Страница:
На выручку ей пришла память и социальный нюх. Не вышла ли Лаура за кого-то, кто помог ей вести ее бизнес? Диана не могла припомнить его имени. Рослый ирландец с яркими и довольно сексуальными манерами. Он всячески защищал Лауру и был очень к ней внимателен.
Да. Теперь все сходилось. Диана видела объявление об их браке в газетах и показала его Хэлу. Она заметила, что обе свадьбы назначены на один день. Да, имя было ирландским – Риган, Роуен, Рирдон, Рейли.
Может быть, это мальчик от ирландца?
К этим мыслям в мозгу Дианы примешивались более запутанные и сложные. Она припомнила, что Лаура оставила проектирование моды, будучи на вершине славы. Диана была удивлена этим в то время, а позднее интересовалась, что с нею сталось.
Ну что ж – вот она.
Теперь мальчик вывернулся из-под матери и оказался на ней. Настала его очередь играть агрессора. Его руки были у нее на плечах, а маленькое личико поднято к небу.
– Я гляжу вверх… – начал он и тут увидел Диану.
Черные глазенки смотрели без выражения, оценивая ее с невинным детским любопытством. Диана разнервничалась. Она знала, что у нее всего несколько секунд, чтобы удрать, пока ребенок не укажет на нее матери. Она не могла дать Лауре понять, что шпионит за ней. Хуже того, она не была готова встретиться и разговаривать с ней и видеть в глазах Лауры, как она постигает, что сделали с Дианой годы.
И все же она не в силах была оторваться от взгляда мальчика. Казалось, что его глаза украли частицу солнечного блеска, когда он смотрел на нее, воспринимая ее с детской невинностью, как часть огромного широкого мира вокруг него. Радужки темные, нежные, и нечто в них гипнотизировало ее.
К облегчению Дианы, он ничего не сказал матери. Он просто отвернулся от незнакомки.
– И что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросила Лаура.
– Ку-ку, – проговорил он. – Я тебя вижу!
Диана все еще не могла уйти. Она изучала темные волосы мальчика, такие темные и прекрасные, как у Лауры. А брови, подбородок, овал лица, казалось, скрывали тайну, почему она и не могла от него оторваться. Тем временем звук его голоса затронул в ней какую-то струну, столь далекую и смутную, как будто она услышала колыбельную, давно позабытую, но безошибочно узнаваемую при первых звуках, ибо она живет в сердце.
И теперь Диана понимала, что здесь что-то не так, даже очень не так. Навязчивая красота сцены говорила о стоящей за ней тайне, загадке, на которую искала ответ Диана.
Она вспомнила откуда-то, что брак с ирландцем Роуеном, Риганом, или как его там, не удался. Что-то там было уродливое. Развод…
И детей там не было. Брак закончился неприятностями, связанными с судом. Детей не было…
У Дианы перехватило дыхание. У нее закружилась голова, и она бросилась бежать по дорожке, надеясь, что они не заметят этого.
Но мальчик посмотрел на нее снова. Она увидела вспышечку в его глазах, осознание ее присутствия и ее поспешного отступления. Лежа на матери, он прижимался к ней, как новорожденный младенец, и в этой интимнейшей позе она бормотала ему о своей привязанности к нему.
Диана отвернулась, но слова рванулись у нее из сердца к губам, словно сами по себе.
Бог мой, это же от Хэла!
Запыхавшись, она прислонилась в поисках опоры к ветвям живой изгороди. Поляна и небо закружились перед ней, как в вихре.
У нее ребенок Хэла.
Диана закрыла глаза, пытаясь вычеркнуть этот образ, вторгающийся сквозь все годы, все опьянение и все иллюзии, которые туманили ее жизнь с тех пор, как она последний раз видела Лауру. Сомнений не было. Ни малейших.
То, что она увидела, было больше, чем простое, бесспорное сходство. Хэл во всей своей царственной красе сиял в лице мальчика, двигался в его движениях и пел в его голосе.
Но здесь было и нечто большее. Что-то определяло модуляцию близости между матерью и сыном, особый тон привязанности их друг к другу. Это было так, словно некоторые люди могут любить только в определенной музыкальной манере и смеяться в одном ключе. И этим, только их ключом, неким мистическим коэффициентом, камертоном той сцены, свидетельницей которой она только что была, являлся Хэл. Не тот Хэл, которого знала сама Диана и так тщетно пыталась удовлетворить, но другой, более счастливый Хэл, который жил у Лауры в сердце и в плоти ее сына.
Да, это было так. То, что Диана только что видела на этой поляне, было космическим соединением Лауры и Хэла в их любви, которая воплотилась в этом милом мальчике, так напоминавшем своего отца.
Сердце Дианы, давно разбитое тысячей поражений, казалось, только сейчас распалось у нее в груди. Ибо только сейчас она смогла видеть Хэла, реального, каким он был для этой другой женщины. Только сейчас она полностью ощутила всю тяжесть своей потери и увидела в этом лице колесо фортуны, которое разрушило ее жизнь.
У нее его сын. Хэл дал ей ребенка.
Как слепая, Диана пробиралась через незнакомый, чуждый парк, не понимая, куда идет. Она была слишком не в себе, чтобы думать о предстоящей выпивке или о телефонном звонке, который необходимо сделать, чтобы сказать матери, что она больна и не придет на сегодняшний обед. Такие светские соображения были блокированы переворотом, произошедшим в ее сознании.
Он дал ЕЙ ребенка.
Внезапно все стало ясно. Каким-то необъяснимым образом Диана поняла, почему она никогда не была способна подарить Хэлу ребенка. Она даже поняла, почему не смог он иметь ребенка со своей второй женой, Элизабет Бонд. Красивая, здоровая молодая женщина по всем предположениям должна была родить ему ребенка, к чему оказалась неспособна бесплодная Диана.
Все это имело совершенный смысл. Так уж определены судьбы, Хэл принадлежал Лауре. От него ничего не досталось решительным, безжалостным женщинам, которым удалось выйти за него замуж. Эта неудачница, проигравшая, собрала все шарики и ушла в жизнь.
Все эти годы Лаура была тенью за зеркалом, отражавшим падение Дианы. Лаура была другой стороной космической монеты, лицом потерянного Дианой счастья. Диану охватил бесконечный гнев на себя и мир, когда она углубилась в аллеи, ведущие из парка. Она думала о своей долгой агонии в качестве невесты Хэла, о пустых хлопотах о себе, унизительных попытках остаться женой Хэла, разрушении их брака, а теперь медленном угасании, незамеченном хлопочущим миром, сосредоточившемся на Хэле и его карьере.
