конечно, далеко не идеальная форма проявления народной воли, но единственно в настоящее время возможная на практике, и мы считаем нужным остановиться именно на ней.
3) Таким образом, наша цель: отнять власть у существующего правительства и передать ее Учредительному собранию, составленному, как сейчас сказано, которое должно пересмотреть все наши государственные и общественные учреждения и перестроить их согласно инструкциям своих избирателей.
Г
Подчиняясь вполне народной воле, мы тем не менее, как партия, сочтем долгом явиться перед народом со своей программой. Ее мы будем пропагандировать до переворота, ее мы будем рекомендовать во время избирательной агитации, ее будем защищать в Учредительном собрании. Эта программа следующая:
[1] постоянное народное представительство, составленное, как выше сказано, и имеющее полную власть во всех общегосударственных вопросах;
2) широкое областное самоуправление, обеспеченное выборностью всех должностей, самостоятельностью мира и экономической независимостью народа; {398}
3) самостоятельность мира как экономической и административной единицы;
4) принадлежность земли народу;
5) система мер, имеющих передать в руки рабочих все фабрики и заводы;
6) полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и избирательной агитации;
7) всеобщее избирательное право без сословных и имущественных ограничений;
8) замена постоянной армии территориальной. Мы будем проводить эту программу и полагаем, что в ней все пункты невозможны один без другого и только в совокупности обеспечивают политическую и экономическую свободу народа и правильное его развитие.
Д
Ввиду изложенных целей деятельность партии располагается в следующих отделах:
1) Деятельность пропагандистская и агитационная. Пропаганда имеет своей целью популяризовать во всех слоях населения идею демократического политического переворота как средство социальной реформы, а также популяризацию собственной программы партии. Критика существующего строя, изложение и уяснение способов переворота и общественной реформы составляют сущность пропаганды.
Агитация должна стремиться к тому, чтобы со стороны народа и общества заявлялись в наивозможно широких размерах протест против существующего порядка и требование реформ в духе партии, особенно же требование созыва Учредительного собрания. Формами протеста могут быть сходки, демонстрации, петиции, тенденциозные адреса, отказ от уплаты податей и пр.
2) Деятельность разрушительная и террористическая. Террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее выдающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства, администрации и т. п., имеет своею целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать таким образом революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать годные и привычные к бою силы.
3) Организация тайных обществ и сплочение их вокруг одного центра.
Организация мелких тайных обществ со всевозможными революционными целями необходима как для исполнения многочисленных функций партии, так и для политической выработки ее членов. Но эти мелкие организации для более стройного ведения дела, особенно же при организации переворота, необходимо должны группироваться вокруг одного общего центра на началах полного слияния или федеративного союза. {399}
4) Приобретение влиятельного положения и связей в администрации, войске, обществе и народе.
Для успешного исполнения всех функций партии в высшей степени важно прочное положение в различных слоях населения.
По отношению к перевороту особенно важны администрация и войско. Не менее серьезное внимание партия должна обратить на народ. Главная задача партии в народе - подготовить его содействие перевороту и возможность успешной борьбы на выборах после переворота, борьбы, имеющей целью проведение чисто народных депутатов. Партия должна приобрести себе сознательных сторонников в наиболее выдающейся части крестьянства, должна подготовить себе активное содействие масс в наиболее важных пунктах и среди наиболее восприимчивого населения. Ввиду этого каждый член партии в народе должен стремиться занять такое положение, чтобы иметь возможность защищать крестьянские интересы, помогать их нуждам, приобрести известность честного и благожелательного крестьянству человека и поддерживать в народе репутацию партии, защищать ее идеи и цели.
5) Организация и совершение переворота.
Ввиду придавленности народа, ввиду того что правительство частными усмирениями может очень надолго сдерживать общее революционное движение, партия должна взять на себя почин самого переворота, а не дожидаться того момента, когда народ будет в состоянии обойтись без нее. Что касается способов совершения переворота... **
______________
** Эта часть 5-го пункта не подлежит опубликованию. (Примечание редакции газеты "Народная воля", в № 3 которой "Программа И. К." была опубликована.)
6) Избирательная агитация при созвании Учредительного собрания.
