— Из дома?
   — Да, оттуда, — подтвердила Ева.
   — После того как вы заметили свет фонарика?
   — Да. Потом он замелькал снова. И тут из парадного выскочила женщина и опрометью бросилась в нашу сторону. В руке у нее была сумка, и она что-то туда на бегу запихивала. Я сидела за рулем — слева, а Билл — справа, ближе к тротуару. «Да это сестра Трента», — говорит Билл. Я живо смекнула, что к чему, и мы отчалили.
   — Вы видели, что с ней случилось?
   — Нет.
   — Куда вы направились?
   — Поставили машину в гараж и поднялись к себе.
   — И тут же настроили приемник на волну вызовов полиции?
   — Да, мы так и сделали.
   — Потом услышали, что обнаружен труп Галленса? — допытывался Мейсон.
   — Да.
   — Вы известили полицию, что были свидетелями?
   — И не подумали, решили остаться в стороне.
   — А рассказывали кому-нибудь об увиденном?
   — Кроме вас, никому.
   — Надо все обдумать, — заключил Мейсон.
   — Не валяйте дурака, — возмутилась Ева. — Нечего тут обдумывать. Вы — молчок, и мы — молчок.
   — Мой долг адвоката — известить вас, что вы обязаны передать эти сведения в полицию.
   — Считайте, что вы исполнили свой долг. — Ева поднялась.
   — Так вы намерены обратиться в полицию?
   — Только если нас привлекут как свидетелей и выхода не будет.
   — Если эти сведения впервые прозвучат в свидетельских показаниях, они произведут эффект разорвавшейся бомбы, — предупредил Мейсон.
   — Это будет взрыв бомбы для Сары Брил, — заявил Голдинг.
   — И для вас тоже.
   — На худой конец мы-то устоим, — сказала Ева. — А вот Саре Брил несдобровать.
   — Ну, мы еще посмотрим.
   — Кончайте блефовать. — Голдинг злобно усмехнулся и вытащил из кармана судебную повестку. — А с этим что прикажете делать?
   — А вы как думаете? — Мейсон посмотрел ему прямо в глаза.
   Голдинг демонстративно разорвал повестку пополам и кивнул женщине:
   — Пошли, Ева.
   Они молча вышли в коридор.
   Мейсон сунул руки в карманы и с задумчивым видом опустился на стул. В кабинет вошла Делла.
   — Они лгут, шеф, — сказала она — Сочинили сказку, чтобы в деле не фигурировал их голубой седан. Наплели с три короба, лишь бы связать вам руки.
   — Если это ложь, Делла, то чертовски искусная ложь, — угрюмо произнес Мейсон.
   — Полагается, что она помешает вам выставить их в качестве свидетелей? — спросила Дела.
   — А мне и ни к чему играть на руку обвинению и выставлять таких свидетелей.
   — Но ведь все это ложь, шеф?
   — Допустим, ложь. Ну и что?
   — Значит, они ее распространяют, чтобы спасти свою шкуру.
   — Спасти от чего?
   — Да хоть от необходимости объяснять, что они там делали. А может быть — от обвинения в убийстве.
   — Ты права, — сказал Мейсон. — Иными словами, они все поставили на карту… Соедини-ка меня с Полом Дрейком. Давай снова займемся этой парочкой. Проверим, нет ли у них мотивов для убийства. Понимаешь, какой получается расклад, Делла? До сих пор все улики против Сары Брил были косвенные: находилась возле места убийства, у нее нашли револьвер, орудие убийства, бриллианты, которые, как полагают, были сняты с тела убитого. В сумме такие улики могут привести к смертному приговору, но все же это только косвенные улики. И вот в суде выступают Голдинг и Ева Тэннис с заявлением, что Сара Брил находилась на месте преступления в момент его совершения. Если они лгут, то для того, чтоб спастись от обвинения в убийстве. Если они говорят правду… если они говорят правду…
   — Допустим, правду. Что тогда? — настаивала Делла. Мейсон, нахмурившись, рассматривал носки ботинок.