Теперь она понимала почему.
Она разом поняла, почему она так одинока, почему она всегда была одна, изгнанная в жизнь, постоянно тянущую вниз, в ад. Это была жестокая игра, которую терпеливая судьба вела с ней, игра, в которой фигуры вращались вокруг этой хорошенькой юной матери, забавляющейся с красивым мальчиком, чьи глаза заключали в себе свет, давно похищенный из жизни Дианы. Свет любви Хэла…
В ее поле зрения возникло здание «Пьера» на той стороне Пятой авеню. Через минуту она будет дома. Она хотела напиться, как никогда в своей жизни. Но что-то говорило ей, что этого не надо делать. Не сейчас, по крайней мере. Был вопрос, на который следовало ответить. То, что она увидела, казалось, пришло из иного мира, откуда-то с мистической орбиты, отдаленной от повседневных человеческих дел. Она должна выяснить, где же реальность и что это может означать с точки зрения практической жизни.
Но более глубокое значение было ясно, фатально ясно. Оно было выгравировано разрушенной жизнью Дианы. И когда она проносилась через вестибюль «Пьера» мимо удивленного швейцара, который никогда не видел ее в таком состоянии, она представляла свое преступление, свою глупость и наказание за них.
И свою месть.
V
VI
Да. Теперь все сходилось. Диана видела объявление об их браке в газетах и показала его Хэлу. Она заметила, что обе свадьбы назначены на один день. Да, имя было ирландским – Риган, Роуен, Рирдон, Рейли.
Может быть, это мальчик от ирландца?
К этим мыслям в мозгу Дианы примешивались более запутанные и сложные. Она припомнила, что Лаура оставила проектирование моды, будучи на вершине славы. Диана была удивлена этим в то время, а позднее интересовалась, что с нею сталось.
Ну что ж – вот она.
Теперь мальчик вывернулся из-под матери и оказался на ней. Настала его очередь играть агрессора. Его руки были у нее на плечах, а маленькое личико поднято к небу.
– Я гляжу вверх… – начал он и тут увидел Диану.
Черные глазенки смотрели без выражения, оценивая ее с невинным детским любопытством. Диана разнервничалась. Она знала, что у нее всего несколько секунд, чтобы удрать, пока ребенок не укажет на нее матери. Она не могла дать Лауре понять, что шпионит за ней. Хуже того, она не была готова встретиться и разговаривать с ней и видеть в глазах Лауры, как она постигает, что сделали с Дианой годы.
И все же она не в силах была оторваться от взгляда мальчика. Казалось, что его глаза украли частицу солнечного блеска, когда он смотрел на нее, воспринимая ее с детской невинностью, как часть огромного широкого мира вокруг него. Радужки темные, нежные, и нечто в них гипнотизировало ее.
К облегчению Дианы, он ничего не сказал матери. Он просто отвернулся от незнакомки.
– И что ты видишь, когда смотришь вниз? – спросила Лаура.
– Ку-ку, – проговорил он. – Я тебя вижу!
Диана все еще не могла уйти. Она изучала темные волосы мальчика, такие темные и прекрасные, как у Лауры. А брови, подбородок, овал лица, казалось, скрывали тайну, почему она и не могла от него оторваться. Тем временем звук его голоса затронул в ней какую-то струну, столь далекую и смутную, как будто она услышала колыбельную, давно позабытую, но безошибочно узнаваемую при первых звуках, ибо она живет в сердце.
И теперь Диана понимала, что здесь что-то не так, даже очень не так. Навязчивая красота сцены говорила о стоящей за ней тайне, загадке, на которую искала ответ Диана.
Она вспомнила откуда-то, что брак с ирландцем Роуеном, Риганом, или как его там, не удался. Что-то там было уродливое. Развод…
И детей там не было. Брак закончился неприятностями, связанными с судом. Детей не было…
У Дианы перехватило дыхание. У нее закружилась голова, и она бросилась бежать по дорожке, надеясь, что они не заметят этого.
Но мальчик посмотрел на нее снова. Она увидела вспышечку в его глазах, осознание ее присутствия и ее поспешного отступления. Лежа на матери, он прижимался к ней, как новорожденный младенец, и в этой интимнейшей позе она бормотала ему о своей привязанности к нему.
Диана отвернулась, но слова рванулись у нее из сердца к губам, словно сами по себе.
Бог мой, это же от Хэла!
Запыхавшись, она прислонилась в поисках опоры к ветвям живой изгороди. Поляна и небо закружились перед ней, как в вихре.
У нее ребенок Хэла.
Диана закрыла глаза, пытаясь вычеркнуть этот образ, вторгающийся сквозь все годы, все опьянение и все иллюзии, которые туманили ее жизнь с тех пор, как она последний раз видела Лауру. Сомнений не было. Ни малейших.
То, что она увидела, было больше, чем простое, бесспорное сходство. Хэл во всей своей царственной красе сиял в лице мальчика, двигался в его движениях и пел в его голосе.
Но здесь было и нечто большее. Что-то определяло модуляцию близости между матерью и сыном, особый тон привязанности их друг к другу. Это было так, словно некоторые люди могут любить только в определенной музыкальной манере и смеяться в одном ключе. И этим, только их ключом, неким мистическим коэффициентом, камертоном той сцены, свидетельницей которой она только что была, являлся Хэл. Не тот Хэл, которого знала сама Диана и так тщетно пыталась удовлетворить, но другой, более счастливый Хэл, который жил у Лауры в сердце и в плоти ее сына.
Да, это было так. То, что Диана только что видела на этой поляне, было космическим соединением Лауры и Хэла в их любви, которая воплотилась в этом милом мальчике, так напоминавшем своего отца.
Сердце Дианы, давно разбитое тысячей поражений, казалось, только сейчас распалось у нее в груди. Ибо только сейчас она смогла видеть Хэла, реального, каким он был для этой другой женщины. Только сейчас она полностью ощутила всю тяжесть своей потери и увидела в этом лице колесо фортуны, которое разрушило ее жизнь.
У нее его сын. Хэл дал ей ребенка.
Как слепая, Диана пробиралась через незнакомый, чуждый парк, не понимая, куда идет. Она была слишком не в себе, чтобы думать о предстоящей выпивке или о телефонном звонке, который необходимо сделать, чтобы сказать матери, что она больна и не придет на сегодняшний обед. Такие светские соображения были блокированы переворотом, произошедшим в ее сознании.
Он дал ЕЙ ребенка.
