Благоухая пивом, он спустился вниз. Мокрый, избитый, злой, и нужды искать виноватых нет. Вон она, сидит, вперившись в компьютер. Предвкушая грядущий поединок, он отошел от лестницы на шаг, повернулся к ней, откинул голову и проорал во всю мощь:
   — Джейн Дарлингтон Боннер! Сию же минуту спускайся вниз!
   Его рев пробил самодельные затычки. Значит, в дом он таки попал. Она выдернула салфетки из ушей и бросила в корзинку для мусора, гадая, как ему это удалось. Без сомнения, совершил какой-нибудь подвиг: великий куортербек не унизился бы до того, чтобы разбить окно. Пусть и разочарованная (удержать его за дверью не удалось), Джейн почувствовала прилив гордости: все-таки она сподвигла его на геройский поступок.
   Поднимаясь из-за стола и снимая очки, она пыталась понять, почему у нее нет ни малейшего желания запереться в своей комнате. Она не любила конфликтов, никогда не выходила из них победителем. Свидетельство тому — унижающие ее достоинство визиты к Джерри Майлсу. Может, она не пыталась избежать неминуемого столкновения, потому что ей противостоял Кэл? Всю жизнь она являла собой доброту, достоинство, прилагала все силы, чтобы не дай бог кого-нибудь не оскорбить. С ним же не нужно думать о том, что сказать, что сделать. Она могла быть самой собой. Кровь так и играла, все клеточки серого вещества встали на изготовку. Вот она, настоящая, полноценная жизнь.
   Из холла Кэл наблюдал, как она подходит к верхней площадке лестницы. Миниатюрная попка покачивалась из стороны в сторону под брючками, зеленая вязаная кофточка подчеркивала невеликую грудь. Кэл даже удивлялся, отчего ему так хочется увидеть ее вживую: размеры отнюдь не впечатляли. И волосы она убирала назад, как старшеклассница.
   Она посмотрела на него сверху вниз, и он мог поклясться, что вместо испуга увидел в ее глазах озорную искорку.
   — Кто это у нас такой злой? — проворковала Джейн.
   — Ты… — он упер руки в бока, — …мне за это заплатишь!
   — И что же ты намерен делать, здоровяк? Отшлепать меня?
   И тут же у него все встало. Черт! Как это только ей удавалось? Да и не к лицу уважаемому профессору колледжа такие слова.
   Тут же перед его мысленным взором возникла ее аккуратненькая попка, на которую падает его тяжелая ладонь. Он сжал зубы, прищурился и так злобно посмотрел на нее, что ему даже стало стыдно: как-никак перед ним бедная, беззащитная беременная женщина.
   — Может, хорошей порки тебе и не хватает.
   — Неужели? — Вместо того чтобы упасть от страха, как поступила бы на ее месте любая нормальная женщина, она сосредоточенно насупилась. — Возможно, будет забавно. Я об этом подумаю.
   И тут же развернулась и ретировалась в свою комнату, оставив его у лестницы. Он прямо-таки остолбенел. Как ей удается оборачивать любую ситуацию в свою пользу? И что значит: она об этом подумает?
   Он вспомнил красный, видавший виды «эскорт», стоящий на подъездной дорожке на месте его роскошного джипа, и устремился следом. Борьба еще не закончилась!
   Джейн услышала его шаги, и ей стало стыдно за то нетерпение, с которым она ждала его прихода. Если б не несколько последних недель, она так бы и не поняла, сколь тяжел груз напускного достоинства, который столько лет давил ей на плечи. Но Кэлу все это достоинство что рыбке зонтик.
   Он ворвался в спальню и ткнул указательным пальцем в направлении ее лба.
   — Прежде всего нам обоим надо уяснить следующее. Я — глава семейства, и я требую уважения! И не желаю, чтобы ты и дальше позорила меня. Тебе понятно, что я говорю?
   Такой напор, несомненно, срабатывал, и Джейн тут же пожалела тех несчастных девчушек, которых он выбирал себе в подруги. Этих малюток он просто размазывал по стене.
