Страница:
Правый фланг Куроки, состоявший из 2-й дивизии без четырех батальонов Окасаки, располагался по обеим сторонам Мотиенлингской дороги в полумиле от того места, где она выходит в долину Яморинза - Тиенсуитиен. Два батальона и две батареи занимали позицию по южную сторону дороги, а шесть батальонов с четырьмя батареями - по северную. Так как 2-я дивизия главным образом предназначалась для удержания на месте противника, то там вначале и не происходило никаких интересных событий. В 9 ч. утра четыре японские батареи, расположенные к северу от дороги и как раз позади хребта, начали нащупывать русские окопы шрапнельным огнем. Несколько отдельных рощ на хребте северной стороны долины также привлекли их внимание на себя. Затем они увеличили прицел и трубку и перенесли огонь на русскую батарею, находившуюся на вершине хребта в 2000 ярдах к северо-западу от Иоширеи. В это время гвардейская артиллерия направляла свои ужасные, но судорожные усилия против хребта, тянувшегося к юго-западу от Чинчапутзу. Непрестанный гул и грохот ее выстрелов и масса красивых белых клубов дыма разрывающихся шрапнелей производили удивительное впечатление. В 9 ч. 45 мин. русские орудия в 1500 ярдах к юго-востоку от Иоширеи, которые до сих пор обстреливали долину Яморинза, мгновенно перенесли свой огонь на четыре батареи 2-й дивизии, стоявшие к северу от Мотиенлингской дороги. В одно мгновение они закончили пристрелку, выпустили ураган снарядов, и через несколько минут все оставшиеся в живых и не раненые японские артиллеристы убрались на пятьдесят ярдов назад под закрытие углубленной дороги, а двадцать четыре их орудия, так задорно гремевшие до сих пор, были оставлены на произвол судьбы и хранили гробовое молчание! Как только русские насытились своей победой, они тоже прекратили огонь. И тогда вместо шума и смятения воцарилось полное спокойствие, которое скорее подчеркивалось, чем нарушалось дробным рокотом внизу, по которому мы догадывались, что гвардия и русские все еще вели между собой упорную борьбу около Суитечанзы и Чинчапутзы.
Мало-помалу японская артиллерийская прислуга выползла обратно, и я ясно видел, как она возилась со своими орудиями, переменяя их положение так, чтобы ввести русских в заблуждение относительно дистанции, если они опять откроют огонь.
В 2 ч. 45 мин. опять началось состязание. Японцы большей частью стреляли гранатами, направляя огонь на своего старого врага, батарею к северо-востоку от Иоширеи и на выступную батарею недалеко от оконечности вершины близ Тована. На этот раз русским на высотах у Иоширеи не удалось повторить их первый блестящий успех, может быть, потому, что их сбили с толку небольшие изменения в положении японских орудий. С другой же стороны, как я сам убедился на следующий день, русские орудия над Тованом были совершенно неуязвимы для выстрелов с северо-востока, потому что были чрезвычайно искусно сжаты вместе между небольшой крутой вершиной и подъемом горы. Их фронт обеспечивался обрывом в 80 футов вышиной, спускающимся к реке, так что лучшей позиции и нельзя себе вообразить.
Приводимые мной здесь извлечения из рассказа генерал-майора Фуджии послужат хорошим вступлением к описанию последнего периода этого сражения:
Вы лучше сможете понять опасения генерального штаба, если я обращу ваше внимание на то, что из-за превосходства в силах противника мы принуждены были отказаться от мысли иметь общеармейский резерв. Не много нужно было времени, чтобы заставить нас почувствовать его отсутствие. Хотя нам и было известно, что местность на фронте гвардии очень затруднительна, но мы все же ожидали, что гвардия овладеет Иоширеи по крайней мере к полудню. Но так как условия местности оказались более неблагоприятны, чем мы того ожидали, не представляя хороших артиллерийских позиций, то все наши надежды оказались совершенно напрасными. На самом деле, как вы хорошо знаете, атака гвардии была на всех пунктах совершенно остановлена. Когда это выяснилось, штаб должен был сознаться, что положение сделалось критическим. Если бы только гвардии удалось выполнить полученные приказания и успешно атаковать Иоширеи, то как самый Мотиенлинг, так и наша главная, пересекающая его линия сообщений были бы в полной безопасности. Потому что, если бы даже русские и перешли против нас в наступление, то для удержания их на этой стороне перевала в нашем распоряжении всегда находилась 2-я дивизия. Но так как атака гвардии была отброшена и успех или неудача на этом участке поля сражения, казалось, были одинаково возможны, то мы не могли далее действовать со всем тем благоразумием, к которому мы непременно стремимся. Это чрезвычайно важное обстоятельство, и я желал бы разъяснить вам его, даже рискуя повторениями. До тех пор, пока 2-я дивизия не была введена в дело, мы обладали преимуществом, имея армейский резерв, хотя в диспозиции для этого боя мы и не выделили с этой целью какой-либо войсковой части. Любая угроза против нашего центра, где мы наиболее уязвимы, отражалась правым флангом 2-й дивизии, который мог быть впоследствии усилен четырьмя батальонами Окасаки. Но как только правый фланг 2-й дивизии был бы введен в дело для совместной атаки Иоширеи, то он совершенно потерял бы свое значение резерва; тем более, что во время самого движения в атаку он должен бы был завернуть свой правый фланг к Сеисекиреи (Seisekirei) и при дальнейшем движении вперед открыть самый Мотиенлинг.
