Солнце давно взошло, наступил полдень. Дуво безмерно устал, но ни на миг не прерывал музыки. Вернувшись в центр сотворенной им паутины, он приготовился играть Гимн Творения. Несколько минут юноша стоял неподвижно, глубоко и размеренно дыша, набираясь сил. А затем ударил по струнам — и над прогалиной взлетел его чистый и сильный голос. Солнечный свет пролился на прогалину, на ветви соседних деревьев спорхнули птицы. Дуво шел и пел, и теперь музыка ни разу не прервалась, не смолкла.
   Магия вернулась!
   Обессиленный, Дуво опустился на валун и положил рядом арфу. Пальцы его дрожали и были стерты до крови.
   Из-за деревьев вышел мастер Раналот, лучи солнца искрились на его белоснежной шерсти. На плече его висела арфа.
   — Ты молодец, Дуво, — с гордостью за ученика промолвил он. — Людей, подобных тебе, нет. И в тебе я вижу надежду для всей твоей расы.
   — Спасибо, учитель. Я и представить не мог, что это будет так трудно. Скажи только — почему эта прогалина оказалась лишенной магии? Неужели из-за того, что именно здесь пришел конец расе олторов?
   — Не только эта прогалина, — ответил Раналот. — Магия исчезла со всего леса, и в последнюю очередь — с этого места.
   Дуво ошеломленно взглянул на него.
   — Но ведь этот лес такой огромный — на сотни миль! И ты…
   — Я трудился много веков, Дуво. Это было необходимо.
   — Но не мог же ты сделать все один!
   — Таков мой дар — а теперь и твой. Без магии земля умирает. Да, на ней можно вырастить урожай, но духовно она мертва. В этом и состоит зло, которое несут дароты — они живут убийством, однако уничтожают не только целые расы, но и душу земли, где эти расы обитали. Неизмеримое, непостижимое преступление! Вы, люди, совершаете то же самое, только медленней — своими каменными городами, своей алчностью и похотью. Однако есть среди вас и такие, кто хранит и любит землю. Среди даротов таких нет.
   — Ты говоришь так, словно дароты еще существуют — но ведь эльдеры уничтожили их много веков назад!
   — Эльдеры никого не уничтожают, Дуво. Дароты существуют.
   — Где?
   — Там, где они никому не причинят зла.
   Дуво забросал учителя вопросами, но Раналот не ответил ни на один из них.
   — Что, если дароты вернутся? — спросил наконец юноша.
   — Они не вернутся, пока существуют эльдеры. Много лет спустя после этого разговора на склоне холма, возвышавшегося над Кордуином, Дуво встал и повернулся лицом к северу. Во рту у него пересохло, сердце колотилось глухо и тяжко, как кузнечный молот. Теперь он знал, почему изменилась магия земли. Всем своим существом ощущал он, как поток магии медленно, чуть заметно движется на север — и там уходит в никуда, как вода в песок.
   Эльдеров больше не существует.
   И дароты вернулись.
   Тарантио сидел за угловым столиком, спиной к стене, и доедал мясной пирог. Начинка была обильная, нежная и восхитительно вкусная. В этот вечер настроение у посетителей «Мудрой Совы» было не из лучших — знаменитый музыкант так и не появился, и это многих возмущало. Кефрин сновал между столиками, извинялся и заверял посетителей, что арфист вот-вот появится. Четверо молодых дворян налетели было на хозяина таверны, громко твердя, что еда у него нынче — сущее дерьмо, а потому они не заплатят ему ни гроша. Тогда к их столику подошла Шира, что-то тихо заговорила — и юнцы утихомирились, смущенно поясняя, что они, дескать, пришли с другого конца города, чтобы послушать игру Дуводаса. Затем они извинились за свою вспышку. Тарантио молча восхищался тем, как умиротворяюще действовала Шира даже на самых горластых забияк. Он краем глаза глянул на Бруна — тот таращился на девушку с нескрываемым восторгом. Кефрин отошел от мятежного столика; на его румяном круглом лице было написано облегчение. Шира наполнила кубки молодых задир вином, в последний раз чарующе улыбнулась и ушла на кухню.
