— Действительно, почему бы нет?
   — Почему бы нет? — повторил я.
   — Этот Зарак, — задумчиво произнес Джерард, — был большим мастером по части шантажа.
   Я кивнул.
   — Слишком большим, на свою голову.
   Мы доехали до конца главной дороги и свернули на узенькие улочки, ведущие к Илингу.
   — А вы знаете, где находится эта фабрика? — осведомился я. — Или придется спрашивать полицейского?
   — Карта, — коротко ответил Джерард и достал из «бардачка» карту. — На ней обозначены все дороги. Доедем до нужной и будем смотреть в оба.
   — Что ж, справедливо.
   — Но только, когда увидим ее, проедем мимо, — добавил он. — Посмотрим, что к чему, а там решим, как действовать дальше.
   — Ладно.
   — Примерно через милю поворот налево. Оттуда до нашей цели еще миль пять. Я буду вашим штурманом.
   — О'кей.
   Свернув влево, мы проехали через большую автомобильную развязку и оказались на сонной городской окраине, где дымились каминные трубы и жарилось что-то вкусное на воскресный ленч.
   — Кстати, завтра будут готовы профильные анализы виски из Мартино-парк, — сказал Джерард.
   — И той пробы из бутылки, что я взял из «Серебряного танца луны»?
   Джерард кивнул.
   — По идее, они должны быть идентичны.
   — Так и будет.
   — Надо же, какая уверенность! Я усмехнулся.
   — Да.
   — Ну ладно, выкладывайте, в чем тут загвоздка.
   — Помните, я говорил вам, что в виски, вывозимом из Шотландии, содержание спирта составляет пятьдесят восемь процентов? И на фабрике по розливу «Рэнноха» они добавляют в него воду, чтоб довести крепость до положенных сорока градусов?
   — Да, — кивнул он.
   — А вы имеете хотя бы отдаленное представление, сколько для этого требуется воды?
   — Нет, конечно, нет. Сколько же?
   — Около двух тысяч семисот галлонов. Более десяти тонн по весу.
   — Ого!
   — Да, — кивнул я. — На фирме «Рэннох» всегда очень следили за качеством воды. Используют самую чистую родниковую воду, пусть даже она и не из шотландского озера. Но готов поклясться, что похищенное у Чартера виски разбавляли самой обычной водой из-под крана.
   — А это плохо? Я рассмеялся.
   — Конечно, плохо! Да любой шотландский производитель виски при виде этого просто хлопнулся бы в обморок. Принято считать, что шотландское виски является своего рода уникальным напитком именно благодаря мягкости и чистоте воды. Когда я в лавке еще раз попробовал виски, конфискованное в «Серебряном танце луны», то различил еле уловимый запах химикатов. Вообще-то в целом водопроводная вода у нас не так плоха, но в некоторых районах она просто ужасна. Даже чай из нее получается отвратительный. Да зайдите здесь в любой дом и спросите.
   — Здесь? — удивленно воскликнул он.
   — Западные окраины Лондона. Они этим славятся.
   — О Господи…
   — И на профиле это обязательно скажется.
   — Вода?
   — Нет, присутствие химикатов, которые используют для ее очистки. В настоящем виски их не обнаружить.
   — Но разве водопроводная вода не влияет на этот самый профиль? Я имею в виду… сумеем ли мы доказать, что наши пробы идентичны оригиналу, то есть виски, вывезенному из Шотландии?
   — Да, конечно, не беспокойтесь. Водопроводная вода не влияет на профиль виски, просто в нем будут выявлены дополнительные компоненты.
   — А то, что виски разбавлено, имеет значение?
   — Нет, — ответил я. — Анализ с использованием газовой хроматографии выявляет лишь наличие веществ, а не их количество.
   Похоже, он был удовлетворен услышанным.
   — Так, на следующем светофоре сверните направо… А может ли эта самая газовая хроматография определить, откуда взята водопроводная вода?
