В дополнение к военным кули каждая дивизия имеет свой обыкновенный обоз из одноконных небольших повозок, с которых я сделал точный чертеж со всеми размерами. На них положено везти 350 фунтов. Продовольственный обоз дивизии заключает в себе четырехдневное продовольствие, нагруженное на эти повозки. В виде дополнения существует еще другой обоз, везущий дневную дачу продовольствия для дивизии; еще одна дача уложена в полковой обоз, да две дачи на солдате. Всего получается запас продовольствия на восемь дней, который сопровождает всегда или, по крайней мере, должен сопровождать каждую дивизию...
   Как бы система военных кули ни была хороша сама по себе, однако она не может вполне заменить обыкновенную доставку продовольствия на лошадях, если армия удалилась далеко от своей морской базы. Для регулярного обслуживания линии военных сообщений японцам пришлось воспользоваться корейскими кули в Корее и китайскими повозками в Маньчжурии. Не может быть лучшего доказательства, с каким напряжением сил работает эта маленькая страна, чем размер жалованья, которое она платит этим людям. Корейский кули получает 30 сен (около 30 копеек) за доставку ящика с рисом на расстояние 2/4 мили. Сильный кули при этой плате может заработать 5 иен (около 5 рублей) в один день. Китайские подводчики получают 25 иен, или 25 рублей, в день, а к каждой из наших трех дивизий придано 1000 таких подвод! Это составляет 75 000 рублей в день на местные перевозочные средства. Англичане, кажется, думают, что никто, кроме них, не может так тратить деньги. Совсем наоборот, нет народа на свете менее склонного платить запрашиваемые на войне деньги. В мирное время Индия скупее Англии, но в военное время она хорошо понимает, что рупия - ее сила и что сбережение нескольких тысяч рупий может повлечь за собою потерю сражения. Я не должен более писать на эту тему, хотя она для меня и очень соблазнительна; я только прибавлю, что при всем моем восхищении перед японским устройством военных сообщений в одном отношении мы стоим гораздо выше их, это в сооружении дорог и их починке. В Бирме и в других далеких странах нам приходилось прокладывать дорогу через рисовые поля, такие же бездонные, как и корейские. Мы высекли глубокие дороги в скалах Гималаев и доставляли продовольствие нашей армии через более высокие и дикие хребты, чем Мотиенлинг. Я говорю не без основательного знания дела, утверждая, что, если бы японцы посвятили больше внимания на свои дороги, они спасли бы этим жизнь многих людей и лошадей и доставили бы в данное время к армии на десять процентов больше груза.
   Недалеко от того места, где я пишу, имеются на большой дороге короткие участки, которые во время дождя превращаются в настоящие топи грязи, усеянные огромными камнями. Только с большим трудом и непрерывным хлопаньем бичей можно пробиваться по этим местам во время дождя, во время же сухой погоды, когда вода в реке спадет, повозкам приходится пробираться по окраинам дорог, избегая глубоких колей. Починка дорог заброшена, и вся находящаяся в распоряжении рабочая сила употребляется на сооружение широкой дороги к штабу Куроки, расположенному около полумили в сторону от большой дороги. Эта новая дорога, конечно, немедленно будет вновь распахана китайцами, как только мы уйдем отсюда.
   Все беспокоятся, что еще не получено новостей от Второй армии, которая, как предполагалось, должна была вести вчера бой.
   12 июля 1904 г. Сегодня получены из Второй армии хорошие известия, которые всех очень обрадовали. Она, кажется, без особенных затруднений заставила неприятеля отступить от Кайпинга.
   14 июля 1904 г. Вчера вечером показывали картины волшебного фонаря. Изображалась смесь батальных картин и хорошеньких мусме (девушек), причем последние предпочитались и офицерами, и солдатами, не говоря уже о бедных одиноких иностранных военных агентах. Несомненно, мужчины обязаны ежедневно и по целым дням благодарить Провидение, что существуют женщины на свете. Всемогущий будто бы создал женщину на вечную им радость. Хотелось бы мне знать, почему я никогда не сознавал этого до сего времени. Может быть, потому, что мне никогда не приходилось прожить столько времени, не видя ни одной женщины.
