— Нет, его ты не получишь.
   Урс вскочил с сиденья, его лицо потемнело.
   — Кровь вопиет о мести, государь. Я не могу ответить ей отказом.
   — Но должен, — ответил король мягким, почти печальным голосом. — Я пошлю тебя в Марцию, но ты поедешь с Викторином и военным отрядом — посольством к новому королю.
   — Митра сладчайший! Увидеть его и не убить? Кланяться и расшаркиваться перед этим гнусным зверем?
   — Послушай меня! Я не земледелец, заботящийся только о своей семье да о скудном урожае ячменя. Я король. И обязан защищать землю, народ. Ты думаешь, этот Вотан удовлетворится Галлией и Бельгикой? Нет.
   Я ощущаю присутствие его зла, ощущаю, как его холодные глаза рыщут по моим землям. Судьба сведет нас на поле кровавой битвы, и чтобы победить, мне нужны сведения — о его воинах, о его приемах, его слабостях. Ты понял?
   — Так пошли кого-нибудь другого, государь. Во имя милосердия!
   — Нет. Обуздай свою ненависть, держи ее на коротком поводу. Это ей не повредит.
   — Но ведь угроза исчезнет, если я его убью?
   — Будь это так просто, я бы сказал тебе: с Богом! Но он прибегает к колдовству, и его оберегают люди и демоны. Поверь мне! А если ты потерпишь неудачу, они узнают, откуда ты явился, — и получат законный повод вторгнуться в Британию. А я еще не готов к встрече.
   — Хорошо, государь. Будь по-твоему.
   — Поклянись мне душой брата.
   — Нет нужды…
   — Клянись!
   Их взгляды скрестились, и Урс понял, что побежден.
   — Клянусь!
   — Отлично. А теперь нужно дать тебе другое имя… и другое лицо. Вотан истребил род Меровия, и, если тебя узнают, твоя смерть предрешена. Встретишься с Викторином в Дубрисе. Будешь Галеадом, Рыцарем Утера.
   Следуй за мной.
   Король повел Урса во внутренние покои и вынул из ножен Меч Силы. Прижав лезвие к плечу принца, Утер сощурил глаза, сосредоточиваясь.
   Урс почувствовал щекотание под волосами, его лицо и зубы заныли. Король опустил Меч и подвел воина к овальному зеркалу в стене.
   — Узри самого нового из рыцарей Утера, — сказал он с широкой улыбкой.
   Урс уставился на отражение белокурого незнакомца с волосами, коротко остриженными в кружок, с глазами летней синевы.
   — Галеад, — пошептал новый рыцарь. — Да будет так!

7

   Зима в Каледонах была суровой: тропы завалило сугробами, в щелях бревенчатых стен хижины нарастал лед. Деревья вокруг, сбросив листья, стояли голые, скелетообразные, а снаружи, у законопаченных окошек, завывал ветер.
   Кормак лежал на узкой кровати, Андуина прильнула к нему, и он испытывал безмятежное спокойствие. Дверь содрогнулась от удара ветра, огонь в очаге ярко вспыхнул, на дальней стене заплясали тени. Кормак перекатился на другой бок, его ладонь нежно скользнула по округлому бедру Андуины. Она подняла голову и поцеловала его между ключицами.
   И вдруг замерла.
   — Что с тобой? — спросил он.
   — Кто-то в горах, — прошептала она. — В большой опасности.
   — Ты что-то услышала?
   — Я чувствую их страх.
   — Их?
   — Их двое. Мужчина и женщина. Путь им перекрыт. Ты должен пойти к ним, Кормак, или они погибнут.
   Он сел на кровати и вздрогнул. Даже тут, в освещенной теплой комнате, ледяные сквозняки свидетельствовали об ужасах вьюги за стенами хижины.
   — Где они? — спросил он.
   — За соснами по ту сторону перевала. Они на отроге, спускающемся к морю.
   — Но мы им ничем не обязаны, — сказал он, заранее зная, что любые доводы окажутся бесполезными. — И я сам могу погибнуть там.
   — Ты сильный, и ты знаешь горы. Прошу тебя, помоги им!
