Она осеклась, а Баламут топнул ногой.
   - Не знаю, что и делать! Хоть не возвращайся в Данелойн!..
   - Почему это? - спросил Босоногий колдун, внезапно появляясь посреди комнаты.
   Чатури с пронзительным криком метнулся в угол, а остальные вздрогнули от неожиданности.
   - Ну, - сияя, сказал Аркадий Степанович, - вот и я! Все готовы в путь? Или вы тут так обжились, что и домой не хотите?
   - Ох, колдун! Если б ты знал!
   И Баламут, крепко обняв старца, быстро рассказал ему, что случилось за последние часы.
   Аркадий Степанович, однако, нисколько не удивился. Он лишь озабоченно поскреб в затылке и кивнул:
   - Обычная история! На самом деле у каждого мира есть свои два хозяина, как их там ни назови - белым и черным, или ангелом и чертом, или созидателем и разрушителем. И у каждого хозяина есть свои служители. Вот и Де Вайле поддалась искушению... жаль, жаль. Такие способности! Впрочем, не она первая. И не последняя. А принцесса ваша - она, конечно... нарушает. Ибо знамя ее - благородство, кредо ее - честь, сущность ее - любовь... н-да, даже я, кажется, становлюсь поэтом... Молодец, Доркин, не оплошал. Я от тебя, правда, и не ожидал ничего другого. Однако как бы там ни было, а нам нужно в Данелойн. И потому мы собираемся и отправляемся немедленно. Там разберемся, какие такие хозяева... Не опасайся, Баламут, - пока я с вами, ни похищений, ни покушений уж точно не будет!
   Они действительно собрались и отправились в путь не мешкая. Пожелали друг другу удачи, и принцесса Маэлиналь повторила на прощанье свое приглашение Овечкину побывать в Данелойне. На что он только покачал головой. Сердце Михаила Анатольевича горестно сжималось при взгляде на принцессу - так она была бледна и казалась такой одинокой и несчастной! Впрочем, возможно, она казалась такой только сострадательному дружескому взгляду...
   Босоногий колдун оставил запас еды для Овечкина и Фирузы примерно на неделю, но обещал проведать их как можно раньше. Обнялись, расцеловались, и чатури, сидевший на плече Баламута, крикнул, исчезая в разверзшемся пространстве:
   - Прощай, ягненочек! Полюбил я тебя...
   И не стало никого. Лишь сырой желтый лес кругом, хмурое небо да опостылевшая кирпичная крепость за спиной...
   Михаил Анатольевич и Фируза посмотрели друг на друга, вздохнули тяжело и поплелись обратно в дом. Всегда тем, кто остается, тяжелее, чем тем, кто уходит. А их к тому же ожидало полное безделье, ведь занять время они могли только разговорами. Не сообразили спросить у колдуна хотя бы колоду карт или какую-нибудь настольную игру, да и до того ли им было! И полное уныние воцарилось в их сердцах прежде, чем они успели войти в дом.
   Однако вышло так, что ждать им пришлось совсем недолго.
   * * *
   Спустя примерно час они молча сидели у огня, и Фируза нерешительно поглядывала на печального и задумчивого Михаила Анатольевича, не решаясь заговорить с ним, хотя заговорить очень хотелось. Сердце ее тоже нуждалось в утешении, но никогда и никому она не призналась бы в этом, привыкнув за свою недолгую жизнь быть всегда независимой и самостоятельной - так уж сложилось! Ибо была маленькая сиделка сиротой с раннего детства и выросла на попечении у тетки, особы холодной и замкнутой, усердно внушавшей своей племяннице про эту самую самостоятельность и независимость всякие разные неопровержимые истины. В результате чего, едва войдя в совершенные лета, уехала Фируза из маленького городка в Петербург, поступила в медицинское училище, закончила его и так и жила с тех пор - в общежитии, без домашнего уюта и без близкого человека, во всем полагаясь на себя самое и более ни на кого. Но это совсем не означало, впрочем, что ни в чем подобном она не нуждалась. И сейчас, глядя на Михаила Анатольевича, удивлялась Фируза и спрашивала себя бесконечно - как так случилось, что этот маленький, кудрявый, невзрачный человек с обаятельной улыбкой стал ей дорог, как родное дитя, и почему ей хочется ухаживать за ним, готовить ему еду, стирать носки и рубашки... Наверное, потому, говорила себе Фируза, что он добрый, и честный, и отважный человек, и сам того не понимает, и не задается нисколько, и ничего о себе не воображает, а на самом деле ого-го!.. И было ей очень грустно, потому что сердце этого человека принадлежало другой, и уж куда ей, Фирузе, было тягаться с принцессой Май! Он и сейчас сидел и думал о принцессе. Фируза, впрочем, тоже думала о ней невозможно было не полюбить Маэлиналь, и не только необыкновенная красота принцессы являлась тому причиной. Май была еще и чудесным человеком, и мысль о предстоящей ей печальной участи ложилась на сердце тяжестью...