Внезапно все стало ясно. Каким-то необъяснимым образом Диана поняла, почему она никогда не была способна подарить Хэлу ребенка. Она даже поняла, почему не смог он иметь ребенка со своей второй женой, Элизабет Бонд. Красивая, здоровая молодая женщина по всем предположениям должна была родить ему ребенка, к чему оказалась неспособна бесплодная Диана.
Все это имело совершенный смысл. Так уж определены судьбы, Хэл принадлежал Лауре. От него ничего не досталось решительным, безжалостным женщинам, которым удалось выйти за него замуж. Эта неудачница, проигравшая, собрала все шарики и ушла в жизнь.
Все эти годы Лаура была тенью за зеркалом, отражавшим падение Дианы. Лаура была другой стороной космической монеты, лицом потерянного Дианой счастья. Диану охватил бесконечный гнев на себя и мир, когда она углубилась в аллеи, ведущие из парка. Она думала о своей долгой агонии в качестве невесты Хэла, о пустых хлопотах о себе, унизительных попытках остаться женой Хэла, разрушении их брака, а теперь медленном угасании, незамеченном хлопочущим миром, сосредоточившемся на Хэле и его карьере.
Теперь она понимала почему.
Она разом поняла, почему она так одинока, почему она всегда была одна, изгнанная в жизнь, постоянно тянущую вниз, в ад. Это была жестокая игра, которую терпеливая судьба вела с ней, игра, в которой фигуры вращались вокруг этой хорошенькой юной матери, забавляющейся с красивым мальчиком, чьи глаза заключали в себе свет, давно похищенный из жизни Дианы. Свет любви Хэла…
В ее поле зрения возникло здание «Пьера» на той стороне Пятой авеню. Через минуту она будет дома. Она хотела напиться, как никогда в своей жизни. Но что-то говорило ей, что этого не надо делать. Не сейчас, по крайней мере. Был вопрос, на который следовало ответить. То, что она увидела, казалось, пришло из иного мира, откуда-то с мистической орбиты, отдаленной от повседневных человеческих дел. Она должна выяснить, где же реальность и что это может означать с точки зрения практической жизни.
Но более глубокое значение было ясно, фатально ясно. Оно было выгравировано разрушенной жизнью Дианы. И когда она проносилась через вестибюль «Пьера» мимо удивленного швейцара, который никогда не видел ее в таком состоянии, она представляла свое преступление, свою глупость и наказание за них.
И свою месть.
V
5 апреля 1964 года
Тесс была одна в своей комнате отеля в Кливленде.
Сняв туфли, она лежала на постели, опустошенная тремя выступлениями в городе в связи с кампанией мужа. Она бы уже приняла горячую пенную ванну, если бы не вечерние новости по телевидению, где она хотела увидеть отчеты о дне, проведенном Хэлом.
Стук в дверь заставил ее подняться. Это оказался посыльный с пакетом для нее.
– Я должна расписаться? – спросила она.
– Нет, мэм.
– Отлично, – улыбнулась она. – Благодарю.
Она закрыла дверь и устало вернулась к кровати. Присела на край, держа пакет и глядя на экран, на котором возникло лицо Уолтера Кронкайта. Она возилась с тесемкой, перетягивавшей пакет, когда началась передача.
– Некоего рода бомба подорвет кампанию Хэйдона Ланкастера на сегодняшних праймериз в Огайо, – проговорил Кронкайт. – Когда в информации, попавшей в прессу из неназванного источника, высказалось это предположение, по неизвестным причинам Ланкастер был готов отказаться от борьбы за выдвижение президентом от Демократической партии. Петер Уинстон расскажет подробности.
– Хэйдон Ланкастер, кажется, удивлен этим слухом, – заявил репортер, – и шутил с прессой по этому поводу.
Тесс увидела знакомую улыбку мужа и ощупала пакет.
– Если я соберусь выйти из игры, – сказал Хэл толпе оживленных журналистов, – я лучше сберегу этих жареных цыплят на неделю и возьму их домой жене.
Озадаченная Тесс взглянула на содержимое пакета. Внутри лежал единственный листок бумаги, заполненный печатными заглавными буквами, и пачка фотографий восемь на десять дюймов. Репортеры все еще задавали вопросы Хэлу, когда Тесс прочитала послание.
«У ВАС НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР…»
Слова не имели смысла. Тесс снова посмотрела на экран телевизора.
– Вопреки странному слуху, который, кажется, сразу подхватили все средства информации, – продолжал репортер, – Ланкастер провел в Огайо деловой напряженный день, выступая перед группой фермеров ранним утром и на конференции профсоюзов в полдень. Перед воодушевленной публикой Ланкастер развил тезисы своей кампании о том, что в смутные времена, в которые мы живем, лидеры должны проявлять терпение и стремиться к трезвым суждениям, а не крайним реакциям, преобладавшим в период «холодной войны»…
Звучавшие слова сливались для Тесс в монотонный гул, когда она вновь вернулась к посланию у нее в руках.
«…ОДНА НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВАМ ЭТО НЕ УДАСТСЯ, СУЩЕСТВОВАНИЕ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ВСЕ, ЧТО ОТНОСИТСЯ К ЕГО НЕЗАКОННОРОЖДЕННОМУ РЕБЕНКУ, БУДЕТ ПЕРЕДАНО ПРЕССЕ. ОТЦОВСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ДОКАЗАНО, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВЫ СОМНЕВАЕТЕСЬ, ХОРОШЕНЬКО РАССМОТРИТЕ ВЛОЖЕННЫЕ ФОТО».
Тесс побледнела. Руки как будто примерзли к коленям. Она взглянула на экран, где машущий рукой Хэл приветствовал членов профсоюзов. Затем она отложила послание в сторону и принялась рассматривать фотографии.
На них был маленький мальчик лет четырех-пяти. Две фотографии были крупнозернистыми и плохого качества. Но остальные представляли собой роскошные портреты крупным планом, передающие не только выражение лица, но и внутренний мир ребенка.
Тесс уставилась на изображение. Мальчик был красивый. Тонкие черты лица и удивительно темные глаза, глядящие в камеру с трогательной невинностью. Где-то в этих глазах таился теплый юмор вместе с преждевременной мужской нежностью и меланхолией, на которые было почти невыносимо смотреть.
Да, он ребенок Хэла. Тесс поняла это с первого взгляда.
Можно было смотреть на фотографии под различными углами и узнать сотню разных вещей об этом мальчике, но все они с потрясающим единодушием доказывали, что это ребенок Хэла. Это подтверждалось не только разительным сходством линии подбородка, бровей, темных глаз и формы носа. Его взгляд не оставлял никаких сомнений. Эта уникальная комбинация искренности и загадочности могла исходить только из одного источника.
Тесс смотрела на сына Хэла.
