Геммел Дэвид. Волк среди теней

   — Ты говоришь, у них есть ружья, которые стреляют много раз?
   — Да, и пистолеты тоже, — ответил беглец, пожилой земледелец.
   — Что будем делать, Даниил? — спросил светло‑рыжий юнец.
   — Мне надо подумать, Пек. Они присваивают наше ремесло, а это скверно — и еще как! Я думал, нам очень повезло, когда Гамбион вернулся с тремя новыми мушкетами и пятью пистолетами. Но магазинные ружья…
   Пек отбросил волосы с глаз и почесал грудь там, где под грязной рубахой из оленьей кожи резвилась блоха.
   — Так мы ведь можем добыть себе эти самые ружьишки, Даниил.
   — Малый дело говорит, — вставил Гамбион, могучий, смахивающий на медведя горбун, обросший густой бородой и совершенно лысый. Он ездил с Даниилом Кейдом семь лет и равно хорошо владел ножом и пистолетом. — Может, вдарим по исчадиям покрепче и поразживемся новым оружием?
   — Так‑то так, — ответил Кейд, — но тут не про оружие речь. Мы живем за счет всего края и тратим обменные монеты в городах, где нас не знают. Исчадия убивают земледельцев и торговцев без разбора, а города сжигают. И скоро ничего не останется.
   — Против целого войска, Дан, мы швах, — сказал Гамбион. — Нас ведь семь десятков еле наберется.
   — Присчитайте и меня, — сказал фермер. — Богом клянусь, я с вами!
   Кейд поднялся с валуна. Высокий рост, неестественно прямая левая нога, туго перебинтованная в колене кожаным ремнем. Он провел рукой по густым черным волосам и сплюнул в траву.
   — Гамбион, возьми десять человек и прочеши окрестности. Всем уцелевшим, кого повстречаете, велите идти к Игеру. А если наткнетесь на таких, кто не знает гор, проводите их.
   — Мужчин и женщин?
   — Мужчин, женщин, детей — кого увидите.
   — Зачем, Даниил? Нам и самим припасов не хватит.
   Кейд пропустил его слова мимо ушей.
   — Пек, возьмешь двенадцать человек. Сбивайте в стадо заблудившуюся скотину — лошадей, коров, коз, овец. Их там должно бродить много. Сгоняйте их в Каньон Родников, а у прохода сделайте загон. Там вдосталь сочной травы. И чтобы никто не вздумал вступать в бой с исчадиями! Едва завидите их — улепетывайте. Понятно?
   Оба кивнули, и Гамбион открыл было рот, но Кейд поднял ладонь.
   — Хватит вопросов. Действуйте!
   Кейд прохромал через лощину туда, где сидел Себастьян, низкорослый юнец девятнадцати лет с желтоватым нездоровым цветом лица. Однако как следопыт он превосходил самых опытных игерских горцев.
   — Выбери коня получше и проследи исчадий. Им должны подвозить припасы, патроны и всякое такое. Разведай, каким путем.
   Кейд повернулся, и колено подогнулось. Он проглотил злобное ругательство и стиснул зубы от раскаленной боли. С того случая прошло два года, и за этот срок не выпало ни единого дня, когда бы боль не была нестерпимой.
   Как ясно он помнил то утро, когда он с Гамбионом и еще пятерыми въехал в рыночный городок Ольон и увидел посреди пыльной главной улицы одинокую фигуру.
   «Тебе здесь нечего делать, Кейд», — сказал этот человек.
   Кейд заморгал и наклонился вперед, чтобы получше его рассмотреть. Высокий, седые волосы по плечи, пронизывающие глаза, которые видели человека насквозь.
   «Йонафан, это ты?»
   «Адские силы, Даниил! — сказал Гамбион. — Это же Иерусалимец!»
   «Йонни?»
   «Мне не о чем говорить с тобой, Даниил, — ответил Шэнноу. — Уезжай отсюда. Отправляйся в Ад, где твое место».
   «Не суди меня, братик. У тебя нет на это права».