   — Не знаю.
   — Удивительно!
   — Что удивительно?
   — Что есть, оказывается, на свете вещи, которых вы не знаете.
   — Есть… К примеру, понятия не имею о династиях китайских императоров, о том, как сказать «спасибо, нет» на пятнадцати языках, о том, как проехать на эту самую фабрику. — И еще больше всего на свете мне хотелось бы развернуться и уехать домой, подумал я. Чем ближе мы подбирались к логову Нейлора, тем больше я нервничал… Я думал об отце, храбрейшем из храбрых, отчаянно бросавшемся в бой, увлекавшем своим примером солдат… Господи, ну почему я не пошел в него, почему не унаследовал отчаянной смелости, почему вместо этого во рту у меня пересохло и дыхание участилось?.. А ведь мы еще даже не углубились в дебри этого самого Илинга.
   — Здесь налево, — сказал Джерард. — А потом третий поворот направо… Вот она… наша улица.
   Он был абсолютно спокоен, ни малейшего волнения ни в голосе, ни на лице. Я, стараясь взять с него пример, немного ослабил пальцы, так и впившиеся в руль, но и это не помогло успокоиться.
   Бесполезно. Даже зубы мои были плотно стиснуты, а сердце так и подпрыгивало в груди. Наконец мы свернули налево и медленно поехали вдоль по улице.
   — Вот она, — небрежно бросил Джерард. — Видите?
   Я взглянул в указанном направлении и увидел высокую кирпичную стену со столь же высокими запертыми воротами. На воротах поблекшие белые буквы складывались в надпись: «Стюарт Нейлор боттлинг», ниже висел замок размером с чайное блюдце.
   Да сюда ни за что не пробраться, подумал я. Слава тебе, Господи…
   — А в конце улицы сверните налево, — сказал Джерард. — Где-нибудь там и запаркуемся.
   Это был один из тех районов, где предприятия легкой промышленности возводились среди жилых кварталов, образуя как бы единое целое. Мы проехали мимо домиков с кружевными занавесками на окнах, маленькими садиками у входа. И запаркова-лись у обочины в ряду других машин, принадлежавших местным обитателям. Небось уже едят себе свои ростбифы, мрачно подумал я. Йоркширские пудинги, соус… Было уже время ленча, живот у меня подвело, а в желудке точно бабочки порхали, целая стайка, как в бразильском тропическом лесу.
   Медленно, словно прогуливаясь, прошли мы по улице и не встретили на ней ни души, если не считать пожилого господина, терпеливо ожидавшего, пока его собака не сделает свои дела у фонарного столба.
   Дойдя до ворот восьми футов в высоту, выкрашенных в поблекшую на солнце темно-зеленую краску, Джерард остановился и, закинув голову, стал разглядывать их, точно читал надпись из больших белых букв.
   — А на каменном заборе наверняка рассыпано битое стекло, — заметил я. — И еще протянута проволока под напряжением. И не говорите мне, что можете сбить этот замок. Он полтонны весит.
   — Нет необходимости, — спокойно ответил Джерард. — Раскройте глаза пошире. В больших массивных накрепко запертых воротах имеется, как правило, маленькая дверь, в которую может проскользнуть всего один человек. Вот она, прямо перед нами, по левую руку… Замок, насколько я могу судить, весьма примитивен. И если мне не удастся отворить эту самую дверцу, считайте, что лучшие годы своей жизни я потратил напрасно.
   Он перестал читать надпись и двинулся дальше, время от времени поглядывая на прорезанную в воротах дверцу.
   — Вы курите? — спросил он.
   — Нет, — удивленно ответил я.
   — Тогда завяжите шнурок.
   — Хорошо, — смекнув, к чему он клонит, я послушно нагнулся и сделал вид, что завязываю несуществующий шнурок на своих мокасинах.
   — Мямля! — раздался над головой голос Джерарда.
   — Что?
   — Да входите же!