На экране телевизора «Новости Си-Би-Эс» перешли к следующему сюжету. Тесс переключилась на другой канал и на краткий миг увидела Хэла, направлявшегося от лимузина в здание и остановившегося с группой репортеров.
– Это правда, что вы собираетесь выйти из борьбы, сенатор? Хэл ухмыльнулся:
– Спросите об этом лучше мою жену, – ответил он. – Она уже давно отговаривает меня от борьбы за Белый дом. Если она решит посадить меня под домашний арест, у меня не будет выбора. Я никак не научусь говорить ей «нет».
Хэл парировал наиболее острый вопрос уверенно, сказав репортерам, что кампания без драматических обострений – это не кампания, но заверил, что за данной историей ничего не стоит и он будет бороться до конца.
Стараясь овладеть собой, Тесс вновь посмотрела на фото и задумалась над тем, что их появление совпало со странной утечкой информации, которую пресса подбросила Хэлу. Это не было простым совпадением.
Положение было трудным, и она сознавала это. Постоянно на протяжении жизни сталкиваясь с катастрофами и участвуя в кровавых битвах, она так отточила инстинкт самосохранения, что моментально чувствовала, когда приближавшийся враг целился в ее уязвимое место. Теперь наступил как раз такой момент. Но жертвой могла стать не она одна, но и Хэл.
У ВАС ОДНА НЕДЕЛЯ…
Тесс набрала воздух в легкие. Эмоции внутри нее рано или поздно найдут себе выход. Она понимала, что на ее долю выпадают огромные страдания. Но сейчас имело значение только одно: найти оружие против угрозы, которая смотрела им в лицо. Для этого требовалось мобилизовать весь свой резерв, всю изобретательность.
Она встала, убавила звук телевизора до минимума и подняла телефонную трубку. Она вызвала отель Хэла в Колумбусе. На звонок ответил какой-то помощник, сказав ей, что ни Хэл, ни Том Россмэн еще не вернулись после дневных интервью. Как только они придут, он передаст, чтобы Хэл позвонил ей.
Не кладя трубки, Тесс назвала оператору междугородный номер. Она держала пальцы скрещенными, когда раздался звонок.
Подняв трубку, она услышала знакомый голос.
– Рон, – проговорила она. – Слава Богу, ты на месте. Это я. Послушай, у нас трудности.
Молчание.
– Я думаю… Я еще ни в чем не уверена. Рон, здесь кое-что, что мне хотелось бы показать тебе прямо сейчас. Я в Кливленде в «Мидтаун Плаза-отеле». Где бы мы могли скоро встретиться?
– Я могу вылететь из Ла Гуардиа вечером, – ответил Рон. – Только позвоню в аэропорт и перезвоню тебе. А насколько это серьезно?
Тесс открыла было рот, чтобы ответить, но остановилась, глядя на трубку в руке. Все возможно, решила она. Кто бы ни стоял за этим тщательно разработанным шантажом, он несомненно мог подслушать телефон в отеле.
– Я не могу говорить об этом по телефону. Но поторопись. Я жду звонка.
Она положила трубку и встала. В нервном напряжении она ходила из конца в конец комнаты, как зверь в клетке. Она видела фотографии, лежащие на постели, но не осмеливалась заново рассмотреть их. В голове не было ни одной мысли, никаких наметок предполагаемой стратегии. Пусто.
Внезапный звонок телефона был спасением. Полагая, что это Рон, она рванулась к трубке.
– Бесс? – раздался голос Хэла, – мне только что передали, что ты звонила. Есть новости?
– Хэл, – любимый голос вызвал слезы на глазах Тесс. Она долго не могла совладать с собой. Нельзя было допустить, чтобы Хэл узнал, как она встревожена.
– Хэл, что происходит? – спросила она. – Я смотрела новости…
– Твои догадки не хуже моих, – проговорил он. – Но не думаю, что из-за этого стоит беспокоиться. Кто-то пытается напустить дыму, чтобы я хуже выглядел. Я говорил об этом с Томом. Он полагает, что оппозиция не удовлетворена тем, как проходит праймериз, и хочет взболтать суп, чтобы посмотреть, не смогут ли они чем-либо воспользоваться. Это имеет смысл, как я думаю.
– Ты больше ничего не слышал? – спросила Тесс.
– Что ты имеешь в виду?
Тесс нервно закусила губу. Она не смела сказать, как много она уже знает сама.
– То есть ты ничего не знаешь, кроме того, что было в прессе?
– Абсолютно, – проговорил он, и его спокойный тон утешил ее. – Кстати, они у тебя еще не были?
– Нет, нет еще, – ответила она. – С полудня не видела ни одного репортера.
– Ну, вероятно, увидишь, – проговорил Хэл. – Том советует держать улыбку. Отметай их шуткой, если сумеешь ее придумать, а иначе просто говори, что это чистой воды обман. Нам надо выдержать бурю, Бесс. Это цена за лидерство. Но не беспокойся. Все умрет через пару дней. Если бы здесь было нечто серьезное, я бы уже знал об этом.
– Да, Хэл, – слабо отозвалась она. – Конечно.
Она изо всех сил пыталась казаться такой же спокойной в конце разговора, как и он. Когда они попрощались, она закрыла глаза и перевела дыхание.
Он не знает.
Она выяснила главное, что хотела знать. Хэл был в полном неведении о реальной угрозе, скрытой за шумом вокруг его кампании. О ней знала только Тесс.
Значит, все надо оставить, как есть.
Она подошла к кровати и посмотрела на фото мальчика и на листок с ультиматумом, написанным печатными буквами.
«У ВАС ОДНА НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ…»
– Неделя, – пробормотала она, уставившись устало на портреты. – Но хватит ли недели?
Она плотно закрыла глаза и сжала кулаки. Успокойся, приказала она себе. Не паникуй. Но, сидя одна в ожидании звонка от Рона, она первый раз в жизни чувствовала себя настолько встревоженной.
Тесс была одна в своей комнате отеля в Кливленде.
Сняв туфли, она лежала на постели, опустошенная тремя выступлениями в городе в связи с кампанией мужа. Она бы уже приняла горячую пенную ванну, если бы не вечерние новости по телевидению, где она хотела увидеть отчеты о дне, проведенном Хэлом.
Стук в дверь заставил ее подняться. Это оказался посыльный с пакетом для нее.
– Я должна расписаться? – спросила она.
– Нет, мэм.
– Отлично, – улыбнулась она. – Благодарю.
Она закрыла дверь и устало вернулась к кровати. Присела на край, держа пакет и глядя на экран, на котором возникло лицо Уолтера Кронкайта. Она возилась с тесемкой, перетягивавшей пакет, когда началась передача.
