Страница:
Он заиграл и запел.
Это сразу возымело желаемое действие. Едва начал рассеиваться дым, Джон-Том услышал стоны хорька, а вскоре увидел, как тот пятится, шатаясь и держась за голову.
Но Цанкреста был не из тех, кто легко сдается. Собравшись с силами, он метнул в Джон-Тома пылающий взгляд и продекламировал:
Огромное растущее копье взорвалось, превратилось в огненный шар. Силой взрыва Цанкресту опрокинуло навзничь. Джон-Тому это дало время выяснить, как идут дела у его друзей. Они остались невредимы, хотя на полу в проходе крови было немало. Вся она проистекала из одного источника, утыканного зелеными и синими перьями. В сторонке лежал клювастый череп, еще дальше – нога, на полупустом стеллаже – пара крыльев. Морда и когти Розарык тоже были в крови в отличие от обоих клинков, так и не покинувших ножен. Тигрица прекрасно обошлась без них, расчленив Корробока столь же ловко и аккуратно, как Джон-Том делил на части жареных цыплят.
Мадж прошел вперед и вскинул лук, чтобы всадить стрелу в Цанкресту. Подняв лапу, волшебник небрежно пробормотал одно-единственное слово, и стрела обратилась в труху еще до того, как раскрошилась о бедро хорька. А тем временем Джон-Том с тревогой думал о Глупости. Если Дром не успеет настичь ее прежде, чем…
Заметив, что самый опасный противник отвлекся, Цанкреста взмахнул над головой лапой и зычно произнес заклинание. Между ним и чаропевцем образовалась черная тучка. Зловеще раскатился гром.
Джон-Том едва успел выкрикнуть нужные слова из песни Прокола Харума и заслониться дуарой от молнии, выскочившей из тучи. Дуара поглотила разряд, однако удар был столь силен, что Джон-Том с трудом устоял на ногах.
Впервые в глазах Цанкресты мелькнул страх. Страх, но не отчаяние. Еще не отчаяние. Хорек злобно взирал на недруга, не пытаясь запахнуть на себе гнилые лохмотья.
– Значит, это не случайно, – пробормотал он. – Не в одной удаче дело. Я этого опасался, но не принимал слишком близко к сердцу. Выходит, напрасно. Думаешь, ты победил, да? Думаешь, сломил меня? – Он поглядел вверх, на лестницу, где стояла Снут с настоящим лекарством в лапах. Цанкреста так бдительно следил за Джон-Томом, что не заметил, как хозяйка магазина подменила лекарство дымовой шашкой. – Все вы думаете, что я раздавлен. Так вот, знайте: вы жестоко ошибаетесь! Меня, Цанкресту, вам не одолеть, ибо я учел все, вплоть до последней мелочи, какой бы мизерной и невероятной она ни казалась. Я даже допустил, что этот желторотый чаропевец может обладать ничтожной толикой таланта.
– Ну, так давай, сделай меня! – Джон-Том казался себе десятифутовым великаном. В нем бурлила энергия, из него рвалась музыка. Пальцы его звенели, дуара казалась третьей рукой. Он вознесся на высоту звезд, что поют перед тысячами слушателей в огромных концертных залах и на аренах. Он только что не левитировал. – Давай, Цанкреста, – подзуживал он волшебника. – Покажи, на что ты способен. Выплесни всю свою мерзость. На любой твой трюк у меня найдется песенка, и когда ты выдохнешься… – В его голове уже звучал мотивчик, которым он собирался закончить поединок. – …когда ты выдохнешься, Яльвар-Цанкреста, я спою тебе отходную.
Хорек пожевал губами и грустно покачал головой.
– Бедный, простенький эмигрант поневоле! Неужели ты всерьез веришь, что я так жалок? Да я знаю сотню мощнейших заклинаний, я помню тысячу страшнейших проклятий. Но ты прав. Я понимаю, против твоей музыки они бессильны.
Что-то не так, подумал Джон-Том. Цанкреста должен молить о пощаде, а он по-прежнему хладнокровен.
– Да, твоя музыка могущественна, чаропевец. Но ты – слаб. Вот тут. – Хорек постучал себя по голове. – А я, да будет тебе известно, заранее приготовился ко всему. – Он посмотрел направо. – Черрок, ты мне нужен.
Из ниши на полупустом стеллаже появилась новая фигура. Джон-Том принял защитную стойку: пальцы на дуаре, в голове – обойма контрпесен.
Однако новый персонаж не вызвал у него никакого страха. Хотя бы потому, что был совершенно невзрачен. Рост пересмешника едва достигал трех футов – еще меньше, чем у Корробока. Носил он очень неброский черный килт с желто-бежевым узором, ладно пригнанную к фигуре желтую жилетку без рисунка и желтое кепи.
Цанкреста царственным жестом указал на Джон-Тома.
– Вот тот, о ком я говорил. Сделай то, за что тебе заплачено.
Пересмешник тщательно отряхнулся, упер в бедра гибкие кончики крыльев, свесил голову и покосился на Джон-Тома.
– Я слыхал от Цанкресты, будто ты – лучший.
– Лучший – в чем?
Пересмешник потянулся крылом за плечо. Розарык и Мадж напряглись, но птица достала не стрелу и не дротик, а плоскую деревянную коробку с тремя рядами струн на верхней планке.
– Сайхид, – прошептала Розарык.
Черрок угнездил под крылом удивительный инструмент, а на другом крыле согнул жесткие перья.
– Сейчас узнаем, кто из нас лучший.
– Чтоб меня прищучили за мамашу мэра, – прохрипел ошарашенный Мадж. – Этот чертов ублюдок тоже чаропевец!
Глава 16
Это сразу возымело желаемое действие. Едва начал рассеиваться дым, Джон-Том услышал стоны хорька, а вскоре увидел, как тот пятится, шатаясь и держась за голову.
Но Цанкреста был не из тех, кто легко сдается. Собравшись с силами, он метнул в Джон-Тома пылающий взгляд и продекламировал:
Пальцы чародея удлинились, обернулись могучими удавами и, корчась и извиваясь, потянулись к Джон-Тому. Юноша не мог с уверенностью сказать, в чем тут причина – в страхе за Глупость или за себя, а может, в неистовой ярости, – но музыка звучала в самой его душе, и он, не пропуская ни ноты, перешел на скользящую мелодию «Джефферсон Эаплейн». Змеи сморщились, съежились и превратились в пальцы хорька. Но Цанкреста не стушевался и вновь протянул к Джон-Тому лапы.
Все, конец тебе, юнец,
Не спасет меч-кладенец,
Ломай, круши, дави, герпетологический борец!
Деревянный рожон, возникший из воздуха и метнувшийся в грудь Джон-Тома, был толщиной с небольшое дерево. Из его заостренного конца вырвалось несколько ветвей. Он разрастался на лету, выпуская корни и листья. Джон-Том едва успел переключиться на «Пироманию» «Деф Лепард».
Ксилема, целлюлоза, древесина сдавленная!
Зародыш твердейшего дерева, срок твой настал!
Хлорофиллическая трансформация, яви себя!
Дай мне оружие длинное, ровное, острое
И крепкое, словно камень!