   Тут к своему изумлению я обнаружил, что узенькая дверца открывается. Джерард оказался на удивление проворен. Я заметил, как он убирает во внутренний карман кусок прозрачного пластика, одновременно косясь в ту сторону, где собака вновь испытывала терпение хозяина, пристроившись у очередного столба.
   Джерард прошел в ворота с таким уверенным видом, точно делал это каждый день, я, чувствуя, как учащенно забилось сердце, последовал за ним. Он притворил за мной дверцу, замок защелкнулся. На губах его играла легкая улыбка, и только тут я с удивлением понял, что, несмотря на болезнь и усталость, он явно наслаждается всей этой игрой.
   — Там могут быть люди, — пробормотал я.
   — Если кто спросит… скажем, что дверь была открыта. И мы зашли просто из любопытства.
   Мы оглядели гигантские ворота изнутри. Оказалось, что тяжелый висячий замок снаружи был повешен только для отвода глаз — толстые засовы упирались в землю, еще один крепился в петлях посередине, примерно на высоте груди. Так что сколько ни напирай снаружи, ворота ни за что не откроются.
   — На фабриках всегда найдется какая-нибудь щелочка, в которую можно проскочить, — заметил Джерард, махнув рукой в сторону дверцы. — Особенно на старых, таких, как эта, построенных в век невинности и неведения.
   Мы находились в большом заасфальтированном дворе. Справа от нас тянулось высокое кирпичное строение: небольшие зарешеченные оконца в два ряда, один выше, другой ниже. В дальнем от нас конце двора виднелось современное одноэтажное здание офиса из бетонных панелей, а слева, совсем рядом, — сторожевая будка, в которой по будням наверняка торчал охранник или сторож и проверял машины и входивших и выходивших людей. Но сегодня его видно не было. Дверь заперта. Джерард даже подергал за ручку — никакого толка.
   Рядом с дверью находилось оконце типа тех, что встречаются в билетных кассах. Очевидно, подумал я, именно возле него и стоял по будням сторож. Джерард, щурясь, заглянул внутрь под разными углами, затем снова сосредоточил свое внимание на дверце.
   — Врезной замок, — заметил он, оглядев скважину. — Жаль…
   — Какая разница? — спросил я. — Что можно найти в сторожевой будке?
   Джерард окинул меня насмешливо-снисходительным взглядом.
   — На старых фабриках типа этой в будке можно найти ключи от всех дверей. Их вешают на такую дощечку. И сторож выдает ключи по мере того, как рабочие и служащие являются на работу.
   В полном молчании, разинув рот, я наблюдал, как он вставил в скважину стальную отмычку и, весь сконцентрировавшись, начал еле заметно шевелить ею, прощупывая недра капризного замка, — взгляд отвлеченный, невидящий, все внимание сосредоточено на движениях пальцев.
   Вокруг по-прежнему ни души. Никто не кидался к нам через двор, требуя объяснений. Внезапно послышался громкий щелчок, и Джерард, удовлетворенно вздохнув, вынул отмычку и повернул дверную ручку.
   — Вот так-то лучше, — тихо заметил он. — Ну что, пойдем посмотрим?
   Мы шагнули в маленькую комнатку с деревянным полом. Один стул, контрольные часы, где в ячейках, рассчитанных на добрую сотню пропусков, лежало лишь шесть карточек; новенький с виду огнетушитель, плакат в рамочке с основными правилами техники безопасности. А также маленький и, по всей видимости, не запертый настенный шкафчик. Джерард распахнул створки шкафчика, и тут выяснилось, что он был прав. Внутри тянулось четыре ряда маркированных крючков, на каждом висел ключ, тоже маркированный.
   — Что и требовалось доказать, — тоном глубочайшего удовлетворения протянул Джерард. — Так… похоже, тут действительно никого. Фабрика в полном нашем распоряжении. — Он прочитал надписи над крючками. — Начнем, пожалуй, с офисов. Я как-то ближе с ними знаком. А потом куда?