   — Свяжи меня с Полом Дрейком, — повторил он. Делла позвонила в бюро Дрейка.
   — Дрейка нет на месте, шеф. Будете говорить с другими? — спросила она, прикрыв ладонью микрофон.
   — Нет, — буркнул Мейсон. — Передай, пусть тотчас же позвонит, как вернется.
   Мейсон поднялся, характерным жестом заложил большие пальцы в проймы жилета и принялся ходить из угла в угол, задумчиво опустив голову.
   С улицы постучали.
   — Это Пол Дрейк. — Мейсон быстро прошел по коридору и сам распахнул дверь. Дрейк едва переводил дух.
   — Что за переполох, Перри?
   — Какой еще переполох?
   — Да со свидетелями.
   Мейсон пристально посмотрел на Дрейка, потом переглянулся с Деллой.
   — А что, собственно, тебе известно о свидетелях?
   Дрейк подошел к своему любимому креслу, вытащил из кармана мятую пачку сигарет.
   — Послушай, Перри, давай напрямик. Я не собираюсь вмешиваться во что-либо без твоего ведома. С другой стороны, если я работаю над делом, я должен знать о нем все. Ты намерен рассказать мне о двух свидетелях, только что побывавших в твоей конторе?
   — А что за спешка? — спросил Мейсон.
   — Мне надо знать, откуда ждать удар.
   — А как ты узнал про свидетелей?
   — Приемник в моей машине настроен на волну вызовов полиции, — объяснил Дрейк. — Это, конечно, не положено, но, сам понимаешь, в нашем деле приходится порой ловчить.
   — Ну и как ты узнал? — нетерпеливо повторил Мейсон.
   — Пять-шесть минут назад полиция приказала девятнадцатой машине срочно прибыть к твоему зданию и забрать двух свидетелей, посетивших Перри Мейсона, адвоката. Их следовало доставить в управление для допроса. Полицейским предписывалось забрать их после разговора с тобой. Вот я и решил, что у тебя есть парочка свидетелей, которые могут заложить динамит под дело Сары Брил, ты позвонил Голкомбу, а он…
   — Ошибаешься, — прервал его Мейсон. — Так они забрали свидетелей?
   — Вероятно, да. Я поймал вызов по дороге к тебе. Когда я был в двух кварталах отсюда, мимо проехала полицейская машина, и я заметил на заднем сиденье двух человек. Разглядеть их я, разумеется, не смог, но полагаю, что это были мужчина и женщина.
   — Боже правый, шеф! — воскликнула Делла. — Неужели Голдинг и…
   Мейсон резко обернулся к секретарше:
   — Не важно, Делла.
   Она с опаской посмотрела на Дрейка и замолчала.
   — Так одним из них был Голдинг? — спросил Дрейк. — Стало быть, Голдинг и Ева Тэннис. Почему ты делаешь из этого секрет, Перри?
   Мейсон ничего не ответил. Он молча наклонился к плинтусу, а потом медленно прошелся вдоль ковра, разглядывая край плинтуса.
   — Вот так-так, Перри, неужели ты думаешь… — Дрейк осекся.
   Мейсон, не обращая внимания на его замешательство, продолжал осмотр. Вдруг он остановился и коснулся пальцем белой пыли на плинтусе. Мейсон растер ее между пальцами и жестом подозвал Дрейка. Когда тот подошел, Мейсон молча указал на картину в раме, висевшую на стене. Они осторожно сняли картину с бронзовых крюков.
   В стене была аккуратно высверлена дырка. В ней угрожающе чернел кружок микрофона. У Деллы от страха округлились глаза, она что-то хотела сказать, но вовремя сдержалась. Пол Дрейк тихо свистнул.