Огромное растущее копье взорвалось, превратилось в огненный шар. Силой взрыва Цанкресту опрокинуло навзничь. Джон-Тому это дало время выяснить, как идут дела у его друзей. Они остались невредимы, хотя на полу в проходе крови было немало. Вся она проистекала из одного источника, утыканного зелеными и синими перьями. В сторонке лежал клювастый череп, еще дальше – нога, на полупустом стеллаже – пара крыльев. Морда и когти Розарык тоже были в крови в отличие от обоих клинков, так и не покинувших ножен. Тигрица прекрасно обошлась без них, расчленив Корробока столь же ловко и аккуратно, как Джон-Том делил на части жареных цыплят.
Мадж прошел вперед и вскинул лук, чтобы всадить стрелу в Цанкресту. Подняв лапу, волшебник небрежно пробормотал одно-единственное слово, и стрела обратилась в труху еще до того, как раскрошилась о бедро хорька. А тем временем Джон-Том с тревогой думал о Глупости. Если Дром не успеет настичь ее прежде, чем…
Заметив, что самый опасный противник отвлекся, Цанкреста взмахнул над головой лапой и зычно произнес заклинание. Между ним и чаропевцем образовалась черная тучка. Зловеще раскатился гром.
Джон-Том едва успел выкрикнуть нужные слова из песни Прокола Харума и заслониться дуарой от молнии, выскочившей из тучи. Дуара поглотила разряд, однако удар был столь силен, что Джон-Том с трудом устоял на ногах.
Впервые в глазах Цанкресты мелькнул страх. Страх, но не отчаяние. Еще не отчаяние. Хорек злобно взирал на недруга, не пытаясь запахнуть на себе гнилые лохмотья.
– Значит, это не случайно, – пробормотал он. – Не в одной удаче дело. Я этого опасался, но не принимал слишком близко к сердцу. Выходит, напрасно. Думаешь, ты победил, да? Думаешь, сломил меня? – Он поглядел вверх, на лестницу, где стояла Снут с настоящим лекарством в лапах. Цанкреста так бдительно следил за Джон-Томом, что не заметил, как хозяйка магазина подменила лекарство дымовой шашкой. – Все вы думаете, что я раздавлен. Так вот, знайте: вы жестоко ошибаетесь! Меня, Цанкресту, вам не одолеть, ибо я учел все, вплоть до последней мелочи, какой бы мизерной и невероятной она ни казалась. Я даже допустил, что этот желторотый чаропевец может обладать ничтожной толикой таланта.
– Ну, так давай, сделай меня! – Джон-Том казался себе десятифутовым великаном. В нем бурлила энергия, из него рвалась музыка. Пальцы его звенели, дуара казалась третьей рукой. Он вознесся на высоту звезд, что поют перед тысячами слушателей в огромных концертных залах и на аренах. Он только что не левитировал. – Давай, Цанкреста, – подзуживал он волшебника. – Покажи, на что ты способен. Выплесни всю свою мерзость. На любой твой трюк у меня найдется песенка, и когда ты выдохнешься… – В его голове уже звучал мотивчик, которым он собирался закончить поединок. – …когда ты выдохнешься, Яльвар-Цанкреста, я спою тебе отходную.
Хорек пожевал губами и грустно покачал головой.
– Бедный, простенький эмигрант поневоле! Неужели ты всерьез веришь, что я так жалок? Да я знаю сотню мощнейших заклинаний, я помню тысячу страшнейших проклятий. Но ты прав. Я понимаю, против твоей музыки они бессильны.
Что-то не так, подумал Джон-Том. Цанкреста должен молить о пощаде, а он по-прежнему хладнокровен.
– Да, твоя музыка могущественна, чаропевец. Но ты – слаб. Вот тут. – Хорек постучал себя по голове. – А я, да будет тебе известно, заранее приготовился ко всему. – Он посмотрел направо. – Черрок, ты мне нужен.
Из ниши на полупустом стеллаже появилась новая фигура. Джон-Том принял защитную стойку: пальцы на дуаре, в голове – обойма контрпесен.
Однако новый персонаж не вызвал у него никакого страха. Хотя бы потому, что был совершенно невзрачен. Рост пересмешника едва достигал трех футов – еще меньше, чем у Корробока. Носил он очень неброский черный килт с желто-бежевым узором, ладно пригнанную к фигуре желтую жилетку без рисунка и желтое кепи.
Цанкреста царственным жестом указал на Джон-Тома.
– Вот тот, о ком я говорил. Сделай то, за что тебе заплачено.
Пересмешник тщательно отряхнулся, упер в бедра гибкие кончики крыльев, свесил голову и покосился на Джон-Тома.
– Я слыхал от Цанкресты, будто ты – лучший.
– Лучший – в чем?
Пересмешник потянулся крылом за плечо. Розарык и Мадж напряглись, но птица достала не стрелу и не дротик, а плоскую деревянную коробку с тремя рядами струн на верхней планке.
– Сайхид, – прошептала Розарык.
Черрок угнездил под крылом удивительный инструмент, а на другом крыле согнул жесткие перья.
– Сейчас узнаем, кто из нас лучший.
– Чтоб меня прищучили за мамашу мэра, – прохрипел ошарашенный Мадж. – Этот чертов ублюдок тоже чаропевец!
Глава 16
– Это, – с гордостью ответил пересмешник, – я самый и есть.
– Послушай, дружище, – произнес Джон-Том, как только дуара успокаивающе прижалась к его ребрам, – я с тобою незнаком и не вижу причины для драки. Если ты не глухой, то наверняка разобрался, в чем тут дело, кто из нас хороший, а кто – на стороне зла.
– Зла-шизла, – хмыкнул пересмешник. – Я простой деревенский чаропевец. Не мое это ремесло – рассуждать о нравственности. Я, знай себе, играю музыку, а всем остальным пускай занимаются солиситоры и судьи. – Перья рывком опустились к рядам струн. – Приступим, человече.
Голос из пернатого горла звучал нежно и сладостно, тогда как Джон-Томов – грубо и хрипло, и пересмешник без особых усилий достигал октав, о которых человек мог только мечтать.
Ну-ну, мрачно подумал Джон-Том, видя, как хорек расплывается в улыбке, ничего, мы еще поглядим, кто из нас лиричнее, изобретательнее и виртуознее. На крайний случай у него оставались энтузиазм и самая обыкновенная громкость.
Гора погромыхивала, стеллажи содрогались. Пол под ногами ходил ходуном, с потолка сыпалась каменная пыль, а двое чаропевцев швыряли друг в друга убийственными фразами и сокрушительными ритмами. Черрок пел о злых языках и разбитых сердцах, о духовных муках и неверии в себя. Джон-Том парировал схожими по содержанию куплетами «Куин», «Стоунз», Пэт Бенатар и «Флитвуд Мэк». Лязгающие аккорды пересмешника разбивались об аккорды «Клэш». Птице даже пришлось звать на подмогу разбитое воинство Броненосного народа, и Джон-Том вынужден был очень шустро пошевелить мозгами, чтобы отбиться тяжеловесной «Новой волной» Адама Анта.
Пока чаропевцы сражались, Мадж норовил воткнуть стрелу в Цанкресту. Но хорек, знавший мастерское обращение выдра с длинным луком, всячески старался не стать удобной мишенью.
В конце концов Джон-Том почувствовал: какими бы ни были последствия, необходим перерыв. У него перехватывало дыхание, а пальцы онемели и кровоточили от непрестанного щипания струн. И, что хуже всего, горло саднило, словно разодранное наждаком, и все настойчивее грозило пожизненной хрипотой.