   Я тоже прочитал надписи.
   — Главное производственное помещение. Хранилище для бутылок. Этикетки. Чаны. Распределительный щит… Сколько у нас времени?
   — Если Пол Янг и в самом деле окажется Стюартом Нейлором и будет последователен в своих действиях, то сейчас он находится на пути к Мартино-парк. И если полиция там его перехватит, то в нашем распоряжении часа два-три.
   — Что-то мне подсказывает, что гораздо меньше, — заметил я.
   — Да нет. Всегда кажется, что мало времени, когда впервые идешь на дело.
   Я потерял дар речи. Он снял с крючков те ключи, которые казались ему нужными, и предложил мне сделать то же самое. Мы вышли из будки, он затворил за собой дверь, в чем, мне казалось, не было никакой необходимости, и зашагали через двор.
   Слева открылось взору еще одно большое кирпичное здание, и тут мне пришлось расстаться с последней слабой надеждой на то, что Стюарт Ней-лор невиновен и что нам придется убраться отсюда не солоно хлебавши и как можно скорей. Ибо за углом, слева от нас, стоял во дворе серый фургон «Бедфорд» с коричневыми полосками по бортам и снятыми номерами. Я подошел и заглянул внутрь через пыльные стекла. Ничего. Ни вина, ни лохматых париков, ни дробовика.
   — Бог ты мой, — удивился Джерард. — Вроде бы тот самый, да?
   — Ну, во всяком случае, в точности такой же. Он глубоко вздохнул и оглядел двор.
   — А вот большого фургона с надписью: «Винтнерс инкорпорейтед» — что-то не видно… Может, находится на пути к Мартино? Ладно, займемся офисами, и… э-э… постарайтесь не оставлять следов присутствия.
   — Ладно, — слабым голосом произнес я.
   Мы шли через асфальтированный двор, каблуки, как мне казалось, стучали страшно громко. А через полминуты Джерард уже отпирал дверь ключом — с таким видом, точно являлся прибывшим на работу управляющим в полосатом костюме.
   Судя по пропускам, лежавшим в ячейках, штат на фабрике был явно недоукомплектован. В здании было всего шесть кабинетов, четыре из них выглядели совершенно необитаемыми — пустые столы и стулья, в других наблюдались следы конторской деятельности, лежали бумаги. В дальнем конце коридора располагалось еще несколько кабинетов с общей секретарской, куда вела запертая дверь с табличкой «Главный управляющий». Чуть ниже красовалась вторая, где более мелкими буквами значилось: «Без стука не входить».
   Мы вошли без стука, использовав ключ, взятый в сторожке. И увидели довольно уютный офис. Стены увешаны календарями, картами и рекламными плакатами различных областей Франции, где производилось вино. Два стола: один, большой, — директорский, второй, поменьше, очевидно — принадлежал секретарю. С первого взгляда было видно, что ими пользовались каждый день. В ящике для приходящих бумаг лежали письма и бланки каких-то счетов, рядом со стаканчиком для ручек и карандашей цвела в горшке африканская фиалка.
   Джерард занялся счетами. Я же пошел в соседнюю комнату, обставленную дорогой мебелью — низкий стол, зеленые кожаные кресла, ковер. Медный цветочный горшок с каким-то вечнозеленым растением шести футов <Фут-0,3048 м> в высоту, бар… На стенах, в рамочках, фотографии и рисунки фабрики, какой она была пятьдесят лет тому назад при Бернарде Нейлоре. Низенькая дверца открывалась в роскошно отделанный туалет.
 
   В дальнем конце кабинета находилась еще одна дверь. Помещение, оказавшееся за ней было, по всей видимости, предназначено для заседаний совета директоров. Но теперь все центральное его пространство занимал огромный, больше бильярдного, стол, на котором красовалось нечто вроде макета некой местности: холмы, долины, равнины и плато, зеленые леса. Посреди долины вилась узенькая бледно-голубая лента, обозначающая реку.
