Ему удалось узнать если не всё, то многое, так что задержался Пахомий не зря. Но теперь приходилось навёрстывать упущенное время. Поэтому, даже обогнав чёрную смерть, он не остановился на отдых. И только увидев стены Богоявленского монастыря, позволил себе немного расслабиться. Придержал уставшую лошадь, пустил её шагом. Перед встречей с викарием следовало привести мысли в порядок.
* * *
   Алексий принял его безотлагательно. Собственноручно налил вина, а потом внимательно выслушал, не сбивая вопросами. Но Пахомий и сам знал, зачем отправлялся на запад. Излагал чётко, упорядочено, начиная с главного. А главным для викария было понять, не тот ли это восставший дух объявился, что вырвался из Храма Предславы?
   Алексий сопоставлял услышанное от Пахомия с собственными смутными догадками. И с каждым словом монаха, с каждой новой мелочью, чёрточкой, он понимал — тот самый. Тот, которого он ждал, и которого, положа руку на сердце, боялся.
   Когда Пахомий собрался перейти к вещам второстепенным, попутным, Алексий знаком остановил его и надолго замолчал. Пока владыка размышлял, монах всеми силами боролся с дрёмой. Он приучен был сутками обходиться без сна, сидя в седле или пробираясь по лесу, но самым сложным оказалось не заснуть на стуле в прохладной келье викария.
 
   — Что-то ещё? — прервал молчание Алексий.
   — Новгородский владыка скончался по дороге из Пскова. То ли от мора, то ли от колдовства. Точно выяснить не удалось.
   — Калику жалко, — равнодушно заметил Алексий.
   Вот и не стало ещё одного врага. Даже не столько врага, сколько соперника. Помнил викарий о клобуке византийском. Плешь ему этот клобук протёр на макушке. Теперь хоть в малости можно вздохнуть с облегчением.
   — Свиделся с Соколом, с тем чародеем мещёрским, — продолжил Пахомий. — Микифор его почти что захватил, но упустил в итоге. За шкуру свою побоялся. Да я и сам, признаться, растерялся. Очень уж всё быстро случилось. Так что чародей с княжичем нижегородским сбежали. Может потом под мор попали, не знаю.
   — Нет, — Алексий покачал головой. — В Нижнем Новгороде колдун объявился. Мне донесли, что его тепло принял великий князь Константин Васильевич, и даже игумен Дионисий, говорят, испытывает к нему уважение.
   — Хм… так вот, — вернулся монах к докладу. — Псковские беглецы утверждают, будто Соколу удалось озадачить того демона, показав некий змеевик. Тогда же якобы демон и назвался Мстителем.
   — Так значит, у колдуна есть змеевик, способный потягаться с восставшим духом? — удивился Алексий. — Проклятье!
   Викарий долго не мог найти себе места. Какая-то мысль всё время преследовала его. Что-то он упустил важное с этим змеевиком. Открыв ларец, в котором хранил сведения о чародее, он принялся лихорадочно рыться в грамотах и скоро обнаружил искомое.
   — Вот оно! — воскликнул Алексий, извлекая письмо Леонтия.
   Он перечитал его несколько раз, затем в другом ларце выкопал донесение настоятельницы Спасского монастыря Феодоры. Сопоставив числа, в сердцах отбросил свитки.
   — Проклятье! — вспылил Алексий. — Об этом можно было догадаться и раньше. Мы потеряли впустую уйму времени.
   Он повернулся к Пахомию.
   — Слушай, мне нужен этот змеевик. С колдуном или без него, теперь неважно. Лучше, конечно, с Соколом.
   — Прикажешь отправиться в Нижний Новгород, кир Алексий? — с готовностью спросил монах. — Смею, однако, заметить, что одолеть чародея там будет нелегко. Как я понял из твоих слов, он в большой чести у Константина Васильевича и, скорее всего, обитает в княжеском дворце. А там охрана не чета мещёрской. Не вышло бы как в Литве с Круглецом, царство ему небесное.