Но и противнику в этой суровой дуэли приходилось несладко. Черрок уже не оправлял горделиво перья после каждой песни, да и самоуверенностью от него больше не веяло.
Поэтому Джон-Том отважился на совершенно иную тактику.
– Слышь, приятель, вот эта последняя песенка, ну, про поддатого слоника с ножичком… Славно, ей-богу. Кой-какие переходы – просто смак. Мне бы так не суметь.
– Пальцы, – просипела птица, – не всегда лучше перьев; – В подтверждение своих слов она подняла правое крыло и помахала его гибким краешком. – Да ты и сам не лыком шит. Как это там у тебя, про грязные дела, что стоят очень дешево?..
– «Эй-Си Ди-Си», – устало ответил Джон-Том. – Я рассчитывал вызвать нескольких убийц-берсеркеров. Черта с два.
– И все-таки хорошая попытка, – похвалил Черрок. – Я почти ощутил нож возле горла.
Цанкреста шагнул вперед, заботясь о том, чтобы орудие расправы заслоняло его от Маджа.
– Это еще что такое? Я плачу не за светскую беседу с этим человеком! Я плачу за убийство!
Черрок повернулся к волшебнику. Его глаза недобро сощурились.
– Уж потерпите минутку, господин Цанкреста. Вы мое чаропение купили, а не душу.
– Мне тут только экзистенциализма не хватало, мужлан чирикающий! Делай что тебе велено!
Пересмешник даже бровью не повел.
– А я и делаю. – Он кивнул в сторону Джон-Тома. – Этот парень чертовски силен. Может, даже получше меня.
– Не знаю, кто из нас лучше, да и знать не желаю, – зачастил Джон-Том, – но поешь ты, словно буря, а играешь, как дьявол. Дорого бы я дал, чтобы научиться твоей последней песенке. – Он сыграл аккорд. – Может, пяти пальцев и маловато, но ужасно тянет попробовать.
– Ну, не знаю… У дуара только два набора струн, а у моего сайрида – три. Впрочем, ежели ты и пропустишь ноту-другую… – Пересмешник поднялся и шагнул к юноше. – Давай поглядим.
– Прекратить братание с врагом! – рявкнул Цанкреста, удерживая пересмешника за плечо. Черрок стряхнул его лапу.
– Может, он вовсе не враг.
– Конечно, не враг! – Воодушевясь, Джон-Том двинулся навстречу птице. – Работа есть работа, но зачем двум профессионалам бить друг другу носы? – Подойдя к Черроку, он по-товарищески обнял его за плечи; для этого пришлось нагнуться. – Певец, это не твоя война. Музыкантам-волшебникам нашего калибра междоусобица ни к чему. Наоборот, нужно сотрудничество. Ты только вообрази, каких чудес мы натворим, если объединимся! Даешь не поединок, а джем-сейшн!
– А что, мне это нравится. – Черрок зашарил глазами по проходу. – Где тут ягоды?
– Да я не про обычный джем. Я имею в виду совместную игру. Дуэт поющих колдунов.
В жилет пересмешника вцепилась когтистая пятерня.
– Не допущу! – заорал хорек, подпрыгивая на коротких лапах. – Не позволю! Я тебе заплатил, и хорошо заплатил! У нас договор! Слишком многое поставлено на кон…
– Ага, в том числе и моя репутация, – холодно перебил Черрок и перевел взгляд на Джон-Тома. – Но ведь это несложно уладить между друзьями, верно? Ну, а деньги… – Он снова повернулся к волшебнику. – Деньги ты можешь забрать. Кажется, мне неохота…
– Берегись, приятель! – Выдр кинулся грудью на Цанкресту. Еще миг – и кинжал хорька, подло спрятанный под крылом ни о чем не подозревающей птицы, поразил бы Джон-Тома. Двое хищников, сплетясь в клубок, покатились по полу.
– Дехжи его, сахахный! – Розарык спешила Маджу на подмогу, демонстрируя готовность сковырнуть голову колдуна с такой же легкостью, как пробку с бутылки.
Но хорек уже с трудом поднимался на задние лапы, оставив на полу окровавленного Маджа. Продемонстрировав невероятное проворство, он избежал молниеносного прыжка Розарык и вскарабкался на ближайший стеллаж. Посыпались коробки и ящики; раздраженно отбивая импровизированные снаряды, тигрица выискивала свою добычу. Затем полезла следом за ней – медленно, но неотвратимо.
А Джон-Том склонился над Маджем, обеими лапами зажимающим кинжальную рану.
– Вот и все, шеф, – еле слышно произнес выдр, глядя на друга сквозь полусмеженные веки. – Кранты, помираю. А ведь я знал: когда-нибудь это случится. Да тока не ожидал, что так рано, да еще в какой-то поганой лавчонке на полпути к краю света. Я в том смысле, что собирался дать дуба в своей постели. – Прозрачные коричневые глаза были полны тоски и скорби. – А ведь славно мы с тобой погуляли, а, кореш? Случалось нам и похохотать до упаду, и поиграть со смертью. Да, парень, будет тебе о чем спеть… – Веки сомкнулись, затем слабо приоткрылись. – Жалко, что все так кончилось. Ежели у тебя осталась еще одна песенка, посвяти ее старине Маджу. И пусть это будет песенка про золото, чаропевец. Не суждено мне помереть в своей койке, так может, я найду покой под грудой золота, а? Закопай меня под этим мусором, и я свалю отсюда счастливым…
Джон-Том опустился на колени рядом с неподвижным выдром, приподнял одной рукой его голову и спокойно заявил:
– Мадж, кинжал вошел от силы на полдюйма, и кровь почти не идет. Если хочешь вытрясти из меня золотишко, изобрети что-нибудь получше.
– Золотишко? – жалобно спросил выдр. – Да что ты, кореш! Неужто решил, будто я в такое время способен ловчить, выманивая у волшебника золото? За кого ты меня держишь?
Джон-Том не ответил.
Мадж развел лапами, и его глаза округлились от изумления.
– Ну, надо же! Да ты тока посмотри! Заживает, приятель! А все благодаря твоей магии. Спасибо, шеф, спасибо! Никогда этого не забуду.
– В этом я не сомневаюсь, – брезгливо сказал Джон-Том. Он встал, и затылок Маджа стукнулся о пол.
– Ай! Ах ты, чертов хитрожопый, долговязый, безголосый всезнайка и сукин…
Не дослушав до конца, Джон-Том повернулся и посмотрел в глубину прохода. Но в колдовском дыму и в пыли, опустившейся со свода, было совершенно не видать Цанкресты и кровожадной тигрицы. Битва переместилась в другой проход, на другой ряд стеллажей. Исчезла и Снут, и это было понятно: владелица магазина предпочла дожидаться исхода битвы в безопасном укрытии. Точно так же, наверное, поступил бы и Джон-Том, случись ему поменяться местами с кенгуру.
– Вставай, Мадж, – нетерпеливо велел он. – Надо помочь Розарык.
Все еще зажимая лапой легкую рану, выдр поднялся.
– Да брось ты, чувак, зачем этой горной гряде наша помощь. Конечно, я пособлю ее искать, но даю башку на отсечение, что она раньше нас доберется до этого хмыря Цанкресты. – Мадж поморщился, рассматривая рану. – Вот паскудник! Такую жилетку испортил!
– Погоди! – Джон-Том вгляделся в дым. – Кажется, она идет.
