Энни стояла посередине, с ружьем, нацеленным в живот Кэла. Линн и Джейн — по сторонам. И хотя ни одна из них не поражала габаритами, у него сложилось ощущение, что противостоят ему три амазонки.
   Энни, утром выщипавшая брови, изогнула их дугой, злобно сверля глазами Кэла.
   — Если хочешь получить эту девочку назад, Калвин, придется тебе поухаживать за ней, добиться ее расположения.
   — Не нужна она ему, — рявкнул Джим. — Посмотри, что она наделала. — Он вырвал газету из руки Кэла и протянул женщинам.
   Джейн спустилась на пару ступенек, взяла газету, наклонилась, чтобы прочитать статью.
   Никогда Кэл не слышал в голосе отца такой горечи.
   — Надеюсь, теперь ты гордишься собой, — бросил он Джейн. — Ты стремилась загубить ему жизнь, и тебе, похоже, это удалось.
   Джейн успела прочитать только заголовок, вскинула голову, встретилась взглядом с Кэлом. У того защемило в груди, он отвел глаза.
   — Джейн не имеет к этой статье ни малейшего отношения, папа.
   — Она же указана в авторах! Когда ты перестанешь выгораживать ее?
   — Джейн способна на многое, она упряма и неблагоразумна — он подарил ей суровый взгляд, — но тут она ни при чем.
   Он видел, что Джейн не удивляет его поддержка, и его это порадовало. По крайней мере она хоть немного ему доверяет. Он наблюдал, как она прижала газетенку к груди, словно хотела скрыть от мира напечатанные в ней слова, и твердо решил, что Джоди Пулански заплатит за боль, причиненную его жене.
   Взор отца по-прежнему метал молнии, и Кэл понял, что должен поделиться с ним хотя бы частью правды. Он никогда бы не сказал ему, что сделала Джейн, это никого не касалось, но по крайней мере он мог объяснить ее холодность по отношению к родственникам мужа.
   И шагнул вперед, чтобы остановить отца, если тот очень уж разойдется.
   — Ты консультируешься с врачом или для этого у тебя тоже нет времени?
   Джейн не отвела взгляда.
   — Я обращалась к доктору Воглер. Джим кивнул:
   — Она хороший специалист. Выполняй все ее рекомендации.
   Рука Энни начала дрожать, Кэл видел, что ружье слишком тяжело для нее. Поймал взгляд матери. Та протянула руку и взяла ружье.
   — Если кого-то из них придется застрелить, Энни, я это сделаю.
   Отлично! Его мамаша тоже рехнулась.
   — Если вы не возражаете, я бы хотел поговорить со своей женой наедине, — процедил он.
   — Ей решать. — Мать посмотрела на Джейн, та покачала головой. Вот это его разъярило.
   — Кто-нибудь есть дома?
   Женский триумвират отреагировал одинаково: все заулыбались, когда из-за угла с таким видом, будто дом с его обитательницами принадлежит ему, появился запасной куортербек «Чикаго старз».
   А Кэл-то думал, что хуже уже быть не может…
   Кевин быстро оценил ситуацию: три женщины на крыльце, оба Боннера у крыльца, ружье. Изогнул бровь, глянув на Кэла, кивнул Джиму, потом поднялся по ступеням, чтобы присоединиться к женщинам.
   — Прекрасные дамы предлагали мне заехать, чтобы отведать жареную курицу, вот я и ловлю вас на слове. — Он привалился к стойке, которую месяцем раньше выкрасил Кэл. — Как сегодня чувствует себя малыш? — С фамильярностью, показывающей, что это ему не впервой, он протянул руку и похлопал Джейн по животу.
   В секунду Кэл сдернул его с крыльца и уложил на землю.
   Тут же ружейный выстрел едва не разорвал его барабанные перепонки. Кусочки земли брызнули в лицо, руки. Шум отвлек его, кусочки земли ослепили, поэтому Кевину удалось вырваться до того, как кулак Кэла достиг цели.