   И чтобы не расплакаться в конце концов, Фируза решительно встряхнула головой и обратилась к Овечкину:
   - Давно хотела спросить вас, Михаил Анатольевич, да все не было подходящего случая - каким образом вы оказались замешаны во всю эту историю? И как к вам попал Тамрот-Поворачиватель?
   Овечкин поднял на нее отсутствующий, непонимающий взгляд и, осознав, о чем она спрашивает, смущенно закашлялся. Меньше всего на свете он ожидал такого вопроса и меньше всего на свете собирался сейчас вспоминать о своем прошлом. Он покачал было головой, но глаза у Фирузы были такие ясные, такие наивные и такие ожидающие, что Михаил Анатольевич заколебался.
   - Скучная это история, - он снова откашлялся. - Я и сам-то человек скучный...
   Фируза недоверчиво прищурилась. И Михаил Анатольевич неожиданно почувствовал, что, кажется, может наконец впервые заговорить о том, что случилось с ним в достопамятный день после похорон матери. Таким далеким показалось ему все это - явление домового, побег из дому - словно происходило вовсе не с ним, Овечкиным, а с каким-то другим человеком. Он с удивлением прислушался к себе - да, в самом деле...
   - Началось все со смерти матери, - начал он осторожно. И вдруг вспомнил свою матушку - как живая, предстала она перед ним, и только сейчас, спустя столько времени, Михаил Анатольевич действительно увидел ее, как живого человека, вспомнил ее доброту, терпеливость, осознал собственное равнодушие к ней и ощутил горечь утраты... он невольно умолк. Помолчал некоторое время, собрался с силами и продолжил свой рассказ.
   Удивительным было состояние Овечкина, пока он говорил - он как будто переживал все заново, но совершенно по-другому, и даже недоумевал немножко. Неужели это он когда-то так боялся и подозревал себя самого в сумасшествии? Неужели он до такой степени изменился? Когда только успел?..
   Фируза слушала его, по-прежнему недоверчиво щуря глаза. И улыбалась. И Михаил Анатольевич обнаружил, что тоже в состоянии улыбаться, рассказывая о том, что еще совсем недавно и вспоминать-то не хотел, как самый ужасный ужас своей жизни...
   Но только он приступил к описанию волшебного кубика, найденного под скамейкой в Таврическом саду, как в тишине комнаты кто-то вдруг звонко чихнул, и вслед за тем тоненький голосок отчетливо произнес:
   - Вот заливает-то, а!
   Овечкин и Фируза вздрогнули, посмотрели друг на друга, а затем огляделись по сторонам. Никого не было в комнате, кроме них, но тот же голосок зазвучал снова:
   - Не слушай его, красавица! Уж нам-то известно, что такого вруна еще поискать! Колдун он, колдун! Не знаю, как это некоторые ему верят...
   И огонь в камине неожиданно загудел и располыхался вовсю. Фируза ахнула, а Михаил Анатольевич вытаращил глаза - в пламени, откуда ни возьмись, заплясал его старый знакомец, Пэк, и глаза саламандры горели ярче огня, а пасть была оскалена в зловещем подобии улыбки.