Но вернулась не тигрица. Существо рысило на четырех ногах, и его золотистая шкура поблескивала даже в полумраке. На спине единорога, обхватив его шею, ехала девушка – красная, как вареный омар.
Весь в поту и мыле, Дром остановился возле Джон-Тома и Маджа.
– Жарко, – сказал он, хоть это было ясно и так. – Чуть не испекся.
Глупость сползла на руки юноше. Она была без сознания.
– Шагала, как лунатик, прямиком к жерлу. Едва успел перехватить.
– Джон-Том…
Он держал ее осторожно – этого требовал обширнейший ожог первой степени.
– Я… не понимала, что происходит, что я делаю. Яльвар… Он такое со мной сотворил… Я больше не могла думать сама… – Ее голова упала на грудь Джон-Тома. – В то утро, когда он меня разбудил и велел идти за ним, я хотела закричать, предупредить вас, но ничего не вышло. Он меня увел, но то была уже не я, нет! Как будто я попала в плен к собственному телу и не могла выбраться. – Девушка захныкала, по щекам побежали слезы. Затем она изумленно подняла глаза: – Плачу? А ведь я думала, что разучилась плакать.
– Ты была под гипнозом. – Недоумение в ее глазах не рассеялось, и тогда Джон-Том пояснил: – Это разновидность волшебства. Ты не владела собой.
Он прижал ее к себе и, услышав стон, поспешил успокоить:
– Мы найдем что-нибудь от ожога. Наверное, Снут поможет. У меня еще осталось три золотых – те, что Мадж не растранжирил в Снаркене. Купим лекарство и для тебя.
– Ничего, – прошептала Глупость, – уже все в порядке. – Она повернулась к Дрому. – Но если бы не он, все было бы по-другому. Я не знала, о чем и думать, когда увидела, как он несется ко мне по коридору. А потом он объяснил, кто он такой. Что он ваш друг и что вы все тоже внутри горы, сражаетесь с Яльваром-Цанкрестой. – Она подбежала к единорогу и благодарно обняла его за шею.
Чуточку потерпев, Дром попятился и высвободился.
– Мадам, я рад, что оказался вам полезен, но просил бы избавить меня от бурных эмоций.
– Но я думала… – Глупость явно обиделась, и Джон-Том поспешил ее успокоить:
– Дром вовсе не злой, Глупость. Просто он такой, какой есть. Я тебе потом объясню. – Он взглянул на единорога. – Ты здорово рисковал, Дром.
– Я старался. – Единорог оглядел коридор. – А где же большая самка? И злюка-хорек? Вы одолели его в мое отсутствие?
– Нет. – Джон-Том с улыбкой посмотрел на пересмешника. – Это Черрок. Сообразив, что самому ему меня не переколдовать, Цанкреста позвал на подмогу другого чаропевца. Мы с Черроком устроили тут настоящий музыкальный ураган, прежде чем поняли, что гармония лучше диссонанса. А Цанкрестой занялась Розарык.
– Что ж, остается только пожалеть хорька.
– Твоя правда, кореш, – сказал Мадж. – Розарык – бабенка лютая. Эх, будь она разочка в четыре поменьше…
– Мадж, когда же ты научишься мыслить масштабно? – Джон-Том посерьезнел. – Цанкреста не только сметлив, но и шустер. Может удрать.
– Чувак, да куда он денется? – возразил Мадж; – Ставлю на кон свой причиндал, из этой норы только один выход. Я бы сказал так: чем суетиться, давайте лучше разыщем ее хозяйку, долговязую крысу. Лекарство было у нее в лапе, когда заварилась каша, и я готов побожиться, что оно по-прежнему там.
Времени на обратный марш-бросок ушло немало, и Джон-Томово предположение насчет быстроногости хорька полностью оправдалось. Когда они сворачивали в последний коридор, Цанкреста был уже там.
– Не заметила, как он улизнул в боковой пхоход, – гневно прорычала тигрица, присоединившись к ним чуть позже. – Но тепехь-то не уйдет!
Тяжело дыша, Цанкреста стоял перед выходом. От его наряда остались жалкие лохмотья, и вообще хорек уже очень мало походил на волшебника. Он оглянулся и увидел быстро приближающихся мучителей. Впрочем, никто не мешал ему выбежать из магазина и устроить им снаружи какую-нибудь пакость. Никто, кроме старой самки кенгуру.
– Прочь с дороги, ведьма! Мое время драгоценно, и я не желаю тратить его на споры.
– А я здесь не для того, чтобы спорить с тобой, – спокойно ответила Снут, покачивая трубкой. Ее правая лапа была вытянута ладонью вперед. – Ты должен заплатить.
– Заплатить? За что? – нетерпеливо прорычал Цанкреста. Его враги припустили во весь дух, впереди неслась Разъяренная тигрица. Да, он не мог тратить время впустую.
– За ущерб, причиненный товарам и инвентарю.
– Я пытался спастись от обезумевшей кошки, которая гонится за мной даже сейчас. Я не виноват ни в каком ущербе!
– Ты виноват во всем, – мрачно отрезала Снут. – Ты спровоцировал конфликт. Ты сорвал сделку. Все это я готова простить, но прямые убытки ты возместишь. Здесь не филантропическая организация. Здесь бизнес. – Она пощелкала пальцами. – Я жду.
– Дура! Я же сказал: не желаю тратить время на споры! Согласен, эта лавчонка смотрится впечатляюще. Но я – Цанкреста из Гнилых Горшков – видал и поинтереснее. Даю тебе последнюю возможность убраться с дороги!
Снут не шевельнулась. Лапа волшебника нырнула в уцелевший карман и бросила в хозяйку магазина чем-то маленьким и круглым, а лапы кенгуру дернулись к животу. Раздался хлопок – взорвавшись, шарик заполнил дверной проем едким красным дымом. Джон-Том предостерегающе крикнул – и опоздал.
– Вот так-то, ведьма! Теперь я перешагну через твой труп.
Но в дверях происходило нечто совершенно непредвиденное Цанкрестой. Из сумки кенгуру, в которой, как показалось недавно Джон-Тому, кто-то шевелился, вдруг полезло что-то невероятно быстро растущее. В тот же миг стало ясно: никакой это не детеныш. На глазах у остановившихся преследователей хорька оно достигло роста Джон-Тома.
Цанкреста медленно попятился от привидения. Оно вымахало на сорок футов, до самого потолка, но и этим не удовлетворилось. Вскоре ему пришлось сгорбиться под каменным сводом.
Призрак имел форму красного кенгуру, но его морда ничем не напоминала добрых вегетарианцев вроде Снут. С умопомрачительно огромных заостренных ушей свисали толстые золотые кольца. Продолговатая пасть изобиловала серповидными зубами, крошечные черные зрачки в обрамлении серо-желтых белков смотрели вниз. В клубах серого дыма, лениво сочащегося из сумки Снут, пряталась достойная бегемота талия. Горильи руки доставали до пола, вывернутые в суставах пальцы упирались в камень.
На лбу призрака ярко алела лента со светящимися символами, безусловно принадлежащими иному, древнему миру. Неощутимый ветер трепал на скалоподобной груди тонкий шелк фуфайки.