   — Черт, Бомбер, из-за тебя у меня травм больше, чем за весь прошлый сезон.
   Кэл протер глаза и вскочил.
   — Не тяни к ней свои лапы.
   На лице Кевина отразилась обида, он посмотрел на Джейн.
   — Если он так вел себя и с тобой, неудивительно, что ты от него ушла.
   Кэл скрипнул зубами.
   — Джейн, я хотел бы поговорить с тобой. Сейчас же!
   Его мать, нежная, все понимающая женщина, загородила Джейн, словно она была ее ребенком, а не он! И его старик ничем не собирался ему помочь. Просто стоял, глядя на мать, словно ничего не понимал.
   — Какие у тебя планы в отношении Джейн, Кэл?
   — Это касается только нас двоих.
   — Не совсем. У Джейн теперь есть семья, которой небезразличны ее интересы.
   — Ты чертовски права! Ее семья — это я!
   — Ты от нее отказался, так что теперь ее семья — Энни и я. А это означает, нам решать, что для нее хорошо, а что — нет.
   Он увидел, что глаза Джейн не отрываются от лица его матери. В них застыло изумление и бесконечное счастье. Он вспомнил холоднокровного сукина сына, который воспитывал ее, и не мог не порадоваться (забывая ружье, предательство матери, даже присутствие Кевина Такера), что наконец-то она нашла заботливого родителя. Если б только этим заботливым родителем не была его мать!
   Но теплые чувства разом остыли под взглядом матери, таким же, как и двадцать лет назад, когда его вполне хватало, чтобы Кэл без слов протягивал ей ключи от автомобиля.
   — Ты собираешься уважать взятые на себя супружеские обязательства или все еще намерен развестись с ней после рождения ребенка?
   — Тебя послушать, получается, что она жаждала выйти за меня. Не могли бы мы обсудить наши дела без посторонних? — Он ткнул пальцем в Такера.
   — Он остается, — вмешалась Энни. — Мне он нравится. И он желает тебе добра, Калвин. Не так ли, Кевин?
   — Конечно, миссис Глайд. Естественно. — Такер одарил его ухмылкой Джека Николсона, повернулся к Линн:
   — Кроме того, если ему Джейн ни к чему, то она нужна мне.
   Джейн хватило наглости улыбнуться. Но его мать не желала обращать все в шутку. Она умела закусить удила.
   — И нашим и вашим не получится, Кэл. Или Джейн твоя жена, или нет. Что ты скажешь?
   Вот тут Кэл вышел из себя. Достали!
   — Никакого развода! Хорошо! Мы остаемся мужем и женой! — Он зыркнул на трех женщин. — Все? Вы довольны? А теперь я хочу поговорить с моей женой!
   Его мать скорчила гримасу, Энни покачала головой и цокнула языком. Джейн пренебрежительно глянула на него и ретировалась в дом, унося с собой газету.
   Хлопнула сетчатая дверь, Кевин присвистнул.
   — Знаешь, Бомбер, вместо того чтобы смотреть видеозаписи футбольных матчей, тебе следовало прочитать пару книг по женской психологии.
   Он знал, что лишился своего шанса, но знал и другое: его действительно достали. Публично унизили, выставили клоуном в глазах жены. Яростно оглядев всех, он развернулся и ушел.
   Линн едва не заплакала, когда он заворачивал за угол дома. Сердце ее рвалось к нему, к упрямому старшему сыну, который в далеком детстве играл с ней в ее игры. Он обозлился на нее, и она могла лишь надеяться, что поступила правильно и со временем он ее поймет.
   Она ожидала, что Джим уйдет вслед за Кэлом. Вместо этого он подошел к крыльцу, но повернулся не к ней, а к Энни. Зная его отношение к матери, она ожидала очередной словесной стычки, но Джим удивил ее:
   — Миссис Глайд, я прошу разрешения пригласить вашу дочь на прогулку.