   - Ну, здравствуйте, - сказал Пэк и чихнул еще раз.
   Фируза взвизгнула, вскочила на ноги и попятилась, но наткнулась на кого-то позади себя, отчего едва не упала, и завизжала еще громче. Этот кто-то подхватил ее, и, повернувшись, обалдевший Михаил Анатольевич увидел перед собою еще и Ловчего. На всякий случай он тоже поспешно поднялся на ноги, не зная, чего ожидать от незваных гостей, ибо хорошо помнил, как они разозлились на него тогда, в лесу, из-за своей дурацкой игры.
   - Приветствую тебя, Овечкин, - сухо сказал Ловчий.
   Он аккуратно опустил Фирузу на стул и откинул капюшон своего брезентового плаща, обнажив кудлатую голову с туманным подобием лица. Испуганная девушка вскочила снова и бросилась к Овечкину, ища защиты у него за спиною.
   - Не бойтесь, - сказал ей Михаил Анатольевич, не испытывая, впрочем, особой уверенности в том, что бояться нечего. - Это друзья. Я не успел о них рассказать. Здравствуйте! - спохватившись добавил он, обращаясь к гостям.
   - Интересные у вас друзья, - дрогнувшим голосом сказала Фируза. И миф о ничтожности Овечкина развеялся с этой минуты в ее глазах окончательно.
   - Не такие уж мы ему друзья! - сердито прокричал Пэк, раскачиваясь в огне. - Но мы не тронем его, красавица, не бойся, а уж тебя-то тем более. Не стой столбом, колдун, и закрой рот. Нас прислали помочь тебе, поэтому забудем старые споры!
   - Отец Григорий! - догадался Овечкин и просиял. - Это он вас прислал?
   - Кто же еще, - буркнул Ловчий, подтягивая к себе свободный стул и усаживаясь поближе к огню. - Ну и сырость тут у вас! Садись, колдун, поговорить надо. Разговор у нас будет совсем непростой...
   - Прознал отец Григорий про твою беду, - начал было призрачный охотник, но его тут же перебил Пэк.
   - Я, по правде сказать, не понимаю, чего ради он принимает такое участие в некоторых захудалых волшебниках, - пропищала саламандра. - Но принимает, и более того, заставляет принимать других...
   - Помолчи, - сказал Ловчий. - Никто тебя не заставлял. Носи ты одежду, так я бы сказал, что ты чуть из штанов не выпрыгнул от радости, когда тебе предложили прогуляться.
   - Да уж, тоска смертная - день и ночь сидеть на посту, - скривился Пэк. - Ладно, молчу. Однако должен заметить, что для прогулок я предпочел бы другое место. Только ради отшельника... Молчу, молчу.
   Михаил Анатольевич невольно улыбнулся. Фируза, испуг которой сменился любопытством, притихла и жадно разглядывала удивительных гостей.
   - Отцу Григорию ведомо многое, что сокрыто от других смертных, продолжил Ловчий. - И он велел передать тебе, Овечкин, что никто не сможет освободить тебя от заклятия. Ты обречен остаться здесь навсегда.
   Лицо Михаила Анатольевича вытянулось, а Фируза нахмурилась. Этого они никак не ожидали. Помощь называется...
   Ловчий же, выдержав паузу, задумчиво добавил:
   - Есть только одна возможность. Если ты не испугаешься, конечно.
   Овечкин снова оживился.
   - Какая же?
   - Ты должен отправиться в мир голодных духов, разыскать Хораса и попросить его освободить тебя от заклятия. Потому что сделать это может только он.
   Ловчий выговорил все это таким обыденным тоном, что Овечкин не сразу понял, о чем идет речь, и только нервно хихикнул.
   - Да что вы?
   - Из этого мира ты можешь перейти в мир Хораса, поскольку вас связывает заклятие, - пояснил Ловчий.
   - Это понятно, - машинально сказал Овечкин, все еще не до конца понимая. - Вы это всерьез говорите? Попросить Хораса? Да он убьет меня, как только увидит! Если по дороге меня не съедят остальные... голодные духи.