   — Ты прав, Пахомий, — вздохнул Алексий. — Но дело настолько важное, что придётся попытать удачу. Возьми с собой человек пять самых надёжных, денег возьми, сколько нужно, но добудь мне этот змеевик. Слышишь, добудь любой ценой. Слишком многое стоит на кону. Гораздо больше, чем просто победа над неудобным колдуном.
   — Могу ли я рассчитывать на помощь твоих людей там, на месте? — спросил монах.
   — Моих людей? — усмехнулся викарий. — Там нет моих людей. По крайней мере, таких, на которых можно положиться в серьёзном деле. Нет, Пахомий, тебе придётся рассчитывать только на себя. Делай что хочешь: переоденься нищим, каликой, купи корабль и стань купцом… не мне тебя учить.
   Помолчав, он добавил:
   — Я распоряжусь, чтобы Василий оказал содействие. А, говоря с прочими, можешь ссылаться на меня.
 
   Не успел монах начать сборы, как к викарию примчался встревоженный поднятой суматохой Василий.
   — Пахомий требует у меня невозможного, он хочет…
   — Ты дашь ему всё, что он требует, — рыкнул священник. — И не зли меня пустой болтовнёй.
   Василий съёжился, словно ожидая удара владычной руки.
   — Подготовь приказ, — Алексий дикой кошкой метался по келье. — Не записывай, передай устно. Искать колдуна. Сокола из Мещеры. Везде искать. Не хватать, без разрешения, следить только. Тем более не убивать. По обнаружению немедленно докладывать. Особо обратить внимание на его змеевик. По возможности змеевик этот изъять и доставить сюда.
   — До кого довести приказ? — спросил Василий.
   — До всех! — резко ответил Алексий и добавил больше для себя. — В Нижнем Новгороде достать его будет трудно. Но не всё же время ему там сидеть. Иногда и отлучаться колдуну придётся. Ну-ка, пусть попробует миновать хотя бы одного нашего человека, не попасть хотя бы на один постоялый двор, где есть наши слухи.
* * *
   Пахомий взял с собой только двоих. Разгуливать большой толпой, привлекая к себе внимание всякого встречного, он посчитал неразумным. Но зато уж двоих взял самых лучших — Хлыста и Кантаря. Последнего пришлось освободить от занятий с новиками, перепоручив это дело Зубу, из которого учитель, конечно, никакой, но всё же опыта и умения воину не занимать. Василий против такой перестановки особенно возражал, однако воле хозяина перечить не посмел.
   Лучший воин викария едва стоял на ногах. Не успев отдохнуть от одной поездки, он готовился к следующей, не менее опасной и тяжёлой. Но за долгие годы службы, монах привык к такой гонке. А отоспаться и на корабле можно.
   Впрочем, насчёт корабля у него сразу возникли сомнения. По Оке — самому удобному пути до Нижнего Новгорода, несмотря на совет Алексия, он решил не идти. Опасался наскочить в Мещере на засаду, знал уже о таинственной сходке тамошних колдунов и подозревал, что кого бы они ни ждали, за дорогами станут присматривать особенно тщательно. Хлыст и Кантарь согласились — многих братьев забрали уже дикие леса. Настанет день, когда они разберутся с мещёрской вольницей, разгонят всю их колдунскую братию, выжгут заразу. Пока же следует думать о главном, а посему ввязываться в ненужную драку им не с руки.
   Отправились напрямик, через Владимир. Так безопаснее — больше половины пути по своей земле выпадает топать. Отправились без лошадей. С ними ни в лес, ни в болото, в случае надобности, не полезешь. Пристали к поезду купеческому, заплатив за место в повозке. Переоделись в простое платье, припрятали в поклаже оружие и будто растворились среди купцов.