   У нее перехватило дыхание. Впервые Джим появился в доме матери после ночного разговора, когда она отвергла его. Днем она знала, что приняла верное решение, да только ночами, когда воля слабела, она хотела обратного. И она не ожидала, что он поступится гордостью и вновь попробует себя в роли галантного кавалера.
   Энни, однако, не нашла в его поведении ничего странного.
   — Только оставайтесь рядом с домом, — предупредила она. У Джима дернулась щека, но он молча кивнул.
   — Тогда хорошо. — Костяшки пальцев Энни впились ей в поясницу. — Теперь можешь идти, Эмбер Линн. Джим пригласил тебя на прогулку. И будь с ним повежливее, не груби, как случается с тобой в последнее время.
   — Да, мэм. — Линн сошла с крыльца, с трудом подавляя смех, хотя на глаза навертывались слезы.
   Джим взял ее под руку. Посмотрел сверху вниз, и теплые золотые искорки в его карих глазах внезапно напомнили Линн, с какой нежностью относился он к ней во время ее беременностей. Как целовал раздувшийся до максимума живот и говорил, что для него она — самая прекрасная женщина на свете. Ее рука, как маленькая птичка, лежала на его огромной лапище, а Линн думала, почему она так быстро забыла все хорошее, оставив в памяти только плохое.
   Он вел ее к тропинке, уходившей в лес. Несмотря на наказ матери, скоро дом скрылся из виду.
   — Приятный день, — нарушил он затянувшееся молчание. — Чуть жарковато для мая.
   — Да.
   — Здесь так тихо.
   Ее удивило, что он по-прежнему настроен держаться так, словно они только познакомились. И она поспешила присоединиться к нему в этом новом мире, где ни один из них не причинял боли другому.
   — Тихо, но мне здесь нравится.
   — Вам никогда не бывает одиноко?
   — У меня слишком много дел.
   — Каких же?
   Он повернулся к ней, и Линн изумилась, прочитав в его взгляде жгучий интерес. Ему хотелось знать, как она провела день! Он хотел слушать ее! И она ответила, переполненная радостью:
   — Все мы поднимаемся рано. Мне нравится уходить в лес с восходом солнца, а к моему возвращению моя невестка… — Она запнулась, искоса глянула на мужа. — Ее зовут Джейн.
   Он нахмурился, но промолчал. Они уходили все дальше в лес, к рододендронам и горному лавру, цветущим фиалкам и триллиуму. Пара кизиловых деревьев встретила их белизной цветов. Линн вдыхала густой влажный запах земли.
   — Пока я гуляю, Джейн готовит завтрак. Моя мама хочет яичницу с беконом, но Джейн жарит оладьи или варит овсянку с кусочками свежих фруктов. Обычно я вхожу на кухню, когда они начинают ссориться по этому поводу. Джейн хитрая, и ей удается ладить с Энни лучше, чем остальным моим родственникам. После завтрака я слушаю музыку и прибираюсь на кухне.
   — Какую музыку?
   Он прекрасно знал какую. За долгие годы он всегда переключал приемники их автомобилей на станции, транслирующие классику и кантри.
   — Я люблю Моцарта и Вивальди, Шопена, Рахманинова. Моя невестка отдает предпочтение классическому року. Иногда мы танцуем.
   — Вы и… Джейн?
   — Она так полюбила Рода Стюарта. — Линн рассмеялась. — Если он начинает петь, она заставляет меня бросить все дела и танцевать с ней. Ей нравится танцевать и под музыку новых групп… тех, что она никогда не слышала. Иногда она просто должна танцевать. Боюсь, что в молодости ей натанцеваться не удалось.
   — Но она… я слышал, она — ученый, — осторожно вставил Джим.
   — Да. Но теперь, по ее словам, у нее одна забота — растить ребенка.
   Джим обдумал ее слова.
   — Похоже, она — неординарная личность.
   — Она прелесть. — И тут же, импульсивно, Линн добавила:
   — Почему бы вам не поужинать с нами сегодня? Вы сможете получше с ней познакомиться.