– Некоего рода бомба подорвет кампанию Хэйдона Ланкастера на сегодняшних праймериз в Огайо, – проговорил Кронкайт. – Когда в информации, попавшей в прессу из неназванного источника, высказалось это предположение, по неизвестным причинам Ланкастер был готов отказаться от борьбы за выдвижение президентом от Демократической партии. Петер Уинстон расскажет подробности.
– Хэйдон Ланкастер, кажется, удивлен этим слухом, – заявил репортер, – и шутил с прессой по этому поводу.
Тесс увидела знакомую улыбку мужа и ощупала пакет.
– Если я соберусь выйти из игры, – сказал Хэл толпе оживленных журналистов, – я лучше сберегу этих жареных цыплят на неделю и возьму их домой жене.
Озадаченная Тесс взглянула на содержимое пакета. Внутри лежал единственный листок бумаги, заполненный печатными заглавными буквами, и пачка фотографий восемь на десять дюймов. Репортеры все еще задавали вопросы Хэлу, когда Тесс прочитала послание.
«У ВАС НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР…»
Слова не имели смысла. Тесс снова посмотрела на экран телевизора.
– Вопреки странному слуху, который, кажется, сразу подхватили все средства информации, – продолжал репортер, – Ланкастер провел в Огайо деловой напряженный день, выступая перед группой фермеров ранним утром и на конференции профсоюзов в полдень. Перед воодушевленной публикой Ланкастер развил тезисы своей кампании о том, что в смутные времена, в которые мы живем, лидеры должны проявлять терпение и стремиться к трезвым суждениям, а не крайним реакциям, преобладавшим в период «холодной войны»…
Звучавшие слова сливались для Тесс в монотонный гул, когда она вновь вернулась к посланию у нее в руках.
«…ОДНА НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВАМ ЭТО НЕ УДАСТСЯ, СУЩЕСТВОВАНИЕ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ВСЕ, ЧТО ОТНОСИТСЯ К ЕГО НЕЗАКОННОРОЖДЕННОМУ РЕБЕНКУ, БУДЕТ ПЕРЕДАНО ПРЕССЕ. ОТЦОВСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ДОКАЗАНО, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВЫ СОМНЕВАЕТЕСЬ, ХОРОШЕНЬКО РАССМОТРИТЕ ВЛОЖЕННЫЕ ФОТО».
Тесс побледнела. Руки как будто примерзли к коленям. Она взглянула на экран, где машущий рукой Хэл приветствовал членов профсоюзов. Затем она отложила послание в сторону и принялась рассматривать фотографии.
На них был маленький мальчик лет четырех-пяти. Две фотографии были крупнозернистыми и плохого качества. Но остальные представляли собой роскошные портреты крупным планом, передающие не только выражение лица, но и внутренний мир ребенка.
Тесс уставилась на изображение. Мальчик был красивый. Тонкие черты лица и удивительно темные глаза, глядящие в камеру с трогательной невинностью. Где-то в этих глазах таился теплый юмор вместе с преждевременной мужской нежностью и меланхолией, на которые было почти невыносимо смотреть.
Да, он ребенок Хэла. Тесс поняла это с первого взгляда.
Можно было смотреть на фотографии под различными углами и узнать сотню разных вещей об этом мальчике, но все они с потрясающим единодушием доказывали, что это ребенок Хэла. Это подтверждалось не только разительным сходством линии подбородка, бровей, темных глаз и формы носа. Его взгляд не оставлял никаких сомнений. Эта уникальная комбинация искренности и загадочности могла исходить только из одного источника.
Тесс смотрела на сына Хэла.
На экране телевизора «Новости Си-Би-Эс» перешли к следующему сюжету. Тесс переключилась на другой канал и на краткий миг увидела Хэла, направлявшегося от лимузина в здание и остановившегося с группой репортеров.
– Это правда, что вы собираетесь выйти из борьбы, сенатор? Хэл ухмыльнулся:
– Спросите об этом лучше мою жену, – ответил он. – Она уже давно отговаривает меня от борьбы за Белый дом. Если она решит посадить меня под домашний арест, у меня не будет выбора. Я никак не научусь говорить ей «нет».
Хэл парировал наиболее острый вопрос уверенно, сказав репортерам, что кампания без драматических обострений – это не кампания, но заверил, что за данной историей ничего не стоит и он будет бороться до конца.
Стараясь овладеть собой, Тесс вновь посмотрела на фото и задумалась над тем, что их появление совпало со странной утечкой информации, которую пресса подбросила Хэлу. Это не было простым совпадением.
Положение было трудным, и она сознавала это. Постоянно на протяжении жизни сталкиваясь с катастрофами и участвуя в кровавых битвах, она так отточила инстинкт самосохранения, что моментально чувствовала, когда приближавшийся враг целился в ее уязвимое место. Теперь наступил как раз такой момент. Но жертвой могла стать не она одна, но и Хэл.
У ВАС ОДНА НЕДЕЛЯ…
Тесс набрала воздух в легкие. Эмоции внутри нее рано или поздно найдут себе выход. Она понимала, что на ее долю выпадают огромные страдания. Но сейчас имело значение только одно: найти оружие против угрозы, которая смотрела им в лицо. Для этого требовалось мобилизовать весь свой резерв, всю изобретательность.
Она встала, убавила звук телевизора до минимума и подняла телефонную трубку. Она вызвала отель Хэла в Колумбусе. На звонок ответил какой-то помощник, сказав ей, что ни Хэл, ни Том Россмэн еще не вернулись после дневных интервью. Как только они придут, он передаст, чтобы Хэл позвонил ей.
Не кладя трубки, Тесс назвала оператору междугородный номер. Она держала пальцы скрещенными, когда раздался звонок.
Подняв трубку, она услышала знакомый голос.
– Рон, – проговорила она. – Слава Богу, ты на месте. Это я. Послушай, у нас трудности.
Молчание.
– Я думаю… Я еще ни в чем не уверена. Рон, здесь кое-что, что мне хотелось бы показать тебе прямо сейчас. Я в Кливленде в «Мидтаун Плаза-отеле». Где бы мы могли скоро встретиться?
– Я могу вылететь из Ла Гуардиа вечером, – ответил Рон. – Только позвоню в аэропорт и перезвоню тебе. А насколько это серьезно?
Тесс открыла было рот, чтобы ответить, но остановилась, глядя на трубку в руке. Все возможно, решила она. Кто бы ни стоял за этим тщательно разработанным шантажом, он несомненно мог подслушать телефон в отеле.