   Шэнноу не успел ответить: ездивший с Кейдом юнец, дурак‑мальчишка по имени Раббон, вытащил из‑за пояса кремневый пистолет и взвел курок. Шэнноу сбил его выстрелом с седла, и пыльная улица превратилась в хаос встающих на дыбы лошадей, треска выстрелов, вопящих людей и стонов умирающих. Случайная пуля размозжила Кейду колено. Гамбион, раненный в руку, ухватил поводья его лошади и ускакал с ним. Позади они оставили пятерых уже мертвых или умирающих своих товарищей.
   Три недели спустя добрые жители Ольона отправили Шэнноу восвояси, и Кейд вернулся со всеми своими людьми. Бог свидетель, ему там сполна заплатили за его колено!
   После того рокового дня он не видел брата, но придет день, когда они снова встретятся, а пока Кейду оставалось мечтать о сладости мести.
   Лиза, его женщина, подошла к нему. Худенькая девушка с запавшими глазами, которую Кейд увез с фермы два года назад. Обычно он бросал своих женщин через месяц, много — два, но в Лизе было что‑то такое, из‑за чего он оставил ее при себе — какая‑то внутренняя гармония, умягчавшая ожесточенное сердце Кейда. Она наклоняла голову набок и улыбалась ему, и вся его воинственная злоба угасала, он брал ее за руку, и они сидели рядом, обретая опору в обществе друг друга. В неустроенной жизни Кейда был один неоспоримый факт — Лиза его любила. Он не знал почему, да и знать не хотел — с него было довольно самого факта.
   — Для чего ты это делаешь, Даниил? — спросила она, когда увела его в их хижину и села рядом с ним на скамью, которую он прошлой осенью обил кожей.
   — Что делаю? — уклонился он от ответа.
   — Собираешь беженцев на Игере?
   — Ты думаешь, что я это зря?
   — Нет, я думаю, что спасать людей это хорошо. Но я не понимаю почему.
   — Почему волк‑разбойник уводит овечек в свое логово?
   — Да.
   — Млеко человеческой доброты ты сбрасываешь со счетов?
   Она чмокнула его в щеку, склонила голову набок и засмеялась.
   — Я знаю, в тебе есть доброта, Даниил, но еще я знаю, что ты очень хитрый! Какую выгоду ты видишь в этом для себя?
   — Исчадия погубят этот край и не оставят в нем места для меня. Но если я выступлю против них в одиночку, они меня сокрушат. Значит, мне нужно войско.
   — Войско овечек? — спросила она, хихикнув.
   — Войско овечек, — согласился он. — Не забывай, что разбойники благоденствуют только потому, что фермеры никак не могут объединиться против нас. А среди них найдется немало храбрых людей, умелых, закаленных. И я могу объединить их в силу, с которой придется считаться.
   — Но тебе‑то какая выгода?
   — Если я проиграю — никакой. А если выиграю? Весь мир будет моим, Лиза. Я буду его спасителем. Ты когда‑нибудь думала о том, чтобы стать царицей?
   — Этого они не потерпят, — сказала она. — Как только война будет выиграна, они припомнят, кем ты был и ополчатся на тебя.
   — Увидим. Но с этой минуты и дальше появится другой Даниил Кейд — добрый вождь, принимающий к сердцу нужды своих людей, понимающий их, Исчадия предоставили мне новую возможность, и будь я проклят, если не испытываю к ним благодарности.
   — Но они обрушатся на тебя со всем своим жутким оружием.
   — Верно, девочка, но им придется подниматься по Франклинскому перевалу, а его может удержать ребенок, вооружившись рогаткой.
   — Ты правда думаешь, что это будет так легко?
   — Нет, Лиза, — ответил он, внезапно став серьезным. — Это будет самым большим риском в моей жизни. Но ведь мои ребята все время твердят, что пойдут за мной хоть в Ад. Так вот, пусть и докажут, что не врали!
 
   Шэнноу не мог уснуть. Он лежал на спине, подложив под голову седло, согревшись под одеялом, но в его мозгу мелькали и кружили образы: Донна Тейбард, Руфь и библиотека, Арчер и его призраки, но ярче и чаще — Аваддон.
   Бросить ему угрозу в лицо было просто. Но ведь это же не вожак разбойников, укрывающийся в горном логове. Это полководец, царь, человек, командующий многотысячным войском.