Каким бы путем ни произошел переворот - как результат самостоятельной революции или при помощи заговора, обязанность партии - способствовать немедленному созыву Учредительного собрания и передаче ему власти Временного правительства, созданного революцией или заговором. При избирательной агитации партия должна всячески бороться против кандидатуры различных кулаков и всеми силами проводить чисто мирских людей***. {400}
______________
*** Эта Программа Исполнительного комитета была отпечатана затем отдельным изданием, в котором прибавлен пункт "Е", гласящий:
"Руководящие принципы действий Исполнительного комитета определяются отношением лиц и общественных групп таким образом: 1) по отношению к правительству, как к врагу, цель оправдывает средства, т. е. всякое средство, ведущее к Цели, мы считаем дозволительным; 2) все оппозиционные элементы, даже не вошедшие с нами в союз, найдут в нас помощь и защиту; 3) лица и общественные группы, стоящие вне нашей борьбы с правительством, признаются нейтральными: их личность и имущество неприкосновенны; 4) лица и общественные группы, сознательно и деятельно помогающие правительству в нашей с ним борьбе, как вышедшие из нейтралитета, принимаются за врага.
Подпись: Исполнительный комитет".
(3-е изд. программы отпечатано в тип. "Народная воля" 15 августа 1881 года).
ПРОГРАММА РАБОЧИХ,
ЧЛЕНОВ ПАРТИИ
"НАРОДНАЯ ВОЛЯ"104
(Издание редакции "Народной воли")
А
Исторический опыт человечества, а также изучение и наблюдение жизни народов убедительно и ясно доказывают, что народы только тогда достигнут наибольшего счастья и силы, что люди только тогда станут братьями, будут свободны и равны, когда устроят свою жизнь согласно социалистическому учению, т. е. следующим образом:
1) земля и орудия труда должны принадлежать всему народу, и всякий работник вправе ими пользоваться;
2) работа производится не в одиночку, а сообща (общинами, артелями, ассоциациями);
В то время мне предстояло одно из двух: или сделать шаг назад, ехать за границу и сделаться доктором, но уже не для крестьян, а для лиц богатых, чего я не хотела, или - что я и предпочла - употребить энергию и силы на то, чтобы сломить то препятствие, о которое разбились мои желания. Поступив в общество "Земля и воля", я получила приглашение на Воронежский съезд, на котором партия еще не разделилась, но более или менее определенно было высказано, кто чего держится. Одни говорили, что надо действовать по-прежнему, т. е. жить в деревне и организовать восстание народа в какой-нибудь определенной местности, другие считали, что надо жить в городах и направить свою деятельность против правительственной власти.
Из Воронежа я поехала в Петербург, где вскоре общество "Земля и воля" распалось, и мне было предложено сделаться членом Исполнительного комитета партии "Народная воля", на что я и изъявила свое согласие. Моя предыдущая жизнь привела меня к убеждению, что единственный путь, которым данный порядок может быть изменен, есть путь насильственный. Мирным путем я идти не могла: печать, как известно, {386} у нас не свободна, так что думать о распространении идей посредством печатного слова невозможно. Если бы какой-нибудь орган общества указал мне другой путь, кроме насилия, быть может, я бы его выбрала, по крайней мере испробовала бы. Но я не видела протеста ни в земстве, ни в суде, ни в каких-либо корпорациях; не было воздействия и литературы в смысле изменения той жизни, которою мы живем, так что я считала, что единственный выход из того положения, в котором мы находимся, заключается в насильственной деятельности.
Раз приняв это положение, я пошла этим путем до конца. Я всегда требовала от личности, как от других, так, конечно, и от себя, последовательности и согласия слова с делом, и мне казалось, что, если я теоретически признала, что лишь насильственным путем можно что-нибудь сделать, я обязана принимать и непосредственное участие в насильственных действиях, которые будут предприняты той организацией, к которой я примкнула. К этому меня принуждало очень многое. Я не могла бы со спокойной совестью привлекать других к участию в насильственных действиях, если б я сама не участвовала в них: только личное участие давало мне право обращаться с различными предложениями к другим лицам. Собственно говоря, организация "Народная воля" предпочитала употреблять меня на другие цели - на пропаганду среди интеллигенции, но я хотела и требовала себе другой роли: я знала, что и суд всегда обратит внимание на то, принимала ли я непосредственное участие в деле, и то общественное мнение, которому одному дают возможность свободно выражаться, обрушивается всегда с наибольшей силой на тех, кто принимает непосредственное участие в насильственных действиях, так что я считала прямо подлостью толкать других на тот путь, на который сама не шла бы.