   Я с изумлением взирал на эту картину. Джерард просунул голову в дверь, увидел стол, нахмурился и спросил:
   — А это еще что такое?
   — Военные игры, — ответил я.
   — Что, серьезно? — Он подошел ближе. — Да, поле битвы… А где же солдаты?
   Мы нашли солдат в шкафу возле стенки. Они были аккуратно разложены по коробкам — сотни солдат в самых разнообразных мундирах, многие раскрашены от руки. Имелись тут и целые наборы миниатюрных танков и пушек всех исторических эпох, и грозного вида ракеты на специальных подставках. Были тут и вертолеты для перевозки десанта, и бипланы времен первой мировой, и крошечные игрушечные мотки колючей проволоки, машины «скорой», а также макеты зданий всех видов и сортов, причем некоторые из них были разрушены, как после бомбового удара, а другие раскрашены красным, словно горели.
   — Невероятно, — пробормотал Джерард. — Однако настоящие войны разыгрываются не метанием костей. Выбросил, допустим, шестерку, стало быть, стираю с лица земли твой плацдарм.
   Мы закрыли шкаф и последний раз взглянули на стол. Я провел рукой по контурам горной гряды.
   Горы двигались!..
   Несколько ошарашенный, я собрался было вернуть гору на место, но затем, приглядевшись, с изумлением увидел, что внутри она полая. Приподнял еще две горы. То же самое.
   — Что там? — спросил Джерард.
   — Горы внутри белые.
   — Ну и что с того?
   — Видите, из чего они сделаны?
   Я поднес перевернутую горку поближе к нему.
   — Из гипса. Обратите внимание на края… похоже на бинты. Думаю, весь этот макет — плод его творчества.
   — О Бог ты мой!
   — Так что никакой он не специалист по челюст-но-лицевой хирургии, — добавил я. — Просто фанатик военных игр. Хороший податливый материал… прекрасно формуется, легко раскрашивается, а застыв, становится твердым как камень.
   Я осторожно поставил холмы и горы на место.
   — И наверняка где-то поблизости у него хранятся большие запасы этого материала. Так что если не возражаете… пошли отсюда, и побыстрей.
   — Да, — кивнул Джерард. — Думаю, в тот день, когда он заехал в «Серебряный танец луны», при нем находились запасы этого гипса. Купил где-нибудь по дороге и вез в своем «Роллсе».
   Все же, как правило, людям несвойственно за-гипсовывать головы других людей. Чтоб решиться на такое, человек должен обладать поистине извращенным образом мышления и неиссякаемой психопатической злобой. Очевидно, начавший с макетов Стюарт Нейлор, превратившийся затем в Пола Янга, успел пройти по этой зловещей дорожке долгий путь.
   Мы притворили за собой дверь, прошли через обставленный зеленой кожаной мебелью кабинет и оказались в первой комнате.
   — Здесь достаточно свидетельств вполне законной производственной деятельности, причем создается впечатление несколько шаткого финансового положения, — сказал Джерард. — Ничего нужного нам обнаружить не удалось. Есть бумаги, связанные с приемом грузов от «Чартер Кэрриз» месячной давности. Больше ничего. Ни счетов от «Винтнерс ин-корпорейтед», ни накладных… Нет, этот офис явно предназначен для демонстрации инспекторам и финансовым ревизорам. Все чистенько. Ничего полезного для нас, кроме образцов почерка Пола Янга, он же Стюарт Нейлор. Давайте посмотрим саму фабрику.
   Он запер дверь и, приподняв брови, вопросительно уставился на меня.
   — Попробуем зайти туда, — сказал я, указывая на здание, возле которого стоял фургон «Бедфорд». — Сперва там посмотрим.
   — Хорошо.
   В длинной стене без окон виднелись две двойные двери. Сперва я попробовал на одной ключи от склада для бутылок, затем — от главного производственного помещения и в конце концов отпер ключом с надписью: «Распределитель».