   — Вы меня приглашаете? — В голосе слышалось удивление и радость.
   — Да. Думаю, что да.
   — Хорошо. С удовольствием приду.
   Какое-то время они шагали молча. Тропинка сузилась, она сошла на траву, ведя его к ручью. Подростками они приходили сюда десятки раз, сидели рядышком на бревне, которое давным-давно сгнило. Иногда наблюдали, как вода бежит по заросшим мхом валунам, но чаще всего занимались любовью. Вот и Кэла они зачали неподалеку.
   Он откашлялся. Присел на ствол конского каштана, сваленного давно пронесшимся ураганом на берегу ручья.
   — Совсем недавно вы очень сурово обошлись с моим сыном.
   — Я знаю. — Она села рядом, не касаясь мужа. — Я оберегала внучку.
   — Понятно.
   Но она видела, что понимает он далеко не все. Всего несколько недель назад он ответил бы резкой репликой, а теперь он не злился, а скорее обдумывал ее слова. Неужели он начал ей доверять?
   — Вы помните, как я сказал вам, что моя семейная жизнь рушится?
   Линн напряглась.
   — Помню.
   — Это моя вина. Я просто хочу, чтобы вы знали об этом, если вы… намерены видеться со мной.
   — Только ваша вина?
   — На девяносто девять процентов. Я винил жену за собственные недостатки и даже этого не осознавал. — Он наклонился вперед, положил руки на колени, уставился на бегущую воду. — Долгие годы я убеждал себя, что мог бы стать знаменитым на весь мир эпидемиологом, если бы не женился таким молодым, но только после ее ухода понял, что заблуждался. — Он сцепил сильные пальцы, которые многим дали жизнь, а многих проводили в последний путь. — Я бы не познал счастья вдали от этих гор. Мне нравится быть сельским врачом.
   Ее тронули чувства, столь явственно звучащие в его голосе, она подумала, что наконец-то он открыл ту частицу себя, которую вроде бы безвозвратно утерял.
   — А ее один процент?
   — Что? — Он повернулся к Линн.
   — Вы сказали, что девяносто девять процентов вины лежит на вас. А как насчет ее одного процента?
   — Даже это в действительности не ее вина. — Она не знала, то ли так отражалась вода в его глазах, то ли их переполняло сострадание. — Она из бедной семьи и не получила хорошего образования. Она говорит, что из-за этого я всегда смотрел на нее свысока, и, возможно, права, как и во многом другом, но я думаю, она сама способствовала тому, чтобы я смотрел на нее свысока, потому что никогда не была о себе высокого мнения, хотя добилась многого. Другим на это не хватает и двух жизней.
   Ее рот открылся, но она тут же сжала губы. Чего спорить, если сказана чистая правда?
   На мгновение она позволила себе задуматься над тем, а чего она добилась в этой жизни. Увидела, какая ей потребовалась самодисциплина, сколько она приложила усилий, чтобы в результате стать женщиной, которой ей всегда хотелось быть. Словно со стороны она взглянула на себя, и то, что увидела, ей понравилось. Так почему же ей понадобилось столько времени, чтобы оценить себя по достоинству? Джим прав. Как она могла требовать от него уважения к собственной персоне, если сама этого уважения не испытывала? И, по разумению Линн, ее вина куда как превышала один процент, о чем она не замедлила сказать Джиму.
   Он пожал плечами.
   — Я думаю, дело не в конкретных цифрах. — Он взял ее за руку, провел большим пальцем по зазубренному ногтю, потом его палец обежал обручальное кольцо. — Моя жена — часть меня, она что дыхание, выходящее из моего тела. Я очень ее люблю.
   Это простое признание потрясло ее, она едва сумела ответить:
   — Ей очень повезло.
   Он поднял голову, посмотрел на нее. Она поняла, что влага, заблестевшая в уголках его глаз, — слезы. За тридцать семь лет совместной жизни она никогда не видела мужа плачущим, даже в тот день, когда хоронили Черри и Джейми.