– Я не могу говорить об этом по телефону. Но поторопись. Я жду звонка.
Она положила трубку и встала. В нервном напряжении она ходила из конца в конец комнаты, как зверь в клетке. Она видела фотографии, лежащие на постели, но не осмеливалась заново рассмотреть их. В голове не было ни одной мысли, никаких наметок предполагаемой стратегии. Пусто.
Внезапный звонок телефона был спасением. Полагая, что это Рон, она рванулась к трубке.
– Бесс? – раздался голос Хэла, – мне только что передали, что ты звонила. Есть новости?
– Хэл, – любимый голос вызвал слезы на глазах Тесс. Она долго не могла совладать с собой. Нельзя было допустить, чтобы Хэл узнал, как она встревожена.
– Хэл, что происходит? – спросила она. – Я смотрела новости…
– Твои догадки не хуже моих, – проговорил он. – Но не думаю, что из-за этого стоит беспокоиться. Кто-то пытается напустить дыму, чтобы я хуже выглядел. Я говорил об этом с Томом. Он полагает, что оппозиция не удовлетворена тем, как проходит праймериз, и хочет взболтать суп, чтобы посмотреть, не смогут ли они чем-либо воспользоваться. Это имеет смысл, как я думаю.
– Ты больше ничего не слышал? – спросила Тесс.
– Что ты имеешь в виду?
Тесс нервно закусила губу. Она не смела сказать, как много она уже знает сама.
– То есть ты ничего не знаешь, кроме того, что было в прессе?
– Абсолютно, – проговорил он, и его спокойный тон утешил ее. – Кстати, они у тебя еще не были?
– Нет, нет еще, – ответила она. – С полудня не видела ни одного репортера.
– Ну, вероятно, увидишь, – проговорил Хэл. – Том советует держать улыбку. Отметай их шуткой, если сумеешь ее придумать, а иначе просто говори, что это чистой воды обман. Нам надо выдержать бурю, Бесс. Это цена за лидерство. Но не беспокойся. Все умрет через пару дней. Если бы здесь было нечто серьезное, я бы уже знал об этом.
– Да, Хэл, – слабо отозвалась она. – Конечно.
Она изо всех сил пыталась казаться такой же спокойной в конце разговора, как и он. Когда они попрощались, она закрыла глаза и перевела дыхание.
Он не знает.
Она выяснила главное, что хотела знать. Хэл был в полном неведении о реальной угрозе, скрытой за шумом вокруг его кампании. О ней знала только Тесс.
Значит, все надо оставить, как есть.
Она подошла к кровати и посмотрела на фото мальчика и на листок с ультиматумом, написанным печатными буквами.
«У ВАС ОДНА НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ…»
– Неделя, – пробормотала она, уставившись устало на портреты. – Но хватит ли недели?
Она плотно закрыла глаза и сжала кулаки. Успокойся, приказала она себе. Не паникуй. Но, сидя одна в ожидании звонка от Рона, она первый раз в жизни чувствовала себя настолько встревоженной.
VI
24 апреля 1964 года
На следующее утро Рон Лукас сидел с Тесс в ее номере отеля. Туманы по всему Мидвесту вынудили его отказаться от полета вчера вечером, и он смог прилететь только сегодня после рассвета.
Ночью Тесс не сомкнула глаз. А в семь утра ей вручили телеграмму:
«ШЕСТЬ ДНЕЙ» Она отменила свою речь в Кливлендской Коммерческой Палате, чтобы встретиться с Роном. Она следила за его лицом, пока он рассматривал фото и письменное предупреждение. Затем вручила ему телеграмму.
– Пришла пару часов назад, – проговорила она.
Рон посмотрел на нее и кивнул. Снова взял фотографии.
– Что ты о них думаешь? – спросил он. – Полагаешь, они настоящие?
Тесс кивнула:
– Я думаю – это его ребенок, – заявила она. – Возможно, я ошибаюсь, но не думаю, что у нас есть шанс.
– Ты знаешь, кто этот мальчик? – спросил Рон. Она покачала головой:
– У меня нет ключа.
Он взял телеграмму и ультиматум.
– Кто это прислал?
– Понятия не имею. Рон смотрел задумчиво.
– Срок – неделя, – проговорил он. – Мне это не нравится.
Тесс кивнула. Ей не надо было говорить ему, как она напугана.
– А утечка в прессе, – проговорил он. – Я полагаю, они связаны?
Тесс пожала плечами.
– Должно быть. Есть предел совпадениям.
– Ты говорила с мужем? – спросил он. – Что ему известно?
– Он ничего не знает, – ответила она. – Знаю только я. Молчание. Тесс думала о том, выдают ли глаза ее ужас.
– Что нам делать? – спросила она.
Рон посмотрел на разбросанные на кровати документы.
– Первое, что нам надо сделать, – выяснить, откуда все это пришло. Это, может быть, не так трудно, как кажется. Я влез бы в другие кампании, если нужно, но сроки осложняют все.
Тесс кивнула.
– Ты это сделаешь, – проговорила она.
– Другая проблема более серьезна, – заявил он, поднимая одну из фотографий. – У нас нет больше никакой информации. Никакой идентификации. Только эти картинки. Я не могу просто провернуть этого мальчишку через картотеки ФБР. Да там и нет его лица в любом случае. Он слишком мал, чтобы оставить в мире следы, кроме свидетельства о рождении. Очень плохо, что они не были столь любезны и не приложили его к фотографиям в пакете.
Тесс сжала заледеневшие пальцы.
– Что ты будешь делать?
– Искать мать, – ответил он. – Если люди, которые стоят за этим, подкупили ее, это одно. Если же она об этом не знает, это другое.
Тесс могла только кивнуть. Как всегда, Рон сразу схватил суть дела. Он не приуменьшал опасность, не рвался атаковать с места в карьер.
– Мне надо сделать несколько звонков, прежде чем я уеду. – Затем буду связываться с тобой из Нью-Йорка. Держи меня в курсе. Я буду звонить каждые два часа. Ты собираешься продолжать участвовать в кампании?
– Если только не буду тебе нужна.
– Хорошо, посмотрим, – проговорил он. Он поднял фотографии.
– Мне нужны копии.
Тесс кивнула. Она была рада, что он забрал их. Она больше не могла их видеть.
Он встал, чтобы уйти. Немногословный, он не хотел больше ничего обсуждать.
Остановившись у двери, обернулся к Тесс:
– И еще одно. Твой муж знает об этом мальчике? Он поднял одну из фотографий.
Тесс хотела покачать головой. Но Рон ускользнул от нее за темной вуалью, которая упала с потолка и закрыла все туманом. Она попыталась говорить, но слова звучали как эхо откуда-то из-под земли, которая уже разверзлась, чтобы поглотить ее.
