Страница:
Я выдавил из себя лукавую усмешку и подмигнул:
— Небось холостяк?
— Скорее всего так оно и есть, по крайней мере с женой он никогда сюда не приезжал…
В этот момент от стойки раздался крик: «Эдвард!» — и нашему собеседнику пришлось с вежливыми извинениями оставить нас.
Ну что ж, если проанализировать все, что нам удалось узнать, этот Эллис вполне мог оказаться человеком, в существовании которого была уверена Кэрол. Мог, но был ли? Описание его внешности подходило под тот портрет, который мы себе воображали, но ведь и во внешности его не было ничего из ряда вон выходящего. Тот факт, что он несколько раз останавливался в отеле, доказывал только одно — ему нравился Пепельный Берег. Сбор образцов трав опять-таки мог быть удобным прикрытием для преступника, однако хобби это было настолько редкое, что я скорее склонялся к мысли, что оно настоящее. Таким образом, мы не узнали ничего, что позволило бы сделать определенные выводы.
По крайней мере так казалось мне. У Кэрол же был совершенно другой взгляд. Она заявила, что сомнений у нее не осталось ни малейших. Для нее круг подозреваемых стремительно сузился от миллиона до одного!
Глава 25
Глава 26
Глава 27
— Небось холостяк?
— Скорее всего так оно и есть, по крайней мере с женой он никогда сюда не приезжал…
В этот момент от стойки раздался крик: «Эдвард!» — и нашему собеседнику пришлось с вежливыми извинениями оставить нас.
Ну что ж, если проанализировать все, что нам удалось узнать, этот Эллис вполне мог оказаться человеком, в существовании которого была уверена Кэрол. Мог, но был ли? Описание его внешности подходило под тот портрет, который мы себе воображали, но ведь и во внешности его не было ничего из ряда вон выходящего. Тот факт, что он несколько раз останавливался в отеле, доказывал только одно — ему нравился Пепельный Берег. Сбор образцов трав опять-таки мог быть удобным прикрытием для преступника, однако хобби это было настолько редкое, что я скорее склонялся к мысли, что оно настоящее. Таким образом, мы не узнали ничего, что позволило бы сделать определенные выводы.
По крайней мере так казалось мне. У Кэрол же был совершенно другой взгляд. Она заявила, что сомнений у нее не осталось ни малейших. Для нее круг подозреваемых стремительно сузился от миллиона до одного!
Глава 25
Поэтому я нисколько не удивился, когда на следующее утро Кэрол предложила, чтобы по дороге домой мы заехали в Трекенхэм и взглянули на Жасминовый коттедж, а заодно — на его владельца. Я согласился легко, тем более что ехать нам все равно предстояло через Саффолк.
Пока я разыскивал Трекенхэм на карте и планировал, как лучше туда добраться, Кэрол продолжила расспросы об Уильяме Эллисе, результаты которых сообщила позже. Пытаясь определить его передвижения в тот уик-энд, когда произошло убийство, она отбросила маскировку, не пожалела для швейцара щедрых чаевых и призналась, что мистер Эллис ее интересует особо, хотя не стала сообщать причины. Не видел ли швейцар, чтобы в пятницу, накануне трагических событий, мистер Эллис выезжал на своем автомобиле в сторону Фэйрхавена? Не заметил ли он, чтобы мистер Эллис ходил на «точку» в ту субботу? Однако швейцар при всем желании помочь ей ничем не мог. Он сказал, что мистер Эллис проводил вне гостиницы каждый день, если не было ненастья. Поскольку же в субботу было солнечно, он тоже, скорее всего, куда-нибудь уходил, однако прошло две недели, и сказать что-либо точно трудновато. Под конец даже Кэрол вынуждена была признать, что дальнейшие расспросы в Пепельном Береге не имеют смысла.
Мы приехали в Трекенхэм, который оказался крошечной деревушкой, еще до обеда и остановились, чтобы разузнать, как добраться до Жасминового коттеджа. Мы перехватили на бегу какого-то школьника, и он довольно путано указал нам направление. Мне пришлось напрячь память, чтобы запомнить его инструкции.
— Ты знаешь, кто там живет? — спросили мы паренька.
— Конечно — мистер Эллис, — ответил он.
Когда мальчишки и след простыл, я посмотрел на Кэрол.
— Видишь, — сказал я, — и адрес, и имя — подлинные. Ты все еще подозреваешь его?
— Все равно давай поедем туда, — упрямилась она.
— Не понимаю, что нам это может дать? Если бы Эллис был коварным шантажистом, который, чтобы скрыть свою личность, не остановился перед двойным убийством, то дал бы он свои подлинные имя и адрес в гостинице неподалеку от места преступления? Он бы наверняка выдумал себе фальшивые данные.
Кэрол угрюмо молчала с минуту, а потом возразила:
— Он мог считать это еще более опасным. Представь, он встретил бы там знакомых? И вообще, раз уж мы здесь, почему бы нам туда не заехать?
Я пожал плечами и нажал на акселератор.
Коттедж мы искали битый час. Мы попали не просто в сельскую Англию, но и в удивительно малонаселенную ее часть. Среди тянувшихся по обеим сторонам дороги полей лишь изредка можно было заметить крышу амбара или фермы. Сама дорога была узка и пустынна, названия на дорожных указателях ничего не говорили нам. Полученные от мальчишки инструкции помогли нам мало, а кругом не было никого, кто мог бы их уточнить. Стало казаться, что мы едем кругами и нисколько не приближаемся к цели. Я уже готов был предложить вернуться в деревню и начать поиски сначала, когда за очередным холмом мелькнула отмытая дождями до бесцветности крыша дома — первого жилья, попавшегося нам по дороге. Теперь можно было по крайней мере выяснить, где мы находимся. Но когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что в этом нет необходимости. «Жасминовый коттедж» — было выведено на них готическим шрифтом.
Я начал было тормозить, но Кэрол сказала:
— Лучше прямо здесь не останавливаться. Давай проедем немного вперед и вернемся пешком.
Мне такая предосторожность показалась излишней, но я уже привык потакать ее капризам. Метрах в двухстах от коттеджа с дороги можно было съехать в ложбину, поросшую густой травой, там я и припарковался. Мы медленно пошли назад, разглядывая дом. Он стоял чуть выше дороги и смотрелся красиво, хоть и был несколько угрюм. За садом хорошо ухаживали — он весь пестрел осенними цветами. Таким жилищем хозяин мог бы гордиться.
Мы прошли мимо и успели заметить, что перед домом машины нет. Сквозь застекленную стену гаража видно было, что ее нет и там. Мы повернули и пошли назад. Ни дымка из трубы, никаких признаков жизни.
