С момента первого прозвучавшего выстрела с нашей стороны набралось уже трое серьезно раненных и четверо убитых при взрыве наблюдательных вышек бойцов. Но, к сожалению, это был не окончательный расклад. От гаража я бегом бросился в сторону ангара с вертолетом и увидел еще одну смерть. Она настигла одного из парней, занимающих оборону у КПП, возле выбитых ворот и пылающего черным дымом «Урала».
   Глядя на истерзанного пулями молодого бойца, я почувствовал, как где-то внутри моей души закипает отчаянная злость. И в такой момент, когда здесь гибли ребята, я должен был садиться в вертолет и спасать какую-то чертову дискету?!!
   Я стоял на коленях возле лежащего на земле парня и от бессилия едва не выл.
   Денис Волошин последний раз посмотрел своими светло-карими глазами на нависшие над «Золотым ручьем» облака, на его изможденном болью и отчаянием лице чуть заметно дернулись мускулы, зрачки повернулись в мою сторону, с каким-то умоляющим выражением впились мне в глаза, а потом медленно и спокойно закатились.
   И именно в этот момент у меня на поясе затрезвонил сотовый телефон. Не веря своим ушам, я резко схватил трубку и включил линию связи.
   – Алло, кто это?!
   – Командир? – услышал я незнакомый голос. – Ты еще не надумал сдаться?.. Очень зря.
   Потому что единственный для тебя и твоих собак шанс вообще остаться живыми, это послушать моего совета… До сих пор были шутки, но терпение мое лопнуло!!! – По уху резанул яростный крик. – Через две минуты я даю команду «бэтээрам», и тогда вам конец! Ты меня хорошо понял, орел выщипанный?! Две минуты. Потом – все!!!
   Падла…
   В трубке что-то щелкнуло, и связь пропала. В какой-то момент я уже понадеялся на чудо, пробежал пальцами по кнопкам, набирая номер Глав ного управления КГБ, но вместо щелчка соединения снова услышал режущие слух помехи.
   «Капкан» снова работал. Единственное, что я мог сделать в ответ, это грязно и отчаянно выматериться, снова пристегивая телефон к поясному ремню. Эта мразь смогла не только лишить нас всей связи, но и засунуть в нее свое поганое жало!
   Рядом со мной прямо из воздуха вдруг материализовалась крепкая фигура Крамского. В руке генерала я заметил портативный компьютер «ноутбук», своим внешним видом очень напоминающий обычный «дипломат». Безразличным взглядом он посмотрел сначала на меня, затем на мертвого Волошина, потом снова на меня и наконец заговорил.
   – Идемте, майор, у нас очень мало времени, Вы подготовили вертолет? – Генерал перевел тяжелое дыхание.
   Я отрицательно покачал головой и покосился на заляпанную вязкой кровью трубку «мобильника». Крамской заметил.
   – Звонили? Кто?!
   – Кто-то.
   – И…
   – Предлагает прекратить сопротивление и сдаться, – я презрительно сплюнул. Каменное лицо Крамского налилось кровью, губы задрожали.
   – Суки гребаные!!! – взорвался он, выставив вперед большой, крепко сжатый кукиш. – Вот Что им нужно! – Генерал приподнял и тряхнул чемоданчиком. – Нечего здесь дурня валять, быстрее к вертолету, – и Крамской, мертвой хваткой вцепившись в рукав, буквально потащил меня в сторону находящегося в двухстах метрах от нас ангара.
   При помощи электронного ключа я открыл автоматические двери, прошел к «вертушке», стянул с нее невесомый оранжевый тент и залез в кабину. Рядом запрыгнул Крамской. Я быстро осмотрел панель приборов, включил все необходимые для работы системы, запустил двигатель.
   Широкие лопасти главного винта дернулись, качнулись и начали раскручиваться, быстро набирая обороты. Спустя двадцать пять секунд они вошли в необходимый для взлета режим.
   – Готовы? – спросил я у чекиста, внимательно наблюдавшего за моими уверенными действиями и прижимающего к груди хрупкий пластиковый чемоданчик.
   – Быстрее, майор, – нетерпеливо бросил Крамской и зачем-то огляделся по сторонам, будто хотел убедиться в отсутствии в чреве четырехместного «Робинсона» посторонних.
   С пульта дистанционного управления я включил раздвижной механизм крыши ангара, и она с легким гудением разошлась в разные стороны.
