Они докурили, и капитан вернулся в зал.
Гремел вальс.
Танцевали все, надсаживался оркестр, проносились мимо
разгоряченные пары; синий дым под ослепительным светом люстр медленно
ворочался над головами и нехотя уползал в ночь через раскрытые настежь
окна.
Прижатый к столам капитан едва уклонялся от танцующих, им было
тесно, и они двигались по залу, захваченные ритмом и музыкой; капитан
едва продвигался к столу, а в спину ему ударяли слова стоявшей на
эстраде певицы в коротком платье колоколом.
- Возвращайся! Там-парарам-там-там! Возвращайся! - пела она, и
призыв ее повторял оркестр. Снова призывала певица вернуться, и ей
вторил зал, не останавливая своего вращения по часовой стрелке.
Капитан только сейчас заметил это и вспомнил, что почему-то всегда
танцуют именно так - по часовой стрелке.
"А вот и они, - подумал капитан. - Сидят напротив и молчат. О чем
они думают, Галка и Стас?"
- А вы что же? - спросил капитан. - Последний вальс?..
- Тебя ждали, - сказала Галка.
Капитан пожал плечами.
- Чашечку кофе с лимоном бы не грех, - сказал он.
- Уже заказали, - сказал Стас. - Сейчас принесут.
Капитан начал тихо злиться: все у них продумано наперед.
Зал тем временем кружился под крики "Возвращайся!", и капитану
захотелось заорать во все горло: "Ну вот я и вернулся! И что?"
И тут вальс кончился. Оркестранты поднялись со своих мест, у
помоста, на котором они все стояли, возник неожиданно Васька Мокичев.
Он сказал что-то руководителю, и оркестранты снова взялись за
инструменты, а Мокичев направился в сторону столика, за которым были
капитан, Решевский и Галка, сел с капитаном рядом, толкнув его под
столом коленом.
- Слушай, старик, для тебя играть будут, - шепнул он, наклонясь.
В зале погас свет.
Все ждали. На помосте выросла фигура саксофониста.
- По просьбе наших гостей, моряков, вернувшихся после перегона
судов на Дальний Восток, исполняется народная песня о Колыме! -
объявил по микрофону музыкант.
"Черти, - подумал капитан, - полосатые... В фольклор занесли".
Под эту мелодию танцевать никто не решился. Зал притих и молча
слушал неведомо кем придуманную песню.
Капитану захотелось вдруг, чтоб никого не было рядом, он
обозлился на Мокичева, тоже, уважил... Не то чтобы песня расстроила
его, но, как говорят, не в жилу попал Васька...
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь...
"Что же мне делать, - подумал капитан. - Говорят, за любовь надо
сражаться. Надо. А кто определит, где начинается и где кончается
любовь?"
Он повернулся к стене, с которой длинноволосая девушка
протягивала ему ладони, полные янтаря.
"Зачем ты женился на Галке? - спросил себя капитан. - Ты ведь
знаешь, что женщину нужно любить, забывая обо всем, или не любить
вовсе... А можешь ли ты сказать, что Галка была для тебя дороже всего
на свете? Да, в море ты думал о ней, торопился вернуться в порт. Но
едва кончался срок пребывания на берегу, ты отдавал швартовы и опять
уходил в море... Вот ты и остался с ним, с морем. Забудь о Галке. Это
не твоя Пенелопа..."
- Пора идти, - сказал капитан. - Пойду расплачусь...
- Уже уплачено, - сказал Решевский.
- А кто тебя об этом просил?
- Олег, - сказала Галка, - не надо... Прошу тебя.
Весь вечер капитан старался незаметно заглянуть ей в глаза,
словно надеялся прочитать там важное для него, но так ничего и не смог
прочитать.
На выходе капитана перехватил Мокичев. Прощаясь, крикнул: "В нашу
контору приходи завтра!" - и помчался догонять свою компанию.
- Пойдем пешком, - предложила Галка.
- Можно, - сказал Волков, а Решевский промолчал.
Они свернули направо и пошли по улице Комсомольской, той самой,
где встретились днем.