— В доме никого, — сказала Кэрол. — Давай подойдем поближе и заглянем внутрь.
Мы приоткрыли ворота и подошли и дому по ровненько выложенной кирпичом дорожке. Коттедж на самом деле оказался меньше, чем казался издали. Две комнаты первого этажа, в которые нам удалось заглянуть через окна, были обставлены со вкусом и изяществом. Хозяин не пожалел денег — это было заметно во всем. Одна из комнат была оборудована под кабинет. По стенам располагались стеллажи с сотнями книг. В промежутках между полками висели гравюры. Я не сразу разглядел, что изображены на них растения.
— Нет, этот человек ничего из себя не строил, — сказал я, когда мы вернулись к машине. Кэрол молчала и, томно когда мы уже выехали на дорогу, сказала:
— Давая вce-таки посмотрим, что нам удастся узнать а деревенском пабе.
В пабе «Плуг» мы оказались единственными посетителями. Я заказал нам с Кэрол пива и пригласил хозяина выпить за наш счет. Он поблагодарил и напил себе кружку «гиннеса». Беседу мы начали, как водится, с погоды, согласившись, что дм этого времени года теплынь стоит необыкновенная.
— А мы только что проезжали мимо Жасминового коттеджа, — не то чтобы очень кстати вставила реплику Кэрол.
— Дом мистера Эллиса? — удивился хозяин.
— Да, — у нас в Лондоне есть друг, агент по продаже недвижимости… Он сказал, что коттедж выставлен на продажу, вот мы приехали посмотреть.
— На продажу? — хозяин паба удивился еще больше и посмотрел на нас с сомнением. — Впервые об этом слышу. Мистер Эллис очень привязан к своему дому.
— Неужели? Странно, должно быть, какая-то ошибка. Мы не могли спросить его самого, там никого нет.
— Верно, я знаю, что он уехал… Вам будет лучше ему написать.
Кэрол с облегчением с ним согласилась:
— Да, мы непременно так и сделаем. Это ведь прелестное место, кaк вы считаете?
— Замечательное! К тому же он вложил в него немало денег.
— Вы часто его здесь видите? — спросила Кэрол, нимало не тревожась оттого, что ее расспросы уже становились назойливыми.
— Почти совсем не видим. Он человек ученый, все время разъезжает. И потом, это его сельский дом, а есть еще один, в Лондоне, я полагаю.
— Правда? — воскликнула Кэрол, стрельнув в меня по-бедоносиым взглядом. — Это здорово! Значит, мы сможем связаться с ним по телефону. Вы случайно не знаете, где именно он живет в столице?
Хозяин покачал головой.
— А кто может знать?
Он основательно приложился к своему «гиннесу», одновременно размышляя.
— Если кто-то и знает, — ответил он потом, — так это Джек Финнес. Он следит за садом в Жасминовом коттедже, а сожительница его делает уборку. Кроме них мистер Эллис здесь, пожалуй, никого не видит. Он ведь любит тишину, покой.
— Где живет этот Финнес?
— Да прямо через дорогу отсюда, — хозяин ткнул толстым пальцем в сторону окна. — Видите дом с зеленой дверью? Вы сегодня застанете Джека дома, если захотите с ним поговорить. Он сейчас не работает, ревматизм скрутил…
Окончательно забыв о приличиях, Кэрол схватила свою сумку.
— Пойдем к нему! — потребовала она. Я торопливо допил пиво и вышел вслед за ней, поблагодарив хозяина.
Мы постучали в зеленую дверь. Нам открыла круглолицая румяная женщина, которая выслушала наш рассказ и провела нас в гостиную, где в кресле сидел сам Джек Финнес. Он оказался чрезвычайно милым старичком, который, несмотря на ревматизм, поднялся нам навстречу. Он был очень любезен и всей душой хотел помочь, но толку от него оказалось мало. Лондонского адреса Уильяма Эллиса он не знал. И он сам, и его подруга в один голос расточали похвалы Эллису, который был к ним добр, хотя работу требовал… И это все. Не густо, как сказала бы Кэрол, но она промолчала.
Только на полпути в Лондон Кэрол прервала молчание: — И все же поездка не была напрасной. Он все-таки горожанин.
— Отчасти.
— А мне кажется, что целиком и полностью. Коттедж в сельской местности ему нужен для отвода глаз.
— О, перестань!
— Я думаю, такое прикрытие должен иметь всякий умный шантажист. В таком случае он всегда может давать свое настоящее имя и адрес, не боясь возврата писем или расспросов. В то же время никто не мог бы разыскать его, потому что постоянный свой адрес он от всех скрывает.
— Так уж и скрывает! У тебя нет оснований говорить так только потому, что его не знают здесь. Он приезжает сюда редко, чтобы провести тихий уик-энд. Никто не интересуется его лондонским адресом.
— Хорошо, — настаивала Кэрол, — если он большую часть времени живет в Лондоне, почему в отеле он записался деревенским адресом? Почему? Разве это не подозрительно?
— Я бы не был так категоричен. Нам известно, что он много путешествует. Быть может, временным пристанищем он считает как раз свое жилье в Лондоне, а в душе он — человек деревенский. Он ведь гордится своим коттеджем и привязан к нему… Честное слово, Кэрол, с коттеджем ты раздуваешь из мухи слона.
— Ладно, посмотрим, — поджала губы Кэрол.
— Ты о чем?
— Мы же не можем оставить все как есть. Нам теперь просто необходимо разыскать этого человека.
— Ничего себе задачка! Если принять твою версию, он вполне может жить в Лондоне под чужим именем.
— Может — так, а может — нет. Коттедж был для него достаточно надежным прикрытием. К тому же я все-таки твердо убеждена: ему опаснее было бы менять имя. Так что, я думаю, он и в Лондоне зовется Уильямом Эллисом.
— Хорошо, но ведь он не один такой. Эллис — крайне распространенная фамилия.
— Это я понимаю — потому-то он, возможно, ее для себя и выбрал, — но только мы сможем быстро сузить круг поисков. Если мы нарисовали себе его образ правильно и он действительно состоятельный, привыкший к роскоши холостяк, его не стоит искать в таких районах, как Уайтчепел, Ноттинг-Хилл или Кэмдентаун, так? Он скорее обитает в одном из фешенебельных кварталов, а там вряд ли так уж много Уильямов Эллисов.