   15 июля 1904 г. Провел чрезвычайно интересный вечер, и, несмотря на то что 11 ч. вечера слишком позднее время для Маньчжурии, я хочу попробовать сделать несколько заметок.
   Фуджии обедал один со мной и говорил, по-видимому, без всякой сдержанности. Он сообщил мне, что под Порт-Артуром имеются почти четыре дивизии с 350 орудиями и что раз Ноги возьмется как следует за дело, то он должен преодолеть какое бы то ни было сопротивление и взять крепость большим штурмом. Все кажется возможным для этих маленьких людей, да кроме того, американские добровольцы под начальством Пеппереля сделали с французами в Луисбурге в 1745 г. нечто подобное. Однако это трудное предприятие против современного вооружения, в особенности если русские вполне используют электрические прожекторы и проволочные заграждения.
   Другая часть новостей состояла в том, что Ойяма и Кодама высадились вчера в Дальнем, так что мы теперь больше не представляем той свободной и независимой армии, которой мы были до сих пор. Я заметил, что слабохарактерный генерал склонен приветствовать прибытие главнокомандующего, тогда как человек с сильной волей сразу и еще заранее начинает чувствовать себя беспокойным и связанным. Я думаю, что Фуджии принадлежит ко второй категории.
   Далее мой приятель сообщил мне, что Вторая армия, стоящая напротив русских у Кайпинга, почти что равна по численности армии Куропаткина, главные силы которой, по самым достоверным сведениям, все еще стоят к югу от Хайченга. В этом частном случае всякое сравнение, основанное только на числах, было бы крайне ошибочным. В армии Куропаткина были две резервные дивизии, которые многого не стоили. По мнению Фуджии, при самой даже высокой оценке, они не стоили больше одной полевой дивизии. В составе русской армии были также две дивизии, потерпевшие уже серьезное поражение, и их Фуджии приравнивает не больше как к дивизии с полком. Приняв эти соображения за основание своих расчетов, Фуджии приходит к высшей степени благоприятному выводу, что Вторая японская армия обладает значительным превосходством в силах.
   Против Первой армии мы имеем две дивизии, одна из них - 10-я - из Европейской России, и нам придется употребить все наши силы, чтобы преодолеть ее сопротивление. Куропаткин, очевидно, все еще думает, что главные силы нашей армии у Сиуена. Это верно, что вскоре туда прибудут две японские дивизии, но наша армия на самом деле стоит в боевом порядке против Мотиенлинга и проходов к востоку и западу от него. Фуджии, кажется, доволен нашим положением по отношению к русским и думает, что обстановка подает надежды. На этот раз он полагает, что 12-й дивизии более всех посчастливится принять участие в сражении, после чего настанет черед для 2-й дивизии, составляющей нашу собственную центральную колонну. Нам придется иметь дело с очень трудной переправой через реку Тайцзыхо, прежде чем мы будем в состоянии нанести удар линиям сообщения противника к северу от Ляояна. В этот дождливый период может всегда случиться, что мы будем задержаны высокой водой, а русские в это время будут в состоянии уклониться от фронтальной атаки Второй армии. Фуджии горевал о судьбе нашей Первой армии; по его словам, ее несчастной участью было вечно переправляться вброд, плыть или строить мосты. Мы могли бы быть армией уток, добавил он. Мнения генерального штаба относительно намерений Куропаткина очень разделились, и вчера вечером после волшебного фонаря по этому поводу был слышен горячий спор. Тема была следующая: атакует ли Куропаткин Вторую армию или же будет продолжать, действовать оборонительно. Сам Фуджии думает, что Куропаткин будет держаться своего прежнего оборонительного образа действий. Он говорил, что, если бы Куропаткин счел необходимым атаковать, он атаковал бы прежде, чем Первая армия перевалила через Мотиенлинг. Теперь же, когда японцы занимают этот перевал, оказывая своим здесь присутствием влияние на Ляоян, атака в южном направлении Второй армии была бы слишком рискованным предприятием, если только Куропаткин не ослабит назначенных для атаки сил отделением некоторой их части для удержания на месте Первой армии. Несомненно возможно, что Куропаткин, опираясь на Ляоян и собрав все подкрепления, какие возможно, готовится последовать примеру Наполеона под Аустерлицем и, как бы притаившись на равнине, ждет, когда японцы спустятся с гор, чтобы отрезать ему сообщения, и тогда сделает свой смертельный прыжок. В то же время Фуджии держится того мнения, что подобный план действий был бы чрезвычайно опрометчивым. Он, очевидно, находит его очень трудным, несмотря на аустерлицкую теорию, и приписывает причину настоящих затруднений тому, что Куропаткин слишком долго держался в Ляояне. К этому Фуджии прибавил:
   У него тридцать шесть больших магазинов в Ляояне, и я отлично понимаю его заботу держаться сколь возможно дольше сообщений с Ньючуангом. Эти сообщения оказывают ему колоссальную помощь в деле снабжения армии продовольствием, но все-таки его задержка у Ляояна кажется чересчур опасной. В самом деле, некоторые из нас думают, что для него уже теперь поздно отступать, если только Вторая армия будет зорко следить за ним. У него высокая репутация, но я его теперь положительно не понимаю.