   Донна как‑то спросила его, почему он не боится вступать в схватку с целой шайкой, и он открыл ей простую истину. Уберешь вожака — обезглавишь остальных. Но верно ли это для данного случая?
   Вавилон лежит на юго‑западе, примерно в шести неделях пути. А до Вальпурнахт, по словам Бетика, остается меньше месяца. Он не сможет спасти Донну, как не смог спасти Куропет.
   Все, что ему остается, — отомстить. А ради чего?
   Глаза у него щипало от усталости, и он закрыл их, но все равно сон не приходил. Колоссальность предстоящего давила невыносимой тяжестью. Наконец он погрузился в тревожную дремоту.
   Ему приснилось, будто он идет по зеленому холму под теплым солнцем и слышит рокот морских волн, накатывающихся на невидимый берег, и топот лошадиных копыт по траве. Он сел под развесистым дубом и закрыл глаза.
   — Привет, чужестранец, — произнес чей‑то голос.
   Шэнноу открыл глаза и увидел, что перед ним, скрестив ноги, сидит высокий мужчина. Бородатый, длинные по плечи волосы заплетены в три косы, небесно‑голубые глаза, сильное лицо.
   — Кто ты?
   — Пендаррик. А ты — Шэнноу, Искатель.
   — Откуда ты меня знаешь?
   — Почему бы и нет? Я знаю всех, кто обитает в моем дворце.
   На нем была светло‑голубая туника и плотный кушак, расшитый золотыми нитями. На боку — короткий меч с изукрашенной рукоятью, в которую был вделан Камень Даниила величиной с яблоко.
   — Ты призрак?
   — Интересный силлогизм. Я — то, чем был всегда, а тебя здесь, по сути, нет, — сказал Пендаррик. — Так кто же призрак?
   — Это сон. Игры Арчера.
   — Быть может. — Он обнажил меч и всадил его в землю. — Погляди на него внимательно, Шэнноу. Так, чтобы сразу его узнать.
   — Зачем?
   — Назови хоть игрой. Но когда увидишь его в какой бы то ни было форме, протяни руку, и он окажется в ней.
   — Я не умею драться на мечах.
   — Да. Но у тебя есть сердце. И ты ролинд.
   — Нет. Я не принадлежу к твоим соплеменникам:
   — Ролинды не раса, Шэнноу, это эссенция, сущность. — Пендаррик улыбнулся. — Твой приятель Арчер ошибается. Человек не рождается ролиндом и даже не становится им. Это то, что он есть, — или то, что он не есть. Это отделенность от других, одиночество, дар. Ты оставался жив до сих пор не только благодаря сноровке. Нечто руководит тобой изнутри. Ты заранее ощущаешь опасность и ссылаешься на инстинкт, но это — гораздо большее. Полагайся на него… и не забывай меч.
   — Ты полагаешь, я могу победить?
   — Нет. Я говорю тебе вот о чем: ты не просто одинокий воин, выступающий против немыслимого врага. Ты ролинд, а это важнее победы.
   — Ты тоже ролинд?
   — Нет, Шэнноу, хотя мой отец был ролиндом. Если бы мне выпала такая удача, мой народ не погиб бы столь ужасно. Всех их убил я. И потому привел тебя сюда. Никто не понимает суть силы Сипстрасси. Камень может исцелить, может убить. Но в основном он преображает, материализует мечты в реальность. Ты хочешь исцелить? Сипстрасси будет исцелять, пока его энергия не истощится. Ты хочешь убить — Камень сотворит и это. Но тут‑то и заключен ужас, потому что Камень будет питаться смертью, и его энергия возрастет. Он будет точить душу владеющего им, увеличивая зло в нем. И в конце?.. Мой народ мог бы поведать тебе о конце, Шэнноу. Мир чуть не погиб вовсе. Мы разорвали ткань времени и погребли наш мир под океаном. Но при всей трагичности в этом было одно благо: Сипстрасси тоже был погребен под толщей воды. Но теперь он вернулся, и впереди — ужас.
   — Ты хочешь сказать, что мир снова упадет?
   — Не позже, чем через год.