Вот объяснение той "кровожадности", которая должна казаться такой страшной и непонятной и которая выразилась в тех действиях, одно перечисление которых показалось бы суду циничным, если бы оно не вытекало из таких мотивов, которые во всяком случае, мне кажется, не бесчестны. {387}
В программе, по которой я действовала, самой существенной стороной, имевшей для меня наибольшее значение, было уничтожение абсолютистского образа правления. Собственно, я не придаю практического значения тому, стоит ли у нас в программе республика или конституционная монархия. Я думаю, можно мечтать и о республике, но что воплотится в жизнь лишь та форма государственного устройства, к которой общество окажется подготовленным, так что вопрос этот не имеет для меня особенного значения. Я считаю самым главным, самым существенным, чтоб явились такие условия, при которых личность имела бы возможность всесторонне развивать свои силы и всецело отдавать их на пользу общества. И мне кажется, что при наших порядках таких условий не существует".
Когда я кончила, председатель мягко спросил:
- Вы сказали все, что хотели?
- Да, - ответила я.
И никакие силы земные не помогли бы мне говорить еще, - так велико было мое волнение и усталость.
Сочувственные взгляды, рукопожатия и приветствия товарищей и защитников по окончании речи и в последовавший перерыв удостоверили, что речь произвела впечатление. Министр юстиции Набоков, присутствовавший на этом заседании и заметивший, что присяжный поверенный Леонтьев стенографировал речь, обратился к нему после заседания с просьбой дать ему копию с нее.
Последний долг был исполнен, и великий покой сошел в мою душу. Говорят, такое блаженное состояние просветленного успокоения бывает перед смертью. Прошлое с его жгучими переживаниями от картин созидания и разрушения общественных идеалов и целей, с его волнующими впечатлениями от противоположных типов людей, то изумляющих мужеством, то повергающих в отчаяние позорной трусостью, все, что было пережито в жизни в калейдоскопе великодушного и гнусного, - все отошло куда-то вдаль. Завеса безвозвратного опустилась над трагедией, изжитой до последнего акта. Да! Прошлое отошло, а будущее, грозное будущее с его отрывом от жизни и людей не наступило. Это {388} была передышка, когда полный событиями тревожный период жизни завершился, а мертвый период грядущего еще не развернулся даже в предчувствии. И я дышала легко. Цикл служения идее со всеми воспоминаниями, отправляющими его, был завершен, как цикл жизни является завершенным для человека, который умирает. А разве я не умирала? Разве гражданская смерть для человека, отдавшегося общественной деятельности, не то же, что смерть физическая для человека частной жизни? И как он, умирая, может чувствовать блаженное успокоение, так чувствовала его и я, оглядываясь назад и сознавая, что все усилия сделаны, все возможное совершено, что если я брала от общества и от жизни, то и отдала обществу и жизни все, что только могла дать.
Я изжила все духовные и физические силы: больше не оставалось ничего исчезла даже и воля к жизни. И в то время как меня охватывало чувство освобождения от долга перед родиной, перед обществом, партией, я делалась только человеком, дочерью моей матери, сестрой моей сестры, которые одни остались у меня среди общественного разорения.
Я чувствовала себя как тяжелораненый. Над ним угрозою долго стоял нож хирурга. Но вот операция сделана, она кончена; он снят с операционного стола, наркоз прошел, и он отдыхает в чистой, прохладной, белой постели.
У него отрезана рука, у него отрезана нога, но все тревоги и опасения позади, сейчас боли нет, и он счастлив, не постигая глубины несчастья, которое ему предстоит и вот-вот постучится к нему в дверь.
Приговор гласил: смертная казнь через повешение мне и семи товарищам между ними шести офицерам, судившимся со мной.
После суда произошло следующее.
Ко мне в камеру пришел смотритель дома предварительного заключения, морской офицер в отставке.
- Военные, приговоренные к смертной казни, решили подать прошение о помиловании, - сказал он. - Но барон Штромберг колеблется и просил узнать ваше мнение, как поступить ему: должен ли он ввиду жела-{389}ния товарищей тоже подать прошение или, не примыкая к ним, воздержаться от этого?