В это время маршал Куроки еще не знал о большом успехе на его правом фланге, что освободило бы его от всех опасений относительно генералов Окасаки и Инуйэ. На самом же деле, однако, он полагал, что нет непосредственной опасности перехода русских в наступление на северном участке поля сражения. Ему было известно, что приготовления русских для предполагаемого ими наступления против 12-й дивизии не были закончены, и поэтому он надеялся, что русские, всецело занятые собственной обороной, не будут в состоянии думать ни о чем другом. Маршал не особенно беспокоился за наш левый фланг и за южный участок поля сражения, потому что, хотя там японцам и не удалось овладеть позицией противника, местность была одинаково неудобна как для атаки, так и для контратаки. Генеральный штаб был вполне уверен, что гвардия сможет удержаться на занимаемых ею позициях.
Вследствие всего этого командующий 1-й армией, сознавая, что необходимо было рискнуть, в 1 ч. дня приказал 2-й дивизии начать теснить противника. Вам известно, что произошло после этого. Штаб армии сделал все, что мог, и больше ничего не мог предпринять, потому что в его распоряжении не оставалось больше войск. Все они были введены в дело насколько это зависело от командующего армией.
Согласно полученным приказаниям два батальона, находившихся к югу от Мотиенлингской дороги, развернув боевой порядок, двинулись к деревне Кинкахоши (Kinkahoshi). Четыре батальона, располагавшиеся к северу от Мотиенлингской дороги, также покинули свою позицию и, развернувшись, перешли через горный хребет, за которым они лежали, как бы намереваясь пересечь главную долину у Тиенсуитиена. С этого времени я потерял из вида обе колонны, пока в 4 ч. 50 мин. дня не увидел цепь правой атакующей колонны, которая, будучи очень растянута по фронту, двигалась в юго-западном направлении. В 5 ч. 10 мин. дня русские стали увозить орудия с батареи на оконечности высоты в 300 ярдах к юго-востоку от Тована, и я заметил, как эта батарея, без одного орудия, перевернувшегося при спуске с холма, двигалась галопом на запад вверх по долине Тован - Иоширеи. В 5 ч. 20 мин. передо мной открылась великолепная картина развития атаки. В эту минуту два, батальона, начавшие свое движение с юга от Мотиенлингской дороги, наступали очень широким фронтом через большую долину прямо на Тован, держась направления на запад. Четыре батальона с северной стороны Мотиенлингской дороги зашли плечом, пока не стали лицом почти что к югу, и подымались вверх по северному скату большой возвышенности, которая образует собой северную границу долины Тован - Иоширеи. Можно было различить отдельных солдат, которые двигались в очень растянутых группах. Как только эти отдельные группы достигали мертвого пространства, то сейчас же смыкались, а попав опять под шрапнельный огонь, вновь размыкались на интервалы от пяти до двадцати шагов. Русские обыскивали своим шрапнельным огнем всю поверхность этой высоты, но без всякого успеха. Я полагаю, что в это время русская пехота уже оставила свои окопы. Во всяком случае, с обеих сторон поддерживался только сравнительно слабый ружейный огонь. В 5 ч. 30 мин., во время самого возбужденного настроения штаба армии, было замечено, как один из японских солдат, цепляясь руками и ногами, взобрался по крутому скату возвышенности и укрепил свой флаг, эмблему восходящего солнца, на верхушке древней Тованской башни. Он сам и другие его два или три товарища, присоединившиеся к нему, очевидно, находились под огнем, потому что видно было, как они прятались за башню. В 5 ч. 45 мин. наблюдаемое нами, ничем не задержанное наступление японских войск и характерные одиночные выстрелы, указывающие на окончание сражения, дали нам ясно понять, что русские против фронта 2-й дивизии решили оставить поле сражения.
Почему они так поступили, сказать невозможно до тех пор, пока не будут даны объяснения этому с русской стороны. Может быть, по случаю смерти храброго генерала Келлера. Может быть, потому, что до них дошли сведения о постигшей их неудаче на северном, удаленном участке сражения. Какова бы она ни была, эта причина, однако отступили, несомненно, не потому, что войска Куроки нанесли поражение войскам Келлера.
Зрители обыкновенно склонны подмечать упущенные, благоприятные случаи большей частью вследствие недостаточной осведомленности и неправильной оценки всей обстановки. Хотя я и хорошо знаю, насколько рискованно судить о сражении, где я был свидетелем действий только одной стороны, я все-таки не могу удержаться и не обратить внимания на чрезвычайно удобный случай для производства контратаки со стороны Сеисекиреи прямо на самый Мотиенлинг. Говорят, что у русских была у Токайена одна дивизия в резерве. Если бы она направилась туда, дав предварительно людям позавтракать, то она достигла бы хребта Сеисекиреи к 4 ч. дня, а двинувшись отсюда к Мотиенлингу, она не встретила бы там ровно никого, кто бы мог преградить ей дорогу, кроме штаба армии и иностранных военных агентов; в том случае, конечно, если бы эта дивизия не предпочла нанести удар прямо во фланг широко растянутому правому крылу японцев.
Глава XVIII.
Гибельное отступление от Пенлина
Теперь остается описать столкновение между Инуйэ и Турчевским, которое хотя и произошло в пятнадцати милях к северу от правого фланга Куроки, но тем не менее составляло такую же существенную часть сражения у Иоширеи, как и обходное движение гвардии к югу.