   — Джим… — Она нырнула в его объятия и почувствовала себя счастливой. Эмоции, которые она не могла выразить, переполняли ее, голова у нее шла кругом, поэтому с губ сорвались слова, которые она вовсе не собиралась произносить:
   — Вы, должно быть, знаете, я не сплю с мужчинами на первом свидании.
   — Это правда? — Голос у него сел.
   — Все потому, что я начала половую жизнь слишком молодой. — Она отстранилась от него, уставилась на свои колени. — Я не хотела, но так сильно любила его, что не смогла отказать.
   Она искоса посмотрела на Джима, чтобы понять, как он воспринял ее заявление. Она ни в чем не собиралась его винить, просто хотела, чтобы он понял, как все было.
   В его улыбке сквозила грусть, он коснулся пальцем уголка ее рта.
   — Вас это отвратило от секса?
   — О нет. Мне достался потрясающий любовник. Сначала, возможно, ему недоставало мастерства, но он быстро овладел всеми тонкостями.
   — Рад это слышать. — Его палец скользил под ее нижней губой. — Вы должны знать, что у меня сексуального опыта не много. Я знал только одну женщину.
   — Это прекрасно. Он откинул ее волосы.
   — Кто-нибудь говорил вам, что вы прекрасны? Не такая ухоженная, как моя жена, но все равно ослепительная. При взгляде на вас водители бьют по тормозам.
   Она рассмеялась.
   — Они бы не ударили по тормозам, даже если бы у меня во лбу горел красный свет.
   — Этими словами вы только доказываете, как плохо вы себя знаете.
   Он помог ей подняться. Наклонил голову, и она поняла, что сейчас он ее поцелует.
   Такие нежные знакомые губы. Телом он к ней не прижимался, соприкасались только рты да руки. Но страсть нарастала, слишком давно они жили врозь, слишком многое не могли выразить словами. Однако его ухаживания ей понравились, она хотела продлить удовольствие.
   Он подался назад, как будто уловил ее желание, оглядел ее голодным взглядом.
   — Я… мне пора на работу. Я уже опоздал на дневной прием. А я не терплю спешки в любви.
   По телу Линн пробежала дрожь ожидания. Придет, придет момент, когда они никуда не будут тешить. Она взяла его под руку, и они двинулись вниз по тропе.
   — Когда вы придете к обеду, у нас будет время поговорить, и вы сможете рассказать мне о вашей работе.
   Счастливая улыбка осветила его лицо.
   — С удовольствием расскажу.
   Тут до нее дошло, что она и не помнила, когда в последний раз интересовалась, чем он занимается. «Как прошел день?» — на большее ее не хватало. Для взаимного общения требовался не только рассказчик, но и слушатель.
   Улыбка увяла, его лоб прорезали морщины.
   — Наверное, мне не следует брать с собой моего сына, когда я приду к обеду?
   Перед тем как качнуть головой, она поколебалась не более секунды:
   — Извините. Моя мать этого не разрешит.
   — Вроде бы вы достаточно взрослая. Так ли обязательно для вас разрешение матери?
   — Иногда она чувствует, что должно быть, а что — нет. Вот и сейчас ей решать, кому можно входить в этот дом.
   — И моему сыну путь туда заказан? В ее глазах стояла печаль.
   — Боюсь, что да. Я надеюсь… скоро все изменится. Слово за ним, а не за Энни.
   Он упрямо выпятил челюсть.
   — Трудно поверить, что вы позволяете наполовину свихнувшейся старухе принимать решения в столь важном вопросе.
   Она остановила его, чмокнула в каменную челюсть.
   — Может, не такая она свихнувшаяся, как вам представляется. В конце концов, именно она сказала, что я должна прогуляться с вами.
   — А иначе вы бы не пошли?
   — Не знаю. Слишком многое в моей жизни поставлено сейчас на кон, и я не хочу допустить ошибку. Иногда матери знают, что для их дочерей является наилучшим. — Она посмотрела ему в глаза. — И для сыновей.