- Скажите Штромбергу, - ответила я, - что никогда я не посоветую другим делать то, чего ни при каких условиях не сделала бы сама.
Смотритель с укором глядел мне в лицо.
- Какая вы жестокая! - промолвил он103.
2. ДЕСЯТЬ ДНЕЙ
В воскресенье после суда ко мне приходили мать и сестра. Я не подозревала, что вижу их в последний раз.
В надежде увидаться снова
Ушла... не оглянулась мать!
Сестра ж осталась у порога,
Чтоб взгляд еще прощальный дать **.
______________
** См. Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. IV, стр. 247.
Жутко было стоять под этим долгим, скорбным взглядом. Знала ли она или только предчувствовала, что это свидание последнее?.. Еще минута - и я не выдержала бы; но дверь захлопнулась, и навсегда.
В понедельник около 1 часа я кончила завтрак - мне прислали рябчика, грушу "дюшес" и коробку конфет. Вбежала надзирательница со словами: "За вами приехали!" В десять минут сборы были кончены; карета увозила меня в Петропавловскую крепость.
Там я очутилась снова в № 43. Очень хотелось пить.
- Заварите, пожалуйста, чаю, - обратилась я к дежурному, - выньте из моих вещей коробку с конфетами.
В коридоре стихло; жандармы не возвращались; в ожидании я прилегла на койку и заснула крепко и сладко. Кажется, никогда еще я не спала так в заключении, так крепко, так сладко.
Быть может, мне снилось, что я опять с матерью и, ласкаясь к ней, говорю, как это бывало не раз: "Ма-{390}мочка! Какая вы интересная: право, влюбиться можно!" - или я видела, что сестра принесла мне букет чайных роз, еще более нежных и благоуханных, чем прежние?..
Загремел замок, и, прежде чем я успела вскочить, в камере стоял толстый, грубый офицер Яковлев в сопровождении жандарма и крепостного солдата. Не дав мне опомниться, он начал читать документ, бывший в его руке.
Я ничего не понимала, не могла понять: сладкий сон сковывал мое тело и мое сознание. Что такое? Какие-то слова, странное бессвязное перечисление предметов: "Коты, платок из холста в 1 аршин 2 вершка... жестяная кружка... 3000 шпицрутенов..." Ничего не понимаю!
- Подождите одну минуту, - закрывая глаза рукой, сказала я. - Я спала и не могу проснуться; придите немного погодя.
Через четверть часа офицер вошел снова, снова прочел бумагу. Я поняла.
- Пройдите в другую камеру, - сказал жандарм.
Эта была пустая камера рядом, в ней обыкновенно меня обыскивала женщина, приходившая специально для этого. Она и теперь была тут.
На мне было изящное, ловко сшитое платье из тонкого синего сукна. Его привезла мне мать во время суда. Я сняла его и все до нитки, что было на мне; сняла образок, которым меня благословила мать. На койке лежала куча какого-то тряпья. Женщина накинула на меня рубаху крестьянского покроя из грубого, еще не мытого, серого холста и такой же платок в 1 аршин 2 вершка; обернула ноги в холщовые портянки и придвинула неуклюжие, непомерно большие коты, подала юбку из серого солдатского сукна. Я с удивлением смотрела на эту юбку: она была вся изъедена не молью, а какой-то большой прожорливой гусеницей, прогрызшей десятки длинных полукруглых дорожек. Потом она дала серый суконный халат с желтым тузом на спине. Подкладка была пропитана грязью, салом и потом: по-видимому, кто-то раньше долго носил его. Плечи халата спускались далеко вниз, а рукава закрывали кисть {391} руки. Вероятно, эту одежду сменили бы на новую, если бы я стала протестовать. Но я не протестовала: я была в чужой воле и предпочитала молчать.
Уродливая метаморфоза совершилась, и я вернулась в № 43 преображенной Сандрильоной. Перемена была так крута, контраст так силен, что я готова была хохотать дико, неестественно - хохотать над собой, над синим платьем, над рябчиком и над "дюшес".
В камере также произошло изменение: хотя то не был дворец золотой рыбки, превращенный в избушку с разбитым корытом, но все же должно было действовать на воображение.