Сражение при Чаотао произошло 19 июля, и с этих пор Куроки держал 12-ю дивизию как бы на привязи, мешая ей воспользоваться выгодным положением. Так, по крайней мере, думали некоторые ее молодые, горячие головы. Закончив укрепление позиции у Чаотао, чтобы иметь где удержаться в случае неблагоприятного оборота вещей, Инуйэ ночью 20-го числа продвинулся на две мили к западу вверх по открытой долине р. Шихо. Здесь он вырыл глубокую и солидную линию окопов поперек плоской возделанной долины в 2000 ярдах к востоку от гор Макураяма (Makurayama) и в 3000 ярдах к востоку от хребта Шизан (Shisan). Он мог бы занять обе эти позиции, ничем не рискуя и ничего не теряя; но, во-первых, это было бы дальше, чем того желал Куроки, а во-вторых, ни одна из этих позиций не была удобна для обороны фронтом на запад, хотя обе были очень сильны для встречи атак с востока. Несмотря на убедительность этих доводов, все-таки идея японского начальника была комического характера и, пожалуй, единственная в своем роде в ряду современных войн: оставить такую сильную позицию, как Чаотао, продвинуться вперед на две мили и усесться на открытой долине перед грозной, никем не занятой позицией, которую, по всему вероятию, скоро займет противник. Казалось, лучше бы было остаться у Чаотао, откуда он легко в три четверти часа мог бы очутиться на расстоянии атаки, чем добровольно поставить свой отряд вблизи командных высот, на которых, по крайнему человеческому разумению, не замедлит появиться противник. Дело заключалось совсем не в том, что хребет Шизан и горы Макураяма могли бы послужить западней, в которую было желательно завлечь русских. Как будет видно из дальнейшего изложения, они представляли значительную преграду на пути наступления японцев к западу. Я могу представить себе только то, что генерал Инуйэ желал поставить свои войска для штурма в более близкое к позиции противника исходное положение, а также иметь неподалеку позицию, на которой войска могли бы быть приведены в порядок в случае неудачи этого штурма. С другой же стороны, если бы его атака была отбита, то орудия противника могли бы осыпать его отступающие войска шрапнелью во время движения по открытой долине вплоть до: самого Чаотао.
Одно только достоверно, что противник занял 26-го числа хребет Шизан, а 29-го три русских батальона вытеснили японские заставы с Макураямы и заняли ее; в это же время другой японский отряд, выделенный к Пенлину, в шести милях к югу от Иоширеи, был тоже вынужден отступить.
Русский главнокомандующий за перерыв со времени сражения при Чаотао определил силы Инуйэ и решил сосредоточить против него превосходящие силы, чтобы по возможности совершенно разбить его до подхода к нему подкреплений со стороны двух других дивизий армии Куроки. Конечно, случай к тому представлялся наиболее соблазнительный. Только половина бригады Коби, которая, по словам Фуджии, должна поддержать Инуйэ, была в его распоряжении в виде одного резервного гвардейского полка. Я думаю, что вполне могу положиться на достоверность моих сведений, хотя Фуджии в приведенных мною выдержках его описания сражения упоминает о бригаде Коби в распоряжении Инуйэ.
Дивизия и этот полк были почти изолированы. Их разделял дневной переход от Лиеншанкуана. Дороги были годны только для пехоты без обозов. Отряд Инуйэ представлял особенно соблазнительный предмет действий для русского главнокомандующего по той причине, что его правый фланг был открыт для атаки со стороны Мукдена через деревню Пенчихо, которая находилась всего в четырнадцати милях от Чаотао и уже была занята отрядом из полка пехоты и двух полков казаков. В соответствии с этим он приказал генеральному штабу выработать план наступления 12-й дивизии у Чаотао. По этому плану надо было удерживать Чаотао, пока совершался обход японского левого фланга со стороны Пенлина, а правого - со стороны Пенчихо. Эта оценка обстановки была вполне безошибочна, а также и план, на ней основанный. Только имея против себя бдительного противника, хорошо обслуживаемого бесчисленными китайскими шпионами, для успеха какого бы то ни было плана необходимо было соблюдение двух существенных условий: скрытности подготовки и быстроты выполнения. Пустячным, но, может быть, и многозначительным указанием на то, как русскими не соблюдались эти оба существенных условия, может послужить то обстоятельство, что они послали воздушные шары к своему левому флангу. В настоящее время воздушные шары служат только для привлечения к себе внимания. Как бы то ни было - одно вполне достоверно: пример использования быстроты и скрытности, исполненный Куропаткиным, не был ни достаточно быстр, ни достаточно скрытен, чтобы ввести в заблуждение полковника Хагино, этого серьезного, вдумчивого человека, проведшего семь долгих лет в Европейской России, тщательно наблюдавшего и изучившего все московские индивидуальные особенности.
Начиная от Чаотао и вплоть до окрестности Юшулинга, долина речки Шихо тянется к востоку и западу и представляет собой плоскую, возделанную равнину шириной от 2000 до 3000 ярдов. У Юшулинга р. Шихо круто поворачивает к северу и протекает в этом направлении полторы мили вдоль долины шириной около 1500 ярдов. Восточной границей долины служит гора, называемая японцами Макураяма, или гора Подушка. Эта гора отделяется к югу от хребта, являющегося северной границей долины. Она представляет собою почти отдельный хребет высотой около 350 футов и соединяется с северной грядой гор седловиной высотой около 200 футов. Горы, тянувшиеся по северной стороне долины, были высотой от 450 до 500 футов, отличались большой крутизной, неровной поверхностью и имели вид сахарных головок. Макураяма очень крута с ее восточной стороны, настолько, что вооруженной и снаряженной пехоте пришлось бы ползти вверх на руках и коленях; западный ее скат спускается в долину более полого. На самой вершине имелась масса невысоких кустов; седловина же, соединяющая ее с грядой гор, была совершенно обнажена.