   Он покачал головой, плечи смиренно поникли.
   — Хорошо. Кажется, и я теперь знаю, когда надо дать задний ход.
   Линн улыбнулась и едва сдержалась, чтобы не поцеловать его.
   — Мы обедаем рано. В шесть часов.
   — Я приеду.

Глава 21

   Линн постаралась показать Джейн во всей красе — так представляют незнакомцу любимого ребенка. Она пела Джейн осанну до тех пор, пока у Джима не затуманился взор, а потом препроводила их в гостиную, чтобы они смогли окончательно наладить отношения.
   Усаживаясь в кресло-качалку Энни, Джейн особенно остро почувствовала схожесть отца и сына. Очень ей хотелось пересесть к нему на диван, чтобы ее обняли такие же, как у Кэла, могучие руки. Вместо этого она глубоко вдохнула и рассказала, как познакомилась с Кэлом и при каких обстоятельствах.
   — Статью в газету я не писала, — подчеркнула она, — но практически все факты, приведенные в ней, — правда.
   Она ожидала сурового порицания.
   — Полагаю, Этан мог бы сказать пару слов о божественном провидении, которое свело тебя и Кэла.
   Этим он ее сильно удивил.
   — О провидении я ничего не знаю.
   — Ты любишь Кэла, не так ли?
   — Всем сердцем. — Она опустила глаза. — Но это не значит, что в его жизни я должна оставаться на вторых ролях.
   — Мне очень жаль, что он так огорчает тебя. Не думаю, что он это делает сознательно. В нашей семье все мужчины ужасно упрямы. — Он замялся. — Я тоже должен кое в чем сознаться.
   — В чем же?
   — Днем я позвонил Шерри Воглер.
   — Вы позвонили моему врачу?
   — Меня очень волновала твоя беременность, и я не мог успокоиться, не убедившись, что протекает она нормально. Она заверила меня, что со здоровьем у тебя полный порядок, но не пожелала сказать, кого мне ждать, внука или внучку. Заявила, что ты хочешь узнать об этом при рождении ребенка, так что придется подождать и мне. — Он потупился. — Я знаю, не следовало мне говорить с ней за твоей спиной, но я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты сердишься?
   Она подумала о Черри и Джейми, потом о собственном отце, проявлявшем полное безразличие к ее делам и тревогам. И заулыбалась.
   — Я не сержусь. Спасибо вам.
   Он покачал головой, губы его разошлись в улыбке.
   — Ты — хороший человек, Джейни Боннер. Старая карга в тебе не ошиблась.
   — Я все слышу! — откликнулась из соседней комнаты старая карга.
   Позже, лежа без сна на узкой кровати, Джейн улыбнулась, вспомнив негодующий возглас Энни. Но улыбка разом сползла с ее лица при мысли о том, что она потеряет, уехав отсюда: Джима, Линн, Энни, горы, которые стали частью ее жизни, и Кэла. Только могла ли она потерять то, чего никогда не имела?
   Ей хотелось закрыть глаза и выплакаться, но вместо этого она обняла подушку и представила себе, что это Кэл. Злость утихла, она перевернулась на спину, уставилась в потолок. Что она здесь делает? Подсознательно ждет, что он переосмыслит свои чувства? Поймет, что любит ее? Сегодняшняя стычка показала, что на это рассчитывать не приходится.
   Она вспомнила, как он унизил ее, крикнув, что не собирается разводиться. Слова, которые она жаждала услышать, вырвали из него силой, и, уж конечно, они ничего не значили.
   Она должна смотреть правде в лицо. Он, возможно, и останется с ней, но из чувства долга, а не по любви, потому что к ней он относится совсем не так, как она к нему. Она должна с этим смириться и в дальнейшем рассчитывать только на себя. Пора ей покинуть гору Страданий.
   За окном поднялся ветер, в комнате стало прохладно. И хотя одеяла сохраняли тепло ее тела, холод, казалось, шел изнутри. Она свернулась калачиком и твердо решила, что должна уехать. Она всегда будет с радостью вспоминать эти две недели, которые прожила в свое удовольствие, но сколько можно прятаться от себя? Пора возвращаться к прежней жизни.