   Но по какой-то причине она не смогла представить себе Кэла, орущего на беспомощную двадцатилетнюю красотку, и ей не потребовалось много времени, чтобы понять почему.
   Такого просто не бывало. Кэл не мог обратить свою ярость против того, кого считал слабее себя. Джейн аж зарделась от гордости.
   — У тебя опять кровоточит губа. Пойдем в ванную, я ее обработаю.
   — Никуда я не пойду, пока мы с этим не разберемся.
   — Жаль. Я всегда мечтала о том, чтобы перевязать раненого воина.
   Возникла пауза. Прищурившись, он продолжал смотреть на нее, отчего у Джейн задрожали колени. Перед ней сто девяносто фунтов готового взорваться динамита, но почему же ей не страшно?
   Он засунул большой палец в карман джинсов.
   — Я разрешу тебе заштопать меня при одном условии.
   — Каком же?
   — После того, что ты натворила, ты будешь сидеть спокойно, я хочу сказать, с закрытым ртом, пока я буду разбирать тебя на части.
   — Хорошо.
   — Хорошо?! — От его рева у Джейн чуть не лопнули барабанные перепонки. — И все? Мэм, вы, должно быть, не представляете, что я задумал, потому что в противном случае едва ли сказали бы «хорошо».
   Она улыбнулась, отлично зная, что его это разозлит еще больше.
   — Я считаю, что для семейной жизни важен открытый информационный обмен.
   — Мы говорим не об информационном обмене. Мы говорим о том, что я буду разбирать тебя на части. — Он помолчал, выпятив челюсть. — От руки до голой задницы.
   — Как скажешь. — Она помахала ему рукой и направилась в ванную.
   Можно сказать, она даже жалела его. Невероятно сильный мужчина и при этом очень уж совестливый. Таким очень трудно вести схватку с умеющей постоять за себя женщиной. Джейн наконец-то поняла, почему он так сильно любил футбол с его жесткими столкновениями и одновременно четкими правилами. Именно в таком мире и предпочел жить Кэл, в мире, где допускалось махать кулаками и незамедлительно следовало наказание за любой недозволенный поступок.
   Отсюда и возникали серьезные проблемы в его отношениях с женщинами.
   Она пересекла ванную, открыла дверцу аптечного шкафчика, начала изучать его содержимое.
   — Надеюсь, найду что-нибудь действительно жгучее.
   Не услышав ответа, Джейн обернулась и задохнулась: Кэл стягивал через голову рубашку. Она увидела мощные мышцы груди, крошечный пупок, островок шелковистых волос под мышкой, шрам на плече.
   — Что это ты делаешь?
   Он бросил рубашку и взялся за пуговицу джинсов.
   — А как по-твоему? Хочу принять душ. Или ты не помнишь, что вылила мне на голову кувшин с пивом, а потом оставила за порогом собственного дома в грозу, под проливным дождем? И замок на воротах, который ты вывела из строя, утром должен работать, а не то ты мне дорого за него заплатишь. — Он потянул вниз молнию.
   Она отвернулась, как бы между прочим. К счастью, в ванной хватало зеркал, и Кэл предстал перед ней во всей красе. К сожалению, только со спины. Но и тут было на что посмотреть. Широченные плечи, узкие бедра, мускулистые ягодицы. Справа от позвоночника краснела отметина от стычки с Кевином. Она нахмурилась, увидев несчетное количество старых и новых шрамов, подумала о всех тех поединках, что выдержало тело стареющего воина.
   Кэл распахнул дверцу цилиндрической душевой кабинки, словно перенесенной в особняк с космического корабля «Энтерпрайз», вошел в нее. Матовое стекло отсекло от Джейн то, что она хотела увидеть.
   — Насчет проливного дождя ты преувеличиваешь, — крикнула она, перекрывая шум льющейся воды. — Упало-то несколько капель.