   — Надеюсь, что арфист все-таки появится, — вздохнул Брун.
   — Вряд ли, — ответил Тарантио, — судя по всему, он куда-то ушел.
   Брун заметно приуныл, зато Дейса отсутствие музыканта только радовало.
   — И как только люди могут наслаждаться этой жуткой какофонией? — удивлялся он.
   — Потому что это красиво, — ответил ему Тарантио. Солгать Дейсу было невозможно, и сейчас он живо почуял в ответе Тарантио странную неуверенность.
   — Объясни! — потребовал он.
   — Это у меня вряд ли получится, братец. Я слышу музыку, и она трогает меня до слез. И в то же время я чувствую, что тебе это неприятно.
   — Что ж, арфист сегодня не появился, за что я ему несказанно благодарен. И скажи дурачку, что у него весь подбородок в паштете.
   — Вытри подбородок, Брун, — сказал вслух Тарантио. Юнец широко ухмыльнулся и, проведя ладонью по подбородку, слизал с пальцев остатки паштета.
   — Вкусная здесь еда. Знаешь, это ведь Шира готовила. Что за чудо эта девушка!
   Он покосился в сторону кухни, надеясь хоть мельком увидеть предмет своего обожания, но кухонные двери были плотно закрыты.
   — Ты уже виделся с человеком, который хранит твои деньги? — довольно громко спросил он.
   — Ты бы еще заорал во все горло, — посоветовал Тарантио, — а то не все тебя слышали.
   Брун огляделся по сторонам.
   — А зачем им надо это слышать?
   — Не важно, Брун. Это называется «ирония». Понимаешь, я хотел намекнуть, что громко болтать о деньгах неразумно — здесь ведь могут быть и грабители.
   — Ну, мне ничего не надо повторять дважды, — заявил Брун, глубокомысленно стукнув себя пальцем по носу. — Так ты виделся с этим человеком?
   — Да. Наши дела идут неплохо. Мои вложения принесли мне почти две тысячи серебряков.
   — Две тысячи?! — воскликнул Брун. Люди, сидевшие за соседними столиками, обернулись на этот возглас. В сознании Тарантио раскатился хохот Дейса.
   — До чего же я рад, что мы взяли с собой этого дурачка!
   — Что же ты будешь делать с этими деньгами? — не унимался Брун.
   — Давай поговорим о чем-нибудь еще, — сказал белобрысому юнцу Тарантио. — О чем ты сам захочешь.
   Брун надолго и тяжело задумался.
   — Жалко, что не пришел арфист, — заявил он наконец. — И жалко, что вчера вечером ты его не слышал. Он так замечательно играл! Принести тебе еще пива?
   Тарантио кивнул.
   — Позволь-ка мне, братец, занять твое место, — сказал Дейс. — Давно уже я не наслаждался хорошим пивом.
   — Нет. Я не хочу, чтобы ты устроил здесь резню.
   — Не устрою, братец, будь спокоен. Даже не притронусь к мечам. Только выпью кружку пива — и баиньки.
   Тарантио расслабился и отступил в глубь сознания. Дейс сладко потянулся и прикончил остатки пирога. Брун с двумя кружками уже возвращался к столику, когда рослый мужчина, один из тех самых задиристых дворян, вдруг резко повернулся — и наткнулся на него. Пиво выплеснулось из кружек прямо на черную шелковую рубашку рослого мужчины.
   — Ах ты, болван неуклюжий! — взревел тот.
   — Прошу прощения, — стараясь обойти его, дружелюбно отозвался Брун, — но ты ведь сам меня толкнул.
   Рослый мужчина замахнулся и ударом кулака сбил его с ног. Брун упал на стол, ударился головой о спинку стула — и, потеряв сознание, рухнул на пол.