Было около полуночи. Позади залязгал трамвай, потом все стихло, и
только шорох шагов нарушал тишину, да цветущие липы стояли на их пути.
Все трое молчали, но каждый из них вел мысленный разговор с двумя
другими и с самим собой, странный разговор, потому что из троих
собеседников лишь один был воплощен во крови и плоти, а остальных он
смоделировал сам.
В тишине, нарушаемой лишь редкими звуками ночного города, шел
бурный спор о жизни, и самым удивительным было то, что никто не мог
победить в этом споре, и все стороны были правы.
Улица была длинной, и они шли по ней, продолжая молчаливый
разговор друг с другом.
"Чувствую, - подумал Решевский, - как надвигается нечто
неизвестное... Так оно, наверное, и должно быть? "
Он ощутил, как Галкина рука скользнула к его локтю, осторожно
прижал ее руку, посмотрел налево и увидел, что Волкова она тоже взяла
под локоть.
"Их двое, а я одна, - подумала женщина. - Какие чувства я должна
испытывать сейчас? Угрызения совести по отношению к первому,
неловкость, смущение, страх перед обоими... Кто из них ближе для
меня?.."
Она хотела освободить руки, которые лежали на запястьях идущих с
нею рядом мужчин, но не решилась сделать это.
"Нужно ли мне думать о них вообще? - спросил себя капитан. - Ведь
жизнь моя начинается снова..."
На несколько километров тянулась улица, любимая улица капитана,
и, подумав об этом, он уточнил: любимая в прошлом.
"Но улица не виновата, - решил он, - пусть остается в памяти
такой, как помнил о ней там..."
Теперь на улице лежала ночь, и улица приобрела иное обличье. Она
стала уже, посуровела и словно насторожилась. Особняки угадывались в
густой темноте размытыми пятнами, и лишь фонарь над номером дома
напряженно и зорко всматривался в прохожих.
Они поравнялись с тем домом, что выстроили на пустыре в
отсутствие капитана. Он поднялся выше домов-старожилов и, словно
корпус плавбазы среди траулеров, стоял у улицы-причала с рядами
погашенных и освещенных окон-иллюминаторов.
Волков увидел, как возник во мраке зеленый огонек, и рванулся с
тротуара на мостовую, подняв руки над головой и закрывая дорогу
мчавшемуся такси.
- Быстро! - крикнул капитан и распахнул дверцу Решевскому и
Галке.
- Спасибо, Олег, - сказала Галка и хотела произнести какие-то
слова, но капитан буркнул: "Пока", - и захлопнул дверцу.
"Волга" плавно взяла с места, и капитан остался один. Он смотрел
вслед машине. Вот зажглись на повороте красные огни, донесся звук
набиравшего обороты двигателя, послышался смех во дворе, и в доме,
выстроенном в отсутствие капитана, погасло еще несколько окон.
"Домой, - подумал капитан. - Надо домой..."
При этом он даже не подумал, что дома, собственно, у него нет, он
еще долго будет обзаводиться им, этим домом. В свое время капитан
поймет, какой замечательный смысл заложен в самом понятии "дом".
Сейчас ему лишь тридцать два года. Он многое успел повидать, пережить
и перечувствовать, он все еще полон сил, и жизнь у капитана впереди.
Пока он ощущает себя дома и в купе поезда, и в комнате Межрейсового
дома - гостиницы для моряков.
Он и пойдет сейчас туда, а завтра получит новый корабль и уйдет
на нем в море, туда проложена его дорога, там он будет начинать свою
новую жизнь, начинать ее по иному счету, счету, который выставила ему
судьба, научив ценить по-настоящему то, что человеку дается один раз.
А на берегу останутся эти двое. Они пришли друг к другу через
него и пусть будут счастливы. Капитан не желает им зла.
На проспекте Мира, на повороте у гостиницы "Москва", Волкова
обогнал трамвай.
Трамвай продвинулся вперед и вдруг остановился. Капитан не
раздумывая подбежал к задней площадке, встал на подножку. Трамвай
дернулся и покатил по сонному городу.
Вагон был пуст. Капитан сунул руку в карман и услышал женский
голос:
- Одного провезу и бесплатно. До рыбного порта, поди?