Пока я разыскивал Трекенхэм на карте и планировал, как лучше туда добраться, Кэрол продолжила расспросы об Уильяме Эллисе, результаты которых сообщила позже. Пытаясь определить его передвижения в тот уик-энд, когда произошло убийство, она отбросила маскировку, не пожалела для швейцара щедрых чаевых и призналась, что мистер Эллис ее интересует особо, хотя не стала сообщать причины. Не видел ли швейцар, чтобы в пятницу, накануне трагических событий, мистер Эллис выезжал на своем автомобиле в сторону Фэйрхавена? Не заметил ли он, чтобы мистер Эллис ходил на «точку» в ту субботу? Однако швейцар при всем желании помочь ей ничем не мог. Он сказал, что мистер Эллис проводил вне гостиницы каждый день, если не было ненастья. Поскольку же в субботу было солнечно, он тоже, скорее всего, куда-нибудь уходил, однако прошло две недели, и сказать что-либо точно трудновато. Под конец даже Кэрол вынуждена была признать, что дальнейшие расспросы в Пепельном Береге не имеют смысла.
Мы приехали в Трекенхэм, который оказался крошечной деревушкой, еще до обеда и остановились, чтобы разузнать, как добраться до Жасминового коттеджа. Мы перехватили на бегу какого-то школьника, и он довольно путано указал нам направление. Мне пришлось напрячь память, чтобы запомнить его инструкции.
— Ты знаешь, кто там живет? — спросили мы паренька.
— Конечно — мистер Эллис, — ответил он.
Когда мальчишки и след простыл, я посмотрел на Кэрол.
— Видишь, — сказал я, — и адрес, и имя — подлинные. Ты все еще подозреваешь его?
— Все равно давай поедем туда, — упрямилась она.
— Не понимаю, что нам это может дать? Если бы Эллис был коварным шантажистом, который, чтобы скрыть свою личность, не остановился перед двойным убийством, то дал бы он свои подлинные имя и адрес в гостинице неподалеку от места преступления? Он бы наверняка выдумал себе фальшивые данные.
Кэрол угрюмо молчала с минуту, а потом возразила:
— Он мог считать это еще более опасным. Представь, он встретил бы там знакомых? И вообще, раз уж мы здесь, почему бы нам туда не заехать?
Я пожал плечами и нажал на акселератор.
Коттедж мы искали битый час. Мы попали не просто в сельскую Англию, но и в удивительно малонаселенную ее часть. Среди тянувшихся по обеим сторонам дороги полей лишь изредка можно было заметить крышу амбара или фермы. Сама дорога была узка и пустынна, названия на дорожных указателях ничего не говорили нам. Полученные от мальчишки инструкции помогли нам мало, а кругом не было никого, кто мог бы их уточнить. Стало казаться, что мы едем кругами и нисколько не приближаемся к цели. Я уже готов был предложить вернуться в деревню и начать поиски сначала, когда за очередным холмом мелькнула отмытая дождями до бесцветности крыша дома — первого жилья, попавшегося нам по дороге. Теперь можно было по крайней мере выяснить, где мы находимся. Но когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что в этом нет необходимости. «Жасминовый коттедж» — было выведено на них готическим шрифтом.
Я начал было тормозить, но Кэрол сказала:
— Лучше прямо здесь не останавливаться. Давай проедем немного вперед и вернемся пешком.
Мне такая предосторожность показалась излишней, но я уже привык потакать ее капризам. Метрах в двухстах от коттеджа с дороги можно было съехать в ложбину, поросшую густой травой, там я и припарковался. Мы медленно пошли назад, разглядывая дом. Он стоял чуть выше дороги и смотрелся красиво, хоть и был несколько угрюм. За садом хорошо ухаживали — он весь пестрел осенними цветами. Таким жилищем хозяин мог бы гордиться.
Мы прошли мимо и успели заметить, что перед домом машины нет. Сквозь застекленную стену гаража видно было, что ее нет и там. Мы повернули и пошли назад. Ни дымка из трубы, никаких признаков жизни.
— В доме никого, — сказала Кэрол. — Давай подойдем поближе и заглянем внутрь.
Мы приоткрыли ворота и подошли и дому по ровненько выложенной кирпичом дорожке. Коттедж на самом деле оказался меньше, чем казался издали. Две комнаты первого этажа, в которые нам удалось заглянуть через окна, были обставлены со вкусом и изяществом. Хозяин не пожалел денег — это было заметно во всем. Одна из комнат была оборудована под кабинет. По стенам располагались стеллажи с сотнями книг. В промежутках между полками висели гравюры. Я не сразу разглядел, что изображены на них растения.
— Нет, этот человек ничего из себя не строил, — сказал я, когда мы вернулись к машине. Кэрол молчала и, томно когда мы уже выехали на дорогу, сказала:
— Давая вce-таки посмотрим, что нам удастся узнать а деревенском пабе.
В пабе «Плуг» мы оказались единственными посетителями. Я заказал нам с Кэрол пива и пригласил хозяина выпить за наш счет. Он поблагодарил и напил себе кружку «гиннеса». Беседу мы начали, как водится, с погоды, согласившись, что дм этого времени года теплынь стоит необыкновенная.
— А мы только что проезжали мимо Жасминового коттеджа, — не то чтобы очень кстати вставила реплику Кэрол.
— Дом мистера Эллиса? — удивился хозяин.
— Да, — у нас в Лондоне есть друг, агент по продаже недвижимости… Он сказал, что коттедж выставлен на продажу, вот мы приехали посмотреть.
— На продажу? — хозяин паба удивился еще больше и посмотрел на нас с сомнением. — Впервые об этом слышу. Мистер Эллис очень привязан к своему дому.
— Неужели? Странно, должно быть, какая-то ошибка. Мы не могли спросить его самого, там никого нет.
— Верно, я знаю, что он уехал… Вам будет лучше ему написать.
Кэрол с облегчением с ним согласилась:
— Да, мы непременно так и сделаем. Это ведь прелестное место, кaк вы считаете?
— Замечательное! К тому же он вложил в него немало денег.
— Вы часто его здесь видите? — спросила Кэрол, нимало не тревожась оттого, что ее расспросы уже становились назойливыми.
— Почти совсем не видим. Он человек ученый, все время разъезжает. И потом, это его сельский дом, а есть еще один, в Лондоне, я полагаю.
— Правда? — воскликнула Кэрол, стрельнув в меня по-бедоносиым взглядом. — Это здорово! Значит, мы сможем связаться с ним по телефону. Вы случайно не знаете, где именно он живет в столице?
Хозяин покачал головой.
— А кто может знать?
Он основательно приложился к своему «гиннесу», одновременно размышляя.