   Шасси вертолета оторвались от гладкого пола, и «вертушка», легонько качнувшись, поднялась вверх. Мы зависли над крышей, я включил форсаж, развернул вертолет на север и увеличил обороты до максимума.
   Если «Робинсон» был бы машиной, то на уходящей под колесами дорожной ленте он непременно оставил бы черные следы от прокрутов…
   Твари, занявшие позиции вокруг периметра, явно не ожидали такого поворота событий. На минуту оторопев, они принялись отчаянно палить вслед уходящему вдаль вертолету. Я дергал штурвал то в одну, то другую сторону, уходя от прицельного огня и ввергая в совершенно дикий мат сидящего рядом генерала, который, казалось, вообще был удивлен тем, что в сторону «Робинсона» летели пули… Он скакал на мягком сиденье, как мячик, болтался то вправо, то влево и постоянно цеплялся за все, что подвернется под руку. Расстояние между «стрекозой» и засевшими в лесу «камуфляжными» стремительно увеличивалось. Краем глаза я успел заметить, как выехали из-за елей два зеленых БТРа и остановились метрах в пятидесяти от главных ворот.
   Когда я уже посчитал, что «Робинсон» ушел на достаточное расстояние и можно не опасаться летящих вдогонку пуль, два маленьких металлических конуса прошили вертолет с правой стороны. Один попал в топливный бак и двигатель, вызвав серьезные сбои в работе и стремительную утечку горючего, а второй – точно в спину расположенного рядом со мной сиденья. Пуля прошла насквозь, оторвала генералу кусок ребра, край пластиковой обшивки «ноутбука» и вышла через лобовое стекло обратно на свежий воздух, обрызгав алой горячей кровью всю правую сторону салона.
   Крамской так и умер, не успев ничего понять, с широко открытым ртом и выпученными, как у рыбы, глазами. Остывающие руки крепко прижимали к телу перепачканный чемоданчик.
   «Вертушка», захромав на одну ногу, стала болтаться в воздухе, как утлая лодочка, подвернувшаяся под цунами. Мое чуткое обоняние уловило запах топлива и дыма, и это было совсем не смешно. Как ни странно, но смерть Крамского не произвела на меня должного впечатления. Наверное, еще и потому, что моей собственной жизни в данной ситуации была грош цена. Внизу – сплошная стена из сосен, ни одной пригодной для посадки поляны, да и о какой посадке может идти речь, если штурвал в моих руках уже почти не слушается, а горючего в баках осталось не больше, чем в пипетке…
   Но, как известно, надежда в наших душах умирает последней. А уж тем более в душе такого отчаянного сорокалетнего парня, как я. Мы с моей шкурой в ситуации еще и похлеще попадали, всякое бывало. Застрявцпге в мускулах пули, сломанные кости, отбитые внутренности и содранная полосками кожа – все это настоящая ерунда, в большинстве случаев ничего общего не имеющая со смертью. Самое страшное – ее ожидание.
   Ничто так не утомляет, как задержка поезда, особенно когда лежишь на рельсах. Прямо как сейчас, когда, как сраный веник, болтаюсь в воздухе на однокрылой и одноногой «стрекозе»!
   Собрав в узел все свои мысли, я пару секунд активно поработал серым веществом и пришел к однозначному решению – нужно садиться (хотя правильней было бы сказать – броситься) на «мягкие» кроны высоких сосен и елей. Расстояние до них резко сокращалось, а я отчаянно пытался удержать пикирующую «вертушку» в вертикальном положении. Согласитесь, падать вверх головой гораздо спокойней, чем наоборот.
   Можно сказать, что мне повезло. Мы со «стрекозой» не напоролись с размаху на ствол самой крепкой сосны, а провалились между двумя растущими в десяти метрах друг от друга лесными красавицами. Хотя их ветки и сучки на поверку оказались куда менее гостеприимными, чем я предполагал, еще барахтаясь в небесной вышине.
   Хруст ломающегося стекла, ужасная вибрация и сотрясение от рубящих все вокруг лопастей главного винта, плюс к этому – падение спиной вниз, сделали свое дело. Сильно влепившись затылком в сиденье, а затем ударившись левым виском о стойку, я болезненно отключился.