   Мейсон прошел к столу, вложил лист бумаги в машинку и двумя пальцами настучал какой-то текст. Дрейк и Делла, стоя у него за спиной, читали ползущие вверх из-под валика строчки: «Это невероятно. Можем жаловаться, а что толку? Дело скверное. Голкомбу, похоже, наплевать, узнаем мы, что нас подслушивали, или нет. Эта штучка в стене сослужила ему хорошую службу. Наш единственный шанс — пустить его по ложному следу. Включайтесь в игру. Импровизируйте».
   Мейсон отставил стул и принялся мерить шагами кабинет.
   — Здесь побывали Билл Голдинг и Ева Тэннис, Пол, — начал он. — Сдается мне, Голкомб их выследил. Я послал им повестки с вызовом в суд. Возможно, произошла утечка информации.
   — Какие они могут дать показания? — вступил в игру Дрейк.
   — По-моему, они замешаны в убийстве и хотят свалить вину на миссис Брил.
   Дрейк заглянул в лицо Мейсону, ожидая условного знака. Тот жестом пояснил, что Дрейку следует как-то отреагировать на его слова. Сыщик, судя по всему, не знал наверняка, чего от него ждет Мейсон.
   Делла пришла ему на помощь:
   — И что же вы собираетесь предпринять, шеф?
   Мейсон благодарно улыбнулся ей, дав понять, что она правильно истолковала его пантомиму.
   — Мне остается одно, — сказал он. — Если Сару Брил признают виновной на основании лжесвидетельства, мне придется пойти на любое крючкотворство, чтобы ее вызволить, либо же я буду вынужден… — Мейсон снова подал знак.
   — В каком же положении окажется ваша клиентка? — наугад спросила Делла.
   — Ума не приложу, — горестно констатировал Мейсон. — Пожалуй, для нее лучше всего представить суду возражения против иска в порядке самозащиты. А в общем, не знаю. Но в любом случае на меня ложится колоссальная ответственность я защищаю клиентку, которая не может рассказать, что с ней произошло, виновна она или невиновна. Мне известно одно: возможно, она и виновна. Наверное, я поговорю с ней и прозондирую почву: согласится ли она признать себя виновной. Тогда, не исключено, ее признают виновной в убийстве со смягчающими вину обстоятельствами.
   — Вы, разумеется, не хотите, чтобы полиция узнала о ваших планах? — тут же вставила Делла.
   — Господи, конечно нет! — воскликнул Мейсон. — Пусть себе думают, что я готовлюсь к бою, а в последнюю минуту я начну с ними торговаться. До самого суда буду делать вид, что намерен сражаться до последнего. И потому сейчас — никаких авансов. Они расценят это как признак слабости и лишат меня шансов на успех Чем больше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к решению немедленно повидаться с миссис Брил. Так что пока представляйте фирму, Делла. — Мейсон нахлобучил шляпу и быстро вышел, громко хлопнув дверью.
   — Полагаю, это все, мистер Дрейк, — сказала Делла после его ухода. — Если бы у мистера Мейсона были поручения для вас, он бы сам распорядился.
   — Стало быть, Делла, пока ничего не предпринимать?
   — Да, дождитесь особых распоряжений шефа.
   — О’кей, — отозвался Дрейк, — будем ждать, — и все еще настороженно глядя на подслушивающее устройство, он вышел в коридор.

Глава 13

   Когда Перри Мейсон вошел в больничную палату, Сара Брил сидела на кровати, опираясь на подушки.
   — Здравствуйте, как вы себя чувствуете? — бодро справился Мейсон.
   — Все идет своим чередом. — Сара Брил улыбнулась.
   — Как тут не вспомнить старую пословицу: «Пришла беда — отворяй ворота», — сочувственно произнес Мейсон. — Сколько бед свалилось на вашу голову: и сотрясение мозга, и перелом, и обвинение в убийстве, а тут еще известие о смерти брата.