— Если кто-то и знает, — ответил он потом, — так это Джек Финнес. Он следит за садом в Жасминовом коттедже, а сожительница его делает уборку. Кроме них мистер Эллис здесь, пожалуй, никого не видит. Он ведь любит тишину, покой.
— Где живет этот Финнес?
— Да прямо через дорогу отсюда, — хозяин ткнул толстым пальцем в сторону окна. — Видите дом с зеленой дверью? Вы сегодня застанете Джека дома, если захотите с ним поговорить. Он сейчас не работает, ревматизм скрутил…
Окончательно забыв о приличиях, Кэрол схватила свою сумку.
— Пойдем к нему! — потребовала она. Я торопливо допил пиво и вышел вслед за ней, поблагодарив хозяина.
Мы постучали в зеленую дверь. Нам открыла круглолицая румяная женщина, которая выслушала наш рассказ и провела нас в гостиную, где в кресле сидел сам Джек Финнес. Он оказался чрезвычайно милым старичком, который, несмотря на ревматизм, поднялся нам навстречу. Он был очень любезен и всей душой хотел помочь, но толку от него оказалось мало. Лондонского адреса Уильяма Эллиса он не знал. И он сам, и его подруга в один голос расточали похвалы Эллису, который был к ним добр, хотя работу требовал… И это все. Не густо, как сказала бы Кэрол, но она промолчала.
Только на полпути в Лондон Кэрол прервала молчание: — И все же поездка не была напрасной. Он все-таки горожанин.
— Отчасти.
— А мне кажется, что целиком и полностью. Коттедж в сельской местности ему нужен для отвода глаз.
— О, перестань!
— Я думаю, такое прикрытие должен иметь всякий умный шантажист. В таком случае он всегда может давать свое настоящее имя и адрес, не боясь возврата писем или расспросов. В то же время никто не мог бы разыскать его, потому что постоянный свой адрес он от всех скрывает.
— Так уж и скрывает! У тебя нет оснований говорить так только потому, что его не знают здесь. Он приезжает сюда редко, чтобы провести тихий уик-энд. Никто не интересуется его лондонским адресом.
— Хорошо, — настаивала Кэрол, — если он большую часть времени живет в Лондоне, почему в отеле он записался деревенским адресом? Почему? Разве это не подозрительно?
— Я бы не был так категоричен. Нам известно, что он много путешествует. Быть может, временным пристанищем он считает как раз свое жилье в Лондоне, а в душе он — человек деревенский. Он ведь гордится своим коттеджем и привязан к нему… Честное слово, Кэрол, с коттеджем ты раздуваешь из мухи слона.
— Ладно, посмотрим, — поджала губы Кэрол.
— Ты о чем?
— Мы же не можем оставить все как есть. Нам теперь просто необходимо разыскать этого человека.
— Ничего себе задачка! Если принять твою версию, он вполне может жить в Лондоне под чужим именем.
— Может — так, а может — нет. Коттедж был для него достаточно надежным прикрытием. К тому же я все-таки твердо убеждена: ему опаснее было бы менять имя. Так что, я думаю, он и в Лондоне зовется Уильямом Эллисом.
— Хорошо, но ведь он не один такой. Эллис — крайне распространенная фамилия.
— Это я понимаю — потому-то он, возможно, ее для себя и выбрал, — но только мы сможем быстро сузить круг поисков. Если мы нарисовали себе его образ правильно и он действительно состоятельный, привыкший к роскоши холостяк, его не стоит искать в таких районах, как Уайтчепел, Ноттинг-Хилл или Кэмдентаун, так? Он скорее обитает в одном из фешенебельных кварталов, а там вряд ли так уж много Уильямов Эллисов.
Глава 26
Я не уставал поражаться ее решительности и неиссякаемой энергии. Едва мы добрались до дома, она схватила телефонный справочник. Всевозможные Эллисы занимали в нем двенадцать колонок, но, после того как она отобрала Уильямов Эллисов и тех, кто по инициалам мог оказаться Уильямом, осталось две колонки. Прокорпев над справочником с час, отмечая карандашом те адреса, которые казались ей подходящими для нашего Эллиса, она получила в итоге всего тридцать вариантов.
— Вот, — сказала она, удовлетворенно вздохнув, — с этим списком мы наверняка справимся.
— И что же ты собираешься делать? — спросил я. — Обзванивать их по одному и спрашивать: « Простите, а вы часом не шантажист?»
Кэрол хмуро оглядела список еще раз.
— Нет, — сказала она, — звонить им вообще не стоит. Я ничего не смогу выяснить, не упомянув о Пепельном Береге, а это его спугнет…
— Но не можем же мы дежурить сразу у тридцати дверей и ждать, пока появится некто, соответствующий нашим приметам!
— Нам это не понадобится… Скажи мне, Джеймс, где паркуют свои машины жители Лондона?
— В основном на улице…
— Именно! Поэтому, если мы вечером обойдем эти тридцать адресов, у одного из них мы, возможно, увидим трехлитровый «ровер».
— Это мысль! — воскликнул я. — А ты не знаешь случайно, какого цвета машина?
— Она в двух тонах — бежевый верх, коричневый низ. Так сказал мне швейцар в отеле.
— Что ж, тогда это нетрудно будет проверить.
— Когда, по-твоему, этим лучше заниматься? Наверное, не раньше полуночи. Он может поздно возвращаться домой…
— Если мы будем бродить по улицам среди ночи, нас задержит полиция.
— Зачем же среди ночи? Можно начать часов в шесть или семь утра, когда уже рассветет. Наш Эллис еще наверняка будет дома.
— Если он вообще в Лондоне.
— Он только что совершил двойное убийство. Вряд ли он немедленно отправился обирать очередную жертву, — возразила Кэрол. — Ему сейчас нужно затаиться, лечь на дно… Мы не можем упустить этот шанс, Джеймс. Давай займемся этим завтра же утром.
Что тут поделаешь? Я должен был согласиться.
Мы разделили список на две равные части. Мне достались северные районы города. Для себя я взял напрокат машину, чтобы Кэрол могла воспользоваться «лагондой». Мы попросили телефонную службу разбудить нас в пять и в начале седьмого уже разъехались в разных направлениях от дома.
Полных два часа ушло у меня, чтобы объехать мои пятнадцать адресов. Один из них находился в Хэмпстеде, а другой — вниз по реке в Хаммерсмите, и расстояния между всеми были приличные. Кое-где это были многоквартирные дома с большими стоянками во дворах, и там при осмотре мне приходилось соблюдать особую осторожность. К счастью, мощных «роверов» выпускалось немного. Мне попалось только два, и по цвету ни один из них не подошел. Как ни удивительно, но эта прогулка доставила мне странное удовольствие. Охота за Уильямом Эллисом захватила меня. Теперь уже я и сам мечтал отыскать его, хотя не понимал, чем это может нам помочь. Но я не был удивлен, когда ничего не обнаружил.