   Он встал с кровати, надел толстую шерстяную рубаху, кожаные гетры, куртку из овчины и войлочные сапоги.
   Капюшон куртки на шерстяной подкладке он натянул поверх рыжих волос и туго завязал под подбородком.
   — Тяжкая плата за твою любовь, госпожа, — сказал он.
   — Правда? — спросила она, садясь. Длинные черные волосы рассыпались по плечам.
   — Нет, — сознался он. — Не давай огню погаснуть. Я попробую вернуться перед зарей.
   Он взглянул на свой меч, лежащий у очага. Пожалуй, не стоит брать его с собой — лишняя тяжесть. И он засунул за пояс длинный охотничий нож, а потом вышел в снежные вихри, с трудом затворив за собой дверь.
   Все три месяца, прошедшие с тех пор, как Кулейн их покинул, Кормак продолжал упражняться: удлинял пробежки, работал топором и пилой, чтобы нарастить мышцы, приготовил на зиму поленницу высотой в шесть локтей и во всю длину северной стены хижины, так что она еще и утепляла комнату. Худощавый, но мощный торс, широкие плечи, узкие бедра — такой теперь была его фигура. Он легким шагом направился вверх по склону, проверяя снег у себя под ногами длинной, окованной железом палкой. Пойти быстрее значило бы вспотеть, а на таком морозе пот на его коже и под одеждой превратился бы в лед, который убил бы его так же скоро, как если бы он разделся донага. Более прямые тропы, ведущие на север, были погребены под сугробами, и Кормаку пришлось подниматься к соснам кружным путем, сделав крюк к югу через заросли, замерзшие заводи и озерки. В горах рыскали огромные серые волки, но они предпочитали держаться подальше от этого человека, шагающего вперед неторопливо, но уверенно. Он шел так два часа, часто останавливаясь, чтобы перевести дух, экономя силы, пока наконец не миновал сосны и не начал трудный подъем на отрог над перевалом. Тропа тут была шириной всего в три шага, и под снегом прятался лед. Один неверный, неосторожный шаг — и он слетит с обрыва, разобьется о камни внизу. В неглубокой, но укрытой от ветра впадине он остановился и растер лицо, чтобы восстановить кровообращение. Его щеки и подбородок покрывал рыжевато-каштановый пушок, обещавший скоро превратиться в бороду, но нос и веки немели, обожженные ледяным ветром.
   Вьюга бушевала вовсю, и он уже ничего не различал на расстоянии вытянутой руки. С каждым мгновением возможность отыскать путников уменьшалась и уменьшалась. Во весь голос сыпля проклятиями, он вновь вышел на ветер и продолжал пробираться вперед.
   Из глубин его сознания до него донесся голос Андуины: «Чуть дальше налево маленькая пещера. Они там».
   Он уже давно привык к ее дару. С той поры, как он отдал ей — пусть на минуту — свое зрение, таинственные силы, которыми она владела, увеличились. Ей начали сниться яркие, дивных цветов сны, и он часто одалживал ей свои глаза, чтобы она могла увидеть какое-нибудь новое чудо — летящих лебедей, бегущего оленя, охотящегося волка, клубящиеся в небе грозовые тучи.
   Пройдя еще несколько шагов, он нашел пещеру и увидел у ее задней стены скорченного мужчину и девушку на коленях возле него. Мужчина увидел его первым, указал, и девушка обернулась, замахиваясь ножом.
   — Убери нож, — сказал Кормак, входя внутрь и оглядывая мужчину. Он сидел, привалившись спиной к камню, вытянув перед собой правую ногу. Сапог был согнут под неестественным, невозможным углом. Кормак посмотрел вокруг. Убежище их никуда не годилось.
   Хвороста для костра не было, да и разожги он его, ветер сразу бы разметал запылавшие ветки.
   — Надо уходить, — сказал он.
   — Я не могу идти, — ответил мужчина, еле ворочая языком. Его темная борода обледенела, кожа была в белых и голубоватых пятнах. Кормак кивнул.