   Дейс мгновенно выскочил из-за стола и подоспел к потасовке в тот самый миг, когда рослый мужчина уже собирался пнуть неподвижно лежащего Бруна. Дейс ловко подставил ему подножку, и тот со всей силы грянулся на пол, но тут же перекатился на колени и выхватил кинжал. Дейс ухмыльнулся и потянулся было к ножу, но передумал.
   — Экий ты зануда, братец, — проговорил он вслух. Рослый мужчина вскочил и злобно прищурился.
   — Я тебе за это кишки выпущу, сукин сын!
   — Попробуй, — презрительно бросил Дейс. Противник кинулся на него. Дейс откачнулся вбок, левой рукой перехватил запястье руки с кинжалом, правой стиснул ее повыше локтя и как следует рванул. Раздался зловещий треск — рука рослого мужчины была сломана в локте. Пострадавший душераздирающе завопил и, едва Дейс отпустил его, рухнул на пол. Кинжал вылетел из его ослабевших пальцев. Из рукава черной, залитой кровью рубашки торчал обломок кости.
   — Да заткнись ты! — рявкнул Дейс и ребром ладони разбил неудачливому противнику нос. Бросив его извиваться от боли на полу, он направился к Бруну, который уже пришел в себя и со стоном пытался подняться.
   Ощутив за спиной какое-то движение, Дейс резко обернулся. Трое приятелей рослого наступали на него с ножами. Дейс громко расхохотался и шагнул к ним.
   — На ваше счастье, я обещал своему другу, что сегодня никого не убью. Впрочем, это не помешает мне вас искалечить, как я только что искалечил вашего дружка — повезет ему, если не останется одноруким! Ну, кто первый? На сей раз, пожалуй, я переломаю вам ноги!
   Он сделал еще шаг — и трое в испуге отпрянули.
   — В чем дело, детки? Не можете решить, кто будет первым? Может быть, ты? — Дейс вплотную шагнул к тощему бородатому мужчине. Тот шарахнулся прочь, да так поспешно, что налетел на стул и упал. Двое других тотчас спрятали ножи и попятились. Дейс рассмеялся.
   — Ну и слабаки! — воскликнул он. — Забирайте вашего дружка и несите к хирургу. — И, повернувшись к стойке, громко крикнул:
   — Будьте добры, еще две кружки пива!
   Искалеченного мужчину унесли. Дейс помог Бруну подняться на ноги.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
   — Голову разбил, — пожаловался тот.
   — Ну, для тебя это дело привычное, — весело заметил Дейс. Кефрин принес заказанное пиво и наклонился к Дейсу.
   — Шел бы ты отсюда, друг мой. Человек, которого ты…покалечил… важная шишка.
   — Да ну? — ухмыльнулся Дейс. — А я и не заметил.
   — Я не шучу, Тарантио. Он в родстве с самим герцогом, да еще близкий друг Вента, герцогского бойца.
   — Бойца, говоришь? И что, хороший он боец?
   — Говорят, он убил тридцать человек, стало быть, хороший — по крайней мере на мой взгляд.
   Дейс поднял кружку и единым глотком отпил половину пива.
   — Да, это интересно, — согласился он. Кефрин покачал головой и ушел.
   — Ты лее обещал! — возмутился Тарантио.
   — И я сдержал обещание. Откуда я мог знать, что кому-то стукнет в голову поколотить нашего дурачка?! К тому же, братец, я ведь не убил этого болвана.
   — Зато покалечил!
   — А вот на этот счет уговора не было. Слыхал ты, что сказал хозяин насчет Вента?
   — Да. И мы постараемся с ним не столкнуться.
   — Скучный ты человек, братец!
   Распахнулись двери таверны, и вошел Дуводас. При виде его вся зала разразилась приветственными возгласами.
   — Черт, — сказал Дейс, — а я только-только начал развлекаться. Теперь я, пожалуй, посплю.
   Тарантио сделал глубокий вдох.
   — А где тот человек, который меня ударил? — спросил Брун.
   — Он ушел, — ответил Тарантио.
   — Ты его побил?
   — Да, — сказал Тарантио. — Побил.