Рон на миг опоздал перехватить ее взгляд. Прежде чем он успел ее поймать, она упала на пол в обмороке.
Теперь, когда она знала, что Рон делает все, чтобы помочь ей, она чувствовала небольшое облегчение. Но слишком очевидна была трудность его задачи. Оставалось меньше шести дней, чтобы найти врага и разоружить его. Это будет нелегко.
А если их усилия не принесут успеха…
У Тесс впереди было шестнадцать часов, и она не могла не представлять себе последующие события. Сама мысль была слишком ужасающа, чтобы на ней задерживаться.
Если ей удастся похоронить эту тайну навсегда, все может быть спасено: кампания, выборы и ее брак с Хэлом. Когда она попадет в Белый дом, у нее будет власть, о которой она мечтала все эти годы, и она использует ее, чтобы сделать Хэла счастливым человеком и великим президентом.
Все можно спасти, если она не позволит миру узнать правду.
Но более других угнетала ее мысль о том, что она должна удержать в неведении также и Хэла.
Она была совершенно уверена, что он не знал о существовании своего сына. Если бы все было иначе, он несомненно навестил бы мальчика за эти годы, посылал бы ему подарки, звонил бы. Его гордость и отцовская любовь заставляли бы его это делать. А Тесс, от пристального внимания которой не ускользало ни одно его движение, несомненно обнаружила бы все.
Итак, Хэл не знает ничего. Но через шесть дней, если она этого не предотвратит, ему все станет известно.
Этого она не может допустить. Страшно подумать, что сделает такое известие с ним и их браком.
Тесс пугал не позор Хэла из-за того, что он завел ребенка в случайной связи на стороне, она боялась его любви к этому ребенку.
И, вероятно, к его матери.
Теперь ужасные слова Сибил всплыли, чтобы преследовать Тесс с силой, которой они никогда прежде не обладали. За исключением одной.
Жестокая, почти мистическая интуиция подсказывала ей, что мальчик – дитя любви. Хэл не мог зачать его с первой попавшейся женщиной. Ребенок на фотографии был рожден не бездумным мужчиной, сеющим дикие овсы.
Нет, мальчик пришел от таинственной женщины, чья власть над сердцем Хэла была проклятьем для Тесс, ее затаенной болью последних лет. И если Хэл узнает об этом мальчике в буре скандала, который одним махом разрушит его политическую карьеру, он узнает и о его матери тоже.
Тогда конец всему. Тогда ему нечего будет терять: ни репутации, которой надо дорожить, ни карьеры, к которой стремился, – тогда Хэл полетит в объятия любимой женщины, женщины, подарившей ему сына, и не оглянется на отважно и без особого желания прожитую жизнь.
Кошмарные фантазии не давали Тесс сомкнуть глаз с того момента, как она увидела фотографии. Она должна была предотвратить катастрофу любой ценой. Она не просто спасала битву одного человека за должность, она сражалась за то, чтобы остаться его женой.
Тесс в последний раз коснулась гримом своих бледных щек. К удивлению, она увидела в зеркале миловидную собранную женщину, готовящуюся произнести речь в Лиге женщин-избирательниц и с легким сердцем опровергнуть слухи о кампании ее мужа.
Всю жизнь она была мастерицей скрывать правду. Сегодня и в грядущие дни ее способность к уверткам и уловкам, которым она отдала всю жизнь, подвергалась проверке, как никогда прежде.
Каждый поворот судьбы как будто таил в себе насмешку. Упрямая и самоуверенная Тесс не признавалась себе в этом, но каждый раз как будто нож вонзался в ее сердце. Этот грех, который она пыталась скрыть, мог странным образом быть также и ее собственным. Иначе почему бы она так отчаянно скрывала его от Хэла, как и ото всех остальных?
Но для подобных мыслей не было времени. Ей на помощь пришла ее железная воля. Она будет бороться и победит, если только такая победа в человеческих силах. С помощью Рона она спасет Хэла от анонимной угрозы его кампании. Она будет следить за ним на остальных праймериз. Он выиграет предвыборную кампанию. В ноябре он будет избран президентом.
Попав в Белый дом, Хэл изменит ход истории и остановит болезненное сползание к хаосу и неразберихе, которая началась вслед за смертью Кеннеди и набирала силу с каждым днем. Он избавит Америку от страшной навязчивой идеи конфронтировать с международным мнением. Он остановит гонку вооружений с Советским Союзом, что пытался, но не смог сделать Кеннеди. Он покончит с маниакальной авантюрой во Вьетнаме до того, как она обернется такой же трагедией, как корейская, или еще хуже.
На следующее утро Рон Лукас сидел с Тесс в ее номере отеля. Туманы по всему Мидвесту вынудили его отказаться от полета вчера вечером, и он смог прилететь только сегодня после рассвета.
Ночью Тесс не сомкнула глаз. А в семь утра ей вручили телеграмму:
«ШЕСТЬ ДНЕЙ» Она отменила свою речь в Кливлендской Коммерческой Палате, чтобы встретиться с Роном. Она следила за его лицом, пока он рассматривал фото и письменное предупреждение. Затем вручила ему телеграмму.
– Пришла пару часов назад, – проговорила она.
Рон посмотрел на нее и кивнул. Снова взял фотографии.
– Что ты о них думаешь? – спросил он. – Полагаешь, они настоящие?
Тесс кивнула:
– Я думаю – это его ребенок, – заявила она. – Возможно, я ошибаюсь, но не думаю, что у нас есть шанс.
– Ты знаешь, кто этот мальчик? – спросил Рон. Она покачала головой:
– У меня нет ключа.
Он взял телеграмму и ультиматум.
– Кто это прислал?
– Понятия не имею. Рон смотрел задумчиво.
– Срок – неделя, – проговорил он. – Мне это не нравится.
Тесс кивнула. Ей не надо было говорить ему, как она напугана.
– А утечка в прессе, – проговорил он. – Я полагаю, они связаны?
Тесс пожала плечами.
– Должно быть. Есть предел совпадениям.
– Ты говорила с мужем? – спросил он. – Что ему известно?
– Он ничего не знает, – ответила она. – Знаю только я. Молчание. Тесс думала о том, выдают ли глаза ее ужас.
– Что нам делать? – спросила она.
Рон посмотрел на разбросанные на кровати документы.
– Первое, что нам надо сделать, – выяснить, откуда все это пришло. Это, может быть, не так трудно, как кажется. Я влез бы в другие кампании, если нужно, но сроки осложняют все.