   Нагнувшись, он ухватил мужчину за руку, поднял, пригнул голову и взвалил себе на плечи.
   Крякнув под его весом, Кормак медленно повернулся.
   — Иди за мной, — сказал он девушке.
   — Он умрет там, — возразила она.
   — Он умрет здесь, — ответил Кормак, вышел из пещеры и начал долгий обратный путь. Ноша была почти непосильной, мышцы шеи немели от веса покалеченного незнакомца. Однако вьюга почти улеглась и стало чуть теплее. Через час Кормак покрылся испариной, и в нем пробудился страх. Он чувствовал, как влага превращается в лед, как его начинает сковывать тяжелый губительный сон. Глубоко вздохнув, он окликнул девушку:
   — Иди рядом со мной, — а когда она поравнялась с ним, добавил:
   — А теперь говори!
   — Я слишком устала… слишком замерзла.
   — Говори, лопни твои глаза! Откуда вы? — И он побрел дальше.
   — Мы были в Пинната-Кастре, но нам пришлось уйти. Отец упал, сломал ногу. Мы… мы… — Она споткнулась.
   — Вставай, будь ты проклята! Ты хочешь моей смерти?
   — Скотина!
   — Говори, говори! Как тебя зовут?
   — Рианнон.
   — Погляди на своего отца. Он еще жив? — Кормак предпочел бы услышать «нет». Ему так хотелось сбросить эту ношу! Ноги у него горели, спина разламывалась.
   — Я жив, — прошептал мужчина.
   Яростно его проклиная, Кормак продолжал путь. После двух невыносимых часов они добрались до сосен.
   Вьюга обрела новые силы, снег вихрями завивался вокруг них, но едва они оказались под защитой деревьев, как ветер стих.
   Кормак добрался до хижины при первых лучах зари.
   Он сложил свою ношу на кровать, которая жалобно заскрипела.
   — Девушка… — сказала Андуина. — Ее нет с тобой.
   Когда Кормак, спотыкаясь, вышел из хижины, у него не хватило сил даже на одно проклятие. Он нашел Рианнон — она ползла через сугроб в сторону от хижины.
   Она попыталась его оттолкнуть, когда он поднял ее на руки, потом опустила голову на его плечо.
   В хижине он положил ее перед очагом и принялся растирать ей руки и лицо.
   — Раздень ее, — сказала Андуина, но замерзшие пальцы Кормака не справлялись с завязками, и она подошла помочь ему. Он разделся, закутавшись в теплое одеяло, сел перед очагом и уставился на пляшущие языки пламени.
   — Подвинься, — сказала Андуина. — Ты загораживаешь от нее тепло.
   Кормак обернулся и увидел голую девушку. Белокурую, тоненькую, с овальным лицом и с подбородком, слишком волевым для женщины.
   — Помоги мне, — попросила Андуина, и вместе они перенесли девушку поближе к огню. Андуина стащила с плеч Кормака теплое одеяло и накрыла Рианнон. — А теперь поглядим, что с ее отцом.
   — Ты позволишь мне сперва одеться?
   Андуина улыбнулась.
   — Ты был очень мужественным, любовь моя. Я так тобой горжусь!
   — «Скажи мне это утром.
   Подойдя к кровати, Андуина откинула одеяла с поврежденной ноги, распухшей и совсем лиловой ниже колена. Когда Кормак оделся, она попросила его вернуть ногу в правильное положение. Мужчина застонал, но не проснулся. Кормак продолжал держать ногу, а Андуина прижала ладони по сторонам перелома. Ее лицо стало сосредоточенным. Несколько минут спустя она задрожала, ее голова поникла. Кормак выпустил ногу, прыгнул к Андуине и помог ей встать.
   — Перелом был очень зазубренным, кусочки кости откололись, — сказала она. — Было очень трудно сложить все как следует и понудить его к заживлению. Думаю, он уже срастается, но тебе придется приготовить лубки.
   — У тебя измученный вид. Ложись-ка в постель. Я поухаживаю за ними.
   — А ты, — она улыбнулась, — насколько я понимаю, полон свежих сил?