   — Как ты можешь знать наверное?
   — Или ты не слышал моих слов? Однажды я сам стал причиной. Я завоевал мир, создал империю поперек всех земель от Хечотла до Греции. Я отомкнул врата вселенной и одарил людей твоего мира мифами, которые они хранят по сей день — о драконах и троллях, о демонах и Горгонах. Все, что человек в силах вообразить, Сипстрасси создаст. Но в природе существует равновесие, которое нельзя изменять. Я оборвал нить, на которой держался мир.
   Шэнноу увидел муку в глазах Пендаррика.
   — Я не могу остановить зло. Я лишь могу убить Аваддона. Но придет другой, и изменить судьбу мира я не могу.
   — Помни про меч, Шэнноу.
   Солнце зашло, и тьма окутала Шэнноу, как одеяло.
   Он открыл глаза и снова оказался в разрушающемся дворце.
   Бетик возился с костром.
   — У тебя отдохнувший вид, — сказал исчадие.
   Шэнноу протер глаза и сбросил одеяло.
   — Пожалуй, я поразведаю, нет ли где зелотов.
   — Арчер говорит, что они ускакали на запад.
   — Мало ли, что говорит Арчер!
   — Поехать с тобой?
   — Нет.
   Шэнноу натянул сапоги, взвалил седло на плечо и вышел. Оседлав мерина, он выехал из города и три часа осматривал местность, примыкающую к горам, но нигде ничто не указывало на присутствие охотников. Сбитый с толку, он в некоторой растерянности вернулся в город.
   Бетик добыл двух кроликов и, когда вошел Шэнноу, поджаривал их ушки на вертеле. Арчер спал у дальней стены.
   — Заметил что‑нибудь?
   — Нет.
   Арчер заворочался и сел.
   — С возвращением, мистер Шэнноу.
   — Расскажите мне про Пендаррика, — потребовал Иерусалимец, и глаза Арчера полезли на лоб.
   — Вы человек, не скупящийся на сюрпризы! Откуда вы узнали это имя?
   — Какая важность? Рассказывайте!
   — Он был последним царем, упоминаемым в записях. Во всяком случае, последним из тех, о ком я узнал. Видимо, он был завоевателем. Он распространил пределы Атлантидской империи до окраин Южной Америки на западе и до Англии на севере. И лишь Богу известно, как далеко он проник на юг. За этими вопросами что‑то кроется?
   — У меня пробудился интерес к истории, — ответил Шэнноу, садясь рядом с Бетиком к костру.
   Исчадие отрезал несколько ломтей от обугленной тушки и положил их на помятое золотое блюдо.
   — Бери, Шэнноу, теперь ты можешь есть по‑царски.
   Арчер подошел к ним и сел рядом с Шэнноу.
   — Пожалуйста, скажите мне, как вы узнали про Пендаррика?
   — Мне приснилось это имя, и оно было у меня на языке, когда я проснулся.
   — Обидно! Он — моя последняя великая тайна. Руфь считает меня одержимым.
   Снаружи небо потемнело, заворчал гром. Ветер усилился, и вскоре дождевые струи захлестали по мертвому городу.
   — Неподходящая погода для верховой езды, — заметил Бетик.
   Шэнноу кивнул и повернулся к Арчеру:
   — Расскажите мне про Сипстрасси поподробнее.
   — Точно почти ничего не известно. Название значит «камень с неба», и ролинды считали его даром, посланным Богом. Я обсуждал это с Саренто, моим начальником. Он считает, что это мог быть метеорит.
   — Метеорит? О чем он говорит, Шэнноу? — спросил Бетик.
   Шэнноу пожал плечами.
   — Арчер изучал Камни, те, которые вы называете «зернами Сатаны». А вот про метеорит я тоже слышу в первый раз.