   Петли скрипнули, дверь отворилась. Я невольно вздрогнул и весь подобрался в предчувствии худшего. Мы вошли в здание и увидели, что здесь располагается склад для хранения уже упакованных и готовых к отправке бутылок.
   Огромное помещение, простор для торговой деятельности, которой почему-то не наблюдалось. На трех ленточных конвейерах стояли коробки с надписями: «Столовое вино красное», далее следовал адрес получателя, какого-то ресторана в Суррее. На четырех других конвейерах — коробки с тем же адресом и пометкой: «Столовое вино белое». И больше ничего.
   — Видел в конторе документы на эту партию, — сказал Джерард. — Ресторан оплатил закупку и перевозку вина, Нейлор разлил его по бутылкам. Похоже, обычная партия товара, ничего незаконного.
   Мы вернулись во двор и заперли за собой тяжелые двойные двери.
   — Ладно, теперь в разливочный цех, — сказал я, глядя на высокое здание напротив. — Посмотрим, что там творится.
   Соответствующий ключ не подвел и на этот раз. Здание было старым, с первого взгляда становилось ясно, что строилось оно еще дедом Нейлора, строилось основательно, чтоб хватило на несколько поколений. Стены внутри выложены белым кафелем до уровня плеча, выше (уже давно) выкрашены кремовой краской. Слева от главного входа находилась винтовая лестница, и Джерард предложил сперва наведаться наверх, поскольку его натренированный на бумажках разум подсказывал, что там должен находиться офис. И мы поднялись наверх, и оказалось, что он до определенной степени прав.
   Наверху, в пропыленном и заброшенном с виду помещении, виднелась запертая дверь. Вернее, небольшая дверца, которая послушно, словно повинуясь заклинанию «Сезам», отворилась, когда мы сунули в замочную скважину ключ с пометкой: «Этикетки».
   Весь пол покрывали горы этикеток. Они были сложены в пачки, тысячи и тысячи штук, и на первый взгляд свалены совершенно бессистемно, но я подозревал, что некий порядок здесь должен существовать.
   — Обычное дело, — заметил я. — Никто никогда не заказывает строго определенного количества этикеток, вне зависимости от того, для какого товара предназначаются. Вы всегда заказываете с запасом, на всякий непредвиденный случай. Ну а неиспользованные остаются и скапливаются.
   — Видно, так оно и есть…
   — А нужные для дела этикетки наверняка хранятся вон в тех ящичках типа маленьких сейфов для хранения ценных бумаг. Кстати, на некоторых из них наклеены спереди образцы этикеток.
   — Нам нужно посмотреть «Сент Эстеф» и остальные вина. И «Беллз»…
   — Гм…
   Мы принялись искать, но, к своему разочарованию, не обнаружили ни одной фальшивой этикетки.
   — Но нам обязательно надо найти хоть что-нибудь, — пробормотал Джерард. — Нужны доказательства.
   Но в этой комнате их, похоже, не было.
   В задней части помещения виднелась еще одна запертая дверь. Очевидно, она вела в соседнюю комнату. Я предложил заглянуть туда и проверить.
   — Ладно, — пожал плечами Джерард.
   Ключ от первой комнаты не подошел. Джерард поставил еще один диагноз «врезной замок», и взялся за отмычку. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем замок наконец поддался и мы вошли.
   Посреди комнаты стоял печатный станок. Чистенькая, хорошо смазанная и компактная современная машина, вполне способная производить безупречные этикетки.
   Рядом валялись неразрезанные листы этикеток — результат недавней работы станка. Яркие краски, целые ряды этикеток от «Беллз», неотличимые от настоящих.