   Он снова нервно хихикнул. Хотя на самом деле ему было вовсе не до смеха. Против воли при звуке этого имени в памяти его всплыло видение последний взгляд демона, глаза в глаза, исполненный неземной ненависти и тоски, и Михаил Анатольевич похолодел с головы до пят, и волосы шевельнулись у него на затылке.
   - Мы будем сопровождать и охранять тебя, - сказал Ловчий. - Для того и посланы.
   - А что касается меня, - встрял Пэк, высунувшись из огня, - то я лучше паду в одночасье от руки заклятого врага, чем стану тыщу лет дожидаться смерти в таком болоте.
   Он снова звонко чихнул, и Михаил Анатольевич очнулся от своего видения. Обвел взглядом комнату - красно-кирпичные угрюмые стены, решетки на окнах, каменный пол. В камине плясала саламандра, на стуле небрежно развалился призрачный охотник без лица. Фируза пыталась поймать взгляд Овечкина, и глаза у нее были испуганные... Голова у него слегка закружилась.
   - Значит, только так, - сказал он, не слыша собственного голоса. - И никакой другой возможности нет?
   - Нет, - подтвердил Ловчий. - Еще раз повторяю - мы будем тебя сопровождать. Через ворота и по всему тому миру. Мы постараемся уберечь тебя от гнева Хораса. Проведем дипломатические переговоры, и все такое прочее. Чего ради мы должны это делать, не знаю, но мы это сделаем, поскольку нас просил сам Великий Отшельник. Решайся, Овечкин. Отец Григорий сказал, что от твоего решения зависит не только твоя участь, но и участь той, которая тебе всего дороже.
   Михаил Анатольевич вздрогнул. Помолчал немного. Потом, запинаясь, спросил:
   - Вы говорите о принцессе Май?
   - Уж не знаю, о ком я говорю. Тебе видней, - сварливо ответил охотник.
   - Я должен решать прямо сейчас?
   - Желательно. Зачем тянуть время?
   Овечкин снова умолк. И предчувствие близкой и ужасной смерти ледяной рукой стиснуло его сердце. Мир голодных духов... страшно даже представить, как он может выглядеть! Где-то там всесильный демон, которого он, Овечкин, навсегда лишил надежды на освобождение... Но принцесса Май - вдруг он действительно сумеет что-то изменить в ее судьбе?..
   - Хорас никогда меня не простит, - задумчиво сказал он. - Боюсь, это будет совершенно бесполезный поход. Но если отец Григорий советует...
   - Советует, советует, - подхватил Пэк. - Да и сам ты - колдун не из последних. Охота тебе сидеть тут сиднем! Пошли, развлечемся хотя бы! Времени это много не займет.
   - Что ж... пойдемте.
   Михаил Анатольевич тяжело вздохнул и поднялся на ноги.
   В камине загудело и засвистело от возбужденного верещания саламандры, пламя раздулось во всю его ширину, и Пэк выскользнул наружу огненной змейкой и заплясал на полу, озарив комнату собственным сиянием.
   Ловчий одобрительно кивнул.
   - Отправимся минут через пять, - деловито сказал он. - Я только провожу домой девушку. Свободна, красавица!
   Он встал. Но Фируза, услышав, что ее собираются проводить домой, отшатнулась.
   - Нет-нет, я иду с вами!
   После этого заявления в комнате стало тихо. Пэк и Ловчий молча уставились на девушку. Молчание их было так выразительно, что Фируза почувствовала, как щеки ее заполыхали огнем, и немедленно ощетинилась.
   - А что такого? Я тоже хочу пойти. И пойду!
   - Зачем, Фирузочка? - озадаченно спросил Михаил Анатольевич. - Вы же понимаете...
   - Никому и ничего не собираюсь объяснять! Просто иду с вами, и все! она подбоченилась и с вызовом посмотрела на Ловчего, чья неподвижная фигура, хотя и лишенная лица, выражала наибольшее неодобрение.