Капитан заулыбался и, пошатываясь меж сидений - пустой трамвай
качало, - прошел к застекленной двери вожатой.
- Спасибо, - сказал капитан.
- С приходом тебя, что ли? - спросила женщина, почти невидимая в
затемненной кабине.
- Да вроде того, - откликнулся капитан, продолжая стоять у
лобового окна бегущего в ночь трамвая.
- И гуляешь, значит, - уточнила она.
- Гуляю...
- Мой тоже скоро придет. Дал радиограмму, что снялись с промысла.
Он в Африке где-то, мудреное место, язык сломаешь, в общем, "бей"
какой-то... Жду скоро. А вот и попутчики тебе...
Она затормозила на площади, и вагон принял рыбаков, молодых ребят
с девчонками. Стало шумно, и капитан отошел от кабины вожатой и сел
неподалеку под надписью: "Для пассажиров с детьми и инвалидов".
Наконец трамвай добежал до порта, развернулся у проходной и
встал.
- До свиданья, - сказал капитан женщине. - Скоро и твой придет...
- Уж наверно, - сказала она, и капитан побрел прочь.
Волков не знал, зачем заехал сюда последним трамваем, просто его
неудержимо потянуло в порт. А ведь здесь стоят корабли других
капитанов...
И он не пошел в проходную, свернул налево и двинул вдоль высокой
ограды к набережной реки, где снаряжали в рейсы СРТ и где не было
никаких заборов.
Поздней ночью уходил на промысел траулер "Моздок". Капитан
обогнул стороной тот кусок причала, где стояло судно и суетились у
борта люди, слышались голоса, подходили грузовики, скрипели сходни,
метались человеческие тени... Он остановился неподалеку и смотрел, как
хлопочут люди, собирая себя в большую дорогу.
Капитан впервые наблюдал отход со стороны. Конечно, и ему
приходилось провожать в море друзей, но сидел он обычно в каюте. А тут
он видел все целиком, жадно впитывая в себя полузабытые ощущения, тот
особый настрой, когда ты еще на берегу, но внутренне уже простился с
ним и с нетерпением ждешь, когда можно будет отдать швартовы.
Наконец, он увидел, как сошли с борта "зеленые фуражки", матросы
разошлись по местам, и на мостике возник капитан. На берегу стояло
несколько женщин - рыбацкие жены пришли проститься, и глубокая ночь не
была им помехой.
Послышалась команда: "Отдать носовой!" Траулер стоял носом против
течения, и Волков понял, что его коллега хочет с помощью реки отбить
корпус от причала, разворачиваясь на кормовых швартовых, а уже потом
врубить ход, отдав все концы.
Так оно и было. "Моздок" отвалил от стенки и бойко пробежал мимо
капитана, стоявшего в тени пакгауза. Вот он вышел на поворотные
створы, на главном фарватере повернул направо и скрылся за излучиной
реки, забитой плавбазами и рефрижераторами, траулерами и банановозами.
Капитан сидел у самой воды, курил сигареты, стряхивал пепел в
невидимую реку.
"Вот ушел и еще один, - подумал капитан. - Так и я скоро уйду...
И снова буду возвращаться, и снова - в океан... Что ж, в этом моя
правда. Я верил в сегодняшнюю ночь, знал, что она будет. Мне нужно
было прийти сюда, и я сделал это..."
- Всегда надеяться вернуться, - сказал капитан. - Вот что.
Калининград - Лабрадорское море - Солотча.
1967-1971 гг.
Фантастическая повесть
(есть в сети)
Повесть
Гагарин С. С.
Разум океана, повести. Свердловск,
Средне-Уральское кн. изд-во, 1977.
Две повести остросюжетного характера на военно-патриотическую
тему. Повесть, давшая название книге, содержит также элементы
фантастики. Адресована книга юношеству.
Станислав Семенович Гагарин
Разум океана
повести
Редактор С. В. Марченко
Художник Л. А. Махота
Художественный редактор Ю. Н. Филаненко
Технический редактор Н. Н. Заузолкова
Корректоры И. П. Никитина, А. Н. Винокурова
OCR - Андрей из Архангельска
Гремел вальс.