Такова была восточная стена дефиле Шихо близ Юшулинга. Его западной стеной служил хребет Шизан, представляющий собою ветвь хребта, ограничивающего долину Чаотао - Юшулинг с юга и отделяющийся от главной гряды гор подобно Макураяме. Хребет Шизан поднимается от реки совершенно отвесно на высоту 100 футов. Его западные склоны пологи. Русские заняли главную позицию вдоль вершины обрывистой, восточной стороны хребта Шизан, где они поставили две батареи всего шестнадцать орудий. Эта позиция была бы необыкновенно сильна, если бы на другой стороне дефиле, на расстоянии 1000 футов, не находилась Макураяма. Если только противнику, двигающемуся с востока, удастся расположить свою артиллерию на этой горе, то хребет Шизан придется очистить. Поэтому включение Макураямы в состав позиции было для русских обязательно, ибо вся судьба этой позиции зависела от исхода борьбы за Макураяму. Можно было поэтому ожидать, что эта гора будет удерживаться значительными силами, что на ней будут вырыты окопы самым тщательным образом и что батальонам, предназначенным для ее обороны, будет вменено в обязанность зорко следить за противником. Из последующего будет ясно видно, как помогли Куропаткину его подчиненные в этом отношении. Около шести миль к югу от Юшулинга находился Пенлин, где бригада русской пехоты занимала позицию на западных холмах небольшой долины. Протяжение этой позиции по фронту достигало одной мили, и она командовала дорогой из Чаотао через Пенлин и Хучатзу в Ампинг. Обстрел был хорош, и гаолян не мешал кругозору. Мне довелось видеть кроки этой местности, которая исключительно пересечена и непроходима. Если бы русские окопались 29-го и 30-го числа после того, как японский отряд был отброшен, позиция у Пенлина оказалась бы очень твердым орехом для японцев. Но, в противоположность своим, предкам у Бородина, они удовольствовались только окопами небольшой длины, представлявшими очень слабое укрытие от ружейных пуль и совсем никакое от навесного шрапнельного огня. Русская бригада у Пенлина не имела артиллерии, но одна полубатарея была поставлена на позиции к западу, у Липайуи (Lipayui), откуда ее огонь до некоторой степени мог содействовать прикрытию отступления.
Вечером 30 июля Инуйэ приказал генерал-майору Кигоши атаковать позицию у Юшулинга полной бригадой из шести батальонов пехоты при четырех батареях горной артиллерии и одной полевой. В это же самое время генерал-майору Сасаки было приказано двинуться к Пенлину и атаковать там русских бригадой из пяти батальонов, одного эскадрона и одной горной батареи. Два батальона гвардейского полка Коби были оставлены у Чаотао с целью наблюдения за русским отрядом, который, как известно, находился от этого пункта в четырнадцати милях к северу, у Пенчихо. Утром 31-го числа оставшийся батальон этого полка был выслан уступом за правый фланг, чтобы при необходимости отразить опасность с этой стороны. Таким образом, у Инуйэ в дивизионном резерве остался только один батальон и немного саперов.
Сначала я опишу атаку Юшулингской позиции. Подобно тому, как при Иоширеи, здесь тоже была сделана попытка обойти правый русский фланг, и 24-й полк в течение ночи, не встречая сопротивления, занял возвышенность над д. Линша (Linsha). Благодаря этому он утвердился на расстоянии 1000 ярдов от цели своих действий. Но с рассветом было решено, что дальнейшее наступление через открытую долину безнадежно опасно, в особенности имея против себя шестнадцать орудий на позиции вдоль обрывистого хребта Шизан. Поэтому 24-й полк удовольствовался тем, чем он овладел, и, как бы следуя примеру обходящей гвардейской колонны у Иоширеи, не принял дальнейшего участия в сражении. Теперь мы покончили с одной половиной бригады Кигоши, существование которой можно с этого времени совершенно не принимать во внимание. Другая половина бригады, или полк, имея два батальона в боевой части и один в резерве, в 4 ч. утра оставила свои окопы в 2000 ярдах к востоку от Макураямы. Левый батальон двигался прямо на большой холм Макураямы, достиг Фучапутзу незадолго до рассвета, не будучи никем обнаружен, развернулся по обе стороны Фучапутзу и лег здесь на землю, прикрываясь мертвым пространством и ожидая событий на прочих участках поля сражения. Ему не пришлось долго ждать. Правый батальон вскарабкался на холмы северной стороны долины и, двигаясь вдоль них к западу, с рассветом наскочил на слабую русскую заставу. Эта застава расположилась на крутой и высокой возвышенности приблизительно в 300 ярдах к востоку от Макураямской седловины. Застава эта была захвачена врасплох, раньше чем ее люди успели приготовиться к обороне. На том месте, где застали заставу, было найдено чучело часового, сделанное из соломы и одетое в изодранный русский мундир. Каждый, небрежно поверяющий линию сторожевого охранения с соседней высоты к западу от Макураямы, должен был заключить, видя подобные чучела часовых, что войска охраняются очень тщательно. Этот соломенный человек произвел на меня сильное впечатление, будучи очень эмблематичной персоной. В трехстах ярдах к западу от наступавших японцев находилась высота Макураямской седловины, а в 250 ярдах позади нее (хотя японцы об этом и не знали) располагались два русских батальона, которым была поручена оборона этой части русской позиции. Оба эти батальона погружены были в глубокий сон. Если бы даже японцы были всеведущими, то они не могли бы действовать с большой быстротой. Не теряя ни одной минуты, они, как стая собак, отчаянно пустились преследовать убегавшую к Макураямской седловине заставу.
Звук выстрелов по русской заставе произвел тревогу по ту сторону седловины. Беспорядочной толпой, полураздетые, полупроснувшиеся русские взбирались поспешно с запада на седловину. Даже в такой критический момент дело во многом зависело от случая. Как обыкновенно, счастье оказалось на стороне японцев, и они достигли вершины ранее русских. Взобравшись на седловину, японцы, к своему крайнему удивлению, очутились лицом к лицу с полураздетой беспорядочной толпой русских, задыхавшихся от бега и, видимо, без офицеров. В одно мгновение японцы спустились вниз и начали стрелять в открыто стоявшую массу людей, находившуюся чуть ли не прямо под дулами их ружей. Хотя русских было в два раза больше, но, казалось, все слагалось против них. Их люди были в замешательстве, среди них не было всем известного начальника, который мог бы отдать приказания. Нижние чины не могли уяснить, что такое происходит кругом, и с ними не было их ротных офицеров. Японцы же, наоборот, были в полном порядке, бодры и отлично знали, что им делать. То обстоятельство, что при подобных условиях у русских все-таки не было паники, нужно отнести к большой их чести. Они энергично, по меньшей мере в продолжение получаса, боролись за седловину. Японцы, не принимавшие участия в борьбе на седловине, свободно обстреливали неприятельский бивак, открыто лежавший под ними на расстоянии меньше 300 ярдов. По счастью для русских, японцы не такие хорошие стрелки, как буры, а то от них осталось бы очень немного.