   Во время короткого забытья мне померещилось, будто внезапно оживший генерал КГБ, вытирая с губ кровавую пену, лезет ко мне своими переломанными, скрюченными и посиневшими пальцами, пытаясь схватить за горло и вырвать кадык. Я защищаюсь, пытаюсь отстранить от себя назойливого зомби, а когда убеждаюсь в бессмысленности стараний, в полную силу запускаю ему «розетку» из двух растопыренных пальцев прямо в глаза, выдавливая зрачки и добираясь подушечками до трепыхающихся и студенистых мозговых клеток… Слава Богу, я очень скоро очнулся и с первыми проблесками сознания хотел уже было обрадоваться окончанию кошмара, но, как оказалось, слишком поторопился.
   Вертолет завис, запутавшись в мохнатых переломанных ветках, метрах в шести над землей.
   Внизу лежало трухлявое поваленное дерево, так что прыгнуть и умудриться не сломать при этом обе ноги было под силу только гимнасту-профессионалу. Я лежал на левом боку, сверху на меня навалилось бездыханное тело Крамского со все еще крепко прижатым к груди «ноутбуком». Дверца с моей стороны была широко открыта, и очень удивительно, что я не вывалился и не свернул себе шею во время падения вертолета.
   Список ближайших задач представлялся мне вполне ясно. Для начала нужно благополучно достигнуть земли и не переломать все кости. Затем как можно быстрее убираться отсюда, так как псы в камуфляже уже натянули поводки и готовы в любую секунду плюнуть в меня кусочком свинца.
   Сделать задуманное оказалось гораздо сложнее. Едва я только освободился от тяжеленного трупа генерала, обмотав его болтающимся рядом со мной пристяжным ремнем, и, отодвинув кудато за простреленное сиденье, попробовал вытащить из его крепко сжатых кистей ручку портативного компьютера, как неожиданно что-то треснуло в метре от меня – там, где находился двигатель, – и вспыхнул огонь. Я дернулся от неожиданности, и тело Крамского обрушилось на меня сверху.
   Полет не занял много времени Сначала, рядом со стволом поваленного дерева, упал на бок я.
   Затем мне на голову свалился чемоданчик После я уже ничего не запоминал. Кроме того, что поднялся на четвереньки, схватил «ноутбук», отполз в сторону и снова провалился в бездонный колодец…
   Очнулся я от тошнотворного запаха горящего человеческого тела. В метре от меня пылал упавший сверху вертолет, который подмял под себя останки генерала КГБ Крамского и теперь с удовольствием изжаривал их на огне Каким-то чудом лопасти винта не сломали мне позвоночник.
   Я приподнялся, мутными глазами оценил окружающую меня обстановку и пришед к утешительному выводу, что майору Боброву в очередной раз повезло. За прошедшие пятнадцать минут я мог умереть по меньшей мере трижды. Но, видимо, или срок мой еще не настал, или смерть-старуха просто-напросто промахнулась на полметра и утащила с собой под землю верного цепного «добермана» могущественной секретной службы. Ну что же, я не против.
   Портативный компьютер, как я и ожидал, оказался испорчен. Зато дискета – в полном порядке. Когда я держал ее в руках, то внезапно ощутил некое подобие «кондрашки» в коленных суставах.
   В этой упакованной в несгораемый плоский контейнер и надежно защищенной от деформации пластине хранилась чрезвычайно ценная информация. Ради нее многие пошли бы на все. Что, впрочем, уже с успехом и осуществлялось. Пока со мной дискета, я могу не переживать за свою жизнь – с одной стороны, и опасаться за нее – с другой. Парадокс. Никто не станет убивать меня (по крайней мере – специально), пока не узнает, где дискета. А как узнает – сразу в расход. Для определенных кругов уже перестал существовать майор Валерий Николаевич Бобров. Есть только гипотетический носитель информации. Со всеми вытекающими из этого для него последствиями.
   Вот такое радужное теперь у меня будущее!
   Мне понадобилось около двух-трех минут, чтобы плавающая перед глазами картинка болееменее сфокусировалась. Я, пошатываясь и опираясь рукой о ствол сосны, поднялся и, насколько был способен, быстро направился на юго-восток.
   По моим подсчетам, понадобится не менее пяти часов активных шевелений «поршнями», чтобы добраться до болыпойлороги. Там я сяду на какое-нибудь подходящее транспортное средство и попытаюсь как можно быстрее оказаться в Москве. В такой одежде, как черный спецкостюм, изорванный и измазанный кровью, далеко не уйдешь. К тому же – нет денег. И нет связи с «Золотым ручьем». От некогда верой и правдой послужившего мне сотового телефона остались только воспоминания и несколько тщедушных кусочков.