Два тюфяка, всегда лежавшие на койке, исчезли; их заменил мешок с соломой; из двух подушек осталась {392} одна; вместо одеяла появился кусок старой байки, а на столе белая глиняная кружка превратилась в жестяную. Она была измята, точно исковеркана нарочно; вся в ржавчине, по краям она была зазубрена: по утрам, когда вместо чая мне подавали в ней кипяток с черным хлебом-солью, приходилось искать безопасного места, чтоб не поранить губ.
С переменой обстановки пришел конец просветленному спокойствию, дававшему такую отраду в предшествовавшие дни. Мысль сделала лихорадочный скачок и стала работать возбужденно. Я думала теперь не о себе и не о настоящем, не о моих близких и не о том, что меня ожидает. Мысль почему-то обратилась к судьбам революционных движений вообще, на Западе и у нас, к преемственности идей, к их перебросу из одной страны в другую. Сцены из времен, давно прошедших, лица, давно почившие, воскресали в памяти, и воображение работало, как никогда. Книг у меня не было, да я бы и не могла в эти дни сосредоточить внимание на чем-либо постороннем. Мне дали только евангелие. Когда-то в детстве я увлекалась им; те
Ольга Фигнер
перь оно не отвечало настроению. Первые дни я не притронулась к его страницам; потом, когда я передумала все свое и возбуждение упало, я читала слова, фразы, но их смысл и значение не вскрывались; чтение было механическое - я просто стала переводить текст сначала на французский, потом на немецкий языки.
В Петропавловской крепости по субботам доктор Вильмс обыкновенно обходил всех заключенных. Явился он в субботу и теперь. Он шел по коридору со смотрителем Лесником и весело разговаривал. Басистый смех его разносился глухо по длинному пустому коридору и еще гудел, когда жандарм отпер мою камеру. Смех резко оборвался, когда он увидел меня; старое, суровое лицо с грубыми чертами лица вытянулось: почти два года он посещал меня и теперь в первый раз встретил в преображенном виде.
Немного отвернув лицо, он спросил: "Как здоровье?"
Странный вопрос, обращенный к человеку, приговоренному к смерти. {393}
- Ничего, - ответила я.
На восьмой день вечером я услышала в коридоре шум отпираемых и запираемых дверей. Очевидно, кто-то обходил камеры. Отперли и мою. Старый генерал, комендант крепости, вошел со смотрителем-офицером и прочей свитой. Подняв бумагу, которую он держал в руке, нарочито громко и раздельно он произнес: "Государь император всемилостивейше повелел смертную казнь заменить вам каторгой без срока".
Думала ли, ожидала ли, что меня казнят? Готовилась ли к этому? Нет, я не думала.
Казнили Перовскую после 1 марта, и эта первая казнь женщины, кажется, произвела на всех удручающее впечатление. Тогда казнь женщины еще не сделалась "бытовым явлением", и после казни Перовской прошло трехлетие.
Но если б приговор остался в силе, я умерла бы с полным самообладанием: по настроению я была готова к смерти. Едва ли я была бы одушевлена энтузиазмом: все мои силы были изжиты, и я просто смерть быструю на эшафоте предпочла бы медленному умиранию, неизбежность которого ясно сознавала в то время.
Так прошли десять дней до 12 октября 1884 года, когда меня увезли - я не знала куда.
Это был Шлиссельбург. Там, в Шлиссельбурге, началась потусторонняя жизнь моя, та еще не изведанная мной жизнь человека, лишенного всех прав, прав гражданских, но, можно сказать, и человеческих прав. {394}
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРОГРАММА104
ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО
КОМИТЕТА**
______________
** Партии "Народная воля".
А
По основным своим убеждениям мы - социалисты и народники. Мы убеждены, что только на социалистических началах человечество может воплотить в своей жизни свободу, равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное всестороннее развитие личности, а стало быть, и прогресс. Мы убеждены, что только народная воля может санкционировать общественные формы, что развитие народа прочно только тогда, когда каждая идея, имеющая воплотиться в жизнь, проходит предварительно через сознание и волю народа. Народное благо и народная воля - два наши священнейшие и непрерывно связанные принципа.