Я вернулся домой в девять. «Лагонда» уже стояла на месте. Кэрол с нетерпением ждала меня, и я сразу же понял, что не итоги моих поисков ее так волнуют.
— Я нашла машину! — воскликнула она, едва я переступил порог. — Саут-Итон-террас, 104 — практически за углом отсюда.
Мы наскоро позавтракали и отправились туда. Я сумел втиснуть машину между другими, стоявшими у тротуара через дорогу от дома 104. Невдалеке от входа я заметил броский «ровер» Эллиса. Сам дом был элегантным строением в три этажа. Поскольку звонок мы заметили только один, нетрудно было предположить, что Эллису принадлежит весь дом. Мы выбрались из машины и подошли, чтобы рассмотреть его поближе. Справа от входа вниз уходили несколько крутых ступенек, ведущих в подвал, однако его окна плотно прикрывали венецианские жалюзи, и заглянуть туда нам не удалось. Комната на первом этаже служила, вероятно, столовой. Это все, что было видно с улицы. Мы несколько раз прошлись мимо, но тут в столовую вошел какой-то мужчина, очевидно сам Эллис, и нам пришлось ретироваться. Из машины мы еще немного понаблюдали за ним. Это был рослый, крепко сбитый человек, с загорелым, привлекательным лицом. Походив по комнате, он неожиданно подошел к окну, и Кэрол сказала, что нам лучше уехать. Она панически боялась быть узнанной. К тому же все, что можно было, мы уже видели.
Что касается меня, то занятное приключение окончилось. Мы выследили этого человека, что было само по себе достижением. Ну и что дальше? Разве это что-нибудь меняет? Я снова перебрал в памяти все, что мы о нем узнали за последние сутки, но не обнаружил никаких оснований сомневаться в его добропорядочности. Роскошный городской дом мало соответствовал образу собирателя гербариев, но кто сказал, что богатый холостяк не может позволить себе иметь наряду с уединенной сельской обителью и хороший дом в Белгрейве? Деревенский коттедж отлично сочетался с увлечением Эллиса. Судя по всему, он и не пытался скрывать, что у него два дома, — в обоих он жил под собственным именем. Словом, я не видел ничего, что могло бы бросить на него хотя бы тень подозрения.
Кэрол, разумеется, видела все это в совершенно ином свете. Лондонский дом, сказала она, это как раз то гнездышко для удачливого шантажиста, которое рисовалось ее воображению. В центре города, изолированное от посторонних, спокойное. Для одинокого человека оно, пожалуй, великовато, если только он не занимается на дому каким-то бизнесом. Ясно, что такой дом обходится в баснословные деньги. У мелкого шантажиста таких сумм быть не может. Но ведь мы сошлись на том, что у него наверняка были еще жертвы, помимо Артура. Значит, выкачивал он немало… Кэрол говорила таким нетерпеливо-назидательным тоном, словно я был упрямым ребенком, который никак не хочет понять очевидного. Ее подозрения против Эллиса теперь, когда мы его разыскали, переросли в уверенность, и, с ее точки зрения, нам оставалось только найти подходящий способ разоблачить его.
Вместо того чтобы сблизить нас, наши совместные усилия только углубили пропасть между нами. Мы подошли так близко и ее краю, что уже невозможно было делать вид, что ее не существует. Этим же вечером между нами произошло объяснение, которое окончательно поставило под угрозу наше совместное будущее.
Было около шести часов. Я как раз наливал нам по стаканчику аперитива, когда Кэрол вдруг сказала:
— Джеймс, я все-таки решила позвонить этому Эллису.
— И что ты ему скажешь? — спросил я встревоженно. Мне тут же представился иск по обвинению в клевете.
— Я вообще ничего не буду говорить. Мне нужно только услышать по телефону его голос, чтобы проверить, похож ли он на тот, что мы слышали в доме у Фэй. Как только он заговорит, я сразу положу трубку.
Что ж, подумал я, от этого вреда не будет.
— Лично я просто не — узнал бы голоса после стольких дней, — сказал я, — но ты, конечно, можешь попробовать, если считаешь, что в этом есть хоть какой-то толк.
Кэрол нашла в справочнике номер и набрала его. Она чуть отстранила трубку от уха, чтобы я тоже мог все слышать. Мужской голос ответил ей почти сразу: «Алло, Уильям Эллис слушает». Голос был спокойный, уверенный, довольно высокий — и совершенно незнакомый. Через несколько секунд он повторил: «Алло, кто говорит?..»
Кэрол дала отбой. Лицо ее помрачнело.
— Совершенно непохоже, — сказал я. — Если ты помнишь, тот голос был очень низкий.
— Он наверняка изменил его, — возразила она. — Глупо было бы говорить своим голосом.
Я только пожал плечами. На нее никакие доводы не действовали.
— Как бы то ни было, — продолжала Кэрол, — должны быть какие-то еще способы проверки. А что, если я пошлю ему письмо? Так, чтобы он должен был ответить. Предлог придумать нетрудно, и мне не нужно будет даже подписываться своим именем… Тогда мы сможем сравнить его почерк с запиской, которую нашли у Фэй. И если обнаружится сходство…
Мне осталось только пожалеть, что я так и не рассказал ей о заключении полиции по этому поводу.
— Во-первых, — заметил я, — почерк откровенно был изменен. А во-вторых, следователь считает, что там недостаточно материала для графологической экспертизы, даже если найти образец почерка автора. Так что и это нам ничего не даст.
— Жаль… Но все равно надо что-то придумать. Нам необходимо добыть какое-то определенное доказательство!
Я закурил и опустился в кресло. Мне уже все было ясно.
Вдруг она снова заговорила:
— Джеймс, а правда, что шантажист непременно должен хранить у себя что-то, принадлежащее его жертве? Какие-то слишком откровенные письма или что-то в этом роде? В доме Эллиса наверняка должно быть нечто подобное… Если бы мы только могли пробраться туда и посмотреть!
— И думать не смей об этом! — сказал я резко,
— Но нужно же что-то делать! Что толку твердить: «Не думай об этом»? Мы так много уже успели узнать… Быть может, нам удастся проникнуть туда обманным путем. Он вряд ли держит постоянную прислугу — на шантажиста это было бы непохоже. Значит, у него просто есть женщина, которая иногда приходит убирать. Нужно застать ее одну, изобрести для нее какую-то правдоподобную историю и…
— И порыться в его бумагах! — перебил ее я. — Кэрол, об этом и речи быть не может! Я никогда на это не пойду. Ты, видимо, хочешь, чтобы мы оба угодили за решетку?