Штаб армии подтвердил историю, рассказанную мне Жардайном, что японские солдаты разражались взрывами смеха и кричали друг другу точно толпа школьников:
Вон там, друзья, стреляйте в старого офицера, который натягивает свои штаны!, Нет! Нет! Нет! Вон там, толстый майор надевает свою саблю!, Лошадь! Лошадь! Стреляйте скорее в лошадь!.
Такие крики слышались вдоль всей седловины. Я должен добавить, что русские, очутившиеся в таком злополучном затруднении, обнаружили в большинстве случаев похвальное хладнокровие. Видно было, как один молодой офицер спокойно умывался и старательно причесывал свои волосы в то время, когда воздух был наполнен свистом пуль.
Мало-помалу японская артиллерийская прислуга выползла обратно, и я ясно видел, как она возилась со своими орудиями, переменяя их положение так, чтобы ввести русских в заблуждение относительно дистанции, если они опять откроют огонь.
В 2 ч. 45 мин. опять началось состязание. Японцы большей частью стреляли гранатами, направляя огонь на своего старого врага, батарею к северо-востоку от Иоширеи и на выступную батарею недалеко от оконечности вершины близ Тована. На этот раз русским на высотах у Иоширеи не удалось повторить их первый блестящий успех, может быть, потому, что их сбили с толку небольшие изменения в положении японских орудий. С другой же стороны, как я сам убедился на следующий день, русские орудия над Тованом были совершенно неуязвимы для выстрелов с северо-востока, потому что были чрезвычайно искусно сжаты вместе между небольшой крутой вершиной и подъемом горы. Их фронт обеспечивался обрывом в 80 футов вышиной, спускающимся к реке, так что лучшей позиции и нельзя себе вообразить.
Приводимые мной здесь извлечения из рассказа генерал-майора Фуджии послужат хорошим вступлением к описанию последнего периода этого сражения:
Вы лучше сможете понять опасения генерального штаба, если я обращу ваше внимание на то, что из-за превосходства в силах противника мы принуждены были отказаться от мысли иметь общеармейский резерв. Не много нужно было времени, чтобы заставить нас почувствовать его отсутствие. Хотя нам и было известно, что местность на фронте гвардии очень затруднительна, но мы все же ожидали, что гвардия овладеет Иоширеи по крайней мере к полудню. Но так как условия местности оказались более неблагоприятны, чем мы того ожидали, не представляя хороших артиллерийских позиций, то все наши надежды оказались совершенно напрасными. На самом деле, как вы хорошо знаете, атака гвардии была на всех пунктах совершенно остановлена. Когда это выяснилось, штаб должен был сознаться, что положение сделалось критическим. Если бы только гвардии удалось выполнить полученные приказания и успешно атаковать Иоширеи, то как самый Мотиенлинг, так и наша главная, пересекающая его линия сообщений были бы в полной безопасности. Потому что, если бы даже русские и перешли против нас в наступление, то для удержания их на этой стороне перевала в нашем распоряжении всегда находилась 2-я дивизия. Но так как атака гвардии была отброшена и успех или неудача на этом участке поля сражения, казалось, были одинаково возможны, то мы не могли далее действовать со всем тем благоразумием, к которому мы непременно стремимся. Это чрезвычайно важное обстоятельство, и я желал бы разъяснить вам его, даже рискуя повторениями. До тех пор, пока 2-я дивизия не была введена в дело, мы обладали преимуществом, имея армейский резерв, хотя в диспозиции для этого боя мы и не выделили с этой целью какой-либо войсковой части. Любая угроза против нашего центра, где мы наиболее уязвимы, отражалась правым флангом 2-й дивизии, который мог быть впоследствии усилен четырьмя батальонами Окасаки. Но как только правый фланг 2-й дивизии был бы введен в дело для совместной атаки Иоширеи, то он совершенно потерял бы свое значение резерва; тем более, что во время самого движения в атаку он должен бы был завернуть свой правый фланг к Сеисекиреи (Seisekirei) и при дальнейшем движении вперед открыть самый Мотиенлинг.
В это время маршал Куроки еще не знал о большом успехе на его правом фланге, что освободило бы его от всех опасений относительно генералов Окасаки и Инуйэ. На самом же деле, однако, он полагал, что нет непосредственной опасности перехода русских в наступление на северном участке поля сражения. Ему было известно, что приготовления русских для предполагаемого ими наступления против 12-й дивизии не были закончены, и поэтому он надеялся, что русские, всецело занятые собственной обороной, не будут в состоянии думать ни о чем другом. Маршал не особенно беспокоился за наш левый фланг и за южный участок поля сражения, потому что, хотя там японцам и не удалось овладеть позицией противника, местность была одинаково неудобна как для атаки, так и для контратаки. Генеральный штаб был вполне уверен, что гвардия сможет удержаться на занимаемых ею позициях.
Вследствие всего этого командующий 1-й армией, сознавая, что необходимо было рискнуть, в 1 ч. дня приказал 2-й дивизии начать теснить противника. Вам известно, что произошло после этого. Штаб армии сделал все, что мог, и больше ничего не мог предпринять, потому что в его распоряжении не оставалось больше войск. Все они были введены в дело насколько это зависело от командующего армией.