Б
1) Вглядываясь в обстановку, среди которой приходится жить и действовать народу, мы видим, что народ находится в состоянии полного рабства, экономического и политического. Как рабочий, он трудится исключительно для прокормления и содержания паразитных слоев; как гражданин, он лишен всяких прав; вся русская действительность не только не соответствует его воле, но он даже не смеет ее высказывать и формулировать, он не имеет возможности даже думать о том, что для него хорошо и что дурно, и самая мысль о какой-то воле народа считается преступлением против существующего порядка. Опутанный со всех сторон, народ доводится до физического вырождения, до тупости, забитости, нищенства - до рабства во всех отношениях.
2) Над закованным в цепи народом мы замечаем облегающие его слои эксплуататоров, создаваемых и защищаемых государством. Мы замечаем, что это государство составляет крупнейшую в стране капиталистическую силу, что оно же составляет единственного политического притеснителя народа, что благодаря ему только могут существовать мелкие хищники. Мы видим, что этот государственно-буржуазный нарост держится исключительно голым насилием: своей военной, полицейской и чиновничьей организацией, совершенно так же, как держались у нас монголы Чингис-хана. Мы видим совершенное отсутствие народной санкции этой произвольной и насильственной власти, которая силою {397} вводит и удерживает такие государственные и экономические принципы и формы, которые не имеют ничего общего с народными желаниями и идеалами.
3) В самом народе мы видим еще живыми, хотя всячески подавляемыми, его старые, традиционные принципы: право народа на землю, общинное и местное самоуправление, зачатки федеративного устройства, свобода совести и слова. Эти принципы получили бы совершенно новое направление в народном духе всей нашей истории, если бы только народ получил возможность жить и устраиваться так, как хочет, сообразно со своими собственными наклонностями.
В
1) Поэтому мы полагаем, что, как социалисты и народники, мы должны поставить своей ближайшей задачей - снять с народа подавляющий его гнет современного государства, произвести политический переворот с целью передачи власти народу. Этим переворотом мы достигнем: во-первых, того, что развитие народа отныне будет идти самостоятельно, согласно его воле и наклонностям; во-вторых, того, что в нашей русской жизни будут признаны и поддержаны многие чисто социалистические принципы, общие нам и народу.
2) Мы полагаем, что народная воля была бы достаточно хорошо высказана и проведена Учредительным собранием, избранным свободно, всеобщей подачей голосов, при инструкциях от избирателей. Это, конечно, далеко не идеальная форма проявления народной воли, но единственно в настоящее время возможная на практике, и мы считаем нужным остановиться именно на ней.
3) Таким образом, наша цель: отнять власть у существующего правительства и передать ее Учредительному собранию, составленному, как сейчас сказано, которое должно пересмотреть все наши государственные и общественные учреждения и перестроить их согласно инструкциям своих избирателей.
Г
Подчиняясь вполне народной воле, мы тем не менее, как партия, сочтем долгом явиться перед народом со своей программой. Ее мы будем пропагандировать до переворота, ее мы будем рекомендовать во время избирательной агитации, ее будем защищать в Учредительном собрании. Эта программа следующая:
[1] постоянное народное представительство, составленное, как выше сказано, и имеющее полную власть во всех общегосударственных вопросах;
2) широкое областное самоуправление, обеспеченное выборностью всех должностей, самостоятельностью мира и экономической независимостью народа; {398}
3) самостоятельность мира как экономической и административной единицы;
4) принадлежность земли народу;
5) система мер, имеющих передать в руки рабочих все фабрики и заводы;
6) полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и избирательной агитации;
7) всеобщее избирательное право без сословных и имущественных ограничений;
8) замена постоянной армии территориальной. Мы будем проводить эту программу и полагаем, что в ней все пункты невозможны один без другого и только в совокупности обеспечивают политическую и экономическую свободу народа и правильное его развитие.
Д
Ввиду изложенных целей деятельность партии располагается в следующих отделах:
1) Деятельность пропагандистская и агитационная. Пропаганда имеет своей целью популяризовать во всех слоях населения идею демократического политического переворота как средство социальной реформы, а также популяризацию собственной программы партии. Критика существующего строя, изложение и уяснение способов переворота и общественной реформы составляют сущность пропаганды.