* * *
   Трое монахов отбыли, приказы разослали, а Алексий никак не мог успокоиться. И вовсе не от страха перед демоном. Напротив. Ему вдруг пришло в голову, что из прихода Мстителя можно извлечь определённую пользу.
   Знакомый с записями Предславы, викарий смог бы обойтись и без змеевика. Не одолеть Мстителя совсем, но направить его мощь в другую от Москвы сторону. Да хоть на ту же Мещеру напустить — пусть колдуны с ним сражаются, изничтожая друг друга — чем плохо? Нужное заклинание он выучил назубок. Мог в любой миг пустить его в дело.
   Но вот надо ли раньше времени отводить угрозу? Сам Алексий давно уже назначен митрополитом в преемники. Однако его ставленник в княжеской семье, Дмитрий, пока далёк от престола.
   Что если использовать Мстителя? Допустить в Москву, укрыв заблаговременно тех, в ком имелась нужда. Вероломство? Отнюдь. В великом замысле нельзя терзаться сомнениями подобного рода. Алексий и не терзался. Та игра, которую он ведёт уже много лет не его личная блажь. Не примитивная жажда власти. Слабые князья при слабых митрополитах и сильных соседях угрожают не только Москве, которая всего лишь место. Но угрожают единству народа, единству страны и веры. Угрожают будущему. Так что здесь сомневаться не след.
   Опасность в другом — вдруг да зацепит Мститель самого викария. Тут со змеевиком получилось бы стократ надёжней. Но очень уж соблазнительно выходило решить попутно и эту задачу. Не менее важную. Тут и собственную шкуру на кон поставить не жалко.
   Что ж, время на раздумья ещё оставалось. А пока следовало подготовить митрополита. Феогност до сих пор не особенно вникал в дела, связанные с наследием Предславы и вряд ли понимал всю серьёзность происходящего. Теперь пришёл час посвятить старика в кое-какие подробности.
 
   — Я не знаю, чем на самом деле является эта сила, что обрушилась на людей. Возможно это восставший дух, возможно только слуга его, но то, что он связан с Полоцким храмом, не вызывает сомнений. Нам ещё повезло, что одному колдуну удалось узнать его имя — Мститель.
   — И что это может значить? — встревожился Феогност.
   — Это может значить, что он пришёл мстить. И, судя по всему, восставший демон успокоится, только отплатив всем, кто заточил его некогда в саркофаг и использовал затем долгие годы…
   — Но не мы это сделали, — возразил Феогност.
   — Не мы, — согласился Алексий. — Но полагаю, он не будет слишком щепетилен. Не станет разбирать кто прав, а кто виноват. Опасность угрожает всякому, кто причастен к тайне. В особенности же правителям…
   — То есть? — нахмурился Феогност.
   — Тебе или князю Семёну, или вам обоим… — невозмутимо пояснил викарий. — Если он с кем и захочет свести счёты, то в первую очередь с вами. Возможно, это его удовлетворит, и он оставит прочих людей в покое.
   — То есть, мне следует принести себя в жертву, чтобы остановить Мстителя? — изумился Феогност.
   Алексий, кивнув, развёл руками.
   — Я бы с радостью занял твоё место, владыка, но боюсь, ему нужен именно ты…
   — И тогда один расторопный викарий уж точно займёт моё место, — буркнул митрополит.
   — На то твоя воля, владыка… — не слишком угодливо склонился Алексий. — И воля Господа нашего…

Глава седьмая
Черта

   Мститель наступал, опустошая город за городом, страну за страной. Ничто не могло воспрепятствовать его тяжёлой смертельной поступи. Не помогали ни каменные стены, ни глубокие реки, ни топкие болота, ни пронзительно чистые молитвы, ни самые чёрные заклятия. Его могло задержать только безлюдье, ибо люди были единственной пищей, которую он пожирал, подобно тому, как огонь пожирает сухой хворост. Но и безлюдье могло лишь задержать, но не остановить его совсем.