Несколько секунд она смотрела на меня в упор, а затем сказала:
— Ладно, тогда я все расскажу полиции и заставлю их произвести там обыск. Если им передать все, что нам известно…
— Нам почти ничего не известно, — вставил я.
— Конечно, известно!
— Но если ты пойдешь с этим в полицию, тебя поднимут на смех. Они вряд ли тебя пожалеют. С их точки зрения, вина Фэй доказана. Дело закрыто. Они пропустят твои дикие обвинения мимо ушей и, уж конечно, ничего не предпримут.
— А как же все доказательства?
— У нас нет доказательств, ни единого, — надо смотреть правде в глаза, Кэрол. Все это не больше чем твои фантазии… О, я знаю, что ты скажешь. Действительно, в твоих рассуждениях есть своего рода логика, и тебе действительно удалось обнаружить некоторые странности. Потому-то я шел с тобой до конца, надеясь, что удастся найти что-то более важное. Но этого не произошло!
— А как же пропавшая фотография? Разве это не улика?
— Ты берешься доказать, что она действительно пропала? Если ты явишься в полицию и расскажешь им о своей теории — а она, кстати, явно направлена на оправдание Фэй, — они решат, что фотографию ты сама и взяла.
Она ошеломленно уставилась на меня.
— Но ведь это совершенно невероятно! Ты же знаешь, что я ее не брала… Знаешь, ведь правда?
Я колебался с ответом какое-то, мгновение, но этого оказалось достаточно. «О боже!» — вздохнула она и отвернулась.
— Извини, Кэрол, — попытался оправдаться я, — но было бы неверно притворяться, что такая мысль вообще не приходила мне в голову. Ты так настойчиво пыталась убедить меня…
Наступило минутное молчание. Затем потускневшим голосом она спросила:
— Значит, ты не веришь моей версии и мне тоже не веришь?
— Боюсь, что твоей версии я действительно не верю, Кэрол. Я бы жизнь отдал, только бы ты оказалась права, но я не могу все время заниматься самообманом. Все, что ты предполагаешь, только лишь могло произойти, но не более того. Ты все время играла логикой, учитывала только те фанты, что были тебе выгодны. Ты подгоняла их под свою версию. Ты непременно хотела прийти к нужному тебе выводу. Твоя теория умна, местами очень изобретательна, но за ней ничего нет. Это пустышка, цепь натяжек и допущений. Между тем все реальные улики по-прежнему указывают, что Артура убила Фэй. И мне остается только признать это!
— А еще, — печально сказала Кэрол, — ты думаешь, должно быть, что я такая же, как и она, — жестокая тварь, которая вцепилась в тебя ради твоих денег и своего не упустит!
— Этого, я не говорил…
— Но именно это у тебя на уме, я знаю. У тебя это все время можно было на лице прочитать. Ты считаешь, что моей единственной целью было убедить тебя, не так ли? Ну что ж, по крайней мере теперь мы все выяснили. На твою помощь я больше рассчитывать не смею. — Она резко повернулась и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Я не последовал за нею. Мне нечего было ей сказать.
Около восьми я окликнул ее через дверь и спросил, поедет ли она ужинать. Она ответила, что не голодна. В одиночестве я отправился в маленький ресторан, где часто бывал в холостяцкие дни, и заказал ужин. Ел я медленно, с мрачной сосредоточенностью, обдумывая ситуацию, которая окончательно завела нас с Кэрол в тупик.
Домой я вернулся в половине десятого. На столе в прихожей лежала записка:
«Джеймс, я ухожу от тебя. Уверена, ты согласишься, что это единственный выход. Жить с человеком, который тебе не верит, мучительно. Я люблю тебя и всегда буду любить, но похоже, что будущего у нашей семьи нет. Прощай, по крайней мере на какое-то время».
— Вот, — сказала она, удовлетворенно вздохнув, — с этим списком мы наверняка справимся.
— И что же ты собираешься делать? — спросил я. — Обзванивать их по одному и спрашивать: « Простите, а вы часом не шантажист?»
Кэрол хмуро оглядела список еще раз.
— Нет, — сказала она, — звонить им вообще не стоит. Я ничего не смогу выяснить, не упомянув о Пепельном Береге, а это его спугнет…
— Но не можем же мы дежурить сразу у тридцати дверей и ждать, пока появится некто, соответствующий нашим приметам!
— Нам это не понадобится… Скажи мне, Джеймс, где паркуют свои машины жители Лондона?
— В основном на улице…
— Именно! Поэтому, если мы вечером обойдем эти тридцать адресов, у одного из них мы, возможно, увидим трехлитровый «ровер».
— Это мысль! — воскликнул я. — А ты не знаешь случайно, какого цвета машина?
— Она в двух тонах — бежевый верх, коричневый низ. Так сказал мне швейцар в отеле.
— Что ж, тогда это нетрудно будет проверить.
— Когда, по-твоему, этим лучше заниматься? Наверное, не раньше полуночи. Он может поздно возвращаться домой…
— Если мы будем бродить по улицам среди ночи, нас задержит полиция.
— Зачем же среди ночи? Можно начать часов в шесть или семь утра, когда уже рассветет. Наш Эллис еще наверняка будет дома.
— Если он вообще в Лондоне.
— Он только что совершил двойное убийство. Вряд ли он немедленно отправился обирать очередную жертву, — возразила Кэрол. — Ему сейчас нужно затаиться, лечь на дно… Мы не можем упустить этот шанс, Джеймс. Давай займемся этим завтра же утром.
Что тут поделаешь? Я должен был согласиться.
Мы разделили список на две равные части. Мне достались северные районы города. Для себя я взял напрокат машину, чтобы Кэрол могла воспользоваться «лагондой». Мы попросили телефонную службу разбудить нас в пять и в начале седьмого уже разъехались в разных направлениях от дома.
Полных два часа ушло у меня, чтобы объехать мои пятнадцать адресов. Один из них находился в Хэмпстеде, а другой — вниз по реке в Хаммерсмите, и расстояния между всеми были приличные. Кое-где это были многоквартирные дома с большими стоянками во дворах, и там при осмотре мне приходилось соблюдать особую осторожность. К счастью, мощных «роверов» выпускалось немного. Мне попалось только два, и по цвету ни один из них не подошел. Как ни удивительно, но эта прогулка доставила мне странное удовольствие. Охота за Уильямом Эллисом захватила меня. Теперь уже я и сам мечтал отыскать его, хотя не понимал, чем это может нам помочь. Но я не был удивлен, когда ничего не обнаружил.