   Затем он начал говорить о продовольствовании армии, и я вижу, что он вполне естественно беспокоился, как бы русские не сожгли свои магазины в Ляояне до нашего прихода туда. Кстати о магазинах, он рассказал мне потешную историю о русском интендантстве... Как-то на днях 12-я дивизия выслала фуражиров из Саймачи в Каншио (Kanshio); по прибытии туда фуражиры обнаружили, что русские отступили, оставив позади себя свои продовольственные магазины. Начальник фуражиров нанял пятьдесят подвод и увез все запасы с собою в Саймачи, где в них в то время очень нуждались. Как только фуражиры удалились на безопасное расстояние от Каншио, начальник русского отряда вернулся обратно и нашел магазины пустыми. Он вышел из себя от гнева и арестовал двадцать китайцев, над которыми был учинен полевой суд, результатом которого была казнь двух из них. Нескольким из них удалось бежать, и, придя в Саймачи, они стали умолять японцев послать свои войска опять обратно и прогнать русских. Японцы так бы и поступили, но дело заключалось в следующем: русский начальник отдал определенные приказания, чтобы запасы продовольствия были сожжены после его отступления. Китайцы же, однако, побоялись, как бы горящие магазины не произвели пожара в соседних домах и в стогах гаоляна. Ввиду этого собрали некоторую сумму денег и преподнесли ее как взятку русскому интенданту, который был оставлен при магазине, чтобы сжечь его. Он принял деньги и пощадил запасы. Я пришел к тому заключению, что и в Ляояне ведутся переговоры по этому поводу, и возможно, что русские магазины там тоже избегнут огня после отступления русской армии.
   Только что пришел из Японии отчет о произведенном испытании захваченных русских орудий. Они вполне удовлетворительны, исключая чрезмерно большой вес и слишком большой разрывной заряд шрапнели. Поэтому происходит большое рассеивание пуль, а глубина поражаемого пространства получается недостаточная. Дистанционные трубки нехороши и весьма часто сгорают преждевременно. Если японцы воспользуются этими орудиями, им придется изготовить специально для них взрывчатые снаряды.
   Сообщения 12-й дивизии теперь совсем не проходят через Фенгхуангченг, ее база - Чангсонг (Changsong) на Ялу. Суда из Антунга поднимают военный груз вверх по реке до пункта на противоположном берегу у Чангсонга и отсюда груз этот доставляется долиной Айхо по дороге Айянмен - Саймачи - Чаотао.
   Глава XIV.