   Самого Мстителя или его воинство мало кто видел, хотя ощущали многие. Подобно кругам, что вызывает брошенный в воду камень, волна за волной расходились по земле отголоски враждебной мощи.
   Первыми, опережая всё остальное, распространялись слухи. Они зарождались с отрывочных, рассказанных шёпотом историй о странных смертях, историй в которые поначалу мало кто верил, а заканчивались жуткой правдой о вымерших полностью городах и деревнях.
   И тогда вслед за слухами приходил ужас. Он накрывал разом целый город, вчера ещё просто встревоженный, а сегодня потерявший рассудок и волю к сопротивлению. Город сходил с ума. В головах воцарялась сумятица, понятия смешивались, стирались грани между правдой и ложью, добром и злом. Люди переставали слушать друг друга, проклинали богов, отрекались от веры. Их души опустошались, а сердца остывали задолго до назначенного часа.
   И чёрная смерть неизбежно приходила, обрушивая созревшие плоды слухов и ужаса, собирая свою жуткую подать.
   Мор, собственно, и довершал дело. Лишь иногда появлялся со своей свитой сам Мститель.
   Такого как в Пскове нигде больше не повторялось. То ли силы демона поуменьшились, то ли надобности такой не возникало, но только сведений о новых сражениях не появлялось. Мстителю, похоже, запросто хватало и одной чёрной смерти, одного чёрного мора.
 
   Белогородье. Осень, 6860 года.
 
   По едва заметной лесной тропинке шатаясь от усталости, брёл человек. Щуплый и долговязый, он, несмотря на тёплую погоду, кутался в плащ, что делало его похожим на большую серую цаплю. Человек пробирался лесом несколько дней и всё это время не ел ничего кроме ягод. Он не умел охотиться, да и не имел при себе ни ножа, ни лука, а все запасы давно иссякли. Голод изгонял тепло, и даже дневная жара не усмиряла озноб.
   Эту тропку он обнаружил только сегодня, уже отчаявшись выйти из леса, в котором сам и спрятался от людей.
   Нет, щуплый не совершил ничего преступного. За ним никто не гнался, никто его не искал. Просто он оказался достаточно мудрым, чтобы держаться подальше от охваченных мором городов и дорог, ибо, находиться среди людей, казалось сейчас куда опаснее, нежели делить лес с диким зверьём.
   Стемнело. Вместе со светом ушли и остатки тепла. Плотнее укутавшись в плащ, путник уже начал подыскивать годную для ночлега кучу травы или листьев, как вдруг увидел отблеск костра. Насторожился. Несмотря на растущую слабость, он всё ещё остерегался людей. Поэтому выбор между пока не найденной безопасной кучей и ненадёжным костром, сделал не сразу. Что может ожидать странника посреди леса? То-то и оно.
   Но щуплый слишком устал для сомнений. Пусть там окажутся разбойники или поражённые мором бродяги. Плевать! Ему хотелось теперь только поесть и уснуть возле огня.
   Однажды решившись, он больше не сомневался. Подошёл ближе и различил возле костра две тени. Тени слегка шевелились. Путнику показалось, что люди беседовали, хотя он не слышал ни слова. Ещё двое спали, укрывшись одеялами. Отбросив страхи, он шагнул вперёд, стараясь ступать громче, чтобы не перепугать людей неожиданным появлением и уже на следующем шаге хрустнул сухой веткой.
   — Стой! — тут же последовал окрик.
   Щуплый остановился. Один из людей вскочил и, запалив факел, посветил в его сторону. Второй схватил лук, недвусмысленно направив на гостя стрелу.
   — Поворачивай обратно, — громко сказал тот, что с факелом. — Здесь прохода нет.
   Но щуплый не хотел никуда поворачивать, да, пожалуй, и не осилил бы обратный путь.