   Ловчий ожил.
   - Ха! - презрительно сказал он. - Что называется - до первого столба. Спорить не стану. Хорошо, мы берем тебя с собой.
   - Почему это - до первого столба?
   - Пять минут здесь, пять минут там, - охотник будто не слышал вопроса, - разницы никакой. Стража тебя все равно не пропустит.
   - Что это вдруг меня не пропустят?
   - А нечего тебе там делать, вот что! Думаешь, это так просто - взять да пройти в другой мир? Да еще в такой мир? Серьезная причина должна быть вот как у Овечкина, и то еще неизвестно, пропустят ли его...
   - Меня пропустят! - сердце у Фирузы заныло, но сдаваться она не собиралась.
   - Ха! - сказал Ловчий еще презрительней. - В жизни не спорил с бабами - куда проще ткнуть носом. Пошли, сама убедишься.
   ГЛАВА 26
   Вчетвером вышли из крепости, и призрачный охотник остановился на поле перед зданием, принюхиваясь и прислушиваясь к чему-то. Затем махнул рукой:
   - Туда!
   И они зашагали в указанном направлении, в лес. Ловчий возглавлял процессию, а Пэк бежал рядом с Овечкиным и Фирузой на четырех лапах, совсем как настоящая ящерица, только янтарного цвета и размером с фокстерьера. Изящное гибкое тельце его слабо мерцало в сумеречном свете дня.
   - Волшебная Стража, - рассказывал он по пути, - та, что охраняет ворота между мирами, была учреждена в незапамятные времена Великим Советом мудрецов из разных миров. О существовании этого Совета известно немногим из людей - лишь тем, кто постигает высшую магию либо же, усердно работая над собой, добивается небывалых высот духа. И из этих немногих лишь кое-кто удостаивается чести стать его членом. А в Стражу мудрецы решили набирать только представителей волшебного, иноматериального племени, существующего почти в каждом мире - духов, призраков, эльфов да гномов, существ неуязвимых и не знающих истощения и усталости.
   Сами же ворота между мирами представляют собой естественные дыры в пространстве и времени, разделяющих эти самые миры, и нуждаются они в охране по той простой причине, что провалиться в них может совершенно нечаянно любой человек или зверь, даже не подозревающий об их существовании. Что и происходило прежде время от времени, вызывая всевозможные недоразумения, а порою и серьезные неприятности - мало ли какое дьявольское или просто дикое создание может внезапно вывалиться неизвестно откуда! Учреждение Стражи положило конец подобным случайностям, и все естественные проходы между мирами охраняются с тех пор самым тщательным образом. Не всегда даже и сведущий человек или волшебник может получить разрешение пересечь границу - по закону, принятому Советом, он должен иметь на то весьма уважительную причину. Стражники обладают широкими полномочиями, но малейшая недобросовестность в исполнении ими своих обязанностей наказывается весьма сурово.
   Однако талисманы, изготовляемые некоторыми хитроумными магами, дают им возможность открывать временные проходы в границах и шастать, где им вздумается, минуя Стражу. Аркадий Степанович Каверинцев, например, весьма искусный мастер в этом деле. Его талисманы пользуются широкой известностью в волшебных кругах. И с подобными нарушениями закона бороться практически невозможно, ибо для чего же тогда и существует магия?..
   Слушая Пэка, они зашли глубоко в лес, и там Ловчий продолжал принюхиваться, выбирая нужное направление. На вопрос Овечкина, что он ищет, охотник ответил загадочно:
   - Самое тонкое место.
   Ничего не поняв, Михаил Анатольевич покосился на Фирузу. Та шла насупившись, спрятав руки в карманы жакета, и вид у нее был такой, словно ей совершенно все равно, куда идти, и никакие волшебные стражи ее вовсе не интересуют. Овечкин чуть приотстал, поравнялся с нею и тихо спросил:
   - Может, напрасно вы так, Фирузочка? Ну зачем вам, действительно, идти с нами, посудите здраво?
   - А вам зачем? - огрызнулась она.