   — Но до того, как я перелез на балкон.
   — Так вот, значит, как ты попал в дом? — Она повернулась к душевой кабинке, не в силах скрыть восхищения.
   — Только потому, что ты не удосужилась закрыть двери на втором этаже, не веря, что я до них доберусь.
   Она улыбнулась, уловив обиду в его голосе.
   — Извини. Действительно, не подумала.
   — Похоже на то. — Из кабинки высунулась мокрая голова, — Хочешь составить мне компанию?
   Из груди рванулось «да», но вкрадчивые соблазнительные нотки его голоса напомнили ей змея, обвившего Древо познания, и она прикинулась, что не слышит. Пока он мылся, она перерыла ящики туалетного столика в поисках мази с антибиотиком.
   Нашла почти пустой тюбик «Креста», стоящие рядком цилиндры с дезодорантом. Черную расческу без единого на ней волоска, зубной эликсир, пилку для ногтей, пену для бритья, несколько станков, пузырек с «Тайленолом»[41], большой тюбик «Бен гея»[42]. И презервативы. Целую коробку с презервативами. У нее защемило сердце при мысли о том, что он пользуется этими презервативами, ублажая кого-то еще.
   Стараясь не думать об этом, она присела на корточки, заглянула под раковину. Опять «Бен гей», три упаковки соли для ванн и наконец-то тюбик мази с антибиотиком. Вода перестала течь, мгновением позже приоткрылась дверца душевой кабинки.
   — Такер тебя использует. Ты это знаешь, не так ли?
   — Не правда. — Она обернулась, чтобы увидеть, как он повязывает вокруг талии толстое махровое полотенце. На мокрой груди чернели густые волосы.
   — Наверняка. Через тебя хочет насолить мне.
   Вроде бы он не верил, что Кевин находил ее привлекательной. Джейн это задело.
   — Может, и так, но нет сомнений и в том, что налицо определенное сексуальное влечение.
   Он как раз тянулся к другому полотенцу, чтобы вытереть голову. Его рука застыла в воздухе.
   — Что ты такое говоришь? Какое сексуальное влечение?
   — Сядь, я займусь твоей губой. Она снова кровоточит. Он шагнул к ней, и капли полетели с мокрых волос.
   — Не сяду! Я хочу знать, о чем ты.
   — Женщина в возрасте, весьма привлекательный молодой человек. Такое случается испокон веку. Но не волнуйся. Он не имеет дела с замужними женщинами.
   Его глаза превратились в щелочки.
   — И меня это должно успокаивать?
   — На тот случай, если тебя тревожит мой возможный роман с Кевином.
   Кэл сдернул с вешалки полотенце и начал энергично вытирать волосы.
   — Знаешь, он заинтересовался тобой только потому, что у тебя на пальце мое кольцо. Иначе он не обратил бы на тебя ни малейшего внимания.
   Он нашел ее самое уязвимое место, а вместе с этим пропала и та радость, которую доставляла ей пикировка с Кэлом. Его угрозы ни в коей мере не пугали ее, а вот уверенность в том, что на такую мымру, как она, никто не позарится, обидела.
   — Нет, я так не думаю. — Она направилась в свою спальню.
   — Ты куда? — окликнул Кэл. — Вроде бы ты собиралась меня лечить.
   — Мазь с антибиотиком на туалетном столике. Управишься сам.
   Он последовал за ней в спальню, остановился, едва переступив порог.
   — Неужели Кевин… неужели он что-то для тебя значит? — Он отшвырнул полотенце, которым вытирал голову. — Да как он может что-то для тебя значить? Ты его совсем не знаешь.
   — Наша дискуссия окончена.
   — Я думал, ты сторонница открытого информационного обмена.
   Она молчала, глядя в окно, надеясь, что он оставит ее одну. Он же подошел, в его голосе она уловила легкую хрипотцу.
   — Я тебя обидел?
   Она медленно покачала головой.