   — Убийцы! — закричала девушка с пола у очага, приподнялась и села. Медленно ее глаза прояснились, и она разрыдалась. Андуина опустилась на колени рядом с ней, обняла и погладила по волосам.
   — Тут ты в безопасности, поверь мне.
   — Безопасности нет ни для кого! — воскликнула девушка. — Ни для кого!
   За дверью завыл ветер, сотрясая ее, заставляя подпрыгивать на кожаных петлях.
   — Они отыщут нас, — прошептала Рианнон со стоном. Ладонь Андуины скользнула над лицом девушки и опустилась на ее лоб.
   — Усни, — прошептала она, и Рианнон опять легла на пол.
   — Кто за ними охотится? — спросил Кормак.
   — У нее в мыслях хаос. Я увидела мужчин в темных туниках с длинными ножами. Ее отец убил двоих, и они бежали в горы. Мы поговорим с ней, когда она проснется.
   — Нам не следовало допускать их сюда.
   — Но что нам оставалось? Они нуждались в помощи.
   — Может быть. Но я отвечаю за тебя, а не за них.
   — Если ты так чувствовал, то почему не сбросил свою ношу в горах, когда тебе показалось, что ты умираешь?
   Кормак пожал плечами:
   — У меня нет ответа. Но поверь, если бы я подумал, что они навлекут на тебя опасность, я бы без колебаний перерезал горло им обоим.
   — Знаю, — сказала она грустно. — Об этой стороне твоего характера я стараюсь не думать. — Она вернулась в постель и ничего больше не сказала об их незваных гостях.
   Кормак сел у огня. Внезапно его охватила тоска, сердце налилось свинцом. Появление отца и дочери погрузило горы в тень. Вернулась вся безобразность мира насилия, а с ней и страх, что Андуину у него отнимут.
   Взяв меч, он начал натачивать лезвие длинными движениями оселка.
 
   Андуина проспала дольше обычного, и Кормак, выбираясь из постели, не разбудил ее. В очаге дотлевали угли, и он подсыпал трут, пока не заплясали языки огня. Потом положил на них поленья, и вскоре в комнате повеяло теплом. Кормак опустился на колени рядом с белокурой девушкой — цвет кожи у нее был теперь здоровым, дыхание ровным. Ее отец негромко похрапывал. Кормак подошел к нему и уставился на его лицо, сильное, волевое, почти квадратное из-за черной бороды, которая блестела, словно ее смазали маслом. Нос был расплющен и искривлен, а вокруг глаз и на лбу виднелись шрамы. Взглянув на его правую руку, лежавшую поверх одеял, Кормак увидел, что и она вся в перекрещивающихся рубцах.
   Храп оборвался, мужчина открыл глаза. Во взгляде, который он устремил на юношу, не было и следа сонливости.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил Кормак.
   — — Живым, — ответил тот, уперся могучими руками в кровать и сел. Потом откинул одеяло и посмотрел на свою ногу, которую Кормак уложил в грубые лубки.
   — Наверное, ты искусный лекарь. Никакой боли, будто я ее и не ломал.
   — Не слишком на нее опирайся, — сказал Кормак. — Я вырежу тебе костыль.
   Мужчина свесил голову и посмотрел на свою дочь у очага. Убедившись, что она спит, он улыбнулся, показывая щербатые передние зубы.
   — Мы тебе благодарны, и я, и она. — Он натянул одеяло на свое голое тело. — А теперь я посплю еще.
   — Кто на вас охотится?
   — Это тебя не касается, — последовал негромкий ответ, смягченный неловкой улыбкой.
   Кормак пожал плечами и отошел. Быстро надел шерстяную тунику, гетры, сапоги из овчины и вышел за дверь.
   С края крыши свисали, капая, сосульки, а в серости неба появились голубые разводы. Около часа он колол дрова, чтобы пополнить запас поленьев, а потом вернулся в хижину, откуда доносился запах жарящейся грудинки.
   Мужчина, одетый, сидел за столом, а рядом с ним девушка, закутанная в одеяло. Андуина аккуратно нарезала мясо, и слепота ее была очевидна: она наклоняла голову, ее глаза словно вглядывались в стену напротив.