   Михаил Анатольевич поежился.
   - Мне что здесь пропадать, что там - и вправду все едино. А вы еще так молоды, вам...
   - Отстаньте от меня, Михаил Анатольевич, - сквозь зубы сказала девушка. - Хочу и иду, и не ваше дело!
   Он пожал плечами и, в очередной раз провалившись ногою в какое-то топкое место, тихонько чертыхнулся. В сандалиях у него уже хлюпало - Ловчий вел их через лес напролом, игнорируя все препятствия. Конечно, ему-то что сапоги по колено! А Пэк так и вовсе - бежит почти что по воздуху, едва касается лапками земли...
   Горестные земные мысли полезли вдруг в голову Овечкину - и носки-то у него уже мокрые, и провизии-то они с собой не захватили, а путь наверняка неблизкий, и вообще - все наспех, разве так решаются важные дела? А Босоногий колдун вернется, никого не застанет - что он подумает? Под ложечкой неприятно засосало, и очень захотелось повернуть обратно, пока не поздно. Но именно в этот момент Ловчий резко остановился, поворотился кругом, еще раз принюхался и удовлетворенно заявил:
   - Здесь!
   Сердце у Михаила Анатольевича екнуло. Он нервно огляделся по сторонам - место это как будто ничем не отличалось от всех прочих мест в лесу. Те же мертвые деревья, та же жухлая листва под ногами...
   Далее события начали развиваться с исключительной быстротой. Охотник сделал рукою широкое круговое движение и негромко произнес какое-то непонятное слово. И тут началась такая круговерть и свистопляска, что все мысли улетучились из несчастной головы Михаила Анатольевича. Всех их как будто завертело в сушильном барабане гигантской стиральной машины, с диким звоном и искрами из глаз - Овечкина понесло куда-то, сорвав с места, он пытался за что-нибудь ухватиться, но руки скользили по невидимой гладкой поверхности, и в довершение всего из-за непрерывных вспышек перед глазами он перестал видеть своих спутников. Душу обуял ужас, его затошнило, но, к счастью, тут же все и кончилось. Михаил Анатольевич вновь ощутил твердую почву под ногами, и хотя его еще шатало, но звон и сверкание прекратились. Спутники вновь оказались рядом - Фируза, такая же ошеломленная, как и он сам, хватающая ртом воздух, и Ловчий с Пэком, спокойные и невозмутимые, будто ничего не произошло. Кое-как переведя дух, Овечкин огляделся.
   Вокруг ничего не было. Он зажмурился на секундочку, потом снова открыл глаза. Вокруг было неописуемое ничто. Бесцветная пустота. На чем ноги стояли - непонятно. У него опять закружилась голова, и он спросил слабым голосом, борясь с дурнотой:
   - Где мы?
   - У ворот, - ответил Ловчий. - Сейчас выйдет стражник.
   Голоса их звучали глухо, едва различимо.
   - А где же эти... ворота?
   - Напряги воображение, - нетерпеливо сказал охотник. - Нужны тебе ворота - так увидь их!
   Михаил Анатольевич некоторое время соображал, что тот имеет в виду, потом послушно напряг воображение. Даже глаза снова зажмурил для большего эффекта. Он знал только одно место, где находились ворота в другой мир, и попытался представить себе его. И что-то такое получилось... Во всяком случае, открыв глаза, он увидел то, что уже видел однажды ночью в Муромских лесах - поляну, окаймленную елями, костер, ночное небо, усеянное звездами. Под ногами была трава. В воздухе витал терпкий, живой запах леса и дыма.
   А у костра сидел человек. Чем-то он был похож на Ловчего и одет так же, в брезентовый плащ и высокие сапоги - по-видимому, воображение у Михаила Анатольевича было все-таки не очень развито... Но в отличие от призрачного охотника у этого человека имелось лицо, и лицо это производило приятное впечатление - здешний стражник приветливо улыбался, хотя и смотрел на них весьма пристально.
   - Здравствуйте, - первым заговорил он. - Какие гости!
   - Привет, - отозвался Ловчий, подходя поближе.