   — Я не хотел. Просто… я боялся, что тебе потом станет больно, вот и все. Тебе же не приходилось иметь дело с такими вот бабниками. Женщины от них плачут.
   — Знаю. — Она повернулась, чтобы увидеть, как тоненькая струйка стекает к коричневому соску. — Я думаю, пора завершать этот драматический день. Тебе лучше уйти.
   Он, однако, шагнул к ней, и нотка нежности в голосе приятно удивила ее.
   — А как же порка голой задницы?
   — Может, в другой раз?
   — Как насчет того, чтобы ограничиться только голой задницей?
   — Я думаю, какое-то время нам не стоит обнажать что-либо друг перед другом.
   — И с чего ты так решила?
   — Потому что мы только все усложним.
   — Прошлая ночь ничего не усложняла. До того момента, как ты задрала нос.
   — Я! — Она вскинула голову. — Никогда в жизни я не задирала нос.
   — Неужели? — Должно быть, он только и ждал, когда же она вновь разозлится: в его глазах тут же заблестели воинственные искорки. — Так уж вышло, что я побывал с тобой в том автокинотеатре, и, поверь мне, нос ты еще как задирала.
   — Когда?
   — Ты прекрасно сама знаешь. — Нет.
   — А кому было довольно-таки приятно?
   — Я не понимаю, о чем… А… — Она всмотрелась в него. — Мои слова тебя задели?
   — Черт, да нет же. Или ты думаешь, я не знаю, что в этом деле я — мастер? Если же ты этого не понимаешь, полагаю, это твоя проблема, а не моя.
   Он надулся, и Джейн поняла, что прошлой ночью она крепко его обидела. Мысль эта ее тронула. Несмотря на его вроде бы безграничную самоуверенность, сомнения в собственных возможностях не обошли его стороной, точно так же, как и любого другого человека.
   — Понятие «приятно» недостаточно полно отражает мои ощущения, — признала она.
   — Чертовски верно.
   — Я бы сказала, мне было… было… — Она искоса глянула на него. — Какое слово я ищу?
   — Почему бы не начать с потрясающе? Джейн оживилась.
   — Потрясающе? Да, для начала неплохо. Определенно потрясающе. А также…
   — Возбуждающе и чертовски сексуально.
   — Это тоже, но…
   — Раздражающе.
   — Раздражающе?
   — Да. — Он воинственно выпятил челюсть. — Я хочу видеть тебя голой.
   — Правда? Почему?
   — Потому что хочу.
   — У мужчин так принято?
   Его свирепость поблекла, уголок рта, тот, что не раздулся от удара Кевина, изогнулся.
   — Можно сказать, что да.
   — Уверяю, ты не увидишь ничего достойного.
   — Из меня выйдет лучший судья, чем ты.
   — Я знаю, что это не так. Тебе же знакомы эти бесконечно длинные ноги моделей? Ноги, которые растут из-под мышек?
   — Ага.
   — У меня не такие.
   — Ой ли?
   — Ноги у меня, конечно, не короткие, но не такие уж длинные. Средние. Что же касается груди… Ты обращаешь внимание на эту часть женской фигуры?
   — Есть такое.
   — Так вот, на мою можно не смотреть. Вот бедра — это другое дело. Они огромные.
   — Совсем нет.
   — Я выгляжу как горошина.
   — Не выглядишь ты горошиной.
   — Спасибо на добром слове, но поскольку ты не видел меня голой, не тебе судить.
   — Мы можем исправить это прямо сейчас.
   Как же ее влекло к нему: серые глаза поблескивали, на щеке вновь появилась ямочка, забавная, нежная, сексуальная. И она ничем не могла отгородиться от его притягательности. Внезапно Джейн осенило: да она же влюблена в него. Окончательно и бесповоротно. Влюблена в его силу, его ум, его характер. Она любила его чувство юмора и его верность семье, его старомодный моральный кодекс, заставивший жениться на ней ради благополучия-ребенка. Хотя он этого ребенка и не хотел.