 
   Горану, юному пастушонку, чтобы передать кому надо свое важное сообщение, пришлось прождать в гарнизоне весь день. Уже стемнело, а он, дрожа от холода, все сидел под аркой главных ворот. Сердобольный часовой разделил с мальчиком свой ужин и набросил на его худые плечи старое одеяло. Горан как следует закутался — и все равно ледяной осенний ветер пробирал его до костей. Наконец за ним пришел солдат, отвел его в крохотную комнатку и велел сидеть и ждать. Вскоре в комнатку вошел невысокий и стройный, средних лет офицер и без единого слова уселся за узкий стол. Вид у него был скучающий и усталый. Офицер окинул Горана долгим твердым взглядом.
   — Меня зовут Кэпел, — сказал он. — За свои грехи я назначен помощником командира этого… гм… форпоста. Что ж, малыш, поведай мне свое важное сообщение.
   Горан так и сделал. Кэпел с самым бесстрастным видом выслушал рассказ о черных лунах и чудовищных всадниках на огромных конях.
   Когда Горан наконец смолк, офицер вкрадчиво спросил:
   — А ты понимаешь, малыш, что за такую несусветную байку тебя могут запросто привязать к столбу и всыпать двадцать плетей?
   — Это правда, сударь. Клянусь могилой матери! Кэпел устало поднялся из-за стола.
   — Что ж, мальчик, я отведу тебя к капитану. Но учти — это твой последний шанс передумать. Наш капитан — человек нелегкого нрава и уж точно не наделен чувством юмора.
   — Сударь, — сказал Горан, — я должен его увидеть. Они прошли по коридорам гарнизонной крепости и по винтовой лестнице поднялись наверх. Кэпел постучал в дверь и вошел, жестом велев мальчику подождать снаружи. Через несколько минут дверь распахнулась, и Горана позвали в комнату. Там он повторил свой рассказ капитану — полному моложавому человеку с крашеными светлыми волосами и кроткими глазами.
   Толстяк расспрашивал его еще дольше, чем Кэпел, и Горан, как мог, правдиво отвечал на его многочисленные вопросы. Наконец капитан поднялся и плеснул в свой кубок вина.
   — Я бы хотел взглянуть на эту диковинку, — сказал он. — Ты, мальчик, поедешь со мной. И если — как я подозреваю — окажется, что ты все придумал, тебя повесят на первом же дереве. Понятно?
   Горан ничего не ответил. Его отвели в казармы и устроили на ночь в холодной каменной келье, где из всей мебели был только старый тюфяк. Дверь за ним заперли. С рассветом Горана разбудил Кэпел, и они вместе вышли во внутренний двор крепости, где уже стояли около своих лошадей сорок копейщиков. Отряду пришлось добрый час дожидаться, пока не появится толстый капитан; наконец он вышел, молодой солдат помог ему взобраться в седло великолепного мышастого жеребца, и всадники рысью выехали из гарнизона. Горан ехал рядом с Кэпелом.
   — Расскажи-ка мне еще раз об этих чудищах, — попросил офицер.
   — Они были очень большие, сударь. Просто громадные. Головы у них белые, совсем без волос, и странные рты. И кони у них огромные.
   — Говоришь, рты у них странные? Может быть, похожи на клювы?
   — Да, сударь. Точь-в-точь клювы, как у ястреба — кривые и острые.
   Часов в десять утра отряд устроил привал, чтобы дать отдых лошадям. Солдаты достали из седельных сумок хлеб и сыр. Кэпел поделился завтраком с Гораном. Толстый капитан съел целиком жареного цыпленка и запил его вином из фляжки; потом один из солдат сбегал к ручью за водой. Капитан вымыл руки и вытер их белым льняным полотенцем.
   Через полчаса отряд снова тронулся в путь и через час после полудня достиг родной деревни Горана. Деревня была совершенно пуста.
   Кэпел спрыгнул на землю и осмотрел окрестности, а затем подошел к капитану, который так и сидел в седле.
   — Капитан, здесь повсюду следы копыт. Очень больших копыт, как и говорил мальчик.