И еще был голос. Не мягкий и скромный, как у владелицы магазина, а пугающий глубиной и широтой звучания. Слова привидения обращали гору в трепет:
– ОСТАНОВИСЬ, ГНУСНЫЙ БЕС, ВО МРАКЕ КОПОШАЩИЙСЯ, БЕЗДАРНЫЙ НЕУДАЧНИК. Я – ГАРУН АЛЬ-РУДЖИНН, ВЛАСТЕЛИН ВСЕХ ДУХОВ ВРЕМЕН МИНУВШИХ И ВРЕМЕН ГРЯДУЩИХ, ВСЕХ ПРИЗРАКОВ МИРА, КОИМ ПРАВЯТ МАРСУПИАЛЫ, ВЛАДЫКА ВСЕХ ПРОЧИХ, КРОМЕ ЖАЛКИХ СУЕТЛИВЫХ ТВАРЕЙ, ОБРЕЧЕННЫХ ТАИТЬСЯ В ТРЕЩИНАХ СКАЛ И СЛУЖИТЬ ПИЩЕЮ ЧЕРВЯМ. ОСТАНОВИСЬ И УСТРАШИСЬ! – К Цанкресте потянулась рука длиною с мачту, годную для плавания по Глиттергейсту.
Волшебник отпрянул и прижался спиной к стеллажу в напрасной попытке найти укрытие. Его морда исказилась гримасой отчаяния. Упав на колени, он взмолился:
– Пощади меня, пощади! Я не знал!
– НЕВЕДЕНИЕ – ДОВОД НАДМЕННЫХ! – загрохотал призрак. – ОТВЕРГАЮЩИЙ ЗНАНИЕ РЕДКО ПРОСИТ НРАВОУЧЕНИЙ. ПОПИРАЮЩИЙ ОБЫЧАИ ЖАЛОСТИ НЕ ДОСТОИН. НЕ ОТДАЮЩИЙ ДОЛГОВ ЗАСЛУЖИВАЕТ НАКАЗАНИЯ.
– Прости! – завопил, обезумев от страха, Цанкреста. – Я был ослеплен гневом!
– ТЫ БЫЛ ОСЛЕПЛЕН СВОИМ ЭГО, А ЭТО ГОРАЗДО ХУЖЕ.
– Пойми, ужасно быть вторым! Я не мог этого вынести. Я поддался неодолимому желанию вернуть себе доброе имя, славу величайшего практика мистических искусств. Да, порой я поступал нехорошо, но исключительно из любви к профессии! – Он простерся ниц, раскинув лапы. – Отдаюсь на твою милость!
– ЧЕРВЬ, ТЫ ЛЮБИШЬ ТОЛЬКО СЕБЯ. МИЛОСТЬ? ДА РАДИ НЕСКОЛЬКИХ МОНЕТ, РАДИ ДЕМОНСТРАЦИИ СВОЕГО ПРЕВОСХОДСТВА ТЫ ГОТОВ БЫЛ УБИТЬ МОЮ СМЕРТНУЮ. МИЛОСТЬ? ТАК И БЫТЬ, Я СНИЗОЙДУ ДО МИЛОСТИ.
Хорек приподнял голову, в его затравленном взгляде появилась надежда.
– ВОТ ТЕБЕ МОЯ МИЛОСТЬ: ВМЕСТО МЕДЛЕННОЙ СМЕРТИ – БЫСТРАЯ!
Цанкреста заверещал и метнулся влево, но не успел увернуться от огромной лапы. Пальцы сжались один-единственный раз, и визг больше не повторился. Лишь хруст костей кратким эхом разнесся под сводами пещеры.
Джон-Том и его спутники стояли, утратив дар речи.
Кулачище разжался и выронил кровавый сгусток, только что бывший Яльваром-Цанкрестой, колдуном Гнилых Горшков.
– ТЕПЕРЬ ВЫ, – произнес призрак чуть менее оглушительно. – ВОТ ТАК И БЫВАЕТ: СОБИРАЕШЬСЯ УЛАДИТЬ В ВЕЧНОСТИ ПУСТЯКОВОЕ ДЕЛЬЦЕ И ВДРУГ ЗАМЕЧАЕШЬ, ЧТО ОНА БИТКОМ НАБИТА ДОЛЖНИКАМИ. ЧТО Ж. – Массивный зубастый череп повернулся к Джон-Тому: – ПРИДЕТСЯ СЛЕГКА ЗАДЕРЖАТЬСЯ.
– Эй, погоди-ка! – Джон-Том попятился. – Мы готовы рассчитаться. Мы вовсе не воровать сюда пришли.
Он оглянулся на Снут, но та беспомощно развела лапами. Видимо, она не умела обуздывать приглашенных джиннов.
– ТЫ МОЖЕШЬ РАСПЛАТИТЬСЯ ЗА ТОВАР, БЛЕДНЫЙ ЧЕРВЬ, НО ЧЕМ ТЫ МНЕ ЗАПЛАТИШЬ ЗА ВЫЗОВ? ДЕНЬГИ ТВОИ МНЕ НИ К ЧЕМУ. МОЖЕТ, СУМЕЕШЬ РАЗЖАЛОБИТЬ МЕНЯ ПЕСЕНКОЙ? – Лавка «То, не знаю что» заполнилась вулканическим хохотом.
Джон-Том почувствовал, как его подталкивают в спину.
– Валяй, кореш, не тушуйся, – бодро прошептал Мадж. – Попытка не пытка. В случае чего я буду рядом.
– Что бы я без тебя делал!
Однако выдр был прав: необходимо как-нибудь умилостивить джинна и выбраться из подземелья. Но Джон-Том полностью выдохся, состязаясь с Черроком и Цанкрестой, и неважно соображал. К тому же он изрядно разозлился. Может быть, злость – не самая надежная помощница в таких ситуациях, но это его уже не беспокоило.
– Слушай, ты, Гарпун Аль-Хурджин!
Джинн засверкал глазами.
– МНЕ НЕ НРАВЯТСЯ СМЕРТНЫЕ, КОВЕРКАЮЩИЕ МОЕ ИМЯ!
– Ладно, учту, – пообещал Джон-Том, – но уж и ты не обессудь. За последние две недели мы чертовски вымотались. Пришлось добираться сюда за лекарством для больного друга. Если бы не вмешался этот старый прохвост, – указал он на кровавую лепешку, – мы бы уже выбрались отсюда и пошли своей дорогой. Короче, мы не имеем к нему никакого отношения.
– Послушай, дружище, – произнес Джон-Том, как только дуара успокаивающе прижалась к его ребрам, – я с тобою незнаком и не вижу причины для драки. Если ты не глухой, то наверняка разобрался, в чем тут дело, кто из нас хороший, а кто – на стороне зла.
– Зла-шизла, – хмыкнул пересмешник. – Я простой деревенский чаропевец. Не мое это ремесло – рассуждать о нравственности. Я, знай себе, играю музыку, а всем остальным пускай занимаются солиситоры и судьи. – Перья рывком опустились к рядам струн. – Приступим, человече.
Голос из пернатого горла звучал нежно и сладостно, тогда как Джон-Томов – грубо и хрипло, и пересмешник без особых усилий достигал октав, о которых человек мог только мечтать.
Ну-ну, мрачно подумал Джон-Том, видя, как хорек расплывается в улыбке, ничего, мы еще поглядим, кто из нас лиричнее, изобретательнее и виртуознее. На крайний случай у него оставались энтузиазм и самая обыкновенная громкость.