   В печали она таки заснула, чтобы проснуться как от толчка: громыхнул гром, и тут же ее рот прикрыла холодная мокрая рука. Она попыталась набрать в легкие воздуха, чтобы закричать, но рука сильнее прижалась к губам.
   — Ш-ш-ш… Это я, — прошептал в ухо знакомый голос. Ее глаза широко раскрылись. Темная тень нависла над ней.
   Дождь бил в распахнутое окно, ветер прижимал занавески к стене. Он убрал руку, закрыл окно под очередной раскат грома. Еще не придя в себя от испуга, она села на кровати.
   — Убирайся!
   — Говори тише, а не то Медея заявится сюда со своей подручной.
   — Как ты смеешь так говорить о них!
   — Они же обедают своими детьми.
   Почему он так жесток? Почему не оставит ее в покое?
   — Что ты тут делаешь?
   Он уперся руками в бедра, бросил на нее хмурый взгляд.
   — Пришел, чтобы похитить тебя, но на улице очень уж мокро и холодно, так что с похищением придется повременить.
   Он опустился на стул, что стоял между ее кроватью и швейной машинкой. Капельки воды блестели на его волосах и нейлоновой куртке. В отсвете молнии она увидела, что он по-прежнему не брит и такой же осунувшийся, как и днем.
   — Ты собирался похитить меня?
   — Неужели ты серьезно думаешь, что я и дальше оставлю тебя в компании этих сумасшедших женщин?
   — Мои дела тебя не касаются.
   Эти слова он пропустил мимо ушей.
   — Я должен поговорить с тобой без этих вампиров, жадно ловящих каждое слово. Прежде всего несколько дней тебе не следует показываться в городе. Приехали репортеры, которые хотят знать, соответствует ли действительности тиснутая в этой жалкой газетенке статья.
   Так вот почему он заявился глубокой ночью. Не для того, чтобы признаться в вечной любви, а с предупреждением: остерегайся прессы. Она не стала скрывать разочарование.
   — Паршивые ищейки, — прорычал он.
   Джейн поставила подушку на попа, откинулась на нее.
   — Не пытайся отомстить Джоди.
   — Как бы не так.
   — Я серьезно.
   Он пристально смотрел на нее, молния вырвала из темноты его грозно сверкающие глаза.
   — Ты же знаешь, что именно она продала эту историю газете.
   — Больше она ничего сделать не сможет, так какой прок от твоей мести. — Джейн натянула одеяло до подбородка. — Все равно что раздавить муравья. Она — несчастная женщина, и я хочу, чтобы ты оставил ее в покое.
   — Не в моих правилах спускать тем, кто причинил мне зло. Джейн замерла.
   — Я знаю.
   — Ладно. — Он тяжело вздохнул. — Я оставлю ее в покое. Действительно, больше волноваться не о чем. Кевин этим вечером дал пресс-конференцию, он говорит, что даст вторую завтра, для новых репортеров. Поверишь или нет, он основательно замутил воду.
   — Кевин?
   — Твой рыцарь в сверкающей броне. — От нее не укрылись саркастические нотки в его голосе. — Я зашел в «Горец» выпить пива и увидел его в окружении репортеров. Он излагал им достоверную версию событий.
   — Что?
   — Во всяком случае, частично. Он сказал, что до той судьбоносной ночи мы встречались несколько месяцев. Исходя из его слов, идея подарка на день рождения принадлежала тебе. Как он заявил, у людей в возрасте свои причуды. Должен признать, убеждать от умеет. В конце даже я поверил, что так оно и было.
   — Я же говорила тебе, что он душка.
   — Неужели? Так вот, твой душка однозначно дал понять, что встречаться мы с тобой начали только потому, что он отверг твои притязания, а чтобы ты особо не расстраивалась, в качестве утешительного приза предложил тебе меня.