   Пока я, продираясь сквозь ветки, быстрым шагом направлялся в сторону шоссе, голова моя работала в режиме «супертурбо». Мне было над чем поразмыслить. Первым в длинной череде вопросов был риторический – что делать? О том, что дискета у меня, рано или поздно обязательно узнают в КГБ. Не исключена вероятность, что о том же пронюхают «камуфляжные». Они предприняли попытку захвата объекта с одной целью – завладеть программой кодировки. А внезапно ускользнувший, пусть и не далеко, вертолет недвусмысленно свидетельствует о предпринятой попытке спасти дискету. Следовательно, по моему следу уже стремительно несется стая голодных собак. Несложно представить, что меня ждет, попади я им в руки. Даже помолиться не успею.
   Если же найти возможность разыскать компетентных людей в спецслужбах и вернуть им утраченный алмаз «Око света», то они, едва завладев дискетой, не колеблясь, поставят меня к ближайшей стенке, дабы ликвидировать лишний источник возможной утечки информации. По воле случая я стал обладателем не предназначенного для посторонних секрета, а это равносильно смертному приговору…
   Нет, такой расклад никак не подходит. Я, хоть и выбрал профессию военного, как любой нормальный человек не отказался бы пожить на этом свете еще три-четыре десятка лет. Пиво, женщины и все такое… Я не собираюсь умирать.
   Ко всему прочему добавлялся еще один, чрезвычайно существенный факт. Календарь бесстрастно констатировал, что сегодня – девятнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года. В стране творилось что-то непонятное Я уже знал, что во все более-менее крупные города были введены войска. Нетрудно себе представить, что сейчас творилось во властных структурах, и тем более в КГБ. Напавшие на секретный объект, безусловно, владели оперативной информацией на самом высоком уровне. И они знати, что сегодня им никто не помешает осуществить задуманное.
   К тому же, без всякого сомнения, они уже стремительно шли по моему следу.
   В таком случае остается только один выход – уйти до поры до времени «на дно» и там, окопавшись со всех сторон, ждать удобного момента для окончательного принятия решения. Ближайшие же задачи представлялись более-менее ясно.
   Во-первых, нужно добраться до Москвы.
   Во-вторых, узнать, как дела в «Золотом ручье». Это – особенно важно!
   В-третьих, как можно быстрее уезжать из региона, а еще лучше – из России. Я даже знаю, куда именно.
* * *
   Спустя три часа я вышел на трассу, тормознул рефрижератор с молдавским номером и без особых проблем добрался до Москвы. Правда, поволноваться все-таки пришлось, когда на въезде в город я увидел стройные ряды бронетехники и людей в военной форме. Молчаливый водила «КамАЗа» с «буденновскими» усами почти сразу заметил мое напряжение, спокойно порылся под своим сиденьем и положил мне на колени видавшую виды джинсовую куртку с бессчетным количеством заплат.
   – Накинь, – он еще раз остановил взгляд на исцарапанных и кое-где испачканных кровью мускулах странного попутчика, втиснутых в черную футболку с короткими рукавами (форменную куртку с майорскими погонами я снял загодя, в лесу), и вздохнул: – Мало ли что…
   «Дальнобойщик» остановил рефрижератор на первом же городском перекрестке.
   – Приехали, братишка. Мне сейчас в одно место заехать надо, одному. Сам понимаешь… – будто извиняясь, сказал «Буденный». – Бывай.
   Я спрыгнул на асфальт, начал снимать джинсовку, но не успел. «КамАЗ» заревел, дернулся и, выпустив густой черный дым из расположенной над кабиной высокой выхлопной трубы, рванул вперед.
   До дома я решил идти пешком. По дороге внимательно вслушивался в обрывки разговоров прохожих и вглядывался в лица сидящих на «бэтээрах» и танках солдат. Почти на каждом большом перекрестке была военная техника. Я с удивлением и какой-то внутренней радостью замечал редкие улыбки на лицах молодых ребят в форме, которых, помимо их воли, заставили стать устрашающим монстром для простых мирных граждан.
   В стволах пулеметов и орудий я то и дело замечал целые букеты цветов. Невиданное зрелище! Последний раз такая картина была перед моими глазами на экране телевизора в последний день вывода советских войск из Афганистана. Тогда мы, те, кто там когда-то был, не чувствовали себя победителями. Это была бесславная война, которая так же бесславно и завершилась, не принеся ничего, кроме слез и ноющего сожаления о безмозглой тупости отдавших некогда роковой приказ «отцов народа».