   Капитан тревожно огляделся по сторонам.
   — Сколько же всадников было в этом отряде? — спросил он, и на его пухлом лице влажно заблестел пот.
   — Не более тридцати, капитан. Но есть еще и отпечатки ног — таких больших я никогда не видел.
   — По-моему, — пробормотал капитан, — нам следует вернуться в гарнизон.
   — Возможно, капитан, — но какой доклад мы тогда отправим герцогу?
   — Да-да, конечно… Ты прав, Кэпел. Что ж… возьми людей и отправляйся на поиски. У меня много важных дел в гарнизоне.
   — Капитан, я прекрасно понимаю, какой вы занятой человек. Меня только беспокоит одна мысль. Что, если эти всадники двинулись на юг? Тогда они окажутся как раз между нами и гарнизоном.
   Толстяк округлил глаза и испуганно оглянулся.
   — Да-да, конечно… Так ты думаешь, что нам следует…ехать дальше?
   — Да, капитан. Со всеми предосторожностями. Отряд поднимался все выше к холмам, и толстый капитан ехал посередине, в окружении копейщиков. Горан подъехал ближе к Кэпелу.
   — Капитан ведет себя не очень-то по-солдатски, — заметил он.
   — Так ведь он же дворянин, парень. Дворяне — люди совсем другого сорта, прирожденные офицеры. — С этими словами Кэпел подмигнул мальчику.
   Они ехали почти час и наконец поднялись на гребень холма, отмечавшего границу того, что еще вчера было Великой Северной пустыней. Сидя в седлах, всадники молча смотрели на простиравшиеся внизу зеленые холмы и равнины, леса и реки.
   Толстый капитан подъехал к Кэпелу.
   — Это похоже на сон, — пробормотал он. — Что бы все это значило?
   — Когда я был мальчишкой, сказитель в нашей деревне рассказывал нам о древних временах. Помните, капитан, легенду о Трех Расах? Олторы, эльдеры и дароты.
   — И что с того?
   — Те, кого видел мальчик, очень похожи на описание даротов. Великаны с белыми безволосыми головами и ртами, похожими на клюв.
   — Этого не может быть, — отозвался капитан. — Эльдеры уничтожили даротов много веков назад.
   — А здесь всего два дня назад была Великая Северная пустыня, — отпарировал Кэпел. Всадники, окружавшие их, беспокойно озирались. Никто не произнес ни слова, но Горан чувствовал, как напряжены солдаты.
   — А это и вовсе не походит ни на какое человеческое поселение, — продолжал Кэпел, указав на черные купола далекого города. — Может, отправимся туда на переговоры?
   — Нет! Мы же не политики. Я считаю, что мы видели достаточно. Возвращаемся.
   Один из солдат указал на лощину у подножия холма. Сверху хорошо были видны остатки большого кострища.
   — Спустись и выясни, что это, — велел капитан Кэпелу. — А потом уедем.
   Офицер знаком приказал троим солдатам следовать за ним и первым поехал вниз по склону холма. Горан пришпорил своего коня и двинулся следом.
   У подножия холма Кэпел спешился. Вокруг кострища были разбросаны обглоданные кости, прямо в золе валялась кучка черепов. Чуть справа лежала груда изорванной и окровавленной одежды. Горан спрыгнул с коня и принялся лихорадочно шарить в этой груде — но отцовской туники там не нашел.
   — Всадники! — закричал вдруг один из солдат. Горан увидел, что с юга скачут к ним десятка два чудовищных наездников. Метнувшись к коню, он одним прыжком вскочил в седло.
   — Надо убираться отсюда, — бросил Кэпел. Развернув коня к склону холма, он глянул вверх — и увидел, как капитанский конь внезапно взвился на дыбы, сбросив седока. Воздух наполнился жалобным конским ржанием. С вершины холма рухнула к подножию убитая лошадь — из ее шеи торчало черное копье. Кэпел осадил коня, лихорадочно решая, как быть. Сверху на склон холма съезжали десятки клювастых наездников — внизу к ним скакали еще два десятка чужаков. Кэпел и трое его людей ничем не могли повлиять на исход боя наверху, и к тому же попали бы при этом в ловушку. Бежать с поля боя — постыдное дело, но остаться означало бы верную гибель. Кэпел не боялся смерти — но если никто из них не уцелеет, кто же тогда донесет в Кордуин весть о страшной напасти?