   — Что ж, горести можно сносить с улыбкой или без улыбки, — философски рассудила она. — Что же касается обвинения в убийстве, надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы спасти меня. А что касается Джорджа, тут уж ничего не поделаешь. Уповаю на то, что убийца предстанет перед судом Естественно, это тяжелый удар для меня. Я любила брата, мне его недостает и со временем будет недоставать все больше. Но когда поживешь на свете с мое, мистер Мейсон, не раз столкнешься с потерей близких. Я стараюсь относиться к жизни и смерти без предрассудков. Хочешь, чтоб люди рождались на свет, смирись со смертью. Жизнь — поток, и смерти в ней определено свое место. Если б дети рождались и никто не умирал, на земле стало бы очень тесно. А если бы дети не рождались и никто бы не умирал, мир стал бы очень тоскливым без юности, любви, детского смеха.
   Мне очень горестно, что на долю Джорджа выпало такое. Я без него тоскую, но эта тоска — не жалость к нему, а жалость к себе. Это очень трудно объяснить, мистер Мейсон. Вы можете счесть меня жестокосердной, но будете не правы. Я очень любила его, я была очень к нему привязана. Он умер. Всем нам суждено умереть.
   Мейсон подставил стул, сел возле кровати.
   — Что ж, давайте поговорим о вас, — начал он.
   — О чем именно?
   — О вашем деле.
   — А что в нем нового?
   — Не так уж хорошо все складывается.
   — Мне очень жаль, мистер Мейсон, но ничем не могу вам помочь. Все, что произошло после полудня в день убийства Остина Галленса, будто стерлось у меня из памяти… Не хотите ли закурить, мистер Мейсон? Я знаю, что вы курите, не стесняйтесь, пожалуйста. Нет, благодарю вас, я не составлю вам компанию. Продолжайте, я вас слушаю. Вы ведь что-то хотели сказать? Не пытайтесь смягчить удар.
   — К сожалению, отрицательная сторона провала в памяти в том, что вы не можете оспорить показания других.
   — Что вы хотите этим сказать, мистер Мейсон?
   — До сих пор все улики против вас были косвенные, — пояснил Мейсон. — И вдруг является некто и заявляет, что видел вас в доме Галленса и что тот роковой выстрел был сделан вами. Тут вам просто нечего сказать. Как вы опровергнете эти заявления?
   Глаза у миссис Брил сузились, и она пристально посмотрела на Мейсона.
   — А кто это заявил?
   — Некто, — успокоил ее Мейсон, но, выдержав внушительную паузу, добавил: — Пока некто.
   — Так что же все-таки заявил «некто»?
   — Некто, по имени Голдинг, и женщина, его сожительница, в тот день припарковали машину перед домом Галленса. Они слышали два выстрела. Видели, как человек выбежал из парадного, заталкивая что-то в сумку. Скорее всего, это был револьвер.
   — Что же они сделали? — осведомилась миссис Брил.
   — Уехали, — ответил Мейсон и добавил: — Как только узнали человека, бежавшего в их сторону.
   — И кто был этот человек?
   — Вы, — сказал Мейсон, глядя на нее в упор. Миссис Брил задумалась. Когда она заговорила снова, в ее голосе прозвучал лишь отвлеченный интерес, будто они обсуждали какую-то теоретическую проблему.
   — Сколько времени прошло между выстрелами и появлением на крыльце человека?
   — Это произошло почти одновременно.
   — И они уверены, что это была я?
   — Да, они так утверждают.
   — Вы рассчитываете опровергнуть их показания в ходе допроса?
   — Не знаю. — Мейсон пожал плечами. — Возможно, вся история — выдумка от начала до конца. Не исключено, что они хотят подстроить мне ловушку. Им, разумеется, известно, что вы заявили полицейским о провале в памяти, о том, что не помните ничего из происходившего после полудня. Свидетели очень изворотливы, они прожженные дельцы, не упускающие в жизни ни одного шанса на успех. Естественно, у них хватило ума сообразить: раз вы не в состоянии вспомнить события того дня, то и отрицать ничего не можете.
   Миссис Брил задумалась.
   — Да, куда ни кинь, все клин.
   Мейсон сочувственно покачал головой.