   Мысль эта едва не сшибла ее с ног. А времени хорошенько обдумать ее не было, как и места, где она могла бы укрыться, чтобы окончательно осознать случившееся с ней. Она наблюдала, как он поднял руку, почувствовала, как его большой палец прошелся по изгибу ее шеи.
   — Ты мне нравишься, Розибад. Очень нравишься.
   — Правда? Он кивнул.
   «Ты мне нравишься», произнес он, а не «я тебя люблю», отметила Джейн и проглотила застрявший в горле ком.
   — Ты это говоришь лишь для того, чтобы я разделась. В его глазах заблестели смешинки.
   — Вопрос слишком важный, чтобы врать, хотя искушение было.
   — Я думала, ты меня ненавидишь.
   — Ненавидел. Да только трудно по-прежнему ненавидеть тебя, хотя ты это и заслужила.
   В ней вспыхнула надежда.
   — Так ты меня прощаешь?
   Кэл помялся.
   — Не совсем. Полностью простить не могу. И опять Джейн захлестнуло чувство вины.
   — Ты знаешь, что я сожалею о случившемся, не так ли?
   — Сожалеешь?
   — Я… речь не о ребенке, я сожалею о том, что вот так использовала тебя. Я не думала о тебе как о реальном человеке, видела лишь неодушевленный предмет, призванный дать то, что мне требовалось. Если бы кто-то попытался обращаться со мной подобным образом, я бы его никогда не простила. Если тебя это утешит, скажу, что я себя никогда не прощу.
   — Может, тебе надо последовать моему примеру и отделить грех от грешника?
   Она заглянула в его глаза, пытаясь через них увидеть, что у него в сердце.
   — У тебя действительно больше нет ко мне ненависти?
   — Я же сказал, ты мне нравишься.
   — Не могу понять, как такое может быть.
   — Так уж вышло.
   — Когда?
   — Когда я решил, что ты мне нравишься? В тот день у Энни, когда ты узнала, что я умен.
   — А ты узнал, что я стара.
   — Не напоминай мне. Я еще не пришел в себя. Может, мы будем говорить всем, что в водительском удостоверении не правильно указали твой возраст?
   Она предпочла не заметить мелькнувшую в его глазах надежду.
   — Как в тот день ты мог решить, что я тебе нравлюсь? Мы же вдрызг разругались.
   — Понятия не имею. Но это факт.
   Она обдумала новую информацию. Признания в любви так и нет, но слова ясно указывают на то, что он испытывает к ней теплые чувства.
   — Мне надо об этом подумать. — О чем?
   — Раздеваться мне или нет.
   — Хорошо.
   Эта его черта ей тоже нравилась. Несмотря на воинственность и напор, он умел отличать главное от второстепенного и, похоже, понимал, что тут ее торопить не следует.
   — И нам надо утрясти еще один момент.
   Она подозрительно посмотрела на него, потом вздохнула.
   — Мне нравится моя машина. У нее есть душа.
   — Так же, как и у множества психопатов, но это не повод держать таких в доме. Значит, делаем так…
   — Кэл, пожалуйста, не сотрясай воздух очередной нотацией, потому что кончится все тем, что я вновь не впущу тебя в дом. Я попросила тебя помочь мне с машиной, ты отказался, я купила ее сама. Машина остается. И твоя репутация нисколько не пострадает. Подумай об этом. Когда люди увидят меня за рулем этой развалюхи, они еще раз убедятся, что я недостойна быть твоей женой.
   — Тут ты права. Те, кто меня знает, поймут, что женщина, которая ездит в такой развалюхе, долго в моем доме не задержится.
   — Я даже не хочу комментировать, как это характеризует твою шкалу ценностей. — Со шкалой ценностей у него все в порядке, подумала Джейн. Что надо корректировать, так это его принципы отбора женщин.
   Кэл улыбнулся, но она не поддалась его обаянию. Она не желала отдавать победу.