Согласно полученным приказаниям два батальона, находившихся к югу от Мотиенлингской дороги, развернув боевой порядок, двинулись к деревне Кинкахоши (Kinkahoshi). Четыре батальона, располагавшиеся к северу от Мотиенлингской дороги, также покинули свою позицию и, развернувшись, перешли через горный хребет, за которым они лежали, как бы намереваясь пересечь главную долину у Тиенсуитиена. С этого времени я потерял из вида обе колонны, пока в 4 ч. 50 мин. дня не увидел цепь правой атакующей колонны, которая, будучи очень растянута по фронту, двигалась в юго-западном направлении. В 5 ч. 10 мин. дня русские стали увозить орудия с батареи на оконечности высоты в 300 ярдах к юго-востоку от Тована, и я заметил, как эта батарея, без одного орудия, перевернувшегося при спуске с холма, двигалась галопом на запад вверх по долине Тован - Иоширеи. В 5 ч. 20 мин. передо мной открылась великолепная картина развития атаки. В эту минуту два, батальона, начавшие свое движение с юга от Мотиенлингской дороги, наступали очень широким фронтом через большую долину прямо на Тован, держась направления на запад. Четыре батальона с северной стороны Мотиенлингской дороги зашли плечом, пока не стали лицом почти что к югу, и подымались вверх по северному скату большой возвышенности, которая образует собой северную границу долины Тован - Иоширеи. Можно было различить отдельных солдат, которые двигались в очень растянутых группах. Как только эти отдельные группы достигали мертвого пространства, то сейчас же смыкались, а попав опять под шрапнельный огонь, вновь размыкались на интервалы от пяти до двадцати шагов. Русские обыскивали своим шрапнельным огнем всю поверхность этой высоты, но без всякого успеха. Я полагаю, что в это время русская пехота уже оставила свои окопы. Во всяком случае, с обеих сторон поддерживался только сравнительно слабый ружейный огонь. В 5 ч. 30 мин., во время самого возбужденного настроения штаба армии, было замечено, как один из японских солдат, цепляясь руками и ногами, взобрался по крутому скату возвышенности и укрепил свой флаг, эмблему восходящего солнца, на верхушке древней Тованской башни. Он сам и другие его два или три товарища, присоединившиеся к нему, очевидно, находились под огнем, потому что видно было, как они прятались за башню. В 5 ч. 45 мин. наблюдаемое нами, ничем не задержанное наступление японских войск и характерные одиночные выстрелы, указывающие на окончание сражения, дали нам ясно понять, что русские против фронта 2-й дивизии решили оставить поле сражения.
Почему они так поступили, сказать невозможно до тех пор, пока не будут даны объяснения этому с русской стороны. Может быть, по случаю смерти храброго генерала Келлера. Может быть, потому, что до них дошли сведения о постигшей их неудаче на северном, удаленном участке сражения. Какова бы она ни была, эта причина, однако отступили, несомненно, не потому, что войска Куроки нанесли поражение войскам Келлера.
Зрители обыкновенно склонны подмечать упущенные, благоприятные случаи большей частью вследствие недостаточной осведомленности и неправильной оценки всей обстановки. Хотя я и хорошо знаю, насколько рискованно судить о сражении, где я был свидетелем действий только одной стороны, я все-таки не могу удержаться и не обратить внимания на чрезвычайно удобный случай для производства контратаки со стороны Сеисекиреи прямо на самый Мотиенлинг. Говорят, что у русских была у Токайена одна дивизия в резерве. Если бы она направилась туда, дав предварительно людям позавтракать, то она достигла бы хребта Сеисекиреи к 4 ч. дня, а двинувшись отсюда к Мотиенлингу, она не встретила бы там ровно никого, кто бы мог преградить ей дорогу, кроме штаба армии и иностранных военных агентов; в том случае, конечно, если бы эта дивизия не предпочла нанести удар прямо во фланг широко растянутому правому крылу японцев.
Глава XVIII.
Гибельное отступление от Пенлина
Теперь остается описать столкновение между Инуйэ и Турчевским, которое хотя и произошло в пятнадцати милях к северу от правого фланга Куроки, но тем не менее составляло такую же существенную часть сражения у Иоширеи, как и обходное движение гвардии к югу.
Сражение при Чаотао произошло 19 июля, и с этих пор Куроки держал 12-ю дивизию как бы на привязи, мешая ей воспользоваться выгодным положением. Так, по крайней мере, думали некоторые ее молодые, горячие головы. Закончив укрепление позиции у Чаотао, чтобы иметь где удержаться в случае неблагоприятного оборота вещей, Инуйэ ночью 20-го числа продвинулся на две мили к западу вверх по открытой долине р. Шихо. Здесь он вырыл глубокую и солидную линию окопов поперек плоской возделанной долины в 2000 ярдах к востоку от гор Макураяма (Makurayama) и в 3000 ярдах к востоку от хребта Шизан (Shisan). Он мог бы занять обе эти позиции, ничем не рискуя и ничего не теряя; но, во-первых, это было бы дальше, чем того желал Куроки, а во-вторых, ни одна из этих позиций не была удобна для обороны фронтом на запад, хотя обе были очень сильны для встречи атак с востока. Несмотря на убедительность этих доводов, все-таки идея японского начальника была комического характера и, пожалуй, единственная в своем роде в ряду современных войн: оставить такую сильную позицию, как Чаотао, продвинуться вперед на две мили и усесться на открытой долине перед грозной, никем не занятой позицией, которую, по всему вероятию, скоро займет противник. Казалось, лучше бы было остаться у Чаотао, откуда он легко в три четверти часа мог бы очутиться на расстоянии атаки, чем добровольно поставить свой отряд вблизи командных высот, на которых, по крайнему человеческому разумению, не замедлит появиться противник. Дело заключалось совсем не в том, что хребет Шизан и горы Макураяма могли бы послужить западней, в которую было желательно завлечь русских. Как будет видно из дальнейшего изложения, они представляли значительную преграду на пути наступления японцев к западу. Я могу представить себе только то, что генерал Инуйэ желал поставить свои войска для штурма в более близкое к позиции противника исходное положение, а также иметь неподалеку позицию, на которой войска могли бы быть приведены в порядок в случае неудачи этого штурма. С другой же стороны, если бы его атака была отбита, то орудия противника могли бы осыпать его отступающие войска шрапнелью во время движения по открытой долине вплоть до: самого Чаотао.