Агитация должна стремиться к тому, чтобы со стороны народа и общества заявлялись в наивозможно широких размерах протест против существующего порядка и требование реформ в духе партии, особенно же требование созыва Учредительного собрания. Формами протеста могут быть сходки, демонстрации, петиции, тенденциозные адреса, отказ от уплаты податей и пр.
2) Деятельность разрушительная и террористическая. Террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее выдающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства, администрации и т. п., имеет своею целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать таким образом революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать годные и привычные к бою силы.
3) Организация тайных обществ и сплочение их вокруг одного центра.
Организация мелких тайных обществ со всевозможными революционными целями необходима как для исполнения многочисленных функций партии, так и для политической выработки ее членов. Но эти мелкие организации для более стройного ведения дела, особенно же при организации переворота, необходимо должны группироваться вокруг одного общего центра на началах полного слияния или федеративного союза. {399}
4) Приобретение влиятельного положения и связей в администрации, войске, обществе и народе.
Для успешного исполнения всех функций партии в высшей степени важно прочное положение в различных слоях населения.
По отношению к перевороту особенно важны администрация и войско. Не менее серьезное внимание партия должна обратить на народ. Главная задача партии в народе - подготовить его содействие перевороту и возможность успешной борьбы на выборах после переворота, борьбы, имеющей целью проведение чисто народных депутатов. Партия должна приобрести себе сознательных сторонников в наиболее выдающейся части крестьянства, должна подготовить себе активное содействие масс в наиболее важных пунктах и среди наиболее восприимчивого населения. Ввиду этого каждый член партии в народе должен стремиться занять такое положение, чтобы иметь возможность защищать крестьянские интересы, помогать их нуждам, приобрести известность честного и благожелательного крестьянству человека и поддерживать в народе репутацию партии, защищать ее идеи и цели.
5) Организация и совершение переворота.
Ввиду придавленности народа, ввиду того что правительство частными усмирениями может очень надолго сдерживать общее революционное движение, партия должна взять на себя почин самого переворота, а не дожидаться того момента, когда народ будет в состоянии обойтись без нее. Что касается способов совершения переворота... **
______________
** Эта часть 5-го пункта не подлежит опубликованию. (Примечание редакции газеты "Народная воля", в № 3 которой "Программа И. К." была опубликована.)
6) Избирательная агитация при созвании Учредительного собрания.
Каким бы путем ни произошел переворот - как результат самостоятельной революции или при помощи заговора, обязанность партии - способствовать немедленному созыву Учредительного собрания и передаче ему власти Временного правительства, созданного революцией или заговором. При избирательной агитации партия должна всячески бороться против кандидатуры различных кулаков и всеми силами проводить чисто мирских людей***. {400}
______________
*** Эта Программа Исполнительного комитета была отпечатана затем отдельным изданием, в котором прибавлен пункт "Е", гласящий:
"Руководящие принципы действий Исполнительного комитета определяются отношением лиц и общественных групп таким образом: 1) по отношению к правительству, как к врагу, цель оправдывает средства, т. е. всякое средство, ведущее к Цели, мы считаем дозволительным; 2) все оппозиционные элементы, даже не вошедшие с нами в союз, найдут в нас помощь и защиту; 3) лица и общественные группы, стоящие вне нашей борьбы с правительством, признаются нейтральными: их личность и имущество неприкосновенны; 4) лица и общественные группы, сознательно и деятельно помогающие правительству в нашей с ним борьбе, как вышедшие из нейтралитета, принимаются за врага.
Подпись: Исполнительный комитет".
(3-е изд. программы отпечатано в тип. "Народная воля" 15 августа 1881 года).
ПРОГРАММА РАБОЧИХ,
ЧЛЕНОВ ПАРТИИ
"НАРОДНАЯ ВОЛЯ"104
(Издание редакции "Народной воли")
А
Исторический опыт человечества, а также изучение и наблюдение жизни народов убедительно и ясно доказывают, что народы только тогда достигнут наибольшего счастья и силы, что люди только тогда станут братьями, будут свободны и равны, когда устроят свою жизнь согласно социалистическому учению, т. е. следующим образом:
1) земля и орудия труда должны принадлежать всему народу, и всякий работник вправе ими пользоваться;
2) работа производится не в одиночку, а сообща (общинами, артелями, ассоциациями);