Тесс кивнула.
– Ты это сделаешь, – проговорила она.
– Другая проблема более серьезна, – заявил он, поднимая одну из фотографий. – У нас нет больше никакой информации. Никакой идентификации. Только эти картинки. Я не могу просто провернуть этого мальчишку через картотеки ФБР. Да там и нет его лица в любом случае. Он слишком мал, чтобы оставить в мире следы, кроме свидетельства о рождении. Очень плохо, что они не были столь любезны и не приложили его к фотографиям в пакете.
Тесс сжала заледеневшие пальцы.
– Что ты будешь делать?
– Искать мать, – ответил он. – Если люди, которые стоят за этим, подкупили ее, это одно. Если же она об этом не знает, это другое.
Тесс могла только кивнуть. Как всегда, Рон сразу схватил суть дела. Он не приуменьшал опасность, не рвался атаковать с места в карьер.
– Мне надо сделать несколько звонков, прежде чем я уеду. – Затем буду связываться с тобой из Нью-Йорка. Держи меня в курсе. Я буду звонить каждые два часа. Ты собираешься продолжать участвовать в кампании?
– Если только не буду тебе нужна.
– Хорошо, посмотрим, – проговорил он. Он поднял фотографии.
– Мне нужны копии.
Тесс кивнула. Она была рада, что он забрал их. Она больше не могла их видеть.
Он встал, чтобы уйти. Немногословный, он не хотел больше ничего обсуждать.
Остановившись у двери, обернулся к Тесс:
– И еще одно. Твой муж знает об этом мальчике? Он поднял одну из фотографий.
Тесс хотела покачать головой. Но Рон ускользнул от нее за темной вуалью, которая упала с потолка и закрыла все туманом. Она попыталась говорить, но слова звучали как эхо откуда-то из-под земли, которая уже разверзлась, чтобы поглотить ее.
Рон на миг опоздал перехватить ее взгляд. Прежде чем он успел ее поймать, она упала на пол в обмороке.
* * *
Часом позже Рон был на обратном пути в Нью-Йорк, а Тесс, стоя, наносила перед зеркалом в своем номере косметику на изможденное лицо, собираясь на вечернее выступление перед Лигой женщин-избирательниц.Теперь, когда она знала, что Рон делает все, чтобы помочь ей, она чувствовала небольшое облегчение. Но слишком очевидна была трудность его задачи. Оставалось меньше шести дней, чтобы найти врага и разоружить его. Это будет нелегко.
А если их усилия не принесут успеха…
У Тесс впереди было шестнадцать часов, и она не могла не представлять себе последующие события. Сама мысль была слишком ужасающа, чтобы на ней задерживаться.
Если ей удастся похоронить эту тайну навсегда, все может быть спасено: кампания, выборы и ее брак с Хэлом. Когда она попадет в Белый дом, у нее будет власть, о которой она мечтала все эти годы, и она использует ее, чтобы сделать Хэла счастливым человеком и великим президентом.
Все можно спасти, если она не позволит миру узнать правду.
Но более других угнетала ее мысль о том, что она должна удержать в неведении также и Хэла.
Она была совершенно уверена, что он не знал о существовании своего сына. Если бы все было иначе, он несомненно навестил бы мальчика за эти годы, посылал бы ему подарки, звонил бы. Его гордость и отцовская любовь заставляли бы его это делать. А Тесс, от пристального внимания которой не ускользало ни одно его движение, несомненно обнаружила бы все.
Итак, Хэл не знает ничего. Но через шесть дней, если она этого не предотвратит, ему все станет известно.
Этого она не может допустить. Страшно подумать, что сделает такое известие с ним и их браком.
Тесс пугал не позор Хэла из-за того, что он завел ребенка в случайной связи на стороне, она боялась его любви к этому ребенку.
И, вероятно, к его матери.
Теперь ужасные слова Сибил всплыли, чтобы преследовать Тесс с силой, которой они никогда прежде не обладали. За исключением одной.
Жестокая, почти мистическая интуиция подсказывала ей, что мальчик – дитя любви. Хэл не мог зачать его с первой попавшейся женщиной. Ребенок на фотографии был рожден не бездумным мужчиной, сеющим дикие овсы.
Нет, мальчик пришел от таинственной женщины, чья власть над сердцем Хэла была проклятьем для Тесс, ее затаенной болью последних лет. И если Хэл узнает об этом мальчике в буре скандала, который одним махом разрушит его политическую карьеру, он узнает и о его матери тоже.
Тогда конец всему. Тогда ему нечего будет терять: ни репутации, которой надо дорожить, ни карьеры, к которой стремился, – тогда Хэл полетит в объятия любимой женщины, женщины, подарившей ему сына, и не оглянется на отважно и без особого желания прожитую жизнь.
Кошмарные фантазии не давали Тесс сомкнуть глаз с того момента, как она увидела фотографии. Она должна была предотвратить катастрофу любой ценой. Она не просто спасала битву одного человека за должность, она сражалась за то, чтобы остаться его женой.
Тесс в последний раз коснулась гримом своих бледных щек. К удивлению, она увидела в зеркале миловидную собранную женщину, готовящуюся произнести речь в Лиге женщин-избирательниц и с легким сердцем опровергнуть слухи о кампании ее мужа.
Всю жизнь она была мастерицей скрывать правду. Сегодня и в грядущие дни ее способность к уверткам и уловкам, которым она отдала всю жизнь, подвергалась проверке, как никогда прежде.
Каждый поворот судьбы как будто таил в себе насмешку. Упрямая и самоуверенная Тесс не признавалась себе в этом, но каждый раз как будто нож вонзался в ее сердце. Этот грех, который она пыталась скрыть, мог странным образом быть также и ее собственным. Иначе почему бы она так отчаянно скрывала его от Хэла, как и ото всех остальных?
Но для подобных мыслей не было времени. Ей на помощь пришла ее железная воля. Она будет бороться и победит, если только такая победа в человеческих силах. С помощью Рона она спасет Хэла от анонимной угрозы его кампании. Она будет следить за ним на остальных праймериз. Он выиграет предвыборную кампанию. В ноябре он будет избран президентом.
Попав в Белый дом, Хэл изменит ход истории и остановит болезненное сползание к хаосу и неразберихе, которая началась вслед за смертью Кеннеди и набирала силу с каждым днем. Он избавит Америку от страшной навязчивой идеи конфронтировать с международным мнением. Он остановит гонку вооружений с Советским Союзом, что пытался, но не смог сделать Кеннеди. Он покончит с маниакальной авантюрой во Вьетнаме до того, как она обернется такой же трагедией, как корейская, или еще хуже.