Одно только достоверно, что противник занял 26-го числа хребет Шизан, а 29-го три русских батальона вытеснили японские заставы с Макураямы и заняли ее; в это же время другой японский отряд, выделенный к Пенлину, в шести милях к югу от Иоширеи, был тоже вынужден отступить.
Русский главнокомандующий за перерыв со времени сражения при Чаотао определил силы Инуйэ и решил сосредоточить против него превосходящие силы, чтобы по возможности совершенно разбить его до подхода к нему подкреплений со стороны двух других дивизий армии Куроки. Конечно, случай к тому представлялся наиболее соблазнительный. Только половина бригады Коби, которая, по словам Фуджии, должна поддержать Инуйэ, была в его распоряжении в виде одного резервного гвардейского полка. Я думаю, что вполне могу положиться на достоверность моих сведений, хотя Фуджии в приведенных мною выдержках его описания сражения упоминает о бригаде Коби в распоряжении Инуйэ.
Дивизия и этот полк были почти изолированы. Их разделял дневной переход от Лиеншанкуана. Дороги были годны только для пехоты без обозов. Отряд Инуйэ представлял особенно соблазнительный предмет действий для русского главнокомандующего по той причине, что его правый фланг был открыт для атаки со стороны Мукдена через деревню Пенчихо, которая находилась всего в четырнадцати милях от Чаотао и уже была занята отрядом из полка пехоты и двух полков казаков. В соответствии с этим он приказал генеральному штабу выработать план наступления 12-й дивизии у Чаотао. По этому плану надо было удерживать Чаотао, пока совершался обход японского левого фланга со стороны Пенлина, а правого - со стороны Пенчихо. Эта оценка обстановки была вполне безошибочна, а также и план, на ней основанный. Только имея против себя бдительного противника, хорошо обслуживаемого бесчисленными китайскими шпионами, для успеха какого бы то ни было плана необходимо было соблюдение двух существенных условий: скрытности подготовки и быстроты выполнения. Пустячным, но, может быть, и многозначительным указанием на то, как русскими не соблюдались эти оба существенных условия, может послужить то обстоятельство, что они послали воздушные шары к своему левому флангу. В настоящее время воздушные шары служат только для привлечения к себе внимания. Как бы то ни было - одно вполне достоверно: пример использования быстроты и скрытности, исполненный Куропаткиным, не был ни достаточно быстр, ни достаточно скрытен, чтобы ввести в заблуждение полковника Хагино, этого серьезного, вдумчивого человека, проведшего семь долгих лет в Европейской России, тщательно наблюдавшего и изучившего все московские индивидуальные особенности.
Начиная от Чаотао и вплоть до окрестности Юшулинга, долина речки Шихо тянется к востоку и западу и представляет собой плоскую, возделанную равнину шириной от 2000 до 3000 ярдов. У Юшулинга р. Шихо круто поворачивает к северу и протекает в этом направлении полторы мили вдоль долины шириной около 1500 ярдов. Восточной границей долины служит гора, называемая японцами Макураяма, или гора Подушка. Эта гора отделяется к югу от хребта, являющегося северной границей долины. Она представляет собою почти отдельный хребет высотой около 350 футов и соединяется с северной грядой гор седловиной высотой около 200 футов. Горы, тянувшиеся по северной стороне долины, были высотой от 450 до 500 футов, отличались большой крутизной, неровной поверхностью и имели вид сахарных головок. Макураяма очень крута с ее восточной стороны, настолько, что вооруженной и снаряженной пехоте пришлось бы ползти вверх на руках и коленях; западный ее скат спускается в долину более полого. На самой вершине имелась масса невысоких кустов; седловина же, соединяющая ее с грядой гор, была совершенно обнажена.
Такова была восточная стена дефиле Шихо близ Юшулинга. Его западной стеной служил хребет Шизан, представляющий собою ветвь хребта, ограничивающего долину Чаотао - Юшулинг с юга и отделяющийся от главной гряды гор подобно Макураяме. Хребет Шизан поднимается от реки совершенно отвесно на высоту 100 футов. Его западные склоны пологи. Русские заняли главную позицию вдоль вершины обрывистой, восточной стороны хребта Шизан, где они поставили две батареи всего шестнадцать орудий. Эта позиция была бы необыкновенно сильна, если бы на другой стороне дефиле, на расстоянии 1000 футов, не находилась Макураяма. Если только противнику, двигающемуся с востока, удастся расположить свою артиллерию на этой горе, то хребет Шизан придется очистить. Поэтому включение Макураямы в состав позиции было для русских обязательно, ибо вся судьба этой позиции зависела от исхода борьбы за Макураяму. Можно было поэтому ожидать, что эта гора будет удерживаться значительными силами, что на ней будут вырыты окопы самым тщательным образом и что батальонам, предназначенным для ее обороны, будет вменено в обязанность зорко следить за противником. Из последующего будет ясно видно, как помогли Куропаткину его подчиненные в этом отношении. Около шести миль к югу от Юшулинга находился Пенлин, где бригада русской пехоты занимала позицию на западных холмах небольшой долины. Протяжение этой позиции по фронту достигало одной мили, и она командовала дорогой из Чаотао через Пенлин и Хучатзу в Ампинг. Обстрел был хорош, и гаолян не мешал кругозору. Мне довелось видеть кроки этой местности, которая исключительно пересечена и непроходима. Если бы русские окопались 29-го и 30-го числа после того, как японский отряд был отброшен, позиция у Пенлина оказалась бы очень твердым орехом для японцев. Но, в противоположность своим, предкам у Бородина, они удовольствовались только окопами небольшой длины, представлявшими очень слабое укрытие от ружейных пуль и совсем никакое от навесного шрапнельного огня. Русская бригада у Пенлина не имела артиллерии, но одна полубатарея была поставлена на позиции к западу, у Липайуи (Lipayui), откуда ее огонь до некоторой степени мог содействовать прикрытию отступления.