   - Привет, коллега, - пискнул Пэк и без приглашения юркнул в костер.
   Стражник поднял брови и вопросительно поглядел на Ловчего.
   - Мы тоже из Стражи, - пояснил тот, усаживаясь на землю у костра. - А это с нами - парочка смертных.
   - Вижу, - сказал стражник. - И что же вам понадобилось у ворот темного мира?
   - Да пройти в них, братец, только и всего, - весело сказал Ловчий, и оба они засмеялись, как над доброю шуткой. И Пэк присоединил к их смеху свой серебряный колокольчик.
   Михаил Анатольевич осмелел, взял за руку застывшую, как изваяние, Фирузу и подвел к костру. Стражник лишь мельком посмотрел на них и вновь обратил к Ловчему уже несмеющийся взор.
   - Ну, - сказал он, - объяснись, приятель!
   Вместо ответа охотник вынул из кармана плаща плоскую металлическую пластинку, выточенную в форме многолучевой звезды, блеснувшую золотом в свете костра, и протянул ее на ладони. Стражник, не прикасаясь, несколько секунд пристально всматривался в нее, затем кивнул.
   - Ладно. Тебя и саламандру могу пропустить. А смертных...
   - Ради него идем, - Ловчий указал на Овечкина. - Как сопровождающие. На нем заклятие лежит, которое можно снять только в вашем темном мире. Он, видишь ли, беглую душу - самого Хораса - обратно заточил.
   Стражник повернул голову и на несколько секунд вперил в Михаила Анатольевича свой пристальный взор. И Овечкину сделалось вдруг ужасно неуютно и захотелось, чтобы тот отправил его вон отсюда, сейчас же, и никогда и никуда не пропускал. Но стражник вновь медленно кивнул, и лицо его помрачнело.
   - Значит, это ты вернул его, - сказал он. - Смелый ты, однако, человек. Связаться с Хорасом... Что ж, попытай счастья. Я попробую дать ему знать, что ты идешь.
   Михаил Анатольевич только глубоко вздохнул, не зная, радоваться ему или же лечь и умереть сразу, не дожидаясь продолжения путешествия. Отчего-то он начал чувствовать себя какой-то марионеткой, за которую решают другие. Но, может, это было и хорошо. Сам он вряд ли бы на что-то решился...
   Стражник тем временем повернулся к Фирузе.
   - Девчонка сама увязалась, - торопливо сказал Ловчий. - Нечего ей там делать, и предупреждали ее...
   Стражник молчал и все смотрел на Фирузу. А та под его взглядом хмурилась, ежилась, но глаз не отводила. Наконец он открыл рот:
   - Что скажешь, девушка?
   - Пропусти... что я еще могу сказать?
   - Зачем?
   - Ну, надо мне! - хмуро сказала Фируза.
   - Надо? Это не причина. Видишь ли, милая...
   - Сейчас расплачусь, - пригрозила она, и голубые глаза ее действительно тут же наполнились слезами.
   - Это не поможет, - сказал стражник. - Если я начну пропускать в преддверие ада каждую плачущую женщину, меня не то что уволят... даже не могу тебе сказать, что со мной сделают. Попробуй все-таки объяснить, зачем тебе туда понадобилось. Возможно, я сочту причину серьезной, хотя ничего тебе не обещаю. Пять минут на размышления...
   Тут Ловчий насмешливо хмыкнул, и Фируза неожиданно взорвалась.
   - Подите вы все к черту с вашими пятью минутами! - закричала она, вскакивая на ноги. - Я говорю, что мне надо - значит, надо! Я не знаю, зачем! И ничего не могу объяснить. Вы... вы тут все такие крутые, такие умные... а у меня, может быть, предчувствие! Ну, что я могу еще сказать?..
   - Предчу-у-увствие, - протянул стражник, сверля ее взглядом. Предчувствия бывают разные. Ну-ка, милая, вытри глаза, успокойся. Сядь пряменько... вот так. И скажи мне - что же такое ты предчувствуешь? Сосредоточься...