   Подойдя к своей пятиэтажке, куда обычно меня привозила и отвозила обратно на службу светло-коричневая «Латвия», я огляделся. Ничего подозрительного. Тихо, стараясь не производить лишнего шума, я поднялся по лестнице на четвертый этаж и позвонил в соседнюю с моей дверь.
   Из глубины квартиры мягко прошлепали детские шаги. Сережа, сын Павла Дмитриевича, был дома.
   – Здрасьте, дядя Валера! – выпалил мальчик. – Папы нет, но он скоро будет. Вам дать ключ?
   Уезжая на службу, я всегда оставлял ключи соседям, так как с самого детства имел отвратительную привычку везде оставлять зонтики, перчатки и ключи. Победить этот «порок» не удалось, и приходилось перестраховываться простейшими методами. Второй ключ от квартиры был у моей бывшей жены, которая жила сейчас с новым мужем в другом конце города.
   – Да, дай, пожалуйста, – кивнул я в ответ.
   Через минуту майор Бобров был уже внутри своей квартиры. Не мешкая ни секунды, я переоделся в приличную одежду, собрал самое необходимое в спортивную сумку, положил туда документы и деньги – все, что были, в большой серебряный портсигар спрятал дискету и засунул его между рубашек, повесил сумку на плечо и уже собрался уходить, как неожиданно зазвонил стоящий на журнальном столике телефон.
   Наверное, минуту я стоял и думал – брать трубку или нет? Но любопытство все-таки одержало верх.
   – Алло? – спокойным, как у развалившегося на кресле перед телевизором шахматного болельщика, голосом ответил я.
   – Это ты, командир?! Молодец, хорошо бегаешь… – Я узнал голос человека, с которым уже имел возможность говорить в «Золотом ручье».
   Сейчас он просто шипел от бешенства. Его рваное дыхание больше напоминало свист старых кузнечных мехов. – Если хочешь умереть быстро и безболезненно, возьми дискету и спускайся вниз! Там тебя уже ждут. Боюсь, это все, что я могу для тебя сделать. Ты проиграл свою жизнь вчистую, придурок!
   – Что с «Золотым ручьем»? – Я не смог сдержаться, чтобы не задать этот вопрос. В ответ услышал лишь отчаянный мат и обещание «свернуть мне башку собственными руками»
   – Все, сука, считай – договорился!!! – И в трубке раздались короткие гудки. Я бросился к окну и успел заметить, как из двух припаркованных возле моего подъезда машин выскочили сразу несколько вооруженных людей в штатском.
   Случайные прохожие, моментально почувствовав опасность, в панике бросились в разные стороны.
   Какая-то женщина громко и пронзительно закричала. И тут я вспомнил очень простой трюк, время от времени применяемый квартирными ворами.
   Я быстро покинул квартиру, прихватив с собой сумку, отдал ключ Сережке-соседу, спокойно поднялся по лестнице на последний этаж, слыша гул поднимающегося в шахте лифта и громкий топот ног где-то внизу, там через чердачное помещение перешел из моего первого в четвертый подъезд, спустился на лифте вниз, зашел в подвальную дверь, выходящую не на улицу, а внутрь подъезда, около входной двери, и спустился вниз, в царство толстых, мокрых, крытых колючей стекловатой труб канализации и отопления.
   Дома в моем дворе стояли в форме пятистороннего прямоугольника. Жильцы называли это архитектурное чудо не иначе как «Пентагон».
   И система труб всех жилых домов была соединена. Подвал четвертого подъезда одного дома отделяла от подвала первого подъезда второго дома только выложенная в этом месте стена из белого кирпича Но в самом ее верху, в правом углу под потолком, над тянущимися там трубами канализации была полуметровая пустота. Благодаря такому подарку строителей, поленившихся класть кирпичи, стоя враскоряку и упираясь задницей в потолок, у меня был шанс.
   Спустя каких-то три минуты я уже вышел в совершенно противоположной от своего подъезда стороне «Пентагона». Тут же поймал частного таксиста на раздолбанном «жигуленке» и коротко попросил его «ехать прямо и очень быстро».