Танцевали все, надсаживался оркестр, проносились мимо
разгоряченные пары; синий дым под ослепительным светом люстр медленно
ворочался над головами и нехотя уползал в ночь через раскрытые настежь
окна.
Прижатый к столам капитан едва уклонялся от танцующих, им было
тесно, и они двигались по залу, захваченные ритмом и музыкой; капитан
едва продвигался к столу, а в спину ему ударяли слова стоявшей на
эстраде певицы в коротком платье колоколом.
- Возвращайся! Там-парарам-там-там! Возвращайся! - пела она, и
призыв ее повторял оркестр. Снова призывала певица вернуться, и ей
вторил зал, не останавливая своего вращения по часовой стрелке.
Капитан только сейчас заметил это и вспомнил, что почему-то всегда
танцуют именно так - по часовой стрелке.
"А вот и они, - подумал капитан. - Сидят напротив и молчат. О чем
они думают, Галка и Стас?"
- А вы что же? - спросил капитан. - Последний вальс?..
- Тебя ждали, - сказала Галка.
Капитан пожал плечами.
- Чашечку кофе с лимоном бы не грех, - сказал он.
- Уже заказали, - сказал Стас. - Сейчас принесут.
Капитан начал тихо злиться: все у них продумано наперед.
Зал тем временем кружился под крики "Возвращайся!", и капитану
захотелось заорать во все горло: "Ну вот я и вернулся! И что?"
И тут вальс кончился. Оркестранты поднялись со своих мест, у
помоста, на котором они все стояли, возник неожиданно Васька Мокичев.
Он сказал что-то руководителю, и оркестранты снова взялись за
инструменты, а Мокичев направился в сторону столика, за которым были
капитан, Решевский и Галка, сел с капитаном рядом, толкнув его под
столом коленом.
- Слушай, старик, для тебя играть будут, - шепнул он, наклонясь.
В зале погас свет.
Все ждали. На помосте выросла фигура саксофониста.
- По просьбе наших гостей, моряков, вернувшихся после перегона
судов на Дальний Восток, исполняется народная песня о Колыме! -
объявил по микрофону музыкант.
"Черти, - подумал капитан, - полосатые... В фольклор занесли".
Под эту мелодию танцевать никто не решился. Зал притих и молча
слушал неведомо кем придуманную песню.
Капитану захотелось вдруг, чтоб никого не было рядом, он
обозлился на Мокичева, тоже, уважил... Не то чтобы песня расстроила
его, но, как говорят, не в жилу попал Васька...
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь...
"Что же мне делать, - подумал капитан. - Говорят, за любовь надо
сражаться. Надо. А кто определит, где начинается и где кончается
любовь?"
Он повернулся к стене, с которой длинноволосая девушка
протягивала ему ладони, полные янтаря.
"Зачем ты женился на Галке? - спросил себя капитан. - Ты ведь
знаешь, что женщину нужно любить, забывая обо всем, или не любить
вовсе... А можешь ли ты сказать, что Галка была для тебя дороже всего
на свете? Да, в море ты думал о ней, торопился вернуться в порт. Но
едва кончался срок пребывания на берегу, ты отдавал швартовы и опять
уходил в море... Вот ты и остался с ним, с морем. Забудь о Галке. Это
не твоя Пенелопа..."
- Пора идти, - сказал капитан. - Пойду расплачусь...
- Уже уплачено, - сказал Решевский.
- А кто тебя об этом просил?
- Олег, - сказала Галка, - не надо... Прошу тебя.
Весь вечер капитан старался незаметно заглянуть ей в глаза,
словно надеялся прочитать там важное для него, но так ничего и не смог
прочитать.
На выходе капитана перехватил Мокичев. Прощаясь, крикнул: "В нашу
контору приходи завтра!" - и помчался догонять свою компанию.
- Пойдем пешком, - предложила Галка.
- Можно, - сказал Волков, а Решевский промолчал.
Они свернули направо и пошли по улице Комсомольской, той самой,
где встретились днем.
Было около полуночи. Позади залязгал трамвай, потом все стихло, и
только шорох шагов нарушал тишину, да цветущие липы стояли на их пути.