   Когда вошел Кормак, она улыбнулась.
   — День чудесный?
   — Обещает быть таким, — ответил он, чувствуя какое-то изменение в воздухе. Мужчина о чем-то задумался, хмурясь, не спуская глаз с Андуины.
   Кормак сел к столу, и они молча приступили к еде.
   — И что же ты думаешь делать дальше, Олег Хаммерханд? — спросила Андуина, когда они кончили есть.
   — Откуда, госпожа, ты знаешь мое имя?
   — А откуда ты знаешь мое? — ответила она вопросом на вопрос.
   Олег откинулся на спинку стула.
   — По всему миру люди стараются что-то узнать о благородной Андуине, Подательнице Жизни. Одни говорят, что ее забрал Вотан, другие, что она умерла. Мне повстречался человек, который видел, как был убит ее отец. Он сказал, что человек в монашеском одеянии, но с двумя мечами в руках, разделался с убийцами и спас принцессу. Этот человек был ты? — спросил он, переводя взгляд на Кормака.
   — Если бы!
   Олег снова повернулся к Андуине.
   — Вотан обещал тысячу золотых тому, кто сообщит, где ты. Можешь себе представить? Тысячу золотых! И ни единого слова, ни единого знака.
   — До этого дня, — сказала Андуина.
   — Да, — согласился он. — Но мы тебя не предадим, пусть эти деньги удесятерятся и еще раз удесятерятся.
   — Я знаю. Это не в твоей природе, Олег. — Андуина наклонилась к девушке, но та отпрянула. — Дай мне свою руку, Рианнон.
   — Нет! — прошептала девушка.
   — Дай! — приказал Олег.
   — Она демон!
   — Глупости! — взревел Олег.
   Андуина откинулась на спинку стула и опустила руку.
   — Ничего. У нас у всех есть свои страхи. Как близко от вас были охотники?
   — Мы сбили их со следа в горах, — ответил Олег. — Но они не оставят поиски.
   — Им нужна Рианнон, — сказала Андуина, — ведь она тоже обладает даром.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Олег, и в глазах у него мелькнул страх.
   — Она позвала меня с горы. Вот почему Кормак добрался до вас.
   — Я сожалею, что мы доставили вам столько забот.
   Мы уйдем, как только моя нога срастется.
   — Ты думаешь спастись от Вотана?
   — Не знаю, госпожа. Всю жизнь я был воином — волком моря. Я не боюсь ни одного человека. Но…
   Вотан ведь не человек. Его люди безумны. Они преклоняются перед ним… а тех, кто склоняется не совсем низко, выискивают и убивают. Люди в северных землях лишились разума. Вернулся бог. Грозный серый бог ходит между ними. Могу ли я спастись от него? Боюсь, что нет.
   — Ты видел Вотана? — спросил Кормак.
   — А как же! Я служил ему три года. Он силен, а это все, что нам нужно от вождя. Но он не просто силен, он обладает особым могуществом. Оно в его голове, в его глазах. Я видел, как воины по его приказу перерезали себе горло… и с радостью, что могут ему угодить. Он — как крепкое вино. Слушаешь его и словно упиваешься славой.
   — Ты говоришь так, будто все еще поклоняешься ему, — прошептала Андуина.
   — Это так, госпожа. Но я мужчина… и отец. Нареченные Вотана умирают. Моя Рианнон не для него.
   — Как ты спасся? — спросил Кормак.
   — Мне было повелено привезти Рианнон в его замок в Рэции. Я сказал, что повинуюсь, но вместо этого мы сели на купеческую трирему, отплывавшую в Испанию. Крепкие ветры и опасения, что надвигается страшная буря, заставили капитана укрыться под Пинната-Кастрой, но ветры были насланы Вотаном, и посланные им убийцы напали на нас у стен замка. И мы бежали, скрылись в разбушевавшейся вьюге.
   — Сколько охотников ищут вас? — поинтересовался Кормак.
   — Напало на нас всего пятеро, но их число пополняется. И ему повинуются другие силы, хотя при благородной Андуине я не стану о них говорить.