   Решившись, Кэпел развернул коня на восток.
   — За мной! — крикнул он во все горло. Трое солдат и Горан тотчас подчинились, и все пятеро галопом поскакали на равнину. Гигантские кони врагов не могли сравняться в проворстве с кордуинскими скакунами. Впрочем, они и не пытались нагнать беглецов. Оглянувшись назад, Кэпел увидел, что дароты медленно въезжают вверх по склону холма.
   И еще он мельком заметил, как толстяк капитан, обезумев, бежит по гребню холма. Миг — и его не стало.
 
   На этот раз сон был немного иным. Все так же плакал ребенок, а Тарантио искал его — искал глубоко под землей, в беспросветных горных туннелях. Тарантио хорошо знал эти туннели. Здесь, в горах близ Прентиуса, он четыре месяца проработал шахтером, добывал уголь и грузил его в приземистые вагонетки. Вот только сейчас туннели были пусты, и перед Тарантио зияла узкая расселина. Из нее и доносились теперь пронзительные испуганные крики.
   — Демоны идут! Демоны! — всхлипывал малыш.
   — Я с тобой! — кричал в ответ Тарантио. — Я иду к тебе! Стой, где стоишь!
   Протиснувшись через расселину, он пробирался дальше. Здесь должна была бы царить непроглядная тьма, потому что на стенах не горели факелы, однако же сами стены источали бледное зеленоватое свечение, и оно с грехом пополам разгоняло тени. Как всегда в этом сне, Тарантио вышел в огромную пещеру с высоким сводом, который подпирали три ряда колонн. Оборванные люди с неживыми белесыми глазами двигались к нему в полумраке, и в руках у них были кирки и молоты.
   — Где мальчик? — крикнул Тарантио, обнажив мечи.
   — Мертв, — ответил голос в его сознании. — Так же, как и ты.
   — Я жив!
   — Ты мертв, Тарантио, — возразил чужой голос. — Где твоя страсть? Где твоя жажда жизни? Где твои мечты и сны? Что за жизнь без всего этого? Ничто.
   — Я вижу сны! — выкрикнул Тарантио.
   — Назови хоть один!
   Он открыл рот, но не знал, что сказать.
   — Где мальчик? — наконец крикнул он.
   Голос смолк, и Тарантио двинулся вперед. Тогда люди с белесыми глазами расступились, и Тарантио увидел, что за ними ждет его воин. Худой, с серым лицом и раскосыми, как у кошки, желтыми глазами. Копна его белых волос походила на львиную гриву. В руках он держал мечи.
   — Где мальчик? — спросил Тарантио. И демон отвечал:
   — Ты готов умереть, чтобы узнать это?
   Тарантио проснулся и спустил ноги с кровати. По комнате разносилось негромкое похрапывание Бруна. Тарантио сделал глубокий вдох, силясь успокоиться. В окна сеялся неяркий свет раннего утра, и от оконных переплетов на полу лежали четкие решетчатые тени. Тарантио быстро оделся и сошел вниз. В одном очаге обеденной залы огонь уже погас, в другом едва теплился. Подбросив хвороста, Тарантио раздул огонь и молча сел перед очагом, глядя на пламя.
   — Ты сам не свой, — сказала Шира, выходя из кухни. — Мне приснился кошмар, — с вынужденной усмешкой пояснил Тарантио.
   — Раньше мне тоже снились кошмары, — заметила она. — Хочешь позавтракать? Есть яичница.
   — Хочу, — кивнул он.
   Шира ушла, оставив Тарантио наедине с его мыслями. Снова и снова он перебирал в памяти подробности сна — но так и не нашел в нем смысла. Поежившись, Тарантио подбросил дров в разгулявшийся огонь.