   — Вы, наверное, полагаетесь на свое искусство вести допрос, мистер Мейсон? А кстати, что они там делали, в машине?
   — Они собирались зайти к Галленсу.
   — Так почему же не зашли?
   — Когда подъехали к дому, внутри было темно. По их словам, они уже собрались уехать, решив, что Галленса нет дома, но заметили в окне свет фонарика. Это показалось им странным, и они некоторое время наблюдали за домом. Потом услышали выстрелы, и в следующее мгновение в дверях появились вы и побежали в их сторону. Тут они дали газ и уехали.
   — Это их версия, — заметила Сара Брил.
   — Вы правы, — согласился Мейсон.
   — И, следовательно, выражаясь юридическим языком, я была на месте преступления в момент его свершения.
   — Именно так.
   — Но ведь и они в том же положении.
   — Верно.
   — Вы можете использовать этот факт, чтобы опровергнуть их показания перед жюри присяжных?
   — Вряд ли.
   — Почему?
   — Во-первых, их двое, а вы одна. Во-вторых, они могут отрицать, что были в доме, а вы — нет. В-третьих, они получат поддержку окружного прокурора, а его официальное благословение будет означать, что он доверяет их показаниям. В-четвертых, против них нет косвенных улик, а против вас их больше чем достаточно. Они обнаружили в вашей сумке револьвер, бриллианты.
   — По моему разумению, — сказала миссис Брил, — меня подобрали с мостовой после наезда. Сумка валялась возле меня и, полагаю, — открытая.
   — Вероятно, так оно и было, — кивнул Мейсон.
   — А вы спросили сбившего меня человека, уверен ли ан в том, что револьвер лежал в сумке? Может статься, револьвер лежал возле сумки, а он решил, что револьвер выпал из нее, когда меня сбила машина?
   — Я не задавал ему этого вопроса, — признался Мейсон. — У меня еще не было возможности его допросить.
   — Но вам предоставят такую возможность?
   — Да, конечно.
   — Допустим, свидетель признает, что револьвер лежал не в сумке, а возле нее?
   — Такие показания дадут вам шанс на успех.
   — Вы непременно задайте ему этот вопрос.
   — Обещаю.
   — Если они не смогут доказать, что револьвер был в сумке, что тогда… — миссис Брил, не закончив фразы, смолкла.
   — Тогда, — подхватил Мейсон, — мы склоним кого-нибудь из жюри к мнению, что револьвер подкинули из голубого седана. Он стоял перед домом и возле вас, когда ударом капота сумку выбило из ваших рук.
   — Кто знает, а вдруг я заметила револьвер и бросилась его поднимать — тут меня и сбило машиной?
   — Вы это утверждаете?
   — Нет, я ничего не помню.
   — Если бы вы припомнили такое обстоятельство, это помогло бы расследованию.
   — Сожалею, но я не помню.
   — Что ж, ничего не поделаешь.
   — Мне бы хотелось задать вам пару вопросов, — сказала Сара Брил.
   — Прошу вас.
   — Как я понимаю, человек может убить кого-нибудь обороняясь и это не является преступлением. Верно я говорю?
   — Верно.
   — А что имеется в виду под самообороной?
   — Защита, когда вам угрожают смерть или сильные телесные повреждения.
   — Учитываются ли при этом какие-то особые обстоятельства?
   — Подразумевается, что некто угрожает вам смертью или нанесением тяжелых ран и может легко осуществить свою угрозу.
   — И что тогда?
   — Тогда человек, защищаясь, прибегает к оружию.
   — Допустим, кто-то пришел к Галленсу. Вправе ли этот человек утверждать, что был вынужден убить Галленса в целях самообороны?
   — Звучит не очень убедительно.
   — Почему?
   — Когда человек проникает в чужой дом с преступными намерениями, он ставит себя вне закона. Он тем самым переступает закон. Владелец дома имеет право защищаться от посягательства. А незваный гость не имеет права защищаться от владельца дома.