Все трое молчали, но каждый из них вел мысленный разговор с двумя
другими и с самим собой, странный разговор, потому что из троих
собеседников лишь один был воплощен во крови и плоти, а остальных он
смоделировал сам.
В тишине, нарушаемой лишь редкими звуками ночного города, шел
бурный спор о жизни, и самым удивительным было то, что никто не мог
победить в этом споре, и все стороны были правы.
Улица была длинной, и они шли по ней, продолжая молчаливый
разговор друг с другом.
"Чувствую, - подумал Решевский, - как надвигается нечто
неизвестное... Так оно, наверное, и должно быть? "
Он ощутил, как Галкина рука скользнула к его локтю, осторожно
прижал ее руку, посмотрел налево и увидел, что Волкова она тоже взяла
под локоть.
"Их двое, а я одна, - подумала женщина. - Какие чувства я должна
испытывать сейчас? Угрызения совести по отношению к первому,
неловкость, смущение, страх перед обоими... Кто из них ближе для
меня?.."
Она хотела освободить руки, которые лежали на запястьях идущих с
нею рядом мужчин, но не решилась сделать это.
"Нужно ли мне думать о них вообще? - спросил себя капитан. - Ведь
жизнь моя начинается снова..."
На несколько километров тянулась улица, любимая улица капитана,
и, подумав об этом, он уточнил: любимая в прошлом.
"Но улица не виновата, - решил он, - пусть остается в памяти
такой, как помнил о ней там..."
Теперь на улице лежала ночь, и улица приобрела иное обличье. Она
стала уже, посуровела и словно насторожилась. Особняки угадывались в
густой темноте размытыми пятнами, и лишь фонарь над номером дома
напряженно и зорко всматривался в прохожих.
Они поравнялись с тем домом, что выстроили на пустыре в
отсутствие капитана. Он поднялся выше домов-старожилов и, словно
корпус плавбазы среди траулеров, стоял у улицы-причала с рядами
погашенных и освещенных окон-иллюминаторов.
Волков увидел, как возник во мраке зеленый огонек, и рванулся с
тротуара на мостовую, подняв руки над головой и закрывая дорогу
мчавшемуся такси.
- Быстро! - крикнул капитан и распахнул дверцу Решевскому и
Галке.
- Спасибо, Олег, - сказала Галка и хотела произнести какие-то
слова, но капитан буркнул: "Пока", - и захлопнул дверцу.
"Волга" плавно взяла с места, и капитан остался один. Он смотрел
вслед машине. Вот зажглись на повороте красные огни, донесся звук
набиравшего обороты двигателя, послышался смех во дворе, и в доме,
выстроенном в отсутствие капитана, погасло еще несколько окон.
"Домой, - подумал капитан. - Надо домой..."
При этом он даже не подумал, что дома, собственно, у него нет, он
еще долго будет обзаводиться им, этим домом. В свое время капитан
поймет, какой замечательный смысл заложен в самом понятии "дом".
Сейчас ему лишь тридцать два года. Он многое успел повидать, пережить
и перечувствовать, он все еще полон сил, и жизнь у капитана впереди.
Пока он ощущает себя дома и в купе поезда, и в комнате Межрейсового
дома - гостиницы для моряков.
Он и пойдет сейчас туда, а завтра получит новый корабль и уйдет
на нем в море, туда проложена его дорога, там он будет начинать свою
новую жизнь, начинать ее по иному счету, счету, который выставила ему
судьба, научив ценить по-настоящему то, что человеку дается один раз.
А на берегу останутся эти двое. Они пришли друг к другу через
него и пусть будут счастливы. Капитан не желает им зла.
На проспекте Мира, на повороте у гостиницы "Москва", Волкова
обогнал трамвай.
Трамвай продвинулся вперед и вдруг остановился. Капитан не
раздумывая подбежал к задней площадке, встал на подножку. Трамвай
дернулся и покатил по сонному городу.
Вагон был пуст. Капитан сунул руку в карман и услышал женский
голос:
- Одного провезу и бесплатно. До рыбного порта, поди?