Вечером 30 июля Инуйэ приказал генерал-майору Кигоши атаковать позицию у Юшулинга полной бригадой из шести батальонов пехоты при четырех батареях горной артиллерии и одной полевой. В это же самое время генерал-майору Сасаки было приказано двинуться к Пенлину и атаковать там русских бригадой из пяти батальонов, одного эскадрона и одной горной батареи. Два батальона гвардейского полка Коби были оставлены у Чаотао с целью наблюдения за русским отрядом, который, как известно, находился от этого пункта в четырнадцати милях к северу, у Пенчихо. Утром 31-го числа оставшийся батальон этого полка был выслан уступом за правый фланг, чтобы при необходимости отразить опасность с этой стороны. Таким образом, у Инуйэ в дивизионном резерве остался только один батальон и немного саперов.
Сначала я опишу атаку Юшулингской позиции. Подобно тому, как при Иоширеи, здесь тоже была сделана попытка обойти правый русский фланг, и 24-й полк в течение ночи, не встречая сопротивления, занял возвышенность над д. Линша (Linsha). Благодаря этому он утвердился на расстоянии 1000 ярдов от цели своих действий. Но с рассветом было решено, что дальнейшее наступление через открытую долину безнадежно опасно, в особенности имея против себя шестнадцать орудий на позиции вдоль обрывистого хребта Шизан. Поэтому 24-й полк удовольствовался тем, чем он овладел, и, как бы следуя примеру обходящей гвардейской колонны у Иоширеи, не принял дальнейшего участия в сражении. Теперь мы покончили с одной половиной бригады Кигоши, существование которой можно с этого времени совершенно не принимать во внимание. Другая половина бригады, или полк, имея два батальона в боевой части и один в резерве, в 4 ч. утра оставила свои окопы в 2000 ярдах к востоку от Макураямы. Левый батальон двигался прямо на большой холм Макураямы, достиг Фучапутзу незадолго до рассвета, не будучи никем обнаружен, развернулся по обе стороны Фучапутзу и лег здесь на землю, прикрываясь мертвым пространством и ожидая событий на прочих участках поля сражения. Ему не пришлось долго ждать. Правый батальон вскарабкался на холмы северной стороны долины и, двигаясь вдоль них к западу, с рассветом наскочил на слабую русскую заставу. Эта застава расположилась на крутой и высокой возвышенности приблизительно в 300 ярдах к востоку от Макураямской седловины. Застава эта была захвачена врасплох, раньше чем ее люди успели приготовиться к обороне. На том месте, где застали заставу, было найдено чучело часового, сделанное из соломы и одетое в изодранный русский мундир. Каждый, небрежно поверяющий линию сторожевого охранения с соседней высоты к западу от Макураямы, должен был заключить, видя подобные чучела часовых, что войска охраняются очень тщательно. Этот соломенный человек произвел на меня сильное впечатление, будучи очень эмблематичной персоной. В трехстах ярдах к западу от наступавших японцев находилась высота Макураямской седловины, а в 250 ярдах позади нее (хотя японцы об этом и не знали) располагались два русских батальона, которым была поручена оборона этой части русской позиции. Оба эти батальона погружены были в глубокий сон. Если бы даже японцы были всеведущими, то они не могли бы действовать с большой быстротой. Не теряя ни одной минуты, они, как стая собак, отчаянно пустились преследовать убегавшую к Макураямской седловине заставу.
Звук выстрелов по русской заставе произвел тревогу по ту сторону седловины. Беспорядочной толпой, полураздетые, полупроснувшиеся русские взбирались поспешно с запада на седловину. Даже в такой критический момент дело во многом зависело от случая. Как обыкновенно, счастье оказалось на стороне японцев, и они достигли вершины ранее русских. Взобравшись на седловину, японцы, к своему крайнему удивлению, очутились лицом к лицу с полураздетой беспорядочной толпой русских, задыхавшихся от бега и, видимо, без офицеров. В одно мгновение японцы спустились вниз и начали стрелять в открыто стоявшую массу людей, находившуюся чуть ли не прямо под дулами их ружей. Хотя русских было в два раза больше, но, казалось, все слагалось против них. Их люди были в замешательстве, среди них не было всем известного начальника, который мог бы отдать приказания. Нижние чины не могли уяснить, что такое происходит кругом, и с ними не было их ротных офицеров. Японцы же, наоборот, были в полном порядке, бодры и отлично знали, что им делать. То обстоятельство, что при подобных условиях у русских все-таки не было паники, нужно отнести к большой их чести. Они энергично, по меньшей мере в продолжение получаса, боролись за седловину. Японцы, не принимавшие участия в борьбе на седловине, свободно обстреливали неприятельский бивак, открыто лежавший под ними на расстоянии меньше 300 ярдов. По счастью для русских, японцы не такие хорошие стрелки, как буры, а то от них осталось бы очень немного.
Штаб армии подтвердил историю, рассказанную мне Жардайном, что японские солдаты разражались взрывами смеха и кричали друг другу точно толпа школьников:
Вон там, друзья, стреляйте в старого офицера, который натягивает свои штаны!, Нет! Нет! Нет! Вон там, толстый майор надевает свою саблю!, Лошадь! Лошадь! Стреляйте скорее в лошадь!.
Такие крики слышались вдоль всей седловины. Я должен добавить, что русские, очутившиеся в таком злополучном затруднении, обнаружили в большинстве случаев похвальное хладнокровие. Видно было, как один молодой офицер спокойно умывался и старательно причесывал свои волосы в то время, когда воздух был наполнен свистом пуль.