Гора погромыхивала, стеллажи содрогались. Пол под ногами ходил ходуном, с потолка сыпалась каменная пыль, а двое чаропевцев швыряли друг в друга убийственными фразами и сокрушительными ритмами. Черрок пел о злых языках и разбитых сердцах, о духовных муках и неверии в себя. Джон-Том парировал схожими по содержанию куплетами «Куин», «Стоунз», Пэт Бенатар и «Флитвуд Мэк». Лязгающие аккорды пересмешника разбивались об аккорды «Клэш». Птице даже пришлось звать на подмогу разбитое воинство Броненосного народа, и Джон-Том вынужден был очень шустро пошевелить мозгами, чтобы отбиться тяжеловесной «Новой волной» Адама Анта.
Пока чаропевцы сражались, Мадж норовил воткнуть стрелу в Цанкресту. Но хорек, знавший мастерское обращение выдра с длинным луком, всячески старался не стать удобной мишенью.
В конце концов Джон-Том почувствовал: какими бы ни были последствия, необходим перерыв. У него перехватывало дыхание, а пальцы онемели и кровоточили от непрестанного щипания струн. И, что хуже всего, горло саднило, словно разодранное наждаком, и все настойчивее грозило пожизненной хрипотой.
Но и противнику в этой суровой дуэли приходилось несладко. Черрок уже не оправлял горделиво перья после каждой песни, да и самоуверенностью от него больше не веяло.
Поэтому Джон-Том отважился на совершенно иную тактику.
– Слышь, приятель, вот эта последняя песенка, ну, про поддатого слоника с ножичком… Славно, ей-богу. Кой-какие переходы – просто смак. Мне бы так не суметь.
– Пальцы, – просипела птица, – не всегда лучше перьев; – В подтверждение своих слов она подняла правое крыло и помахала его гибким краешком. – Да ты и сам не лыком шит. Как это там у тебя, про грязные дела, что стоят очень дешево?..
– «Эй-Си Ди-Си», – устало ответил Джон-Том. – Я рассчитывал вызвать нескольких убийц-берсеркеров. Черта с два.
– И все-таки хорошая попытка, – похвалил Черрок. – Я почти ощутил нож возле горла.
Цанкреста шагнул вперед, заботясь о том, чтобы орудие расправы заслоняло его от Маджа.
– Это еще что такое? Я плачу не за светскую беседу с этим человеком! Я плачу за убийство!
Черрок повернулся к волшебнику. Его глаза недобро сощурились.
– Уж потерпите минутку, господин Цанкреста. Вы мое чаропение купили, а не душу.
– Мне тут только экзистенциализма не хватало, мужлан чирикающий! Делай что тебе велено!
Пересмешник даже бровью не повел.
– А я и делаю. – Он кивнул в сторону Джон-Тома. – Этот парень чертовски силен. Может, даже получше меня.
– Не знаю, кто из нас лучше, да и знать не желаю, – зачастил Джон-Том, – но поешь ты, словно буря, а играешь, как дьявол. Дорого бы я дал, чтобы научиться твоей последней песенке. – Он сыграл аккорд. – Может, пяти пальцев и маловато, но ужасно тянет попробовать.
– Ну, не знаю… У дуара только два набора струн, а у моего сайрида – три. Впрочем, ежели ты и пропустишь ноту-другую… – Пересмешник поднялся и шагнул к юноше. – Давай поглядим.
– Прекратить братание с врагом! – рявкнул Цанкреста, удерживая пересмешника за плечо. Черрок стряхнул его лапу.
– Может, он вовсе не враг.
– Конечно, не враг! – Воодушевясь, Джон-Том двинулся навстречу птице. – Работа есть работа, но зачем двум профессионалам бить друг другу носы? – Подойдя к Черроку, он по-товарищески обнял его за плечи; для этого пришлось нагнуться. – Певец, это не твоя война. Музыкантам-волшебникам нашего калибра междоусобица ни к чему. Наоборот, нужно сотрудничество. Ты только вообрази, каких чудес мы натворим, если объединимся! Даешь не поединок, а джем-сейшн!
– А что, мне это нравится. – Черрок зашарил глазами по проходу. – Где тут ягоды?
– Да я не про обычный джем. Я имею в виду совместную игру. Дуэт поющих колдунов.
В жилет пересмешника вцепилась когтистая пятерня.
– Не допущу! – заорал хорек, подпрыгивая на коротких лапах. – Не позволю! Я тебе заплатил, и хорошо заплатил! У нас договор! Слишком многое поставлено на кон…
– Ага, в том числе и моя репутация, – холодно перебил Черрок и перевел взгляд на Джон-Тома. – Но ведь это несложно уладить между друзьями, верно? Ну, а деньги… – Он снова повернулся к волшебнику. – Деньги ты можешь забрать. Кажется, мне неохота…
– Берегись, приятель! – Выдр кинулся грудью на Цанкресту. Еще миг – и кинжал хорька, подло спрятанный под крылом ни о чем не подозревающей птицы, поразил бы Джон-Тома. Двое хищников, сплетясь в клубок, покатились по полу.
– Дехжи его, сахахный! – Розарык спешила Маджу на подмогу, демонстрируя готовность сковырнуть голову колдуна с такой же легкостью, как пробку с бутылки.
Но хорек уже с трудом поднимался на задние лапы, оставив на полу окровавленного Маджа. Продемонстрировав невероятное проворство, он избежал молниеносного прыжка Розарык и вскарабкался на ближайший стеллаж. Посыпались коробки и ящики; раздраженно отбивая импровизированные снаряды, тигрица выискивала свою добычу. Затем полезла следом за ней – медленно, но неотвратимо.
А Джон-Том склонился над Маджем, обеими лапами зажимающим кинжальную рану.
– Вот и все, шеф, – еле слышно произнес выдр, глядя на друга сквозь полусмеженные веки. – Кранты, помираю. А ведь я знал: когда-нибудь это случится. Да тока не ожидал, что так рано, да еще в какой-то поганой лавчонке на полпути к краю света. Я в том смысле, что собирался дать дуба в своей постели. – Прозрачные коричневые глаза были полны тоски и скорби. – А ведь славно мы с тобой погуляли, а, кореш? Случалось нам и похохотать до упаду, и поиграть со смертью. Да, парень, будет тебе о чем спеть… – Веки сомкнулись, затем слабо приоткрылись. – Жалко, что все так кончилось. Ежели у тебя осталась еще одна песенка, посвяти ее старине Маджу. И пусть это будет песенка про золото, чаропевец. Не суждено мне помереть в своей койке, так может, я найду покой под грудой золота, а? Закопай меня под этим мусором, и я свалю отсюда счастливым…
Джон-Том опустился на колени рядом с неподвижным выдром, приподнял одной рукой его голову и спокойно заявил:
– Мадж, кинжал вошел от силы на полдюйма, и кровь почти не идет. Если хочешь вытрясти из меня золотишко, изобрети что-нибудь получше.
– Золотишко? – жалобно спросил выдр. – Да что ты, кореш! Неужто решил, будто я в такое время способен ловчить, выманивая у волшебника золото? За кого ты меня держишь?
Джон-Том не ответил.
Мадж развел лапами, и его глаза округлились от изумления.
– Ну, надо же! Да ты тока посмотри! Заживает, приятель! А все благодаря твоей магии. Спасибо, шеф, спасибо! Никогда этого не забуду.
– В этом я не сомневаюсь, – брезгливо сказал Джон-Том. Он встал, и затылок Маджа стукнулся о пол.