   — Откуда вы знаете, что проникший в дом действовал незаконно?
   — Он прибег к приему, вызвавшему короткое замыкание при включении света. Это означает преступное вторжение.
   — Стало быть, человек, проникший в дом Галленса без разрешения, был не вправе убить его, даже спасая свою жизнь?
   — При определенных обстоятельствах он имел на это право, — сказал Мейсон. — Но присяжных не убедишь, что обстоятельства сложились именно таким образом. В представлении присяжных, за небольшими исключениями в рамках закона, дом человека — его крепость. В своем доме он может поступать как заблагорассудится. Тут уж незваный гость рискует жизнью. Человек вправе защищать свой дом, свою собственность. В этих обстоятельствах незваный гость расценивается как агрессор, и любое действие владельца дома присяжные расценят как защиту, а не нападение.
   — Что ж, это очень интересно, — заметила миссис Брил. — Жаль, что я ничего не помню. Вероятно, это пошло бы на пользу делу.
   — Вероятно, — подтвердил Мейсон без особого энтузиазма.
   — А эти свидетели рассказывали, как я вела себя, выйдя из дому?
   — Да. Вы задержались на крыльце, засовывая что-то в сумку, потом побежали в их сторону. Они узнали вас и решили держаться от вас подальше.
   — Так я бежала?
   — По их словам — да.
   — Все так запутано, мистер Мейсон, что я вам не завидую. — Сара Брил вздохнула и откинулась на подушку.
   — Если я проиграю дело, для меня это всего лишь профессиональный проигрыш, но вы прекрасно понимаете, что означает проигрыш для вас, — мрачно произнес Мейсон.
   — Вы, похоже, пытаетесь смягчить удар. Ведь меня обвиняют в убийстве с отягчающими вину обстоятельствами?
   — Увы, это так.
   — И подобное обвинение автоматически влечет за собой смертный приговор?
   — Жюри присяжных, возможно, настоит на пожизненном заключении.
   — Как вы думаете, я могу рассчитывать на такое решение присяжных?
   — Трудно предугадать. Все зависит от свидетельских показаний, от настроения самих присяжных, от того, как представит дело обвинитель. Он может разжечь страсти присяжных, и они подтвердят приговор без каких-либо рекомендаций. С другой стороны, обвинение, Бог даст, и не будет добиваться смертного приговора — кто его знает, как все обернется? Никогда не знаешь заранее.
   Мейсон внимательно наблюдал, как примет сведения его клиентка.
   — А что значит подтверждение приговора с рекомендацией жюри?
   — Пожизненное заключение.
   — Ясно, — заключила Сара Брил. — Делайте все, что в ваших силах, я даю свое согласие.
   — А если я проиграю дело, вернее, мы проиграем, что тогда?
   — Господь с вами, мистер Мейсон, — сказала она с мягкой, почти материнской улыбкой. — Ну что вы обо мне беспокоитесь? Я прожила долгую жизнь, активно прожила. Беспокойство мне никогда не помогало. В молодости я, бывало, часто беспокоилась. Но двадцать лет назад положила: хватит. Я в вас верю. Знаю, что вы сделаете все, что в человеческих силах. Если жюри решит, что я виновна в убийстве и меня приговорят к повешению, что ж, значит, судьба. Ничего не поделаешь. Надеюсь, я и тогда не буду труса праздновать и смело взойду на эшафот… Я довольно долго с вами беседовала, мистер Мейсон, и теперь меня клонит ко сну. Полагаю, вы узнали то, что хотели, а я, пожалуй, вздремну. Очень жаль, что появились свидетели, раз это, по-вашему, осложнит дело. Вижу, перспектива для меня довольно мрачная… Тем не менее я не в силах ни сказать, ни сделать ничего такого, что бы хоть как-то помогло вам, мистер Мейсон. Боюсь, вам придется поволноваться и за себя, и за меня.
   Сара Брил положила подушку под голову, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Выражение безмятежности разгладило морщины на ее лице, и она погрузилась в глубокий сон.