   — А где есть? — спросил он вздохнув.
   — Иди в эту сторону, — показал факелом человек. — Там большак. На нём застава, через которую пропускают. Только не вздумай приближаться к кострам, и боже тебя упаси попытаться проскочить между ними — сразу стрелу схлопочешь.
   — Кто вы такие? — в щуплом вдруг проснулось любопытство.
   — Ополчение из Васильевой Слободы.
   — Из слободы, а людей не пускаете, — пробурчал путник. — Тоже мне слобода.
   — Давай, давай, иди отсель… — произнёс ополченец с факелом.
   — Я, мил человек, устал и к тому же голоден. Нет у меня сил, ваш большак с заставой искать.
   Сказав это, он сел на землю и прислонился к дереву.
   Оба ополченца, похоже, начали терять терпение. Первый досадливо сплюнул, а тот, что с луком вновь взял путника на прицел.
   — Тебе что сказали? Топай, давай, не то стрелу пущу, — вскрикнул он с гневом
   — Погоди! — остановил товарища тот, что с факелом. — Негоже такого заморыша оружием пугать. Он, гляди, еле на ногах стоит. Да и князь не велел зря по людям стрелять, только если напролом пойдут.
   — Да ну его к лешему, — возразил второй. — Не князя в смысле к лешему, а этого недоумка.
   — А кто у вас князь? — спросил щуплый, услышав перепалку, но оставаясь полностью равнодушен к угрозам.
   — У нас много князей, — заявил ополченец с факелом.
   — А наибольший кто?
   — Константин Васильевич.
   — Так это, стало быть, суздальская земля? — обрадовался отчего-то путник.
   — Ну да, — согласился ополченец. — Так её называют.
   — Уф, значит, добрался, — выдохнул с облегчением человек.
   — А ты кто таков будешь? — спросил ополченец.
   — Я? — замялся щуплый. — Скоморохом люди зовут.
 
   Несмотря на приподнятое известием настроение, он ясно сознавал, что это ещё далеко не конец пути. Что ему ещё предстоит добираться до столицы, а силы уже на исходе, их может и не хватить. И голод. От голода просто темнело в глазах.
   Видимо, это заметили даже от костра.
   — На, держи! — крикнул ополченец. С силой размахнувшись, он бросил путнику свёрток.
   Бросок получился метким — свёрток приземлился у самых ног. Развернув тряпицу, Скоморох обнаружил четвертину хлеба, луковицу и пару капустных огрызков. Вслед за свёртком, громко булькнув, упала баклага с водой.
   — Вот спасибо, добрый человек, — поблагодарил он, хрустнув кочерыжкой.
   Пока путник ел, ополченец разбудил дремавшую возле костра смену. Люди поднялись неохотно, бурча, что, мол, время им заступать ещё не настало. Однако тот, что с факелом, оказался на заставе старшим. Рявкнул на подчинённых, дождался внимания и произнёс:
   — Пойду, отведу этого недокормыша до дороги, а то, как бы и впрямь не сунулся с голодухи через заслоны.
 
   Сказав «отведу» старший вовсе не имел в виду, что они пойдут вместе. Скомороху пришлось идти шагах в пяти впереди. Было ещё темно, но дожидаться утра путнику не позволили. Ополченец бросил ему зажжённый факел и долго ругался, когда тот по нерасторопности чуть не запалил лес.
   Дозорные костры попадались довольно часто. Их окрикивали, но, услышав отзыв, пропускали дальше. Впрочем, они всё равно не пересекали незримого рубежа.
   Скоморох едва переставлял ноги, поэтому большака они достигли только под утро. То, что он здесь увидел, поразило его больше чем вся предыдущая цепочка костров посреди никому не нужного леса. По обе стороны перекрытой рогатками дороги, на расчищенном от леса пространстве, насколько хватало глаз, стояли полотняные наметы. Их было так много, что Скомороху показалось, будто он попал в воинский стан. Отчасти так оно и было: повсюду мелькали вооружённые люди, слышались распоряжения, ржали лошади, а всадники, несмотря на ранее утро, то и дело отправлялись куда-то и прибывали.