– Ай! Ах ты, чертов хитрожопый, долговязый, безголосый всезнайка и сукин…
Не дослушав до конца, Джон-Том повернулся и посмотрел в глубину прохода. Но в колдовском дыму и в пыли, опустившейся со свода, было совершенно не видать Цанкресты и кровожадной тигрицы. Битва переместилась в другой проход, на другой ряд стеллажей. Исчезла и Снут, и это было понятно: владелица магазина предпочла дожидаться исхода битвы в безопасном укрытии. Точно так же, наверное, поступил бы и Джон-Том, случись ему поменяться местами с кенгуру.
– Вставай, Мадж, – нетерпеливо велел он. – Надо помочь Розарык.
Все еще зажимая лапой легкую рану, выдр поднялся.
– Да брось ты, чувак, зачем этой горной гряде наша помощь. Конечно, я пособлю ее искать, но даю башку на отсечение, что она раньше нас доберется до этого хмыря Цанкресты. – Мадж поморщился, рассматривая рану. – Вот паскудник! Такую жилетку испортил!
– Погоди! – Джон-Том вгляделся в дым. – Кажется, она идет.
Но вернулась не тигрица. Существо рысило на четырех ногах, и его золотистая шкура поблескивала даже в полумраке. На спине единорога, обхватив его шею, ехала девушка – красная, как вареный омар.
Весь в поту и мыле, Дром остановился возле Джон-Тома и Маджа.
– Жарко, – сказал он, хоть это было ясно и так. – Чуть не испекся.
Глупость сползла на руки юноше. Она была без сознания.
– Шагала, как лунатик, прямиком к жерлу. Едва успел перехватить.
– Джон-Том…
Он держал ее осторожно – этого требовал обширнейший ожог первой степени.
– Я… не понимала, что происходит, что я делаю. Яльвар… Он такое со мной сотворил… Я больше не могла думать сама… – Ее голова упала на грудь Джон-Тома. – В то утро, когда он меня разбудил и велел идти за ним, я хотела закричать, предупредить вас, но ничего не вышло. Он меня увел, но то была уже не я, нет! Как будто я попала в плен к собственному телу и не могла выбраться. – Девушка захныкала, по щекам побежали слезы. Затем она изумленно подняла глаза: – Плачу? А ведь я думала, что разучилась плакать.
– Ты была под гипнозом. – Недоумение в ее глазах не рассеялось, и тогда Джон-Том пояснил: – Это разновидность волшебства. Ты не владела собой.
Он прижал ее к себе и, услышав стон, поспешил успокоить:
– Мы найдем что-нибудь от ожога. Наверное, Снут поможет. У меня еще осталось три золотых – те, что Мадж не растранжирил в Снаркене. Купим лекарство и для тебя.
– Ничего, – прошептала Глупость, – уже все в порядке. – Она повернулась к Дрому. – Но если бы не он, все было бы по-другому. Я не знала, о чем и думать, когда увидела, как он несется ко мне по коридору. А потом он объяснил, кто он такой. Что он ваш друг и что вы все тоже внутри горы, сражаетесь с Яльваром-Цанкрестой. – Она подбежала к единорогу и благодарно обняла его за шею.
Чуточку потерпев, Дром попятился и высвободился.
– Мадам, я рад, что оказался вам полезен, но просил бы избавить меня от бурных эмоций.
– Но я думала… – Глупость явно обиделась, и Джон-Том поспешил ее успокоить:
– Дром вовсе не злой, Глупость. Просто он такой, какой есть. Я тебе потом объясню. – Он взглянул на единорога. – Ты здорово рисковал, Дром.
– Я старался. – Единорог оглядел коридор. – А где же большая самка? И злюка-хорек? Вы одолели его в мое отсутствие?
– Нет. – Джон-Том с улыбкой посмотрел на пересмешника. – Это Черрок. Сообразив, что самому ему меня не переколдовать, Цанкреста позвал на подмогу другого чаропевца. Мы с Черроком устроили тут настоящий музыкальный ураган, прежде чем поняли, что гармония лучше диссонанса. А Цанкрестой занялась Розарык.
– Что ж, остается только пожалеть хорька.
– Твоя правда, кореш, – сказал Мадж. – Розарык – бабенка лютая. Эх, будь она разочка в четыре поменьше…
– Мадж, когда же ты научишься мыслить масштабно? – Джон-Том посерьезнел. – Цанкреста не только сметлив, но и шустер. Может удрать.
– Чувак, да куда он денется? – возразил Мадж; – Ставлю на кон свой причиндал, из этой норы только один выход. Я бы сказал так: чем суетиться, давайте лучше разыщем ее хозяйку, долговязую крысу. Лекарство было у нее в лапе, когда заварилась каша, и я готов побожиться, что оно по-прежнему там.
Времени на обратный марш-бросок ушло немало, и Джон-Томово предположение насчет быстроногости хорька полностью оправдалось. Когда они сворачивали в последний коридор, Цанкреста был уже там.
– Не заметила, как он улизнул в боковой пхоход, – гневно прорычала тигрица, присоединившись к ним чуть позже. – Но тепехь-то не уйдет!
Тяжело дыша, Цанкреста стоял перед выходом. От его наряда остались жалкие лохмотья, и вообще хорек уже очень мало походил на волшебника. Он оглянулся и увидел быстро приближающихся мучителей. Впрочем, никто не мешал ему выбежать из магазина и устроить им снаружи какую-нибудь пакость. Никто, кроме старой самки кенгуру.
– Прочь с дороги, ведьма! Мое время драгоценно, и я не желаю тратить его на споры.
– А я здесь не для того, чтобы спорить с тобой, – спокойно ответила Снут, покачивая трубкой. Ее правая лапа была вытянута ладонью вперед. – Ты должен заплатить.
– Заплатить? За что? – нетерпеливо прорычал Цанкреста. Его враги припустили во весь дух, впереди неслась Разъяренная тигрица. Да, он не мог тратить время впустую.
– За ущерб, причиненный товарам и инвентарю.
– Я пытался спастись от обезумевшей кошки, которая гонится за мной даже сейчас. Я не виноват ни в каком ущербе!
– Ты виноват во всем, – мрачно отрезала Снут. – Ты спровоцировал конфликт. Ты сорвал сделку. Все это я готова простить, но прямые убытки ты возместишь. Здесь не филантропическая организация. Здесь бизнес. – Она пощелкала пальцами. – Я жду.
– Дура! Я же сказал: не желаю тратить время на споры! Согласен, эта лавчонка смотрится впечатляюще. Но я – Цанкреста из Гнилых Горшков – видал и поинтереснее. Даю тебе последнюю возможность убраться с дороги!
Снут не шевельнулась. Лапа волшебника нырнула в уцелевший карман и бросила в хозяйку магазина чем-то маленьким и круглым, а лапы кенгуру дернулись к животу. Раздался хлопок – взорвавшись, шарик заполнил дверной проем едким красным дымом. Джон-Том предостерегающе крикнул – и опоздал.
– Вот так-то, ведьма! Теперь я перешагну через твой труп.
Но в дверях происходило нечто совершенно непредвиденное Цанкрестой. Из сумки кенгуру, в которой, как показалось недавно Джон-Тому, кто-то шевелился, вдруг полезло что-то невероятно быстро растущее. В тот же миг стало ясно: никакой это не детеныш. На глазах у остановившихся преследователей хорька оно достигло роста Джон-Тома.