Капитан заулыбался и, пошатываясь меж сидений - пустой трамвай
качало, - прошел к застекленной двери вожатой.
- Спасибо, - сказал капитан.
- С приходом тебя, что ли? - спросила женщина, почти невидимая в
затемненной кабине.
- Да вроде того, - откликнулся капитан, продолжая стоять у
лобового окна бегущего в ночь трамвая.
- И гуляешь, значит, - уточнила она.
- Гуляю...
- Мой тоже скоро придет. Дал радиограмму, что снялись с промысла.
Он в Африке где-то, мудреное место, язык сломаешь, в общем, "бей"
какой-то... Жду скоро. А вот и попутчики тебе...
Она затормозила на площади, и вагон принял рыбаков, молодых ребят
с девчонками. Стало шумно, и капитан отошел от кабины вожатой и сел
неподалеку под надписью: "Для пассажиров с детьми и инвалидов".
Наконец трамвай добежал до порта, развернулся у проходной и
встал.
- До свиданья, - сказал капитан женщине. - Скоро и твой придет...
- Уж наверно, - сказала она, и капитан побрел прочь.
Волков не знал, зачем заехал сюда последним трамваем, просто его
неудержимо потянуло в порт. А ведь здесь стоят корабли других
капитанов...
И он не пошел в проходную, свернул налево и двинул вдоль высокой
ограды к набережной реки, где снаряжали в рейсы СРТ и где не было
никаких заборов.
Поздней ночью уходил на промысел траулер "Моздок". Капитан
обогнул стороной тот кусок причала, где стояло судно и суетились у
борта люди, слышались голоса, подходили грузовики, скрипели сходни,
метались человеческие тени... Он остановился неподалеку и смотрел, как
хлопочут люди, собирая себя в большую дорогу.
Капитан впервые наблюдал отход со стороны. Конечно, и ему
приходилось провожать в море друзей, но сидел он обычно в каюте. А тут
он видел все целиком, жадно впитывая в себя полузабытые ощущения, тот
особый настрой, когда ты еще на берегу, но внутренне уже простился с
ним и с нетерпением ждешь, когда можно будет отдать швартовы.
Наконец, он увидел, как сошли с борта "зеленые фуражки", матросы
разошлись по местам, и на мостике возник капитан. На берегу стояло
несколько женщин - рыбацкие жены пришли проститься, и глубокая ночь не
была им помехой.
Послышалась команда: "Отдать носовой!" Траулер стоял носом против
течения, и Волков понял, что его коллега хочет с помощью реки отбить
корпус от причала, разворачиваясь на кормовых швартовых, а уже потом
врубить ход, отдав все концы.
Так оно и было. "Моздок" отвалил от стенки и бойко пробежал мимо
капитана, стоявшего в тени пакгауза. Вот он вышел на поворотные
створы, на главном фарватере повернул направо и скрылся за излучиной
реки, забитой плавбазами и рефрижераторами, траулерами и банановозами.
Капитан сидел у самой воды, курил сигареты, стряхивал пепел в
невидимую реку.
"Вот ушел и еще один, - подумал капитан. - Так и я скоро уйду...
И снова буду возвращаться, и снова - в океан... Что ж, в этом моя
правда. Я верил в сегодняшнюю ночь, знал, что она будет. Мне нужно
было прийти сюда, и я сделал это..."
- Всегда надеяться вернуться, - сказал капитан. - Вот что.
Калининград - Лабрадорское море - Солотча.
1967-1971 гг.
Фантастическая повесть
(есть в сети)
Повесть
Гагарин С. С.
Разум океана, повести. Свердловск,
Средне-Уральское кн. изд-во, 1977.
Две повести остросюжетного характера на военно-патриотическую
тему. Повесть, давшая название книге, содержит также элементы
фантастики. Адресована книга юношеству.
Станислав Семенович Гагарин
Разум океана
повести
Редактор С. В. Марченко
Художник Л. А. Махота
Художественный редактор Ю. Н. Филаненко
Технический редактор Н. Н. Заузолкова
Корректоры И. П. Никитина, А. Н. Винокурова
OCR - Андрей из Архангельска