   Сражение у Достигающего небес прохода
   18 июля 1904 г. Вечер. Это мой первый свободный промежуток времени, начиная с той минуты, когда я был разбужен в серое, туманное утро 17-го числа торжественным громом орудий, слышавшемся далеко в западном направлении. Я быстро оделся, оседлал лошадь, уложил мои кобуры и сумы и поехал в штаб. Там более взволнованный и менее скрытный, чем обыкновенно, адъютант сообщил мне, что Мотиенлинг атакован и что наши войска отступают перед превосходящим в силах противником. Я хотел отправиться туда немедленно, но меня заставили плясать от нетерпения целый час, пока не было получено разрешение. Чтобы нагнать потерянное время, я галопом поскакал к Мотиенлингу по дороге через Бунсуиреи и Лиеншанкуан. Утро было хотя и туманное, но тихое и свежее. Казалось, что все мои надежды осуществятся полностью. Мой конь, как и я, казалось, стремился сократить расстояние между нами и артиллерией, которая все продолжала доносить о противнике своим грохотом, повторяемым горным эхом и как бы созывающим к полю сражения тысячи пылких бойцов. Никогда еще до сих пор я не был так твердо уверен, что вскоре я буду в самом пылу битвы. Но нет справедливее пословицы, которая указывает на различие между поспешностью и скоростью. Проскакав около двенадцати миль, мой бедный старый канадский конь Монтана стал понемногу убавлять свой ход, сначала перейдя на легкую рысь, затем на шаг, пока наконец мы совершенно не остановились. Была ли этому причиной колика, или солнечный удар, или многочисленные удары моих шпор, я не могу сказать. Но я знал только то, что он стоял неподвижно на месте, опустив голову, обливаясь потом, и, видимо, был не в состоянии пронести меня даже ярд дальше. В это время я был всего в пяти милях от перевала, и ничего больше не оставалось, как окончить путешествие пешком. Итак, положив мой запас риса в походную сумку, я двинулся в путь в унылом, почти безнадежном настроении. Немного спустя я услышал трескотню ружейных выстрелов и мне стали встречаться раненые, тихо продвигавшиеся вдоль дороги и, как мне показалось, неохотно уходившие из боя. С каждым шагом шум от стрельбы все увеличивался, и, продвигаясь дальше, я смешался в углубленной дороге с батальоном, который шел на подкрепление, и мулами с патронами. Между людьми я не видел ни одного хмурого лица. Все были веселы и смеялись от радостного предчувствия, и, казалось, лишь одно их озабочивало, как бы только не опоздать принять участие в том, что совершалось по ту сторону гор. Такая храбрость была заразительна, и я ускорил свой шаг, стараясь даже бежать там, где местность становилась ровнее. Но сам перевал был крут, и, пока я перебрался через него и спустился к старой кумирне, русские находились уже в полном отступлении, между тем как японцы, оставив несколько раньше моего прихода свои окопы, двигались вперед, преследуя противника. Две японские роты составили ружья у старой кумирни на другом склоне хребта и начали рыть могилы для убитых русских, большое количество которых было собрано и положено вдоль дороги и на скате непосредственно за кумирней. Около двадцати или тридцати убитых японцев лежали плотной кучей около стен кумирни, покрытые серыми русскими шинелями, и ожидали сожжения.
   Огромного роста русский, тяжело раненный в ногу, поднимался, ковыляя и опираясь на ружье, вверх по скату холма. На его лице была боязливая, молящая о пощаде улыбка, будто он не был уверен, не случится ли с ним еще чего-нибудь ужасного, но никто, кроме меня, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания.
   В западном направлении на горизонте, на расстоянии около семи миль, маячили горы, тянувшиеся параллельно Мотиенлингскому хребту. Здесь была главная русская позиция. Эти два параллельных хребта разделялись широкой Тиенсуитиенской (Tiensuitien) долиной. От каждого из обоих главных хребтов отделялись второстепенные долины и хребты, которые вновь разветвлялись на бесчисленные ущелья, лесистые вершины и скалистые верхушки: превосходная местность для основательно подготовленных к горной войне войск, но вместе с тем такая местность, где войска, привыкшие действовать на равнине, должны были встретить на каждом шагу роковые западни. Подобные войска могут возместить недостаток обучения только исключительной сноровкой, искусством и инициативой со стороны офицеров.