Цанкреста медленно попятился от привидения. Оно вымахало на сорок футов, до самого потолка, но и этим не удовлетворилось. Вскоре ему пришлось сгорбиться под каменным сводом.
Призрак имел форму красного кенгуру, но его морда ничем не напоминала добрых вегетарианцев вроде Снут. С умопомрачительно огромных заостренных ушей свисали толстые золотые кольца. Продолговатая пасть изобиловала серповидными зубами, крошечные черные зрачки в обрамлении серо-желтых белков смотрели вниз. В клубах серого дыма, лениво сочащегося из сумки Снут, пряталась достойная бегемота талия. Горильи руки доставали до пола, вывернутые в суставах пальцы упирались в камень.
На лбу призрака ярко алела лента со светящимися символами, безусловно принадлежащими иному, древнему миру. Неощутимый ветер трепал на скалоподобной груди тонкий шелк фуфайки.
И еще был голос. Не мягкий и скромный, как у владелицы магазина, а пугающий глубиной и широтой звучания. Слова привидения обращали гору в трепет:
– ОСТАНОВИСЬ, ГНУСНЫЙ БЕС, ВО МРАКЕ КОПОШАЩИЙСЯ, БЕЗДАРНЫЙ НЕУДАЧНИК. Я – ГАРУН АЛЬ-РУДЖИНН, ВЛАСТЕЛИН ВСЕХ ДУХОВ ВРЕМЕН МИНУВШИХ И ВРЕМЕН ГРЯДУЩИХ, ВСЕХ ПРИЗРАКОВ МИРА, КОИМ ПРАВЯТ МАРСУПИАЛЫ, ВЛАДЫКА ВСЕХ ПРОЧИХ, КРОМЕ ЖАЛКИХ СУЕТЛИВЫХ ТВАРЕЙ, ОБРЕЧЕННЫХ ТАИТЬСЯ В ТРЕЩИНАХ СКАЛ И СЛУЖИТЬ ПИЩЕЮ ЧЕРВЯМ. ОСТАНОВИСЬ И УСТРАШИСЬ! – К Цанкресте потянулась рука длиною с мачту, годную для плавания по Глиттергейсту.
Волшебник отпрянул и прижался спиной к стеллажу в напрасной попытке найти укрытие. Его морда исказилась гримасой отчаяния. Упав на колени, он взмолился:
– Пощади меня, пощади! Я не знал!
– НЕВЕДЕНИЕ – ДОВОД НАДМЕННЫХ! – загрохотал призрак. – ОТВЕРГАЮЩИЙ ЗНАНИЕ РЕДКО ПРОСИТ НРАВОУЧЕНИЙ. ПОПИРАЮЩИЙ ОБЫЧАИ ЖАЛОСТИ НЕ ДОСТОИН. НЕ ОТДАЮЩИЙ ДОЛГОВ ЗАСЛУЖИВАЕТ НАКАЗАНИЯ.
– Прости! – завопил, обезумев от страха, Цанкреста. – Я был ослеплен гневом!
– ТЫ БЫЛ ОСЛЕПЛЕН СВОИМ ЭГО, А ЭТО ГОРАЗДО ХУЖЕ.
– Пойми, ужасно быть вторым! Я не мог этого вынести. Я поддался неодолимому желанию вернуть себе доброе имя, славу величайшего практика мистических искусств. Да, порой я поступал нехорошо, но исключительно из любви к профессии! – Он простерся ниц, раскинув лапы. – Отдаюсь на твою милость!
– ЧЕРВЬ, ТЫ ЛЮБИШЬ ТОЛЬКО СЕБЯ. МИЛОСТЬ? ДА РАДИ НЕСКОЛЬКИХ МОНЕТ, РАДИ ДЕМОНСТРАЦИИ СВОЕГО ПРЕВОСХОДСТВА ТЫ ГОТОВ БЫЛ УБИТЬ МОЮ СМЕРТНУЮ. МИЛОСТЬ? ТАК И БЫТЬ, Я СНИЗОЙДУ ДО МИЛОСТИ.
Хорек приподнял голову, в его затравленном взгляде появилась надежда.
– ВОТ ТЕБЕ МОЯ МИЛОСТЬ: ВМЕСТО МЕДЛЕННОЙ СМЕРТИ – БЫСТРАЯ!
Цанкреста заверещал и метнулся влево, но не успел увернуться от огромной лапы. Пальцы сжались один-единственный раз, и визг больше не повторился. Лишь хруст костей кратким эхом разнесся под сводами пещеры.
Джон-Том и его спутники стояли, утратив дар речи.
Кулачище разжался и выронил кровавый сгусток, только что бывший Яльваром-Цанкрестой, колдуном Гнилых Горшков.
– ТЕПЕРЬ ВЫ, – произнес призрак чуть менее оглушительно. – ВОТ ТАК И БЫВАЕТ: СОБИРАЕШЬСЯ УЛАДИТЬ В ВЕЧНОСТИ ПУСТЯКОВОЕ ДЕЛЬЦЕ И ВДРУГ ЗАМЕЧАЕШЬ, ЧТО ОНА БИТКОМ НАБИТА ДОЛЖНИКАМИ. ЧТО Ж. – Массивный зубастый череп повернулся к Джон-Тому: – ПРИДЕТСЯ СЛЕГКА ЗАДЕРЖАТЬСЯ.
– Эй, погоди-ка! – Джон-Том попятился. – Мы готовы рассчитаться. Мы вовсе не воровать сюда пришли.
Он оглянулся на Снут, но та беспомощно развела лапами. Видимо, она не умела обуздывать приглашенных джиннов.
– ТЫ МОЖЕШЬ РАСПЛАТИТЬСЯ ЗА ТОВАР, БЛЕДНЫЙ ЧЕРВЬ, НО ЧЕМ ТЫ МНЕ ЗАПЛАТИШЬ ЗА ВЫЗОВ? ДЕНЬГИ ТВОИ МНЕ НИ К ЧЕМУ. МОЖЕТ, СУМЕЕШЬ РАЗЖАЛОБИТЬ МЕНЯ ПЕСЕНКОЙ? – Лавка «То, не знаю что» заполнилась вулканическим хохотом.
Джон-Том почувствовал, как его подталкивают в спину.
– Валяй, кореш, не тушуйся, – бодро прошептал Мадж. – Попытка не пытка. В случае чего я буду рядом.
– Что бы я без тебя делал!
Однако выдр был прав: необходимо как-нибудь умилостивить джинна и выбраться из подземелья. Но Джон-Том полностью выдохся, состязаясь с Черроком и Цанкрестой, и неважно соображал. К тому же он изрядно разозлился. Может быть, злость – не самая надежная помощница в таких ситуациях, но это его уже не беспокоило.
– Слушай, ты, Гарпун Аль-Хурджин!
Джинн засверкал глазами.
– МНЕ НЕ НРАВЯТСЯ СМЕРТНЫЕ, КОВЕРКАЮЩИЕ МОЕ ИМЯ!
– Ладно, учту, – пообещал Джон-Том, – но уж и ты не обессудь. За последние две недели мы чертовски вымотались. Пришлось добираться сюда за лекарством для больного друга. Если бы не вмешался этот старый прохвост, – указал он на кровавую лепешку, – мы бы уже выбрались отсюда и пошли своей дорогой. Короче, мы не имеем к нему никакого отношения.