   — Говоря упрощенно, — сказал Арчер, — это огромная скала, вращающаяся в космосе, — среди звезд, если вам угодно. По какой‑то причине она рухнула на землю. Такой удар равносилен колоссальнейшему взрыву, и легенда ролиндов гласит, что три дня и три ночи небо окутывала тьма, и ни солнце, ни луна не светили. Саренто предполагает, что в атмосферу влетели тысячи тонн пыли и затмили солнце. Сам метеор разлетелся на миллионы осколков — они и есть Сипстрасси. Если не считать явных мифов, о первом использовании камней не сохранилось никаких сведений. Даже и теперь, после долгих изысканий, мы знаем о них очень мало. При каждом использовании их сила чуточку убывает, пока они не превращаются в простые камешки. Черные прожилки разрастаются, вытесняя золото. Когда Камень чернеет весь, он бесполезен.
   — Если не накормить его кровью, — вставил Шэнноу.
   — Не уверен, мистер Шэнноу. Накормленные кровью Камни становятся багровыми и не исцеляют, не сотворяют еду. Мы с Саренто ставили опыты, используя мелких животных — кроликов, крыс и тому подобных. Камни сохраняют силу, но они меняются. Мои исследования показали, что Кровь‑Камни оказывают губительное влияние на тех, кто ими пользуется. Например, исчадия — их беспощадность увеличивается, жажда крови становится неутолимой. Скажите, Бетик, когда вы потеряли свой Камень?
   — Откуда вы знаете, что я его потерял?
   — С зерном Сатаны вас не допустили бы в Убежище. Так вот, потеряв Камень, что вы почувствовали?
   — Гнев, страх. Я почти неделю не мог заснуть.
   — Как часто вы кормили Камень?
   — Каждый месяц. Своей собственной кровью.
   — А предложи я вам Камень сейчас, вы бы его взяли?
   — Я… Да, взял бы.
   — Но вы поколебались.
   — Без него я чувствую себя более живым. С другой стороны, сила…
   — Да, сила. Через год, Бетик, если доживете, вы не станете колебаться. Вот почему, мистер Шэнноу, меня так занимает Пендаррик. В первые годы царствования его законы были справедливыми, но именно он открыл гнусную силу Кровь‑Камней. И через пять лет стал беспощадным тираном. Мне до сих пор не удалось найти конец его истории. Окончательно ли он погиб, или одержал верх? Или океанские волны скрыли все его деяния?
   Шэнноу собирался ответить и вдруг замер. На него пахнуло страхом.
   — Скорей от костра! — прошипел он.
   Бетик тут же отскочил, но Арчер не пошевелился.
   — В чем…
   В дверь ворвались два зелота, паля из пистолетов. Шэнноу метнулся вправо, перекатился, а вокруг него визжали пули.
   Арчер исчез в струе багряного дыма. Еще один зелот принялся стрелять с балкончика наверху, и мозаичный пол возле головы Шэнноу взорвался сотнями осколков. Его пистолет задрался — и зелот, перевернувшись, исчез из вида.
   Бетик ранил ближайшего зелота, а второго принудил укрыться за белой статуей. Шэнноу опрокинулся в нишу на спину и навел оба пистолета на дверь в глубине. Оттуда выскочили трое — для того лишь, чтобы повалиться на пол под раскатистый гром пистолетов Шэнноу, Последний оставшийся на ногах зелот кинулся к двери, но рухнул, когда пуля Бетика просверлила ему висок.
   Бетик перезарядил пистолет и, прячась в тени, прокрался к тому, кого он ранил.
   — Ложись! — взвыл Шэнноу, и Бетик кинулся на пол в тот момент, когда зелот навел на него пистолет. Иерусалимец выстрелил дважды, и последний противник неподвижно вытянулся на мозаичном узоре. Шэнноу перезарядил пистолеты и выждал, но их окружала нерушимая тишина.
   — Как, во имя Дьявола, ты это проделал Шэнноу? — спросил Бетик. — Я ничего не слышал.
   — Прежде я думал, что это инстинкт, но теперь не уверен. Где Арчер?
   — Здесь, — отозвался чернокожий. Он сидел у костра, уставившись на черный камешек у себя на ладони. — Иссяк. Жаль! Я искренне привязался к моему малютке Камню.
   — Они ведь должны были быть далеко отсюда? — сердито крикнул Бетик.
   — Не уповай на магию, малый, — посоветовал ему Шэнноу с улыбкой.
   Вдвоем они обыскали трупы, собирая оружие и патроны, а Арчер тем временем подложил хвороста в костер.