   На подходе их остановили двое дружинников с головы до пят покрытых бронёй. Сразу узнавались воины породистые, не чета тем, что встретили новгородца посреди леса. Там у костра ополченцы — обычные мужики, взявшие в руки оружие лишь по необходимости, а эти словно родились в железе и вели себя соответственно.
   — Стоять! — прогремел приказ.
   Ополченец назвался (звали его Михаилом) и доложил, с какой целью прибыл.
   — Добро, — ответил один из дружинников. — Возвращайся к своим. Об этом человеке дальше мы позаботимся.
   Скоморох протянул провожатому пустую баклагу, собираясь поблагодарить, но тот покачал головой и даже шагнул назад, словно чураясь собственной посуды
   — Здесь оставишь, я заберу потом.
   Скоморох скривил губы, а Михаил, не прощаясь, ушёл.
   — Мне сказали, будто здесь пропускают людей, — пробормотал новгородец как можно более вежливо.
   — Пропускают, — подтвердил дружинник. — Только не сразу.
   — Как так?
   — Недельку в шатре поживёшь, — объяснил тот. — Потом и пропустим. Если, конечно, жив останешься. Так что хватит болтать. Видишь, вон шатёр с синим знаменем? К нему топай. Там сегодняшних собирают.
   Они направились к шатру с синей тряпицей на верхушке. Скоморох, как завелось, на пять шагов впереди. И тут только до него дошло, отчего вся суматоха затеяна.
   — Сегодняшних? — спросил он на ходу. — А если там кто с мором окажется?
   — Значит, не повезло тебе. Хоть один помрёт среди вас в недельный срок, все там останетесь. Навсегда. Мы потом шатёр деревом обложим и спалим. Вон смотри, сколько вокруг земли выжженной.
   — Так что же из-за одного всем помирать?
   — Там, откуда ты пришёл, города целиком вымирают, — мрачно заметил дружинник.
   — А отдельно нельзя поселится?
   — Отчего же нельзя, можно, — отозвался дружинник. — Если свой шатёр имеется — ставь в ряд за синим и живи. Так многие делают.
   — А если у меня нет своего шатра?
   — Вижу, что нет, — ухмыльнулся дружинник. — Слушай, что ты дотошный какой? В общий шатёр не желаешь, своего нет, возвращаться не хочешь… не хочешь ведь возвращаться?
   — Нет.
   — Ну вот, — довольно кивнул дружинник. — Значит делай что говорят. Вот если бы у тебя деньги водились, то можно было бы быстро всё устроить, без ожидания.
   — Ого! — изумился Скоморох. — Да если вы на лапу берёте и через это мору дорогу откроете, что тогда толку от ваших этих шатров?
   — Но-но! — возмутился дружинник. — Язык-то попридержи. Тоже придумал — на лапу. Неужто мы за серебро свои семьи под чёрную подведём? Это тебе не мыто, чтобы за откуп увильнуть, а мы не мытари.
   — А как же тогда?
   — Чародей приедет и осмотрит. Он сразу видит на ком печать смерти лежит. Если на тебе не найдёт, сразу и пропустим.
   — Так что же он всех-то не проверяет?
   — Много вас больно, а он один, — буркнул дружинник. — Ну вот и пришли. Так что если денег нет, полезай в шатёр и не высовывайся. Воду и хлеб тебе доставят, за это не бойся. Мы людей голодом не морим. Полезай, полезай. Ты первый сегодня, так что один пока посидишь…
   — Постой! — воскликнул щуплый, уже откинув полог. — А как зовут чародея вашего?
   — Соколом зовут. А что?
   — Можешь его позвать?