   — Не бойся за меня, Олег. Я знаю про демонов.
   Они тоже нападали на меня.
   — Так как же ты осталась жива?
   — Благодаря доблести других. Кормак спас мне жизнь, как и монах, про которого ты слышал.
   — Так демонов можно победить?
   — Непобедимости не существует. Нет такого зла, над которым нельзя взять верх. Пусть даже это сам Вотан.
   — Мне бы хотелось, очень хотелось поверить этому, но он теперь король за морем, и все народы приносят ему дань своего уважения — даже Рим шлет дары с послами, которые кланяются и расшаркиваются.
   — Утер не кланяется и не расшаркивается, — сказал Кормак. — Вотану еще предстоит переведаться с Кровавым королем.
   — Я знаю. Об этом шепчутся во всем мире, Кормак.
   В каждой харчевне люди гадают, за кем останется верх.
   Говорят, Утер владеет волшебным Мечом, подаренным каким-то богом, — Меч этот однажды рассек небо, точно занавес, и люди увидели два солнца, пылающих на небесах. Мне хотелось бы увидеть день, когда они с Вотаном встретятся лицом к лицу.
   — И мне, — согласился Кормак. — Кровавый король и Кровавый бог.
   Рианнон напряглась, голова у нее вздернулась, ладони прижались к лицу.
   — Что с тобой? — спросил Олег, и его могучая рука обняла ее плечи.
   — Охотники отыскали нас, — прошептала она.
   В наступившей тишине Кормак услышал, как заколотилось сердце у него в груди. Страх поднялся в горле комком желчи, и он почувствовал, что руки у него дрожат. Всю свою жизнь он был игрушкой чужих прихотей, его били плетьми и кулаками, не давали возможности выпрямиться и познать силу и мощь гордости, не давали времени обрести силу, заложенную в смелом сопротивлении. С Кулейном его поддерживал гнев, но теперь, при приближении врагов, он испытал жуткое отчаяние, холодом расползающееся по его коже, пригибающее к земле.
   К нему подошла Андуина, ее мягкая ладонь коснулась его щеки, ее пальцы разгладили узлы напряжения в его плечах. В его мозгу ее голос прошептал:» Я люблю тебя, Кормак «.
   Глубина ее чувства согрела его, как зимний костер; лед панического страха испарился перед ним.
   — Сколько их? — спросил он вслух.
   — Трое, — прошептала Рианнон.
   — Как близко?
   — На южном склоне, спускаются к хижине.
   — А у меня нет меча! — загремел Олег, ударяя кулаком по столу.
   — Но у меня есть! — сказал Кормак негромко, взял руку Андуины, поцеловал ладонь, а потом подошел к очагу, где к дальней стене был прислонен меч Кулейна.
   — Я с тобой! — объявил Олег, хватая со стола кухонный нож и приподнимаясь.
   — Нет, — сказал Кормак. — Погоди… и разделайся с тем, кто останется жив.
   — Ты не сможешь справиться с тремя!
   Кормак пропустил его слова мимо ушей и вышел в холодный солнечный свет. Он быстро подошел к пню для колки дров, положил меч рядом с ним и взял топор.
   Шестифунтовая железная насадка впилась в чурбак и аккуратно развалила его. Он поднял другой чурбак и продолжал колку. Несколько минут спустя он услышал, как по двору идут охотники, и обернулся. Рианнон не ошиблась, их было трое — бородачей, высоких, в бронзовых шлемах, из-под которых падали волосы, заплетенные в косы. На всех были плащи из овчины, а шедший впереди держал круглый деревянный щит, окованный бронзой. В другой руке он сжимал длинный меч.
   — Вы ищете приюта? — спросил Кормак, всаживая топор в пень.
   — Ты тут один? — отозвался главный. Выговор у него был гортанный, глаза холодные, как снег вокруг.
   — Вы нездешние, — сказал Кормак. — Вы что, заблудились?
   Второй и третий направились к хижине, и Кормак, подобрав меч, начал стряхивать с него снег.
   — Мой кров обойдется вам в монету, — окликнул он их.