   Перестрелка сделалась гораздо слабее, чем в то время, когда я с усилием взбирался по восточному склону Мотиенлинга, и ограничивалась только слабым огнем внизу перевала, в ущельях и хребтах, спускавшихся от него в Тиенсуитиенскую долину. Опыт подсказал мне, что я пропустил самый главный момент боя. Я прямо умирал от усталости, и мне оставалось только сесть и заплакать, подобно полковнику Курита во время его затруднений по перевозке грузов в Корее. Вне сомнения, мне страшно не повезло; однако, обсуждая сегодня вечером более хладнокровно свою неудачу, я пришел к заключению, что могло случиться что-нибудь еще похуже. Мне удалось увидеть много беспорядочной борьбы во время следующих четырех часов. Винцент же, прибывший на место сравнительно рано, сообщил мне подробности о том, что происходило в начале боя. Поэтому я надеюсь, что буду в состоянии послать домой довольно подробный и точный отчет. Завтра я проведу весь день, записывая все, что я сам видел, и те новости, которые накопились по сей день, и таким путем я буду в состоянии создать в своем воображении точную картину боя, прежде чем она будет испорчена моими соображениями о том, что следует сократить из-за цензуры или что следует совсем выкинуть. Пока же я должен послать телеграмму лорду Китченеру с указанием на некоторые особенности. Так, например, на недостаточное использование артиллерии с обеих сторон; на бой кавалерии в спешенном строю; на безыскусный способ русской атаки, чисто фронтальной, в сомкнутых строях, без учета местности и без малейших попыток к обходам. Я должен также обратить внимание на плохую стрельбу и на античный способ стрельбы залпами взводов из семидесяти ружей, принятый русскими. Не только роты, но и взводы и отдельные солдаты не выказали в этом бою достаточно гибкости, порыва и инициативы. С другой же стороны, я должен напомнить о необходимости отдать дань их полному безразличию к опасности. Все, кажется, служит доказательством превосходства европейца над сибиряком, и я думаю, что мне следует протелеграфировать и это, так как это важный факт.
   19 июля 1904 г. X. вернулся из штаба и сказал мне, что моя телеграмма благополучно прошла через цензуру. Он также сообщил мне, что наша правая колонна, 12-я дивизия, начала сражение, обещающее быть большим и кровопролитным, с превосходящими по числу силами русских, преграждавших дорогу у Чаотао (Kioto), куда ей приказано было двинуться. Говорят, что у русского отряда имеются двадцать полевых орудий, которые представят нелегкую задачу для тридцати шести маленьких горных орудий 12-й дивизии.
   Однако я должен сперва разобраться в сражении 17-го числа. Оно названо штабом сражением у Достигающего небес перевала и оказалось гораздо более значительным, чем предполагалось всеми теми, в том числе и мною, которые видели только, что русские были отброшены от Мотиенлинга. Несомненно, что главные силы русских, спустившись по Пекинской дороге, взобрались на горы по обеим сторонам Мотиенлингского перевала с целью атаковать японцев, окопавшихся на нем. Но теперь выясняется, что при этом было много вспомогательных, но отчаянных атак на протяжении фронта по крайней мере в десять миль. Эти атаки происходили к северу и югу от Мотиенлинга и одновременно с главной атакой. Действительно, Куроки был обязан одержанным успехом как высоким военным качествам обоих фланговых отрядов, так и стойкости защитников самого перевала, которым, по моему мнению, за все время сражения нельзя сделать ни малейшего упрека.
   Другой интересной чертой этого сражения было то, что, несмотря на его большие размеры, оно было ограничено с японской стороны участием одной центральной, или 2-й, дивизии, успешно оборонявшейся на своей позиции. Ни 12-я дивизия справа, ни Императорская гвардия слева не приняли никакого участия в сражении, но, с другой стороны, весь фронт, занятый 2-й дивизией, простиравшийся от Гебато (Gebato), что в пяти милях к северо-востоку от Мотиенлинга, и до гор Шинкваиреи (Shinkwairei), около четырех миль к юго-западу от этого перевала, подвергался общей атаке, соединенной в некоторых случаях с обходом.
   В общем можно сказать, что оборонительная линия японских аванпостов имела вид кривой, похожей на полунатянутый лук, и, начинаясь у Гебато на правом фланге, проходила вдоль Мотиенлинга в центре и оканчивалась горами Шинкваиреи включительно на левом фланге. Большею частью она шла вдоль главного хребта, но у Гебато была выдвинута вперед к северу от водораздела.
   Около половины 2-й дивизии оказалось немедленно в готовности для защиты этой оборонительной позиции; другая половина была более или менее сосредоточена у Лиеншанкуана. Развивая дальше сравнение линии Шинкваиреи Мотиенлинг - Гебато с полунатянутым луком, можно сказать, что Лиеншанкуан составлял середину его тетивы, откуда стрела была, так сказать, направлена на Ляоян. Лиеншанкуан находится приблизительно в семи милях, считая по дороге от Мотиенлингского перевала, и на таком же расстоянии, но с худшими сообщениями от Шинкваиреи и Гебато.