   — Экий ты всё же настырный, — сердито сказал дружинник. — Нет его здесь. Он из Васильевой Слободы всем заправляет. Но тут тебе повезло — сегодня днём обещался заехать. А что серебро появилось?
   — Думаю да. Передай чародею, что скоморох Калики его спрашивает.
   — Это, какого же Калики? — удивился дружинник. — Уж не новгородского ли архиепископа, царство ему небесное?
   — Его самого, — вздохнул Скоморох и скрылся внутри.
 
   Шатёр оказался старым, поистёртым дождями и ветрами, и пустым — ни людей, как обещал дружинник, ни вещей. На земле лежало несколько охапок сухой травы — вот и весь уют. Но ему, измотанному долгой дорогой, и тряпичная крыша над головой показалась верхом блаженства. Скоморох уснул сразу, едва коснулся головой сена. Переживания последних недель, даже месяцев, сделали сон беспокойным, тревожным. Он то и дело просыпался; с ужасом озирался вокруг, но не найдя подле себя ничего страшного засыпал вновь.
* * *
   По россыпи городков, окружённых белыми стенами, земля эта издавна называлась Белогородьем. Некогда процветающее, а потом запустевшее от набегов Белогородье вновь ожило с появлением нижегородского воинства и созданием Черты. Возведённая замыслом Сокола и волей Константина всего лишь за месяц она, стала, пожалуй, самым грандиозным оборонительным сооружением своего времени. И, кстати сказать, самым дорогим. Но затраты оправдали себя — чёрная смерть так и не ворвалась в Белогородье, а вследствие этого не достала и столицы Нижегородского княжества.
   Черта долго тянулась вдоль Луха, а в его верховьях шла по лесам и болотам, пока не упиралась в Волгу. Через каждые полверсты стояли дозоры, между которыми передвигались конные разъезды. На дорогах и тропах путников встречали заставы. В окрестных селениях улицы перегородили рогатками, а сами селяне готовились вступить в бой.
   Особое дело большие реки. По Оке опасности не ждали, но вот Волга текла как раз с моровых земель, а движение по этому пути не прекращалось даже во времена великих бедствий. Потому два десятка лодок денно и нощно сторожили реку, останавливая и сопровождая к берегу корабли. Возле Васильевой Слободы, на двух островах поставили шатровые городки, в которые силой или уговором помещали всех, кто прибывал сверху.
 
   Мор был остановлен, но Сокол не исключал, что, почуяв сопротивление, Мститель может устроить нечто подобное псковским событиям, попытается прорвать оборону. Если это произойдёт, черта послужит сторожевой полосой, а князья, заранее предупреждённые о прорыве, смогут своевременно принять меры.
   Два полка дружины, один под рукой Андрея Константиновича, другой князя Волынского, расположились в Васильевой Слободе, маленьком городке в самой серёдке Белогородья. Стояли полки с единственной целью — быть наготове и подоспеть туда, где объявится Мститель или кто-нибудь из его воинства. Поместные князья привели сюда дружины помельче. А кроме них в городке собиралось и ополчение.
 
   Единственное что по-настоящему беспокоило Сокола, так это призрачная свита Мстителя. С бестиями княжеское воинство без сомнения управится. И числом, и выучкой, и духом оно превосходило наскоро сколоченную псковскую оборону. Да и знаний о враге с тех пор прибавилось. Но вот с неуязвимыми призраками сражаться выходило некому.
   Калики нет, его посох, скорее всего, попал к Микифору. (Любопытно, — подумал чародей. — Хватит ли духу у гнусного священника пустить посох в дело? Вряд ли. Трусоват архимандрит, плохая замена владыке.)
   В Нижнем тоже не нашлось достойного оружия. Дионисий ничем подобным не обладал, а своих таинственных подвижников отправил в Суздаль. Да и вряд ли они могли бы всерьёз повлиять на исход схватки, тут немного другая песня.