   Некто, не учтя хода мысли гениального архитектора, спланировавшего жилмассив в виде гайки, так желающий немедленно заполучить дискету мертвого генерала, остался «при своих». Я же, помня «прокол» в квартире, предпринял все возможные меры предосторожности, три раза пересаживаясь из машины в машину, и быстрым темпом направился в противоположный конец города, увозя с собой в путешествие всю сверхсекретную информацию, за которой в данный момент охотились могущественные силы.
   Тогда я даже не подозревал, что помимо своей воли стал главным действующим персонажем тщательно спланированного и почти увенчавшегося успехом грандиозного спектакля.

2

   Во избежание вполне имеющих возможность случиться «недоразумений» я не поехал на поезде и не полетел на самолете. Честно говоря, мне к тому же не очень хотелось бросать совсем недавно купленную «восьмерку». У меня не было личного гаража, и машина большую часть своей «жизни» проводила под открытием небом на обдуваемой всеми ветрами платной стоянке недалеко от ВДНХ.
   Расплатившись с таксистом, я вышел из потрепанной «Волги» за квартал от места «дислокации» моего четырехколесного коня и, с огромным удовольствием закурив, не спеша пошел в нужном направлении. Мысли, как и следовало ожидать, ни в какую не хотели выстраиваться в логическую цепочку, а беспорядочно метались внутри моей черепной коробки. Я успел ухватить главную – нужно немедленно «рвать когти» из Москвы, но в остальном… Слишком серьезная заварилась похлебка, чтобы о ней не думать. Размышляй, Валерии Николаевич, не ленись! А то не успеешь аукнуть, как уже раз и навсегда позабудешь все прелести жизни. Впереди тебя ждут о-оочень непростые денечки.
   Воспользоваться своим автомобилем мне так и не удалось. Любой автомобилист хорошо знает, что самые неприятные поломки всегда происходят в неподходящий для этого момент. Закон подлости, он же – закон бутерброда, неизменно падающего на землю маслом вниз, в очередной раз получил логическое подтверждение. Да еще какое! Мало того, что двигатель совсем еще новой «восьмерки» наотрез отказывался заводиться, так ведь по непонятной причине вышла из строя и пережгла все предохранители электросистема машины, а вдобавок ко всему еще «село» левое заднее колесо. На мой немой вопрос, заданный одними глазами подошедшему охраннику, он только пожал плечами и недовольно скривил небритую физиономию.
   – Вроде не лазил никто… Я вообще только два часа назад сменился… – Парень с отсутствующим видом медленно обошел вокруг не подающего признаков жизни «чуда» советского автомобилестроения, безразлично осмотрел машину туповатым взглядом и полез в карман джинсовых штанов за очередной порцией семечек.
   – Ладно, придется сегодня на «пешкарусе» передвигаться, – стараясь не проявлять перед охранником внезапно напавший на меня приступ раздражительности, как мог, изобразил на «фейсе» равнодушную улыбку оглушенного пыльным мешком простофили, лениво захлопнул и закрыл на ключ дверцу «восьмерки». – Закурить есть?
   – Да вроде… – снова пожал плечами переросток и, слегка покопавшись в кармане, вытянул оттуда, всю в черной пыли от семечек, пачку дешевых сигарет без фильтра. – Держи, дядя, – он Протянул ее мне.
   – «Ватра»?! – Я недовольно поморщился, как будто увидел прямо перед носом вонючую пупырчатую жабу. – Не, я лучше курить брошу, но такую дрянь в рот не возьму.
   – Как хочешь, – нисколько не обидевшийся парень затолкал мятую желто-рыжую пачку обратно в джинсы и широко открыл свою пасть, демонстрируя недостаток крепкого здорового сна прошедшей ночью.
   – Пока, – я вышел обратно за высокие металлические ворота. Проблема с транспортом снова встала на первое место.
   И тут опять вмешался Его Величество Случай.
   Хотя кто-то сказал, что случайность есть не что иное, как проявление закономерности. Возможно… Практически не найти человека, который в определенные моменты жизни не думает примерно следующее: «Вот не сказал бы я тогда ей… Вот не сел бы тогда к нему в машину.. Вот послушал бы совет друга…» И так – до бесконечности. И все, кого посещают такие, сослагательного наклонения, воспоминания, совершенно правы! Нет ничего более сильного, более весомого, более определяющего всю дальнейшую жизнь, чем случайные события. Примеров тому сотни, тысячи, миллионы. Любой человек, если $ахочет, в своей собственной жизни насчитает много кардинально повлиявших на судьбу «мелочей».