   Мы с Джерардом не обменялись и словом. Не сговариваясь, двинулись к шкафам и коробкам, выстроившимся у стены. И нашли там все, аккуратно отпечатанные, продолговатые, с картинками и знакомыми до боли надписями: «Сент Эстеф», «Сент Эмильон», «Вальполиселла», «Макон», «Волней» и «Нюи Сент Жорж»…
   — Смотрите-ка, это же Chateau de Chenonceaux <Замок де Шенонсо (фр )>! — заметил я.
   — Что это?
   — На этикетке от «Сент Эстефа». То-то мне тогда показалось, что я уже где-то его видел. Chateau de Chenonceaux на Луаре, только моста нет.
   — Рад, что вы знаете, о чем говорите.
 
   Он брал по одной этикетке каждого вида и бережно складывал в бумажник. Затем сунул его в карман пиджака. Мы оставили все, как было, но на обратном пути он, к моему облегчению, не стал останавливаться и запирать дверь. Мы спустились вниз, на первый этаж. И увидели слева дверь с надписью: «Чаны».
   И едва успели войти, как уловили запах вина — теплый, с привкусом розовых лепестков, он наполнял помещение сладким ароматом земных плодов. Джерард удивленно приподнял голову, а мне показалось, что я вернулся домой.
   — Я и понятия не имел… — пробормотал он. Небольшой коридорчик вел в два длинных зала.
   В том, что побольше и слева, стояли, выстроившись в два ряда по десять, огромные круглых чаны, выкрашенные в темно-красную краску. Каждый был восьми футов в высоту, шести — в диаметре и крепился на кирпичных подпорках на высоте примерно двенадцати дюймов <Дюйм — 2,54 см> от пола. В каждом из чанов имелись спереди большие клапаны для заливки и слива, маленький кран для забора проб, уровнемер и специальный держатель, в щель которого вставлялась карточка с обозначением содержимого.
   — Какие огромные… — заметил Джерард.
   — Одна цистерна Кеннета Чартера может заполнить четыре таких. В одном чане помещается пятнадцать тысяч галлонов. Бывают и больше.
   — Спасибо за информацию. Я улыбнулся.
   — А теперь посмотрим, что в них.
   Мы прочитали надписи на карточках. На большинстве из них значилось: «Пусто», показатели уровнемера стояли на нуле. Три ближайших ко входу и слева были отмечены следующими надписями: «Столовое вино „Килли“, отправлено 1 октября», «Дин-заг», отправлено 24 сент.». На двух других, что напротив, значилось: «Лайнаккет», отправлено 10 сент.» Все эти чаны были заполнены на три четверти.
   — Все эти вина значились в бумагах, которые я видел в офисе, — разочарованно протянул Джерард.
   — Тогда посмотрим, что в пустых, — предложил я. — Уровнемеры могут быть отсоединены.
   Я начал с конца, руководствуясь тем соображением, что если Пол Янг и хранит здесь свою добычу из Мартино-парк, то, должно быть, припрятал ее подальше от входа. Так и оказалось. Повернув кран под самым первым из чанов, я увидел, как на пальцы мне закапала жидкость со специфическим запахом виски.
   — Черт, вроде бы нашел! — воскликнул я. — Надо бы раздобыть какую-нибудь бутылку и отлить в нее пробу.
   — Позже! Сперва посмотрим в других.
   — Во всех?
   — Да.
   Я по очереди открывал маленькие краны на монстрах с отметкой «Пусто», и в пяти из них мы обнаружили виски, а в трех — вино. Сказать, сколько именно галлонов в каждом из чанов, было невозможно, но мне и Джерарду казалось это не столь важным. Вино, насколько я мог судить, облизнув ладонь, походило на старого знакомца, «Сент Эс-теф», виски оказалось уже разбавленным водопроводной водой «Рэннохом». Джерард щурил глазки, словно довольный сытый кот, и, когда я наконец выпрямился, проверив последний из чанов (который на самом деле оказался пустым), заметил, что теперь мы видели все, что нужно. Кроме непосредственно того места, где производится розлив. И где, по моему мнению, должно находиться это место?