Глава 14

   Мейсон отворил дверь своего кабинета. Пропустив вперед Пола Дрейка, он включил свет и на цыпочках подошел к картине, под которой они обнаружили микрофон. Мейсон кивнул Дрейку, и они сняли картину со стены.
   От микрофона не осталось и следа. Едва заметная разница в цвете штукатурки указывала, в каком месте дырка была зашпаклевана быстросохнущим составом.
   — Так-то вот, Пол, — усмехнулся Мейсон.
   — Думаешь, они в другом месте установили подслушивающее устройство?
   — Нет, — отозвался Мейсон. — Они разом все убрали.
   — Почему? Устройство уже сослужило службу?
   — Нет, просто они сообразили, что мы обо всем догадались.
   — А что их навело на эту мысль?
   — Я сам виноват, Пол. Задним умом крепок.
   — А в чем дело, Перри?
   — Помнишь, когда мы обнаружили микрофон, я подошел к машинке и отстукал тебе сообщение?
   — Помню!
   — Стук машинки был записан. По неровному темпу и резким ударам полицейские поняли, что печатал я. Они знали, что ты с Деллой находились у меня, и сообразили, что я хотел вам что-то сообщить, потому и сел за машинку.
   — И тогда они вынули из стены микрофон.
   — Именно. Опасались, что за моей жалобой последует обвинение в неуважении к суду либо просто сочувствие публики будет на моей стороне.
   — Как ты считаешь, Голкомб будет отрицать, что устанавливал подслушивающее устройство?
   — Ну, так далеко уголовная полиция не зайдет, но они наверняка заявят, что ничего о нем не знали и никакого отношения к его установке не имеют.
   — И они еще рассуждают о крючкотворстве адвокатов, — с горечью сказал Дрейк. — Займись мы таким надувательством, как уголовная полиция, вмиг оказались бы за решеткой, — кому-кому, а уж нам-то это хорошо известно.
   — Ну, это не совсем так, — возразил Мейсон. — Была возможность заявить, что меня подслушивали, проследить, куда ведут провода, что-то предпринять. Я упустил свой шанс, и вряд ли он повторится.
   — Так ты думаешь, Перри, давно они вас подслушивали?
   — Ума не приложу.
   — И обвинение в курсе наших находок и версий, которые мы прорабатывали?
   — Наверняка.
   — И как ты намерен действовать?
   — Так, будто все это меня не касается, — заявил Мейсон. — Раз нельзя ничего доказать, нечего и суетиться… А теперь послушай, Пол. Я бы хотел, чтобы ты занялся Диггерсом. Сейчас самое важное — уточнит! сведения о сумке Сары Брил. Во-первых, я не очень уверен, что обвинению удастся доказать, что сумка принадлежит именно ей. Во-вторых, мне не верится, что револьвер лежал в сумке. Скорее всего, его нашли на мостовой, он валялся рядом с сумкой, будто выпал оттуда или был выбит из рук миссис Брил. Мне кажется, когда Диггерс упомянул, что револьвер был в сумке, он не имел в виду, что нашел его в сумке, он, вероятно, допустил…
   — Боюсь, что ты идешь по ложному следу, Перри, — перебил его Дрейк.
   — Как так? — удивился Мейсон.
   — Полиция обработала Диггерса, они из него душ вытряхнули. Ты читал сегодняшние газеты, Перри?
   — Ты говоришь о заявлении окружного прокурора? Он ссылается на показания Голдинга и Евы Тэннис о том, что Сара Брил была на месте преступления в момент его свершения.
   — Да.
   — Вот потому-то я и вызвал тебя, Пол. Хочу, чтобы ты покопался в их прошлом. Надо поднять все, что вызывало подозрения, но не было доказано. И пусть Голдинг и его сожительница знают, чем ты занимаешься. Иными словами, не делай из этого секрета, работай напористо и даже грубо. Хорошо, если до них дойдут слухи о том, что происходит.