Я вернулся домой в девять. «Лагонда» уже стояла на месте. Кэрол с нетерпением ждала меня, и я сразу же понял, что не итоги моих поисков ее так волнуют.
— Я нашла машину! — воскликнула она, едва я переступил порог. — Саут-Итон-террас, 104 — практически за углом отсюда.
Мы наскоро позавтракали и отправились туда. Я сумел втиснуть машину между другими, стоявшими у тротуара через дорогу от дома 104. Невдалеке от входа я заметил броский «ровер» Эллиса. Сам дом был элегантным строением в три этажа. Поскольку звонок мы заметили только один, нетрудно было предположить, что Эллису принадлежит весь дом. Мы выбрались из машины и подошли, чтобы рассмотреть его поближе. Справа от входа вниз уходили несколько крутых ступенек, ведущих в подвал, однако его окна плотно прикрывали венецианские жалюзи, и заглянуть туда нам не удалось. Комната на первом этаже служила, вероятно, столовой. Это все, что было видно с улицы. Мы несколько раз прошлись мимо, но тут в столовую вошел какой-то мужчина, очевидно сам Эллис, и нам пришлось ретироваться. Из машины мы еще немного понаблюдали за ним. Это был рослый, крепко сбитый человек, с загорелым, привлекательным лицом. Походив по комнате, он неожиданно подошел к окну, и Кэрол сказала, что нам лучше уехать. Она панически боялась быть узнанной. К тому же все, что можно было, мы уже видели.
Что касается меня, то занятное приключение окончилось. Мы выследили этого человека, что было само по себе достижением. Ну и что дальше? Разве это что-нибудь меняет? Я снова перебрал в памяти все, что мы о нем узнали за последние сутки, но не обнаружил никаких оснований сомневаться в его добропорядочности. Роскошный городской дом мало соответствовал образу собирателя гербариев, но кто сказал, что богатый холостяк не может позволить себе иметь наряду с уединенной сельской обителью и хороший дом в Белгрейве? Деревенский коттедж отлично сочетался с увлечением Эллиса. Судя по всему, он и не пытался скрывать, что у него два дома, — в обоих он жил под собственным именем. Словом, я не видел ничего, что могло бы бросить на него хотя бы тень подозрения.
Кэрол, разумеется, видела все это в совершенно ином свете. Лондонский дом, сказала она, это как раз то гнездышко для удачливого шантажиста, которое рисовалось ее воображению. В центре города, изолированное от посторонних, спокойное. Для одинокого человека оно, пожалуй, великовато, если только он не занимается на дому каким-то бизнесом. Ясно, что такой дом обходится в баснословные деньги. У мелкого шантажиста таких сумм быть не может. Но ведь мы сошлись на том, что у него наверняка были еще жертвы, помимо Артура. Значит, выкачивал он немало… Кэрол говорила таким нетерпеливо-назидательным тоном, словно я был упрямым ребенком, который никак не хочет понять очевидного. Ее подозрения против Эллиса теперь, когда мы его разыскали, переросли в уверенность, и, с ее точки зрения, нам оставалось только найти подходящий способ разоблачить его.
Вместо того чтобы сблизить нас, наши совместные усилия только углубили пропасть между нами. Мы подошли так близко и ее краю, что уже невозможно было делать вид, что ее не существует. Этим же вечером между нами произошло объяснение, которое окончательно поставило под угрозу наше совместное будущее.
Было около шести часов. Я как раз наливал нам по стаканчику аперитива, когда Кэрол вдруг сказала:
— Джеймс, я все-таки решила позвонить этому Эллису.
— И что ты ему скажешь? — спросил я встревоженно. Мне тут же представился иск по обвинению в клевете.
— Я вообще ничего не буду говорить. Мне нужно только услышать по телефону его голос, чтобы проверить, похож ли он на тот, что мы слышали в доме у Фэй. Как только он заговорит, я сразу положу трубку.
Что ж, подумал я, от этого вреда не будет.
— Лично я просто не — узнал бы голоса после стольких дней, — сказал я, — но ты, конечно, можешь попробовать, если считаешь, что в этом есть хоть какой-то толк.
Кэрол нашла в справочнике номер и набрала его. Она чуть отстранила трубку от уха, чтобы я тоже мог все слышать. Мужской голос ответил ей почти сразу: «Алло, Уильям Эллис слушает». Голос был спокойный, уверенный, довольно высокий — и совершенно незнакомый. Через несколько секунд он повторил: «Алло, кто говорит?..»
Кэрол дала отбой. Лицо ее помрачнело.
— Совершенно непохоже, — сказал я. — Если ты помнишь, тот голос был очень низкий.
— Он наверняка изменил его, — возразила она. — Глупо было бы говорить своим голосом.
Я только пожал плечами. На нее никакие доводы не действовали.
— Как бы то ни было, — продолжала Кэрол, — должны быть какие-то еще способы проверки. А что, если я пошлю ему письмо? Так, чтобы он должен был ответить. Предлог придумать нетрудно, и мне не нужно будет даже подписываться своим именем… Тогда мы сможем сравнить его почерк с запиской, которую нашли у Фэй. И если обнаружится сходство…
Мне осталось только пожалеть, что я так и не рассказал ей о заключении полиции по этому поводу.
— Во-первых, — заметил я, — почерк откровенно был изменен. А во-вторых, следователь считает, что там недостаточно материала для графологической экспертизы, даже если найти образец почерка автора. Так что и это нам ничего не даст.
— Жаль… Но все равно надо что-то придумать. Нам необходимо добыть какое-то определенное доказательство!
Я закурил и опустился в кресло. Мне уже все было ясно.
Вдруг она снова заговорила:
— Джеймс, а правда, что шантажист непременно должен хранить у себя что-то, принадлежащее его жертве? Какие-то слишком откровенные письма или что-то в этом роде? В доме Эллиса наверняка должно быть нечто подобное… Если бы мы только могли пробраться туда и посмотреть!
— И думать не смей об этом! — сказал я резко,
— Но нужно же что-то делать! Что толку твердить: «Не думай об этом»? Мы так много уже успели узнать… Быть может, нам удастся проникнуть туда обманным путем. Он вряд ли держит постоянную прислугу — на шантажиста это было бы непохоже. Значит, у него просто есть женщина, которая иногда приходит убирать. Нужно застать ее одну, изобрести для нее какую-то правдоподобную историю и…
— И порыться в его бумагах! — перебил ее я. — Кэрол, об этом и речи быть не может! Я никогда на это не пойду. Ты, видимо, хочешь, чтобы мы оба угодили за решетку?