   — Дай мне слово чести, что не тронешь мою машину. Не увезешь ее или не вызовешь тягач, чтобы укатить ее со двора, когда меня не будет рядом. Машина моя, и она остается. А чтобы мы окончательно поняли друг друга, обещаю тебе: если ты хоть пальцем тронешь мой «эскорт», в этом доме тебе больше не есть «Лаки чармс».
   — Снова вытащишь маршмэллоу?
   — Повторений я не люблю. Подумай лучше о крысином яде.
   — Такую кровожадную женщину я встречаю впервые.
   — Смерть будет медленной и болезненной. Не рекомендую.
   Он рассмеялся и вернулся в ванную. Закрыл дверь, чтобы тут же вновь выглянуть из нее.
   — От этих споров у меня разыгрался аппетит. Может, поедим после того, как я оденусь?
   — Хорошо.
   По-прежнему шел дождь, поэтому они никуда не поехали, ограничившись супом в стаканах, салатом, сандвичами и чипсами. За обедом ей удалось вытянуть из него подробности его работы с неблагополучными подростками. Она узнала, что занимается он этим многие годы. Помогает найти лучшие исправительные центры, беседует с выпускниками, решившими после школы пойти в профессиональные училища, учреждает межшкольные общества, лоббирует в законодательном собрании Иллинойса программы, несущие школьникам знания о вреде наркотиков и способствующие сексуальному образованию.
   Он отмахнулся от ее замечания, что далеко не все знаменитости готовы отдавать другим столько времени, не ожидая никакой выгоды для себя. «Кто-то должен это делать», — пробурчал он.
   Часы в холле пробили полночь, и разговор постепенно увял. Возникла неловкая пауза, чего раньше не случалось. Она крутила в пальцах недоеденный кусочек хлебной корочки. Он ерзал на стуле. Весь вечер ей было так хорошо, а сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке.
   — Уже поздно, — наконец вырвалось у нее. — Думаю, мне пора спать. — Поднимаясь, она взяла со стола тарелку.
   Он тоже встал, перехватил тарелку.
   — Ты сготовила обед. Я уберу со стола.
   Но он не направился к раковине. Наоборот, застыл, поедая ее голодными глазами. Она слышала его невысказанный вопрос. Сегодня, Розибад? Ты готова отбросить притворство и сделать то, чего мы оба хотим?
   Если бы он потянулся к ней, она бы сдалась на милость победителя, но он не потянулся, и она поняла, что на этот раз право первого шага предоставлено ей. Его брови приподнялись, как бы спрашивая, решится ли она.
   Паника охватила ее. Осознание того, что она влюблена, коренным образом все изменило. Она хотела, чтобы секс перестал быть для него главной целью.
   Могучий мозг, который направлял ее жизнь, отказывался прийти на помощь, Джейн пребывала в полном смятении. Ее словно парализовало, и она смогла выдавить из себя лишь вежливую улыбку.
   — Спасибо за чудесный вечер, Кэл. Завтра утром я первым делом починю ворота.
   Он молча смотрел на нее.
   Джейн пыталась придумать фразу, которая снимет нарастающее напряжение, но в голову ничего не лезло. Он все смотрел. Она понимала, что ее терзания не составляют для него тайны, но сам он вроде бы ничего такого не испытывал. С чего? Он же не разделял ее чувства. В отличие от нее он не влюбился, Она повернулась и ушла в отчаянии. Мозг убеждал ее, что она поступает правильно, сердце твердило, что она струсила.
   Кэл наблюдал, как она вышла за дверь, разочарование охватило его. Она убегала, и он не мог понять почему. Этим вечером он ни к чему ее не подталкивал. Предоставил ей полную свободу, старался, чтобы разговор не уходил от нейтральных тем. Собственно, общение с Джейн так понравилось ему, что он практически забыл о сексе. Практически, но не совсем. Любовные утехи, которым они предавались прошлой ночью, доставили ей наслаждение, он это точно знал, так почему же она отказывает им обоим в одной из главных жизненных радостей?