   Я думаю, что мне удастся дать более ясное представление о несколько запутанных событиях, происходивших 17-го числа, если я удержусь от искушения начать с того, чему я был личным свидетелем. Я лучше начну описание с правого фланга, или с севера, разбирая действия на каждом участке последовательно, пока не дойду до левого фланга и гор Шинкваиреи.
   Оборона правого японского фланга была возложена на 16-й полк, штаб которого был расположен у Гебато. Полк этот был под командованием полковника Танияма (Taniyama) и ко времени сражения в его распоряжении было только два батальона, первый и второй. Третий батальон был послан назад на крайний левый фланг армии с секретным назначением, которое остается до сих пор для меня тайной. Каково бы это назначение ни было, оно совершенно выключало третий батальон из района сражения 17 июля.
   Передовые посты были выставлены полковником Танияма следующим образом. Одна рота по дороге Гебато - Чаотао, одна рота по дороге Гебато - Иокахоши (lokahoshi) и одна рота по дороге Гебато - ХПокореи (Shokorei). Таким образом полковник остался с полным батальоном и одной ротой под его личным начальством у Гебато.
   В 3 ч. утра он получил по телефону донесение с гор Шинкваиреи, с крайнего левого фланга его дивизии, что противник обнаруживает признаки деятельности. Он немедленно сообщил об этом своим постам, но только в 11 ч. 30 мин. утра одна из его рот, а именно находившаяся на дороге в Чаотао, или на крайнем правом фланге дивизии, была атакована восемью русскими ротами с одним эскадроном, пришедшими из Иокахоши. Как только противник развернул все свои силы, эта японская рота стала медленно отступать к укрепленной оборонительной позиции, находившейся недалеко впереди перекрестка двух дорог в Чаотао. Здесь она была подкреплена ротой саперов, высланной из Лиеншанкуана распоряжением дивизионного начальства. Эти две японские роты держались стойко, русские же не обнаружили в атаке большой решительности. В 12 ч. 40 мин. дня русские у этого пункта начали отступать и им позволили было уйти без преследования.
   Контрастом этому скорее вялому столкновению на соседнем участке передовых постов разыгралось блестящее дело 6-й роты 16-го полка, которое можно сравнить с подвигом 5-й роты 24-го полка 1 мая, когда эта рота преградила дорогу отступающим русским у Хаматона на Ялу.
   Эта 6-я рота была поставлена для наблюдения за дорогой Гебато - Иокахоши в месте С, находящемся приблизительно в полумиле к северо-западу от Гебато. В 8 ч. утра противник, которому пришлось сделать кружное обходное движение от Иокахоши и двигаться, вероятно, всю ночь по чрезвычайно трудной и пересеченной местности среди крутых гор и глубоких, извилистых долин, внезапно открыл огонь по заставе. Чтобы достигнуть этого пункта, русские должны были после своего ночного походного движения выкарабкаться из долины, лежащей к северо-западу от горы по крайней мере на тысячу футов. Это ясно указывает на их решимость и выносливость. Русские имели по меньшей мере два батальона и, принимая во внимание их энергичный и даже скрытный способ, с которым они достигли этой командной позиции, трудно допустить, чтобы им не удалось обойти японский фланг, что и составляло их цель. Чтобы завершить свой успех, им оставалось только повести частью своих сил атаку на пункт Н. Если бы только им удалось занять этот пункт, застава, удерживавшая вершину С, принуждена бы была отступить, дав таким образом русским возможность спуститься в долину и обойти весь японский правый фланг. Все, казалось, благоприятствовало атакующим. Их длинный и хорошо исполненный ночной марш вознаграждался занятием самого высокого в этой местности пункта, который командовал всей позицией японской 6-й роты и был от нее на расстоянии прямого выстрела. Русские были хорошо укрыты от взоров густым кустарником и могли совершать передвижения к обоим флангам, скрываясь от взглядов и выстрелов противника. Наконец, их не ожидали с этой стороны несмотря на то что 6-я рота была предупреждена о некоторых передвижениях русских, однако на самом деле она была поражена такой неблагоприятной обстановкой.