   Они остановились и посмотрели на воина со щитом.
   — Хороший меч, — сказал тог. — Очень хороший. — И, обернувшись к своим подчиненным, он заговорил на языке, которого Кормак никогда раньше не слышал. — Мне нравится этот меч, — добавил он, оборачиваясь к Кормаку.
   — У тебя острый глаз. Так вы заплатите или пойдете дальше?
   — Ты думаешь, я стану платить за то, чтобы войти в Этот хлев?
   — Ты не войдешь, если не заплатишь.
   — Не серди меня, желторотый! Я замерз и иду издалека. Женщина у тебя есть?
   — За нее плата отдельная.
   Воин усмехнулся:
   — Неужели в этой проклятой стране продается все?
   — Да, — сказал Кормак.
   — Ну, женщина мне не требуется. Мне нужна горячая еда и сведения.
   — Ближайшее селение — Дейчестер. Вам надо спуститься в долину, а потом пойти на восток по оленьим тропам. Доберетесь туда завтра на заре. Ну а кроме — есть еще Пинната-Кастра.
   — Мы ищем мужчину с девушкой. И вот за эти сведения заплатим монету.
   — А почему вы ищете их тут? На этой горе нет никого, кроме меня и моей жены.
   — В таком случае ты мне ни к чему.
   Он повернулся к своим подчиненным и заговорил с ними шепотом, а в мозгу Кормака голос Андуины шепнул:» Он приказывает им убить тебя «.
   Кормак глубоко вздохнул и пошел к ним, улыбаясь.
   — Есть одно место, где вам, наверное, стоит поискать, — сказал он, и все трое расслабились.
   — Где? — спросил главный.
   — В Аду, — ответил Кормак, все еще улыбаясь.
   Его меч внезапно описал дугу, и из рассеченной шеи воина, ближайшего к нему, забила струя крови. Второй судорожно попытался выхватить свой меч, но Кормак ухватил рукоять обеими руками и обратным движением рассек ему ключицу и грудь. Их начальник отпрыгнул, бросил щит и обеими руками поднял свой длинный меч.
   Кормак сделал быстрый выпад, но викинг легко отбил удар, и его лезвие оцарапало горло юноши, еле-еле отразившего свирепый натиск.
   — Меч ведь настолько хорош, насколько им хорошо владеют, — сказал воин, когда они, примериваясь, закружили друг возле друга. Кормак снова ринулся вперед, бешено размахивая мечом, но викинг отбил удар и нанес ответный, на этот раз пронзив тунику из оленьей шкуры и оставив на груди неглубокую рану. Кормак отступил, подавил ярость и собрался с мыслями. Викинг был искусным бойцом, закаленным в битвах, уверенным в себе!
   Он увидел, что Кормак пятится, мрачно улыбнулся и-с молниеносной быстротой перешел в атаку. Его меч со свистом почти опустился на голову юноши. Кормак отбил удар, повернулся на пятке, изо всех сил ударил противника локтем в висок и опрокинул в снег. Потом прыгнул, чтобы нанести смертельный удар, но поскользнулся на льду.
   Викинг перекатился по снегу и вскочил.
   — Хороший прием. Я его запомню. — Из его рассеченной щеки сочилась кровь.
   Они вновь закружили друг вокруг друга. Викинг трижды атаковал, однако Кормак мгновенно парировал удары. Затем атаковал Кормак, но меч викинга скрестился с его мечом, викинг резко повернул обе кисти, и рукоять выскользнула из пальцев Кормака.
   — Еще один хороший прием, — заметил викинг, наступая на обезоруженного юношу. — Но ты запомнишь его очень ненадолго!
   Кормак нырнул влево, перекатился и вскочил на ноги рядом с пнем для колки дров. Вырвав из него топор, он опять повернулся к викингу. Тот ухмыльнулся и попятился туда, где в снегу лежал меч Кормака. Нагнулся, схватил его и взвесил в руке. Вложив свой в ножны, он шагнул к Кормаку.
   — Пасть от собственного меча не лучшая смерть.
   Боги будут смеяться над тобой всю вечность.