   Он отнес тарелки к раковине, вымыл их. Разочарование переросло в раздражение. С чего он подпускает ее так близко к своему сердцу?
   Злясь на себя, он поднялся наверх, в свою спальню, словно перенесенную из борделя, чернее тучи. Грянул гром, сотрясая стекла. Он понял, что гроза усиливается. Сел на кровать, сдернул кроссовку.
   — Кэл?
   Он поднял голову, чтобы увидеть, как распахивается дверь ванной, но в этот самый момент ослепительно вспыхнула молния, и тут же дом погрузился в темноту.
   Проползли несколько секунд, и он услышал тихий смех.
   Скинул вторую кроссовку.
   — Мы остались без электричества. Почему это тебя позабавило?
   — Позабавило другое. Прямо-таки анекдот о хороших и плохих новостях.
   — Раз так, начни, пожалуйста, с хороших.
   — Они, знаешь ли, переплелись.
   — Не тяни резину.
   — Хорошо. Пожалуйста, только не злись, но… — Снова смешок. — Кэл… я голая.

Глава 16

Месяц спустя
   Кэл высунулся из ванной и заглянул в ее спальню. Его глаза весело блестели.
   — Я принимаю душ. Хочешь присоединиться?
   Она скользнула взглядом по обнаженному телу с литыми мышцами, подсвеченными утренним светом, и с трудом подавила желание облизать губы. — Может, в другой раз.
   — Ты даже не представляешь себе, чего лишаешься.
   — Думаю, что представляю.
   Тоскливая нотка, прозвучавшая в ее голосе, позабавила его.
   — Бедная маленькая Розибад. Ты действительно загнала себя в угол, не так ли?
   И с самодовольной усмешкой он исчез в ванной.
   Она показала язык опустевшему дверному проему, оперлась щекой о согнутую в локте руку, подумала о той апрельской ночи, когда, подчиняясь импульсивному решению, разделась перед ним. Внезапное отключение электричества, случившееся как раз в тот момент, когда она вошла в его спальню, отметило начало ночи удовольствий и страсти, которую она не могла забыть. Джейн улыбнулась. В прошедший месяц такие ночи повторялись куда как часто.
   Кэл умел возбудить ее, но и она оказалась способной ученицей, не без гордости подумала Джейн. Может, его сладострастность и неприятие любых табу освободили ее от многих «нельзя». Она уже могла пойти на все… на все… кроме как показаться ему голой.
   Они словно вели многоходовую игру. Она приходила к нему только ночью, при выключенном свете и всегда просыпалась перед рассветом, чтобы вернуться в свою комнату. Или уйти на его кровать, если они засыпали у нее. Конечно, он мог включить свет или раздеть ее днем, когда от его поцелуев у нее подгибались колени, но никогда этого не делал. Он предпочитал честный поединок, не желал побеждать обманом, его устроила бы только капитуляция.
   Поначалу ей казалось, что ее желание предаваться любви в темноте — один из приемов, разжигающих сексуальное влечение, но, по мере того как неделя проходила за неделей и она поняла, что все сильнее влюбляется в него, что-то изменилось. Она начала волноваться: а как он отреагирует, когда наконец-то увидит ее? Да, на здоровье она не жаловалась, но четыре месяца беременности наложили свой отпечаток: талия увеличилась до такой степени, что она уже не могла перетянуть брючки ремешком. И уж конечно, не заправляла в них блузку. С растущим животом и невпечатляющей грудью она не могла конкурировать с красавицами из его прошлого.
   Но не только недостатки внешности питали ее упорство. Вдруг именно эта тайна каждую ночь и заманивала его в ее постель? Тайна и очарование неведомого. Не потеряет ли он интерес к ней, утолив свое любопытство?
   Ей хотелось верить, что это ерунда, но она знала, что для Кэла главное — борьба. Будет ли он наслаждаться ее компанией, если она подчинится его воле? Вроде бы, за исключением матери и бабки, только она не сгибалась перед ним.