Несколько секунд она смотрела на меня в упор, а затем сказала:
— Ладно, тогда я все расскажу полиции и заставлю их произвести там обыск. Если им передать все, что нам известно…
— Нам почти ничего не известно, — вставил я.
— Конечно, известно!
— Но если ты пойдешь с этим в полицию, тебя поднимут на смех. Они вряд ли тебя пожалеют. С их точки зрения, вина Фэй доказана. Дело закрыто. Они пропустят твои дикие обвинения мимо ушей и, уж конечно, ничего не предпримут.
— А как же все доказательства?
— У нас нет доказательств, ни единого, — надо смотреть правде в глаза, Кэрол. Все это не больше чем твои фантазии… О, я знаю, что ты скажешь. Действительно, в твоих рассуждениях есть своего рода логика, и тебе действительно удалось обнаружить некоторые странности. Потому-то я шел с тобой до конца, надеясь, что удастся найти что-то более важное. Но этого не произошло!
— А как же пропавшая фотография? Разве это не улика?
— Ты берешься доказать, что она действительно пропала? Если ты явишься в полицию и расскажешь им о своей теории — а она, кстати, явно направлена на оправдание Фэй, — они решат, что фотографию ты сама и взяла.
Она ошеломленно уставилась на меня.
— Но ведь это совершенно невероятно! Ты же знаешь, что я ее не брала… Знаешь, ведь правда?
Я колебался с ответом какое-то, мгновение, но этого оказалось достаточно. «О боже!» — вздохнула она и отвернулась.
— Извини, Кэрол, — попытался оправдаться я, — но было бы неверно притворяться, что такая мысль вообще не приходила мне в голову. Ты так настойчиво пыталась убедить меня…
Наступило минутное молчание. Затем потускневшим голосом она спросила:
— Значит, ты не веришь моей версии и мне тоже не веришь?
— Боюсь, что твоей версии я действительно не верю, Кэрол. Я бы жизнь отдал, только бы ты оказалась права, но я не могу все время заниматься самообманом. Все, что ты предполагаешь, только лишь могло произойти, но не более того. Ты все время играла логикой, учитывала только те фанты, что были тебе выгодны. Ты подгоняла их под свою версию. Ты непременно хотела прийти к нужному тебе выводу. Твоя теория умна, местами очень изобретательна, но за ней ничего нет. Это пустышка, цепь натяжек и допущений. Между тем все реальные улики по-прежнему указывают, что Артура убила Фэй. И мне остается только признать это!
— А еще, — печально сказала Кэрол, — ты думаешь, должно быть, что я такая же, как и она, — жестокая тварь, которая вцепилась в тебя ради твоих денег и своего не упустит!
— Этого, я не говорил…
— Но именно это у тебя на уме, я знаю. У тебя это все время можно было на лице прочитать. Ты считаешь, что моей единственной целью было убедить тебя, не так ли? Ну что ж, по крайней мере теперь мы все выяснили. На твою помощь я больше рассчитывать не смею. — Она резко повернулась и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Я не последовал за нею. Мне нечего было ей сказать.
Около восьми я окликнул ее через дверь и спросил, поедет ли она ужинать. Она ответила, что не голодна. В одиночестве я отправился в маленький ресторан, где часто бывал в холостяцкие дни, и заказал ужин. Ел я медленно, с мрачной сосредоточенностью, обдумывая ситуацию, которая окончательно завела нас с Кэрол в тупик.
Домой я вернулся в половине десятого. На столе в прихожей лежала записка:
«Джеймс, я ухожу от тебя. Уверена, ты согласишься, что это единственный выход. Жить с человеком, который тебе не верит, мучительно. Я люблю тебя и всегда буду любить, но похоже, что будущего у нашей семьи нет. Прощай, по крайней мере на какое-то время».
Глава 27
Стало быть, и Кэрол поняла, что мы зашли в тупик! Я был потрясен и, вопреки всякой логике, удивлен. Впрочем, так уж ли это нелогично? Со времени убийства Артура разрыв казался мне возможным, но я не ожидал, что первый шаг сделает Кэрол.
Затем я еще раз перечитал записку. Она была написана решительно, но кончалась-то странно: «Прощай… на какое-то время». Нет, на окончательный разрыв она не настраивалась. Я быстро проверил, что она взяла с софой. Оказалось — только мелочи. Значит, она в любое время может вернуться. Не блеф ли это? Быть может, она только хочет, чтобы я убедился, насколько буду по ней скучать? А что мне будет ее недоставать, я не сомневался… Но если она хотела всего лишь смягчить мое сердце, почему не пустила сначала в ход менее крайние средства: слезы, мольбы, жалобы?
Трудно описать, как мне было тяжело метаться между верой и неверием, между надеждой и отчаянием! Не настал ли момент, думал я, когда мне самому пора на что-то решиться? Быть может, лучше не оставить ей никаких шансов вернуться и возобновить наши бесплодные споры? Можно было признать разрыв свершившимся фактом, отправиться к адвокату и подать на развод. Нельзя быть таким бесхребетным и все время колебаться, убеждал я себя. Нужно подумать о дальнейшей жизни, о своей карьере, наконец. Нужно взять себя в руки. Пора свыкнуться с мыслью, что моему браку пришел конец.
Затем я еще раз перечитал записку. Она была написана решительно, но кончалась-то странно: «Прощай… на какое-то время». Нет, на окончательный разрыв она не настраивалась. Я быстро проверил, что она взяла с софой. Оказалось — только мелочи. Значит, она в любое время может вернуться. Не блеф ли это? Быть может, она только хочет, чтобы я убедился, насколько буду по ней скучать? А что мне будет ее недоставать, я не сомневался… Но если она хотела всего лишь смягчить мое сердце, почему не пустила сначала в ход менее крайние средства: слезы, мольбы, жалобы?
Трудно описать, как мне было тяжело метаться между верой и неверием, между надеждой и отчаянием! Не настал ли момент, думал я, когда мне самому пора на что-то решиться? Быть может, лучше не оставить ей никаких шансов вернуться и возобновить наши бесплодные споры? Можно было признать разрыв свершившимся фактом, отправиться к адвокату и подать на развод. Нельзя быть таким бесхребетным и все время колебаться, убеждал я себя. Нужно подумать о дальнейшей жизни, о своей карьере, наконец. Нужно взять себя в руки. Пора свыкнуться с мыслью, что моему браку пришел конец.