   — Думаю, нам не стоит долго задерживаться, — сказал Шэнноу. — Мне не хочется сидеть здесь, точно мишень.
   — Я провожу вас к Ковчегу, — сказал Арчер. — Там вы будете в безопасности.
   — Я еду на юго‑запад. В Вавилон.
   — Убить Владыку‑Сатану?
   — Да.
   — Не думаю, что Руфь ждет от вас этого.
   — Арчер, неважно, чего она ждет или не ждет. Я ей не слуга. И во что бы она ни верила, она же способна понять, что без него мир только выиграет?
   — Может быть. Но, когда речь идет об Аваддоне, связь между ними крепче кровной.
   — Какая связь?
   — Руфь — жена Аваддона.

8

 
   Сэмюель Арчер стоял в дверях и смотрел, как оба воина вытаскивают трупы наружу и сваливают их у низкой ограды. Смерть лишена достоинства, решил он, заметив исходивший от трупов смрад отхожего места — умирающие не управляли своим кишечником.
   Среди Хранителей были и настоящие солдаты, люди действия, но никто из приходивших ему на память не обладал этим леденящим спокойствием Иерусалимца. Арчер не понимал, как сквозь шум ветра и дождя Шэнноу расслышал приближение убийц. И если бы не Камень, сделавший его невидимым, сам Арчер был бы тут же убит у костра. Ни Шэнноу, ни Бетик не упомянули про струю багряного дыма, которой Арчер гордился — она ведь отвлекла зелотов, дала воинам время опомниться. Он решил, что упомянет ее сам, едва представится случай.
   Дворец смердел кордитом и смертью. Арчер поднялся по длинной лестнице на балкончик. У перил темнела лужа крови, и Арчер вспомнил, что Бетик поднимался сюда раньше и сбросил труп вниз на камни. Еще раздался такой отвратительный хруст!
   Внутрь с дождя вошел Шэнноу и снял кожаную куртку. Несколько секунд он постоял на коленях у костра, грея руки, потом вытащил Библию из седельной сумки.
   — Указания, как найти Иерусалим? — спросил Арчер, садясь рядом с ним.
   — Нет. Просто от чтения у меня становится легче на душе. — Он закрыл Библию. — Вчера ночью я видел во сне Пендаррика. Он сказал, что навлек на мир потоп, так как пользовался Кровь‑Камнями, и предупредил меня, что это случится снова.
   — Из‑за исчадий?
   — Да, по‑моему. У вас в Ковчеге есть что‑нибудь, что помогло бы мне сокрушить Аваддона?
   — Это не моя область, мистер Шэнноу. Я занимаюсь исследованием мистических тайн. Но оружие там есть.
   — И знания?
   — О да, там есть знания.
   — Я поеду с вами, Арчер, а пока дайте мне спокойно читать.
   Арчер остановился у двери, глядя на дождевые струи. К нему подошел Бетик.
   — Когда мрачность угнетает его дух, с ним нельзя разговаривать. А для верующего он не торопится поделиться своим Богом.
   — Его многое угнетает, Бетик.
   — Мне все равно, лишь бы он по ночам успевал услышать приближение убийц. Он необыкновенный человек. Меня с детства учили бояться зелотов как величайших воинов в мире, но в сравнении с ним они просто дети.
   — Вы останетесь с ним?
   — Ненадолго, Арчер. Я не намерен возвращаться в Вавилон и следовать за Шэнноу, когда он единолично отправится штурмовать дворец.
   — Несколько странные слова для друга!
   — А мы не друзья, Арчер. У него нет друзей, ему не нужны друзья. Посмотрите на него: сидит, будто каменный истукан. Я воин, но все еще дрожу после этого боя. И все время думаю, сколько еще врагов может подбираться к нам, пока мы разговариваем. А он? Читает Библию!
   — Но если он будет в вас нуждаться, вы поедете с ним?
   — Нет. Какое мне дело, если Аваддон завоюет мир? Я допустил одну ошибку, Арчер, когда попытался спасти свою сестру. Иначе сейчас я, возможно, командовал бы отрядом и вел бы его на юг!