   Шира вернулась с тарелкой яичницы и ломтем жареного мяса. Тарантио поблагодарил ее и жадно принялся за еду. Когда он закончил, девушка присела рядом и подала ему кружку с обжигающим чаем.
   Тарантио отхлебнул — и ему заметно полегчало.
   — Замечательный чай, — искренне похвалил он. — Не могу только понять, что тут понамешано.
   — Лепестки роз, лимонная мята, немного ромашки и мед. Тарантио вздохнул.
   — Лучшее время суток, — сказал он, пытаясь поддержать беседу. — Тихо и безлюдно.
   — Мне всегда нравилось раннее утро. Новый день, свежий, чистый и девственный.
   Слово «девственный» смутило Тарантио, и он поспешно уставился в огонь.
   — Прошлой ночью ты меня напугал, — сказала Шира.
   — Мне очень жаль, что ты видела все это.
   — Я думала, ты кого-нибудь убьешь. Это было ужасно.
   — Да, — сказал Тарантио, — жестокость — неприятное зрелище. И все же этот человек получил по заслугам. Ему не следовало бить Бруна, а уж тем более — пинать его ногами. Это был поступок труса. Впрочем, думаю, он сейчас сожалеет о содеянном.
   — Ты последуешь совету отца? Переберешься в другое место?
   — Я еще не нашел подходящего дома.
   — Эта таверна никогда не была прибыльной, — помолчав, сказала вдруг Шира, — по крайней мере до тех пор, пока здесь не начал играть Дуво. Отец выбивался из сил, и нам кое-как удавалось заработать себе на хлеб. Зато теперь таверна процветает, а для отца это много значит.
   — Не сомневаюсь, — кивнул Тарантио и смолк, ожидая, что она скажет дальше.
   — Мало кто захочет приходить в таверну, в которой происходят кровавые стычки.
   Тарантио прямо взглянул в ее большие чудесные глаза.
   — Ты хочешь, чтобы я съехал отсюда?
   — Я думаю, это было бы разумно. Прошлой ночью отец совсем не спал. Я слышала, как он без устали расхаживает по комнате.
   — Я подыщу себе другое жилье, — обещал Тарантио. Шира попыталась встать — но тут же сморщилась и поспешно села.
   — Тебе больно? — спросил он.
   — Моя нога часто болит — особенно накануне дождя. Сейчас все пройдет. Извини, что мне пришлось просить тебя съехать. Я знаю, что ты не виноват в том, что произошло вчера.
   Тарантио пожал плечами и деланно усмехнулся.
   — Пустяки. Таверн в Кордуине много, а через пару дней я и вовсе подыщу себе дом.
   Шира взяла у него пустую тарелку и, хромая, ушла в кухню.
   — Милое дитя, — заметил Дейс. — А ты, братец, не устоял перед ее чарами.
   — Она сказала сущую правду. Вент непременно явится сюда, чтобы отыскать нас… то есть меня.
   — Я его убью, — уверенно заявил Дейс.
   — К чему все это? — устало спросил Тарантио. — Сколько еще смертей нужно тебе для счастья?
   — При чем тут смерти? — возмутился Дейс. — Мне просто хочется развлечься. А этот разговор становится скучным.
   С этими словами он умолк, и Тарантио, хвала богам, остался в одиночестве.
   Вернувшись в комнату, он налил воды в оловянный таз, вымыл лицо и руки. Брун зевнул и сладко потянулся.
   — Мне снился такой чудесный сон! — сообщил он и, сев, запустил пятерню в свои белобрысые лохмы.
   — Счастливчик, — сказал Тарантио. — Собирай вещи. Сегодня мы будем искать себе дом.
   — Я бы лучше остался здесь и поболтал с Широй.
   — Понимаю — это гораздо приятнее. Однако человек, с которым я дрался вчера вечером, может заявиться сюда с кучей приятелей — в том числе и известным мечником по имени Вент. И искать они будут нас с тобой. Ты, конечно, можешь здесь остаться — но тогда держи кинжал под рукой.