   — Вы полагаете, он может победить один?
   — Не знаю. Но вот что я вам скажу: мне бы не хотелось, чтобы он охотился на меня, даже если бы я сидел в крепости, окруженной телохранителями. В нем есть что‑то нечеловеческое. Он не способен понять безнадежность положения. Видели бы вы его, когда сюда ворвались зелоты! Он обернулся и навел пистолеты на заднюю дверь еще до того, как в нее ворвались эти трое. Он знал, что они подбираются оттуда, а я слышал только выстрелы, видел только тех, кто был передо мной. На месте Аваддона я спал бы тревожно.
   — Он не знает Шэнноу, как знаете его вы.
   — Да, но он будет считать убитых.
   Арчер посмотрел через плечо. Шэнноу уже не читал. Его голова лежала на седле, тело закутывали одеяла, но правая рука была выпростана из них.
   И эта рука сжимала пистолет.
   — Можно ли устроиться спать лучше? — заметил Бетик. — Смотрите не вздумайте ночью зашуметь.
   Шэнноу не спал, и их слова доносились до него, точно шепот на ветру. Насколько Бетик не понимает его! А собственно, зачем бы? Шэнноу давно убедился, что одиночество было силой. Человек, вынужденный полагаться на других, оставляет уязвимое место в своей обороне. Одинокий укрыт стенами.
   Нужда в друзьях? Ни одному человеку не дано всего, Шэнноу знал это. Все сводится к вопросу о равновесии, а Природа скупа на подарки. Давным‑давно Шэнноу был знаком с бегуном. Чтобы поддерживать себя в форме, он отказался от всякой любимой еды и упражнялся ежедневно. То же самое и с Шэнноу, охотником. В одиночестве он — скала, и не полагается для защиты своей спины ни на кого и ни на что.
   Ненадолго он вкусил иную жизнь с Донной. Такую хорошую…
   Теперь он вернулся на круги своя.
   Однако Иерусалиму придется подождать.
   Он услышал, как Бетик с Арчером завернулись в одеяла, приподнялся и сел.
   — Ты думаешь, будет разумно, если мы все уснем? — спросил он Бетика.
   — Ты предлагаешь мне нести стражу?
   — Это лучше, чем проснуться мертвецом.
   — Не спорю.
   Шэнноу снова закрыл глаза и проспал без сновидений, проснувшись три часа спустя, когда Бетик тихонько приближался к нему.
   — Клянусь, ты услышишь, как муравей пустит ветер! — сказал Бетик. — Там все спокойно.
   Шэнноу сел, потянулся, потом занял место у двери. Ночь была тихой, дождевые тучи унеслись. Он вышел из дворца, вглядываясь в пустые здания, поблескивающие в лунном свете. Из отдаления донесся кашляющий рык охотящегося льва, потом вой горного волка.
   Шорох кожи по камню заставил его стремительно обернуться с уже взведенным пистолетом в руке. Арчер испуганно развел руками.
   — Это всего лишь я, — прошептал он. — Мне не спится.
   Шэнноу спустил пистолет со взвода и покачал головой.
   — Вы дурак, Арчер. Минуту назад разница между жизнью и смертью для вас была неизмеримо малой.
   — Прошу прощения, — сказал Арчер, — хотя и не понимаю почему. Вам же не угрожала никакая опасность.
   — Нет, неправда! Однажды я просто убил кого‑то, кто просто оказался позади меня не в ту секунду. И не хочу, чтобы это повторилось. Поймите одно: будь вы зелотом, это мгновенное колебание убило бы меня. А в следующий раз, когда я услышу шорох, меня может охватить сомнение — то ли вы ведете себя глупо, то ли это подкрадывается враг. И это может означать мою смерть. Понимаете?
   — Нет нужды объяснять дальше, мистер Шэнноу. Больше я никогда не подойду к вам без предупреждения.
   Шэнноу сел на низкую ограду и убрал пистолет в кобуру. Внезапно он улыбнулся, и его лицо стало почти мальчишеским.
   — Простите меня, Арчер, за велеречие. Я перенапряжен, но это пройдет. Сколько времени мы будем добираться до Ковчега?